"Марафон со смертью" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей Николаевич)IIКоманду Банды, как обычно, дернули по тревоге. С одной лишь разницей – тревога случилась среди бела дня, а объект действия находился почти в самом центре Москвы – на тихой аллее у Патриарших прудов вооруженными грабителями был захвачен банк. В принципе, это была работа исключительно спецназа и милиции, и когда группа Банды прибыла на место, банк уже был окружен бойцами спецотряда быстрого реагирования. Но, как объяснил Бондаровичу полковник Котляров, произвести захват поручили все же спецподразделению ФСБ – ситуация сложилась слишком непростая. По утверждению очевидцев, несколько человек из охраны и, возможно, из числа посетителей бандиты безжалостно застрелили в первые же мгновения. Но тут же сработала охранная система банка, и бандиты вместе с клиентами и обслуживающим персоналом оказались блокированы в зале расчетно-кассовых операций. Банк был быстренько окружен сначала милицией, затем и спецназом, но... "Выкурить" бандитов из здания с заблокированными бронированными окнами и дверями оказалось делом почти невозможным. Добровольно же сдаться грабители категорически отказались, потребовав обеспечить им беспрепятственный выезд на инкассаторской машине со всей захваченной суммой. Для подтверждения серьезности своих намерений каждые полчаса подонки расстреливали по человеку из числа клиентов. Напуганный председатель правления банка, чья репутация надежности и безопасности была поставлена на грань пропасти, вышел на самые высокие инстанции ФСБ (как догадался Банда, на генерала Мазурина) с просьбой о немедленном уничтожении или аресте бандитов. Он даже пообещал ФСБ десять процентов от находящейся в расчетном зале суммы – по его заверениям, там в рублях и валюте было по меньшей мере двадцать миллионов долларов. Если бы штурм начала милиция, новых смертей было бы не избежать, а плюс ко всему неминуемо пострадали бы и наличные средства банка. Именно поэтому Мазурин в очередной раз вспомнил о спецподразделении майора Бондаровича, приказав полковнику Котлярову лично возглавить операцию... Банда и Котляров сидели в черной "Волге" полковника, укрываясь от любопытных глаз за сильно тонированными стеклами, у самого входа в проклятый банк. – Ну, что скажешь на все это, Саша? По зубам этот орешек? – полковник оторвал наконец взгляд от зарешеченных окон банка и обернулся к Банде, примостившемуся на заднем сиденье машины. – Справимся. – Как? – Скоро увидите, Степан Петрович. Сколько времени отведено нам на захват? – Со временем я вас не подгоняю, но... – Что? – Каждые полчаса – новый труп. На этот момент, если верить телефонным сообщениям бандитов, расстреляно уже трое посетителей конторы. – А чего же нас раньше в таком случае не вызвали? Думали, эти справятся? – Банда слегка пренебрежительно кивнул в сторону спецназовцев, с интересом поглядывавших на только что прибывшую черную "Волгу" с незнакомыми номерами и два "фольксвагеновских" микроавтобуса без окон и вообще без номеров. – Столько народу положить, елки... – Банда, ты же сам знаешь, что решение об использовании вас в операции принимаю не я. – Да, конечно, извините меня, Степан Петрович, я не хотел вас обидеть. Просто не понимаю я такой несерьезности у этого самого руководства, которое принимает решение. Ну видите вы, что ситуация хреновая – или действуйте, или зовите спецов. А то тянут время, а тут... – Александр, кончай рассуждать,: давай лучше думать, что делать будем. – В первый "фолькс", Степан Петрович, вызовите кого-нибудь из работников службы охраны банка с подробным планом оборудования и укреплений, а также расстановки мебели, стоек, барьеров, прочих препятствий. Я иду сейчас в эту машину и буду там ждать сотрудника из охраны. Перед штурмом нам нужно хоть немного присмотреться к объекту. – Конечно. Полковник Котляров направился к группке людей, которые столпились вокруг машины префекта района – явно начальников разного сорта, причастных к проведению операции. Степан Петрович надеялся, что именно там сможет найти человека, который нужен сейчас команде Банды. А Сашка не сразу покинул свое убежище – перед тем, как выйти из машины, он натянул на голову черный матерчатый шлем с прорезями для глаз: ни пресса, которая уже появилась здесь, ни даже спецназовцы милиции не должны знать, что за группа в черных костюмах, фирменных черных же бронежилетах и с весьма оригинальными "пушками" в руках действовала на этой тихой улочке Москвы. Существование спецподразделения Банды оставалось тайной за семью печатями для всех, кто не был причастен к самому высокому руководству Федеральной службы безопасности. И даже подвиг его команды во Владикавказе пока что так и оставался делом "неизвестного спецподразделения", как писали про их отряд в газетах. К слову, даже перед депутатами Госдумы, требовавшими "раскрытия карт", руководство ФСБ не "раскололось", списав их работу то ли на знаменитую "Альфу", то ли на еще какой-то подобный отряд... Банда направился к одному из микроавтобусов их команды, где сидела половина его группы, вызвав к себе по переговорному устройству, встроенному в шлем, из другого автобусика командира второй подгруппы своего тезку майора Рудницкого. – Ну что, Саша, объект видел? Твои предложения? – спросил он Рудницкого, когда тот влез в микроавтобус и расположился рядом с ним. – Видел. Честно говоря, не представляю, как штурмовать такой объект. Через верхние этажи, снимая перекрытия? Во-первых, долго, во-вторых, пострадают люди. Через окна и двери, раздолбав из гранатометов это чертово бронирование? Тоже долго, к тому же в панике бандиты могут пострелять кучу народа. Короче, – недоуменно пожал плечами Рудницкий, – я пас. А ты? – Есть у меня кое-какие наметки, но сначала, надо бы поговорить с местным специалистом. В этот момент в дверь микроавтобуса постучали снаружи, и Банда быстро скомандовал: – А вот и он. Всем надеть подшлемники, в лицо вас не должен видеть никто!.. Через пять минут Банда уже знал расположение, крепление и характеристики бронированного оборудования охраны, а также общий план блокированного помещения и всего первого этажа. А еще через пять минут каждый боец его подразделения четко знал свою задачу. Штурм должен был начаться по команде Банды ровно через десять минут... Николай не смог бы объяснить, почему все же ему поверили, почему пошли навстречу. Возможно, сыграл роль его несомненный профессионализм, особенно заметный на общем сером фоне "молодых петухов", заполонивших телевидение и не имевших за душой почти ничего... кроме неуемных амбиций. Возможно, помогла его ставшая известной после одесских расследований фамилия, мелькавшая в то время и в московской прессе. Возможно, от чужака, только недавно