"Тайна оранжевого саквояжа" - читать интересную книгу автора (Дубчак Анна)

Глава 7 СИНЯЯ ДАМА

Олег Царев встретил Соломона крепким рукопожатием.

— А это кто, что-то раньше я этих ребят возле тебя не видел? — он улыбнулся оробевшей Маше и подмигнул Пузырьку. — Садитесь, не стесняйтесь.

— Я сейчас расскажу все в двух словах, но вы прежде должны пообещать, что половину из того, что узнаете, сразу же и забудете.

— Уговор дороже денег? — ухмыльнулся Царев.

Маша обратила внимание на то, что в черных стриженых волосах Олега, как след от широкой кисти, сверкает совершенно белая, седая прядь. «Наверное, ему в жизни досталось», — подумала она.

— Ладно, валяй. Обещаю.

И Соломон рассказал о том, что привело в Саратов его новых друзей.

— Вон оно что! Понятно. Тогда ждите. Сейчас я звонить буду. Задание я дал еще полчаса тому назад, может, уже что-то узнали?..

Он взял телефонную трубку и стал набирать номер. И уже через несколько минут ему сообщили фамилию мужчины, который летел в соседнем кресле с Ларисой Ветровой.

— Ветров Николай Петрович. Ну что, молодые люди, вам эта фамилия о чем-нибудь говорит?

— Выходит, это ее брат или какой другой родственник? — удивилась Маша, которая меньше всего ожидала услышать именно эту фамилию.

— Но почему же брат, а что, если муж? — спросил Царев. — Ваша актриса, возможно, была когда-то замужем, и вот теперь ее муж вернулся и забрал ее с собой. А вы раздули из этого целое дело!

— У Ларисы не было мужа, это я точно знаю. А почему бы вам не узнать адрес этого Ветрова, а мы бы проследили за его квартирой.

— Да без проблем! — и Олег снова взялся за трубку.

Они вышли из кабинета Царева в еще более подавленном состоянии, чем были.

— Не кисните раньше времени. Вот поедем сейчас на улицу Радищева, найдем Ветрова, и вы, увидев его, сразу определите, «Иван» это или нет, — в отличие от Маши с Сергеем и Пузырьком, Соломон находился в прекрасном расположении духа.

И они покатили на улицу Радищева. Но по пути заехали в кафе и выпили по чашке кофе с пирожными. Пузырьку чтобы он не скучал, поджидая их в машине, они купили бутылочку колы и книжку с комиксами.

Николай Петрович Ветров жил в старом, красного кирпича, двухэтажном особняке прямо в центре города. Дом окружал небольшой запущенный сад с вишневыми деревьями. Сергей подошел к деревянному крыльцу, такому ветхому, что он того и гляди развалится, поднялся и позвонил, нажав на черную кнопку рядом с написанной белой краской цифрой «2».

— Сегодня какой день недели? — спросила Маша у Соломона. — Если будний, то Ветров может быть на работе…

Но Соломон не успел ответить, потому что дверь распахнулась, и на пороге появился лысый человек в синих спортивных штанах, которые пузырились на его коленях, и с голым торсом с жидкими седыми волосами на груди. Под левым глазом у него красовался большой синяк.

— Чего надо? — грубо спросил он, оглядывая всю компанию. — Прямо сейчас милицию вызывать или подождать немного, пока вы не Уберетесь?

— Нам нужен Ветров Николай Петрович, — сказала, едва дыша от страха, Маша. — И не кричите на нас…

— Ах, вам, оказывается, тоже нужен Ветров?! — И мужчина с синяком, схватив очевидно заранее приготовленную швабру, вдруг смешно запрыгал по ступенькам вниз. Размахивая длинной шваброй, он кинулся прямо на ребят. — Это я Ветров Николай Петрович! Я — Ветров! Чего вам еще нужно? Сначала паспорт выкрали, затем избили, а теперь вам чего от меня нужно, деньги? Бриллианты? Доллары?

Они пришли в себя уже в машине.

