"Марафон со смертью" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей Николаевич)

III

– Коля, ну ты – как ребенок! – выговаривал Банда другу, выслушав его рассказ о всех событиях, предшествовавших похищению Леночки. – Ты что, не понимал, во что влез?

Они беседовали в машине Банды, решив, что здесь, на стоянке у кладбища, как раз самое спокойное место, где им никто не сможет помешать обсудить все детали предстоящей работы и уточнить план совместных действий.

– Как я мог подумать... – попытался оправдаться Самойленко, недоуменно пожимая плечами, но его, не слушая, перебил Андрей:

– Я же ему сразу сказал, как только он в ту аварию попал, – нечисто дело!

– Конечно, – согласился Банда. – Нужно было еще тогда меня вызывать. Мы бы смогли поработать спокойно, не в цейтноте. А сейчас... Сколько у нас времени? До пятницы?

– Да, – Николай нервно закурил. – Понимаешь, Банда, я, конечно, могу отдать им все документы. Я могу вырезать из программы свой сюжет, заменив его какой-нибудь лабудой про тетю Глашу, накопившую сто долларов на подпольной торговле сигаретами без акцизных марок. Но мне противно, понимаешь? Я не хочу идти этим гадам на уступки!

– Конечно, понимаю, – опять согласился Банда. – Я бы на твоем месте тоже попытался что-нибудь придумать, прежде чем сдаваться.

– С другой стороны, самое главное для меня – чтобы с Леночкой все было в порядке...

– Это для нас всех главное, – перебил его Банда. – Ладно, мужики, кончаем обсуждение проблем. Давайте переходить к делу. Мне нужна ваша помощь.

– Конечно.

– Вам не показалось странным, что у вас на работе смогли так запросто похищать документы и видеозаписи?

– Мы думали об этом. Наверное, против нас действуют профессионалы, для которых не существует преград в виде охраны телецентра, закрытых дверей...

– И которые весьма хорошо осведомлены обо всех ваших делах. Верно? – перебил Самойленко Банда. – У меня сложилось впечатление, что кто-то из вашей телевизионной бригады работает на бандитов.

– Банда, ты что говоришь? – чуть не задохнулся от возмущения Коля, услышав такое от друга. – Да у меня в редакции – все свои, ребята честнейшие и преданнейшие и делу, и мне в конце концов! Я сам их подбирал, и если ты не знаешь, то не говори лишнего. Ты вот на Дубова, к примеру, посмотри...

– Александр, не обращайте на него внимания – он, наверное, все же неисправим, – перебил друга Андрей, – не умеет реально смотреть на вещи. Он считает, что если сам относится к человеку с душой, то и человек ему обязан отплатить тем же. И жизнь его ничему не учит.

– Не правда. Просто как я могу подозревать кого-то, если не поймал никого за руку? – попытался оправдаться Коля, с надеждой глядя на Банду.

– Вот давайте, мужики, и попробуем поймать за руку того, кто работает против вас, – спокойно ответил тот, – и тогда не будем больше спорить. Погодите...

Банда достал из кармана куртки блокнот и раскрыл на чистой странице.

– Итак, сколько человек у вас работает?

– Э-э, всего в телецентре наберется не меньше пятисот сотрудников...

– Коля, меня интересуют люди, работающие непосредственно с тобой.

– Конечно, я понимаю, извини. Двадцать семь человек в нашей редакции...

– Сколько у вас кабинетов? Или где вы там сидите – в студиях? Как это называется?

– Студия нам выделена, конечно, но там мы работаем только над студийными сюжетами – интервью, комментарий и так далее. А вообще, конечно, сидим по кабинетам, – Николай переглянулся с Андреем. – Сейчас мы посчитаем, я так сразу сообразить не могу.

– Пять кабинетов у наших сотрудников, – сказал Дубов. – Плюс мой кабинет и твой.

– А еще мы пользуемся монтажной, – добавил Николай.

Банда открыл бардачок, чтобы вынуть оттуда новую пачку сигарет. Самойленко, сидевший рядом с ним на переднем сиденье, заметил, как тускло сверкнули в темноте ящичка своими матовыми поверхностями гранаты, и нервно переглянулся с Андреем – Банда был в своем репертуаре.

Коле вдруг вспомнился почему-то тот допрос "с пристрастием", который устроил спецназовец еще в Одессе. Все-таки Банда умеет работать. Он поможет!

– А материалы, о которых вы говорили, из каких комнат исчезали? – продолжал тем временем расспросы московский гость, закуривая очередную сигарету.

– Копия контракта "ушла" из моего кабинета, – начал перечислять Коля. – Файлы были стерты из компьютера, который стоит в кабинете Андрея.

Один видеосюжет исчез прямо из монтажной, но это наша вина – оставили там на ночь. Другой – из кабинета, в котором сидит Лариса Тимошик.

– Это та, которую изнасиловали? – сразу же отреагировал Банда, и Коля лишний раз убедился, насколько цепкая память у его друга.

– Да.

– Хорошо, – Банда сделал в блокноте какие-то пометки. – Теперь еще вопрос: у кого есть доступ в ваши кабинеты, кроме вас?

– В смысле?

– У кого хранятся ключи от ваших кабинетов?

– Ни у кого. У меня – от своего кабинета ключ, у Андрея – от своего.

– Есть еще по дубликату у уборщицы, – подсказал Дубов с заднего сиденья.

– Да, точно.

– А кто у вас уборщицей работает?

– В каком смысле? Что тебя интересует?

– Ну, что за человек? Откуда она взялась? Сколько ей лет? Как она в общении? – попытался сформулировать Банда то, что хотел услышать.

– А-а... Ну, зовут ее Татьяна Сергеевна, ей лет шестьдесят пять – семьдесят, маленькая такая, худенькая старушка... Ну, что еще? – Николай вопросительно взглянул на Дубова: может, тот что-нибудь добавит?

– Работала раньше на автозаводе, во вредном цехе. Передовик, кавалер нескольких орденов и медалей...

– Ты что, серьезно? Откуда ты знаешь?! – удивился Самойленко.

– Знаю... В общем, Александр, человек она очень приятный и, я уверен, очень честный. Через нее бандиты не смогли бы действовать.

– Хорошо, – Банда продолжал что-то помечать в своем блокноте. – Переходим к следующему моменту. Все, что заварилось здесь, "завязано" на компании... как вы ее называли?

– "Технология и инжениринг".

– Ага, – Банда записал название фирмы в блокнот. – Она занималась импортом "вольво", так?

– Да.

– Каков у вас порядок работы над материалами? Сколько человек из двадцати семи ваших сотрудников были заняты этой темой? И кто именно?

– Да никто. Этим я занимался практический одиночку, – уверенно ответил Николай.

– Ну, а кто знал, что ты этим занимаешься?

– Только Андрей и Лариса.

– И она же помогала тебе в чем-то?

– Да, пока я был в больнице, она систематизировала данные из таможенной службы...

