"Встреча в замке" - читать интересную книгу автора (Збых Анджей)

2

На одной из узких улочек, неподалеку от центральной площади Бишофсфельда, находилась аптека под вывеской «Аптекарь Густав Ринг». На площади теперь стоял польский танк, а перед зданием, в котором еще недавно располагался немецкий штаб, прохаживался солдат с орлом на каске. Из окон домов свисали белые флаги. Жители городка сидели в своих домах и с тревогой прислушивались к доносившимся с улицы звукам. Проезжали грузовики с солдатами, по мостовой грохотали артиллерийские орудия, танки, иногда звучали песни. Слова песен на незнакомом жителям языке казались грозным предвестием мести за преступлениями, совершенные гитлеровцами. На самом же деле солдаты чаще всего пели любимую песню мирного времени «За горами, за лесами танцевала Малгожатка с гусарами».

Инга Ринг стояла у окна и через неплотно закрытые шторы смотрела на солдат, проезжавших по улице. Тревожные мысли не покидали ее. Все солдаты выглядели одинаково суровыми. Стремились вперед, на запад, в глубь Германии, а их триумфальный победный марш был настолько уверенным и неотвратимым, что вызывал у немцев страх за будущее. Инга Ринг вдруг почувствовала себя настолько старой, что не захотелось больше жить. Ей было всего семнадцать лет, но за последние два дня она словно пережила личную катастрофу.

Во-первых, пришли они. Это было так неожиданно! Еще две недели назад она просто не могла в это поверить и потому сейчас особенно остро переживала страх и горечь поражения.

Незадолго до их прихода на несколько часов заехал ее дядя. Он привез письмо и сообщил, что отец Инги попал в окружение под Вроцлавом. Дядя ежеминутно поглядывал на часы и, даже не попрощавшись, выбежал из дома, как только подъехала машина с охраной.

Шенк, который после ухода ее отца в армию принял на себя аптеку, повсюду кричал, что победа Германии не за горами. Но с появлением первого же русского танка он снял со стены портрет фюрера и вывесил в окнах белые простыни.

Анна-Мария Элькен (может быть, до этого ее звали по-другому) закопала в саду свой эсэсовский мундир и объявила себя медсестрой из Гамбурга, на что имела надлежащие документы.

Старая кухарка Берта согласилась, чтобы Анна-Мария пожила пока у них. Только одна она верила в чудо. Над ее кроватью все еще висела небольшая фотография Гитлера. Вернее, висела до обеда, ибо фрейлейн Элькен, не спрашивая Берту, вечером сняла со стены фотографию фюрера и сожгла ее.

Казалось, что все, чем они жили столько лет, вдруг так неожиданно перестало существовать.

Инга Ринг никогда не забудет тех нескольких часов перед вступлением советских и польских войск в ее родной город, который до этого, по словам Геббельса, был неприступной крепостью Германии. Теперь здесь воцарилась тишина. О войне напоминали только полуобгоревшие дома, разрушенные артиллерийскими снарядами стены, намертво ставшие на перекрестках разбитые немецкие танки, орудия и машины. И белые флаги во всех окнах. Огненный вал линии фронта катился все дальше вглубь Германии. И только изредка слышались отдаленные глухие артиллерийские раскаты, напоминавшие, что война еще не окончена.

На улицах Бишофсфельда около домов толпились еще не освободившиеся от пережитого страха и трусливо ожидавшие решения своей судьбы немцы. Многие из них еще вчера носили мундиры национал-социалистской партии, фольксштурма или СА. Никто из них в тяжелое время не думал об обороне города, а только спасал свои шкуры. Местная функционерка национал-социалистского женского корпуса фрау Медель, в ярком платье, тащила из овощного магазина в подвал мешок с картофелем. А блок-фюрер НСДАП прохаживался важно, как на параде, но выглядел бродягой в своей залатанной старой куртке и изрядно поношенных ботинках.

– Что стало с немцами? – спросила Инга.

Шенк только махнул рукой и молча отошел от окна.

По вроцлавскому шоссе тянулись колонны советских и польских войск. Загоревшие и почерневшие от порохового дыма и дорожной пыли, с суровыми лицами, с оружием, готовым к бою, солдаты уверенно двигались на запад. Улицы городка были безлюдны, дома наглухо закрыты. Потом появился первый танк. Он остановился на середине центральной площади. Инга видела, как поворачивается его башня с орудийным стволом.

Ночь прошла без сна, в страхе ожидания и неизвестности. Слышались топот сапог по каменной мостовой, автоматные очереди, голоса на чужом языке. Берта, Шенк, Анна-Мария и она, Инга, боясь зажечь свет, закрылись в большой комнате. Разговаривали тихо, почти шепотом, настолько были перепуганы неожиданными поражением немецкой армии, что не осмеливались встать и подойти к окнам или дверям.

