Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак Я достойна большего!: Жизнь и грезы бухгалтера Петровой

Будущий автор бестселлеров бухгалтер Петрова неспешно шла с работы. Был почти апрель, и сумасшествие очнувшейся жизни кружилось вокруг нее. Люди метались, ошалев от внезапного тепла (каждый год внезапного), но весенний авитаминоз придавал их движениям неровную суетливость. Из-под снега показались продукты зимней жизнедеятельности города, а из-под юбок – первые, еще несмелые, коленки. Мужики резво блестели глазами в предчувствии любовных побед и футбольного сезона. Голуби и милиционеры вели себя нетипично живо, даже если ни дармовых крошек, ни робких кавказцев поблизости не наблюдалось.

Впрочем, все это Ирины Николаевны касалось мало, а если касалось, то скользило по ней и улетало прочь. В ее тридцатидвухлетней душе уже давно царил непролазный февраль. С бухгалтером Петровой никогда и ничего не происходило. В тот день она, как обычно, шла после безупречного трудового дня в безупречно пустую квартиру.

Возле перекрестка Ирина Николаевна остановилась полюбоваться привычной картиной весеннего дорожного движения: три машины стояли перед светофором, уткнувшись друг в друга, как при забытом ныне танце «летка-енка». Первая и третья машина выглядели дорого и блестяще, их явно только что извлекли из зимних хранилищ и вымыли. В середине «бутерброда», как котлета в гамбургере, застыл коричневый грязный «Москвич». Хозяин его, такой же грязный и бывалый, беседовал с водителями остальных машин. Беседа протекала живо и давно уже перешла бы в банальную потасовку, если бы коричневому мужику противостояли не те, кто ему противостоял. Две неестественные блондинки стояли перед бушующим владельцем «Москвича» и синхронно хлопали глазками. Петровой они напомнили нестандартных кукол Барби: одна слишком тощая, вторая излишне пухлая.

– Куда ты тормозишь? – ревел мужчина. – А ты куда смотришь? Тебе в детстве мама про дистанцию безопасности рассказывала? А тебя тормозами пользоваться учили?!

При этом он так жестикулировал, что непонятно было, кому адресована та или иная реплика. Барби на всякий случай кивали на каждую фразу.

– Вы не расстраивайтесь, – сказала Барби-тощая, – сейчас мой Виталик приедет.

– И мой Саша, – добавила Барби-пухлая.

– И милиция, – продолжила тощая.

– Ага, – мужик, кажется, начал выдыхаться, – они-то приедут. Потому что они ездить умеют. Вот и возили бы вас… таких…

Водитель совершил руками такое сложное движение, что смысл его остался непонятен. Тощая Барби нахмурилась.

– У меня, между прочим, высшее образование, – сказала пухлая.

Тощая ревниво покосилась на нее, но промолчала. Промолчал и мужик, который вынул из кармана сигареты и пытался закурить на ветру.

Ирина Николаевна хотела подождать продолжения представления (очень интересно было глянуть на упомянутых Виталика и Сашу), но замерзла и двинулась домой. «Почему таким дурам все само в руки валится? – подумала она, входя в лифт. – А вдруг лифт сейчас застрянет, меня придет выручать молодой плечистый ремонтник…» Дальше дело застопорилось. Вряд ли ремонтник, даже молодой и плечистый, сможет одарить ее новенькой иномаркой или хотя бы нарядами, которые она заметила на Барби. «Ладно, – решила Петрова,– тогда меня пусть спасет…»

Но тут лифт достиг шестого этажа без всяких происшествий, и ей пришлось отказаться от идеи застрять в нем.

Дома Ирина Николаевна погрузила ноги в мягкие тапочки и включила свет. В комнате у нее тоже царил февраль, потому что тяжелые серые шторы были всегда задернуты. А зачем было их раскрывать? Чтобы полюбоваться стеной дома напротив? «Кто так строит, – привычно оскорбилась Петрова. – Самих бы их в такую квартиру».

Не успела она переодеться в домашнее, как зазвонил телефон.

– Ты дома? – затараторила в трубке старинная подружка Ольга. – Хорошо, я уже подъезжаю.

– Зачем?

– Как зачем? Уже забыла? Мы договорились, что я, – Ольга понизила голос, – кое-что у тебя оставлю. Чтобы эта сволочь не забрала.

– Да, помню, – сказала Ирина Николаевна, – жду.

«Этой сволочью» ее подруга называла собственного мужа, который вот-вот должен был стать бывшим. Супруг не возражал в принципе, но противоречил в частностях. Например, он хотел разменять квартиру и забрать некоторые вещи. Ольга была возмущена таким поворотом событий и потихоньку свозила самое ценное к подруге. Она опасалась, что муж втихаря вывезет спорное имущество – так временами и случалось. Теперь супруги практически очистили квартиру от мебели. Ирине Николаевне стало даже любопытно, что ей привезут в комплект к уже теснящимся в углу телевизору, холодильнику, музыкальному центру и коробкам с неизвестным содержимым.

Ирина Николаевна отправилась искать место для хранения нового спасаемого имущества. И, как выяснилось, зря. Ольга привезла всего лишь компьютер типа «ноутбук» с блоком питания.

– Надоело таскать его каждый день в машине, – пояснила Ольга, – положи его куда-нибудь. Да хотя бы на стол. Ой, а давай ты будешь им пока пользоваться! В нем все есть: и «аська», и Интернет. Хоть познакомишься с кем-нибудь.

После отъезда подруги Петрова еще немного посидела на диване. Потом полежала. Искать друга в Интернете она уже как-то пробовала (использовала для этого рабочий компьютер), но воспоминания от этого приключения остались самые стыдные.

Ирина Николаевна отправилась готовить легкий ужин. Параллельно она вспоминала ДТП на перекрестке и снова приходила к выводу, что жизнь несправедлива.

Петрова считала, что каждому в жизни должно воздаться по заслугам. Так учили книги. Если ты дура и сволочь, то жизнь у тебя не сложится, а если, наоборот, умница и красавица, то жизненные блага должны обрушиться на тебя полноводной рекой.

Но за последние десять лет в это ее видение жизни вкрались некоторые сомнения. Насколько она видела, все дуры и сволочи жили просто припеваючи. Взять хотя бы Таньку. Более склочной бабы Ирина Николаевна за всю свою жизнь не встречала! А живет ведь! Третий раз замужем, дочь взрослая, от первого мужа квартира осталась для себя, от второго для дочери… И еще ухажеров полный комплект, каждый день в конце рабочего дня что-то воркует в трубку.

Интересно было бы хоть денечек пожить, как Танька. Петрова попыталась себе представить, как это – прийти вечером после страстного свидания домой, чмокнуть мужа, поздороваться с дочкой, сказать «ах, как я устала», и тебе – ужин в постель, чай с травками…

Ирину Николаевну передернуло, как от стакана уксуса. Все это было подло и противно: одного чмокать, с другим… И дочка все это видит.

Нет. Лучше уж плохо, но честно. Да и принц вот-вот должен был нагрянуть. «Он нагрянет, – думала Петрова,– а я замужем. За нелюбимым. Безобразие».

Когда с ужином было покончено, а посуда вымыта, Ирина Николаевна отправилась в единственную комнату своей квартирки. На столе она увидела раскрытый ноутбук и остановилась в смятении.

Нельзя сказать, что компьютеры пугали Петрову. Наоборот, в бухгалтерии она считалась самой компьютерно грамотной среди женщин. Да и не только среди женщин.

Испуг Ирины Николаевны был совсем другого сорта. Она боялась не компьютера, а того, что она вдруг решила с ним сделать. Если бы Петрова попыталась проанализировать свой страх, то наверняка просто отправилась бы спать, полночи ворочалась, прислушиваясь к голосам внутри, а следующий день посвятила бы лечению мигрени.

Но Ирина Николаевна ничего анализировать не стала. Она села за стол и включила ноутбук. Пока он загружался, она сидела с закрытыми глазами и ни о чем не думала. Услышав призывный звяк системы, Петрова открыла Word и написала:

Сладкие грезы.

Словосочетание ей жутко не понравилось, но придумывать новое значило потерять запал, расплескать ту отчаянность, что горела у Ирины Николаевны внутри.

– Потом поменяю, – сказала она себе и принялась стучать по клавиатуре.

Я увидела его в магазине. Он возвышался над толпой как образец мужественности. Широкие плечи, крепкое загорелое тело. Смотреть куда-нибудь в ДРУГУЮ сторону было практически невозможно. Он автоматически притягивал к себе взгляды всех женщин.

Причем, похоже, сам совершенно не замечал, что находится в центре внимания. Кассирша улыбалась подобострастно, продавщица готова была донести покупки до машины, а потом еще и бежать за ней следом.

Я тяжело вздохнула и пошла покупать стиральный порошок. Этот принц явно не для меня. Такой никогда не обратит внимания на не слишком высокую, не слишком стройную, не слишком блондинку… Короче, на совершенно обычную молодую женщину, да еще к тому же и маму двухлетней дочери.

Привычно совершив обычные покупки, я вышла из магазина и побрела к машине. Принц стоял возле капота. Возле моего капота. Вернее, возле капота моей машины.

– Ваша машина?

– Да…

– Не могли бы вы немного подвинуться, я не могу выехать, – говорит вроде бы вежливо, но понятно, что очень зол.

– Да, конечно…

Оттого что он стоял так близко, сердце забилось где-то в горле, ноги стали ватными (соски опять же напряглись, как пишется в дамских романах). От него пахло чем-то таким мужественным, просто невозможно было оставаться равнодушной.

Я села в машину, включила зажигание и попыталась сдать чуть назад… послышался отчетливый скрежет. Через секунду дверца машины распахнулась, сильные руки выдернули меня из-за руля.

– Женщины! Вы когда-нибудь научитесь водить машины?!

Я в ужасе смотрела на вмятину на полированном боку нового «мерса». Как я его не заметила? Что меня дернуло поехать назад?

– Я просил подвинуться, а не въехать мне в бок! Сначала вы паркуетесь так, что никому невозможно выехать, а потом еще машины калечите!

– Я заплачу…– Я чуть не заплакала, когда представила себе, сколько обойдется эта парковка.

– Вы заплатите, как же…

Мужчина с огромным сомнением оглядел мою старенькую машину и джинсовый комбинезон, явно не первой молодости.

– Машина застрахована?

– Да. Наверное…

Слезы уже были так близко, что соображать не было никакой возможности.

– Вот только не нужно тут плакать! Я и так из-за вас уже опоздал куда только можно! Дайте ваш телефон, я свяжусь с вами завтра, когда узнаю про страховку.

Я дрожащими руками вытащила из сумки визитную карточку.

– Марина… дизайнер… понятно.

Презрительная ухмылка в мою сторону. Понятно, что дизайнеры у него не котируются. Он сунул мне в руки свою визитку и скрылся в машине.

«Мерс» взревел и пропал за поворотом, а я наконец-то расплакалась. Ну что за невезуха! Только с долгами рассчиталась! Только собиралась себе купить что-нибудь! После этого…

В половине третьего ночи Ирина Николаевна отвалилась от монитора и огляделась. Красавца брюнета поблизости не наблюдалось. Как, впрочем, и обычно.

Она уже забыла, что сама придумала дизайнера Марину, и начала завидовать ей черной завистью. Ведь понятно, что все у Марины в жизни сложится, выйдет она замуж за этого красавчика и нарожает ему детей. И жить они будут в загородной вилле с бассейном, и ездить на шикарных машинах.

Ирина Николаевна так явственно видела лучезарно улыбающуюся семью на фоне заходящего солнца, что просто взвыла от зависти. А потом чуть не расплакалась от жалости к себе. Конечно, если пользоваться исключительно метро, вряд ли удастся въехать в кого-нибудь на парковке.

Так, заливаясь воображаемыми слезами, она пошла на кухню готовить себе чай (Марина бы просто попросила об этом горничную). Нет! Марина бы тоже пошла сама делать себе чай, а уже на кухне ее за этим занятием встретила горничная… «Мадам, да что ж это вы… Я сама все сделаю, идите…» – «Ах, Луиза (красивое имя для горничной), мне не хотелось тебя беспокоить. Иди спать, я сделаю чай сама».– «Ах, мадам, как вы добры»…

Блин! Она добра! Вот объясните, в чем проблема – налить себе чаю?

Нет, с горничной, возможно, вышел перебор. Хватит с этой Марины и мужа-миллионера. С другой стороны, если муж-миллионер, отчего бы и не завести себе горничную?

И тут ее осенило.

– Фиг тебе, а не муж, – решила начинающая писательница и устремилась к компьютеру.

Вместо того, что напридумывала, она дописала в конце файла: «Ремонт стоил тысячу баксов, а этого брюнета Марина больше никогда в жизни не видела!!!»

Внутренние слезы высохли, Петрову отпустило. Спала она долго и во сне видела что-то приятное.

На следующий день Ирина Николаевна домой от метро снова топала пешком. Так было удобнее размышлять о счастливой судьбе дизайнера Марины.

Казалось бы, неприятное событие – ДТП, но сразу понятно, что все будет хорошо. В книгах всегда так: что ни делается, все к лучшему. Даже если погибает любимый человек, то потом выясняется, что он не просто так погиб, а был сволочь и изменник, и поэтому его не жалко. А героиня встречает настоящего героя, и живут они долго и счастливо.

«Вот если бы я была героиней книги, – рассуждала Ирина Николаевна, – я бы не просто так сейчас вышла прогуляться, это обязательно что-нибудь да значило бы. В книгах же не бывает, что какое-то событие происходит просто так. Из-за него что-то должно непременно случиться. Например, я бы шла-шла и нашла лотерейный билет. Выигрышный, естественно. Или встретила мужчину своей мечты.

Он бы подошел ко мне и сказал: „Я ждал тебя всю жизнь…»»

Петрова улыбнулась и трижды повторила про себя последнюю фразу.

«Хотя нет, так сразу даже в книгах не бывает, он бы просто толкнул меня плечом, а потом мы бы встретились на какой-нибудь презентации, я в шикарном платье, он в смокинге, и он бы…»

Тут ей пришлось прерваться, потому что, во-первых, она слабо себе представляла, что происходит на презентациях, а во-вторых, вместо себя упорно видела некое огненно-рыжее стройно-фигуристое создание в бальном платье. И про это создание мечтать было совсем неинтересно. У таких созданий все и так получится, без помощи Петровой.

«Ладно, с мужчиной из мечты не получается. Но зачем-то же я сегодня пошла пешком? Зачем тащусь с сумкой по довольно гаденькой погоде? Неужели Судьба так и не подаст мне никакого Знака?»

Уже подходя к подъезду, Петрова заметила, что на земле что-то валяется. Сердце забилось. Это мог быть только он, Знак. Вопрос состоял только в форме. Кошелек? Визитница прекрасного принца? Не похоже, похоже на мобильный телефон.

Но Знак оказался издевательским – драный чехол от телефона. Может, кто до мусорки не донес, а может, и уронил нечаянно.

– Вот тебе, Петрова, и счастье на блюдечке, – сказала Ирина и двумя пальцами понесла Знак в ближайшую урну.

Вошла в квартиру, переоделась и… неожиданно для себя, вместо ужина, вместо чтива, вместо лежания на диване, – включила компьютер.

Перечитала вчерашнее. Теперь ей не нравилось не только название.

– Нет, дорогуша, – сказала она монитору, – все было совсем не так.

В магазине было, по обыкновению конца рабочего дня, вавилонское столпотворение. Хотя нет, при столпотворении люди творили какой-то столп, а здесь только толкались, хамили и срывали понедельничную злость. Перед самым носом у меня какой-то бугай влез в очередь у кассы, чем окончательно разъярил. «На тебе пахать, – свирепо думала я в накачанную спину, – а ты, небось, штаны в офисе просиживаешь! И дорогие, кстати, штаны!»

Я расплатилась, упаковалась, дотащила пакеты до машины – и снова уперлась в накачанную спину. Правда, теперь она стояла лицом… то есть обратной стороной затылка ко мне, но штаны были теми же самыми, нагло дорогими.

– Долго ходим, – сказал бугай, как будто ждал меня здесь с утра.

Подумаешь, заперла я его «бэху»! Бандит и урод. Кстати, заперла не я, а вон та «девятка». Я о-о-очень медленно заводилась, о-о-очень тщательно прогревалась и все думала, как бы этого козла наказать. Не знаю, как он, а я взвинтилась до упора. Наверное, поэтому и передачу перепутала. И наказала урода.

Судя по звуку, крыло «бэхе» придется ровнять. И, что противно, за мои деньги. Ладно, не первый день не замужем.

– Ты чего ее подсунул! – заорала я, вылетая из машины. – Ты видишь, я маневрирую!

Проверенная тактика сработала – урод принялся оправдываться.

– Куда подсунул? Кто подсунул? У меня тут бордюр! Ты че, курица, глаз не видишь?

Я сразу вспомнила бывшего почти мужа, который любил орать: «Ты че, страха не боишься?» Чувствуя, что парень дал слабину, я начала развивать успех:

– Подумаешь, передачу перепутала. А ты чего тут паркуешься? Правил не знаешь?

Это безотказный прием. Правила такие парни знают, как «Отче наш». А кто в наше время знает «Отче наш»? Только не такие парни. Все их ПДД (иногда и права тоже) обычно хранятся в барсетке, перевязанные резинкой, и выдаются гаишникам по мере надобности.

Но этот попался тертый.

– Какие правила? Я тебя счас урою, кобыла!

«О, – подумала я, – с повышением меня: была курица, стала кобыла». И перешла на деловой тон:

– ГАИ будем вызывать?

– Да я тебя счас без ГАИ урою… Где моя мобила? Дима, привет! В меня тут на стоянке телуха какая-то врезалась, че мне делать? Так… Так… О'кей. Давай, пока.

По тону, которым мужик общался с Димой, я поняла, что не все у него в порядке, ГАИ не будет.

– Короче, – сказал он, – гони триста баксов, и по домам.

Он опять упускал инициативу. Я потянулась к телефону.

– Куда? – спросил мужик.

– Ментам. Что я дура, такие бабки платить? Пусть приезжают, оценивают ущерб. Заплатит страховая. Алло!

– Ладно, не гони. Что мы, не люди, договоримся.

Мужик попытался изобразить любезную улыбку. «Не люди, – подумала я, – а курицы и коровы. И козлы».

Через пятнадцать минут к нам подъехала машина, из-за руля которой вылез мужик, представившийся Мишей. Осмотрев «БМВ», Миша произнес фразу, после которой я почуяла полную и безоговорочную победу:

– Ну, Толька, ты попал. У шефа через полчаса совещание закончится, он тебя убьет.

– А кто у нас шеф? – ехидно поинтересовалась я.

– Слушай, будь человеком, давай деньги, и я поеду.

– То есть шеф у нас грозный?

– Деньги давай!!!

– Не дам.

Все складывалось настолько хорошо, что я могла еще и в выигрыше остаться.

– Сейчас мы вызовем ГАИ. По правилам я не виновата (Толян и Миша синхронно моргнули), пусть приезжают, разбираются. Еще ты мне и заплатишь.

– Стерва. Я сейчас уеду, но я тебя потом из-под земли достану, я тебя…

Грозную тираду прервал звонок мобильника.

– Да… Нет, я не успею. Я возле магазина, у нас тут ДТП. Да я… Да у меня… Бок помят. Прилично. Но… А… Да. На! – Толька ткнул мне трубку. – Это босс.

– Послушайте, – раздалось в трубке, – вы можете побыстрее разобраться? Мне позарез нужна машина.

– Мы бы разобрались, но ваш шофер хамит и требует денег.

Толик испепелял меня взглядом.

– Вы ГАИ вызвали? – продолжил шеф.

– Нет, не успела еще.

– Не вызывайте. Что у вас с машиной?

– Практически ничего…

– Так что вы голову дурите!!! Валите домой, отпустите мою машину!

– Я дурю?! Да никого я не держу, это Толик ваш тут истерики устраивает!

Толик выхватил у меня трубку:

– Она мне весь бок помяла, я что, должен ее отпустить?! Вы ж потом с меня это все высчитаете! Да, сильно! Да, блин, потому что бабы дуры! Ездить не умеют! Хорошо…

– Все, ты допрыгалась! – это уже мне.– Сейчас он приедет и тебя уроет.

Я пожала плечами и уселась в свою машину. Подумала, залезла в «бардачок» и выудила пакетик изюма. Теперь пусть приезжает.

Приехавший шеф вылезал из машины долго и мучительно. Не то чтобы он был некрасивый, нормальный холеный мужик, и если бы он вышел из своего «БМВ», то наверняка произвел бы на меня неизгладимое впечатление. Но он выкорябывался из шестой модели «Жигулей» и делал это удивительно неартистично. Даже с такого расстояния артикуляция читалась совершенно отчетливо.

Подошел, оглядел свою машину, потрогал руками вмятину и схватился за телефон.

– Да, это опять я. Вмятина приличная. Ты мне скажи, нужно ДТП оформлять? Машина на фирму оформлена. Нужно? Хорошо.

И тут же второй звонок.

– Алло. Капитан Воронихин нужен. Алло, ну, привет. У меня тут ДТП. Адрес: улица Сухаревская, дом… Дом… Не вижу номера, короче, это универсам. Да. Жду.

Что характерно, со мной этот тип не то что не поздоровался, он даже не взглянул в мою сторону! Я налегла на изюм с удвоенной энергией.

Приехала ГАИ, поздоровалась с шефом за руку, поцокала языком над «пятеркой» и начала составлять картину дорожно-транспортного происшествия. Толик орал и махал руками до тех пор, пока шеф не сказал:

– А какого лешего ты вообще оказался возле магазина? Я тебе что сказал делать? Стоять и ждать! Нашел себе такси! Короче, оформляйте обоюдную вину, в следующий раз будет умнее.

От меня потребовалась только подпись.

Злобный Толик минут пятнадцать поливал меня отборным матом, рассказывая всем по телефону, как в него въехала «эта коза» (какие, однако, у парня познания в зоологии!), и я угробила три часа своего свободного времени.

А так, в принципе, все обошлось.

Да, забыла сказать, шеф уехал сразу после приезда ГАИ, так и не заметив, что у машины, которая врезалась в его «БМВ», был водитель.

Петрова с удовольствием перечитала текст.

К такой Марине она уже не испытывала жгучей зависти, теперь было совершенно непонятно, чем дело кончится. Будет у нее роман с шефом Толяна? И будет ли он удачным? Смущало то, что Марина получилась уж больно боевая. Героине любовного романа это как-то не к лицу. Но, как оказалось, писать про такую Марину намного интереснее. Она за словом в карман не лезет и пошутить может. Вон как Толяна этого отбрила!

– Ну почему я так не могу… – спросила Ирина Николаевна у экрана ноутбука.

Экран мигнул и перешел в спящий режим. Это напомнило Ирине Николаевне о режиме дня. Она разобрала постель и залезла под одеяло. И только когда выключила свет, увидела, что компьютер оставила включенным.

Сначала дернулась его погасить, а потом решила оставить. Пусть будет. Как будто окошко в жизнь, которая кипит по ту сторону монитора.

Следующее утро выдалось, мягко говоря, хмурым. То, что она полночи просидела у компьютера, отнюдь не означало, что не нужно идти на работу. Когда Петрова выскочила из подъезда, она уже понимала, что опаздывает. Пусть минут на пятнадцать, но это все равно ужасно, такого она себе никогда не позволяла. Как будто она одна из тех девчонок, которые шныряют по офису в мини-юбках и полдня просиживают в курилке!

– Эй! Девушка! Куда вы так спешите? Хотите, я вас подвезу? Да не убегайте вы…

– Нет, нет, спасибо. Я на метро… – сказала Ирина и оглянулась.

И чуть не померла со стыда. Обращались вовсе не к ней!

А та, к которой обращались, и не подумала отказаться! Наоборот, радостно щебетала и усаживалась в машину. Пусть это оказался не шестисотый «мерс», пусть даже не «БМВ», все равно удар был силен. Что такое есть в этой девушке, чего нет у нее? Брюки, куртка – в это время года в городе все одеты одинаково.

Ирина дотащилась до метро и всю дорогу думала, думала, думала… Представляла себе, что сейчас происходит в той машине. Вот девушка снимает капюшон, и по плечам рассыпаются шикарные волосы. А мужчина делает вид, что ничего не замечает, и ведет машину. Вот водитель перехватывает руль, и на руке у него поблескивают дорогущие часы. Как они выглядят, Петрова представляла слабо, что-то такое… шикарное. У девушки звонит телефон, она берет трубку, ей звонит восторженный клиент и заказывает что-то еще, он готов ей заплатить бешеные деньги, только бы эту работу сделала именно она. У мужчины тоже звонит телефон – он берет трубку, и из разговора понятно, что он опаздывает на деловую встречу, но говорит, что «у него есть одно очень срочное дело» и он будет чуть позже, «начинайте без меня». И вот он довозит девушку до работы, паркует машину… А потом нежно так проводит рукой по ее волосам и говорит: «Мы еще обязательно увидимся, я найду тебя…»

Дойдя до этого места, Ирина Николаевна озверела. Если бы она взялась анализировать свои чувства, то поняла бы, что безумно, мучительно ревнует. К тому, что не она сейчас в той машине и не ее волосы гладит тот, неизвестный ей, мужчина с дорогими часами на руке.

На работу Петрова опоздала. Снимая куртку, она мельком глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Отражение и так ее редко баловало, но сегодня просто превзошло себя. Практически бессонная ночь плюс отвратительное настроение не лучший коктейль красоты.

– Вот черт… Сейчас начнут с вопросами приставать, узнавать, что случилось, – пробурчала Ирина своему отражению и пошла к себе в бухгалтерию.

Вошла в кабинет, поздоровалась, пошла к своему столу, села, включила компьютер…

И тут ей захотелось плакать в голос. Никто не поднял головы, никто даже не взглянул в ее сторону, хотя она и услышала традиционное «доброе утро».

Всем на нее наплевать, никто даже и не подумал поинтересоваться, почему она так плохо выглядит. А может, просто не заметили разницы?

Петрова шмыгнула носом и погрузилась в работу.

Оторваться от расчетов удалось только часа в четыре дня, к этому моменту все уже сходили пообедать, несколько раз перекурить и прогуляться. Коллеги были бодры в предвкушении окончания трудового дня, а Петрова – голодна, зла и несчастна.

– Ира, пойдем кофе последний раз попьем,– позвала ее Таня.

Коллеги уже два года сидели за соседними компьютерами, близкими подругами не стали, но были добрыми приятельницами. Они не скатывались на обсуждение личной жизни, зато вовсю ругали дурака-шефа и маленькую зарплату.

– Почему последний? У нас что, кофе опять кончился?

– Ну, ты даешь! Я сегодня целый день об этом рассказываю. Уже всем уши прожужжала. Увольняюсь я.

– Как?

– Да, собственно, уже уволилась. Месяц отработаю – и вперед. Представляешь, у меня есть подруга, а у нее муж. А у мужа фирмочка небольшая, они там торгуют чем-то… Я пока не вникала. Короче, ищут бухгалтера, начальная зарплата даже больше, чем здесь, а главное, офис на соседней улице от моего дома. Ты представляешь?! Через дорогу перешла – и уже на работе. Я, конечно, сразу согласилась. У нас здесь ловить нечего, а там перспективы, у них фирма растет, штат молодой.

Таня была чудо как хороша. Глаза горели, она активно махала руками и все время вскакивала со стула – то чашку взять, то кофе принести, – как будто уже прямо сейчас собиралась бежать навстречу новым перспективам.

А на Ирину Николаевну навалилась тоска. В ушах прочно застряло: «У нас здесь ловить нечего». Сразу представилось, что она сидит на берегу заболоченного озера и держит в руках пустой сачок.

Вечером Петрова была совсем разбита. Болели руки, ноги и голова. Это состояние замечательно описал пес Шарик в книжке про Простоквашино: «Лапы ломит, и хвост отваливается».

От навалившейся депрессухи мог бы спасти какой-нибудь покетбук с романчиком, но, как назло, ничего интересного дома не завалялось. Шоколад Ирина Николаевна весь съела еще неделю назад, а новый не покупала, чтобы не искушать себя лишними калориями.

Она обшарила на кухне все шкафчики – ничего вкусненького обнаружено не было. Пришлось отрезать кусок черного хлеба, намазать маслом и густо посыпать сахаром.

С этим бутербродом Петрова уселась за компьютер. Собственно, она и не собиралась ничего писать, а вовсе наоборот, собиралась скачать себе что-нибудь из Интернета, но на рабочем столе так призывно торчали «Сладкие грезы», что рука с мышкой дрогнула.

– Отвратительное название, – сказала Ирина и начала стучать по клавиатуре.

Когда я работаю, то мобильник, как правило, отключаю. Неадекватна я в процессе творчества, особенно если заказ срочный. Своих не узнаю. А тут вот почему-то не выключила. Да еще и ответила, хотя номер был незнакомый. Я ж говорю: в таком состоянии не только своих не узнаю, но и чужих не отслеживаю.