– Я помню. Ты уже говорил, – перебил его Банда, не дослушав. – Так, теперь переходим к вашим так называемым оппонентам. Кто владелец фирмы?

– Вообще эта компания зарегистрирована как закрытое акционерное общество, но семьдесят процентов капитала принадлежит Семенову Владимиру Михайловичу, – с гордостью доложил Николай – он действительно гордился тем, как много всего ему удалось узнать о фирме. – Четыре года назад он закончил местный нархоз, с тех пор – в частном бизнесе. При том исключительно в "частном" – не работал ни на какую фирму, не регистрировался как предприниматель, не платил, естественно, налогов. По слухам, он занимался чем-то вроде торговли подержанными автомобилями – то ли сам был перегонщиком, то ли содержал целую сеть таких ребят, более подробно не могу сказать.

– Ясно.

– Александр, мне кажется, что можно проверить и государственные органы – то же управление делами администрации президента. Наверное, их интересы тоже были бы затронуты, если бы наша программа вышла в эфир, – вдруг сказал Дубов. – Мне кажется, тут вполне мог приложить руку тот же Андрей Андреевич...

– Кто такой?

– Президентский "завхоз".

Банда с сомнением покачал головой:

– Нет, Андрей, мне кажется, здесь вы слегка переборщили. Если бы вы наступили на хвост управлению делами, с вами бы нашли другой, более простой способ расправиться – на вас бы натравили ваше же собственное начальство или отлучили бы от эфира...

В конце концов подстроили бы какую-нибудь автокатастрофу. Есть же масса способов с вами, журналистами, справиться. Я бы даже вполне поверил, что та авария, в которую попал Николай, – дело рук спецслужб, потому что сработано неплохо, без следов и эффективно. Но красть ребенка... Нет, это стиль работы негосударственных органов.

– Да урки там сплошные! Мне же звонили, я разговаривал с ними, – горячо заговорил Николай, отчаянно жестикулируя, – даже по голосу слышно, что тот, который мне звонил, весь в наколках. Обыкновенные уголовники.

– Ну, не совсем обыкновенные, – поправил друга Банда. – Обыкновенные работают на более низком уровне... Ладно, пока мне достаточно информации. Теперь, мужики, ваша очередь меня выслушать. Запоминайте все, что я буду вам говорить и показывать, – у нас очень мало времени, и права на ошибки мы не имеем.

– Слушаем тебя.

– Андрей, подайте мне вон тот чемоданчик, что рядом с вами, – обернулся Банда, показывая Дубову на симпатичный кейс, лежавший на заднем сиденье. – Спасибо. А теперь, Коля, смотри внимательно.

Банда положил кейс себе на колени, щелкнул замками и откинул крышку.

В чемоданчике оказался аппарат, чем-то напоминающий транзисторные магнитолы советской эпохи – с выступающими наружу ручками настройки и складной антенной. Вот только шкалы волн у этого аппарата не было, да и защитный цвет его прямо указывал на специфический характер его предназначения.

– Держите, Андрей, вот эти пять "пуговичек", – Банда достал из специального отделения своего "хитрого" кейса пять странных маленьких круглых железяк, действительно очень похожих на пуговицы, и протянул ему. – У вас в редакции какого типа телефоны? Надеюсь, вы еще не настолько успели разжиреть, чтобы установить сплошные "панасоники"?

– Ну, факс у нас есть, конечно... – немного обиженно заметил Самойленко, но его опять перебил Дубов:

– Обыкновенные у нас телефоны – кнопочные мыльницы, которые строгают тут, в Минске.

– Отлично. Ты, Коля, можешь собрать всех сотрудников в своем кабинете и провести что-то вроде планерки? Так, чтобы другие кабинеты на некоторое время опустели?

– Зачем?

– Пока вы будете вроде бы совещаться, Андрей вложит в каждую телефонную трубку "пуговичку". В каждый аппарат...

– У нас десять аппаратов, – растерялся Дубов.

– Почему десять?

– В каждой комнате по два аппарата на один номер – у нас же по три, по четыре, а то и по пять человек в одном кабинете сидят.

– Ясно. Держи еще пять микрофонов, – Банда отсчитал еще пять "пуговиц". – Слушай, а давай и впрямь на "ты"?

– Конечно, – Андрей с удовольствием пожал протянутую ему Бандой руку.

– Не имеет значения, куда будешь класть эти штучки – около микрофона или около наушника – слышимость все равно будет отличной. Проверено.

– Хорошо.

– Не забудь подготовиться – возьми отвертку...

– Да понимаю я все!

– Мужики, не обижайтесь, я напоминаю о чем-то только потому, что мы должны учитывать каждую мелочь – засыпаться нам нельзя. "Засветиться" – ни в коем случае. Если среди ваших людей есть кто-то, кто работает против вас, и этот оборотень сообщит о нашей активности бандитам... – Банда хотел продолжить фразу, но, заметив вдруг напрягшееся лицо Николая, не договорил. – Короче, сами понимаете.

– Конечно.

– И еще. Больше – никому о том, что я здесь. Слышите? Даже собственным женам ни слова. Бойтесь даже во сне проговориться.

– Ну, моя-то будет знать, ты же у меня жить будешь, – улыбнулся Андрей, похлопав Банду по плечу.

– Твоей можно знать, что я – твой знакомый из Москвы. Но – не больше.

– Ясно, не волнуйся.

– Так, Коля, надеюсь, ты сумеешь что-то придумать, чтобы выманить своих людей из кабинетов и дать Андрею время установить "жучки"?

– Сумею.

– Отлично. После того, как "пуговицы" будут на местах, всех выгоняешь, закрываешься, ставишь перед собой кейс, включаешь вот здесь.

– Понял.

– Поднимаешь вертикально антенну и выдвигаешь – это как обычно. Громкость – на "тройку" для начала. Потом подрегулируешь, но смотри, осторожно – звонок будет слышен раз в десять громче, чем разговор. Не оглохни.

– А из коридора не услышат?

– Вот наушник. В это гнездо вставишь перед включением, – показал Банда.

– На одно ухо?

– Как в армейской радиостанции – чтобы другим ухом слышал, что вокруг творится.

– Ясно.

– Как только разговор покажется тебе интересным или даже просто непонятным – нажимай вот эту кнопку. Весь разговор будет записан, потом прослушаем вместе.

– Хорошо.

– Дальше. Вы должны создать видимость, что приняли все условия бандитов. Демонстративно уничтожайте копии, стирайте все сюжеты с кассет. Но не забудьте, конечно, – вдруг улыбнулся он, – оставить хотя бы одну копию для меня – я ведь еще вашей программы не видел.

– Оставим! – понял его Самойленко. – А как быть с программой, которая запланирована на пятницу?

– Какой крайний срок для снятия ее с эфира?

– Да хоть за час до выхода – замену найдут, хотя выговора мне в таком случае не избежать.