Инга подумала, что совсем недавно немцы были на Украине, в Польше, ходили днем и ночью по улицам городов и сел, чувствовали себя господами. А теперь… Эти мысли не приносили ей облегчения, напротив, вселяли неуверенность и страх.

– Почему все так случилось? – прошептала она. – Ответьте, что произошло с нами, немцами?

Все промолчали. Анна-Мария беспрерывно курила, нервно ходила по комнате и наконец осмелилась подойти к окну.

– Будьте осторожны, фрейлейн, – с беспокойством предупредил Шенк, – могут заметить.

Утром Инга выбежала в сад. День был ясный, солнечный, по-настоящему весенний, вершины гор в эту пору красочны, величавы. Она заглянула в беседку, где любила когда-то сидеть и мечтать, и вдруг остановилась как вкопанная. Крик замер на ее губах. На земле лежал Марта. Платье женщины было разорвано, а левая рука перевязана тряпкой. Когда Инга наклонилась над ней, Марта открыла глаза.

– Марта, Марта… – прошептала девушка, не веря себе. Она виделась с Мартой каждую неделю, по воскресеньям бегала к ней в замок Эдельсберг, где в одном из флигелей в уютной маленькой комнатке чуть ли не со дня своего рождения жила Марта. Когда-то, во времена, которых Инга уже не помнила, муж Марты был управляющим имением графа. Затем муж умер, а Марта осталась на правах вечной нахлебницы. И когда граф с семьей покинул замок и уволил всех слуг, она единственная не пожелала выехать, несмотря на приближение фронта. Ей просто некуда было ехать. Инга просила ее, чтобы она переселилась к ним в дом, ибо Марта была дальней родственницей Рингов, но Марта не захотела этого и осталась в замке. Она слишком привыкла к своей небольшой комнатке во флигеле.

– Поляки, – прошептала Инга, – тебя ранили поляки. Сейчас заберем тебя домой и сделаем перевязку…

– Только не к вам, – тихо ответила Марта. – Не хочу к вам.

Инга не понимала, почему Марта отказывается. Подумала, что, может быть, она бредит или настолько пришла в себя, что имеет силы вернуться в замок.

– Девочка моя, – прошептала Марта, – никто не должен знать, что я была здесь. Слышишь, никто, кроме тебя, милая Инга.

И потом Инга узнала самое страшное. Марта с трудом, нескладно и сбивчиво, повторяя по нескольку раз одни и те же слова, рассказала ей все. Это не поляки стреляли в нее. Стрелял полковник Ринг, дядя Инги, тот самый Ринг, которого Марта знала почти с детства…

А было все так. Пополудни Марта услышала рокот моторов. Стоя в дверях флигеля, она приготовилась к худшему, ибо подумала, что это русские или поляки. Однако старушка Увидела немцев. Они выпрыгивали из грузовика, а из легковой автомашины вышел офицер, которого Марта сразу же Узнала – это был полковник Ринг. Она хотела пойти ему навстречу, но заколебалась, не зная почему, и осталась стоять на пороге, хотя интуитивно чувствовала, что здесь что-то не так, и только машинально попятилась вглубь темного коридора.

Эсэсовцы держали наготове автоматы, а мужчины в рабочей одежде выгружали из кузова какие-то ящики. Марта увидела, что Ринг показывает им вход в подвал замка, тщательно замаскированный в парке и известный только графу, владельцу замка, и еще нескольким доверенным лицам. Рабочие подняли цементную плиту, спустили ящики в подвал, а потом, когда они вышли наверх, Марта услышала короткие автоматные очереди. Она не хотела верить, не могла даже себе представить… Рабочие, насмерть сраженные пулями, падали на землю, а один из них, тяжело раненый, попытался отползти, но полковник Ринг добил его выстрелом из пистолета. Тела убитых эсэсовцы погрузили на автомобиль.

Один из эсэсовцев подбежал к Рингу и показал ему на дверь во флигеле. Слов его Марта не слышала, но была убеждена, что эсэсовец заметил ее.

Старушка подумала, что безопаснее будет в парке, и выбежала из флигеля. В это время она услышала окрик Ринга и заметила, как он поднял пистолет. Она побежала в парк, где росли густые, как в лесу, деревья, но не успела сделать и десяти шагов, как почувствовала удар в плечо, а потом по нему потекло что-то теплое, липкое. Закружилась голова, и, теряя сознание, женщина упала на землю. К счастью, Ринг не поинтересовался, жива ли Марта. Он не сомневался, что его выстрел был метким.