— Я поняла, у него кто-то выкрал паспорт, — сказала Маша, — скорее всего это «Иван», чтобы в случае, если в аэропорту или где-нибудь еще, в той же гостинице, к примеру, возникнут какие-то подозрения, он мог выдавать себя за родственника Ларисы. Больше никаких объяснений такому поведению я найти не могу.

— Я тоже так считаю, — сказал Соломон. — Но если так, то Олегу ничего не будет стоить узнать, кто именно у Ветрова-настоящего украл паспорт и кто его избил. Я почему-то теперь уверен, что мы на верном пути.

Маша сказала только что про гостиницу. Мне в голову сейчас пришла гениальная мысль. Зачем, спрашивается, «Ивану» усложнять себе жизнь и выкрадывать паспорт у Ветрова только лишь для того, чтобы совершить пару рейсов на самолете? Я думаю, что паспорт Ветрова ему понадобился именно затем, чтобы им двоим — Ветровым — устроиться в гостинице.

— Если он преступник, то ему незачем селиться в гостинице, — возразил ему на это Соломон. — Преступники чаще всего снимают квартиру где-нибудь на окраине города, где и творят свои делишки… Уж ты мне поверь.

— Но проверить-то можно!

— Конечно, можно.

И Соломон, выйдя из машины, направился к телефонной будке — звонить Цареву. Пока он разговаривал, Сергей с Машей делились впечатлениями о городе.

— У них телефоны-автоматы совершенно не такие, как у нас, в Москве. И жетоны не такие, а карточек и вовсе нет. Людей на улице мало, нет метро. Но зато здесь тише, спокойнее и дышится легче. Это потому, что здесь поблизости Волга?

— Хотел бы я посмотреть на эту Волгу, да только погодка подкачала. Хорошо, что у нас здесь дела, а то бы выбрались просто отдохнуть, позагорать, представляешь, какой облом?! Целый день ехать, и приехать в самую непогоду…

— Пузырек, тебя что-то вообще не слышно, ты что, не выспался? — спросил Никитку Сергей.

— Я живу только, когда солнце, — объяснил свою хандру Пузырек. — А когда идет дождь, то меня клонит в сон и я вообще никакой.

— Тебя даже комиксы не развлекают? — Маша нежно чмокнула брата в макушку. — Бедняжка ты моя…

— Да я сам этих комиксов знаешь, сколько могу нарисовать! — и Никита, раскрыв книжечку, пестреющую смешными рисунками с Микки Маусом и Черепашками Ниндзя, показал им заложенный между страницами листок с обезображенным его вмешательством рисунок мальчика с мячом.

— Ты что сделал? Зачем ты подрисовал этому парню усы и сделал такие огромные уши? Где ты взял ручку.

— В бардачке, а что такого? Подумаешь, какой-то листок… Это мой листок, это я его нашел…

Они не заметили, как к машине подошел Соломон. Открыв дверцу и увидев в руках Никиты листок, он медленно поднял голову и внимательно посмотрел Пузырьку в испуганные глаза:

— Откуда это у тебя? — спросил он строго. — Где ты это взял?

— Он поднял это с пола в Ларисиной квартире, — ответила за брата Маша, не понимая, что могло не понравиться Соломону. Подумаешь, действительно, какой-то рисунок!

Соломон взял рисунок в руки и покачал головой: «Да уж, бывает же такое…»

— Тебе знаком этот рисунок? — спросил Сергей. — Почему он тебя так заинтересовал?

— Да нет, так, показалось просто… — ушел от ответа Соломон и тут же приступил к делу, словно и не было никакого рисунка и его интереса к нему. — Я рассказал Олегу о Ветрове, о том, что у него украли паспорт, и попросил узнать, в какой гостинице они остановились. Но он опередил меня.

— В каком смысле?

— Когда я позвонил, он сказал мне, что Лариса Васильевна Ветрова вот уже сутки как проживает в гостинице «Европа», номер четыреста шесть вместе со своим мужем Ветровым Николаем Петровичем.