– Ну, выговор ты переживешь, поэтому программу пока не трогай. А по редакции обязательно пустите слух, что ее снимают с эфира. Что Коля сам этого хочет – мол, не доработан какой-нибудь сюжет или еще что-то в этом роде.

– Будет сделано.

– Так. Ну, что я еще забыл?

Андрей с Николаем смотрели на него молча, полностью признав право Банды на старшинство, и были готовы подчиниться любой его команде.

– Вроде пока все, – сам себе сказал Банда, еще раз внимательно просмотрев свои записи.

– За работу?

– Да. Встретимся с вами... Во сколько уходят с работы ваши сотрудники?

– Часов в пять, в семь, иногда, когда работа есть, и в полночь.

– Сегодня работы, я надеюсь, не будет? – спросил Банда почти утвердительно.

– Конечно. Сегодня закончим в семь – самое позднее.

– Хорошо. Встречаемся здесь же в восемь. Но только будьте внимательны – не приведите никого за собой.

– Обижаешь... – попробовал возмутиться Николай, вдруг почувствовав себя задетым.

– Не обижаю, а хочу, чтобы все прошло без сбоев, – жестко оборвал его Банда. – Сделаем даже так – приедете, встанете в пятнадцати метрах от моей машины и сидите, даже в мою сторону не глядите. Я сам к вам подойду. Когда можно будет, конечно.

– Хорошо.

– Ну, все тогда. Езжайте на работу. А то уже десять, вам давно пора быть на месте...

С "жучками" все удалось провернуть быстро и незаметно. Когда Андрей закончил свою работу, он зашел к Самойленко, который тоже завершал незапланированную летучку.

– Можешь включать, – сказал он другу, когда они остались в кабинете одни.

– Все в порядке?

– Как в лучших домах Парижа и Лондона! – Андрей явно был доволен своей работой.

– Тогда иди.

– Я тоже хочу послушать.

– Андрей, я же должен закрыться с этой штукой... – мягко напомнил ему Коля.

– Ладно, но...

– Ты пока иди все уничтожай, все лишние копии. Если кто спросит, что делаешь, – отвечай, что, мол, я распорядился, что дело прогорело, не стоит выеденного яйца, словом, сам знаешь, что говорить.

– Конечно, я найду, что сказать. Учить меня не надо. Но потом я приду и постучусь в твою дверь вот так, – Дубов продемонстрировал на крышке стола Самойленко условный стук, – и ты мне откроешь. О'кей? Мне ведь тоже охота посмотреть, как эта штуковина работает.

– Хорошо. Иди...

Самым большим недостатком системы оказалось то, что она могла прослушивать все разговоры одновременно – если говорили сразу по нескольким аппаратам в один и тот же момент.

Но такое случалось, во-первых, не слишком часто – слава Богу, на прослушивании было всего лишь пять номеров. А во-вторых, Коля быстро приспособился к аппарату, не вслушиваясь особенно в разговор, если он не относился к делу.

А наслушался в первые же часы сидения с наушником на голове такого!

В какие-то моменты ему даже становилось чисто по-человечески неловко перед своими сотрудниками, но Самойленко сразу же заставлял себя вспомнить, ради чего, собственно, он этим занимается, и продолжал сидеть, сжав зубы, слушая болтовню своих коллег.

Про что только не говорит человек по телефону!

Он знал, например, что у Кати Высоцкой, молодой девчонки-журналистки, которая пришла к ним в бригаду сразу после журфака, сегодня утром начались месячные, и теперь она, по ее же выражению, "кончалась" и хотела только одного – умереть.

Он знал теперь, что в обед ассистенты оператора, два забулдыжных парня, помогавших устанавливать свет, таскать декорации, тяжелые телекамеры, решили "вздрогнуть" и пригласили по этому поводу такого же кадра из другой редакции.

Он узнал, что у монтажницы Зиночки жмут сапоги, у администратора Клавдии Петровны взорвалась ночью банка с огурцами, а у водителя редакционного "рафика" Пети в шесть назначено свидание – на служебной машине, естественно.

У Коли от всех этих разговоров голова шла кругом. Самое обидное – ни один звонок не помогал приблизиться к разгадке...

Нужный разговор состоялся часа в четыре, ближе к концу рабочего дня.

– Здравствуйте. Ларису Тимошик можно? – спросил мужской голос, и Николай вдруг весь напрягся – голос показался ему знакомым.

Еще не успев осознать, почему он так поступает, Самойленко нажал кнопку записи, на которую показал ему Банда.

– Я слушаю.

– Привет, Лариса. Узнаешь?

– Д-да, – с некоторой заминкой ответила девушка, и Николай удивился, как сразу же изменился ее тон.

– Ну, как у вас там дела? Скоро ли выйдет передача про нашу фирму?

– Подожди, – наверное, Лариса прикрыла трубку рукой, так как голос ее стал глуше:

– Девочки, выйдите в коридор покурить, а? Ничего не слышно!

– Кавалер у тебя вдруг появился? Поздравляем! Раскажешь потом?.. Ладно, пошли, Катя, не будем ей мешать, – было слышно, как вышли из кабинета Высоцкая и Козлова, оставив Ларису одну.

– Так как наши дела, милая? – снова вкрадчиво поинтересовался мужчина.

– Юный, что вы наделали? Я не могла даже допустить, что вы способны на такое!

– А что ты думала, интересно?

– Не знаю... Запугать... Купить... Но украсть и убить ребенка?! Что вы за звери в конце концов! – заплакала в трубку Лариса, и Коля почувствовал, как хочется ему броситься в ту комнату, откуда она говорит, стукнуть ее головой о стенку, выбить из нее признание: кто это, откуда она его знает, где его дочь, его Леночка?

– Ну ты, тише! Чего ты трындишь? Хочешь, чтобы тебя услышали?

– Мне все равно!

– Да? А "бабки", которые ты от нас получила, – они тебе не все равно?

– Сволочи!

– Заткнись, сука, кончай ныть! Заманала, падла! Я спрашиваю тебя, как реагирует Самойленко? Что он делает? Снял программу с эфира? Заявил в милицию? Что они тебе говорили? Ты же у них своя!

– Своя?.. Иуда я!

– Что? Ты разве жидовка?

– Ты все равно не поймешь...

– Кончай базар. Что там у вас слышно?

– Дубов уничтожает все копии документов, все видеосюжеты по вашей фирме. Самойленко вроде ходил к начальству – программу снял с эфира.

– Точно?

– Дубов так говорил.

– Перепроверь, ясно?

– Хорошо.

– А как Самойленко?

– Нет его целый день. С утра только был, провел летучку.

– А где он?

– Откуда я знаю? Кабинет закрыт, он куда-то ушел. Может, и домой. Думаешь, жене его сейчас легко?

– Эх, жаль, не было этой дуры дома, когда мы приходили. Иначе бы мы с ней "побаловались" – для дополнительной профилактики, чтобы ему жизнь малиной не казалась! – противно заржал бандит, и Коля в бессильной ярости грохнул по столу кулаком.