– Алле, – сказала трубка, – это Анатолий. Нужно подъехать.

– Куда подъехать? Какой Анатолий? Извините, я очень занята.

– Такой Анатолий, который Толян. С «бэхи», какую ты вчера бабахнула.

Абонент хохотнул. Я смотрела на экран и мучительно соображала: 1) что у меня с композицией; 2) не маловат ли логотип; 3) кого я вчера бабахала.

– Это который у универсама? – озарило меня. – Мы же вчера разобрались.

– Разобрались, да не разобрались. Надо подъехать.

– Куда еще подъехать? И вообще, откуда у вас мой номер телефона?

– От верблюда, – ответил друг животных Толян. – Короче. Тут по страховке вопросы.

Тут я поняла: 1) в композиции провален верх; 2) логотип нужно делать черно-белым; 3) да пошли они со своими наездами!

– Вот что: если у моей, – я тщательно выделяла личные местоимения, – страховой компании появятся ко мне претензии, то они свяжутся со мной. Пока!

– Э! Погоди! – Что-то человеческое прозвучало в голосе Толяна, и я не бросила трубку. – На самом деле… это… шеф просил приехать. Дело у него какое-то.

К этому моменту я уже четко понимала, как мне выстроить постер, поэтому решила смилостивиться:

– Ладно. Если не в Бирюлево, заеду.

– Какое Бирюлево? Центр! Записывай.

Толяновскому шефу поперло: его офис находился рядом. В десяти минутах ходьбы или пятнадцати – езды.

Правда, с парковкой получилось все двадцать пять, но это было даже удачно. Пусть подождут, раз им надо. На входе уже ждал Толян.

– Здорово, – буркнул он, отчего-то не прибавив ни «корова», ни «овечка», ни хотя бы «гусыня», и повел вглубь офиса.

В кабинет вводить не стал, только показал направление. Секретаршу я миновала с ходу, та только ресницами похлопала. Ни черта работать не умеют, отрабатывают жалованье… совсем не головой.

– Здрасьте, – сказала я, плюхаясь перед боссом, – слушаю вас.

– Добрый вечер, – ответил босс, напрягаясь, – а с кем имею честь?

«Не узнал, болезный! – обрадовалась я. – Ну, поразвлекаемся ».

– Неужели не вспомнили? – Я постаралась изогнуться посексуальнее, но в рамках дозволенного.

Судя по этой Барби в приемной, на босса такие штучки должны оказывать парализующее действие. Так и случилось: босс поплыл.

– М-да… э-э-э… конечно… но не совсем.

– Вы попросили меня заехать вечером, – продолжала я грудным голосом, – и вот я здесь.

Заметьте, ни слова вранья я не произнесла!

– Я попросил?

«Хорошего понемножку», – решила я и сказала уже нормальным голосом:

– Я вашу машину вчера побила. То есть… обоюдная вина. А сегодня ваш водитель мне позвонил…

– А-а-а! – обрадовался босс. – Припоминаю. Ты ж вроде дизайнер?

«Надо было еще его помурыжить», – запоздало сообразила я. Вечно меня подводит природная доброта.

– Типа того.

– Есть работа. Учитывая обстоятельства, можешь быстро сделать?

– Какие еще обстоятельства?

– Ну машину-то ты мне побила.

– Обоюдная вина, сами сказали.

В глазах у хозяина кабинета появился нехороший огонек.

– Я сказал, я и отменю. Короче, берешься?

Желание спорить отпало. Такой, если озвереет, может и в асфальт закатать.

– Что за работа?

– Секретарша продиктует.

– Она умеет читать? – удивилась я.

– На трех языках. – Казалось, что босс говорит о породистой лошади. – И компьютер в этом… в совершенстве.

– А вы на скольких языках? – мне хотелось хотя бы укусить этого бугра с горы.

– На одном, – ответил он, – и то с трудом. И на компьютере только в игрушки умею. Но, заметь, не я у нее в секретарях, а она у меня. Так что иди (он кинул взгляд на визитку, которая лежала на столе), Марина Дмитриевна, и работай. До свидания.

«Менты визитку отдали, – поняла я, – вот какие верблюды Толяну мой телефон продали».

– До свидания, мужик, – ответила я, поднимаясь.

– Не понял? Кто это «мужик»?

– А как мне вас звать, если вы не представились?

Уже в спину мне донеслось:

– Владимир я! Петрович!

На этот раз Ирина Николаевна легла спать почти вовремя, в двенадцать. На столе остался остывший чай, недокусанный бутерброд и уже традиционно невыключенный компьютер.

Следующая неделя пролетела быстро. Каждый вечер Ирина Николаевна добавляла по эпизоду к отношениям Марины и Принца (Владимира Петровича) и даже жалела, что эти отношения стремительно летели к постели, а через нее, транзитом, к свадьбе.

Правда, была еще одна забота, которая отвлекала Петрову от творчества. В субботу ей предстояло пойти на день рождения, и к этому событию нужно было как следует подготовиться.

Она всегда немного нервничала перед очередным выходом «в свет». Кто знает, кого там встретишь? А вдруг там окажется ее будущий муж? И потом, через много лет совместной жизни, они будут сидеть на кухне, и он спросит: «И как бы я жил, если бы ты тогда не пришла к Лене на день рождения?»

Уже в среду вечером Ирина Николаевна погладила и повесила в шкаф юбку и блузку. Юбка черная, прямая, блузка голубая, под цвет глаз, с красивым вырезом и длинным рукавом. Приготовила туфли – черные лодочки.

В четверг покрасила волосы.

В пятницу занималась маникюром и ходила в магазин упаковывать подарок.

В субботу утром встала пораньше, чтобы помыть голову и дать волосам высохнуть самим, а не сушить их феном.

К вечеру Петрова была готова к тому, чтобы встретить свою судьбу. Жаль, у нее не было длинного пальто, спортивная куртка и строгая юбка смотрелись немного нелепо, ну да ладно.

– Не буду же я там в куртке сидеть, – сказала Ирина Николаевна своему отражению, взяла приготовленные туфли и пошла на встречу с неизвестным.

Лена, которая пригласила Петрову на день рождения, была ее школьной подругой. Они виделись пару раз в год, созванивались чаще. Не очень красивая, не очень удачливая, она тем не менее смогла выйти замуж. Не то чтобы у нее все было хорошо… Но и не плохо. Жили себе спокойно, снимали квартиру, собирали на свою. Лена очень хотела ребенка, муж был против. По этому поводу она часто плакала, жаловалась всем подругам на «бессердечного и эгоистичного тирана» и уходила к маме «на недельку». Потом возвращалась, и жизнь продолжала течь спокойно и размеренно.

Ленины дни рождения Ирина Николаевна любила. Всегда было много народу и вкусной еды, со многими гостями она уже встречалась, и не нужно было каждый раз вливаться в новую компанию. Было весело: приходили Ленины сослуживицы, приходили друзья Лениного мужа, курили, рассказывали анекдоты. После такого вечера все вещи пахли смесью табака, духов и хорошего спиртного – всем тем, что называется «атмосферой праздника».

Петрова приехала вовремя и оказалась первой. Девушку, которая открыла ей дверь, она узнала с трудом.

– Лен, это ты?!

– Я-я… Заходи. Нравится?

– Не знаю. То есть нравится, конечно…

Ирина Николаевна вовремя вспомнила, что у подруги день рождения и ей нужно сказать что-нибудь приятное.

– Я уже полгода такая. Забыла тебя предупредить.

Лена выглядела… Трудно было подобрать подходящее слово, ведь то, что Петрова видела перед собой, очень отдаленно напоминало ее школьную подругу. Перед ней стояла Женщина. Абсолютно все на ней просто вопило о женственности. Ногти сверкают, прическа – нечто состоящее из локонов, но эти локоны так продуманно свисают, обнажая то кусочек ушка, то немного шеи, что трудно заподозрить их в естественности. Лена была в брюках, и эти брюки были даже не слишком облегающие, да и маечка довольно целомудренная, но общий вид получился такой, что Ирине Николаевне все время хотелось отвести глаза.

Лена засмеялась:

– Да ладно, подумаешь, волосы перекрасила. Это еще не повод меня не узнавать. Пошли, поможешь мне бутерброды сделать.

Подруги пришли на кухню. Петрова от растерянности забыла надеть туфли, которые взяла с собой, и теперь не знала, куда спрятать ноги в носочках. Вернуться ей было почему-то неудобно.

Лена протянула ей бокал:

– На, пей. Аперитив. У нас на сегодня большая программа, мы все здесь соберемся и поедем в «Реактив». Там сегодня программа – супер. Главное, успеть до одиннадцати пройти, чтобы столик захватить.

– Куда поедем?

– «Реактив» – это тут недалеко. Хороший клуб, приличная музыка, нет шпаны семнадцатилетней.

Лена еще что-то рассказывала, а Ирина Николаевна представила себе, что сейчас все придут, а она в носочках, а потом все начнут собираться и увидят ее куртку, которая к юбке совершенно не подходит, да и не будет же она в клубе в туфли переодеваться! А ходить там в сапогах уже далеко не первой молодости…

– Лен, ты извини, я к тебе вообще-то только на полчасика заскочила. У меня тут у родственницы такое случилось, ну… Ты понимаешь… Ладно, я тебе позвоню… Я тебе потом все расскажу…

Ирина Николаевна говорила все это очень быстро, чтобы ее не перебили, пятясь назад в коридор, одной рукой нащупывая дорогу.

– Лен, ты меня извини, кстати, вот подарок, я потом еще заскочу как-нибудь…

Совершенно опешившая Лена только успевала хлопать глазами в такт причитаний Петровой.

А та схватила с вешалки куртку, сунула ноги в сапоги, открыла дверь…

– Ты только не обижайся, ладно? Пока…

Выскочила из квартиры и перевела дух. У нее было ощущение, что она избежала чего-то страшного.

Когда Ирина Николаевна вернулась домой, уже наступили сумерки. Она сняла с себя нарядную одежду, аккуратно повесила в шкаф, привычно стыдливо отводя глаза от своего отражения в дверце.

Но именно сегодня это отражение казалось таким загадочным, какие-то блики попадали в комнату с улицы даже сквозь шторы, откуда-то доносились обрывки музыки.

«Интересно, – подумала Ирина, автоматически садясь за компьютер. – А как это: прийти в ночной клуб и сделать так, чтобы все смотрели только на тебя?»

Объем работы, который мне продиктовала суперсекретарша, оказался впечатляющим.

Недели на две, если вкалывать как папа Карло, или на месяц, если в промежутках еще успевать немножко поспать.

– С кем мне согласовывать макеты? – поинтересовалась я у секретарши, стараясь говорить громко и отчетливо.

Почему-то я продолжала сомневаться в ее умственных способностях.

– С коммерческим директором.

Я ждала продолжения. Секретарша честно смотрела мне в глаза.

Я решила помочь бедной девушке. Попыталась натолкнуть ее на мысль.

– И?

– Что?

– Не подскажете ли вы мне его телефон? Слова «вы» и «мне» я максимально выделила голосом, чтобы облегчить бедолаге ее и без того нелегкий труд.

– Зачем?

В ее глазах было только кристально чистое непонимание.

– Я хочу пригласить его на свидание!

Нехорошо раздражаться на сирых и убогих, не сдержалась…

В этот момент из кабинета вышел Владимир Петрович.

– Таня, я забыл сказать, дайте Марине Дмитриевне приглашение на завтрашний банкет.

Таня послушно извлекла из ящика стола конверт и протянула мне.

Владимир Петрович собирался скрыться, но не успел.

– Спасибо, – сказала я, – но у меня к вам еще одна большая просьба.

– Да?

– Попросите, пожалуйста, вашу секретаршу дать мне координаты того человека из вашей фирмы, с которым мне можно будет связаться, если у меня возникнут вопросы по работе, которую вы мне только что предложили. Будьте так любезны.

Владимир Петрович потряс головой, в которую явно не поместилась моя фраза целиком. Он посмотрел на меня, потом на Таню, потом вознес глаза к потолку и сказал:

– Вы приходите завтра на банкет. Я вас там со всеми познакомлю. Это тут недалеко – клуб «Реактив». Форма одежды – неформальная.

– Правда, – обрадовалась я, – то есть смокинг могу не надевать?

Шеф молча скрылся за дверью.

Не могу сказать, что я не бывала на подобных банкетах. Бывала, и много раз. Но каждый раз формулировка «неформальная форма одежды» ставит меня в тупик.

Для кого-то это джинсы и майка, а для кого-то вечернее платье. А неформальность в том, что шлейф и кринолин, так и быть, можно оставить дома.

Если бы время, потраченное на размышления о том, «что мне надеть», женщины тратили на решение мировых проблем, на земном шаре давно воцарились бы мир и спокойствие.

Но сейчас не об этом. Итак: что мне надеть?

Хорошо, что компания незнакомая, можно смело появляться в том, что уже носила.

Значит, блестящее платье.

Или оно слишком блестящее?

Значит, черное.

Или оно слишком простое? Как-то банально.

Значит, юбка и топ.

А если там холодно?

Значит, брюки и что-нибудь с длинным рукавом. И топ вниз, на случай, если там жарко.

И туфли на каблуке? Или без каблука?

А танцы будут?

Или будет банальная обжираловка?

А по какому поводу хоть банкет-то?

Я открыла приглашение и прочитала, что завтрашнее торжество посвящено предстоящему через полгода десятилетию фирмы. Собственно, тому самому десятилетию, к которому я же и должна разработать кучу рекламной ерунды.

Ситуацию это не прояснило, и я решила взять с собой две пары туфель.

Вечер завтрашнего дня, как обычно, наступил совершенно неожиданно. Вроде бы только что было раннее утро, а потом хлоп – уже вечер. Пришлось, как всегда, собираться в темпе вальса. Даже, пожалуй, в темпе очень зажигательного рок-н-ролла.

Я, естественно, катастрофически опаздывала.

Умерить пыл пришлось уже на шоссе, куда я лихо вылетела с перпендикулярной улицы. После того как мне раз пять просигналили вслед, я поняла, что лучше доехать на пятнадцать минут позже.

А еще я представила себе реакцию Владимира Петровича на звонок, в котором я сообщу, что не могу прийти, потому что попала в аварию. Я бы на его месте ржала, как конь.

В клуб я вломилась, не снижая скорости. Охранника пыталась отодвинуть в сторону со словами «позвольте пройти», и совершенно не хотела понять, почему он меня задерживает, чего он от меня хочет и когда он наконец отпустит рукав моего пальто.

Закончив отбиваться, я сообразила, что нужно предъявить пригласительный, и была отпущена с миром. Меня даже не обматерили.

Первое, что бросилось в глаза, когда я вошла в зал, была секретарша Таня.

Если бы я была мужиком, то у меня бы уже выскочили из орбит глаза, а по подбородку рекой текли слюни.

Если цель этого банкета – соблазнение спонсоров и инвесторов, то Таня, несомненно, главное действующее лицо. Не знаю, зачем ей три языка, по-моему, ей достаточно чуть пониже наклониться – и переговоры можно считать законченными. Уже никто не вспомнит, о чем и зачем переговариваются.

– Ладно, – пробурчала я себе под нос, – раз королевой бала мне сегодня не быть, можно расслабиться. Где тут у вас бар?

Я спросила первого, кто попался мне под руку. А то, что попался Владимир Петрович, – это его личная проблема.

– Добрый вечер, Марина. Я уж думал, вы не придете.

– Зря надеялись. Мне же не удалось выдрать из вашей секретарши нужный телефон. Она же у вас просто цербер в юбке.

Я еще раз взглянула на Таню и не удержалась:

– Жаль, кроме юбки, она ничего не надела…

Владимир Петрович засмеялся:

– Странно, почему-то мне кажется, что все женщины недолюбливают Танечку. Вы не знаете почему?

– Зато ее мужчины долюбливают, – пробормотала я. – Ладно, давайте вы меня с кем-нибудь познакомите, пока я трезвая, а потом я начну буянить, стриптиз устрою и танцы на столе… Не до того будет.

– Обещаете?

– Клянусь!

– Тогда я останусь до конца банкета.

Следующие часа полтора я провела удивительно однообразно. Под конец у меня уже болел язык – всем объяснять, что я их новый дизайнер, и уши – выслушивать гениальные предложения по оформлению рекламной продукции.

Банкет к тому времени перешел в совершенно неформальную стадию. Уже уединялись парочки по углам, уже танцевали в соседнем зале, уже временами раздавался громкий рогот, а не сдержанное хихиканье. Уже обнажились плечики и пузики, и я почувствовала, что чужая на этом празднике жизни.

– Вина? – откуда-то материализовался Владимир Петрович.

– Честно говоря, я за рулем.

– Тю! А как же стриптиз?

– В другой раз.

– А хотите, я вас до дома довезу? А вы машину здесь оставьте.

– Вы? А вы разве не пьете? – Я с сомнением покосилась на бокал в его руке.

– Я пью. Анатолий не пьет. Отрабатывает разбитое крыло.

Это в корне меняло дело. Приятно было использовать Толяна в качестве такси.

– Ладно, уговорили. Давайте вина. Только белое и очень холодное. Да, и еще – рислинг я не люблю. Я буду ждать вон за тем столиком.

Я гордо удалилась. Владимир Петрович врос в землю.

Какой черт дергал меня за язык? Зачем я вдруг принялась с ним заигрывать? Самое ужасное: начав, остановиться я уже не могла.

Мы пили на брудершафт. Мы танцевали. Много танцевали. Потом я опять вела какие-то сложные переговоры с коммерческим директором. Потом пришел Володя и меня спас. Мы опять танцевали.

А после полуночи начались всякие разухабистые конкурсы. И мне таки пришлось устроить стриптиз, в фанты проиграла.

Хорошо, что я надела кофтюлю с огромным количеством пуговок. Пока я их все расстегнула – музыка кончилась.

Когда мне надоест дизайнерить – пойду в стриптизерши. Потрясающее ощущение испытываешь, когда зрители замирают в ожидании твоего следующего жеста. И удивительное чувство безнаказанности. Перед одним мужчиной так не будешь выпендриваться, он тебя быстро на постель повалит, зато перед толпой можно делать практически все что угодно.

Судя по глазам Володи, я и правда немного увлеклась. Со сцены он меня практически уволакивал, а вслед неслись громкие аплодисменты.

Хотелось бы к этому добавить страстную ночь любви – ан нет. У Толяна в машине я мгновенно заснула, хорошо хоть, адрес сказала. До квартиры добралась на полном автопилоте и рухнула спать.

Давненько я не ложилась в пять утра…

– Давненько я не ложилась в пять утра, – пробормотала Петрова, сверилась с часами и тоже рухнула в постель.

Следующим вечером Ирина Николаевна перечитала роман с самого начала и осталась довольна. Марина получалась живая и настоящая. Более настоящая, чем томные Золушки из покетбуков. И Принц у нее вырисовывался такой… человеческий, такие точно бывают. По крайней мере, могут быть.

Петрова задумалась. Из текста следовало, что с постелью Марина и Володя (Принц) больше тянуть не могут. Пора им было слиться в экстазе волшебной ночи. Этот эпизод должен был получиться прочувствованным и ярким, поэтому Ирина Николаевна раскопала в стенном шкафу ароматические свечи, которые остались от празднования Нового года, налила бокал сухого красного вина, нашла по радио классику и приготовилась окунуться в атмосферу романтической страсти.

План провалился с треском. Вернее, с грохотом, который донесся из-за стенки. В принципе, этот звук был вполне ожидаем – соседская скандальная парочка и так две недели сидела тихо. «Ну почему именно сегодня?!» – подумала Петрова и шепотом, чтобы не оскорбить классическую мелодию, выругалась.

Она попыталась сосредоточиться на музыке и аромате свеч, но не смогла. Звукоизоляция в ее доме была рассчитана на беседу двух охрипших интеллигентов, а не на могучий ор и грохот опрокидываемой мебели.

Ирина Николаевна решила забыться с помощью вина. Она сделала большой глоток, замерла и помчалась в ванную – отплевываться. А ведь предлагала ей тогда Ольга: «Давай допьем, все равно оно у тебя в уксус превратится». И было это… ну да, полтора месяца назад.

Петрова прополоскала рот и тщательно почистила зубы, но настроение безнадежно ушло. Вернулась в комнату, принюхалась и задула вонючие свечи. Чтобы освежиться, Ирина Николаевна вышла на балкон. Дверь пришлось плотно прикрыть, но какофония соседской баталии доносилась и сюда.

«Лучше уж одной жить, – подумала Петрова, рассматривая соседский дом, – чем так, как соседи. Он же ее бьет. Или она его? Нет, наверное, он. Она потом всю ночь плачет. Ни за что не смогла бы сосуществовать в одной квартире с человеком, который способен поднять на меня руку. Или хотя бы голос».

Ирина Николаевна задрала голову. Ей повезло – сегодня сквозь вечернюю дымку пробивались звезды.

«Любой конфликт можно решить мирно, просто поговорив с человеком, – думала она, – лишь бы человек был любимым и любящим. Любящий всегда поймет, даже без слов».

Так она медитировала довольно долго, пока не обнаружила, что соседи притихли. Ирина Николаевна вернулась в комнату и прислушалась. За стенкой больше ничего не орало, не разбивалось вдребезги и не падало. И тем не менее какие-то звуки оттуда доносились.

Петрова приблизилась к стене и неожиданно для себя прижалась к ней ухом. И застыла.

Соседи занимались любовью. Ирина Николаевна различила ритмичный скрип дивана (видимо, его специально пожалели при ведении боевых действий) и сопровождающие его женские стоны. Петрова стояла у стены, как будто ее внезапно хватил паралич. Ей было невыносимо стыдно подслушивать, она ощущала себя извращенкой, но ухо словно примерзло к обоям. Когда Петрова неимоверным усилием воли оторвалась от стены, можно было уже не прислушиваться – стоны соседки вышли на максимальную громкость.

Ирина Николаевна стояла посреди комнаты, закрыв глаза. Теперь она вспомнила, что уже слышала эти стоны раньше. Каждый соседский скандал заканчивался одинаково – шум смолкал, наступало затишье, а потом доносились эти звуки. «А я-то, дура, – внутренне рвала на себе волосы Петрова, – думала, что она плачет от побоев. А она… Как она может, они же только что орали друг на друга?»

Ирина Николаевна зажала руками уши и направилась на кухню. В недрах холодильника она нашла початую бутылку водки, налила себе рюмку и залпом выпила. В отличие от вина, водка совершенно не испортилась – осталась такой же мерзкой и горькой, как была полгода назад.

Петрова убрала бутылку на место… и замерла у закрытого холодильника. Она вдруг ясно, во всех деталях увидела волшебную ночь страсти Марины и Володи. Ирина Николаевна видела ее не последовательно, минута за минутой, а всю сразу, от горячего пролога до терпкого и нежного финала.

Она вернулась к компьютеру и начала быстро-быстро писать, чтобы не упустить ни одного кадра из этой феерической картины.

Звуки из-за стены то ли утихли, то ли попросту больше не имели значения.

После часа напряженной работы Ирина оторвалась от монитора и с чувством выполненного долга отправилась на кухню за чаем.

Она была страшно горда собой – то, что она написала, обещало стать лучшим моментом ее произведения.

Страсть, накал, нежность – все слилось в одну незабываемую картину.

Ирина собиралась налить себе чай, а потом вернуться в комнату и перечитать написанное, для того чтобы еще раз пережить вместе с Мариной эти чудесные мгновения.

На следующее утро меня разбудил звонок в дверь.

Но сразу хочу предупредить, что утро для меня – это не время суток до двенадцати, а несколько часов после того, как я проснулась.

Итак, сегодня утро у меня начиналось в час дня.

Я влезла в халат и, автоматически шепотом приговаривая: «Иду, иду…» – потащилась к двери. Глаза пока решила не открывать.

За дверью стоял Володя.

– Нужно спрашивать «кто там?», – сказал он.

– Кто там? – послушно спросила я.

– Это я.

– Очень хорошо.

– Я привез тебе сумочку, ты забыла ее вчера в моей машине.

– Да?!

Я даже проснулась от неожиданности. Учитывая то, что в сумочке были права и документы на мою машину, ее потеря могла мне дорого обойтись.

– Может, ты пригласишь меня в квартиру? – спросил Володя.

– Ах да, конечно.

Я потеснилась, давая ему пройти. И поймала себя на том, что автоматически сдерживаю дыхание.

Коридор вдруг стал тесным, казалось, что мы не в состоянии в нем разминуться.

Я в панике отскочила в комнату.

– Ладно, я сейчас сварю тебе кофе. Ты п-п-посиди на кухне, а я оденусь.

Мало того что я начала заикаться от волнения, так еще и покраснела в конце этой тирады.

Интересно, это старость? Или просто вчера перепила?

Страшно на себя злясь, я начала быстро приводить в порядок комнату, запихивая в шкаф все, что плохо лежит.

– Где у тебя кофе?

От неожиданности я чуть не подпрыгнула.

Володя стоял в дверях и спокойно наблюдал, как я судорожно сую в шкаф моток, состоящий из горы свитеров, покрывала и моего нижнего белья.

– Я же сказала, посиди, я сейчас приду.

– А мне внезапно захотелось тебя порадовать.

– Тогда иди домой…

Володя лениво оторвался от двери и медленно подошел ко мне.

– Ты правда этого хочешь? Тогда попроси меня уйти.

Он подошел близко-близко и говорил, почти касаясь меня губами:

– Если ты меня убедительно попросишь, я уйду.

Я очень плохо соображала. Я нежно прижимала к себе одежду и пыталась придумать язвительный ответ. Но мозг уже был парализован. Он растекся по черепу и вяло там плескался, даже не пытаясь работать.

– Уходи, – просипела я.

– Неубедительно, – сказал Володя и принялся нежно целовать меня в шею.

– Пожалуйста, – попросила я.

– Я сделаю все, что ты захочешь. Вот этого ты хочешь?

Нежный поцелуй.

– Да.

– Хорошо… А вот этого?

– Да…

– Мне уходить?

– Нет…

– А можно, я пока заберу у тебя эти вещи? Хотя, в принципе, они мне не мешают…

Я с удивлением посмотрела на то, что прижимаю к себе, и просто разжала руки. Для меня уже переставал существовать окружающий мир.

На этом месте Ирина Николаевна прервала чтение с бешено колотящимся сердцем. Отошла к окну, залпом выпила остывший чай.

Она настолько сжилась с Мариной, что уже практически чувствовала удивительно нежные поцелуи Володи. Она зажмурилась, чтобы получше рассмотреть его лицо, но оно выглядело размытым. И тут она впервые задумалась о том, как выглядит ее герой.

Безусловно, высок. Конечно, брюнет. И плечи широченные.

Ей сразу вспомнился парень из последнего пионерлагеря. Первая любовь – спортсмен, косая сажень в плечах. Когда после очередной дискотеки он пошел ее провожать и через пять минут полез целоваться, никакого удовольствия Ира не получила. Вовсе наоборот: воняло дешевым куревом, он противно сопел и всю ее обслюнявил.

Володя не такой. Он умеет целоваться, он знает, как доставить женщине удовольствие.

И опять что-то не то… Петрова долго думала, что же ее смущает, бродила по квартире, представляла себя на месте Марины. Вот Петрова спит, звонок в дверь, она накидывает халат и идет открывать, там стоит Володя – то есть мужчина, который ей нравится. Он ее целует.

О чем она думает?

О том, что не накрашена, о том, что под халатом у нее семейные трусы и растянутая майка вместо пижамы. О том, что за последнее время она набрала семь килограммов и уже года три не загорала.

Как при этом женщины умудряются терять голову, непонятно… Неужели счастливы только красотки с обложек журналов? Или все остальные тетки мира, кроме нее, каждый день перед сном надевают лучшее сексуальное белье, чтобы утром (если вдруг к ним забежит прекрасный принц) выглядеть сногсшибательно?

Вот, например, Танька не худышка. А мужиков – толпа. Как ей удается не думать о том, что сейчас ее разденут и увидят все эти складочки вместо талии?

Как им вообще удается не думать? Может, дело в мужчине? Но тогда следующий вопрос: сколько женщин должно было быть у этого Володи, чтобы он научился так целоваться, что для Марины немедленно перестал существовать окружающий мир?

Неужели Володя, ее Володя, банальный бабник?

А Марина, дурочка, этого не понимает. Она в него влюбится, а он ее бросит, как и все свои предыдущие жертвы!

– Вот понаписывают всякой ерунды! – в сердцах сказала Ирина.

Компьютер согласно моргнул. Потом согласно моргнул свет. А потом все погасло, потому что согласно моргнуло что-то в ближайшей подстанции.

Когда электричество включили, выяснилось, что все электроприборы не пострадали, только компьютер почему-то не сохранил последние изменения в файле. Вся эротика была безвозвратно утеряна.