перебравшегося в страну и еще до конца не оформившего гражданство, не ожидали никому не нужной настырности и нелояльности к режиму, которые сплошь и рядом приходилось "выкорчевывать" у местных кадров. Возможно все. Но как бы то ни было, проект Самойленко руководство одобрило и открыло финансирование на оборудование студии. Единственное условие, которое выдвинули Николаю, – первую зарплату он и его сотрудники смогут получить только тогда, когда начнут работу над первой программой цикла. Такая раскладка Николая вполне устроила – он мог теперь заняться подготовительными работами, чтобы приступить к делу, как говорится, во всеоружии. А замысел его был таков: он предлагал открыть постоянный цикл передач под общим названием "Деньги". Сорокапятиминутная передача должна была, на его взгляд, состоять из трех блоков. Первая, пятнадцатиминутная, часть явилась его уступкой администрации – он сознательно включил ее в проект для того, чтобы, с одной стороны, прибавить программе публицистичности, с другой – задобрить милицейское начальство. В этой части планировалось рассказывать о всех нововведениях в финансовой сфере, в финансовом законодательстве, а также знакомить зрителей с мужественной борьбой и успехами силовых структур в расследовании финансовых махинаций и афер, случаев фальшивомонетничества, иных дел, связанных с деньгами. Вторая часть цикла получила условное название, которое запросто могло перерасти и в основное, – "Как деньги делаются". Эта часть, по замыслу Самойленко, могла бы знакомить зрителей с механизмами и тонкостями той деятельности, которую американцы называют "мэйк мани". Тот же президент уже запугал всю страну страшным образом "мальчиков на "мерседесах"", которые якобы качают деньги из воздуха, обкрадывают всех и вся и жируют на народном горбу. Коля справедливо полагал, что в этой части программы должны быть отражены не крайности, как у Невзорова (крайних взглядов и без того достаточно в обществе), а объективное сражение реальности. Разве же те, кто делает деньги трудом и потом, не заслуживают уважения в обществе? С другой стороны, те, кто деньги крадет (независимо от способов), разве должны избегнуть порицания и наказания? Самойленко отлично понимал, насколько сложна была его задача. Ни нарушители закона (понятно, по какой причине), ни преуспевающие бизнесмены (из-за боязни рэкета, как криминального, так и государственного) добровольно на раскрытие своих секретов не пойдут. Значит, перед ним был тернистый и опасный путь частного расследования, ни в коей мере не защищенного законом. Но еще более сложной, пожалуй, была третья часть программы – "Как деньги тратятся". Коля полагал, что людям, в основной массе своей сидящим на нищенских окладах, будет на самом деле интересно, как можно потратить сто тысяч долларов за полгода или сколько можно спустить за ночь в казино. Он был уверен, что широкому кругу телезрителей будет также небезынтересно узнать о новых формах сервиса, проведения досуга "новых белорусов", о моральных качествах тех, кто волею различных обстоятельств оказался на вершине и кого именуют бомондом, сливками общества. Нет, Коля отнюдь не собирался делать "чернуху" а ля Невзоров. Он хотел спокойно и честно разобраться во всем, не расставляя акцентов и не вынося собственных оценок и приговоров. Но одновременно он, конечно же, отдавал себе отчет в опасности предстоящей работы – нет, не поймут его любопытства те, кто как раз и держит в руках эти пресловутые деньги. Но уж сложностей и опасностей Николай на своем веку повидал предостаточно... – Время! Вперед! – выдохнул Банда в микрофон шлема, и в то же мгновение внутри здания раздался оглушительный взрыв – операция началась. По замыслу Банды, захват бандитов должен был произойти быстро и четко, не оставляя им никаких шансов на принятие решения и организацию сопротивления. Для этого требовалось, собственно говоря, совсем немногое – элементарный прием обходного маневра приносил в таких случаях почти стопроцентный успех. Банда решил не отходить от этой хорошо зарекомендовавшей себя схемы и на этот раз. По его команде группа Рудницкого внутри здания начала штурм дверей, ведущих из зала расчетно-кассовых операций на верхние этажи банка. Они действовали в открытую, стараясь производить как можно больше шума. Именно поэтому бронированную дверь вскрывали не с помощью специальных электронных отмычек, снимающих блокировку после устранения опасности, а посредством направленного взрыва, специально дозированным зарядом буквально снося двери. – Есть! Проход свободен, – услышал Банда в наушниках шлема голос Рудницкого почти одновременно со взрывом, и в то же мгновение по команде Банды рванул с места БТР, буквально выдирая из стены здания мощную решетку огромного окна. В реве двигателей мощной машины и скрежете выкорчевываемого металла потонул деловитый стрекот крупнокалиберных пулеметов, в мелкие клочья разносивших железные жалюзи защиты окна на уровне верхней кромки – так, чтобы не пострадали находившиеся внутри помещения люди. С грохотом и лязгом жалюзи упали, и в образовавшийся проход в ту же секунду ринулись ребята Банды, ведомые своим командиром. Расчет Банды был точен и психологически выверен. Услышав первый взрыв, оглушенные и ошарашенные бандиты обнаружили бы внезапно открывшийся проход. Естественной их реакцией, предполагал Банда, стала бы беспорядочная стрельба в образовавшийся проем – ведь именно оттуда к ним пришла беда. Они бы даже не сообразили, что в это самое время что-то происходит и за их спинами, и именно их растерянностью должны были воспользоваться бойцы из группы Банды, получившие задание атаковать банк со стороны окна. Кстати, важным было и то, что половина, а то и больше, магазинов бандитских автоматов была бы уже расстреляна в проем взорванных дверей. Именно из-за предполагаемого беспорядочного, но шквального огня террористов бойцам Рудницкого было строго-настрого запрещено первыми появляться в зале – было бы глупо подставляться под пули. Первые же секунды боя показали, что Банда просчитал все как надо – обезумевшие и опешившие от внезапной атаки с двух сторон одновременно бандиты сначала сосредоточили огонь на дверном проеме, а когда обернулись к окну, было уже поздно – в зал успели заскочить как минимум пять-шесть бойцов Банды, плотным огнем на поражение буквально укладывая подонков. Кто-то из бандитов попытался вскинуть автомат навстречу группе Банды, но тут же был прошит очередью сзади – это ребята Рудницкого ворвались в зал, расстреливая грабителей в упор. Буквально через несколько мгновений на полу посреди огромного операционного зала рядом с мешками награбленных денег в странных позах застыли четыре трупа бандитов, изрешеченных очередями спецназовцев. В наступившей тишине