— Вот так удача! Так поехали быстрее! Вот это да! Мальчики, чего же мы ждем?!

— Странно, — удивился Соломон, усаживаясь в машину. — Может, вы, ребята, и правда сгустили краски, и никакого похищения не было? Ведь раз Ветров или этот ваш «Иван» живет в гостинице, значит, ему нечего бояться. Ладно, время покажет. Поехали…

Гостиница «Европа» никак не тянула своим внешним видом на именно европейского плана отель. Мрачное старое здание в стиле «ампир» — с ангелочками и виньетками — напоминало замок с привидениями, но никак не современную гостиницу.

«Я бы не хотела жить в таком месте», — подумала Маша, входя вслед за мальчиками в полутемный большой холл «Европы», где пахло мастикой для паркета и пылью.

— Ну что, кто будет общаться с администраторшей? — спросил Соломон, всем своим видом выражая полное презрение к сидящей за стеклянной перегородкой расплывшейся женщине в желтой вязаной кофте.

— Я, — вызвалась Маша. — Я уже как-то представлялась ее дочерью. Может, сработает и на этот раз?

Она уверенной походкой направилась к администраторше и, глядя ей прямо в глаза, спросила:

— Вы не знаете, моя мама уже вернулась с репетиции?

Тетка в желтой кофте оторвала свой взгляд от интересного чтива, разложенного у нее на столе, под самой грудью, и нахмурилась:

— А кто у нас мама? — спросила она настороженно. — Что-то я тебя раньше здесь не видела.

— Моя мама — актриса Лариса Ветрова. Ее пригласили из Москвы, чтобы она приняла участие в спектакле… Я звонила ей в номер, но продюсер ответил, что она на репетиции. Мы приехали с папой, но он отправился по своим делам, а я приехала сюда, к маме…

— А-а… Ветрова! Четыреста шестой «люкс»! — вспомнила администраторша. — Поняла, о ком идет речь. Да-да, они приехали вдвоем, но вот где она сейчас — здесь или в театре, не знаю… Да ты поднимайся и постучись. Если ее в номере нет, то возвращайся, я дам тебе ключ.

— А может, вы сразу дадите мне ключ? — совсем уж расхрабрилась Маша, чувствуя, что удача где-то рядом. — Я так устала, ведь мы с ребятами только что из аэропорта…

Она специально сказала про аэропорт, чтобы у администраторши и тени сомнения не осталось в том, что она видит перед собой вполне состоятельных людей, которые могут себе позволить летать на дорогих самолетах.

— А это, простите, кто, ваши друзья или тоже дети Ветровой?

— Это мои друзья. Они здесь проездом, вернее, пролетом… — густо покраснела Маша, у которой от волнения стали подкашиваться ноги.

— Ну хорошо, вот вам ключ, поднимайтесь на четвертый этаж. Даже если там никого нет, отдохнете, примите душ. Сегодня у нас как раз дали горячую воду. А если захотите покушать, то позвоните мне по телефону «1-11», договорились?

Маша взглянула на женщину с благодарностью: «Вот это да! Так рассиропиться и поверить нам!»

Соломон, наблюдавший всю эту сцену и Цепко схватывающий каждое долетевшее до него слово, уже в лифте не выдержал и сказал:

— Маша, может, ты действительно дочка Ветровой? Ты так себя вела, что даже я почти поверил тебе…

— Спасибо за комплимент, по мне плачут все известные театры мира. «Комеди Франсез», например, — улыбнулась она и показала ему язык.

Они вышли из лифта и, стараясь не шуметь, осторожно двинулись вдоль длинного узкого коридора, утопая подошвами в красной ковровой дорожке.

— Эта гостиница внешне такая страшная, а внутри ничего, даже шикарно… — отметила Маша, остановившись перед дверью с табличкой «406», и постучала.

Все напряглись и затихли. Было слышно только тяжелое дыхание Пузырька, который сопел и пыхтел из-за появившегося внезапно насморка.

Маша, протянув ему свой носовой платок, пригрозила пальцем и еще раз постучала в дверь. И снова тишина, прерываемая теперь звуками высмаркивания.