Когда старая женщина пришла в себя, было уже тихо, но возвратиться в замок она побоялась и скрылась в беседке, чтобы немного переждать.

В глубине парка находился небольшой домик, в котором когда-то жил садовник. Инга отвела туда раненую Марту, пообещав никому не говорить об этом: ни Берте, ни Шенку, ни Анне-Марии. Девушка украдкой принесла из дома одеяло, приготовила Марте кое-что из еды, а потом сделала перевязку. Когда-то окончила курсы медсестер и умела это делать.

Наступили сумерки, по мостовой снова загрохотали артиллерийские орудия, бронетранспортеры, грузовики с солдатами, певшими незнакомые песни. Инга стояла у окна и, глядя на улицу сквозь неплотно прикрытые шторы, старалась ни о чем не думать. Мысли в голове перепутались, в душе было пусто, на сердце лежал тяжелый камень от того, что случилось в замке и что пережила Марта.

– Отойди от окна, – услышала она голос Шенка. – Вчера у Познеров нашли оружие, обыскивают все дома.

– Пусть обыскивают. Пусть приходят и к нам, – раздраженно ответила Инга. Их страх, их беспокойство возбудили в ней только ненависть. – Пусть приходят, и, может быть, все это кончится. Мне теперь все равно: что будет, то и будет.

Анна-Мария Элькен подошла к Инге и положила ей руку на плечо.

– Перестань, не распускай нервы, – укоризненно-успокаивающе проговорила она. Голос Анны-Марии был тих, но тверд. – Ты же взрослая девушка…

– Замолчи! – раздраженно прервала Инга. Как же она ненавидела их: Шенка, Анну-Марию, Берту и своего дядю Ринга, который, трусливо убегая, стрелял в старую Марту! Девушка отошла от окна и в полумраке увидела их перепуганные, побледневшие лица. – Неужели все немцы так же трусливы, как и вы? – спокойно спросила она. – Думаю, что не все.

– Не впадай в истерику! – На лице Анны-Марии появилось что-то вроде усмешки. – Просто мы хотим выжить. И не больше…

– Выжить! Выживете, если не умрете от страха. А в особенности ты боишься, как бы тебя не разоблачили. Какая ты медсестра из Гамбурга?!

– Мои документы в порядке, – ответила Анна-Мария.

– Конечно, в порядке, ты заранее об этом позаботилась! Все вы теперь в порядке. Притихли, как овечки… – Инга хотела еще что-то добавить, но в эту минуту послышался стук в дверь. Стук был ненастойчивый, тихий, даже несмелый, однако все примолкли, убежденные, что сейчас произойдет самое худшее…

– Откройте, господин Шенк, – проговорила наконец Анна-Мария.

– Почему именно я? Лучше будет, если женщина…

Инга с презрением посмотрела на них и вышла в прихожую, чтобы открыть дверь. Время тянулось бесконечно долго. Наконец они услышали голоса, а потом на пороге, опираясь на плечо Инги, появился молодой мужчина, небритый, в изорванной и грязной одежде. Все с облегчением вздохнули. Этот человек, кем бы он ни был, не показался им грозным и опасным. Однако все понимали, что его присутствие в доме может принести им беду. Молодой человек с трудом выпрямился, встал по стойке «смирно» и вскинул руку в гитлеровском приветствии.

– Хайль Гитлер! – выкрикнул он.

Все промолчали, хотя еще три дня назад каждый из них ответил бы так же.

– Что вы хотите? – спросил Шенк неуверенным голосом.

– Увидел вывеску: «Аптекарь Густав Ринг», – ответил мужчина. – У меня уже нет сил идти дальше. Сегодня вторник?

– Нет, четверг, – ответила Инга, пристально всматриваясь в лицо незнакомца. В нем было что-то особенное, что вызывало доверие. Девушка подумала, что этот человек, видно, не из трусливых.

– Потерял ориентировку во времени, – тихо проговорил он. – Если четверг, то вот уже десять дней, как я только ночами пробираюсь, словно разбойник…

– Кто вы? – Голос Шенка прозвучал уже тверже, однако незнакомец в упор посмотрел на него, и Шенк трусливо отвел глаза.

– Кто я такой? – переспросил пришедший. – Если бы меня схватили русские, то не задавали бы такого вопроса. Они давно в городе?

– Здесь не только русские, но и поляки, которые разыскивают таких, как вы. Если вас обнаружат в вашем доме, то это принесет нам большое несчастье. Пожалейте хотя бы этого ребенка, – указал Шенк на Ингу.

– Обо мне можете не беспокоиться! – выкрикнула девушка.

Мужчина приблизился к Шенку и пристально посмотрел на него.