бойцы Банды настороженно оглядывались по сторонам, в то время как труппа Рудницкого, как и было оговорено заранее, приступила к "зачистке" помещения. И тут слева, из-за стойки кассиров, взорвала тишину автоматная очередь, и кто-то из ребят упал возле самого Банды. – Огонь! – зачем-то крикнул Банда, сам открывая огонь на звук выстрелов, но для его ребят эта команда не требовалась – прижимая бандита к полу прицельными и частыми очередями, спецназовцы четко приближались к нему, не давая поднять головы из-за стойки и захватывая последнего недобитого грабителя в клещи. Тот, видимо, чувствуя, как неумолимо сжимается вокруг него кольцо смерти, вдруг в истерике вскочил на ноги во весь рост, пытаясь выжать из своего Калашникова все пули, которые были в его магазине, стараясь веером рассыпать их по приближающимся бойцам. Но эта последняя попытка сопротивления оказалась всего лишь предсмертной агонией – пули грабителя ушли в потолок, так никого и не зацепив, а сам он в считанные мгновения получил такую дозу свинца в грудь, что его там, честное слово, оказалось куда больше, чем крови и мяса. Еще через несколько секунд Рудницкий доложил Банде, что "зачистка" помещения закончена и живых вооруженных людей в банке больше нет. Операция продолжалась три минуты. После ее завершения Банда доложил по рации полковнику Котлярову, остававшемуся в своей "Волге": – Товарищ полковник! Операция завершена. Бандиты уничтожены. Убитых нет, один ранен. Жертв среди гражданских, по предварительным данным, нет... Как показало расследование, проведенное Федеральной службой безопасности, бойцы Банды и в самом деле во время штурма не зацепили никого из клиентов или обслуживающего персонала банка. Два охранника и три посетителя были убиты ворвавшимися грабителями, по свидетельствам очевидцев, еще задолго до начала штурма здания спецподразделением Банды. За отличное проведение боевой операции все бойцы группы получили поощрения от командования, а майоры Бондарович и Рудницкий были представлены к присвоению государственных наград за успешное выполнение особо важного правительственного задания. Банк и в самом деле перевел на счет ФСБ обещанную сумму, оформив все это как благотворительную помощь органам в борьбе с преступностью, а ребята Банды получили аж пять процентов от перечисленной суммы в качестве премиальных, что составило примерно по пять тысяч долларов на каждого. В управлениях "федералки" еще долго изумленно качали головами, удивляясь столь щедрому вознаграждению, но в принципе все, кто знал, за что получили "бандовцы" деньги, сходились на том, что ребята заслужили и большего. А Алине про эту операцию Банда так ничего и не рассказал, объяснив появление долларов запоздалой премией за захват самолета в Минеральных водах... При содействии администрации телерадиокомпании загранпаспорт Самойленко с необходимым белорусским штампом оформили в районном овире на удивление быстро – всего-то за неделю. По придуманной им совместно с Наташей легенде, Николай теперь – молодой и начинающий предприниматель, готов был совершить свой первый шоп-тур за границу. Куда именно – он еще и сам толком не знал, но это и не было столь уж принципиальным – главным в таком деле, как и в любительском спорте, была не победа, а участие. Именно отсюда, с самой нижней ступени негласной "бизнесменовской" иерархии, решил Самойленко сделать свой первый репортаж. Торговцы со стадиона, где по выходным разворачивалась шумная ярмарка, – наиболее массовая, конечно же, категория людей, причастных к относительно большим деньгам, и наиболее знакомая рядовому обывателю. А значит, и наиболее подверженная критике "народных масс". Это их, спекулянтов-мешочников, хают на каждой кухне, им, зажравшимся и сытым, завидуют в первую очередь. Как, откуда появляются их товары и, соответственно, их деньги – вот что хотел выяснить Николай, вот о чем считал нужным рассказать в своей первой передаче. Посоветовавшись в "Черном аисте" с бывалыми и всезнающими ребятами из отделов экономики разных газет, а также побродив по импровизированному рынку, присматриваясь к ассортименту выставленных на продажу товаров, Николай понял, что первой его заграницей, после Афгана, должна стать солнечная Италия. И вот здесь-то его поджидала самая большая неприятность – услышав о его намерениях, Наташа категорически заявила: – Я еду с тобой! – Наташ, ну, ты даешь! Я же не на прогулку еду и не на отдых, ты же знаешь, – в первое мгновение Самойленко даже не поверил, что жена говорит об этом всерьез, и отмахнулся от ее слов, не придав значения выражению ее глаз. А в глазах Наташки между тем разгорался огонек нешуточной ярости: – Да ты хоть понимаешь, что такое Италия? – Страна такая. А что случилось, собственно говоря? Я тебя что-то не понимаю. Ведь мы вместе с тобой "рожали" этот проект, вместе думали, как его лучше реализовать, и вот теперь, когда дело наконец сдвинулось с мертвой точки, ты делаешь мне такие заявочки... – А что ты хотел? Думаешь, мне в Италию не хочется съездить? – Наташа! – Что – Наташа? – Я же по делу! – И меня возьми – по делу. Я помогу. Буду тебе товар отбирать, ты же в этом ни черта не смыслишь. – Наташа, я узнавал – среди бизнесменов не принято в деловые поездки брать с собой жен... – Ой, посмотрите на него – каким он крутым бизнесменом вдруг заделался!.. Да я и не жена тебе в этом деле, а напарник, коллега, между прочим. – Наташа, – Николай уже начинал по-настоящему злиться – его раздражала эта непонятливость, с которой он столкнулся, пожалуй, впервые со времени их свадьбы, – неужели мне надо тебе объяснять, что поездка эта совсем не легкая? Столько дней трястись в автобусе... – Но ты же сам говорил мне, что автобус этот комфортабельный, кажется – "Мерседес", да? – Ну и что? – Я выдержу. Меня в автобусах не тошнит. – Да тебя, я заметил, на рынке тошнит только при одном виде мяса! – Коля злился все больше. – Мне что, напомнить тебе, в каком интересном положении ты сейчас находишься? Если ты сама этого не помнишь? Или, может, твоей маме позвонить, чтобы она тебе слегка мозги вправила, а? Что ты, черт побери, ведешь себя, как маленькая?! – Наконец-то! – на глаза Наташи уже навернулись слезы. – Говорила я себе – не спеши беременеть, приглядись сначала к нему, а уж потом думай... – Что?! Повтори, что ты только что сказала? – Николай почувствовал, как его кулаки сжимаются сами собой – верный признак жуткого бешенства. Он глубоко вздохнул, закрывая глаза и пытаясь успокоиться. – Ох, Наташка, типун тебе на язык! Сплюнь быстро через плечо, дура. Как же ты можешь такое произносить-то, а? Ты, мать моего ребенка, которого я уже слышал и чувствовал? Как же тебе не стыдно? Наташа, более уже не сдерживаясь, разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь мужа. – Ты прости меня и не злись, пожалуйста. Я сама не понимаю, что со мной творится. Я тебя ревную... к первому попавшемуся столбу! – Глупенькая, – он нежно гладил ее по волосам, – ну о чем ты думаешь, Господи! У нас через месяц должна родиться дочь, я жду не дождусь этого часа, а ты – ревную... – Прости меня, Коля! – Да нет уж, это ты меня прости! Думаешь, я не понимаю, как тебе хочется поехать со мной – Италия, море... А города! Одни названия чего стоят – Рим, Венеция... А Ватикан! Ох, Наташа! И я бы очень хотел, чтобы ты поехала со мной. Я бы мог, чтобы никто не догадался, что я выполняю задание, выдать тебя за свою любовницу или компаньоншу на худой лад. Но ты же знаешь, что дело совсем не в этом. Главная наша задача – родить здоровую девочку. – Конечно, Коля. Прости! Но Николая уже было не остановить, и теперь он хотел высказать все, что накипело на душе за время этого неприятного выяснения отношений: – Наташенька, дороги ты бы ни за что не выдержала. Представь себе – двое суток в душном тряском автобусе. Ни душа тебе, ни еды нормальной... Впрочем, ладно, что я буду объяснять – сама все понимаешь... Зато какие я тебе подарки привезу – закачаешься! – Правда? – она подняла на него свои заплаканные глаза, и парня просто-таки пронзил прилив нежности и любви к этой девчонке: – Нет, пожалуй, не привезу. Пожалею тебе купить и фрукты, и джинсы, и сумочку... Такую, как ты хотела, помнишь? Пожалею. И так обойдешься. – Жмот несчастный! – она шутливо ударила мужа кулачком в грудь. – Родной жене, которая на сносях, – и он пожалеет несчастную сотню-другую долларов! Ну, смотри, домой можешь после этого не возвращаться, прощения тебе уже не будет. Коля нежно поцеловал ее заплаканные глаза и теплые мягкие губы: – Быстро вытирай слезы. Тебе сейчас нельзя расстраиваться и плакать. Она послушно кивнула, вытащила из кармана халатика носовой платок, и теперь на ее лице появилась улыбка – тихая, счастливая и даже какая-то загадочная: – Коль, а если, пока ты будешь ездить по своим дурацким Италиям... – Ты что это, а? Ты мне это брось! Вот придумала! Тебе еще месяц носить, а мне двух недель туда-сюда достаточно будет. И вообще, ты что, хочешь лишить меня возможности подежурить под окнами роддома? Первому поздравить тебя, подарить цветы? Забрать вас обеих оттуда, в конце концов? Что ты еще придумала? Коля даже испугался – черт их разберет, этих женщин, когда они говорят серьезно, когда играют и подкалывают, а когда элементарно пробалтываются, случайно выдавая свои предчувствия. И теперь, когда Наташа вдруг заговорила о родах раньше назначенного врачом срока, Коля действительно всерьез разволновался. А вдруг она и впрямь что-то чувствует? У нее же с ребенком связь-то самая непосредственная. – Слушай, Наташа, а может, ты сейчас чувствуешь что-то такое... Ну, не так, как обычно, а? Может, давай к врачу съездим – пусть посмотрит, проверит. Шутить в такой ситуации не стоит, нужно быть очень осторожными... Николай очень ждал дня ее родов. Он часто представлял себе, как это все произойдет. Почему-то он был уверен, что схватки у нее начнутся ночью или поздним-поздним вечером. Наташка будет лежать в постели вся такая несчастная, обессиленная, а он трясущимися руками будет набирать телефон "Скорой", встречать врачей у подъезда, а затем, когда они скажут, что пришло время рожать, будет умолять взять его с собой – до больницы. Он мечтал о том дне, когда будет держать на руках, напрягая от страха свои накачанные мышцы, конвертик с маленьким, сморщенным, любимым существом... И поэтому теперь, вдруг услышав от Наташи эти странные слова, он по-настоящему испугался – неужели она вправду уже добралась рожать? Неужели есть риск, что она не доносит до назначенного срока? Неужели дочь может появиться на свет, когда он будет в Италии? Он смотрел в глаза жене с такой тревогой, – что Наташка даже рассмеялась: – Да нет, Коля, я пошутила. Просто мне хочется, чтобы ты был рядом со мной, когда придет время... – И я очень хочу. И у нас все так и будет, – он говорил очень уверенно, чтобы успокоить и ее, и себя, и даже положил руки ей на плечи, передавая жене тепло своего тела и свою уверенность. – Не волнуйся, я очень быстро вернусь. Но мне нужно ехать – заканчивается сезон шоп-туров в Италию, и тогда мой проект может отложиться на черт знает какой срок. – Я же понимаю... – Правда? – Правда. – Тогда, Наташа, давай собирать вещи – я выезжаю послезавтра ночью... Банда вернулся с работы, как обычно, около половины седьмого, но Алины дома еще не было. С Никиткой играла Настасья Тимофеевна, которая при появлении Александра тут же бросилась на кухню разогревать ужин, оставив ребенка на попечение отца. – Мама, Алина не звонила? Где она задерживается, не знаете? – Сашка не то чтобы встревожился – просто обычно в это время жена уже возвращалась домой. – Нет, не звонила, в последний раз мы с ней разговаривали примерно в обед, и она ничего не сказала о том, что задержится, – отозвалась теща, выглядывая из дверей кухни. Сразу после окончания университета Алина поступила в аспирантуру, а защитив диссертацию, была приглашена в крупную юридическую фирму (Банда никак не мог запомнить ее мудреного названия). На работе ее ценили как весьма грамотного и эрудированного специалиста, который к тому же обладал весьма привлекательной внешностью. Иногда именно ее красота играла решающую роль в снятии проблем – у кого, как говорится, поднимется рука отказать такой женщине, а глубокие знания и способности позволяли грамотно и профессионально использовать юридические тонкости, чтобы одерживать верх в сложных ситуациях и спорах, которые возникали подчас в работе с партнерами. Ее ценность как юриста определялась весьма просто – именно ей поручали обычно самые сложные и запутанные дела. Алине настолько нравилась работа, что даже рождение сына не помешало ей. На семейном совете с участием Владимира Александровича и Настасьи Тимофеевны они все вместе пришли к выводу, что сидеть три года с Никиткой в декрете Алине вовсе ни к чему: бабушка, которая к тому времени уже вышла на пенсию, могла вполне подстраховать ее и, пока дочь на работе, посидеть с внуком. Поэтому Алина довольно быстро вышла на работу после рождения Никиты, а руководство компании всячески шло ей навстречу. И это несмотря на то, что теперь Алина не могла посвятить себя всю любимому делу – много сил и времени отнимал сын. Но уже через четыре месяца она вновь вернулась к работе. Банда сам любил свою работу и отлично понимал Алину. Но порой какая-то непонятная тоска начинала грызть его. И он сам себе не мог объяснить почему. Может быть, в нем все же говорил чисто мужской эгоизм: мол, это дело мужа – зарабатывать деньги, а женщине природой определена роль