Но Ирину это теперь совершенно не расстроило. Она даже обрадовалась, что постельная сцена пока не состоялась. Все-таки нельзя так сразу – нужно получше узнать друг друга.

В конце следующего дня Петрова вспомнила о своем трагическом непоходе в клуб. Двое суток гнала от себя мысли о нем, а тут решила, что стоит все-таки позвонить Лене и извиниться. И сказать что-нибудь приятное.

Лена взяла трубку, кажется не дождавшись гудка.

– А, это ты, – сказала она разочарованно.

Ирина Николаевна решила пока не обижаться.

– Да. Привет. Ты извини, что я не пошла. Там срочно нужно было… Я очень хотела…

Лена продолжала хамить – молчала.

– А ты так здорово выглядишь. Очень похорошела. У вас с мужем что, второй медовый месяц?

Трубка издала неразборчивый прерывистый звук. Петрова почему-то вспомнила соседей и их ночь любви.

– Если я не вовремя, – торопливо начала Ирина Николаевна, но трубка перебила ее новым звуком, еще более душераздирающим.

– Я беременна! – вдруг проплакала Лена. – Понимаешь? Ребенка я жду! Поэтому и грудь, и все… Что мне делать?

Петрова понимала, что от нее ждут ответа, и ляпнула первое, что пришло в голову:

– Ну, ничего, все как-нибудь образуется.

– Что образуется? Пузо образуется? Так оно уже образовывается! И грудь еще растет!

«Далась ей эта грудь»,– подумала Ирина Николаевна.

– А я реву, – продолжила Лена, хотя это можно было и не пояснять. – А он все время спрашивает, а что я ему скажу?

– «Он» – это кто? Врач?

– Херач! Муж спрашивает! Не могу же я ему сказать, что это не его ребенок.

Петрова почувствовала легкое головокружение и села на диван.

– Как не его?

– А вот так. У меня уже полгода другой мужчина. А он не знает! А он знает, но боится, что он узнает!

Ирина Николаевна пожалела, что подруга не завела себе на стороне женщину. Тогда было бы понятно: «он» – муж, «она» – любовница. Пришлось выпытывать правду по кусочкам. Вырисовалась трагическая картина: Лена залетела от любовника, о существовании которого законный супруг не имеет ни малейшего представления.

– Как же тебе удается мужа обманывать? – не удержалась Петрова.

– Тоже мне, проблема. Он же с работы придет – и к телевизору. Он о моих приключениях узнает, только если о них в новостях расскажут.

Таким образом, муж о предстоящем ребенке вообще не знает, любовник знает, но не хочет, а сама Лена… Тут начиналось самое сложное.

С одной стороны, Лена ребенка хотела давно, поэтому об аборте речи не было. То есть была, и даже экспрессивная, но сводилась она к одному тезису: «Буду рожать, и пошли они все…»

С другой стороны, муж за измену может и выгнать из дому. Или, скажем, сам уйти, что в такой ситуации одинаково плохо. Поэтому правду ему говорить нельзя.

С третьей стороны, отец будущего ребенка таковым становиться не собирался. У него есть своя жена и две девочки. Бодаться еще и с ними Лена не собиралась.

– Значит, – попыталась Петрова сделать логичный вывод, – скажи мужу, что это от него.

Сказала – и самой стало противно. Врать собственному мужу, да еще в таком важном деле! Жить во лжи… Ведь ребенок вырастет, правда все равно вылезет наружу. Сейчас Лена обматюгает свою школьную приятельницу, и правильно сделает. Скажет: «Нет уж, лучше сразу сказать правду. А там – будь что будет».

Ирина Николаевна так живо представила себе гнев приятельницы, что едва не пропустила ее реплику из реальности.

– Знаешь, – говорила Лена, вдруг успокаиваясь,– я и сама так думала. Наверное, так правильнее всего. Всем так будет лучше. Спасибо, Ирка, что поддержала.

Теперь молчала Петрова.

– Даже не ожидала, – сказала Лена, – что ты так мне поможешь. Ты ведь всегда такая… упертая была в этих делах. Спасибо. Ты чего молчишь?

– Пожалуйста, – ответила Ирина Николаевна.

– Ага. Ты извини, мне тут звонить должны. Я ремонт делать затеяла. Потом перезвоню, ладно?

Петрова положила трубку и пошла в ванную. Хотелось то ли смыть с себя остатки этого странного разговора, то ли просто освежиться. Мысли возникали в голове хаотично. Сначала она думала о своей «упертости». Непонятно, что Лена имела в виду. Потом попыталась представить жизнь между двух мужчин. Не уход от одного к другому – об этом она много читала, – а стационарное состояние. Днем с одним, вечером с другим. Постоянное вранье. Затем пришла мысль о ребенке, как он будет жить в этой странной семье.

За раздумьями Ирина Николаевна и сама не заметила, как оказалась перед экраном ноутбука. Руки сами включили его и сами открыли файл со «Сладкими грезами».

«Идиотское название, – мельком напомнила себе Петрова, – завтра же поменяю».

И начала читать файл с начала. В конце третьего абзаца она споткнулась о словосочетание «двухлетняя дочь». Ну да, у Марины же где-то есть девочка двух лет от роду. Надо это как-то осветить, а то получается неполная картина. Соседки по бухгалтерии о своих детях сутками могут болтать, а в романе – ни одного упоминания.

«Марина в ночной клуб ходила? Ходила. А дочь где оставила? Наверное, просто уложила спать, и все дела. Ребенок спит – мама веселится».

Петрова хотела уже внести необходимые исправления в текст, но остановилась. А работа? Где ребенок, когда Марина работает? Не может же он спать круглыми сутками. Логичным выходом из положения была няня, но тут Ирина Николаевна встала на дыбы.

– Еще чего! – произнесла она вслух. – Няня кучу денег стоит, у Марины их быть не может. Пусть мне спасибо скажет за квартиру и машину. Заставила бы ее в троллейбусе ездить, вот тогда она попрыгала бы.

Петрова почувствовала себя доброй, но справедливой феей. До замужества с богатеньким Володей ни о какой няне не могло быть и речи. Нужно было искать другой выход.

Ирина Николаевна поступила так, как всегда поступала, если ей нужно было быстро найти какую-нибудь информацию – забралась в Интернет. Через десять минут она оказалась на сайте молодых мамаш и принялась читать их сообщения.

Сообщения удручали. Выяснилось, что родители малолетних детей не только фотографируются всей семьей для рекламы стоматологических фирм, но и ужасно устают. Особенно впечатлили рассказы о том, что проделывают эти несчастные люди с недосыпу.

Кто-то пытается засунуть грязную посуду в коляску, а ребенка – в кухонную мойку. Да еще и удивляется, почему дитя сопротивляется и не влезает. Кто-то встает к мирно спящему дитяти и начинает его укачивать. Кто-то помещает грязные памперсы в микроволновку. Кто-то забывает о приготовленном супе и находит его только через неделю по запаху.

Петрова вспомнила, как встретила в супермаркете изможденную женщину, которая покачивала тележку с продуктами и разговаривала с ней. Тогда Ирина Николаевна рванула от странной покупательницы, заподозрив в ней тихо помешанную, но оказалось, что это довольно типичное поведение мамы, которая впервые выбралась в магазин без грудного ребенка.

Петрова вышла из Интернета и пригорюнилась. По всему выходило, что Марина должна не по вечеринкам шататься и не дизайнерить, а сидеть неотрывно с дочкой и вытирать ей то сопли, то попу. Весь сюжет трещал по швам, как юбка студенческой поры, которую Ирина Николаевна как-то попыталась на себя напялить.

Полчаса она силилась решить проблему несовершеннолетнего дитяти то так, то этак, пока не поняла, что у нее есть всего один выход.

Недрогнувшей рукой она убрала кусок третьего абзаца.

«Я тяжело вздохнула и пошла покупать стиральный порошок. Этот принц явно не для меня. Такой никогда не обратит внимания на не слишком высокую, не слишком стройную, не слишком блондинку… Короче, на совершенно обычную молодую женщину, да еще, к тому же, и маму двухлетней дочери».

Ирине Николаевне стало безумно жаль маленькую двухлетнюю девочку. Только что она была, и вдруг ее не стало.

– Ладно, ладно, – бурчала она себе под нос, – так будет лучше для всех. Марине все равно не до ребенка, ей бы со своими делами разобраться.

Но осадок все равно остался гадкий.

Петрова так расстроилась, что не стала больше ничего писать, а легла спать необычно рано – в одиннадцать.

Утро оказалось субботним, можно было выспаться за неделю, но Ирина Николаевна подорвалась ни свет ни заря – всю ночь ее мучили кошмары на тему супружеских измен. Петрова побродила по квартире в халате, но заняться ничем не могла. Мысль о двух мужчинах для одной женщины впилась в нее, как энцефалитный клещ.

Она включила компьютер и попыталась описывать дальнейшие события в романе. Получалось неубедительно. Какие в романе могли быть дальнейшие события, когда в реальности творилось что-то непонятное? Петрова неоднократно слышала и читала о супружеских изменах, но считала это чем-то трагическим и экстремальным. А тут ее почти подруга полгода живет во грехе, и все спокойно! Было спокойно, пока не случилась эта беременность. А если бы не случилась? Лена так и жила бы меж двух мужчин? «Я бы так не смогла, – думала Ирина Николаевна.– Даже Марина так не смогла бы».

Это придало ходу мыслей новое направление.

Петровой стало любопытно, что случилось бы с Мариной, встреть она кого-нибудь еще. А что? Володе она пока не жена, об измене речь не идет. Пусть у нее появится просто хороший человек, с которым еще лучше, чем с этим мешком денег. Ирина Николаевна воодушевилась. Теперь она могла признаться себе, что Владимир Петрович ей не очень-то и нравится.

– Новый будет блондином, – решила она. Ирина открыла файл с уже примелькавшимся названием и перепрыгнула в конец текста.

Задумалась. Ведь чтобы придумать продолжение, нужно было как-то разрулить описанную ситуацию. А то Марина с Володей стоят посреди комнаты, целуются… Не может же прямо в этот момент возникнуть герой-любовник?

Хотя… Почему не может?

– Я же не документальный роман пишу, – сообщила Ирина ноутбуку, – если бумага все стерпит, то монитор тем более.

Компьютеру возразить было нечего.

Голова кружилась, руки дрожали. Казалось, что все нервы натянуты в тонкие струнки и за них дергает Володя.

Что-то звякало, что-то падало, что-то куда-то катилось – ничего не помню.

Очнулась только тогда, когда Володя зачем-то от меня оторвался и рванул к двери. Несколько секунд мне потребовалось только на то, чтобы сфокусироваться, а потом еще столько же на то, чтобы сообразить, кто я и что здесь делаю.

Из коридора в это время раздались мужские голоса. Аккуратно переступив через кучу вещей, которые валялись у меня в ногах, я подошла к двери.

– О! Маринка! Ты дома? А я уж думал, что тебя нет! А я звоню, звоню, а ты не открываешь! А потом, думаю, а чего это я звоню? И точно, у тебя, как обычно, дверь открыта. Так и не научилась дверь закрывать! Привет! (Володе) Я – Павел. Слушай (это уже мне), я там у тебя какую-то вазу уронил, она на дороге стояла, это ничего? Я тебе мороженого принес. Сейчас съедим или на вечер оставим?

– Это мой одноклассник. Павел, – сообщила я Володе.

– Я уже в курсе.

– Нет, ты не понял. Просто одноклассник.

– Я понял.

Паша тем временем весело шуршал чем-то на кухне.

– Маринкин, я чаю хочу. Я чайник поставил. Хорошо?

– Хорошо, – автоматически ответила я.

– Всего хорошего, – каменным голосом сказал Володя, – приятного вам вечера.

Паша вылетел из кухни.

– Как, ты уже уходишь? Не останешься с нами?

– Нет.

Дверь в квартиру Володя закрыл аккуратно, а вот следующей шваркнул прилично. Я повернулась к Паше:

– Слушай, а почему бы тебе не позвонить заранее и не сообщить, что ты придешь?

– Марин, ты чего? Мы ж еще неделю назад договорились? Сейчас еще Катька подтянется, а мороженое я на всех купил.

Вот дырявая башка! Пить надо меньше! И точно, я же сама их всех в гости пригласила! Хорошо, что первым Паша оказался, если бы это была Катя, Володя бы так просто не ушел. И мне бы потом год внутренности ковыряли, почему я до сих пор не замужем за этим красавчиком.

– Ладно, замяли. Паша, это останется между нами, ладно?

Пашка хмыкнул:

– А кто это был?

– Новый шеф. Я пойду в ванне полежу, останешься за хозяина?

– Хоть на всю жизнь.

Несмотря на скомканное начало, вечер со старыми друзьями удался.

Следующую неделю я честно посвятила работе. Ваяла без продыха, с небольшими перерывами на поесть, поспать и подышать свежим воздухом, высунувшись в окошко.

В пятницу подъезжала к Володиному офису очень довольная собой. Практически гордая. Сейчас я бухну ему на стол все, что напридумывала, и он скажет, что я молодец. И возможно, даже поцелует. В щечку. Тут у меня начали дрожать коленки, и я решила дальше не мечтать. А то сейчас ворвусь к нему в кабинет, мяукая, как мартовская кошка.

Сообщение секретарши о том, что шеф просил его не беспокоить и по всем вопросам рекламы обращаться к коммерческому директору, подействовало на меня как холодный душ.

Я раза три открывала рот, но так и не придумала, что спросить. Поплелась к коммерческому директору. И это был первый случай в моей жизни, когда заказчик одобрил все, что я принесла, а я уходила из офиса, едва сдерживая слезы.

Нет, я не влюбилась, не нужен мне этот Володя. Просто обидно…

Теперь Петрова не ревновала Марину. Теперь она ей сочувствовала. Все было так хорошо – и такой облом.

– Я же как лучше хотела, – сказала Ирина Николаевна компьютеру, но переписывать ничего не стала.

Выпила чаю, успокоилась и решила, что ситуацию должен выправить Паша. В конце концов, для чего она его придумывала? Чтобы в жизни героини появился новый мужчина. Вот пусть и ведет себя соответственно. А Володю еще помучаем. Нечего тут коней кидать!

Пылая праведным гневом ко всем придуманным ею мужчинам, Петрова положила пальцы на клавиатуру, но написать ничего не смогла. Действия Паши она представляла в виде схемы: он должен был… должен был… сделать так, чтобы Марине стало хорошо. Но детали не просматривались.

Ирина написала: «На следующий день позвонил Паша и сказал», после чего надолго зависла. Она разложила три пасьянса, но слова альтернативного мужчины по-прежнему не звучали в ее голове.

Петрова вдруг осознала, что до сих пор ничего сама не придумала. Увидела на улице аварию – описала ее. Узнала от подруги о возможности иметь двух мужчин одновременно – ввела второй мужской персонаж. А вот сегодня никуда не выходила, ни с кем не говорила, и как результат никаких идей.

«Значит, – пригорюнилась Ирина, – я бездарность? Или другие писатели тоже так пишут?» Словосочетание «другие писатели» приятно царапнуло внутреннее ухо, но Петрова продолжала размышлять об источниках вдохновения. «Наверное, они тоже ничего не придумывают, описывают, что с ними происходит, – и все. А я даже этого не могу, потому что со мной ничего не происходит. Вот и описываю чужую жизнь».

Ирине стало совсем тошно. Она включила телевизор и щелкала каналы до тех пор, пока не наткнулась на какой-то сериал. Там как раз плечистый блондин охмурял героиню. Петрова попыталась запомнить жесты и записать реплики, которыми он пользовался.

На следующее утро она перечитала то, что записала:

«– Дорогая, твои глаза как звезды! Когда я увидел тебя, сразу понял, что моя жизнь навсегда будет связана с тобой!..

– Милая, я так хочу, чтобы ты была счастлива. Я для этого все сделаю…

– Красавица моя. Если бы не встретил тебя тогда, моя жизнь была бы пустой и несчастной…

– Ты – моя королева!..

– Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что взошло солнце!..»

Ирину терзали сомнения. С одной стороны, звучало это все красиво, а с другой, как-то странно будет выглядеть мужественный Паша, сюсюкающий что-то про королеву и свет в окошке. А с другой стороны, если не так, то как? Должен же влюбленный мужчина что-то говорить! Если верить романам, то у мужчин в этом состоянии рот просто не закрывается, они занимаются исключительно тем, что рассказывают своей возлюбленной о внезапно посетивших их чувствах.

Собственного опыта у Ирины не было. Ей никто и никогда не рассказывал о своей неземной любви. Самая пламенная речь на эту тему была произнесена ее одноклассником классе в восьмом и состояла практически из одних междометий.

– Ты… это… ну… давай… (долгий протяжный вздох) того… ну… короче… Со мной пойдешь?

Видимо, все, что касалось взошедшего солнца, дрожи в руках и сияния глаз, подразумевалось.

Ирина решила позвонить Ольге. Она как раз меняет второго мужа на третьего, поэтому должна знать, как разговаривают влюбленные мужчины.

– Алле, Оль, привет! Слушай, ты только не смейся, у меня к тебе есть вопрос. Наверное, дурацкий. Тебе муж как в любви признался?

– Какой муж?

– Ну, например, нынешний…

– А зачем тебе? Хм… А с чего ты взяла, что он мне в любви признавался?

– Ну ты ж за него замуж вышла!

– А, ну да… А я не помню… Ну, сказал, наверное, что-то. Хотя… А, он мне кольцо подарил!

– Ну и?

– И все.

– Как все? И что сказал?

– Да ничего не сказал. А чего тут говорить, и так все понятно. А зачем тебе?

– Да понимаешь, у меня тут один знакомый есть…– Ирина засмущалась, не зная, что соврать, пауза затянулась, и она выпалила первое, что пришло в голову, – он не говорит ничего.

Ольга была явно озадачена.

– А что он должен сказать?

– Ну, что любит…

– А, в этом смысле. А ты не слушай, что он говорит, ты смотри, что он делает.

– А что он должен делать?

– Ну, что-нибудь… Он в постели как?

Ирина покраснела и замычала что-то нечленораздельное. Оля сжалилась.

– Ну, он часто приходит? А уходит сразу после или остается? А к себе зовет? Слушай, а ты с ним вообще спала?

Зависла неловкая пауза. Оля засмеялась.

– Слушай, Ир, ты кончай эти свои девические штучки, мы уже не в том возрасте, чтобы себя беречь. Еще пару лет – и беречь будет нечего. Ой, извини, мне по другому телефону звонят. Ты соглашайся давай, пока еще предлагают.

Ира после этого разговора совсем упала духом. Ведь ей-то ничего и не предлагали…

Можно было позвонить еще и Лене, но не хотелось снова окунаться в мир двоемужия и тайной беременности. Петрова решила припасть к сокровищнице мирового киноискусства. «Кино, – сказала себе Ирина, – это не сериалы».

Ира отправилась в кинотеатр. Фильм оказался на удивление простым и хорошим. Она – провинциалка, он – не миллионер, но тоже очень даже ничего. Она поспорила с подругой, что охмурит его…

В этот момент за спиной Петровой завозились.

– Отстань, – прошептал женский голос, но было ясно, что обладательница голоса с ним не согласна.

Ира напряглась и попыталась сосредоточиться на фильме. Самое важное – сцену соблазнения – она смогла продержаться, но потом за спиной принялись экспрессивно целоваться. Петрова пересела на два кресла влево. Стало еще хуже. Парочка на заднем ряду попала на самую границу бокового зрения, Ирину весь сеанс тянуло чуть-чуть повернуться и посмотреть, чем они там занимаются.

Из-за этого от фильма осталось смешанное впечатление. Петрова даже не смогла бы ответить, в каком платье счастливая невеста стояла у алтаря. Единственное, что запечатлелось в памяти, – сцена соблазнения. Впрочем, это было самое главное.

От кинотеатра до дома было минут пять ходу, и Ирина сумела не расплескать ощущения по дороге. За компьютер она села не раздеваясь.

Отплакав, как положено, я решила, что Владимиру Петровичу следует преподать наглядный урок. Или он решил, что таких девушек, как я, бросают? Еще чего! Даже мой бывший почти муж не опустился до такой наглости. Или не поднялся до такой наглости? Короче, я его бросила, а не он меня.

Я собралась продемонстрировать своему работодателю, что счастлива, красива и окружена мужским вниманием. Счастье я могла изобразить, красоту – нарисовать… оставалось добыть мужское внимание. По поводу кандидата не было ни малейшего сомнения. Паша мою идиллию разрушил, ему и отдуваться. И пусть он только попробует потом сказать, что сделал это не по своему желанию.

Я высморкалась, прочистила горло и набрала Пашин номер.

– Привет, – сказала я как можно труднее, – как дела?

Возможно, у меня нет таких шикарных форм, как у некоторых секретарш, но цену своему голосу я знаю. Когда я пускаю в ход секретный тембр, мужчины забывают о стереотипах и начинают любить ушами.

– Кхм, – ответил Паша, – нормально. А ты как?

Пауза, рассчитанная до миллисекунды.

– Я звоню, – продолжала я в той же тональности, – чтобы поблагодарить тебя. Вчера был чудный вечер.

– Да, – Паша общался все менее естественным голосом, – хорошо посидели.

Мини-вздох. Еще одна пауза.

– Может, повторим? – это уже откровенная провокация. – Только не в такой расширенной компании, хорошо?

Даже по телефону было слышно, как мой бывший одноклассник становится в стойку. Ах ты, сволочь! Ты ж старый холостяк, у тебя этих баб было… ну, уж больше, чем у меня мужиков.

– Давай. Сегодня вечером я не занят. Когда к тебе заехать?

Так уж сразу и ко мне! Нет уж, сейчас – небольшое закатывание губы на место.

– Да не нужно за мной заезжать. Давай встретимся в семь в «Дровах». Знаешь где?

– Отлично. Займу столик.

– Целую.

– Аналогично. Пока.

Я положила трубку и посмотрела в зеркало. Очень даже. Губки приоткрыты, глазки поблескивают. Тело приняло позу… неоднозначную. Если Паша сегодня на меня не поведется, пойду в феминистки.

Но никаких постелей! По крайней мере, не в первый вечер. Подумав так, я фыркнула: «первый вечер» у нас с Пашкой состоялся в девятом классе. Он тогда в походе хлебанул дешевого портвейна и пытался уволочь меня в кусты со словами: «Отойдем, а то неудобно».

И тем не менее я собиралась продержать Пашу на голодном пайке как минимум пару дней. Перед Володей… Владимиром Петровичем я должна появиться в сопровождении мужчины страстного, алчущего, но не обладающего. Пусть мой начальник поймет, что у него остался последний шанс. И не дай ему бог этим шансом не воспользоваться!

В «Дровах» Паша встретил меня хризантемами и бокалом «Бастардо». Это было приятно и удивительно. Честно говоря, не подозревала, что он помнит мои вкусы. Мужики обычно плохо разбираются в таких вещах – и норовят налить сухого белого вместо моего любимого красного десертного или являются на свидание с букетом голубых гвоздик (гадость какая!).

Паша был хорош. Он сразу же подхватил мой тон: небрежный и вроде бы ни к чему не обязывающий, но полный интимного смысла.

– Отлично выглядишь! – сказал он, пододвигая мне стул.

– Это просто прическа, – ответила я. Паша покачал головой:

– Нет, это что-то в глазах.

Я, вроде бы в шутку, зажмурилась.

– И какого цвета у меня глаза? – спросила я.

Это был отличный тест на отношения. Если мужчина не помнит цвет твоих глаз, значит, смотрит исключительно на ноги.

– Обычно серого, – без запинки ответил Паша. – А сегодня зеленые. И словно светятся изнутри.

Стопроцентное попадание. В моменты… э-э-э… особого душевного состояния мои серые глаза действительно зеленеют и начинают светиться. Сама, правда, не видела, но люди рассказывали.

«Не слишком ли я вошла в роль?» – подумала я и приоткрыла глаза.

Паша сидел, слегка подавшись вперед. Встретив мой взгляд, он почти незаметно облизнулся. Это был очень хороший признак. В ответ я слегка приоткрыла губы.

Безмолвную беседу прервал не в меру ретивый официант:

– Извините, вы уже определились?

Я откинулась на стуле, отдавая инициативу мужчине. Пусть почувствует себя главным. Паша, не прикасаясь к меню, продиктовал:

– Салаты «Греческий» и «Цезарь». Птица… есть у вас фирменное блюдо из птицы?

Я довольно потянулась. Паша все делал как надо. Я с удовольствием съела все, что он заказал, не забивая себе голову названиями блюд и ценами.

Но основное пиршество происходило не на тарелках, а в разговоре.

– Паша, расскажи что-нибудь, – сказала я, когда нам принесли десерт.

Паша усмехнулся:

– А что бы тебе хотелось услышать?

– Расскажи о себе.

Я с огромным удовольствием рассматривала себя в зеркальной панели за спиной у Паши. Одна рука лениво помешивает кофе, другая поддерживает подбородок. Красиво свисают волосы, глаза широко распахнуты, губки блестят. Такое впечатление, что я всю жизнь мечтала исключительно о том, чтобы Паша поведал мне историю своей жизни.

Паша тоже откровенно мной любовался.

– Ну, дорогая, что я тебе буду рассказывать, ты и так все знаешь. Хожу на работу, иногда вожу в рестораны очень красивых девушек.

– А на работе что делаешь?

– Работаю. Я думаю, тебе неинтересны всякие технические подробности и склоки между поставщиком А и заказчиком В. Мы же не за этим сюда пришли?

– А зачем?

– Чтобы приятно провести время. Чтобы получить удовольствие друг от друга. Ты сегодня просто потрясающе выглядишь. Такое чувство, что ты влюблена.

– Да?

Я от неожиданности даже покраснела.

– У тебя блестят глаза, ты просто сияешь. Ты покраснела от смущения! Сегодня ты самая красивая женщина мира. И я счастлив, что именно я рядом с тобой. Извини, мне звонят.

Я слегка опешила от последней фразы, а в руках у Павла уже заблестел какой-то умопомрачительно новый мобильник.

– Да. Я слушаю. Отрываешь. Занят. Хорошо, говори, только быстро. Да. Нет. Да. Фьючерсы нужно было держать… И следи за никелем, есть инсайдерская информация. Все, сам разбирайся.

Паша отключил мобильник и сунул его в карман пиджака.

– Какой ты умный! – сказала я вполне искренне.

– Просто опыт. Быть дизайнером гораздо сложнее, талант нужен. Пошли танцевать.

Павел улыбался совершенно искренне, и я внезапно поняла, что потеряла инициативу. Уже не я его соблазняла, а он меня. А я медленно и верно поддавалась этому соблазнению. Мне уже нравился запах его одеколона и рука у меня на талии, и было безумно приятно чувствовать его взгляд и замечать, что его рука, которая поправила мой выбившийся из прически локон, дрожит.

Мы протанцевали несколько танцев, а когда вернулись за столик, там стояло вино, фрукты и горела очаровательная свечка. Некоторое время мы молчали, переваривая внезапную близость. Я не выдержала первая:

– Знаешь, Паш, ведь редко встретишь в жизни человека, который тебя на самом деле понимает.

– С которым можно вот так просто помолчать?

– Да, – я засмеялась, – который все чувствует с полуслова.

– Это комплимент? Теперь мы смеялись вдвоем.

– Тебе завтра рано вставать? – спросил он.

– Как обычно.

– Тогда поехали, я отвезу тебя домой. Честно говоря, я не ожидала такого финала. То есть я, конечно, не собиралась сегодня ничего такого делать… Но я-то надеялась, что меня поуговаривают! Паша с улыбкой смотрел на мое разочарованное лицо.

– Я знаю, о чем ты подумала. Я же все чувствую с полуслова.

Он внезапно нагнулся через стол и поцеловал меня прямо в губы.

– Я хочу тебя. Очень. Просто, если это свершится, то я хочу быть уверен, что это будет не единственный раз. В качестве девушки на один вечер ты меня не устраиваешь. Официант! Счет, пожалуйста!

Домой я приехала в смешанных чувствах. С одной стороны, было очень приятно, а с другой, я задумалась – а нужны ли мне серьезные отношения с Пашей? Уж слишком серьезными они получались.

Ирина перечитала написанное. Потом еще раз. И еще.

Выглядело красиво, в соответствии с фрагментом из фильма, но сомнение ныло где-то в основании черепа. Вдруг вспомнился школьный учитель физики, Сергей Соломонович, с его любимой фразой: «Практика – единственный критерий истины». Честно говоря, это было все, что Петрова усвоила из курса физики.

Нужен был эксперимент.

С прошлогодней встречи одноклассников у Иры хранился список телефонов, которыми все обменивались в пьяном угаре братства. Она нашла строчку «Коля Филимонов», выдохнула и взяла телефонную трубку.