— Открывай, — шепнул ей Сергей. — Была — не была!

Они ввалились в пустой, чисто прибранный номер, и первое, что им бросилось в глаза — это черный костюм Ларисы. Тот самый костюм, в котором она, по словам Сергея и Никиты, вышла из дома и села в машину к типу. Он висел на плечиках в раскрытом шкафу. Внизу стояла пара черных лаковых туфлей, а возле окна — огромный черный чемодан.

— Ну не голая же она ушла? — у Маши волосы зашевелились на голове от страха. — Сережа, ты что-нибудь понимаешь?

— Она могла переодеться, не паникуй.

— Вот черт! — услышали они возглас Соломона и повернулись в его сторону.

Он сидел в кресле и листал альбом с рисунками.

— Ты что, любишь рисовать? Почему тебя так интересуют эти рисунки? — спросила Маша Соломона. — Сережа, обрати внимание, по-моему, это тот самый альбом, из которого выпал листок с рисунком мальчика с мячом…

Но Соломон и на этот раз ничего определенного не ответил. Буркнул что-то вроде: «Это еще откуда здесь?» И все.

Маша сама взяла альбом е руки и прочла на суперобложке: «Илья Галицкий. Художник и время». Листая его, она обратила внимание на то, что этот самый художник Галицкий предпочитал рисовать маленьких мальчиков. Ей в голову полезли самые нехорошие мысли, но она отогнала их прочь. Мало ли художников, которые рисовали детей? Когда же, листая, она раскрыла первые две страницы с фотографией художника, ей на мгновение показалось, что она уже где-то видела это лицо…

— Так где же Лариса? — спросил Пузырек, уже успевший обследовать все три комнаты и даже заглянуть в ванную.

— Может, это покажется вам преступлением, но я предлагаю открыть чемодан и заглянуть в него. Возможно, это поможет нам понять, что здесь вообще происходит… — сказал Сергей.

— Да что там может быть, кроме вещей и обуви, — пожала плечами Маша, в душе противясь такому предложению Горностаева. Она вдруг представила себе, что они открывают чемодан, и в это время распахивается дверь и входит Лариса. Что они скажут ей, когда она увидит, что они роются в ее белье?

— Не знаю, может, ты и права…

И в это время все замолчали, потому что за дверью послышались шаги.

— Это они! — шепнул Никита и полез под стол. — Атас!

— Мне страшно… — Маша непроизвольно прижалась к стоящему рядом Сергею и крепко схватила его за руку. — Остановились…

— Не бойтесь, ведь если это ваша Лариса, то ничего страшного не случится, а если войдет кто-то другой, фальшивый Ветров, к примеру, — сказал Соломон, — то он же один, а нас много. Я еще и не из таких переплетов выходил сухим… К тому же, по-моему, там всего один человек.

В дверь постучали.

— Я открою. Это не Ветров, он не стал бы стучать, потому что у него есть ключ. Это же он снял номер…

Маша уверенно подошла к двери, и Сергей отметил, что она все-таки храбрая девчонка.

Вместо того, чтобы спросить положенное «кто там?», Маша распахнула дверь и сказала: «Проходите, пожалуйста».

Причем сказала таким тоном, словно человека, которого сейчас могла видеть лишь она одна, здесь ждали.

Маша отошла чуть в сторону, впуская немолодую уже высокую женщину с черными короткими волосами и в синем плаще. В руках у нее дымилась сигарета.

— Ефим Борисович что-нибудь сказал вам о моем приходе? — полюбопытствовала дама, без приглашения усаживаясь в кресло и пока что видя перед собой только одну Машу, поскольку вся остальная троица спряталась в соседней комнате.

— Да, сказал. Я ждала вас.

Маша разглядывала Синюю Даму. У нее было слишком белое и некрасивое лицо с ярко-малиновыми губами. Пепел она, как это ни странно, стряхивала прямо на ковер. «Интересно, где воспитывают таких мымр?» — подумала Маша, чувствуя, что «птичка» попалась в клетку.