хранительницы семейного очага, заботливой матери, любящей жены. А может, он просто-напросто, даже не отдавая себе в этом отчета, ревновал свою Алину к ее работе, к ее увлеченности чем-то иным, кроме его, Сашкиной, персоны, и его грусть была всего лишь сублимированным отражением этой глухой и неясной, тщательно скрываемой даже от самого себя ревности. И вот сейчас в Банде вдруг снова проснулось тяжелое чувство своей ненужности и заброшенности, своего одиночества в этой квартире с сидящим у телевизора тестем и хлопочущей на кухне тещей. Он давно уже без всяких комплексов называл Настасью Тимофеевну мамой (ей, кстати, это очень нравилось) и лишь тестя продолжал величать по имени-отчеству. Он, не избалованный в детстве семейным теплом и ощущением родственных связей, очень полюбил этих людей. Но все же теперь, закрывшись с сыном в комнате и глядя, как старательно рисует тот замысловатые закорюки, Банда пытался увлечься этой абстрактной "живописью", помогая Никитке, лишь бы не думать о том, где же пропадает Алина, "бросившая" его на целый вечер. Каждые полчаса он ловил себя на том, что украдкой посматривает на часы, и с каждым новым полуоборотом стрелки на душе у него становилось все неспокойнее и сердце все сильнее пронизывала смутная тревога. Несколько раз он порывался позвонить жене в офис, но в последний момент сдерживал себя – они давно уже договорились, что будут разыскивать друг друга на работе только в самых экстренных случаях... Алина появилась около десяти вечера – счастливая, веселая, с довольной, но загадочной улыбкой на лице. Легкий запах спиртного исходил от нее – Привет, мальчики! – с порога весело закричала она, когда сын с воплями восторга бросился в прихожую встречать ее и следом за ним вышел растерянный Банда, не зная, как реагировать на столь позднее возвращение жены. – Соскучились без меня небось? – Привет, – хмуро бросил Банда, вдруг почувствовав, что он боится взглянуть на нее – на свою Алину! Господи, о чем он думает? Неужели же он на полном серьезе начинает ревновать ее к кому-то? И даже, пожалуй, хуже того – подозревать в чем-то таком... Алина сразу же почувствовала некоторую холодность его ответа и удивленно подняла на мужа глаза, отрываясь от сына, который категорически не хотел отпускать ее. – Саш, у тебя все нормально? – А что у меня может случиться? – Ну мало ли что на вашей-то работе... На тебе же вон лица нет. – На работе как раз все в порядке. – А где не в порядке? – немного захмелевшая, Алина, безусловно, догадалась, что стало причиной Сашкиного раздражения, но – о глупая женская натура! – резко пошла на обострение, почувствовав, что ее поведением недовольны. – Алина, ты знаешь, сколько времени? – Знаю. – Часы у тебя есть? – Банда не замечал, что повторяется в своих вопросах. – Я же говорю тебе – я знаю, сколько сейчас времени, – с вызовом ответила жена. – А ты понимаешь, что мы с Никиткой волновались? И мама с Владимиром Александровичем – тоже. – А у меня для вас есть отличный сюрприз, – Алина уже успела взять себя в руки и, постаравшись успокоиться, подошла к Сашке, нежно обнимая его за шею. – Ты хочешь узнать, что я вам принесла? – Сначала я хочу все же узнать, почему ты нам не позвонила и где ты была, – Банда еще продолжал ворчать, но прикосновение жены уже возымело свое действие, и он обнял ее в ответ, слегка прижимая к себе; – Отвечай немедленно, а то оторву твою наглую в своей красивости голову ко всем чертям и выброшу, ясно? – Ах, так! В таком случае ни за что не скажу – мучайся! – со смехом ответила она, целуя мужа – гроза уже прошла, и теперь между ними снова установилось понимание и доверие, это Алина чувствовала отлично. – И все-таки, Алинушка, мы ведь, серьезно, очень беспокоились... – Ой, ребята, сейчас я вам все-все расскажу и покажу. Но пойдемте в гостиную, пусть и бабушка с дедушкой за нас порадуются, хорошо? – А ты знаешь, милый, что меня сейчас до дома мужчина на машине подвозил? – кокетливо спросила тем временем Алина, не выпуская Банду из своих объятий и пытливо заглядывая ему в глаза. – Не знаю, конечно, но и не удивлюсь – ты самая красивая женщина на свете. Кому же не захочется подвезти такую красавицу, тем более без всякого для себя риска – жена-то она чужая! – Ревнуешь? – Нет, ты что... – Вижу – ревнуешь! – Ну интересно, а если бы я пришел домой среди ночи и еще похвалялся, что меня подвозила какая-то женщина? Ты бы что, промолчала в ответ? – Ура, ревнуешь! – Слушай, Алина, ты можешь в конце концов объяснить, что с тобой сегодня приключилось, или так и будешь мучить меня весь вечер? – Сашка, я тебя люблю! Очень! – вдруг объявила она категорично и закрыла ему рот поцелуем. – Дети, так где вы там? Долго ждать? – донесся из гостиной голос Настасьи Тимофеевны. Алина наконец оторвалась от губ Банды и рассмеялась: – Уже идем, мама, сейчас!.. А мне нравится, когда ты меня ревнуешь! – Ну, разошлась! – Но все же ревнуешь зря. Подвозил меня мой босс вместе со своим телохранителем. И они меня не просто провожали, а сопровождали... Так и быть, Отелло, пошли, буду вам демонстрировать свою страшную тайну, а то ты от ревности скоро совсем лопнешь. И она потащила его за руку за собой в гостиную. Алина сразу же включила побольше света, заставила Банду и Никитку усесться на диван к Настасье Тимофеевне, а сама стала посреди комнаты, бесцеремонно заслонив Владимиру Александровичу экран телевизора, и с заговорщицким видом подняла над головой свою небольшую сумочку-кейс, в которой носила, помимо привычного дамского набора косметики, расчески и платочка, документы, если ей вдруг приходилось работать с ними и дома. – Отгадайте, что у меня там лежит? Даю вам три попытки на всех. – Алина, ну что за ребячество? – не выдержал отец, строго взглянув на дочь. – Мы за тебя и без того волновались весь вечер, так теперь ты еще будешь с нами играть, что ли? Где ты была? Что у тебя стряслось? – На работе была. А стряслось... – Что же? – Ладно, рассказываю. Только сначала, папа, выключи свой ящик или сделай потише – надоела уже эта бесконечная и бесплодная публицистика. – Пожалуйста! – Владимир Александрович нажал кнопку на пульте дистанционного управления, экран погас, и он снова строго уставился на дочь. Алина устало вздохнула и опустилась в кресло рядом с ним, с удовольствием вытягивая ноги. – Так вот, слушайте. Как представитель фирмы я не имею права раскрывать вам своих клиентов... – Ох, нашла врагов своей фирмы – сейчас побежим с Никиткой и Настасьей Тимофеевной к вашим конкурентам продавать твои страшные секреты, – не пропустил Банда возможности съязвить. – ...да это, собственно, и неважно, и неинтересно. Короче, на этот Новый год в одной из программ одного из телеканалов... – Советская радистка Кэт в логове врага, знакомьтесь, – снова подколол ее Сашка. – ...