Колю она считала своим мальчиком с седьмого по девятый класс. Он неоднократно носил ей портфель и даже один раз подрался с Антоном Хорошавиным, – правда, Петрова не была уверена, что из-за нее.

Ирина набрала номер, услышала первый длинный гудок и в панике бросила трубку. Она поняла, что все придуманные фразы выскочили из головы, как крысы из трюмов «Титаника». Петрова посидела немного, собираясь с мыслями, потом развернула к себе экран ноутбука и снова набрала Колин номер.

Рука дрожала.

«Если ответит женский голос, я просто брошу трубку», – в сотый раз говорила она себе.

Ответил мужской.

– Алло, – сказал он.

– Алло, – сказала Ирина, хотя на экране было написано: «Привет, как дела?»

Мужчина промолчал. Петрова в панике с предполагаемого грудного голоса перешла на петушиный.

– Здрасте, извините, Колю можно?

– Это я, – голос стал озадаченным.

– Коля, это я, – Ирина судорожно прокашлялась, но грудной тембр все равно не удался, – Петрова. Одноклассница. Помнишь, ты мне на встрече дал телефон, а я вот тут сижу, дай, думаю, позвоню.

Ирина лихорадочно сверилась с открытым файлом.

– Я звоню, – процитировала она, – чтобы сказать тебе, что мы тогда провели чудный вечер.

– Когда?

– Ну, тогда…

Беседа снова уклонилась от плана, и Петрова растерялась.

– А… – Коля не проявлял даже намека на взволнованность. – И что?

– Может, повторим? Только не в такой расширенной компании, хорошо?

Повисла небольшая пауза, а потом голос на том конце провода немного потеплел:

– А… Ну, это можно. А где?

– Давай встретимся завтра в семь в «Дровах».

– Да дорого там, что я там не видел?

Это уже не лезло ни в какие ворота, Петрова лихорадочно соображала, что ей делать.

– Дорого? А мне премию дали… – сымпровизировала она.

– А, то есть ты приглашаешь? Ладно, приду. Ты извини, тут «Милан» с «Интером» играет… Ну, пока, до встречи.

И Коля отключился.

Петрова немного послушала короткие гудки, положила трубку и пошла на кухню прикладывать лед к разгоряченному лицу. Первая прикидка дала ей понять, что план – каким бы продуманным он ни был – может в любой момент полететь ко всем чертям. Особенно если его нарушает она сама. Поэтому Ирина тщательно вызубрила сцену соблазнения, на всякий случай узнала из программы, кто такие «Милан» и «Интер».

Это оказались футбольные клубы, которые играли за кубок… кубок… Вот названия кубка она так и не запомнила. «Будем надеяться,– решила Петрова, – до этого не дойдет».

Весь день она провела в лихорадочном оцепенении. Сидела в лучшем своем платье и макияже перед компьютером и пыталась осилить хотя бы одну проводку. В пять не выдержала и убежала под предлогом нездоровья.

В результате около «Дров» она оказалась в половину седьмого, а без четверти не выдержала и зашла внутрь.

Коля появился в семь двадцать, радостно потирая руки.

– Привет,– сказал он,– еле вырвался. Голодный, как волк. Ты уже заказала?

Ирина кивнула на бокал вина.

Тут официант подсунул Коле меню, и первый поклонник Ирины погрузился в поиск достойных блюд. Пока он озабоченно перелистывал страницы и что-то бормотал про себя, Петрова смогла внимательно рассмотреть Колину залысину. И Колины довольно заметные щеки. И не слишком тщательно выбритый подбородок.

«Спокойно! – приказала себе Ирина. – Это просто эксперимент».

– Ага! – сказал Коля и подманил к себе официанта. – Пишите: салат «Охотничий», жаркое по-венски, гарнир… картошка фри, сто граммов «Арарата» и… ладно, десерт потом закажу.

Кавалер откинулся на стуле.

– А дама? – поинтересовался официант.

– Будешь что-нибудь? – спросил Коля.

Петрова вызвала в памяти сценарий и почему-то хрипло сказала:

– Греческий салат. Все.

Когда официант исчез, Ирина собралась с духом, незаметно прочистила горло и произнесла первую фразу задуманной интимной беседы:

– Паш… то есть Коля, расскажи что-нибудь. Коля пожал плечами:

– В смысле?

«Почти по плану», – стала успокаиваться Петрова.

– Расскажи о себе.

– Я же на встрече все рассказывал: почти защитился, но пошел в бизнес. Женился восемь лет назад. Дочка, семь лет. Ты не знаешь, они долго тут готовят? Жрать хочу – сил нет.

Коля стал всматриваться в направлении кухни.

– А на работе что делаешь? – Ирина не позволила разговору уклониться от намеченной стези.

Программистом. Сисадминю понемногу. Форумы модерашу. Дома компы собираю. – Коля перестал вынюхивать кухню и с живым интересом повернулся к собеседнице. – Кстати, тебе не нужна машина домой? Могу по знакомству дешево, из бэушных деталей. Камень, понятно, новый, но не «Интел», а «Атлон». Он не хуже, а гонится на раз. Петрова почувствовала, что ее рот приоткрывается. Однако это было не романтическое приоткрывание губ, как у Марины, а выражение глупой беспомощности. Или беспомощной глупости.

– Камень? – переспросила она единственное понятое слово.

– Ну, процессор! «Атлон» только ставить нужно с нормальным кулером, а то ламеры клеят не той стороной, камни горят за милую душу…

К счастью, от окончательного обалдения Ирину спас официант, доставивший салаты и коньяк. Коля набросился на еду и на время отвлекся от инфернального рассказа о горящих камнях. Петрова ковыряла греческий салат (это оказались крупно порезанные овощи с брынзой на неестественно зеленых лопухах салата) и мучительно размышляла, как вернуть разговор в нужное русло. Насколько она помнила текст, дальше Марина задала вопрос: «А зачем?» Но зачем было это «А зачем?», вспомнить не могла.

Ирина решила пропустить кусок текста, хотя там и было что-то приятное про ее блестящие глаза. «Я должна покраснеть, – припоминала она, – а потом у него зазвонит телефон». Петрова украдкой потрогала щеки. Судя по температуре, они были белые, как Антарктида.

Но телефон у Коли действительно зазвонил. Николай выхватил кирпичеподобную «Нокию» и недовольно сказал:

– Ну, что там у вас?.. Совсем не включается?.. Гудит? Уже хорошо. Монитор темный?.. Странно…

Попробуйте кабель пошевелить, который от монитора к системному блоку идет… Ничего? Тогда сетевой… Ну, электрический!.. Тоже?

Коля отхлебнул коньяка и поперхнулся. Видимо, этот напиток не входил в его ежедневный рацион. Зато «Арарат» оказал благотворное воздействие на мозговую деятельность Николая.

– Слушайте! А вы сам монитор включили-то?.. Да, он отдельно включается! Поищите, там должна быть такая кнопочка спереди, «Повер» называется!.. Лучше ищите!

Коля сосредоточенно замолчал.

– Она еще сбоку может быть, – робко подсказала Петрова.

– Или сбоку, – сказал компьютерный специалист в трубку. – Ну что, появилась картинка? Вот видите! Просто включать все нужно по-человечески.

Коля бросил отключенную трубку на стол.

– Идиоты. Ламеры мастдайные. И звонят, заметь, с «Мегафона» на МТС. Небось, у них мобилу фирма оплачивает, а я сам.

Но Ирину было уже не сбить. Следующую фразу сценария она помнила очень хорошо.

– Какой ты умный!

– Да, – согласился Коля, возвращаясь к салату,– когда «Поле чудес» идет, я всегда буквы раньше игроков угадываю. И в «Кто хочет стать миллионером» тоже почти все ответы сразу называю. Чтобы компы собирать, тут мозги иметь нужно. А ты, кстати, где работаешь?

– Бухгалтером.

– Вот видишь!

Теперь действительность вопиюще контрастировала с замыслом. Вместо обольстительного танца происходил какой-то бессмысленный разговор. «Какая я дура! – сообразила Петрова. – Марина просила Пашу рассказать что-нибудь уже за десертом, а мы еще горячего не ели. Дура! Дура! Ну как можно так облажаться!»

Ирина без особой надежды на успех выдала случайную фразу из придуманного диалога.

– Знаешь, Коля, ведь редко встретишь в жизни человека, который тебя на самом деле понимает.

– В смысле? – спросил Коля.

Петрова совсем потерялась. Ее снова спас официант, который принес тарелку с куском мяса, по форме и размерам напоминающим Гренландию. Вокруг него желтоватыми прямоугольными айсбергами располагались ломтики картофеля. Коля заурчал и вгрызся в восточное побережье острова.

Ирина сидела, закрыв лицо бокалом с недопитым вином. Пока план трещал по всем швам. Оставалась последняя его фаза, самая важная. Если она будет удачной, то все остальные неувязки можно забыть. Петрова дождалась, когда сотрапезник уничтожит мясо с картошкой, собралась с духом и сказала как можно интимнее:

– Ты не отведешь меня домой?

На сытом лице Коли появился отблеск напряженной работы мысли.

Ирина постаралась облизнуться посексуальнее. Возможно, постороннему наблюдателю показалось бы, что она дразнится, но Николай сообразил.

– В смысле, – сказал он, – это самое?

Вот теперь Петрова покраснела как следует. «Сейчас он скажет „давай», – подумала она, – и что я буду делать?»

Но Коля неожиданно ответил:

– Нет. Не могу.

Сердце Ирины забилось так, как описано в романах: сначала длинная пауза, а потом дробный стук. Самое главное испытание ее избранник прошел. И черт с ними, с этими деталями! Главное, что он…

– Не могу сегодня, – сказал Николай. – Давай послезавтра, у меня как раз жена уезжает…

Ирина приехала домой, чувствуя, что по ней проехал электровоз. Даже парочка электровозов.

Голова гудела, руки дрожали. Смертельно хотелось есть.

Пока она жарила себе яичницу, вывернула на себя соль, разлила чай и обожглась сковородкой.

Потом села и решила поплакать, чтобы полегчало, но не успела – подгорела яичница и она ее спасала. Потом зазвонил телефон.

«Это Николай! – подумала Ира. – Он звонит, чтобы извиниться. Сейчас он скажет, что вел себя так, потому что…»

Почему Николай себя так вел, Ира придумать не успела – взяла трубку.

– Да…

Она попыталась придать своему голосу некую таинственность, в итоге начала говорить шепотом.

– Ты чего шепчешь?

Это был не Николай, а Ольга.

– Я не шепчу. Я… Я… Я ем.

– А… Ну, извини, если помешала. Слушай, а что ты мне вчера про мужика какого-то рассказывала? А ну давай колись, кто там за тобой ухаживает? А то я вчера как-то мимо ушей пропустила – занята была. Давай, рассказывай подробности.

Ирина растерялась – она уже и забыла про вчерашний звонок.

– Оля, да нечего пока рассказывать.

– Как нечего? Что, совсем? – Ольга явно расстроилась. – Что, он никуда тебя не водил?

И тут Иру осенило, что с Ольгой можно посоветоваться.

– Ну… Вот сегодня в «Дровах» были.

– А ты говоришь, нечего рассказывать! «Дрова» – это круто! И что?

«Круто, – согласилась Петрова про себя, – ползарплаты».

– И ничего…

– Подожди, ты вчера жаловалась, что он ничего не говорит. Так что ж тебе еще надо? Далеко не каждый мужик способен тетку в такое место отвести. Что ты еще от него хочешь? Соглашайся давай.

– На что? Оля, он женат.

– И что? А где ты неженатого найдешь? На этот вопрос Ирина ответить не могла.

– Оля, он такой… Такой неромантичный… Судя по тону, Оля просто обалдела.

– Какой? Ирина, сколько тебе лет? Какой романтики тебе надо? Чего ты ждешь? Прогулок при луне? Цветов в постель?

– Да… – прошептала несчастная Ирина. – Да, я хочу цветов в постель.

В разговоре наступила пауза. Обе собеседницы тяжело и надолго задумались.

– Ладно, Ир. Я тебе как-нибудь в другой раз позвоню, – сказала Ольга, – только дам один совет. Последний.

Ирина вся обратилась в слух.

– Не жди. Цветов в постель не будет.

Сказать, что после этого разговора Ирина расстроилась, значит ничего не сказать. Она скисла, сникла и завяла.

Пыталась сесть писать, но не смогла.

Что она может написать про Марину? Как можно описать счастливый финал, если не будет цветов в постель?

Невозможно даже представить себе Марину рядом с эдаким Колей, который жрет за ее деньги и спит с ней и собственной женой попеременно.

– Ладно, ладно, – бубнила Ирина, – вот завтра позвонит Коля, я ему все скажу. Он спросит:

– Во сколько завтра приходить? А она железным голосом скажет:

– Кобель ты, Коля.

Нет… Лучше ехидно так поинтересуется:

– А как себя чувствует жена?

Он засмущается, конечно, а Ирина ему скажет:

– Знаешь что, дорогой, вали-ка ты домой!

Различные варианты этого диалога сильно разнообразили Ирине вечер и утро. На работе она все время держала телефон в поле зрения, чтобы быть в форме и сразу взять нужный тон разговора. Вечером, пока ехала домой, все время проверяла аппарат – нет ли пропущенного звонка? Дома села ужинать и положила мобильник перед собой. Она уже и не замечала, что все это время проигрывает разные варианты диалога.

– Ира, я долго думал и понял, что ты – мой идеал.

А она так гордо:

– Знаешь, если бы ты не был женат…

Или:

– Знаешь, я вчера так много не успел тебе сказать…

– Зато много успел съесть!

Ирина перебрала бессчетное множество вариантов, кроме одного.

Коля не позвонил.

Когда время перевалило за полночь, Ира отключила телефон и рухнула в постель. Слез не было, эмоций не было, цветов, естественно, тоже не было.

Через час тупого лежания она поняла, что нужно хоть кому-то сделать хорошо, и села за компьютер.

Я еще не успела переварить восхитительный ужин, как зазвонил мобильник. Номер определился – Паша. Улыбаясь, я взяла трубку.

– А как же подождать три дня? Разве можно вот так сразу звонить? Не боишься, что я подумаю, что у нас все серьезно?

– Не думай. У нас все несерьезно. У нас все слишком красиво, чтобы быть серьезным.

Я засмеялась.

– Ты уже дома?

– Нет. Я еще в пути. Еду, думаю о тебе.

– Эй, а я тебе рулить не мешаю?

– Мешаешь.

– Тогда я кладу трубку.

– А ты, оказывается, в душе гаишник. Ладно, я тебе еще из дома позвоню.

– Зачем?

– Чтобы ты подумала, что у нас все серьезно.

Я положила трубку и направилась в душ. Телефон оставила в спальне. Во-первых, в душе он может намокнуть, во-вторых… а пусть не думает, что я тут сижу и с нетерпением жду его звонка!

Выйдя на свет божий чистая и пахнущая морской солью, как Афродита, я пошла на кухню, потом покружила по коридору и только потом максимально небрежно взяла в руки мобильник. На нем значилось два неотвеченных вызова. Настроение мимо воли поднялось.

– Вот я какая, – напевая, я расстилала постель, – гордая и недоступная.

И тут снова позвонили. В дверь.

Я покосилась на часы. Они показывали половину одиннадцатого. В такое время приличные девушки не открывают. Я подошла к глазку. За дверью никого не было, только на краю поля зрения что-то темнело. И тут в дверь позвонили еще раз.

«Это снаружи,– сообразила я,– кто-то в тамбур войти не может. Его проблемы».

Раздался третий звонок.

Я все-таки добрая девушка. Накинула халат и вышла из квартиры с твердым намерением дойти до тамбурной двери и, не открывая ее, устроить позднему гостю выволочку.

И немедленно на что-то наступила.

Это был букет роскошных белых лилий. Вообще-то лилии не мой цветок, но эти были… как-то к месту. Я осторожно подняла их (один цветок оказался сломанным моей же ногой) и понюхала. Потом, по-дурацки улыбаясь, пошла к выходу из тамбура. За тамбурной дверью никого не было.

Я вернулась и набрала номер Паши. Голос собиралась сделать построже, но, по-моему, у меня плохо получалось.

– И что это было? – спросила я.

– Это типа «Спокойной ночи»,– ответил Паша.

– Вообще-то у меня уже есть один букет. Желтые хризантемы. Один приятный молодой человек подарил.

– Хризантема – цветок вечерний. Даже, я бы сказал, дневной. А лилии – ночные растения. Ты их в воду уже поставила? Учти, лилия нежнее розы, за ней уход нужен…

Паша обстоятельно рассказывал о тонкостях сбережения лилий, а я стояла, улыбаясь во весь рот, и нюхала эти замечательные ночные цветы.

Когда ложилась спать, думала, что полночи буду ворочаться, вспоминать подробности отличного вечера, но заснула очень быстро. Не помню, что снилось, но утром вскочила веселая, отдохнувшая и в несусветную рань – девяти еще не было.

Немного поработала на домашнем компьютере, решила несколько композиционных проблем, которые еще вчера казались непреодолимыми, и полетела на работу.

Город улыбался мне. Я почти не стояла в пробках, на шоссе выскочила очень удачно, ни одна сволочь не пыталась меня подрезать или оттеснить с ряда. И то – попробовали бы они меня сегодня оттеснить! Даже издали было заметно, что еду я – Марина Великолепная. Дважды, когда рядом со мной на светофоре останавливались приличные машины, их водители показывали мне большие пальцы и прочие жесты, полные восхищения. Я благосклонно улыбалась, глядя перед собой.

В довершение идиллии погода стояла образцово-показательная. Апрельское солнце нанесло сокрушительный удар по серым тучам, и побежденные бежали так, что до горизонта их не было видно. Два-три облачка на ультрамариновом (специально для Ультра-Марины!) небе выглядели украшениями, а не признаками непогоды. Улицы вовсю пытались соответствовать небу. Витрины забыли о всегдашней конкуренции и перетасовывали осколки солнца друг другу. То ли ночью прошел ливень, то ли коммунальщики вдруг вспомнили о своих обязанностях, но асфальт был влажен и чист. Даже шины чувствовали это и шелестели задушевно, стараясь имитировать морской прибой.

В офис я вошла насвистывая (это при моем-то музыкальном слухе!). Уверена, все мужики в коридоре оборачивались на меня вовсе не из-за свиста.

В приемной меня ждала еще одна удача – Владимир Петрович собственной хмурой персоной. Я поздоровалась с ним доброжелательно, но без подобострастия, после чего обратилась к секретарше Тане.

– А коммерческий уже пришел?

Таня посмотрела на меня и выпятила свой главный калибр.

– Нет еще, – ответила она.

– Передай ему, пожалуйста, что я подготовила несколько вариантов. Как появится, пусть подойдет, выберет. Отлично выглядишь!

И я развернулась, чтобы проследовать на место.

– Ты тоже, – ответила секретарша без намека на дружелюбие.

– Марина… гм… Дмитриевна, – сказал мой злобный начальник. – Коммерческий сегодня может задержаться. Что там у вас?

Я прижала папку с эскизами к себе.

– У меня там варианты оформления представительской продукции. Я лучше подожду коммерческого директора. Вы, Владимир… гм… Петрович, извините, не в теме.

У директора лицо, как и при первом нашем разговоре, приняло выражение «Счас в асфальт закатаю». Но сегодня мне было совсем не страшно.

– Я как-нибудь разберусь, – произнес он на грани шипения.

Однако сегодня был поистине мой день. Дверь приемной открылась, и вкатился коммерческий директор Андрей Витальевич – более известный как Андрюша. Владимир Петрович поперхнулся. Я выждала эффектную паузу. Секретарша Таня исполнила свой служебный долг.

– Андрей Витальевич! Марина Дмитриевна просила вам передать, что эскизы готовы, – сообщила она и уткнулась в монитор.

Директор ушел к себе, продолжая беззвучно шипеть. Коммерческий недоуменно проводил его взглядом, потом переместил взгляд на более достойный объект – на меня – и произнес с подкупающей непосредственностью:

– Потрясно выглядишь! Влюбилась, что ли?

Я отшутилась и принялась обсуждать дизайн поздравительных адресов, но вопрос застрял у меня в мозгах. И ответить на него я не смогла – ни утвердительно, ни отрицательно.

Ирина поставила точку и потянулась. Торжество справедливости заполняло ее. «Так тебе, дураку! – подумала она, обращаясь к спесивому Владимиру Петровичу.– Ревновать он вздумал!» Петрова размяла затекшую шею и отправилась на балкон.

«А этот коммерческий ничего, забавный,– думала она на ходу, – надо было его раньше ввести. Не для романтической линии, а так… для смеху».

На балконе было хорошо. Звезд сегодня не наблюдалось, но воздух оказался свежим, хотя и теплым. Ирина еще раз прогнала в памяти утро Марины. Получилось здорово. «И описания природы нужно почаще вставлять, – подумала Петрова, – настоящие писатели все время какие-то пейзажи описывают».

Тут настроение испортилось. Ирина вспомнила, что она всего-навсего писатель, да к тому же и ненастоящий.

Потом мысли перескочили на ее личные проблемы. После литературной мести мужчинам инцидент с обжорой Колей уже не казался такой трагедией. Теперь Ирина смогла спокойно проанализировать причины провала. Во-первых, мужичонка оказался плохонький. «Это неконструктивно, – в голове Петровой ожил тот самый внутренний голос, о котором столько пишут в книгах, – ищи причину в себе».

Ирина честно попыталась. Судя по всему, причина была очень простая: Коля Петровой не нравился. То есть абсолютно. И он это чувствовал. Как можно вести себя романтично с женщиной, которая на тебя смотрит, словно на подопытную крысу? Ирину передернуло. Она терпеть не выносила всякую мелкую живность. Впрочем, и кошечек с собачками тоже.

«Значит, – продолжила она рассуждения, – нужно повторить эксперимент с кем-нибудь, кто мне нравится». Петрова минут пять потратила на выбор подходящего кандидата, но нижняя планка конкурсного отбора проходила где-то на уровне Антонио Бандераса. «Ладно, – с мысленным вздохом согласилась она, – с кем-нибудь, кто мне не противен».

С этим было попроще. Кандидат отыскался сразу – начальник отдела маркетинга Юрий Анатольевич. Он был примерно одного возраста с Петровой, но выгодно отличался от нее общительным нравом, чувством юмора и постоянно клокочущей энергией. Кроме того, он был неженат – после случая с Колей Ирина решила раз и навсегда отказаться от игр в «третий лишний».

На следующий день Ирина пришла на работу в бодром расположении духа и с ясной целью – соблазнить Юрия Николаевича.

Но уже утром Петрова столкнулась с практически непреодолимым препятствием. Юрий Николаевич совершенно не рвался назначить ей свидание. Более того, он даже не заходил в бухгалтерию. Носился по коридорам, балагурил в приемной, рассказывал анекдоты в курилке. Ирина даже один раз подошла поближе, чтобы послушать, почему все так смеются. Честно постояла в курилке минут десять, пока у нее с непривычки не начала лопаться голова от табачного дыма, выслушала штук пять матерных историй из жизни водителей, а потом Юрий затушил бычок и унесся по коридору в неизвестном направлении. Не догонять же его!

«Ну и ладно, первый день не получилось – это ничего, – уговаривала себя Ирина, идя домой, – Завтра наверняка получится, не может же он не заходить к нам в кабинет вечно».

Оказалось, что может. По крайней мере, Петровой этот день показался вечностью. Она ждала и страдала. Потом бродила и страдала. А потом выяснила, что Юрия сегодня на работе не будет, потому что он уехал к каким-то очень ценным заказчикам.

Ирина окончательно расстроилась, а поскольку полдня вместо работы бродила по коридорам, домой попала только в десять часов вечера. И, не включая компьютер, завалилась спать.

На следующий день Петрова решила выловить Юрия перед началом рабочего дня. Она засела в начале коридора и решила ждать до победы. Победа наступила неожиданно быстро. Уже через три минуты Юрий ворвался в коридор.

– Привет! – достаточно бодро сказала Ира.

– Здоров! – ответил Юрий и, не снижая темпа и даже не посмотрев на Ирину, учесал в сторону директорского кабинета.

Ира осталась стоять на месте с неистово колотящимся сердцем.

В этот день она еще дважды сталкивалась с Юрой. Один раз в коридоре, он как раз догнал секретаршу, нежно приобнял ее за плечи и что-то ворковал ей в ушко. Секретарша смеялась и вяло отбрыкивалась. Второй раз Юрий сидел на столе у главного бухгалтера (дородной женщины лет на десять старше Иры) и канючил:

– Ну, Нина Аркадьевна, ну пожалуйста, ну что вам стоит… Вы же такая умница, такая красавица… Ну сделайте завтра… Я вас знаете как любить буду!

Нина Аркадьевна глупо хихикала и со всем соглашалась.

Ирина стояла в стороне и злилась на весь свет.

Прошло еще два дня. Петрова настойчиво пыталась выловить Юрия Николаевича, который, казалось, общался со всеми, кроме нее.

Вечерами она приходила домой и, чтобы скрасить себе жизнь, красочно и цветисто расписывала, как Паша ухаживает за Мариной.

Он водил ее в кино, засыпал цветами и SMSKaми, носил на руках, в прямом и переносном смыслах. Устраивал невероятные сюрпризы, дарил милые ее сердцу подарки и постоянно рассказывал о том, что Марина – само совершенство.

Он прекрасно выглядел. Каждый раз, когда Паша с Мариной выходили в свет, все женщины зеленели от зависти.

Но до постели дело не доходило. Марине (или Ирине) хотелось подольше насладиться ухаживаниями.

Марина цвела и выглядела с каждым днем все лучше и лучше. Ирина с каждым днем мрачнела, ей казалось, что она похудела и осунулась.

Наступил вечер пятницы. В восемь часов вечера Петрова еще сидела за рабочим компьютером, пытаясь понять, где и что она не так сделала. Цифры, которые высвечивались на мониторе, не имели ничего общего с реальностью.

В кабинет залетела Света, ее коллега.

– Bay! Ирка, ты чего здесь сидишь? Там дым коромыслом, мы уже третью бутылку вина допиваем.

– Где?

– Да в приемной! У Олега Петровича сегодня день рождения, он проставляет. Ты что, не слышала, он же заходил в обед, всех звал. Ой, там Юрик сегодня в ударе, мы чуть животы не надорвали. Пошли скорее. А я думала, ты домой пошла!

Ирина так стремительно сорвалась с места, что уронила клавиатуру.

В приемной дым действительно стоял коромыслом. Изрядно раскрасневшаяся компания веселилась от души. Пили вино из одноразовых стаканчиков и закусывали чипсами. Да, и Света упустила одну деталь – допитые бутылки вина были полуторалитровыми.

Ирина поняла, что это ее последний шанс. Если не сегодня, то уже никогда. Она просто больше не выдержит! Опрокинув в себя полстакана вина для храбрости, она направилась к окну, где Юрий развлекал девушек. Прослушала три истории, посмеялась. Попыталась подобраться к нему поближе – не получилось. Отошла, выпила еще вина. Вернулась. В этот момент кто-то крикнул:

– А давайте танцевать!

И выключил свет.

Во время танцев Ирина все время старалась держать Юрия в поле зрения. И вдруг он пропал.

Ирина заметалась по комнате, выскочила в коридор, заскочила обратно, рванула вниз по лестнице, и наконец-то ей повезло! Юрий поднимался ей навстречу. Один! Видимо, возвращался из туалета. Не зная, что делать, Ира просто перегородила ему дорогу.

– Кого ждем? – поинтересовался Юра.

– Вас.

– Нас? – Юрий Николаевич довольно усмехнулся. – Ну-с, мы пришли-с…

Ирина аж зажмурилась от ужаса перед тем, что собиралась сделать. «Ладно, – подумала она, – в крайнем случае, потом скажу, что была пьяная».

– Юрий, сегодня такой замечательный вечер! – Петрова выхватила цитату из своего романа, как шпагу из ножен.

– Да? – В глазах у мужчины уже зажегся неподдельный интерес.

– А может быть, мы как-нибудь повторим его? – продолжила цитирование Ирина. – Но уже не в такой расширенной к-к-компании.

Юрий довольно облизнулся. Внимательно изучил глазами Ирину грудь, благо, она продолжала стоять на пару ступенек выше него.

– Отчего ж не повторить. Давай. Только я не понимаю, зачем ждать этого непонятного «когда-нибудь».

Юрий протянул Ирине руку.

– Поехали. Машина у подъезда.

В машине Петрова пожалела, что не захватила с собой вина. Два жалких бокала, которые она успела принять, выветрились от испуга. Сценарий снова развивался по неправильной траектории. Судя по выражению глаз Юрия – по очень-очень неправильной.

– У тебя отличные ноги,– сказал главный маркетолог, – чего ты их раньше-то прятала?