– Скотина!

– Заткни ребало свое, ясно? – заревел Юный. – А то и тебе вставим. Ясно?

– От вас всего можно ожидать.

– Вот именно. Короче, завтра позвоню, перепроверь насчет эфира, поняла?

– Хорошо. Слушай, Юный, скажи, а с девочкой-то все в порядке?

– Чего? Жалко вдруг стало?

– Ну, скажи!

– Да не сцы, все в порядке. Малая нам не нужна. Кстати, он в ментовку не заявлял?

– Нет, насколько я поняла. Мне Андрей сказал, что у Коли такие неприятности.

– Ну, пока!

– Погоди! А где вы Леночку держите?

– А тебе зачем?

– Просто. Она ведь маленькая.

– Не бойся. Я свою старуху с ней посадил.

– Там, на даче?

– Только попробуй туда сунуться героизм проявлять – пойдешь в колодец, ясно? Там мои ребята сидят, и они знают, как реагировать. Поняла?

– Да...

В наушнике раздались короткие гудки.

Коля выключил аппарат и стянул наушник с головы.

У него были крепкие нервы, но сейчас, вытаскивая из "аварийной" пачки сигарету (он бросил курить несколько месяцев назад), он заметил, как дрожат его руки.

Самойленко встал, подошел к сейфу, вынул оттуда начатую бутылку водки, зубами сорвал пробку, налил полстакана и выпил залпом. Постояв несколько секунд в раздумьях, выпил еще.

Руки дрожать не переставали...

– Ну, ребята, это не просто удача – это успех! – настроение у Банды после совместного прослушивания записи в машине на стоянке у Московского кладбища резко улучшилось. – Теперь, Коля, могу тебе гарантировать на восемьдесят процентов, что Леночку мы обязательно вернем еще до пятницы.

– А остальные двадцать?

– О них мы узнаем чуть позже.

– Лариса... – в задумчивости качал головой Андрей Дубов, все еще не оправившись от шока. – Ну, братва, от нее я этого не ожидал!

– Я тоже, – поддержал его Самойленко.

– Эх, мужики, забыли, что ли, женщины – элемент хрупкий и легко соблазняемый. Чем он ее взял – не знаю, – рассуждал Банда, – но что взял чем-то – факт. Теперь неудивительно, что у вас документы исчезали прямо из-под носа. Неудивительно, что о каждом вашем шаге и о каждом новом сюжете бандиты знали все.

– Да...

– Но ничего, – Банда открыл свой блокнот и улыбнулся, – теперь и мы кое-что знаем. И не так уж мало... Слушайте, что удалось сегодня сделать мне. Во-первых, я поднял здесь кое-какие данные и выяснил, что на территории Белоруссии это первое настоящее похищение ребенка...

– Что значит – "настоящее"? – мрачно уточнил Самойленко, – В смысле – организованное преступной группой, которой нужно путем подобного шантажа чего-то добиться. Было до этого несколько случаев, но там все элементарно – то какому-то деревенскому алкоголику на бутылку не хватало, то обиженный разведенный папашка таким способом свидания с ребенком добивался, – спокойно разъяснил Банда. – Значит, если предположить, что бандиты местные, они действуют по наитию, не имея даже примеров чужого опыта.

– Это хорошо или плохо?

– Скорее хорошо. Они будут действовать шаблонно, стандартно, как все первопроходцы. К тому же они будут совершать много ошибок – например, в охране ребенка, в контактах. Вот тот же звонок Ларисе – это уже ошибка. Они должны были разговаривать только с тобой...

– Стой, Банда! – вдруг вскричал Самойленко. – Я совсем забыл! Сколько времени?

– Половина девятого, – ответил Дубов.

– Андрей, срочно вези меня домой. Мне в девять должен звонить бандит...

– Хорошо, едем, – согласился Банда.

– И ты?

– Конечно. Только вот что – принеси мне из своей машины кейс с аппаратурой, возьмешь "жучок", вставишь в свой телефон. Я тоже хочу послушать.

– Хорошо.

– И еще. Говорить будешь спокойно, не нервничая. И ни словом, ни звуком не дай Бог тебе обмолвиться о том, что ты знаешь что-то про Ларису!

– Я понял.

– Неси приемник.

Самойленко вернулся с чемоданчиком Банды буквально через минуту.

– А теперь адрес продиктуйте.

– Так поезжай за нами...

– А вдруг твой подъезд "пасут"? Нет, я сам твой дом отыщу, специально карту Минска днем купил. А вы езжайте... Только скажи, куда выходят окна комнаты, в которой у тебя стоит телефон.

– Как куда – во двор. У меня там нет дорог, всюду двор – район спальный.

– Я не про то. На какую сторону – на фасад, где парадный подъезд, или на тыльную сторону дома?

– А-а! На подъезд.

– А какой номер подъезда?

– Второй. Ровно посредине дома.

– Все. Понял. Езжайте! После разговора снова в машину – и в город. Я вас где-нибудь тормозну, если все будет спокойно. Поговорим.

Разговор с Юным вызвал в душе Ларисы настоящую бурю. Не в силах больше находиться на работе, она тут же ушла домой, где заперлась в своей комнате и, с плачем упав на кровать, зарылась головой в подушки.

Какая же она подлая! Как она могла так поступить!

Она ведь так хорошо знала Наташу, бывала у них дома, поздравляла ее, когда Леночке исполнился год.

Она помнила, как хорошо относилась к ней Наташа – Коля даже пошутил однажды, что его ревнивая жена готова ревновать его ко всем, кроме нее, Ларисы.

И чем она им отплатила!

Она так уважала Колю, который раскрыл в ней талант журналиста, учил ее работать в эфире, обращаться с камерой, оперировать фактами, разговаривать с людьми.

Он учил ее ответственности за сказанное в эфире слово и ненавязчиво рекомендовал даже, в какой одежде лучше появляться на экране, перед зрителями.

И чем она ему отплатила!

Ей было страшно.

И ей было противно от себя самой.

Чем больше она думала, тем сильнее понимала, что обратной дороги для нее нет, что уже никогда, даже если все кончится благополучно, не сможет она прийти в их дом, смотреть в глаза этим людям – и не чувствовать перед ними животного страха и нечеловеческого позора.

Ей было очень плохо, и в какой-то момент она подумала, что могла бы совершить по крайней мере один достойный поступок – рассказать Николаю все, что знает.

Но потом вдруг в ее голове возникло ясное и простое слово, которое наиболее точно определяет то, что она сделала, – "преступление".

И она поняла также, что сама покаяться и признаться во всем не сможет...

Телефон зазвонил в десять минут десятого – бандиты были не слишком пунктуальными, и эти десять минут показались Коле целой вечностью.

– Самойленко?

Николай вздрогнул – нет, он не ошибся, именно с этим человеком разговаривала сегодня Тимошик.