— Ефим Борисович сказал, чтобы вы, как только придете, начали считать до десяти, — сказала Маша на удивление гостье и, подбежав к двери, заперла ее на ключ, который тут же сунула в дверную щель комнаты, в которой прятались мальчишки. Все произошло так быстро, что ни Сергей, наблюдавший за Машей, ни Соломон, не успели схватить ключ, и он со звоном упал на пол.

— Девочка, ты что, спятила? — Синяя Дама встала и оглянулась. — Что здесь вообще происходит? Зачем это мне нужно считать до десяти?

— Потому что за это время сюда успеет прийти лейтенант милиции Царев, который занимается вашим делом. Или вы признаетесь в том, что имеете отношение к похищению моей мамы, Ларисы Ветровой, или вас сейчас же арестуют!

— Ах ты, маленькая дрянь! — и Синяя Дама бросилась на Машу, собираясь ее ударить.

— Вот уж не ожидал вас здесь встретить, Альбина Георгиевна, — из спальни вышел Соломон, при виде которого Альбина Георгиевна побледнела, как бумага, и схватилась за сердце.

— Ах вот ты где, дорогой, а я все думаю, что это за игры такие устроил Ефим… И давно ты здесь? Вы с ним заодно?

— Я не знаю, о чем и о ком вы говорите, но сейчас, по-моему, самое время вам вернуть мне то, что вы присвоили себе, пользуясь своей властью…

Неожиданно появившиеся в комнате Сергей Горностаев и Никита были совершенно сбиты с толку. Они с любопытством смотрели на Соломона, который буквально на их глазах превращался из доброго, симпатичного мальчишки в жесткого, способного на любой поступок, детдомовца. Боль, гнев, отчаяние и возмущение горели в его взгляде. Видно было, что он испытывал к стоящей перед ним женщине самые отрицательные чувства. Больше того, чувствовалось, что он ненавидит ее. И как бы в доказательство этому Соломон, приглашая всех присутствующих в свидетели, сначала представил им Синюю Даму:

— Знакомьтесь, это Альбина Георгиевна, та самая воспитательница, о которой я вам рассказывал. Она украла у меня золотой медальон, который я ношу с самого рождения и по которому меня, быть может, ищет моя мать. И пусть даже мне все равно, найдет она меня или нет, но этот медальон мой, и она должна мне его вернуть. Вы же знаете, Альбина Георгиевна, в каком обществе я сейчас вращаюсь и какие у меня появились связи… Не гневите Бога и верните мне медальон… Сам Бог послал вас сюда…

Маша, слушая эту вдохновенную речь Соломона, в который уже раз отметила про себя, как интеллектуально развит этот «бомж», раз умеет так строить фразы и так стильно выражаться, словно его и на самом деле воспитывали в богатом доме бонны и гувернеры.

— Вы его не слушайте, — воскликнула, краснея от волнения, Альбина, — все детдомовские или интернатские такие. У них никого нет, ни матери, ни отца, так они выдумывают себе их. И сочиняют про какие-то золотые медальоны, про какое-то богатство, о котором мечтают. Это же ущербные дети, с подорванной психикой, они очень опасны… Вот ты, девочка, ты только посмотри на него, это же урод, совершенный урод. Его мать оставила на вокзале, а добрые люди привели в детдом. Разве от нормального и здорового ребенка матери отказываются? Да даже если бы она и была жива и вообще существовала, разве не стала бы его искать?

По щекам Соломона текли слезы. Но слезы не жалости к самому себе, а скорее слезы бессилия перед этой взрослой, потерявшей всякую совесть, женщиной. Конечно, будь на ее месте мужчина, Соломон бы превратил его в фарш. Так, во всяком случае, показалось Сергею Горностаеву.

— Вы не ответили на мой вопрос, — повторила Маша довольно громко, чувствуя поддержку со стороны своих друзей и нисколько не боясь Альбину. — Какое отношение вы имеете к Ларисе Ветровой? Ведь вы же пришли сюда не случайно!