одна известная японская фирма, производящая электронику и прочая, запустила рекламу – идет мужик, встречает другого мужика и спрашивает: "Ой, а что это у тебя за часы такие?" Тот говорит... ну, "Ракета", к примеру. – Не к примеру, а "Ракета". Я видел эту рекламу, помню, – перебил ее Владимир Александрович. – И что? Очень удачный ролик, по-твоему? – Наоборот!.. Но вы можете меня выслушать хоть раз не перебивая? – деланно возмутилась Алина, стукнув для убедительности кулачком по ручке кресла. – Давай, рассказывай! – Тогда первый как закричит: "Что, "Ракета"?! Разве это часы? Выброси немедленно! Смотри – вот это настоящие часы!" И демонстрирует на весь экран... – "Сейку", "Касио" или "Ситизен", да? – чуть поторопил ее Банда, который никак не мог уловить связи между ее поздним приходом и рекламным роликом. – Ты что, часы купила и по этому поводу праздновала? – Сашка, ты совершенно невозможный человек!.. Слушайте дальше. Эта самая "Ракета" оказывается среди наших клиентов – когда-то мы помогали составить им какой-то договор и, наверное, чем-то приглянулись. – Еще бы! Такая девушка на фирме – и чтобы она не приглянулась! – Сашка, ты сейчас у меня получишь! – Алина уже не на шутку рассердилась и погрозила Банде кулачком вполне серьезно. – Этот завод через свой горотдел обращается к нам – возможно ли применить какие-либо санкции к этим японцам? Начальство поручает проверку этого дела мне. Я поднимаю кое-какие документы, проверяю некоторые положения международного хозяйственного права – и в один прекрасный день понимаю, что у нас есть все шансы выиграть судебный процесс! – Ну и? – С "Ракетой" мы определяем сумму понесенного ущерба, стоимость судебного процесса, стоимость наших юридических услуг и возможные требования по удовлетворению иска. Босс вызывает меня и делает "накачку"... – За что? – Не за что, а на что – он призвал меня приложить все усилия, чтобы выиграть процесс. Обещал помочь любыми средствами, какие только есть в распоряжении нашей фирмы. Говорил о беспрецедентности случая и о том, какие моральные дивиденды мы можем поиметь с этого дела. И, наконец, о том, что десять процентов с суммы оплаченного заводом счета будут перечислены мне в качестве гонорара. И я согласилась с его предложением. Алина сделала эффектную паузу, окинув всех присутствующих взглядом победителя – вот, мол, посмотрите, какая я. Все молча ждали продолжения ее рассказа. – А дальше все было делом техники – составляю иск, обращаемся в суд, работаем... И вот итог, – она снова подняла сумочку над головой, затем картинно щелкнула замками и откинула крышку своего элегантного кейса, – смотрите! Спустя мгновение она извлекла оттуда и небрежно бросила на журнальный столик пачку денег – хрустящих даже на вид, совершенно новеньких стодолларовых купюр. В комнате повисла тишина. Нет, конечно, эта семья не бедствовала никогда. Владимир Александрович, будучи ученым-оборонщиком, и раньше получал вовсе немало, теперь же, после коммерциализации все и вся – институт стал приносить неплохую прибыль, некоторый процент с которой шел, естественно, на денежное премирование сотрудников. Банда за время всех своих бесконечных приключений – от "работы" на криминал и концлагеря в Таджикистане до выполнения операций под крышей ФСБ – тоже повидал всякого и купюр в руках разом держал зачастую куда больше той суммы, которую положила теперь на стол Алина. Да и сама Алина получала весьма неплохую зарплату и довольно высокие гонорары. Но эффект неожиданности оказался все же велик – еще никто из членов семьи не приносил столько денег в дом сразу, одним заходом, да еще в наличности. – Сколько здесь их? – выдохнула наконец Настасья Тимофеевна, робко переводя взгляд с дочери на деньги и обратно на дочь. – Десять тысяч долларов наличными! – гордо провозгласила Алина, отчетливо, с достоинством выговаривая цифру. – Ну, как вам это? – Да, дочь... – только и нашелся что ответить Владимир Александрович. – Круто, что ж тут еще сказать! – в тон ему протянул и Банда. – Неплохо, правда? – Еще бы! – Мы выиграли процесс. Японцы обязаны разместить по всем российским телеканалам рекламу "Ракеты" за свой счет, и завод тут же перевел нам оговоренную сумму. Ну, а я попросила нашу бухгалтерию провернуть дело так, чтобы получить их наличными. Чтоб было удобнее тратить! – рассмеялась Алина и, вскочив, подбежала к Сашке, за руки вытягивая его на середину комнаты и пытаясь раскрутить своего совершенно ошарашенного мужа, в каком-то странном танце. – Погоди, Алинушка, постой. Дай же мне хоть очухаться немного, – смущенно мямлил Банда, пытаясь выскользнуть из ее рук. Но разве можно вырваться от женщины! – Нет уж, попался!.. Я давным-давно хотела поменять твой битый "Опель" на что-то более достойное. Теперь мы купим пусть не новую, но вполне приличную тачку, правда? – Правда... – И поедем в путешествие? – Обязательно. В Австрию. А заодно к Николаю Самойленко заедем, в Минск. Помнишь его? – Конечно. – Он нас давным-давно зовет – женился уже, скоро у них с Наташей дочь появится, да и нашего Никитку он еще не видел. – С тобой, Сашка, я готова ехать хоть на край света, потому что... – Ладно, помолчи немного, болтунья, – смущенно заворчал Банда, вдруг сообразив, что они не одни и на них, откровенно любуясь своими детьми, смотрят родители Алины... – И все же я не понял – где ты пропадала столько времени? И почему не позвонила? Они лежали в постели, и Алина по своей "кошачьей" привычке прижималась к нему всем телом, забросив на него согнутую в колене ногу. – Саш, ты еще не успокоился? – Да нет, я спокоен и не злюсь. Просто мне действительно интересно, почему ты даже не позвонила ни разу? Мы ведь беспокоились. – Сначала мы с шефом и бухгалтером оформляли документы на мой гонорар, затем поехали в банк... – Напомнить тебе, что банковский день у всех заканчивается примерно в обед? – Господи, ясно же, что мы договорились заранее и нас специально ждали! Извини, мы перекачали через этот банк такую сумму – неужели ты думаешь, что нам не пошли бы на кое-какие уступки?.. Но даже не в этом дело. Конечно же, я не была до десяти в банке. – Естественно. – Наши намекнули в шутку, что мой успех надо отметить, и неожиданно босс поддержал их, серьезно заявив о том, что это первый столь крупный гонорар в нашей фирме и что это событие на самом деле достойно того, чтобы отпраздновать его по-настоящему. – И что же? – И шеф пригласил нас всех в ресторан. За счет фирмы – в честь успешного завершения дела. – Всех? – Ну, конечно, уборщицу не позвал... Слушай, Александр, почему ты весь сегодняшний вечер задаешь мне дурацкие вопросы? Алина даже слегка отстранилась от мужа, приподнявшись на локте, и попыталась в ночной темноте рассмотреть выражение