Как сломанный зомби, Петрова очень медленно посмотрела на свои ноги. Целую минуту она изучала их, пока не поняла, что сидит в машине с неприлично задранной юбкой. Ирина лихорадочно попыталась вернуть себе целомудренный вид. Рука Юрия перехватила ее на полпути:

– Не поправляй. Так гораздо лучше.

И рука опустилась на ее колено.

По законам жанра Петрова должна была испытать непреодолимое томление. Но не испытала. Вместо этого она дернулась, как от разряда электрического тока.

– А ты страстная, – одобрительно заметил Юрий и запел голосом веселого китайца: – «А сто с ты страстная такая, сто с ты страстная? И ненакрасенная страстная, и накрасенная!»

Тут ему потребовалось переключить передачу, и рука наконец освободила оккупированное колено.

«Надо чем-то прикрыться, – лихорадочно думала Ирина,– что-то на колени положить… сумочку… А где моя сумочка?»

– Стой! – заорала она так, что Юрий рефлекторно вжал педаль тормоза до пола.

По неисповедимому стечению обстоятельств в них никто не врезался и машину никуда не занесло.

– Я сумочку забыла! – Петрова вложила в речь всю свою убедительность. – Там ключи! Там все!

Юрий все-таки был очень добродушным человеком.

– Тьфу ты, – сказал он, заводя машину. – Ну забыла и забыла. Орать-то зачем? Завтра заберешь на работе. Мы ко мне едем.

– Нет! – Почему-то Ирина посчитала необходимым вцепиться в руку водителю и не дать ему повернуть ключ в замке зажигания. – У меня там все! Я не могу! Срочно надо!

– Прокладки, что ли? – приподнял бровь Юрий. – Да по дороге купим. Руку отпусти.

Но Петрова только мотала головой и мычала отрицательные междометия.

– Обожди, – теперь Юрий выглядел озабоченным. – У тебя что, месячные?

Вслух Ирина подтвердить не смогла, но головой затрясла так, что захрустело в шее.

– Так что ж ты голову дуришь! «Вечер»! «В тесной компании»! Хотя… Может, как-нибудь так? «Масяню» видела?

Петрова уже ничего не понимала, она просто сжимала его руку, как Матросов – последнюю гранату.

– Понятно, – сказал Юрий с нескрываемым разочарованием.– Полное «динамо» по причине ПМС. Ладно, отложим до лучших времен. Отпусти руку. Я говорю, отпусти руку, в офис едем.

Ирина выпустила добычу и закрыла освободившимися ладонями лицо.

– Ого! – услышала она. – Если ты такая в постели… Знаешь анекдот про английского лорда?

Всю обратную дорогу Юрий развлекал ее анекдотами. Некоторые из них не были похабными, но все равно крутились вокруг постели. Петрова не реагировала. Она сидела, закрыв лицо руками, и только на поворотах растопыривала локти, чтобы сохранить равновесие.

Когда машина остановилась, Ирина вышла, сказала «извините» и бегом бросилась в офис. Там их исчезновения никто не успел заметить. Вечеринка шла вразнос, как бывает только со спонтанными пьянками. Люди пели, танцевали и спорили в голос одновременно. В приемной ребята-компьютерщики то ли в шутку, то ли всерьез боролись на полу.

Петрова шмыгнула в бухгалтерию, схватила сумочку и бросилась наутек. У самого выхода она едва не столкнулась с замом по общим вопросам. Похоже, для него вечер удался особенно.

– А смысл? – спросил он Петрову в спину.

Дома она допила остатки водки, закуталась в плед и долго сидела, ожидая, когда ей станет тепло и не стыдно. Так и заснула.

Утро было хмурым. Вернее, не было утра. И дня не было. Была головная боль, слезы, сопли, стыд за вчерашнее, цитрамон, еще цитрамон… Опухшие глаза в зеркале, ненависть к себе-неудачнице и мужикам-кобелям, зависть к тем, кому вчера было весело, обида на несправедливую судьбу, слезы, слезы, слезы… Вся соленая жидкость, которую она накопила за предыдущие годы, вытекала из нее в подушку.

Вечером Петрова проснулась в неожиданно приличном состоянии духа. Похмелье прошло, стыд притупился. У нее даже хватило сил встать и умыться, почистить зубы и приготовить себе еды. И даже ее съесть.

Потом Ирина легла на диван и стала себя жалеть. Выяснилось, что она – бедная, несчастная, никто ее не любит, никому она не нужна, весь мир против нее, а счастья в жизни нет и не будет. А вот у других все хорошо, у них есть мужья, которые их защищают, и все их любят, и холят, и лелеют.

А этот Юрий, он просто, просто…

Почему у всех мужиков на уме только одно? Почему нельзя просто быть друзьями? Ходить, разговаривать, получать удовольствие от общения и не лапать руками коленки. От этого постыдного воспоминания у Ирины опять навернулись слезы на глаза. Самое обидное во всем этом было то, что Юре было все равно, чья это коленка. Он ничего о ней не знал, они ни разу не разговаривали, он понятия не имел, чем она живет и о чем думает, и тем не менее он, ни секунды не сомневаясь, тянет ее в койку. Как он может? Неужели можно получить удовольствие от незнакомой женщины?

Как она могла в нем так ошибиться?

В два часа ночи Ирине надоело пялиться в потолок, и она включила компьютер.

Я с удовольствием смотрела на тепленькую распечатку, выползающую из принтера. Редкий случай – мне нравилось все. И цвета, и композиция, и логотип заказчика, который не я разрабатывала. А он мне нравился – вот такая я добрая.

Я поставила распечатку на стол и отошла подальше, чтобы насладиться общим впечатлением. Насладилась. Решила, что я все-таки гений.

Паша звонил два раза, остальные десять раз, когда ему хотелось позвонить, он слал замечательные SMSKH – нежные, трогательные и проникновенные.

Вечером он появился у моей двери, неся в руках очередной букет цветов. Не могу сказать, что меня это не обрадовало. Безусловно, было приятно, но… Сердце не зашлось, руки не затряслись, и в ушах не зазвонили свадебные колокола. А это очень плохой признак.

Паша пригласил меня погулять, я согласилась. Вечер был теплый, мы просто шли по городу нога за ногу и болтали обо всем на свете. О школе, о друзьях, о первой любви, о фильмах, которые недавно смотрели, о книгах, которые читали. Было очень здорово вот так идти в никуда и болтать ни о чем.

Вдруг Паша сказал:

– Послушай, я весь вечер хочу тебе это сказать, да все кажется, что не вовремя. Жалко себе настроение портить.

– Что?

Настроение испортилось у меня. Я догадывалась, о чем он меня хочет спросить.

– Марин, только давай честно. Ты как ко мне относишься?

– Хорошо…

– И только?

Я решила, что вопрос – это тоже ответ.

– А ты?

Паша скривил гримасу.

– Марина, ты все знаешь, не заставляй меня унижаться и признаваться тебе в любви. Ты же мне все равно не ответишь.

Я не выдержала его взгляда и начала рассматривать свои ботинки.

– Марина, мне нужно все или ничего. Или ты вся, или нам лучше какое-то время не видеться.

Мне на глаза навернулись слезы.

– Мне будет тебя не хватать.

– Мне тоже будет очень тебя не хватать. Извини, я лучше пойду.

Мои слова уже летели Паше в спину.

– Но, может быть, потом мы сможем быть друзьями?

Он повернулся ко мне:

– А может быть, потом мы сможем быть любовниками?

Нам обоим нечего было друг другу ответить.

Ирина дописала этот кусок и шмыгнула носом. «Вот есть же где-то мужчины, способные понять нежную женскую душу! – подумала она. – И за коленки не хватается!»

Петрова потянулась и посмотрела в окно. Теперь она понимала, почему многие писатели предпочитают ночной образ жизни. Ночью мир совершенно другой. Солнечный свет один для всех, он безразлично согревает и тебя, и подругу Ольгу, и ее подлеца мужа. И еще большего подлеца Юрия. А ночью ты сидишь в круге лампы – и это только твое пространство. Темнота снаружи, конечно, страшная, но и загадочная. В конце концов, только от тебя зависит, кем ты заселишь эту темноту.

Ирина встала, подошла к окну, сдвинула штору.

Было уже за полночь, в доме напротив светилось всего пяток окон. Фонари воровали улицу у темноты, но они были далеко внизу. Над крышами горело мутное зарево большого города. Петрова вспомнила небо над деревней Палки (ударение на последнем слоге). Они были там на картошке. Все девчонки гуляли тогда в темноте с парнями, и только она – с верной подружкой Олькой. Ходили по деревенской улице и смотрели на звезды. Время от времени навстречу попадались мужские силуэты. Сердце замирало, казалось – вот, выйдут сейчас из темноты два принца, преклонят колени…

Но выходили или подвыпившие трактористы, или свои же ребята, где-то хлебнувшие дешевого вина. Они пытались заигрывать, но Оля и Ира гордо переходили на другую сторону неширокой улицы. Правда, длилось это недолго. Через неделю Ольке надоело бродить в неприступном одиночестве, и она заарканила своего будущего первого мужа. После этого Петрова не гуляла – боялась.

«Господи, – пришел к Ирине запоздалый страх, – нас ведь запросто могли изнасиловать! Прямо там, на улице! Ну и дуры мы были…»

Ночь сразу перестала быть загадочной.

Петрова задернула штору.

Спать не хотелось, выдрыхлась за день. Прислушавшись к организму, Ирина решила, что неплохо бы перекусить. Начала с творожка.

По ходу дела решила придумать, что там дальше будет с Мариной. Паша оказался душевным, но… не вариант. Уж слишком душевный. Возвращаться к Володе? Рано. Пусть помучится. И что делать? Не оставаться же такой эффектной девице одной?

«А почему бы не остаться? – Оказалось, зависть к удачливой Марине не исчезла, а пряталась где-то до времени. – Пусть поживет в одиночестве. В сериалах у главных героинь бывают черные полосы».

Петрова словила себя на том, что творожок уже умяла, и взялась за чай с булочками.

– Гадость какая! – сказала она себе. – Зачем я покупаю эти булочки? И так никто не смотрит, а если растолстею…

Но булочка оказалась очень вкусной, выбрасывать ее было преступлением против человечества. Как минимум, против пищевой промышленности и сельского хозяйства. Ирина утешила себя тем, что сладкое нужно мозгу, когда он активно работает. Она где-то это то ли читала, то ли видела по телевизору.

Петрова заставила мозг работать еще активнее. Во-первых, чтобы быстрее пережечь углеводы. Во-вторых, она забыла, о чем думала.

«Марина… Она должна немного пожить одна, как я».

Ирина решила допить чай за клавиатурой.

На следующее утро Паша позвонил всего один раз. Он объяснил, что все прекрасно понимает, что восхищается мной, несмотря ни на что. И что я могу в любой момент на него рассчитывать. А звонить мне он больше не станет, чтобы не ставить в неловкое положение.

Я заверила, что наберу его номер сразу же, как только ко мне ворвутся бандиты или начнется извержение вулкана. Мы посмеялись, но настроение после разговора несколько увяло. Выходя из квартиры, я снова наткнулась на букет – напоследок Паша припас мне желтые розы. Цвет разлуки…

До работы я доехала в элегическом настроении. Рабочий день провела не плохо, но и не хорошо. Все время косилась на телефон. Дважды получала SMSKH: один раз у меня требовали пополнения счета, второе сообщение было от Паши. Он прислал подмигивающего мужичка.

Стало немного легче. «Э-э-э, старушка, – подумала я, – да ты наркоманка. Подсела на мужское внимание, теперь ломка началась».

Я решила взять себя в руки. И обнаружила, что не подкрасила ногти. Это уже никуда не годилось. Я рассердилась на себя, решила занять мозги срочной работой и направилась к Владимиру Петровичу. В приемной приняла максимально беззаботный вид, но войти не успела – директор вывалился навстречу сам.

– Все готово, – заявила я. – Утверждать будете?

– Сегодня не буду. А коммерческий смотрел?

– Глаз не отрывал.

– А на макеты? – Похоже, Владимир Петрович пребывал сегодня в небывало хорошем состоянии духа.

– Изредка. Ему все понравилось.

– Хорошо, отдай все ему, я посмотрю завтра.

– Завтра вы немцев сопровождаете, – пискнула из своего угла сексретарша Таня.

– Да? А в среду?

– В среду выставка начинается.

Директор потер лоб. Впрочем, без раздражения, скорее виновато.

– Слушай, – сказал он, – давай в следующий понедельник.

– Может, – предложила я, – Андрей Витальевич сам утвердит?

Владимир замотал головой, как породистый бык:

– Нет уж, вы без меня напридумываете. А тебе-то что?

– Чертовски хочется работать, – вспомнила я любимую папину присказку.

Директор хорошо так, по-доброму рассмеялся:

– Иди домой, стахановец. И так пахала как проклятая.

И скрылся в коридоре.

– Чего это он такой добрый? – спросила я Таню.

– Вчера два контракта очень хороших подписали. А у тебя лак облупился.

Я постаралась улыбнуться так же добро, как директор, и пояснила:

– Это в порыве страсти.

Так у меня образовался незапланированный почти недельный отпуск.

Сутки я отсыпалась. Владимир Петрович был прав: последние две недели я пахала за троих. А еще Паша. Оказывается, если мужик хороший, то он и без секса в тонусе поддерживает.

Первый рабочий день после бурного праздника Ирине дался с огромным трудом. Она старалась прокрасться к себе в комнату как можно незаметнее, за каждым углом ей мерещился Юрий.

В обед она набралась решимости и отважилась проползти по коридору в столовую. Проходя мимо курилки, она услышала громогласный хохот. Юра, как обычно, был в центре компании. Он что-то рассказывал, все гоготали.

Ирину прошиб холодный пот. «Это же он про меня треплется!» – сообразила она и вжалась в стенку.

На трясущихся ногах дошла до столовой. То и дело ловя на себе косые взгляды сотрудников, она поняла, что Юрий уже всё и всем рассказал. Теперь вся контора узнает, что она пыталась пригласить на свидание незнакомого мужика.

– Ир, ты чего такая багровая? Заболела, что ли?

К Ирине за столик подсела ее коллега.

Ирина начала пристально вглядываться ей в глаза. Она еще не знает? Или знает, но прикидывается? Коллегины глаза выражали только участие. Никакого намека на издевку в них не было.

– Да, я заболела, – Ирина залпом маханула стакан компота, – мне плохо.

– Так иди домой, выглядишь отвратительно.

Ирине на глаза навернулись слезы. Стало безумно жаль себя – такую несчастную, всеми непонятую. А вот теперь еще придется менять место работы, не сможет же она каждый день приходить сюда, где все знают, как низко она пала.

Ирина не глядя маханула еще один стакан компота – коллегии.

– Почему мне в жизни так не везет? – со слезами на глазах спросила Ирина девушку и стремглав выбежала из столовой.

Она бежала по коридору, ни о чем не думая, и остановилась, только натолкнувшись на что-то мягкое.

– О! – хохотнул Юрий.– Ты опять в моих объятьях…

Ирина с размаху залепила ему пощечину.

– Как ты мог! Как ты мог так поступить? Я уволюсь! Я так не могу! Ты – подлец!

Бедный Юрий на всякий случай отбежал от нее подальше, потирая щеку. В глазах у него был ужас.

– А что случилось? Я ж вроде все помню. Ничего ж не было.

– Я доверилась тебе, а ты…

– Что я? Ничего ж не было, я ж все помню… В голосе Юрия уже сквозила неуверенность.

– Ты – негодяй! Ты меня обесчестил!

– Кто? Я? Да я ж все помню… Последнюю фразу Юрий уже произносил просто как заклинание.

И тут из глаз Ирины хлынули накопившиеся слезы. Она отвернулась к стенке, припала к ней грудью и зарыдала.

Юрий выждал паузу, потом подошел и аккуратно тронул ее за плечо.

– Слышь, ты… Ну, раз уж так получилось… Да не реви… А как тебя зовут, а?

Бедная Петрова завыла в голос.

Ни о какой работе в этот день речи быть не могло. Ирина безумным аллюром добралась до своего стола, схватила сумочку и, пробормотав что-то несвязное про врача, кинулась к выходу.

Там ее уже ждал Юрий. В руках он держал квадратную упаковку.

– Это тебе, – сказал этот отвратительный тип, протягивая упаковку Петровой.

«Презерватив», – догадалась Ирина и поняла, что убить человека, в общем-то, не так сложно.

Видимо, мысль о смертоубийстве отпечаталась на ее лице очень отчетливо, потому что Юрий поспешно объяснил:

– Это чай. Ромашковый. Очень успокаивает нервы. Девчонки из столовой дали.

Ирина выхватила пакетик, рванула его пополам и швырнула в мусорку. Чай взвился над урной, словно прах сожженного викинга. Петровой полегчало.

– Пошел ты, – сказала она, тщательно выговаривая каждый звук,– в столовую. К своим девчонкам.

И продолжила путь уже уверенным неспешным шагом. Юрий прижался к стене, пропуская ее.

Уже на улице до Ирины дошел смысл произошедшего. Она, тишайший бухгалтер Петрова, послала самого крутого мужика фирмы! Пусть не туда, куда он был достоин идти, а всего лишь в столовую, но послала! Не про себя, не ночью (как известно, по ночам рождаются самые блестящие реплики для минувших споров), а средь бела дня.

Ирина резко выпустила воздух, который, оказывается, накопился в ее легких, – и тут ее затрясло. Она шла на чужих ногах и думала только о том, чтобы не упасть. Правда, в затылке лениво шевелились другие мысли: «А ведь я его задушить могла», «Теперь точно уволят» и «Пойду и напьюсь». Петрова пыталась понять, отчего ее трясет, но не смогла. Ей даже не удалось решить, правильно она поступила или отвратительно.

Ирина зашла в гастрономчик возле дома и купила упаковку чая с ромашкой. Он оказался действительно успокаивающим. Не допив чашки, Петрова повалилась спать прямо в халате.

Проснулась среди ночи. Сначала долго уговаривала себя подремать еще часок, потом поняла бессмысленность сопротивления и открыла глаза. Будильник показывал начало пятого.

Полчаса Ирина убила на душ и завтрак, походила по квартире, села возле компьютера. Теперь она не сомневалась, что причиной ее вчерашнего поведения стала Марина. Нет, поначалу Петрова на работе вела себя типично по-бабски: ревела, кричала что-то про негодяев. Зато потом…

– Пошел ты… в столовую! – громко повторила Ирина вслух и осталась собой довольна.

Она включила ноутбук и пошла заваривать ромашковый чай. После кружки успокоительного напитка мысли о позоре и срочном увольнении вернулись, но уже без истерического фона. «Может, он и не рассказывал никому? Раз даже имени моего не помнит».

Ирина размяла пальцы и уселась за клавиатуру. «А уволиться давно пора, – думала она, пока загружался файл, – никакой же перспективы. Точно, уволюсь».

Петрова пробежала глазами последний написанный фрагмент. Марине увольнение никак не грозило, все ее устраивало: и процесс, и начальник, и зарплата. Или нет? Как бы она себя повела, если бы ее не устроила, допустим, оплата труда?

Наверняка не стала бы истерик закатывать. И молчать не стала бы. Петрова прищурилась, посидела минутку и принялась писать.

На третий день неожиданного отпуска я навела в квартире идеальный порядок. Это был тревожный признак – делать совсем нечего. Чуть было не позвонила Паше, но вовремя удержалась. Он нормальный парень, зачем его напрягать.

Открыла старый блокнот (он обнаружился под грудой журналов по дизайну) и принялась обзванивать знакомых. Некоторые сменили номера, многие отделывались скороговоркой: «Что-то срочное? Тогда я потом перезвоню», но несколько бывших и потенциальных работодателей пообщались со мной довольно подробно. Каждый раз беседа строилась по одному и тому же сценарию.

– Привет? – говорил работодатель. – Ты сейчас где?

Я отвечала.

– Это несерьезно, – говорил собеседник, – сколько тебе платят?

Я честно называла сумму.

– Даю на десять (пятнадцать, двадцать) процентов больше. И работой завалю так, что только делать успевай. Приходи сегодня вечером (завтра, в четверг) на собеседование. Хотя на кой черт нам собеседование? Что, я тебя не знаю? Когда сможешь выйти на работу?

После четвертого такого разговора я пришла к двум выводам. Во-первых, я высококлассный и признанный специалист. Во-вторых, мой нынешний директор на мне экономит. Когда я только начинала работать, это меня устраивало. Теперь можно признаться честно – не ради денег я к Владимиру свет Петровичу нанималась, а ради его мужественного профиля. Но раз он оказался таким… гадом… придурком… таким не таким, то пусть хотя бы деньги платит.

Как только цель была определена, я принялась бездельничать с удовольствием. Я валялась в постели до полудня, привела внешность в состояние, близкое к совершенству, читала легкие книги и ходила на бессмысленные фильмы. К воскресенью я выглядела и чувствовала себя великолепно. С изяществом отфутболила десяток ухажеров, – впрочем, двоим посимпатичнее после долгих уговоров свой номер телефона оставила.

В понедельник утром я была готова приставить нож к горлу директора и не убирать его, пока не получу денег.

Это оказалось даже проще, чем я предполагала. Неделя беспробудного сопровождения деловых партнеров превратила Владимира Петровича в существо усталое и серое лицом.

– Здравствуйте, дорогой шеф! – начала я, лучезарно улыбаясь. – У меня к вам есть серьезный разговор.

Шеф поморщился. То ли я так ослепительно выглядела, то ли слишком громко говорила.

– Сегодня?

– Сейчас.

– М-м-м…

Этот стон я расшифровала как «хорошо, я вас внимательно слушаю».

– Владимир Петрович, дело в том, что вчера мне предложили очень выгодную работу. Предложение настолько заманчиво, что, несмотря на то что мне будет очень жаль вас огорчить, боюсь, что мне придется это сделать.

Выражение глаз шефа после моей тирады не изменилось ни на йоту. Меня это насторожило.

– Мне бы не хотелось бросать работу с вами на полпути. Вы для меня очень важный и нужный клиент. Но дело в том, что финансовая заинтересованность – это тоже для меня очень важно…

Владимир Петрович не мигал. Я замолкла.

Потом начала снова:

– Понимаете, мне реально предложили сумму вдвое больше той, на которую мы с вами договаривались.

Шеф слегка ожил.

– Вдвое?

– Да. (Вот ведь вру и не краснею!)

– И что вы предлагаете?

От такой постановки вопроса я слегка опешила, но быстро нашлась:

– Я предлагаю вам вдвое увеличить мой гонорар.

– На каком основании?

– На том основании, что я этого достойна.

Следующие секунд тридцать мы пристально смотрели друг другу в глаза. Видимо, оба пытались высмотреть слабину.

Владимир Петрович сдался первым:

– Ладно. Десять процентов за наглость.

– Этого мало.

– Безусловно. За такую наглость этого мало.

– Отлично, тогда скажите, кому передать эскизы.

– Мне.

Я полезла в сумку за папкой. «Ну и ладно, ну и ну его, ну и найду себе другую работу…» – пронеслось у меня в мозгу.

Владимир Петрович очень лениво начал рассматривать распечатки. Мне показалось, что прошло полдня, пока он не заговорил.

– Ладно. За эту работу я добавлю еще десять процентов. Довольны?

С одной стороны, я была довольна. Если быть честной, то это именно та сумма, на которую я и рассчитывала, но я решила еще повыкобениваться для приличия.

– Нет, конечно. Ну да ладно. Только ради вас. Да и работа у вас интересная, жалко бросать…

С этими словами я сгребла распечатки со стола и стала запихивать их обратно в сумку.

– Я рада, что вам понравились эскизы. Я еще немного подправлю цвета и на следующей неделе…

Владимир Петрович накрыл мою руку своей, и я почему-то замолчала.

– Знаете, я, пожалуй, добавлю вам еще десять процентов.

– За что? – спросила я шепотом.

– За красивые глаза.

Черт! Давненько меня не вгоняли в краску. Залопотав что-то совсем невнятное, я выдрала руку, схватила эскизы и вылетела из кабинета, красная как рак. Хорошо, что секретарши не было на месте, не хотела бы я, чтобы она меня узрела в таком виде.

– Вот бы мне так! – вздохнула Ирина и выключила компьютер.

Всю дорогу до работы она завидовала Марине всеми оттенками черной зависти. И молодая, и красивая, и смелая, и нахальная. И зарплату в полтора раза увеличила в один момент, и похмельного мужика к жизни вернула – ишь как он ее за руку-то!

«Кому-то все, – жертвенно подумала Ирина, – а кому-то ничего».

И тут ее посетила неожиданная мысль. Настолько неожиданная, что Петрова едва не пропустила остановку. «А ведь она – это я!».

«Она – это я»,– повторяла Ирина, вместе с очередью вытекая на поверхность. «Я же ее придумала, – думала Петрова, подходя к офису,– она ведь полностью от меня зависит. Что захочу, то она и сделает».

Ирина усаживалась за стол в смутном состоянии рассудка. По всем рассуждениям получалось, что Марина – это частично она, бухгалтер Петрова. Ведь не могла же она придумать то, чего не было в ней самой. Значит, все, что делала Марина, в состоянии сделать и ее создательница.

Некстати возникло воспоминание о неудачной попытке совращения мужчин. Ирина даже передернулась от отвращения и сосредоточилась на работе. Это удавалось плохо из-за мыслей о Марине, которая наверняка еще валялась в постели. Возможно, в компании с каким-нибудь мускулистым и нежным брюнетом. «Каким брюнетом? – разозлилась на себя Петрова. – Я ее из головы выдумала, нет ее, не существует! И вообще, вернусь домой и напишу ей страшный финал. Попадет под машину, тогда будет валяться в постели… с переломом обеих ног! А что это я делаю?»

Ирина попыталась понять, что это за цифры она вводит и какие поля заполняет. От мозгового перенапряжения ее спас телефонный звонок. Звонили по внутреннему.

– Петрова? – сказал директор. – Зайди ко мне, дело есть.

Ира положила трубку и сдержанно чертыхнулась. Директор вспоминал о ней только при появлении проблем с программой учета. Или новый тип проводки нужно сделать, или изменить форму отчета, или еще какая-нибудь проблема, требующая предельной концентрации. Сейчас у Иры не то что предельной – нормальной концентрации не наблюдалось. Следовательно, возиться придется долго и нудно, да и шеф будет поминутно подгонять. «Почему он главбуху не поручает такие дела? – кипятилась Петрова. – Или кому-нибудь из этих… системных администраторов? Я всего лишь бухгалтер!»

Вопросы были риторическими, как «Камо грядеши?». Главбух, суровая тетя Нина, была отличным администратором, но к компьютеру относилась… сложно. Так дикарь относится к жертвенному ритуалу. Все необходимые действия она могла проделывать быстро и точно, но любой сбой программы вызывал у нее животный ужас. Мальчики-администраторы, наоборот, наводили ужас на компьютеры. В их присутствии мониторы мигали, программы зависали, а клавиатуры переставали нажиматься. Сисадмины, надо признать, быстро укрощали вверенную им технику, но к бухгалтерским программам относились презрительно. «Что это за интерфейс! – раздраженно бросали они. – А язык? Это разве инкапсуляция?» При этих словах лицо главбуха становилось почтительно-боязливым, как у дикаря, который слушает камлание шамана.

Словом, никто, кроме Петровой, для настройки программы не годился. Обычно она воспринимала это как карму – приходила, выполняла необходимые операции и снова выпадала из жизни директора, который ни разу не сказал банального «спасибо». Однако сегодня Ирина решила высказать все.

Она открыла директорскую дверь без стука и неожиданно для себя заявила:

– Здравствуйте! Мне реально предложили сумму вдвое больше той, на которую мы с вами договаривались.

Шеф, который разговаривал с кем-то по телефону, поперхнулся и кашлял целую минуту.

– Я… кх… – прохрипел он в трубку, – потом перезво… кх… ню…

«Какую сумму? – паниковал кто-то далекий в голове Петровой. – С кем договаривались?» Однако сама Петрова чувствовала себя удивительно уверенно.

Она дождалась, пока директор перестанет издавать сипение, и повторила сокращенный вариант своей блестящей речи:

– Мне предложили более высокую зарплату. Подумала и уточнила:

– В полтора раза больше.

Директор выскочил в приемную и вернулся оттуда со стаканом воды в руке.

– Кто предложил? – спросил он после нескольких глотков.

– Бывший одноклассник, – нужные слова выскакивали неизвестно откуда, – у него представительство здесь, а головная контора в Ханты-Мансийске. Зовет меня главным бухгалтером.

– В полтора раза? – шеф говорил почти нормально.

– На испытательный срок, а потом…

Петрова сделала выразительные глаза. Совесть, которая поначалу еще пыталась подавать ей какие-то знаки из глубины души, охнула и забилась поглубже.

– Вы ведь Петрова? – уточнил шеф.

Ирина кивнула. Директор полез в сейф и извлек оттуда ведомость на выдачу зарплаты. Поводил по ней пальцем, нашел нужную строчку и немного повеселел.