— Зачем я сюда пришла — это мое личное дело, и я ни перед кем не собираюсь отчитываться. А вот JCTO вы такие и что делаете в чужом номере? Я понимаю еще, что здесь находится этот… ненормальный, — она мотнула головой в сторону Соломона. — Но вы-то кто такие?

— Вчера тот человек, которого вы называете Ефимом, насильно увез из Москвы мою маму, Ларису Ветрову, — с трудом подавляя в себе раздражение, повторила Маша, — мы устроили здесь засаду, но мамы здесь не оказалось. Сейчас ее разыскивает милиция, весь город поднят на уши, а вы делаете вид, что ничего не знаете?!

— Значит так, детки, черт бы вас побрал, или вы немедленно отдаете мне ключи от этой двери, и мы делаем вид, что друг друга не видели и не знаем, или же я вынуждена буду тотчас позвонить в ту самую милицию и сдать им этого субчика…

Понятное дело, что речь снова шла о Соломоне.

— Ведь он же сбежал из интерната, его ищут, это преступник, самый настоящий преступник. И если вас, детки золотые, увидят в его обществе, вы пойдете на нары вместе с ним, и даже ты, девочка…

Вы можете идти, — вдруг сказал Соломон, подходя к двери и открывая ее ключом, который к тому времени уже был у него. — Вы довольно известная фигура в городе и навряд ли вам удастся скрыться. Но я вас еще найду…

И тут произошло еще что-то такое, о чем Маша еще долго будет вспоминать. Соломон, прежде чем выпустить эту бледную Синюю Даму по имени Альбина Георгиевна, вдруг протянул руку к ее груди и рванул на себя. Одно мгновение — и черный шелковый шнурок был сорван. В Соломоновой ладони сверкнул медальон.

— Ах ты… — воспитательница интерната выругалась по-матросски грубо и непристойно, после чего, бросив через плечо: «Ты еще заплатишь мне за это…», бросилась бежать по коридору. Еще мгновение, и они услышали звук раскрывающихся дверей лифта.

— Это действительно твой медальон?

— А ты думаешь, что мне нужно чужое? Но это еще не все. Она украла у меня мою одежду, по которой я мог бы доказать, кто я и откуда. У меня были вещи, на которых мама вышивала наши семейные метки — но Альбина выкрала их у меня.

— Но зачем?

— Думаю, что из вредности. Она детей вообще терпеть не может, у нее и своих-то никогда не было. Считаю, что таким не место в интернате. А вы бы видели, какие сумки ей привозят из деревень родители тех, кто вынужден доучиваться в городе… Да что там говорить!.. — он махнул рукой. Говоря это, он смотрел на свою ладонь, на которой сверкал довольно большой плоский медальон желтого металла, очень даже похожего на золото.

— Скажи, а почему тебя зовут Соломоном? — спросила Маша. — И кто тебя так прозвал?

— В интернате вот из-за этого медальона и прозвали. Соломон — это такой царь, умный и богатый, он считается образцом справедливости. Может, слышали когда-нибудь выражение «Соломоново решение»?

Слышали, — ответил за Машу Горностаев. — Но сейчас нам, по-моему, пора уносить отсюда ноги. Думаю, что для того, чтобы выследить этого Ефима Борисовича, который называет себя Ветровым Николаем Петровичем, нам не обязательно находиться в гостинице. Это рискованно. Думаю, что за ним можно понаблюдать и с улицы. А вдруг они сейчас вернутся сюда вместе с Ларисой?

И тут они услышали грохот.

Возле окна стоял, открыв от удивления рот, Пузырек. Трясущимися руками он тянулся к Маше и дрожащим голосом произносил какие-то нечленораздельные звуки:

— Я… то-тольк… хо-отел п-поиг-гра-рат-ть, залез-за-ть в ч-чем-дн…

Упавший с неимоверным грохотом чемодан раскрылся, и Маша закричала, увидев в нем скрюченное белое тело в разорванном белье. Это была Лариса Ветрова.