его лица. – Алина, а что, из ресторана тоже никак нельзя было позвонить? – Сашка, черт побери!.. Сюрприз я тебе сделать хотела, понятно?! – не на шутку рассердившись, она резко села в кровати, обиженно отвернувшись от Банды. – Ну что ты меня достаешь? Так ревнуешь, что ли? – А ты думала нет? – Сашка приподнял у нее на спине коротенькую и тоненькую ночную рубашку и прикоснулся губами к нежной коже. Он начал целовать ее сверху, почти между лопаток, постепенно опускаясь все ниже и ниже. Алина, поддавшись чувству, выгнула спину и издала странный вздох, не в силах спокойно реагировать на его столь нежные и возбуждающие прикосновения. – Сашка, с ума сошел! – А как ты думаешь, – шепнул он ей в спину, не прерывая своего замечательного занятия, – такую красавицу, как ты, разве можно не ревновать? – Саша! – Разве можно спокойно жить рядом с тобой? – Ты меня сводишь с ума! – Это ты меня сводишь с ума. Самим своим существованием. – Ох! – страстно выдохнула Алина и вдруг резко повернулась к нему всем телом, припав к его груди. – Ты у меня сейчас получишь, ревнивец старый! И с этими словами она, обхватив его голову руками и не давая ему ни малейшего шанса вырваться, впилась ему в губы долгим поцелуем, в котором утонули они оба, отдаваясь ему страстно и нежно. Банда нежно гладил ее по спине, поднимая ее ночную рубашку все выше и выше к плечам. Его руки, как казалось девушке, одновременно ласкали ее тело сразу в двадцати местах, и она чувствовала, как тает и расслабляется под его ласками. Оторвавшись на мгновение от его губ, она стянула мешающую теперь рубашку и снова упала на него, прижимаясь к нему грудью. В темноте Банда не видел ее тела. Он лишь чувствовал, как нежно касается его груди ее сосок, и это ощущение сладкого розового острия на его теле наполняло его жгучей, безумной страстью. Казалось, вот только что его руки скользили по ее спине, нежно и ласково повторяя все ее изгибы. Но уже в следующую секунду его теплая сильная ладонь скользнула ниже, деликатно, но одновременно и страстно сжав ее ягодицу. Алина охнула. Это прикосновение переменило все – если до этого мгновения страсть, разбуженная в ней его поцелуями, была тихой, задумчивой, нежной, то теперь она стала острой, пронзительной. Она не давала ей спокойно дышать. Она не давала никаких шансов спокойно реагировать на его прикосновения. Она не давала никаких сил сдерживаться, и движения девушки из грациозно-медлительных вдруг, – сделались резкими, нетерпеливыми, хищными. Вытянувшись на нем, она обхватила бедрами его ногу, неосознанными толчками живота стараясь прижаться к нему все плотнее и плотнее. Он взял ее теперь за ягодицы обеими руками, чувствуя их бархатную упругость и прижимая ее всю к себе, как будто помогая ей в, ее движениях навстречу ему. Алина тихонько застонала, не в силах больше сдерживаться, и едва не укусила его в губы, полностью подчиняясь захлестнувшему ее дикому желанию. Она чувствовала, как что-то твердеет под ней все сильнее и сильнее, и мощь эта слегка пугала ее и неотвратимо притягивала к себе. Резко раскинув ноги и обхватив бедрами тело мужа, она решительно сделала то, чего ей так хотелось – она не отдавалась теперь ему, она брала его сама, получая его и одновременно отдаваясь ему всем своим существом, страстно и горячо впитывая в себя его ласки, которые с каждой минутой становились все более необузданными. Теперь дыхание у обоих было резким, хриплым, нетерпеливым, по-настоящему бешеным и хищным. Будто два одинаково мощных зверя схлестнулись в дикой битве друг с другом не на жизнь, а на смерть. Победу одержали оба. Она возвестила о себе страстным криком женщины и сдержанным рычанием мужчины. Обессиленная, Алина упала на грудь мужа, всхлипывая и целуя его одновременно. Две слезинки скатились на его грудь из ее глаз, но разгоряченный Банда даже не заметил их, благодарно и нежно поглаживая ее по все еще вздрагивающим плечам. Это были слезы счастья и любви – у женщин подобное не редкость... Туристическая фирма, услугами которой решил воспользоваться Самойленко, назначила выезд на четыре утра, чтобы за сутки успеть проехать Беларусь, Польшу и попасть в Словакию, а за следующие сутки добраться до Италии. Без пятнадцати четыре Николай занял свое место в автобусе и огляделся. Контингент пассажиров комфортабельного высокопалубного "Мерседеса" был, на его счастье, как на подбор – что называется, на все вкусы. Интересно, что и места в салоне будто специально были распределены так, чтобы группы туристов с разными интересами не смешивались и не пересекались друг с другом, разделенные четкими границами рядов кресел. Переднюю часть салона занимали старушенции лет пятидесяти-шестидесяти. Они представляли ту часть коммерсантов-спекулянтов, которые "врубились" в систему давным-давно, без сожаления расставшись с работой на государство, начав еще в горбачевские времена с торговли столь дефицитной после знаменитого указа водкой, затем сигаретами, уж потом польскими товарами, привнеся в лексикон белорусов выражение "курица – не птица, Польша – не заграница". И, наконец, накопив кое-какое состояние и выкупив места на столичном рынке-стадионе, эти старушенции занялись более "серьезным" бизнесом. Посадив в торговые палатки дочек-сыновей, они сами каждые две недели отправлялись в шоп-туры то в Италию, то в Турцию, а кто и еще дальше – в Эмираты например. География их поездок всегда определялась не личными пристрастиями и любовью к какой-то конкретной стране, а лишь балансом спроса и предложения – выбор товара для продажи определял и выбор страны. Эти тетки совершенно не чувствовали себя потерянными в обществе или обиженными государством, как большинство их ровесниц на просторах некогда необъятной страны. Они четко знали, чего хотят и как этого добиться. Они были жесткими, непримиримыми и решительными – настоящими прожженными стервами. Они никому не доверяли – ни дочерям и невесткам, остававшимся во время их шоп-вояжей торговать на стадионе, ни сыновьям и зятьям, подвозившим и сторожившим товары. Мужей, у кого они еще были, эти ведьмы за людей не признавали вообще. И даже друг с другом, понимая, естественно, насколько они похожи, эти старушенции общаться толком не могли, подозревая в каждой конкурентку и врага. Они так и ехали всю дорогу – молча, тупо уставившись в окно автобуса. Задние ряды "Мерседеса" оккупировали "туристы" совсем другого сорта: десяток девушек совершенно определенного, как классифицировал их для себя Самойленко, вида – хорошо прикинутых, ухоженных и веселых, и четыре короткостриженных парня в черных джинсах и черных же кожаных куртках. Ни девушек, ни парней позже, в Италии, он не видел, и о характере их занятий мог только догадываться, но то, что это были не "шопники", было совершенно