– Ну полтора не полтора… А если я вам на десять процентов повышу зарплату, останетесь?

– Нет. Как минимум на тридцать процентов.

– На каком основании? – спросил директор и опрометчиво решил отхлебнуть еще немного.

Это был грубый просчет с его стороны, потому что Ирина Николаевна гордо объявила:

– На том основании, что я этого достойна.

Воду из директорского горла пришлось выколачивать довольно долго, у Петровой даже ладонь заболела.

– Вы как? – спросила Ирина, когда шеф ожил настолько, что стал отгонять ее от себя слабым жестом руки. – Вам не плохо? Может, водички?

– Идите… – выкашлянул из себя директор, – и главбуха… мне… сюда…

Для убедительности шеф показал на стол перед собой. Потом спохватился и стал тыкать в стул. Петрова серьезно кивнула и отправилась в бухгалтерию.

– Нина Аркадьевна, – сказала она своей непосредственной начальнице, – вас директор вызывает.

Главбух подхватилась и сунула под мышку первую попавшуюся картонную папку. Ира не удержалась и доверительно добавила:

– Там что-то с программой нужно сделать.

Тетя Нина стремительно побледнела и вышла походкой опытного слепого – на предметы не натыкалась, но только в самый последний момент.

Совесть на дне души Петровой укоризненно покачала головой.

В конце концов, могу я влюбиться? Ну и что, что опять в Володю, который сначала не оправдал надежды, которые внушил! Я решила, что могу. Камень с души упал, и она воспарила к высотам творчества.

Правда, тут меня обломали: дальше тянуть с буклетами и прочей чепухой было нельзя. До презентации оставалась неделя, и снова любимый директор силой вырвал дизайн у меня из рук. Вырвал, насладился, восхитился и утвердил. Полчаса я побродила по офису, присмотрелась к стенам и поняла, к чему приложить свой недюжинный творческий потенциал. Мимо как раз пробегал Андрюша Витальевич. Я не глядя ухватила его за рукав и заявила:

– Так продолжаться больше не может.

Рукав попытался вырваться ценой утери своей части. Я перевела взгляд на жертву. Коммерческий пребывал в состоянии угара. Кажется, он тащил директору какую-то срочную бумагу. Глаза его были мутны и бессмысленны.

– Ага, – сказал он, – сейчас. Пусти. Надо.

– Интерьер офиса, – сказала очень четко, – не соответствует статусу. Я разработаю…

– Завтра! Лучше после. Нет, после презентации. Пусти, а? Убьет ведь.

– Причем обоих! – Владимир стоял в раскрытой двери своего кабинета, уперев руки в боки.

Он тоже был в угаре, но глаза имел ясные и словно подсвеченные изнутри. Я отпустила Андрюшу, и тот одним прыжком оказался возле шефа. Вторым прыжком он забился за директорскую спину.

– Надо интерьер переделать, – сказала я, – а то не соответствует…

Уверенность в голосе улетучивалась пропорционально приливающей к лицу крови.

– Хорошо, – кивнул директор, – через… десять дней чтобы были готовы эскизы. И поменьше красного, пожалуйста.

Шеф скрылся в недрах кабинета в компании с коммерческим, а я помчалась в туалет – умываться холодной водой.

Следующие два дня я болталась по городу. В офисе всем было не до меня, а сидеть на месте не было сил. Я металась по улицам, и мысли мои метались вместе со мной. Изложить их последовательность не представляется возможным, получилось бы что-то вроде: «Какая я дура! – Салатовый и лимонный. – Цветы на стенах. – Он улыбнулся или посмеялся? – С такими ногами могла бы и в юбке…» И так далее, но не последовательно, а параллельно, вернее, вперемешку… В общем, сложно думала.

Результаты размышлений вышли такие.

Первое. Он мужчина, пусть он и решает.

Второе… Не помню. Что-то там про цвет стен. Я чувствовала, что придумала его, но описать не смогла бы. Ничего, сяду за комп – все само всплывет.

Решения успокоили меня. Примерно на полчаса. Я почувствовала, что сейчас голову разорвет от переживаний, и приступила к общению с подругами. К некоторым даже поперлась на край города.

Так прошло… какое-то время. В офис я пару раз заходила, и каждый раз сразу натыкалась на Володю. Он был все в том же лихорадочном возбуждении, но оно ему шло. Есть такие люди, которые расцветают только в экстремальной ситуации. Нашему директору хорошо бы командовать какой-нибудь армией. Я живо представила Владимира Петровича на холме, при шпаге и шляпе с шикарным пером, с подзорной трубой. Даже услышала, как он орет, перекрывая грохот пушек:

– Почему до сих пор не разосланы приглашения?! В зубах разносить будешь! Лично!

Но самое главное – даже в этом ажиотаже он умудрялся замечать меня. Притормозив, директор чмокал меня в щеку и говорил что-нибудь ободряющее. Например:

– Отличные получились пригласительные. Не зря я тебе зарплату повысил.

Или:

– Классно выглядишь. Приходи в этом на презентацию.

Последнее предложение вывело меня из состояния влюбленного ошеломления и брякнуло о землю. Действительно, а в чем я буду? Все мои наряды уже примелькались и надоели. По крайней мере, мне точно надоели. Ни в одном из них я не буду чувствовать себя самой красивой женщиной в мире. А чувствовать это необходимо, иначе упущу…

Я сердито оборвала себя. Сейчас следовало сосредоточиться на главном. Я помчалась по магазинам. В конце-то концов, нужно тратить будущую повышенную зарплату.

Петрова перечитала фрагмент и осталась довольна. Хотя ей явно не хватало знания материала.

Например: мечется ли директор крупной фирмы по офису за неделю до презентации? Черт его знает. Ее, Петровой, директор никогда по офису не метался. В критических ситуациях он становился нарочито вялым и скупым на слова. А презентаций они сроду не проводили. Правда, через неделю намечался юбилей фирмы, но ничего сверхъестественного не ожидалось. Если директор не зажмет денег, то в пятницу вечером соберет подчиненных в каком-нибудь кафе подешевле. Штатный тамада с сомнительным чувством юмора будет развлекать тупыми остротами. Если денег не будет – соберутся в офисе и выпьют вино, которое сами же и принесут.

Не совсем понятно было, с какого перепугу Марина снова влюбилась в Володю. И будет ли он чмокать ее в коридоре? И о чем она беседовала с подругами?

Умом Ирина понимала резонность всех этих вопросов, но интуиция подсказывала: все правильно, так и должно происходить. Пусть не происходит, но ведь должно! Значит, так тому и быть.

Петрова встала, потянулась и повращала головой. В шее что-то хрустнуло.

«А Марина, – подумала Ира, – себя до остеохондроза не доводит. Она, небось, массажиста регулярно посещает. Жаль, что я…»

Она перестала крутить головой и прищурилась.

– А почему бы и нет? – сказала Петрова и покосилась на часы.

Было еще не поздно, половина девятого. Ира быстренько собралась, сунула в карман заначку из-под белья и отправилась на разведку. Кажется, где-то недалеко имелся массажный салон.

Салон оказался солярием, но Петрову это не расстроило. Наоборот, отложение солей у нее внутри никто и не заметит, а загар оценят все. Не давая себе опомниться, Ира маршевой походкой подошла к девушке за стойкой.

. – Здравствуйте, я в солярий. – Петрова изобразила на лице улыбку завсегдатая подобных заведений.

– Записывались?

Бедную Петрову прошиб холодный пот. Сразу представились очереди, талончики в семь утра…

– Вы на какое время? – переспросила девушка.

– А на какое надо? – выпалила Петрова.

Девушка наконец-таки подняла глаза от журнала, который читала, и уставилась на странную посетительницу. Взгляд ее был быстр и безжалостен. Снизу вверх – грязные туфли, мятые брюки, старая куртка, немытая голова, без следов косметики на лице.

– Э-э-э…– потянула девушка, мучительно подбирая слова, – самый дешевый сеанс сто пятьдесят рублей.

У Петровой заполыхало лицо. «Неужели я выгляжу так, что не могу заплатить даже за какой-то солярий?!» – мысленно ужаснулась она.

Ирина делано засмеялась и сказала:

– Ой, я из соседнего дома, выскочила в чем была.

Самое обидное, что это была правда.

– А-а-а, – девушка смягчилась, но смотрела все еще настороженно, – ну, вообще-то записываться нужно, но сейчас как раз турбо свободен. Пойдете?

От ответа Петрову спасла женщина, весело впорхнувшая в салон.

– Привет! Как жизнь? Я на девять. Так неслась с работы, еле поесть успела. Уже можно идти? Свободно?

Девушка-регистраторша разулыбалась и махнула рукой в сторону двери.

– Да, идите. Конечно, свободно.

Женщина весело упорхала, а Петрова убито смотрела ей в след. Вот она тоже выскочила из дома «в чем была». Только спортивный костюм был такой чистый, что казался отглаженным, а кроссовки блестели, как будто их начистили белой ваксой. И полоска на костюме совпадала по цвету с резинкой в волосах. Никакой косметики, волосы в беспорядке – ничего в ней нет особенного, ровным счетом ничего. А глаз не отвести.

– Так пойдете в турбо?

– Да…

Теперь Петрова с горя готова была пойти куда угодно.

– Проходите, я сейчас заскочу, расскажу, как включать.

Петрова зашла в комнату, разделась, юркнула в солярий и затаилась там. Потом глянула на стул, где свалила вещи, ужаснулась, выскочила, запихала трусы и лифчик под свитер, чтобы никто их не заметил, и тут вошла девушка. Петрова схватила свитер, судорожно прикрываясь.

– А вы уже готовы? Раз вы первый раз, ставлю на пять минут.

Девушка ушла, Петрова пыталась расслабиться и получить удовольствие, представляя, какая она теперь будет стройная и загорелая.

Щелк! Свет погас, солярий выключился.

И ради этих несчастных пяти минут столько позора?

На выходе Петрова опять столкнулась с женщиной в спортивном костюме, та стояла у стойки, ожидая регистраторшу. Женщина распустила волосы и теперь казалась совсем девчонкой. «Наверное, она дизайнер, как Марина», – пронеслось у Петровой в голове, и в ту же секунду, сама от себя не ожидая, она спросила:

– Извините, а вы кто по профессии?

Та слегка оторопела, но улыбнулась и ответила:

– Бухгалтер. А что?

– Ничего,– потрясенно сказала Петрова,– ничего. Просто мне показалось, что я вас знаю. И что вы дизайнер.

Дома Ирина включила весь свет и, максимально оголившись, изучила свое отражение в трюмо. Отражение отливало синюшной белизной. Тогда Петрова выключила весь свет, оставив только настольную лампу, и подошла к зеркалу еще раз.

Если встать вот так, полубоком, сильно втянуть живот и смотреть через плечо, то фигура очень даже ничего. А лучше всего еще попу закрыть полотенцем – тогда вообще супер.

– Отличная талия, – заявила своему отражению Ира, – пойду-ка я поужинаю.

Интересно, а что сейчас делает эта невероятная бухгалтерша в спортивном костюме? Наверное, пришла в свою уютную, чистенькую квартирку. Сидит на кухне, пьет сок и разговаривает с мужем. Может быть, даже смеется над ней, Петровой, пересказывая историю о том, как к ней пристала незнакомая тетка в солярии. И вся она такая красивая, загорелая, в чем-то белоснежном.

Ирина оглядела свои синие штаны с вытянутыми коленями и решила: «Все. Так больше жить нельзя».

Через десять минут вся комната оказалась завалена вещами, которые Петрова выгребла из шкафа. На вершине горы лежал костюм светло-голубого цвета, весь в рюшечках и оборочках. Последний и единственный раз она надевала его на выпускной в институте десять лет назад.

– Зачем я это храню? – удивилась Ирина и принялась за работу.

Вскоре шкаф практически опустел, зато в центре квартиры появился огромный мешок и обновленная Петрова, которая выкопала среди всех вещей белую маечку и светло-зеленые шорты и теперь с наслаждением рассматривала себя в зеркало.

– Так. Ну, если побрить ноги, сделать педикюр, ну, еще в солярий походить, подстричься, похудеть килограмм на пять – просто звезда.

И Петрова отправилась готовить себе легкий диетический ужин фотомодели.

Через час жизнь уже не казалась такой прекрасной. Во-первых, она замерзла, во-вторых, очень хотелось есть, а в-третьих, на белой маечке откуда-то возникло желтое пятно. Распущенные волосы с непривычки страшно мешали, волосатые синюшные ноги не радовали глаз.

Петрова поняла, что так жить тоже нельзя. И что лучше она будет красоткой северного типа. Она с трудом влезла в старые голубые джинсы и нашла теплую рубашку. Чтобы придать наряду шарм и женственность, рубашку завязала узлом на пузе. С диетой тоже пока решила не горячиться – на улице еще холодно, еще месяц до того времени, когда нужно будет раздеваться, успеет еще нахудеться.

Поэтому через полчаса Петрова уже сидела на диване под пледом и уплетала подогретые булочки с сыром. После целого вечера воздержания они казались особенно вкусными.

Жизнь отравляли джинсы, которые предательски врезались в пузо и не давали вытянуться. Потихонечку, под пледом, Ирина расстегнула пуговицу – дышать стало легче.

Было уже за полночь, когда Ирина решила, что и северным красоткам пора спать. Проходя в коридоре мимо зеркала, она мимоходом глянула на себя и колом вросла в пол. Почему-то ей представлялось, что ее отражение – это стройная загорелая девушка в сексуальном наряде, а из зеркала смотрела тетка со спутанными волосами, красным после солярия лицом и расстегнутыми штанами. Огромное пузо вываливалось из разъехавшейся ширинки и фиксировалось сверху узлом мятой рубашки, которая была густо усыпана крошками.

Отчаянию Ирины не было предела. Зарыдать? А смысл? Втянуть живот? Причесаться? А надолго ли? Она угрюмо стянула с себя одежду и рухнула в постель. Заснула мгновенно.

На следующий день Петрова шла на работу пешком, рассматривая встречных женщин. Красивые тетки, какие они?

Худые? Да не все. Вот бежит красотка, причем весьма пухленькая. Накрашенные, причесанные и на каблуках? Навстречу тут же попалась мама с двухлетним ребенком. Ребенок лупил лопаткой по луже, брызги летели во все стороны, в том числе и на мамины брюки. Мама хохотала, мама была очень красивая. И отсутствие косметики и прически, а также заляпанные брюки ее совершенно не портили.

«Вот что, – решила Петрова. – Я и так не хуже всех, а если меня еще и одеть, стану самой лучшей. Завтра же иду в магазин и покупаю себе новый костюм. Брюки и пиджак. Яркого красного цвета. Все тут же начнут обращать на меня внимание, а Юрий будет бегать за мной и извиняться».

Вопросами, за что извиняться и вообще зачем ей это, Петрова не задавалась.

Вечером решила попрактиковаться в покупках хотя бы теоретически и села за компьютер.

Пока машина грелась, я набрала Женьку. Эта особа была для меня чем-то вроде крестной феи – она давала платья напрокат. Что приятно, в полночь они не превращались в тыкву, и даже на следующее утро выглядели как настоящие. Правда, на третий день платье следовало сдать в целости, выстиранным и выглаженным. За этим Женька следила строго.

– Привет! – сказала я. – Нужно одеться.

– Цель? – деловито уточнила Женька.

– Презентация.

– Бюджет презентации? Нет, девушка, это унесите, это не мой цвет.

– Понятия не имею. Но будет человек сорок, арендуем «Камушек».

– Ясно… да, вот это буду мерить… С мужем будешь?

– Одна.

– Поругались? И вот это тоже…

– Вообще-то я не замужем.

– Допустим… Кто из крутых намечается?

Я честно попыталась вспомнить все, что слышала в кулуарах.

– То ли Пенкин, то ли Шнур.

– Ну-ну… Ксюша будет?

– Нет.

– Девушка, что вы мне принесли? Это не мой размер! Это… на Монсеррат Кабалье!.. Значит, так, подруга, нужно что-то блестящее и с открытой спиной. У меня как раз кое-что завалялось. Вечером заезжай.

У Женьки действительно завалялось «кое-что», которое с трудом помещалось в громадной гардеробной. Я каждый раз поражалась, почему моя феезаменительница не откроет собственный бутик. И каждый раз вспоминала, как она шпыняет бедных продавщиц. Естественно, на их месте она оказаться не хотела бы.

В заботливом угаре Женька пыталась всучить кой-какое нижнее белье, но на этот счет у меня была домашняя заготовка, я отказалась. Хозяйка критически оценила охапку пакетиков, черкнула что-то в органайзере и осведомилась:

– На чем поедешь?

Судя по всему, она собиралась сообщить марку автомобиля, который следовало приобрести на какой-нибудь автомобильной распродаже.

– На такси, – ответила я и поторопилась скрыться.

Дома я принялась все мерить по новой.

Спать легла с чувством хорошо сделанного нужного дела. Во сне я блистала открытой спиной, и завистница (кажется, секретарша Танечка) бегала за мной с вентилятором, который противно холодил лопатки. Проснувшись, я обнаружила, что лежу поверх одеяла. Вернее, одеяло варварски запихано под меня. Я укуталась и постаралась нырнуть в тот же сон. Естественно, не получилось. До утра меня мучили кошмары на производственные темы.

Утром я проснулась от настойчивого зуммера телефона. Долго лежала и злилась – я отчетливо помнила, что перед сном поотключала все звенящее и шумящее. Открыла глаз, изучила экран мобильника… и подскочила над кроватью, как кенгуру на батуте. Как я могла забыть! Парикмахер, которого я назначила неделю назад!

Установив личный рекорд одевания на ходу, я успела почти вовремя. Во всяком случае, за эти десять минут никто не успел занять моего мастера. В кресле я расслабилась и отдалась ножницам и расческе, как отдаются любимому мужчине. Такому, который все про тебя знает и сделает хорошо безо всяких понуканий и намеканий. Наташа стригла меня не первый год и почти не интересовалась моим мнением. Мы просто болтали, пока ее руки вили на моей голове гнездо, артистичное в своей лохматости. Совсем немного оставалось до вечера, во время которого… Эту мысль я старалась не додумывать. Только кончики пальцев начинало покалывать и сладко ныло под ложечкой – совсем как в детстве, когда папа вел меня на американские горки.

Вечером Петрова оказалась на пороге огромного торгового центра с месячной зарплатой в кармане и предвкушением праздника.

Она прошлась вдоль витрин, внимательно оглядывая манекены и наслаждаясь самим моментом. Народу было немного, продавщицы приветливо улыбались, и Ира решилась – выдохнула и зарулила в ближайший магазин.

Изобилие ее просто прибило. Ей почему-то казалось, что вещи в магазине должны быть упорядочены. А тут не наблюдалось никакой системы. Брюки здесь, пиджаки там. А откуда простому покупателю знать, что с чем и как будет сочетаться? А размер?

Петрова от испуга вылетела из магазина, наткнулась на кафе и решила попить водички, чтобы прийти в себя и тихонько оглядеться.

Все витрины сияли великолепием, за всеми стеклами тянулись вешалки с одеждой, многократно отражаясь в этих же витринах.

Ире вдруг страшно захотелось отсюда сбежать. А вдруг она что-то купит, а в соседнем магазине это будет стоить вдвое дешевле? А вдруг то, что она хочет, продается в разных местах? Брюки висят здесь, а пиджак где-нибудь на втором этаже?

Еще неделю назад Петрова бы развернулась и ушла из магазина, но сейчас она подавила в себе панику и на еле гнущихся ногах отправилась к самой большой витрине с огромной надписью «распродажа». Намерения ее были на редкость серьезные.

– Девушка, что вы ищете, вам помочь?

Еще неделю назад Петрова бы залепетала: «Нет, нет, спасибо», но сейчас это была уже другая Петрова, и она сказала:

– Да. Я хочу брючный костюм. Красный брючный костюм.

И продавщица не стала смеяться и показывать на нее пальцем, она даже не хмыкнула и не состроила рожу, а просто сказала:

– Пойдемте, я вам все покажу.

Надо сказать, что Ирине очень повезло с этой девушкой: продавщица возилась с ней больше часа, а затем всего за десять минут убедила не отчаиваться. Хотя отчаиваться было от чего – вожделенный костюм не спас ситуацию, в зеркале опять не возникла загорелая длинноногая красотка.

– Так, не нужен вам красный, пиджак короче, брюки пошире на бедрах. Сейчас принесу.

Пробормотав это заклинание, девушка исчезла и возникла через мгновение с ворохом одежды.

Она заставляла Петрову мерить то одно, то второе, то третье, то больше, то меньше, то шире, то уже, заставляла приседать и вертеться, распускать волосы и собирать их в высокую прическу. Причем явно получала удовольствия гораздо больше, чем сама Петрова.

В итоге она посмотрела на нее с торжеством Пигмалиона и констатировала:

– Вот то, что вам нужно. Сидит идеально. Цвет ваш. Скидка на комплект двадцать процентов.

Петрова уставилась в зеркало. Длинноногой красотки по-прежнему не было. Была женщина в деловом костюме, отработавшая длинную трудовую неделю и возвращающаяся из офиса домой.

– А теперь вот эту юбку, – продолжала неугомонная продавщица. – И вот сюда к большому зеркалу подойдите.

Когда Петрова вышла из примерочной, вокруг нее защебетали другие продавцы.

– Ой, как вам идет…

– Ах, ну вы просто помолодели…

– Ну надо же, как сидит!

– Идеальный фасон…

У бедной Ирины от такого напора просто закружилась голова.

И краем сознания отслеживая, что они безусловно привирают, она вся расцвела под этими комплиментами, и тут же выяснилось, что в этом зеркале она намного стройнее, чем в примерочной, и юбка ей очень даже идет. И не такая уж она и уставшая.

Домой Ира вернулась счастливая и, даже не включая компьютер, легла спать.

Сквозь подушку откуда-то снизу просачивались сладкие мысли. Завтра она придет на работу – и никто ее не узнает. Завтра она будет идти по коридору, а следом будет раздаваться только восхищенное: «Ах!» Завтра она встретит мужчину своей мечты…

…Утром Ирина собиралась долго и продуманно, вышла из подъезда с гордо поднятой головой и пошла к метро, тщательно обходя лужи. Уже практически подойдя к станции, тихонько оглянулась – никто на нее не смотрел, не восхищался. И никакого восхищенного «ах» вслед.

Она постаралась не расстраиваться и спустилась на станцию, исподлобья оглядывая встречных мужчин. Все смотрели вперед и сквозь нее.

И тут Ирина поняла, в чем дело. Все портит куртка! Она закрывает костюм, никто не видит, какая Петрова красавица. Значит, чудеса начнутся сразу, как только она приедет в офис.

Когда Ира снимала куртку, у нее тряслись руки.

– А, Ирка, привет, – раздалось сбоку. Татьяна повесила свое пальто и исчезла в неизвестном направлении.

Ирина вошла в бухгалтерию, специально громко хлопнула дверью. Все четыре девушки, дружно вздрогнув, подняли глаза.

– А, Ира, это ты, – облегченно вздохнули они и уткнулись в экраны.

Петрова все никак не могла поверить в свое поражение. Она четыре раза ходила в туалет, медленно бродя по коридору. Она сходила на обед, а потом еще раз за булочкой.

Все здоровались, улыбались и отворачивались. Как будто на Петровой был не новый костюм, а мешок из-под картошки.

Наконец она зашла в пустую курилку и тупо уставилась в окно.

– Нет его. Уехал. Будет после трех, – рядом с Ирой внезапно возникла девушка-менеджер.

– Кого?

Девушка ухмыльнулась и закурила.

– Юры. Да ладно тебе, в него все наши тетки по очереди втрескиваются. Не ты первая, не ты последняя.

Ирина продолжала смотреть на девушку широко распахнутыми глазами.

– Красивый костюм. Тебе идет. Еще бы каблук повыше, совсем бы было здорово.

– Спасибо. Но я и Юрий Николаевич… Но у нас ничего… Но мы никогда…

– Да ладно… Танька видела, как вы с банкета свалили. Он потом вернулся через час, злой, как собака. Трахнул Людку у себя в кабинете и ушел домой. Расстроился, значит.

У бедной Петровой от обиды глаза стали как блюдца. Он вернулся от нее и тут же пошел к Людке?!

– А откуда ты знаешь?

– Про Людку? Так она сама и рассказала. Да ты не переживай, она у нас известная… эта… слово есть одно нехорошее. Там ничего серьезного быть не может. А Юрику как раз такая, как ты, и нужна.

– Какая?

– Ну… Тихая, незаметная… То есть спокойная. Чтобы дома вечером ждала с пирожками. Только ты немного посмелее будь, а то крадешься по коридору, такое впечатление, что боишься на середину выйти. «Служебный роман» помнишь? Я все время, когда его смотрю, про тебя вспоминаю: «Скукожится вся, и чешет…»

Ирина собеседница весело рассмеялась. Ирине показалось, что она сейчас умрет от стыда.

Тем временем девушка докурила, подмазала губы и махнула Ирине рукой.

– Давай, не грусти. Он того не стоит.

И растворилась в дыму. Или это Ирине сквозь слезы так показалось.

Я не отказала себе в удовольствии появиться в офисе с утра. Никто уже толком не работал. Приглашенные на банкет откровенно собирались домой, чтобы успеть переодеться. Неприглашенные сидели, вцепившись в клавиатуру, и на их лицах было размашисто написано: «Когда уже начальство свалит?»

Поэтому заметили меня все. Я чувствовала себя магнитным полюсом Земли. Все головы поворачивались в мою сторону, как только я появлялась в поле зрения. Секретарша Таня как раз разговаривала по телефону, когда я вошла в приемную. Она замолчала на полуслове, просипела: «Я перезвоню» – и положила трубку мимо рычага.

– Привет, – сказала я, – директор у себя?

Танечка попыталась прочистить горло, не преуспела и молча кивнула. Я взялась за ручку, но тут секретарша вспомнила о своих обязанностях и сдавленно произнесла:

– У него люди. Важные.

«Отлично, – подумала я, – пусть все видят, как у директора глаза округляются».

Я проследовала к компьютеру, который формально являлся моим рабочим местом. Включать его не стала, развернулась к нему спиной и заложила ногу за ногу. Все офисные мужчины принялись сновать мимо меня с очень деловым видом. Только молоденький компьютерщик, имени которого я никак не могла запомнить, откровенно уставился на мои коленки. По-моему, он даже оторвался от своей любимой стрелялки. Я сняла пиджачок. Мини-юбка в комплекте с декольте – оружие массового поражения, хотя и индивидуального действия. Парнишка оцепенел и пошел пятнами.

Я решила не доводить мальчика до сердечного приступа и отправилась проверить состояние Танечки. Та опять трещала по телефону. Судя по всему, жаловалась подруге на меня, потому что при моем входе перестала трещать и сообщила:

– Еще занят. У тебя какое-нибудь дело? Или хочешь сразить его своим вечерним нарядом?

– Вечерним? – Я изобразила удивление и даже оглядела себя. – Да нет, вечером я буду в симпатичном платьишке. В бутике на Тверской вчера купила.

На самом деле платье одолжила Женька, которая и купила его в бутике со скидкой семьдесят процентов, то есть всего втрое дороже его реальной цены – какой-то шовчик там был неровный.

Таня надулась, но контраргументов не нашла. Я уж подумывала, чем ее добить, когда дверь кабинета распахнулась, и в ней показался неимоверно толстый и плешивый мужик. За ним мой Володя еле виднелся – и то только потому, что был на полголовы выше.

– Так что, Юрий Николаевич, – бодро говорил наш шеф, засек боковым зрением меня, развернулся и закончил невпопад: – …вечером… там и подпишем… то есть обсудим.

Жирный Юрий Николаевич смотрел на меня страдальческим взглядом импотента со стажем. Я поздоровалась, как могла, томно, но без надрыва.

– А это, – сказал Володя, – наш дизайнер. То есть наша дизайнер. Она женского рода.

– Я заметил, – грустно сообщил толстяк.

– Я по поводу интерьера, – сказала я. – Вы мне давали задание. Я хотела уточнить нюансы.

– Нюансы… – отозвался директор мечтательно. – А как же. Нюансы поют романсы. Надо уточнить.

Надо отдать ему должное – в мечтательности он пробыл всего пару секунд.

– Завтра. Во второй половине дня.

– Завтра суббота, – подала голос вредная Татьяна.

– Значит, в понедельник, часа в три.

Грустного Юрия Николаевича Володя сопровождал до выхода. Я смотрела ему вслед и думала две противоречивые мысли. Первая: сегодня я директора все-таки уела. Вторая: какой он мужественный на фоне этого жирдяя.

И я отправилась домой переодеваться в алое платье с открытой спиной.