Он сжал зубы, собрал свою волю в кулак и через мгновение ответил:

– Я.

– Ну что ж, нам понравилось, как ты себя сегодня вел. Хороший мальчик.

– Пошел на хрен.

– Ну-ну, не ругайся. Мы действительно контролируем каждый твой шаг, знаем про все твои сегодняшние распоряжения на работе. Молодец. Ты все понял правильно. Если будешь и дальше умницей, ты увидишь свою Леночку. Ты согласен и дальше вести себя так же разумно?

– Кончай трепаться. Ты дочку мне привел к телефону, как обещал?

– Осталось четыре дня, Коля, не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус. А то получишь ушки дочери в конверте по почте. Ты же понимаешь?

– Блядь, ты заткнешься?! – взревел Николай.

Если бы сейчас эта мразь была рядом, Коля бы зубами вгрызался ему в горло, голыми руками разодрал бы на части, ногами растоптал его голову, как спелый арбуз! – Я тебя все равно убью, сука!

– Ох, напугал!

– Где дочь?

– Ты уже успокоился? Тебе не стоит так нервничать, а то я тоже нервным бываю, ясно тебе, петушина? Я от тебя, козел, этих наездов терпеть не собираюсь, ясно? – завелся на том конце провода и бандит, которому изменило наконец его идиотское чувство юмора – может быть, он услышал в голосе Николая что-то такое, что его не на шутку испугало.

Это было бы неудивительно – Самойленко рычал так, как может рычать разъяренный лев, детенышу которого угрожает опасность.

– Ладно. Все. Давай успокоимся оба, – постарался сдержать себя Николай, кивнув Андрею и Наташе, которые подскочили к нему, когда он закричал в трубку. – Ты привел дочку?

– Да. Я играю честно – можешь убедиться. Сейчас, подожди секунду.

В трубке послышалась какая-то возня, затем раздался шепот женщины:

– Ну, поговори с папой. Скажи ему что-нибудь. Ну, давай, Леночка, не бойся.

Но вместо того, чтобы что-нибудь пролепетать, Леночка вдруг расплакалась.

Коля услышал этот плач и тоже чуть не расплакался – сомнений быть не могло, это был голос Леночки.

– Чего-то плачет она, – мрачно прокомментировал бандит – наверное, и в нем что-то шевельнулось. – Но ты убедился, что с твоей дочерью все нормально?

– Д-да, – дрогнул голос Николая.

– Тогда все, пока. Завтра еще позвоню. Примерно в это же время...

– Я слышал разговор. Вроде с Леночкой все в порядке? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Банда, когда полчаса спустя, подъехав к центру города, они снова все вместе сошлись в его машине.

– Кажется, да.

– И слава Богу. Не думай пока об этом, – Банда положил руку на плечо друга. – Давайте я вам расскажу, что еще за сегодня выведал.

– Ну?

– Но только сначала мне нужен адрес этой вашей Ларисы Тимошик.

– Заславская, дом двадцать...

– Я буду ехать, а ты мне, Андрей, дорогу показывай. Свою машину закрыл?

– Да.

– Ну и замечательно, – Банда тронул "Опель" с места. – Короче, слушайте. Через свою "контору" я связался с вашим КГБ. Выяснилось, что на Семенова Владимира Михайловича, генерального директора – ЗАО "Технология и инжениринг", нет ничего – не привлекался, не замешан, не подозревался. Его пытались какое-то время контролировать в связи с выполнением государственного контракта...

– Это как раз тот контракт, который мы крутим?

– Как я понял, тот самый, – подтвердил Банда. – Короче, его проверили – все чисто. Ни у кого никаких претензий. Даже связей нет порочащих. Только брат двоюродный, Игорь Михайлович Захарчук, – бывший зэк-рецидивист, да и тот в последние годы резко завязал.

– И очень резко? – вдруг с непонятной иронией переспросил Самойленко.

– А что тебе не нравится? – удивился Банда. – Мне так ваши же органы сообщили.

– А ты что. Банда, вздумал раскрыться перед ними в том, что ты здесь?

– А ты что, меня за идиота принимаешь? – пожал плечами Банда. – Я связывался со своими, а уж они сделали запрос – по-дружески, по-соседски...

– Ясно.

– Так что тебе не понравилось в Захарчуке?

– Игорь Михайлович Захарчук, по прозвищу Захар, – крупнейший авторитет Минска, и это нашему КГБ надо было бы знать. Именно бригада Захара "отыграла" в свое время авторынок у Молдавана, когда его перенесли со стадиона "Локомотив" за кольцевую автодорогу. И именно они заправляют теперь торговлей автомобилями в городе.

– А ты откуда знаешь? – снова удивился Банда.

– Я про эти дела еще год назад забойную передачу подготовил. Помнишь, Андрей?

– Конечно, еще бы!

– У Захара – мощнейшая бригада, настоящая армия с железной дисциплиной...

– Лучше бы ты этого не говорил, – огорчился Банда. – Ведь вполне логично предположить, что ваш Семенов мог именно братика своего, Захара, попросить "поработать" над твоей проблемой.

– Логично.

– В таком случае будем воевать с армией, как ты выражаешься, Захара, что делать, – заключил Банда. – По крайней мере, не все так плохо – мы даже догадываемся, кто именно наш враг. А это уже кое-что...

– А чего мы у Ларисы-то забыли? – спросил вдруг Самойленко, но Банда вместо ответа лишь улыбнулся:

– Увидишь. Обещай мне только одно – не распускать руки и не нервничать. Хорошо?

– Ладно...

Позвонили в дверь поздно, около одиннадцати.

"Кого это черт мог принести на ночь глядя?" – тревожно подумала вдруг Лариса, прислушиваясь к разговору матери с нежданным гостем в коридоре.

– Лариса, это к тебе. Выходи! – позвала наконец ее мама, в душе даже обрадовавшись визиту этого незнакомого молодого мужчины – был хоть повод вытянуть дочку из комнаты: Лариса как за, перлась у себя, так больше и не выходила, даже отказавшись поужинать.

Лариса наскоро поправила прическу, глянув в зеркало, запахнула поглубже халат и вышла в коридор, снедаемая любопытством и тревогой одновременно.

В прихожей стоял абсолютно незнакомый ей человек. Красивый, высокий, широкоплечий, с короткой аккуратной стрижкой, в укороченной кожаной куртке, странных камуфляжных брюках и кроссовках, он был бы очень похож на бандита, если бы не одно обстоятельство – он был все же какой-то не такой, как окружение Юного.

Увидев его, в первую же секунду Лариса подумала: "Надо же, как бывает – ведь бандит бандитом, а морда интеллигентная, располагающая".

И эта доброжелательная улыбка...

– Что вам нужно? – спросила Лариса как можно строже, стараясь не поддаваться на эту улыбку.

– Вы Лариса?

– Я.

– Мне нужно с вами поговорить.

– В такое время?!

– Дело очень срочное, поверьте. Отлагательства не терпит никак, – Говорите.