очевидно – назад, в Минск, они возвращались без товара. Сам Коля Самойленко получил место в центре "Мерседеса", у небольшого возвышения, которое напоминало столик в купе поезда. Дополняло это сходство то, что кресла" напротив были также развернуты к этому возвышению, и пассажиры сидели спиной к движению автобуса. В креслах напротив Николая устроились две женщины, примерно тридцати – тридцати пяти лет, симпатичные, улыбчивые, контактные. – Здравствуйте, – первой заговорила одна из них, сняв куртку, положив сумку и усевшись на свое место. – Здравствуйте. – За товаром? – Да. – А вы на "Динамо" торгуете или на "Кольце"? – Да я только-только начинаю, собственно Хочу съездить, посмотреть, может, взять какой-нибудь товар А где его продать – потом видно будет. – Ну, тогда держитесь нас. Мы можем и посоветовать, если что непонятно, и помочь. – Спасибо. А вы не в первый раз едете? – Ой, нет. В Италию уже раз пять ездили, так что кое-что знаем и подскажем... Давайте знакомиться – нам же долго ехать вместе. – Давайте. Меня зовут Николай, – он первым, привстав с сиденья, протянул руку, нарушая тем самым правила этикета, но тут же справедливо подумал про себя, что вряд ли кто-нибудь здесь это заметит и осудит. – Жанна, – пожала ему руку та, которая заговорила первой, и обворожительно улыбнулась. – Рита, – представилась другая, и Коля, как галантный кавалер, поспешил заметить: – Очень приятно. Он снова опустился на сиденье и слегка поерзал, будто примериваясь к своему месту. Он бы не сказал, что сиденье этого "Мерседеса" было удобнее привычного икарусовского. С его ростом колени девать было решительно некуда, откинуться тоже было нельзя, невозможно даже вытянуть ноги, и Коля с тоской подумал о долгих часах и даже днях, которые ему придется провести в этом автобусе. Вспомнив о времени, он сразу же вспомнил и об оставшейся дома Наташке и, еще раз порадовавшись, что судьба свела его с опытными путешественницами, поспешил спросить: – Кстати, а не случалось ли так, что рейс задерживался в Италии? – Нет, уж вот это исключено. Десять дней – значит десять дней. – Ну, слава Богу тогда. – А что, вам уже домой захотелось? – удивленно посмотрела на него Жанна. – Мы даже еще из Минска не выехали. – Нет, просто мне надо успеть вернуться – тут недели через две важные дела наклевываются. – А-а, все понятно... А вот и еще один наш попутчик, – Жанна с интересом посмотрела на мужчину, подошедшего к их компании. – Разрешите? – Конечно. – Вы уже познакомились? – Да. Меня зовут Жанна, это – Рита, а это – Николай, – представила девушка всех, и новый пассажир подчеркнуто радушно пожал всем руки. – Очень приятно, Армен, – назвал он каждому из них свое имя. – Вы армянин, да? Или... с Кавказа? – Жанна оказалась не только самой разговорчивой, но и самой беспардонной – вопросы она задавала совершенно не заботясь об их уместности. – А почему это вас, Жанна, так сильно интересует? Внешность похожая? Действительно, одного взгляда достаточно было, чтобы установить принадлежность этого человека к народам Кавказа – невысокий, крепко сложенный, смуглый, с характерным изломом носа, Армен выглядел так, как должен был бы выглядеть настоящий кавказец. – Нет, просто... Знаете, сейчас в Европе очень опасаются чеченцев. На границах могут возникать проблемы, если только они заподозрят что-то не то – Документы у меня в порядке, не волнуйтесь – Я не волнуюсь. Вы не думайте... – Жанна решила, видно, оправдаться за излишнее любопытство но Армен не нуждался в оправданиях и извинениях – Пустое. Не беспокойтесь. И вообще несмотря на то, что я действительно армянин, у меня белорусское гражданство и прописка в Минске Бывший военный, уволен по сокращению. Я родом отсюда, здесь мои родители жили... – Понятно. То-то я смотрю, что у вас акцента никакого южного нет... – Откуда же ему взяться-то?.. – спокойно отреагировал Армен, переводя разговор на другое: – Ну что, в полпятого выедем, как считаете? – Ой, не знаю. Мы на прошлой неделе уже два раза в Италию съездили, – вздохнула Жанна, покачав головой, – если и на этот раз так же получится – на всю жизнь зарекусь туда кататься... – Как это – два раза? – недоуменно взглянул на нее Николай, не представляя себе, как такое может быть. Он вдруг поймал себя на мысли, что чувствует растерянность и даже некоторую необычную для него скованность – от своей неопытности, наверное. – А вот так, – перебила подругу Рита, и та, взглянув на нее, лишь укоризненно покачала головой – такую тему отбила! – Приходим в понедельник, в день отправления (правда, другая фирма была, кажется, "Алтур"), сидим в автобусе целый день... – Представляете себе – целый день провести в автобусе, в самом центре Минска? – не выдержала, горячо вступила в разговор и Жанна. – ...а к вечеру нам заявляют – посольство, мол, не выдало визы. У троих человек из вашей группы неприятности с итальянскими властями, их фамилии занесены в компьютер, поэтому не выпускают всю группу. Что тут началось, вы бы видели!.. – Мужики понапивались за целый день, пока си" дели – от нечего делать, – снова вклинилась в рассказ подруги Жанна. – Один вскакивает, кричит: "Суки, кто это, признавайся! Убью, падлы, у меня бизнес горит, я через три дня должен партию сумок забрать!" Другой руководителя группы за грудки схватил: "Назови фамилии, мы сами разберемся"... – А руководитель только глазами хлопает от ужаса. Не знаю, мол, ничего, сам бы прибил – фирме убытки, вам всем деньги возвращать придется. Мы, говорит, в посольстве тоже этот вопрос задавали – не признаются, видишь ли ты, права человека соблюдают. А если, говорит, и в следующей группе эти трое окажутся – что, снова отбой? – Короче, хай был что надо, – Жанна взглянула на соседку. – Рит, дальше я расскажу, ладно? – Ну давай. – В общем, метнулись мы наутро в другую фирму. Все о'кей, документы сдали, группу сформировали в тот же день до обеда, время выезда назначили... Приходим – все повторяется! – В первый раз группа была в двадцать пять человек. Во второй – двадцать четыре, из них двенадцать человек из первой группы – мы их еще с первого раза в лицо запомнили. Недаром же целый день в автобусе просидели... – Теперь вот сдали документы уже по третьему разу, в эту группу. Вроде бы ни одной знакомой морды нет. Может, на этот раз и повезет? В этот момент в салон автобуса поднялся молодой парень с дипломатом, взял у водителя микрофон громкоговорящей связи и объявил: – Уважаемые пассажиры, рад вас приветствовать от имени фирмы "Кентавр" на борту нашего автобуса. Все документы, подготовленные нашей фирмой, в порядке и подписаны, визы выданы, мы выезжаем. Меня зовут Роман Николаевич. Я назначен руководителем вашей туристической группы. Если будут вопросы – обращайтесь в любой момент... |
||
|