Никогда Ира не чувствовала такого морального удовлетворения, как при написании фрагмента про жирного Юрия Николаевича. Это была виртуозная месть – пусть узнает, каким она его видит. «Импотент со стажем»! И еще «жирдяй»! Все будут над ним потешаться, когда…

Об эту мысль Петрова споткнулась. Когда что? Когда это напечатают в виде книги? Такая дикая идея ей в голову не приходила. Или приходила, но она сразу ее прогоняла?

– Когда я стану знаменитой писательницей, мои книги переведут на все языки мира и издадут большим тиражом…

Продолжение фразы Ирина не придумала, но и начала хватило для того, чтобы прийти в прекрасное расположение духа.

Она еще раз написала жирным шрифтом: Юрий – толстый импотент!

И принялась сочинять дальше…

Как бы я ни бодрилась, как бы ни убеждала себя и окружающих, что я самая красивая на свете красавица, это не могло избавить меня от внутреннего ужаса и предвкушения того, что сегодня вечером я вернусь к себе домой в гордом одиночестве. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что роман с Владимиром Петровичем начнется сегодня или никогда.

Я попыталась разобраться в своих чувствах, даже попыталась по совету какого-то психолога записать все на бумажке. Перечитала и поняла, что психолог мне уже не поможет. Психиатр, видимо, тоже.

– Зачем он мне?

– Нужен…

– Я влюблена?

– Наверное…

– Почему он?

– Хочу.

– Зачем?

– Чтобы был.

– А вдруг он откажет?

– Ну и дурак.

– И я отстану?

– Нет.

– А все-таки почему он?

– А чего он на меня внимания не обращает?! Железная логика… Самой смешно.

Я решила собраться с последними мыслями и составить план на сегодняшний вечер. И тут же забуксовала, потому что внезапно вспомнила, что кроме непосредственной цели (соблазнение директора) у мероприятия имеется еще ряд побочных и неинтересных задач. Продвижение продукции, развлечение деловых партнеров, какие-то награждения. Куча народу будет вертеться под ногами и сильно мешать, отвлекая меня и Володю от самого главного.

Я угрюмо посмотрела на буклет, тщательно и с любовью нарисованный собственными руками.

«На нашей презентации Вас ожидает много сюрпризов!»

Придет толпа народа, и я же в этом буду виновата. Нет бы написать, что грядет «скучный и нудный вечер. Еды не дадут, выпить тем более не дадут…». Наверняка при таком приглашении многие бы остались дома.

За всеми этими идиотскими рассуждениями цели своей я все-таки добилась. Настало время «Ч» – 17 часов. Уже можно было влезать в платье и вызывать такси.

Презентация начинается! Занавес!

Перед выходом из такси я представила себе церемонию вручения «Оскара» и вышла из машины на воображаемую красную дорожку под воображаемые многочисленные фотовспышки.

Настолько вошла в образ, что чуть было не начала позировать корреспондентам перед тем, как войти в ресторан.

На таких мероприятиях хорошо видно, кто их организовывал. Эти люди сразу бросаются в глаза. Вот стоит бледная девушка, держит бокал характерно растопыренными пальцами – явно не успела заехать домой, и только что подкрашивала ногти. Ждет, когда высохнут.

Вот вторая делает вид, что стоит у стены в непринужденной позе. На самом деле просто привалилась к ней и пытается расслабиться.

А вот и третья – эта даже не пытается изображать радость. Просто сидит в дальнем конце зала с закрытыми глазами.

Человек десять гостей уже оживленно чирикают в углу. Но это почти свои, их можно не развлекать.

Найти Володю оказалось несложно. Он стоял в центре зала с очень представительным седым дядечкой и кивал с необыкновенно умным видом. При виде меня просиял так, как будто ждал всю жизнь.

– Марина! Как я рад тебя видеть!

Лицо его выражало такое счастье, что я почуяла подвох.

– Мне Олег Петрович как раз рассказывает про то, что ему очень нравится наш новый дизайнер. Знакомьтесь. Марина! Олег Петрович!

И в ту же секунду Володя растворился в воздухе с явным вздохом облегчения, а Олег Петрович даже не заметив смены собеседника, продолжал:

– Общая концепция смены вашего имиджа…

Ладно, Володенька, и это тебе зачтется. Пару лишних жил я из тебя вытяну, когда…

– А что вы смеетесь, девушка? – строго спросил Олег Петрович. – Что смешного в концептуальном минимализме?

Можно было бы вежливо огрызнуться, но я вдруг почувствовала – этот вечер принадлежит мне. Куда-то рассеялись все сомнения и вопросы, я точно знала: сегодня все случится. Когда я в таком настроении, я люблю весь мир. Я готова порхать по нему как бабочка и дарить радость. Даже ценой грубой лести и наглого вранья.

– Конечно! – воскликнула я. – Минимализм! Как я сама не догадалась?! Как мне повезло, что сегодня вы у нас в гостях, Олег Петрович!

Седовласый посмотрел на меня с нескрываемой подозрительностью. Но я не дала ему опомниться.

– Олег Петрович! Прошу вас, расскажите мне о минимализме подробнее, это очень поможет мне в работе!

Представительный дядечка был всего лишь мужчиной. Он повелся.

– Минимализм, девушка… м-м-м…

– Марина, – помогла я ему продолжить затянувшуюся букву.

– Да, Мариночка, минимализм зачастую путают с примитивизмом…

Через пятнадцать минут появился Володя. Видимо, решил меня спасать. Каково же было его изумление, когда он обнаружил нас горячо беседующими. От меня эта беседа не требовала никаких усилий. Как только Олег Петрович замолкал, чтобы перевести дух, я заявляла, что его идеи перевернули мое видение, или просила растолковать последнюю мысль, «а то я не совсем поняла». Седой дизайнер немедленно растекался густой мыслью по древу моего мозга, не задевая жизненно важных центров. Я в это время изучала прибывающих гостей.

Директор хмыкнул и уже развернулся уходить, когда Олег Петрович приметил его и ухватил за рукав.

– Ваша Мариночка – такая умница! Она, оказывается, читала все мои работы!

Я мысленно вздрогнула. Кажется, я слишком охотно соглашалась со всеми утверждениями собеседника.

– Она их творчески переосмыслила! Поздравляю, вам очень повезло.

В возбуждении седой гигант дизайнерской мысли хватанул шампанское с проплывающего мимо подноса. Это был уже третий бокал, поэтому второй рукой Олег Петрович предпочитал придерживаться за мою талию. Думаю, именно этот факт и стал причиной столь скорого появления рядом с нами директора.

– Прошу прощения, – сказал он, отрывая ладонь гостя от моей декольтированной спины, – но я временно украду у вас юное дарование. Нужно кое-что обсудить.

Когда мы отошли на пару шагов, я спросила:

– Ну? Что будем обсуждать?

– Многое. Скажем, стоило ли так экономить на платье. На спину ткани не хватило?

– Вам не нравится? – удивилась я и повернулась спиной.

Я почувствовала, как Володин взгляд мечется от лопаток к копчику, едва не оставляя на моем теле горячие вмятины.

– Вообще-то ничего, – ответил директор слегка севшим голосом.

Тут к нему пристал кто-то из VIP-гостей, и я осталась одна – примерно на две сотые секунды. Не успела спина остыть от горячего директорского взгляда, как рядом со мной нарисовался угловатый юнец с мелированным пробором. От паренька за версту несло большими деньгами, но хамом он, как ни странно, не оказался.

Насладиться обществом богатого мальчика я не успела, потому что Володя вырвался от «випа» и с ледяными извинениями снова «похитил» меня якобы для важного разговора. И снова его у меня отбили, снова возник какой-то шикарный мужчина…

К концу вечера у меня в глазах рябило. Общение проходило по схеме «гость – директор – гость – директор» с такой скоростью, что я перестала утруждать себя беседой. Только улыбалась и отхлебывала отличное красное вино.

По-моему, программа презентации летела ко всем чертям. Из запланированных четырех спичей Володя произнес только один, да и то весьма скомканный (я как раз собиралась пить на брудершафт с плечистым арабом). Остальные речи произносил бедный Андрюша Витальевич. При этом он пытался импровизировать и шутить. Именные подарки вообще вышла вручать секретарша Танечка, которую для такого мероприятия окрестили «менеджером по персоналу». Впрочем, все одаряемые были мужиками, поэтому Танечка была очень кстати. В момент вручения они пялились на ее блузку, а отойдя, разбирали имя на подарке и по-тихому менялись между собой.

Словом, все были довольны, кроме директора. А самой довольной была я.

И для меня совершенно не стало неожиданностью, что после окончания банкета я оказалась в директорской машине. И я прекрасно отдавала себе отчет, что если бы не Толик за рулем, наша поездка была бы более бурной. А так приходилось сдерживаться. Володя сидел с лицом сфинкса, зажав руки между ног. Я развалилась на всем остальном пространстве заднего сиденья, но старалась не сильно дразниться. Выражение лица моего директора было настолько однозначное, что я прекрасно понимала, что за каждый обнажившейся кусочек тела мне через полчаса придется отдуваться по полной программе.

Возле Володиного дома Толик пропел сладким голосом:

– Мариночка, тебя подвезти?

От Володиного взгляда, по идее, должен был взорваться бензобак.

– Езжай. До послезавтра свободен, – прошипел он. – Если что с машиной сделаешь – убью.

– А как же Мариночка до дома доберется, поздно уже, – не унимался сердобольный Толик.

– Марина теперь будет жить со мной.

От такого сообщения я чуть не упала. Открыла рот. Закрыла. Но тут меня подхватили на руки и понесли. Собственно, я не сопротивлялась. А кто бы сопротивлялся такой восхитительной наглости?

Дойдя до этого места, Ирина чуть не прослезилась от счастья. Вот он – долгожданный хеппи-энд. Теперь они будут жить душа в душу, родят детей и каждое утро станут встречать рассвет вместе. Впереди у них долгое семейное счастье.

Ирина закрыла файл, побродила по квартире и мало-помалу в ее сердце стала закрадываться тоска. Писать дальше нечего.

Помыла посуду, протерла пол, пожарила картошку. Тоска продолжала грызть и уходить не собиралась. Тогда Ирине в голову пришла гениальная мысль – она решила подописывать куски в середину повествования. Вот, например, она совсем ничего не написала про презентацию. А там наверняка было много интересного, можно написать страницы три. Что обычно происходит на бурных корпоративных вечеринках?

Петрова приободрилась, вошла в Интернет и запустила поиск.

К утру она знала о веселых играх в дружеских компаниях больше, чем ей хотелось бы. Например, ее поверг в шок конкурс на самый сексуальный звук. Заключался конкурс в том, что участники садились в круг и по очереди издавали эротические звуки. Тот, кто начинал смеяться, выбывал. Победители получали право сексуально стонать хором.

Петрова не видела в таком времяпровождении ничего смешного. Она попробовала постонать, но почувствовала себя необычайно глупо. Смеяться не хотелось, хотелось куда-нибудь спрятаться.

Попадались ей и вовсе не приличные конкурсы, вроде «Стриптиза наперегонки». Некоторые развлечения она вспомнила по свадьбе двоюродной сестры. Та жила в маленьком городишке и свадьбу справляла по старинке: с сотней родственников, пьяненьким попом и разухабистым тамадой. Тогда она очень смеялась, пытаясь передать соседу мячик, зажатый под подбородком. А вот когда мужики начали играть в футбол кеглей, привязанной между ног…

Ирина фыркнула и принялась редактировать список. В конце концов осталось три десятка вполне невинных конкурсов: «Гарем», «Поедание торта», «Добрая самаритяночка» и все такое прочее. Разойдясь, Петрова добавила еще несколько развлекух из далекого школьного детства: газету с младенческими фотографиями, «Бутылочку» и «Кис-брысь-мяу».

Дело шло с трем часам утра, и она понимала, что вряд ли на презентации солидной компании проканает партия в «Кис-брысь-мяу», но разбираться с этим не хотелось. Хотелось принять душ и спать. Опытным путем удалось установить, что в три часа утра из горячего крана течет холодная вода, а из холодного – ледяная. Но прохладный душ удивительным образом еще больше усыпил Иру, и в постель она рухнула, в самом непосредственном значении этого слова.

Ей снился родной 9 «Б», в котором она была заводила и отличница. Петрова всю ночь устраивала какие-то вечеринки с танцами в темноте. Перед самым звонком будильника она даже целовалась с кем-то. Проснувшись, долго не могла сообразить, что сон, а что явь. Ире очень хотелось, чтобы явью был 9 «Б», а сном – ее пустая полутемная квартира. Когда она поняла, что все наоборот, то на душе стало мерзостно. Но Петрова не заплакала. Наверное, потому, что успела-таки поцеловаться за минуту до звонка будильника.

На работу Ира пришла не в духе. Глупо было бы быть в духе после трехчасового ночного сна. И тут еще объявили, что генеральный собирает общее собрание. Только этого не хватало! Обычно ничего хорошего на таких собраниях начальство не сообщает. Ирина, зевая, ежась и с трудом передвигаясь, потащилась в конференц-зал, забилась в угол, прислонилась к стенке и прикрыла глаза.

Звуки собрания начали долетать откуда-то издалека. Вроде бы все слышишь, но происходит это как будто не с тобой. Но тут у сна появились знакомые нотки.

– В связи с приближающимся десятилетием фирмы мы решили устроить корпоративную вечеринку. Снимаем пансионат «Озерный», это в двух часах езды от города. Первые суббота и воскресенье мая, с ночевкой, естественно. У меня к вам один вопрос: кто может заняться организацией развлекательной программы? Ну, там конкурсы всякие… А то тамаду со стороны приглашать не хочется. Музыка, диджей, это все там есть. Нужны именно идеи для развлечений.

В зале воцарилась тишина. Никому неохота было взваливать на себя лишнюю заботу, а у Ирины просто дыхание перехватило от волнения. Что происходит? У нее было предвидение? Или то, что происходит в книге, начало потихоньку переползать в жизнь?

– Так кто знает пару конкурсов?

– Я знаю.

Весь конференц-зал обернулся на ее голос.

– Очень хорошо. Вы, кажется, Смирнова, достойная высокой оплаты труда?

Соседи зашушукались. Ирина решила не замечать.

– Петрова.

– Вот и чудесно. Вам неделю на подготовку, а потом составьте список того, что нужно купить. Деньги возьмете в бухгалтерии, а с машиной вам поможет… А, вот Юрий Николаевич вам поможет. Все, всем спасибо, будут вопросы, задавайте.

Генерального тут же обступила небольшенькая толпа, которая возбужденно выспрашивала подробности выезда. Ирина сидела совершенно ошарашенная собственной смелостью (или глупостью) и пыталась собрать разбегающиеся мысли.

– Ну, ты сегодня не будешь чаем кидаться? – Юрий подкрался незаметно, и бедная Петрова чуть не подпрыгнула.– Знаю два хороших конкурса, нет, даже три. Они у меня дома записаны специальными чернилами. Видно только при выключенном свете.

Ирина залилась краской, и Юрий довольно рассмеялся.

– Ну, что ж ты страстная такая, ты такая страстная, – запел Юрий, и Ирина просто побагровела, вспоминая свое неудачное соблазнение. – Ирочка, что ж ты так смущаешься! Как же ты нам придумаешь веселые конкурсы? А вдруг там целоваться придется? Будешь краснеть, пока печатаешь? Кстати, – Юрий подвинулся совсем близко, – тебе очень идет этот костюм!

Бедная Ира рванулась со стула, как пес с цепи, и умчалась, не разбирая дороги. Забилась в туалете, прижала руки к пылающим щекам. Ей казалось, что она сейчас умрет от стыда. Правда, минут через пять эмоции улеглись, и Петрова попыталась взглянуть на себя трезво.

А что случилось? Мужик сделал комплимент, совершенно непохабный. Чего она так вздерлась-то? Зачем было этот костюм искать и покупать, если не затем, чтобы на нее обратили внимание? И вот обратили, а она, вместо того чтобы спокойно и с достоинством кивнуть (как бы сделала Марина), изображает из себя нервную барышню середины девятнадцатого века.

– Ладно, я справлюсь, – сказала Ира своему отражению в зеркале, – я научусь.

И из туалета вышла твердой уверенной походкой. Почти как Марина.

Когда через три дня она притащила генеральному список на трех листах, он сперва не мог понять, что это. Потом с трудом вспомнил не только о задании, которое он давал Ире, но даже ее фамилию.

– Разорите вы меня со своими праздниками, – проворчал он, как будто не сам предлагал устроить конкурсы.– Где тут общая сумма? Что? Двести пятьдесят рублей?!

Директор смотрел на Ирину с нескрываемым удивлением. Она почувствовала себя попрошайкой у Казанского вокзала, но решила не сдаваться.

– Меньше никак нельзя, – сказала Петрова как можно мужественнее, – тут шариков на пятьдесят рублей. А пирог я сама испеку, из своей муки.

Директор округлил глаза. Ира набычилась.

– Я и так выбирала конкурсы подешевле.

Шеф улыбнулся:

– Эх, если бы вы так расходы фирмы на оборудование экономили…

– Экономит экономист, – Петрова разозлилась и почувствовала себя свободнее, – а я бухгалтер. Мое дело – учет.

Не снимая отеческой улыбки с лица, директор полез в карман.

– Ну так учтите: конкурсы должны быть не дешевыми, а интересными. Вот вам пятьсот рублей для начала. Не хватит – обращайтесь.

Тут зазвонил телефон, и генеральный отвлекся. Из кабинета Петрова вышла окрыленная. Она еле дождалась окончания рабочего дня, чтобы пробежать по магазинам и купить все необходимое. Сдачу (семнадцать рублей) она попыталась на следующий день вернуть, но директор только рукой махнул.

– Это вам на транспортные расходы. Вы, главное, сценарий продумайте. И возьмите кого-нибудь в помощь. Одна не справитесь.

Петрова вынуждена была признать правоту руководства: и про транспортные расходы, и про помощника. В одиночку она или забудет что-нибудь, или перепутает. Ирина прошла по офису в поисках подходящей кандидатуры. В свою бухгалтерию даже не заглядывала – там сидели в основном клуши пред– и послепенсионного возраста. Пацаны из технического отдела ей тоже не понравились (все какие-то затуманенные, словно обкуренные), секретарша могла пригодиться, но… слишком уж она была молодая и активная. Ира поняла, что на ее фоне она будет смотреться слишком бледно даже в своем новом костюмчике. Так Петрова добралась до отдела маркетинга, где сразу уткнулась взглядом в широкую спину Юрия Николаевича. Он сидел на столе, болтал ногой и что-то втирал по телефону.

Ира собиралась уже броситься наутек, но тут ее несостоявшийся любовник обернулся, заметил ее и подмигнул. Петрова подавила в себе панические настроения. «Марина не сбежала бы! – мысленно прикрикнула она на себя. – А что бы она сделала?» И неожиданно для себя Ира подмигнула Юрию в ответ. Тот показал большой палец и пафосно сказал в трубку:

– Александр Миронович! Вы очень, очень важный для нас клиент. Над предложением для вашей компании работают лучшие наши специалисты. Вы же понимаете, нужно продумать все детали. Не хотелось бы подсовывать непроработанный контракт такому серьезному партнеру.

Юрий скривился так, как будто под нос ему сунули лягушку, вымоченную в аммиаке. Ирина не удержалась и расплылась в улыбке. Юрий высунул язык набок на манер висельника и закатил глаза. Петрова прикрыла рот рукой.

– Я вас слушаю, – не изменяя трупного выражения лица, сказал Юрий, – общение с вами доставляет огромное удовольствие.

Он снова вывалил язык набок и принялся покачиваться на столе, – видимо, изображал болтающегося на ветру висельника. Ира начала пофыркивать.

– Звоните в любое время, – задушевно произнес Юрий и поднес к виску воображаемый пистолет, – буду рад ответить на все ваши вопросы. – Воображаемый выстрел заставил голову мотнуться в сторону.

Не прекращая слушать, начальник отдела маркетинга рухнул на стол. Петрова закрыла рот двумя руками.

– Безусловно, Александр Миронович, все будет сделано в срок. До свидания.

Юрий нажал кнопку на телефоне, резко выдохнул и изобразил трубкой харакири. Ира оторвала руки от лица и, стараясь быть серьезной, сказала:

– А я к вам по делу.

– Спасибо, – слабым голосом произнес Юрий, продолжая валяться на столе, – что в мой последний Нас рядом со мной ты. Это скрасит мучения. Иди ко мне…

«Иди ты сам… куда-нибудь»,– подумала Петрова и скрестила руки на груди.

– Директор приказал вам оказать мне содействие. Мне уже нужно…

– Ты права, любовь моя, – голос Юрия слегка окреп, – я не могу уйти из мира, оставив тебя одну.

Он принялся штопать телефоном воображаемую рану от харакири.

– Будете помогать мне вести конкурсы. – Ира старалась быть серьезной, но уголок рта предательски дрожал.

– Легко! – сказал Юрий и одним рывком сел на столе. – Только порепетировать придется. Разумеется, во внерабочее время и в нерабочей обстановке.

Петрова старалась не дать сбить себя с панталыку.

– В первом конкурсе…– начала она, но ее веселый помощник не дал закончить.

– Танюха! – гаркнул он.

– Чего? – донеслось из-за двери.

– Ты «Оптолинку» договор сделала?

– Нет, как-то все руки не доходят.

– Делай давай быстро, а то меня этот удод уже в третий раз достает. Это же типовой договор, там только реквизиты поменять!

– Ладно,– недовольно ответила невидимая Танюха, и Юрий соскочил со стола.

– Теперь я готов содействовать и репетировать. Поедем ко мне?

Он попытался приобнять Петрову, но та успела сунуть ему в руки список конкурсов.

– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал Юрий, пробегая глазами список, – на раздевание что-нибудь есть? Не, ну так не пойдет, – заявил он после беглого просмотра списка, – у нас что, институт благородных девиц? Что за пуританские развлечения? А где «Бутылочка»? Где танцы голышом? А? Ирина… как там тебя по отчеству? Эх, невинная ты душа, совращать тебя еще и совращать. Поехали!

– Куда? – Бедная Петрова невольно попятилась.

– Призы закупать. В секс-шоп. Да не бледней ты так. Хорошо, а куда?

– Ну, в магазин…

– А что ты хочешь купить?

– Мелочи всякие…

– Ага… Шоколадные медальки и разноцветные ластики. Первый класс вторая четверть. Садись!

Оказывается, пока препирались, успели дойти до машины.

– Садись, говорю. Поехали, пока я добрый. Я тебя жизни буду учить.

Следующие несколько часов пролетели для Петровой незаметно. Неожиданно для себя она получала огромное удовольствие от всего, что происходило.

Они с Юрой приехали на какой-то рынок и начали шляться по киоскам и скупать всякую ерунду. Юрий при этом развлекался по полной программе, да так искренне, что Ира даже перестала смущаться и всячески пыталась ему подыгрывать. Юрий примерял на себя трусы, разукрашенные разноцветными пенисами, и спрашивал у продавщицы, подходят ли они по цвету к его галстуку, выбирал какое-то умопомрачительное женское белье (настолько прозрачное, что его в руки взять страшно) и задумчиво говорил:

– Как ты думаешь, Марь Петровне это подойдет? Девушка (это продавщице), а у вас есть шестьдесят четвертый размер?

В аптеке Ира чуть не провалилась сквозь землю, когда Юра, нежно обнимая ее за талию, потребовал пятьдесят презервативов. Она уже было совсем собралась разобидеться вусмерть и уехать с гордо поднятой головой, но неожиданно поймала на себе полный зависти взгляд молодой женщины.

Ирина обалдела. Женщина была однозначно интереснее ее, красиво одета, на пальце блестело обручальное кольцо. Чему завидовать? Она ж замужем, у нее этого секса должно быть выше крыши. Но под этим завистливым взглядом уходить расхотелось, захотелось остаться и наслаждаться своим торжеством. Пусть эти презервативы Юрий собирается надувать вместо воздушных шариков, сейчас же никто не будет об этом рассказывать.

И совершенно неожиданно для себя Ирина не убрала Юрину руку со своей талии, а каким-то неуловимым движением корпуса прижалась к ней. И что ее потрясло больше всего, Юрий это мгновенно почувствовал, его рука стала намного смелее и увереннее, глаза посерьезнели.

– Потерпи, дорогая, не здесь, – доверительно сообщил он всей очереди, сгружая в фирменный пакетик презервативы. – Давай отойдем, а то неудобно.

Потом ничего, конечно, не было: Юра продолжал шутить, а Ира отмахиваться. Все это напоминало странную, но совершенно безопасную игру. Но нервы игра щекотала здорово. Домой Петрова попала не то чтобы в возбуждении… в нервной приподнятости. Как будто проглотила пару батареек, и теперь они пощипывают, заставляя ее совершать ненужные движения. Ирина намотала три круга по квартире, пока сняла верхнюю одежду.

В том же вздернутом состоянии она разогрела и проглотила ужин. Только при мытье посуды сообразила, что приготовила себе слишком острую яичницу. Запила двумя стаканами воды из фильтра. Еще раз бесцельно обошла немногочисленные помещения квартиры, поняла, что ложиться спать бессмысленно. Сразу придет в голову рука, хозяйски лежащая на талии. Хотя какое там «в голову»! Ира помнила эту ладонь всем бедром.

В отчаянии она включила ноутбук и принялась перечитывать историю Марины. Кое-где исправляла, чуть-чуть дописывала, пару фрагментов показались фальшивыми, и она их выкинула.

«Может, – подумала Петрова, – новую историю начать?» Она даже создала новый файл, но в голову ничего не лезло. Вспомнилась отчего-то женщина с обручальным кольцом. С какой завистью она смотрела! Ирина снова почувствовала руку на своей талии и теплый твердый бок, к которому она прижалась… Нужно было срочно менять направление мысли.

«Замужняя тетка, – с усилием думала Ира, – довольно молодая, красивая… относительно. Хорошо одета. Может, муж начал изменять?» Это показалось нелогичным. Зачем изменять, имея в постели такую замечательную женщину. Или у нее какие-то проблемы начались по женской части? «Ну и что! Это неважно, если муж ее любит. Например, Володя Марине никогда изменять не будет. Что бы у нее ни случилось».

Размышлять о привычных героях оказалось проще. Ирина попыталась понять, может ли Марине изменить ее принц-директор, если она… заболеет? Петрова сморщилась. Ей очень не хотелось насылать на Марину хворь. «А вдруг она забеременеет! Беременным же нельзя. Выдержит Володя?»

Ирина прикидывала и так и этак, но поняла, что узнать ответ на этот вопрос можно только одним способом.

Она открыла файл с так и не исправленным названием «Сладкие грезы» и начала писать.

Когда я раньше читала «Она жила как во сне», то только кривилась – какая банальность. Но всю последнюю неделю я прожила именно во сне. Когда спишь, не задумываешься над логичностью событий. Они просто случаются – и все. Уже потом, проснувшись, понимаешь, что в одну секунду перенестись из города в город, или помолодеть на двадцать лет, или заранее знать, что там за следующей дверью, – все это противоречит здравому смыслу. А пока сон не закончился, здравый смысл деформируется вместе с ним.

Так было и у нас с Володей. Иногда – чаще всего ночью – я словно просыпалась и пыталась сообразить, что происходит. Почему-то рядом со мной лежит человек, который сначала меня покорил, потом стал изображать Отелло, а потом просто взял меня за руку и увел к себе жить. Почему-то я растеряла все свои амбиции. Почему-то я готова слушать этого мужчину сутки напролет. И самое странное: почему-то все это мне нравится.

Но потом он поворачивался во сне, нашаривал меня рукой… и все снова становилось логичным и простым.

Ира дошла до этого места и остановилась. Описывать медовый месяц было совсем неинтересно. «Теперь понятно, – подумала она, – почему все романы заканчиваются свадьбой».

Но Петрова решила не сдаваться. Она решила схитрить. Ира написала на новой строке: «Месяц спустя…»

Месяц спустя…

Так просто, оказывается, жить вместе. И так сложно.

Кажется, так недавно была первая ночь, когда мы просто легли спать, не занимаясь любовью. Я тогда еще не знала, как на это реагировать. Обижаться? Расстраиваться? Радоваться?

Первое время мы честно завтракали и ужинали вместе, красиво сервировав стол. Теперь я, как и раньше, лопаю свой бутерброд с чаем, уткнувшись в компьютер, а Володя ест на кухне, читая газету.

С одной стороны, это хорошо: мы расслабились, мы не напрягаемся. Но с другой стороны – не говорит ли это о том, что чувства уже остыли? Не слишком ли быстро?

Ушли в прошлое красивые свидания. Глупо наряжаться, причесываться на глазах друг у друга, потом куда-то переться, чтобы через несколько часов вернуться в ту же квартиру и заняться там сексом.

Теперь вместо походов в ресторан у нас домашний ужин: я у того же компа, он на диване, потом вялое перебазирование в спальню, я с книжкой, он с документами, потом неспешное хождение в душ по очереди. Потом меня посещает очередная гениальная идея, и я несусь к компьютеру, потом его пробивает на еду, и он идет к холодильнику.