– Давайте выйдем на лестничную площадку.

– Ага, как же... – начала было девушка, но парень перебил ее:

– Не бойтесь, я пришел один и клянусь вам, что ничего вам не сделаю.

– Ладно.

Они вышли на лестницу, и Лариса прикрыла за собой дверь квартиры – на всякий случай: если мать пожелает что-то подслушать, пусть уж лучше ей это не удастся.

– Ну, я вас слушаю.

На какой-то миг Банда засомневался – говорить с ней от имени ее знакомого Юного или представиться другом Самойленко и Дубова. Ведь до этого момента он действовал чисто по наитию, не сомневаясь лишь в том, что ему нужно срочно переговорить с Тимошик. А как он это осуществит, казалось ему делом второстепенным и не таким уж трудным.

– Меня прислали за вами... – начал он, все еще не придумав, на кого сослаться.

– Кто? – уточнила Лариса, тут же почувствовав его нерешительность.

– Юный.

Выражение лица девушки немедленно изменилось – если до того, как Банда вымолвил это имя, она смотрела на него, быть может, и не с интересом, но, по крайней мере, не враждебно, то сейчас глаза ее сверкнули ненавистью:

– Слушай, ты! Катись отсюда вместе со своим Юным! И передай ему, что если только он еще раз приволочется ко мне или позвонит – я сдам его с потрохами! Мне бояться больше нечего. Отбоялась уже. Я из-за вас, подонков, сама сволочью стала, такой же, как вы. Пошел отсюда!

Она наступала на него, с яростью выкрикивая эти слова, и Банде показалось даже, что девушка собирается его вот-вот ударить.

Что ж, имя Юного "не прошло". Оставалось использовать второй, настоящий вариант:

– Лариса, погодите. Я пошутил. Я не от Юного. Просто не знал толком, в каких вы с ним отношениях.

Опешив, она замолкла на полуслове, а затем совсем растерянно подняла на него глаза:

– Если вы не от Юного, то кто вас прислал? Что вы от меня хотите? И откуда вы знаете этого Юного?

– Я... Как вам сказать? – замялся на мгновение Банда, не зная толком, как объяснить ей все побыстрее и попроще. – Я – друг Николая Самойленко.

– И... – она просила продолжения, но голос ее звучал безжизненно, обреченно.

– Ему очень нужна ваша помощь. Без вас мы не сможем спасти Леночку.

– Понятно.

– Я очень прошу вас одеться и спуститься со мной в машину. Она у подъезда.

– Хорошо, сейчас, – ответила она бесцветным голосом, повернулась и исчезла в квартире, не пригласив мужчину войти.

Несколько минут, пока Лариса одевалась, показались Банде целой вечностью – и он клял себя за неосторожность. Ему чудилось, что Тимошик уже набирает номер Юного, предупреждая того, что в игре появился новый участник. В какой-то миг он вынул из кармана нож, готовясь перерезать на всякий случай телефонный провод, тянувшийся из распределительной коробки, но потом все же одумался, решив положиться на удачу.

Вскоре Лариса вышла – в джинсах, свитере, куртке, готовая идти с ним, и Банда вздохнул облегченно.

– Пойдемте, – предложила девушка, и они поспешили вниз по лестнице...

На ее приветствие сидевшие в машине Андрей и Николай не отозвались.

"Все знают!" – подумала Лариса, но это обстоятельство почему-то не взволновало ее.

Какая-то апатия овладела ею – она знала, что все кончено, что больше не будет любимой работы на телевидении, по крайней мере, в редакции Самойленко. Она понимала, что теперь за ней надолго установится нехорошая слава, и даже если никто ничего не будет знать конкретно, отношение к ней в среде журналистов будет уже совсем другим – предательства здесь не прощали.

Но она относилась теперь ко всему почти равнодушно. Правда, это было больше похоже на обреченность – изменить что-либо было уже невозможно. За все на свете когда-нибудь приходится расплачиваться, и расплата тем дороже, чем сильнее проступок.

– Ну что ж, Лариса, – нарушил молчание Банда, – приблизительно мы знаем, какую роль вы сыграли во всем этом жутком деле. Конечно, мы понимаем даже, что вы согласились помогать бандитам не по собственной воле...

– Конечно! – вдруг горячо воскликнула девушка. – Коля, прости меня!

Самойленко, сидевший на переднем сиденье, не ответил, в ярости отвернувшись к окну.

– Ребята, меня вынудили... – она попыталась все же оправдаться, чего бы ей это ни стоило.

– Как и когда? – строго переспросил Банда – он понимал, что Ларисе надо дать сейчас время для оправданий, надо дать ей почувствовать, что она нужна им и что они, несмотря ни на что, ей еще доверяют. В таком случае можно было бы рассчитывать на ее помощь.

– Тогда, тем мартовским вечером... Помнишь, Андрей, я рассказывала, как меня изнасиловали?

– Ну...

– Вот тогда все и случилось... Поймите меня правильно, я не героиня-одиночка. Когда я оказалась один на один с этими подонками, я просто испугалась.

– Пожалуйста, расскажите подробнее, Лариса, как все произошло? – попросил ее Банда. – Ваша информация, притом любая, относительно этого Юного может оказаться для нас очень важной и нужной.

– Хорошо, сейчас расскажу... Я шла вечером по проспекту Машерова, возвращалась домой с работы, когда рядом вдруг остановилась машина.

– Какой марки была машина, она не помнит, – прокомментировал Дубов, вспомнив путаные объяснения девушки на следующее после этого происшествия утро.

– Я не "не помню", я просто не знаю этих самых марок! Ну, не знаю я машин, кроме наших "жигулей" да "мерседесов"! – чуть не сорвалась на крик девушка, и Банда вмешался, успокаивающе подняв руку:

– Я вполне вам верю. Что было дальше?

– Они...

– Кто "они"?

– Их было трое. Один за рулем, он даже не показывался, и еще двое. Они как раз и вышли из машины, о чем-то меня спросили, а затем затолкали на заднее сиденье.

– Как они выглядели?

– Один – более молодой. Симпатичный такой на первый взгляд, обходительный. Это у него кличка Юный, может, как раз из-за его внешности. Именно он заправляет в той банде, и его все слушаются, я потом в этом убедилась... Второй был постарше – крепкого телосложения, короткостриженный, руки в наколках, как у уголовника. У него то ли имя, то ли кличка – Арнольд.

– Что было дальше?

– Они завязали мне глаза и связали руки, а когда развязали – мы были уже на даче. Юный говорил со мной вежливо, а Арнольд все время угрожал и даже несколько раз ударил. Наверное, они специально так себя вели – чтобы на контрасте я решила довериться Юному.

– А что он хотел от вас?

– Хотел в подробностях знать, чем занимается Николай. Его интересовало все – что именно он знает, откуда знает, какие у него есть документы – словом, все-все.

– А почему выбор их пал именно на вас?