– А вы кто такой? Имя, фамилия? – спросил он повелительным тоном, как человек, который привык отдавать приказы и получать точные ответы.

Шенк выпрямился, встал по стойке «смирно»:

– Шенк. Вильгельм Шенк.

– Вы что, не немец?

– Нет, я немец.

– Тогда покажите, как приветствуют порядочные немцы! Ну, я жду! – Это была не просьба, а приказ.

Шенк пристукнул каблуками и выкрикнул:

– Хайль Гитлер! – Теперь он входил в свою роль и казался другим человеком.

Берта также была взволнована. Заискивающе пододвинула незнакомцу стул и предложила поесть.

Настроение у всех изменилось. Грохот моторов и голоса, доносившиеся с улицы, казались теперь не такими страшными. Только на губах Анны-Марии Элькен застыла ироническая усмешка. Она с интересом приглядывалась к прибывшему незнакомцу.

– Допустим, – проговорила осторожно Анна-Мария, – что мы примем вас и окажем гостеприимство…

– Почему ты за всех говоришь? – прервала ее Инга.

– А ты что, хочешь на улицу его выгнать?

– Нет.

– Тогда сиди тихо. – Анна-Мария снова обратилась к незнакомцу: – Однако мы хотели бы знать, с кем имеем дело и кому собираемся помочь…

Берта поставила на стол тарелку с супом, и мужчина с жадностью набросился на еду. Молча он выскреб остатки супа с тарелки и повернулся к Анне-Марии.

– Во-первых, – проговорил он тихо, но настойчиво, – кто вы такая и как вас величать?

– Она медсестра из Гамбурга! – выкрикнула неожиданно Инга.

Анна-Мария заколебалась, потом решительно встала и, пристально посмотрев на незнакомца, доложила:

– Анна-Мария Элькен, оберштурмфюрер СС. Последнее место службы – главное управление имперской безопасности.

Мужчина не спеша вытер губы салфеткой.

– Капитан Ганс Клос, офицер контрразведки при штабе 175-й дивизии.

– В нашей группе армий, – утвердительно сказала фрейлейн Элькен.

– Оказывается, вы неплохо информированы.

– Совершенно верно. Почему же вы в таком виде и откуда пробираетесь?

– Это что, допрос? – Клос усмехнулся. – Мы попали в окружение, десять дней плутали по лесу, подвергая себя смертельной опасности, с трудом пробивались к своим. До Одера – в мундирах, а потом – кто как мог и каждый в отдельности на свой страх и риск.

– И конечно, случайно оказались в этом доме?

– В доме, где в настоящее время тоже достаточно опасно, – вмешался в разговор Шенк.

– Полковник Гельмут Ринг служит там же, где и я, так у кого же, как не у его родственников, я мог искать укрытия? Этого достаточно?

– Вы знаете моего дядю? – спросила Инга.

– Знаю. Это преданный фюреру офицер.

Инга неожиданно сорвалась с кресла и с презрением посмотрела на незнакомца.

– Преданный! – крикнула она. – Вы говорите, что он преданный офицер?! Все вы одинаковы! Трусливые зайцы!

– Ты не имеешь права так говорить о своем дяде! – повысила голос Берта.

– Не имею права? – Инга уже теряла самообладание. – Ты считаешь, что стрелять в старых немецких женщин – достойное занятие для преданного офицера и настоящего мужчины?

– Что ты плетешь? Кто тебе это сказал? – В голосе Шенка прозвучала нескрываемая угроза. – Твой дядя никогда не стрелял в женщин.

– Стрелял! Стрелял в старую женщину! В немку! – прокричала Инга, пятясь к стене. Ее охватил страх. Шенк, Берта, Анна-Мария грозно приближались к ней.

– Кто тебе это сказал? – Шенк схватил ее за плечи.

– Говори все, что знаешь! – В голосе Анны-Марии появились металлические нотки.

– Скрываешь от нас какую-то тайну! Лжешь или фантазируешь… – послышался сердитый голос Берты.

– Нет! – прокричала Инга. – Я не лгу. Он стрелял в замке Эдельсберг… – И тут же замолчала, ибо поняла, что сказала слишком много лишнего.

Но они все наседали на нее и засыпали вопросами. Инга молчала, прижатая к стенке. Клос, который с безразличным видом стоял в стороне, вдруг приказал, не повышая голоса:

– Прекратите этот унизительный допрос! Все с удивлением повернулись к нему.

– Прошу вас, господин капитан, не вмешиваться! Это наше семейное дело! – выкрикнул Шенк.

– Я сказал вам: прекратите этот унизительный допрос, – повторил Клос. – Инга никому не раскроет своей тайны. Правда, Инга?

– Правда, – ответила она тихо и посмотрела на него с признательностью.