– В то время Николай лежал в больнице после аварии, а мне именно тогда поручили проверить все данные из Таможенного комитета и налоговой службы по поводу дел фирмы "Технология и инжениринг"....

– Я дал задание, – снова пояснил Дубов. – Откуда я мог знать, что дело так обернется? Она всегда была нашим лучшим работником – исполнительная, аккуратная. Даже Коля не имел от нее секретов, посвящал ее в свои дела. Вот я и решил, что ей можно...

– Юный очень хотел знать имя того человека, который натравил Самойленко на его фирму.

– Значит, это его фирма? – уточнил Банда.

– Может, и не его, но он, по крайней мере, очень заинтересован во всем, что касается ее дед. Возможно, конечно, что его наняли.

– Хорошо. Что было дальше?

– Дальше?.. – Лариса некоторое время молчала.

Чувствовалось, что говорить ей об этом трудно – воспоминания, наверное, жгли душу.

Но, собравшись с силами, она все же продолжила свой рассказ:

– Я отказывалась с ними разговаривать на эти темы. Юный меня все время уговаривал, даже угощал каким-то фирменным шампанским, а Арнольд, наоборот, все время орал, что... вывернет мне матку.

Эти слова, произнесенные молодой женщиной, произвели на ребят тяжелое впечатление. Они молча переглянулись, продолжая слушать ее рассказ.

– Короче, вскоре им это надоело. Юный спокойно отошел к камину, а на меня набросился Арнольд. В считанные секунды я оказалась... без ничего...

– То есть? – жестко переспросил Банда. Он придерживался железного правила проведения допросов – все должно быть предельно ясно и конкретно, без намеков и недоговоренностей. Только тогда можно сделать вывод о том, все ли выложил допрашиваемый или что-то скрыл, недоговорил.

– Он сорвал с меня блузку, бюстгальтер, юбку, разорвал колготки... Я лежала на диване совсем голая, на мне оставались только трусики. Арнольд вытащил из-за пояса наручники, заломил мне руки и сковал их за спиной. Теперь я была практически беспомощной – со мной можно было делать все, что хочешь.

Она замолчала – рассказ давался ей тяжело. Ребята не торопили Ларису, понимая ее чувства.

– В этот момент Юный подошел ко мне и помахал перед носом пачкой долларов. Слушай, говорит, меня внимательно – вот тебе пять штук баксов, и ты работаешь на нас. Если откажешься, Арнольд пощекочет тебя своей вазелиновой головкой. Я послала его, тогда Арнольд рванул на мне трусики...

Ребята слушали молча, не задавая вопросов, не перебивая – они понимали, что сейчас для нее очень важно выговориться. Не только Дубов и Банда, но даже Николай вдруг почувствовал, что испытывает к ней что-то вроде жалости.

Лариса вдруг тихо заплакала, иногда всхлипывая чуть громче, а когда заговорила опять, голос ее дрожал от слез:

– Ребята, поймите же меня... Но у меня не было выбора. Я сказала, что согласна на все, лишь бы он отогнал от меня эту обезьяну.

– Мы понимаем, – сдержанно ответил за всех Банда, – и не осуждаем вас, поверьте.

– За "обезьяну" я со всего размаху получила от этого Арнольда кулаком по лицу... Думала, он мне челюсть сломает. Но обошлось...

– И что было дальше?

– Дальше они позволили мне одеться, и мы сидели, разговаривали...

– Так изнасилования никакого все-таки не было? – удивленно спросил Дубов.

– Не было.

– А зачем же ты тогда мне наврала? – начал было Андрей, но Лариса сразу же перебила его, даже не дослушав:

– Рассказ об изнасиловании придумал Юный. Он посчитал, что так мне будет легче действовать, я вроде как жертва, буду у вас вне подозрений.

– Профессионал, ничего не скажешь! – покачал головой Дубов.

– Не профессионал, а обыкновенный прощелыга, который слегка изучил психологию людей, – впервые подал голос Самойленко. – И как же ты "действовала"? Это ты похищала у нас документы и видеосюжеты?

– Я.

– А где ты взяла ключи от моего и Андрея кабинетов?

– Это оказалось не сложно. Вы же не прятали их от меня? – огрызнулась девушка. – Я сделала слепки, а Юный изготовил по ним ключи.

– И как с вами расплачивались? – снова взял нить допроса в свои руки Банда.

– Мне больше не давали денег. Они просто меня шантажировали – мол, свое ты уже получила, теперь, если откажешься, мы тебя опозорим перед твоими коллегами навек, а в придачу еще и в ментовку сдадим.

– Классический прием, – прокомментировал Банда. – Элементарная посадка "на крючок". Крайне сложно с него спрыгнуть, разве только найти какой-нибудь способ вернуть доллары. Кстати, а как закончился тот вечер?

– Меня отвезли утром на машине почти к самой работе, к телецентру.

– Снова с завязанными глазами?

– Нет.

– Очень хорошо, – обрадовался Банда. – Я надеюсь, вы запомнили место, где находится та дача?

– Вообще да. Я, пожалуй, узнаю его, если увижу снова. В том дачном поселке это был самый большой и богатый дом, с оригинальной кирпичной оградой в полтора человеческих роста.

– Отлично! – Банда переглянулся с ребятами. – Лариса, я не буду пока у вас больше ничего спрашивать ни про технику похищения материалов, ни про то, какие чувства вы при этом испытывали...

– Испытывала... Что я могла испытывать – мне было жутко противно, поверьте!.. Николай, поверь мне – я места себе не находила...

– Иди ты, – Коля снова отвернулся к окну, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Лариса, теперь самые важные вопросы. Я надеюсь, вы понимаете, что лучше, пожалуй, вам будет ответить на них честно, – продолжил допрос Банда.

– Спрашивайте.

– Как вы связывались с бандитами?

– Я не связывалась никак... Они сами звонили мне – то в редакцию, то домой.

– Хорошо, допустим. А что вы знаете о похищении дочери Николая, Леночки?

– В понедельник часов в одиннадцать утра Юный позвонил мне на работу. Я сказала, что программа практически готова к эфиру и что сегодня после обеда, закончив последний монтаж, ее сдадут в Главную редакцию для утверждения и просмотра.

Юный очень разволновался, сказал, что скоро перезвонит...

– И перезвонил?

– Да, через час. Он назначил мне встречу без пятнадцати два на площади Независимости.

– Вы пришли?

– Я не могла отказаться. Вы же сказали; что понимаете меня... Да, я пришла, потому что висела уже у них "на крючке" очень основательно.

– И что было дальше?

– Мы... – Лариса украдкой взглянула на Николая, на секунду замолчав, а затем, опустив взгляд и набрав побольше воздуха в легкие, призналась:

– Мы подошли к телефонной будке, и он скомандовал – звони Самойленко.

– Куда вы должны были ему позвонить?

– Я спросила у него то же самое. Он потребовал звонить домой.

– Но ведь дома...

– ...никого не оказалось. То есть дома сидела с Леночкой только Степанида Владимировна. Я ее знала, несколько раз видела, когда к Коле приезжала, да и Коля о ней как-то рассказывал...

Самойленко вдруг заскрежетал зубами и сделал резкое движение в сторону Ларисы, как будто желая с разворота, одним ударом покончить с этой гадюкой.

Банда, уловив это движение, перехватил его руку и успокаивающе похлопал друга по плечу, глазами сделав знак остановиться: Лариса рассказала еще далеко не все, пугать ее сейчас было нельзя.

– В общем, – девушка продолжала рассказ, не поднимая глаз, – она даже не заметила этой быстрой сценки, – я сказала по приказу Юного Степаниде Владимировне, что подъеду минут через тридцать. Что мне очень нужно прямо сейчас передать Наташе выкройку какого-то костюма, потому что она ее просила, а вечером я заехать не смогу. Короче, я попросила, чтобы она открыла входную дверь, когда я позвоню.

– Да, она никому не открывала, кроме своих, – горько произнес Самойленко. – Разве могла она подумать, что и "свои" могут оказаться чужими...

– Продолжайте, Лариса! – потребовал Банда, заметив, что девушка в ужасе замолчала.

– Я больше ничего не знаю. Я поехала обратно на работу. Наверное, они приехали домой к Николаю, позвонили в дверь и, когда Степанида Владимировна отворила...

– ...они пристрелили ее. На месте. Всего одна пуля – прямо в лоб. Вполне достаточно, – сквозь зубы прокомментировал Самойленко. – А потом схватили Леночку – и были таковы. А ты сидела в это время на работе, смотрела мне в глаза – как ни в чем не бывало!

– Коля, я правда не знала, что так получится!

– Ты не понимала, что может последовать за твоим телефонным звонком? Ты совсем не понимала, зачем Юному нужно, чтобы Степанида Владимировна открыла дверь?

– Я не знала...

– Врешь, сука!

Лариса расплакалась – крыть аргументы Самойленко ей действительно было нечем. Она чуть не кричала сквозь слезы:

– Конечно, я виновата... Конечно, я понимала, что они что-то задумали... Но я думала, они хотят ограбить твою квартиру, напугать тебя! Но я никак не могла предположить, что они пойдут на такой шаг – красть ребенка!

– Успокойтесь, Лариса, – мягко увещевал ее Банда, одновременно яростно сверкая глазами в сторону Николая. – И ты успокойся! Хорош метать громы и молнии. Нам сейчас работать нужно, а не обвинять ее, ясно?

– Ясно, – нехотя буркнул Николай, замолкая.

– Мы догадались, Лариса, о том, что вы ничего не знали, когда прослушали ваш сегодняшний разговор с Юным. Так что не волнуйтесь, мы вас понимаем.

– А как вы могли его услышать? – удивленно приподняла голову девушка. – Я же даже...

– ...выгнали из комнаты двух своих коллег. Мы все знаем, как видите.

– Верно!

– И вот именно в связи с этим вашим разговором у меня есть еще один вопрос. Как вы считаете, тот охраняемый дом, в котором содержится Леночка, – это та самая дача, на которую вас тогда возили?

– Да, – решительно подтвердила девушка, – я в этом почему-то уверена... Даже не "почему-то" – ведь Юный сказал, помните: "Ты видела, как охраняется дом!" Значит, это тот самый дом, в котором была я!

– И вы действительно смогли бы узнать его?

– Думаю, да.

– Очень хорошо! – удовлетворенно потер руки Банда. – Просто замечательно!

– Что ж тут хорошего? – Николай после разговора с дочерью и допроса Ларисы был мрачнее тучи. – Что-то я не могу тебя понять.

– А что ж тут понимать? – улыбнулся Банда, включая двигатель. – Мы сейчас едем туда.

– Туда?! – казалось, что Николай, Андрей и Лариса воскликнули это одновременно, настолько неожиданным показалось для всех решение Банды.

– Естественно! А чего вы удивляетесь?

– Но ведь ночь! – Дубов почему-то посчитал, что визиты можно наносить только днем.

– Но ведь мы не уверены, что Лена там! – сомневался в правильности решения Банды Самойленко.

– Но ведь там такая охрана – внутри и снаружи! – испугалась Лариса.

– Какая охрана? – тут же ухватился за ее восклицание Банда. – Сколько человек? Где они обычно стоят или патрулируют? Чем вооружены?

– Вы мне такие интересные вопросы задаете, однако... – смутилась девушка. – Что я, разбираюсь в оружии, что ли?

– Ну, сколько человек вы заметили на улице или во дворе дома, за оградой?

– На улице никого. А вот внутри ограждения, во дворе, утром я видела двоих. Один открывал ворота, когда мы выезжали, а второй стоял рядом. Один был с каким-то автоматом – маленьким совсем, почти игрушечным, похожим на пистолет. Второй вроде без оружия.

– Хорошо. Вспоминайте, что еще видели, – подбодрил ее Банда. – Только подскажите сначала, в какой стороне этот поселок? Куда мне ехать?

– В сторону Минского моря.

– Минского моря? – удивился Банда, впервые услышав это название.

– Да, водохранилище такое, – вмешался в их разговор Андрей и вызвался помогать:

– Ты езжай пока прямо, я буду тебе показывать, где нам надо сворачивать.

Машина тронулась, быстро набирая скорость.

– Так что вы еще помните, Лариса? – спросил Банда, вглядываясь в разбитое дорожное покрытие в самом центре Минска, боясь наскочить на яму, которая вполне могла бы оказаться и весьма глубокой.

– Там, во дворе, маленький домик стоял – сторожевая будка по существу. Как на железнодорожных переездах. Мне показалось, что второй охранник вышел именно оттуда.

– Что ж, это важно, хорошо. А внутренний план дома сможете составить? :

– Нет, я же была только в гостиной, сразу при входе. Там как заходишь – огромная комната с камином. В глубине ее лестница на второй этаж – там, наверное, остальные комнаты... Ой, хотя нет, из гостиной ведут еще двери налево, на кухню, может, какую-нибудь...

– Может, и на кухню. На месте разберемся. Не забывайте только мне дорогу показывать.

Некоторое время они ехали молча, и лишь Дубов с заднего сиденья редкими фразами указывал Банде, где и куда надо поворачивать.

Молчание нарушила Лариса:

– Ребята, но ведь в этом особняке и вправду есть вооруженная охрана. Может, нам все-таки лучше попробовать вызвать милицию?

– Обойдемся своими силами. Нас же вон сколько! – рассмеялся Банда: как обычно перед трудной операцией, настроение у него было отличное – он шутил и веселился, аж до того момента, когда нужно было брать в руки оружие.

С оружием в руках Банда сразу серьезнел и сосредоточивался – для него в такие мгновения не существовало в жизни больше ничего, кроме врага, которого нужно во что бы то ни стало обезвредить...