Я возвращаюсь и застаю феерическую картину: постель, любимый мужчина, ноутбук, телефон, осторожно, провод (значит, Интернет), кофе (на ночь), тарелка с бутербродом, тарелка с огрызками, пустая чашка из-под кофе (почему нельзя было второй раз в ту же чашку налить?), бумажки, бумажки, крошки, осторожно, тут нужные записи, ложись, но только вот эти листики не смахни… Я скромно примащиваюсь на краешке кровати, пытаясь не дышать, чтобы не сдуть нужные листики.

Какой тут может быть секс? Какая романтика?

Я от злости говорю:

– Может, я посплю в другой комнате? Мне в ответ рассеяно:

– Да, да, это хорошая идея. Я пока поработаю…

– А почему ты не можешь поработать в той комнате?

– Зачем? Мне здесь удобнее.

– Но спать мне тоже здесь удобнее!

– Почему? Поспи там.

А как же страсть до последнего дня жизни? А как же вечера, проведенные, взявшись за руки, нежно глядя друг другу в глаза?

Месяц спустя…

Я прихожу вечером домой и… Вернее, мне все труднее называть это место домом – тут нет ничего моего, все мои попытки отвоевать себе хотя бы крошечное пространство немедленно пресекаются.

Стол – его, компьютер – его. Мои файлы по-прежнему хранятся на дисках, и не дай бог мне сдвинуть иконку на рабочем столе, он даже не разрешил мне настроить для себя почтовую программу.

Спальня – это его кабинет, гостиная – это его комната отдыха, тут он смотрит телевизор и делает при этом страшно умное лицо.

Мне остается кухня. Благо, она большая, и я могу себе позволить поваляться на диване и потрещать с подругами по телефону.

Я недавно заехала вечером к себе домой и чуть не расплакалась – такое все родное. Повинуясь внезапному порыву, позвонила Володе и сказала, что переночую у себя. Он сказал, что не против.

Я рухнула на диван, я включила телик, я посмотрела какую-то мелодраматическую муть, я сделала маску и накрасила ногти.

Честно говоря, я давно так не расслаблялась. Кайф.

Месяц спустя…

Володя очень мил. Секс с ним по-прежнему доставляет огромное удовольствие.

Но сегодня я, как довольно часто в последнее время, осталась у себя и только в два часа ночи вспомнила, что забыла его об этом предупредить.

Что характерно, он тоже не позвонил.

Ира потрясенно смотрела на экран. Она догадывалась, что после первой брачной ночи отношения слегка расхолаживаются, но чтобы вот так… Драма в том, что никакой трагедии: ни измены, ни скандалов, ни расхождения по поводу принципиальных вопросов. Просто люди привыкли друг к другу.

Петрова вспомнила, что хотела устроить Марине беременность, но при таком развитии ситуации об этом не могло быть и речи. «Чего это я, – вяло подумала Ира, – я же могу все исправить. Я хозяйка в этом мире». Но исправлять ничего не стала. Потому что понимала: получится неправда.

И никакая она не хозяйка, она просто летописец. Где-то там, в Марининой квартире, лежит тонкая и звонкая девушка, и помочь ей ничем нельзя. Нельзя заставить этого козла Володю даже позвонить и побеспокоиться, потому что говорить он будет скомканно и дежурно. Наверняка смотрит какой-нибудь козлиный футбол или читает козлиную газету. Одно слово – козел.

Хотя почему козел? Нормальный мужик, получше многих. По крайней мере, делом занимается, а не гундит, что его никто не любит.

Ира механически разделась, приняла душ и завалилась спать.

На работу Петрова пришла с получасовым опозданием и в той же меланхолии, которая скосила ее накануне, но насладиться этим чувством ей не дали. В дверях ее встретил Юрий.

– Радость моя! – строго сказал он. – Ты сценарии доработала?

Ира тихо ахнула. Она же еще позавчера обещала доработать список конкурсов с учетом купленных подарков. И забыла.

– То, что между нами ничего не было, – продолжал начальник отдела маркетинга, – не дает тебе права меня игнорировать.

– Я сделаю! – взмолилась Петрова. – Сегодня же вечером…

– Каким вечером? Завтра отъезд! Прямо сейчас все перепишешь.

– У меня же работа.

– На сегодня я нашел тебе замену, – Юрий продолжал изображать строгую справедливость вкупе со справедливой строгостью, – пойдем, познакомлю.

Когда Ирина перешагнула порог бухгалтерии, там царила непривычная веселость. При появлении Петровой оживление усилилось. Ира шагнула к своему рабочему месту и застыла. На стуле перед монитором полулежала здоровенная резиновая кукла.

– Знакомьтесь, – сказал Юрий, – это Милочка, она подменит тебя. Милочка, это Ира, она на пару дней уходит в преддекретный отпуск.

Ирина в который уже раз за последние дни подавила в себе стремление к паническому бегству и даже постаралась ответить в тон:

– Очень приятно. А… Милочка справится?

– Еще как! Я в нее душу вложил! – Юрий изобразил надувание воздушного шарика. – И частично тело.

Ира сморщила нос.

– Понял. Последнее утверждение признаю неудачным и беру назад. Пошли, будешь у меня в отделе работать.

– Нина Аркадьевна? – повернулась Петрова к главбуху, но та только махнула рукой, давясь от беззвучного хохота.

Судя по всему, резиновую Милочку Юрий надувал в бухгалтерии и красочно комментировал этот процесс.

В отделе маркетинга пустующий компьютер нашелся быстро – ребята часто бегали по городу. Впрочем, скоро все присутствующие собрались за спиной Ирины и своего начальника – посмотреть, над чем те так хохочут. Сначала Петрова была сильно против, но потом оказалось, что в маркетинге работают остроумные люди с богатой фантазией. Ира записывала только сравнительно пристойные идеи (то есть пять процентов от предлагаемого), но и этого оказалось достаточно. В конце концов Юрий и Петрова заявили, что прием предложений завершен, дальше будет только обработка и систематизация. Маркетологи недовольно разошлись, а организаторы праздника склонились над монитором с видом не то заговорщиков, не то влюбленных.

Перед выездом нервы у Петровой были натянуты до предела. Пусть сценарий был готов, пусть реквизит был закуплен, но оставалось еще куча мелочей, которые нужно было учесть в последний момент. Юрий навыдумывал кучу всяких дополнительных развлекалок – были заказаны медали «Лучшим в номинации», которые придумывали всем отделом, гривуазно гогоча. Вручаться это счастье предполагалось на следующий день после основного банкета, когда все проспятся и соберутся позавтракообедать. Но сценарий этого вручения был не готов, Юра отмахивался и говорил, что «напишем на месте». Он вообще вел себя совершенно не ответственно – хихикал, все перепридумывал по нескольку раз, начинал рассказывать анекдоты под руку, вместо того чтобы помочь набрать сценарий.

Ирина нервничала и дергалась, ей хотелось одного – чтобы весь этот праздник поскорее закончился, а потом вернуться к себе в бухгалтерию и нырнуть с головой в привычные отчеты. Одно было хорошо: при этой нервотрепке она очень похудела – четыре килограмма улетело буквально за неделю.

– А во сколько у нас автобус?

– А что с собой брать?

– А где мы встречаемся?

– А как туда проехать?

Стоило Ирине показаться в коридоре, на нее обрушивался шквал вопросов. Куча людей, с которыми она раньше даже не была знакома, тормошили ее и пытались что-то выяснить. В конце концов Петрова поступила радикально – распечатала всю информацию и прилепила на дверь кабинета и теперь просто молча махала головой в нужную сторону. У них под кабинетом теперь всегда было весело.

– Ира, а в чем ты поедешь?

Петрова уже собиралась по привычке махнуть на дверь, но в последний момент застыла в ужасе и уставилась на вопрошающего, вернее, вопрошающую.

– А в чем надо?

– Не знаю… Я на эту тему чуть мозги не сломала, думала, ты подскажешь чего. Официально одеваться или как?

– В смысле?

Бедная Ирина просто тянула время, потому что ее совершенно прибила мысль о том, что она на тему одежды даже не думала. А остался всего один день. А человек уже неделю мучается этим вопросом. Она пробурчала:

– Я не знаю, извини, нет времени.

И ушла, холодея от неразрешимости проблемы. Через час она решилась. Выбрала момент, когда вокруг никого не было, и подошла к Юре.

– Юра,– начала она, бледнея и краснея одновременно, – мне нужно с тобой поговорить.

– Да, я весь твой, – Юра пока не осознавал всей серьезности проблемы.

– Юра, знаешь, у меня, кроме тебя, здесь друзей нет, да и ты, собственно… Но обратиться мне больше не к кому, мне очень неудобно, но я просто не знаю, что мне делать, я надеюсь, ты мне поможешь…

Ирина боялась поднять глаза, а Юра начал нервничать.

– Ну?

– Мне очень неудобно… Но я просто не знаю, у кого еще спросить…

– Ну?!

– Ох…

– Ну?!!

– А в чем обычно приходят на такие мероприятия?

– Что?

– Ну, из одежды…

И тут Юра начал ржать. Не смеяться, а именно ржать. Петрова была готова провалиться сквозь землю, но уйти не могла, потому что Юрий вцепился в ее руку.

– Ой, не уходи… Ой, ты меня в гроб вгонишь… Посоветоваться ей больше не с кем… Я уж думал, ты меня попросишь ребенка тебе сделать. Стой спокойно, не уходи никуда. Я не понял, в чем проблема?

Ира шепотом, глядя в пол, пробурчала:

– Я не знаю, что мне надеть.

– Да, Ирочка, мне бы твои заботы. Джинсы, кроссовки и сексуальное нижнее белье, у меня большие планы на вечер.

– Юра, я серьезно.

– И я серьезно. Ладно, белье можешь не надевать – так даже лучше.

– Юра!!!

– Подожди, что ты от меня хочешь? Я тебе про джинсы сказал на полном серьезе. У тебя есть джинсы? Купи себе новые, с блесточками и цветочками, будешь звезда вечера. И трусики в тон – я проверю. Всё, извини, мне звонят.

Юра умчался, а Петрова поехала в магазин за новыми джинсами.

Что-то соображать Ирина начала только на следующее утро после юбилея. Да и то урывками. Голова не болела, но соображала с трудом. Шумела, как будто внутри черепа летал небольшой вертолет.

Сначала она обнаружила, что лежит одна на двуспальной кровати. Петрова в момент протрезвела. Она рывком села на кровати. Вертолет в голове заложил вираж, и Иру повело в сторону. Когда равновесие было восстановлено, Петрова сделала приятное открытие: спала она все-таки не в одежде. И тут же сообразила, что открытие не такое уж приятное – место рядом было смятым. Ирина потрогала простыню, и ей показалось, что та еще теплая.

Ира мужественно сползла с кровати и попыталась одеться. Одежда оказалась разбросана по полу. В голове вертолет летал кругами, подлетая то к левому уху, то к правому. Петрова осторожно присела (о наклоне речи не могло быть) и со всей возможной скоростью принялась натягивать на себя рубашку и джинсы.

«Это пансионат, – думала она сквозь вертолетный гул, – „Речной»? „Морской»? „Озерный»! Мы тут празднуем юбилей фирмы».

Под руку попалась початая бутылка минералки. Петрова перелила ее содержимое в себя за один присест. Теперь в голове плавала гудящая подводная лодка.

«Мы празднуем… То есть уже отпраздновали. Вчера. Было весело».

Ира застегнула последнюю пуговицу и немедленно сообразила, что ей срочно нужно в душ. В санузле она обнаружила лист бумаги формата А4 с размашистой надписью «Лучшая». Существительного к прилагательному не прилагалось. Петрова перевернула лист, оборот был чист. Ну, не совсем чист – к нему прилипли сосновые иголки, кое-где виднелись зелено-бурые пятна, но никаких надписей не наблюдалось.

Ирина решила задуматься над загадочными письменами только после душа. Это оказалось правильным решением. Вертолет-субмарину удалось из головы выжить, и соображалка сразу заработала почти на половину нормальной мощности.

«Лист – это из призов. Мы вчера призы вручали. „Лучшему певцу», „За лучший анекдот», „Лучшему повару»… за шашлык, кажется».

Петрова хорошенько вытерлась и взяла лист с надписью «Лучшей» в руки. Такую лаконичную номинацию она вспомнить не могла. Как и вручение прочих номинаций. Как и многих других деталей прошедшего праздника. Насилуя память, Ирина вернулась в комнату. Там ее взгляд упал на кровать. Теперь она была уверена, что на ней видны очертания двух тел. Петровой стало зябко, но тут память сделала ей подарок и сообщила, что Ирина занимает одну комнату с главбухом Ниной Аркадьевной. Дышать стало легче.

Выйдя в коридор, Петрова наткнулась на двух кряжистых мужичков. Кажется, это были директоры региональных филиалов. Или региональные партнеры. Словом, откуда-то с периферии. Вид у них был сурово-похмельный – но только пока мужички не заметили Иру.

– Привет! – закричал один из них, с отчетливой пегой щетиной. – А мы как раз третьего ищем. Давай к нам в комнату.

Второй молча извлек из помятого пиджака бутылку коньяка.

– Ты ж говорил, что у тебя только водка?! – изумился щетинистый.

– Так то ж Ириша, – пояснил запасливый.

Петрова издала мысленный стон и двинулась по коридору дальше. Память вдруг выдала яркую, но почему-то беззвучную картинку: Ира и периферийные мужики пьют на брудершафт втроем. Кажется, тоже коньяк. «А потом мы что, – ужаснулась Ирина,– целовались?» Память ответить не успела. Навстречу двигалась шумная ватага молодых маркетологов.

– Ой, Ирочка! – защебетали длинноногие девчонки, которых она часто видела в офисе, но имен не знала. – Мы так и думали, что к завтраку ты не встанешь. Вот, несем тебе поесть!

И Петровой были продемонстрированы молодые люди, которые тащили три дымящиеся тарелки, накрытые крышками от кастрюль. Сопротивляться сил не осталось. Ирина дала затащить себя в комнату. Там ей сунули в руки ложку и приказали есть. А чтобы Петрова не скучала, девицы наперебой делились воспоминаниями о прошедшем вечере.

– А ты танцами где занималась? – тараторила рыженькая (Света? Люда? Наташа?). – Так здорово! Такая классная растяжка! Я ногу могу только досюда поднять.

Свето-Людо-Наташа выскочила в центр комнаты и махнула ногой так, что едва не задела люстру.

– А у тебя еще круче получалось!

«Я? Танцевала? Круче?» – чтобы скрыть изумление, Ира принялась работать ложкой. Горячий жирный суп оказался очень кстати.

К разговору подключилась черненькая и широкобедрая, кажется, Анжела.

– А конкурсы тоже были прикольные. Особенно про сексуальные звуки.

«Хорошо, – подумала Петрова, – хоть в этом я не участвовала».

– Только ты все время выигрывала. Так нечестно. Ты же, наверное, дома тренировалась.

– Ага, – вступил в разговор кто-то из мужской части отдела маркетинга, – с Николаичем на пару.

Молодежь разразилась таким дружным смехом, что Ира решила не уточнять, кто такой этот таинственный «Николаич». Правда, через секунду сообразила сама – речь идет о Юрии Николаевиче, ее помощнике в организации вечера.

– А ты конкурсы сама придумывала? – снова перехватила инициативу рыженькая.

– В Интернете вычитала.

– В следующий раз давай…

Петрова чуть не захлебнулась в супе. Неужели они думают, что она будет участвовать в каком-то следующем разе?! После танцев с задиранием ног, сексуальных звуков и брудершафта с периферийными небритыми партнерами? Но ее новые подруги нимало в этом не сомневались. Они фонтанировали идеями по поводу предстоящих пикников.

– …каждые выходные будем ездить?

– Нет, каждые мы не потянем, через субботу.

– Ага, а еще можно в баню сходить. Ириша, есть какие-нибудь конкурсы для бани?

Петрова лихорадочно потребляла еду, лишь бы не участвовать в разговоре, только изредка неопределенно кивала. Тем не менее в конце ланча она заслужила комплимент.

– А ты нормальная тетка, – сообщил один из парней, собирая опустошенные тарелки. – И поговорить можешь, и вообще… веселая.

– Ага, – сказала Ира. – Извините, мне переодеться надо.

– Ладно, – отозвалась рыженькая, – мы ждем тебя на лодочной станции. Ты чего так смотришь? Кто вчера громче всех пел: «Не гребли, а целовались»?

– Она не так пела, – заметил кто-то из мужской части маркетологов и попытался воспроизвести, но ему с визгом закрыли рот руками.

«Господи, – ужаснулась Петрова, – что ж я там пела-то?!»

– Короче, давай, будем на веслах ходить, как ты вчера всех агитировала, – завершила беседу черненькая и вытолкала энергичных друзей из комнаты.

Ира прошлась от окна к кровати и обратно.

«Я пела… И пела что-то неприличное. И на лодках звала кататься. То есть на веслах ходить». Петрова представила развешенные над водой весла, по которым она ходит. Ее замутило, и она села. «А где это моя главбух?» – подумала она, разглядывая вмятину на кровати.

Тут без предупреждения распахнулась дверь, и в комнату ввалился розовощекий Юрий с охапкой одуванчиков.

– А, черт, ты уже встала, – сказал он. – Вот тебе цветочки. А я думал тебе кофе в постель подать.

– Спасибо, – ответила Петрова, – меня уже супом накормили. И котлетами с тушеной капустой.

– Какая проза! На-ка, запей.

Ирину слишком развезло от сытной еды, и она послушно хлебнула из протянутой фляжки.

– Что ж так много-то, – приговаривал Юрий, хлопая Петрову по спине. – Это тебе не водка. Это «Ред лейбл», неплохое такое виски.

Откашлявшись, Ира задумалась и попросила:

– А дайте еще.

– Не дам.

Петрова изумленно посмотрела на человека, который сначала пытался угостить ее виски, а теперь жалеет.

– Потому что, – пояснил Юрий, – со вчерашнего дня мы с тобой на «ты».

– Брудершафт? – обреченно спросила Ира.

– Ну, – Юра подсел и приобнял Петрову, – и брудершафт тоже.

– Дай еще.

– Другое дело.

Теперь Ира отпила совсем чуть-чуть, получая удовольствие от грубого мужского напитка. Жить становилось легче.

– Что вчера было? – потребовала она.

– Вечером или… – объятия стали крепче, – ночью?

«Мы ночевали с Ниной Аркадьевной, – сказала себе Петрова. – Он опять выпендривается».

– Начни с вечера.

– Сначала ты была очень скована и чуть было все не загубила. А потом мы устроили «Налей-выпей-закуси».

Эту часть праздника Ира помнила. Конкурс был простой, и Юрий настоял, чтобы его поставили в самое начало. Компанию разбили на две команды, которые выстроились гуськом перед столиком, на котором стояла бутылка водки и тарелка с колбасой. По свистку первый подбегал и наливал рюмку, второй выпивал ее, а третий закусывал. Затем цикл повторялся. Для создания массовости Юра и Ира тоже принимали участие, но Петровой ужасно не повезло – она постоянно выпивала. Она еще подумала тогда: «Это потому, что в команде четное количество народа. То есть не четное, а… которое делится на три». Это была последнее логическое рассуждение, которое она помнила. Судя по рассказу Юрия, и последнее.

По его словам, Петрова принимала участие во всех развлечениях, которые должна было организовывать, а когда домашние заготовки кончились, принялась импровизировать. Из подсознания возникла школьная игра «Кис-брысь-мяу» – и пользовалась большой популярностью. Желающие поцеловаться по команде выстроились в очередь. Но Иру пропускали без очереди.

– Хватит,– сказала Ирина,– пошли на свежий воздух. Стой. Дай еще хлебнуть.

При прогулке на свежем воздухе выяснилось, что Петрову знают все. Причем некоторые приветливо раскланивались именно с ней, а Юрию кивали сухо, просто за компанию. «Неужели у нас столько народу работает?» – забеспокоилась Ира, когда ей радостно замахали из окна люди в тюбетейках.

– Слушай, – сказала она, – а это из какого филиала?

– Из какого еще филиала? – удивился Юра. – Это туркмены какие-то, а мы работаем только с Москвой и Подмосковьем.

– А откуда они нас знают?

– Нас они не знают. Они тебя знают. Ты, пока спать шла, со всем профилакторием познакомилась. Я тебя у финнов нашел, а потом еле до комнаты доволок.

Юрина рука по-хозяйски прошлась по Ириной спине. Петрова напряглась.

– Кстати, – спросила она, – а где Нина Аркадьевна? Я ее с утра не видела.

– Так она еще с вечера домой ускакала. Муж за ней приехал и увез. Ты что, не помнишь, как вы друг у друга на груди рыдали?

Что-то смутное всплыло в памяти. Отчетливо вспомнилась машина, в которую маленький муж вел тяжелую тетю Нину, – зеленые «Жигули». Но кровать-то была смята… Петрова повернулась к Юре и приготовилась вцепиться ему в рожу.

От расправы начальника отдела маркетинга спас директор.

– Ну, привет, привет, – нараспев произнес он, щурясь на солнышко. – Молодец, Петрова, не зря я тебе зарплату поднял. А танцуешь как!

Директор прищелкнул пальцами и крайне неразборчиво исполнил что-то плясовое. Ира покраснела.

– Хоть теперь можешь сказать, – продолжил шеф, – как тебя зовут?

– Ирина. Николаевна.

Что Николаевна, это я понял. Вы с Юрием Николаевичем прямо брат и сестра. А вот насчет Ирины я уж засомневался. Ты через раз требовала звать тебя Мариной.

– А я, – вступил в разговор Юра, – протестую против брата и сестры! У меня, может быть, другие планы…

– Кстати, о планах, – директор перестал ласково щуриться, – май уже идет, а план твоего отдела где?

– Так ведь я занят был, – заныл Юрий. – Юбилей фирмы готовил!

– Не заливай, знаю я, кто что готовил. Петрова все делала. И без отрыва от производства. Правда, Нина Аркадьевна?

– А то, – раздался за спиной Петровой голос начальницы.

Ира развернулась так резко, что Юре пришлось ее ловить. Главбух стояла, опираясь на своего печального мужа, как ракета «Союз» у заправочной мачты.

– Она вообще толковая, – сказала она. – В программах отлично разбирается, и человек душевный, всегда выслушает.

В голосе Нины Аркадьевны послышалась нежность.

– А вы разве вчера не уехали? – тупо спросила Ирина.

– Уехала. Отъехали на пять километров, я своему Олежке и говорю: «Какого черта! Они там веселятся, а я тут еду». Мы и вернулись.

– А где вы… ночевали? С мужем?

Еще чего! Куда я его, в нашу с тобой комнату потащу? В машине он спал. Он у меня компактный. А ты что, не помнишь, как мы с тобой перед сном болтали? Как тебя этот охальник (кивок в сторону начальника отдела маркетинга) в половину четвертого спать притащил? Только знаешь что?

Главбух отцепилась от мужа и утащила Петрову в сторону.

– Тебе никто не говорил,– прошептала она,– так лучше я скажу.

У Ирины остановилось не только сердце, но и все внутренние органы.

– Храпишь ты по ночам, – сообщила Нина Аркадьевна. – Негромко, но заметно. Ты бы к врачу сходила, я слышала, сейчас это лечат. А вдруг у вас с этим (опять кивок в сторону Юры) дойдет до чего-нибудь. А чего ты плачешь? Ну, прости, милая, я же любя, кто ж, если не я…

Но Ира уже ревела на теплом, пухлом плече своего непосредственного начальника. Огромная гора свалилась с души, и под ней оказалось тоненькое сожаление. Все-таки было бы неплохо, если бы рядом с Петровой кровать была смята… не благодаря Нине Аркадьевне.

«Неужели я храплю? – думала Ира, потихоньку успокаиваясь. – Надо бы этим заняться. А в новые джинсы я так и не успела переодеться».

На следующий день собственная квартира показалась Ирине чужой. Как будто она вернулась в нее после длинного-длинного путешествия. Почему-то совершенно не хотелось включать компьютер – там жила несчастная одинокая Марина. Ире было ее жаль, но помочь ей она ничем не могла. Просто не знала как. Все, что было в ее силах, она уже сделала. Познакомила с хорошим парнем, поселила их вместе, а то, что Марина его не смогла удержать, так это уже ее проблемы.

Ирине не моглось ничего делать, ее шпыняло из угла в угол квартиры, распирало изнутри и плющило снаружи. Нужно было каким-то образом убить время до ночи.

Позвонила подруге Лене, которая беременная, – нет в городе.

Позвонила Ольге, хозяйке ноутбука,– занята, потом перезвонит.

Еще полчаса пошлялась по квартире и попялилась в окно. И решила, что пойдет в тренажерный зал. Просто так. Нужно же когда-то начинать?

Ближайший спортивный клуб оказался в трех автобусных остановках, Ирина отправилась туда пешком. Напялила новые джинсы, на размер меньше, чем обычно, и пошла веселенькой походочкой, представляя себя как минимум Клавой Шиффер.

В зале Ирину встретили бодро, но без энтузиазма.

– Раньше занимались? Нет?

Инструктор заметно поскучнел.

– Тогда платите разово, зачем лишние деньги выбрасывать? Раздевалка там,– он махнул рукой в сторону.

Переодевшись в спортивный костюм, Ирина вернулась.

– А у тебя внизу что-нибудь надето? – спросил инструктор.

– А что? – Ирина покраснела.

– Ничего. Жарко будет. Впрочем, как хочешь. Для начала десять минут на велотренажере. Начали. Что ты плетешься? Ты не на прогулке вдоль моря. Ты едь давай, работай ногами! Вот так! Быстрее! Быстрее! Хорошо… И еще семь с половиной минут.

Ирине стало страшно.

Только идиотское упрямство не позволило ей уйти после двадцати минут тренировки. Наверное, все-таки часть мозга атрофировалась в процессе пьянки, а сигналы от мышц поступали с опозданием и в искаженном виде.

То есть, по идее, они (мышцы) уже давно должны бы были благим матом орать мозгу: «Уходим!!!» – а мозг слышал только вялое попискивание и покряхтывание.

Зато когда Ирине потребовалось встать с последнего тренажера, ноги решили, что они свою миссию на сегодня выполнили, и вставать отказались. Инструктор посмотрел в Ирины круглые от ужаса глаза и сказал:

– Ложись. Сейчас растянемся, легче будет. Завтра приходи прямо с утра. Без фанатизма, полчасика и растяжка, а то неделю ходить не сможешь.

– Не-е-ет, – завыла Петрова. – Я не приду. Я уйти не смогу…

– Спокойно! Тебе бы сейчас в баньку… Слушай, иди в баню! Нет, я серьезно, у нас баня в подвале есть, хочешь? Хочешь, хочешь… Пойдем. Да не падай ты!

По лестнице бедному инструктору пришлось практически нести Петрову на руках и сдать из рук в руки банщику Мише.

– У-у, садюга, что ты с девушкой сделал, – заржал Миша. – Ладно, сейчас массажик сообразим, будет как новенькая!

Через два часа Ирина действительно была как новенькая. То есть новорожденная. В теле остались только рефлексы – поесть, поспать и позвонить по телефону. О том, чтобы доехать домой на троллейбусе, не могло быть и речи.

– Юра, скажи, ты мне друг?

– Да, радость моя.

– Ты меня до дома довезешь?

– Неправильный опохмел приводит к запою, разве тебя не учили этому в детстве?

– Я трезвая. Я в бане. Мне не дойти домой. Я с велотренажера еле слезла.

– А ты пыталась на велотренажере домой доехать? Это мудро! Держись, радость моя, я скоро приеду. Привезу колеса для тренажера. И не пей ничего без меня…

Юра приехал почти через час и застал Ирину, допивающую четвертую чашку чая в компании с другими посетителями. Через пару минут появился и инструктор, который, радостно гогоча, рассказал историю Ириного занятия «до упаду». Сейчас смешно было уже и Ирине. Юра выслушал все с очень серьезной рожей.

– Да ты, Ириша, просто монстр! Нужно избавляться от лишней энергии. Зря я от тебя прошлой ночью ушел…

Всю дорогу домой Ирина доблестно боролась со сном. Безуспешно.

Все-таки для нее это было слишком – сначала беспробудное пьянство, потом физкультура, потом баня. И все на нервах и на эмоциях. В целях самосохранения организм просто вырубил пробки, пока его сумасшедшая хозяйка еще чего-нибудь не учудила.

Юрий практически донес Петрову до квартиры и складировал на кровать.

– Все, радость моя, спи.

– А ты со мной не останешься? – сонно поинтересовалась Ирина.

– Заманчиво. Но знаешь, женщина, которая засыпает после, – это приятно. Которая засыпает до – это терпимо. Но если женщина засыпает во время, то такой удар даже я могу не выдержать, так что лучше не рисковать. Не провожай меня, дорогая, я уйду сам!

Хлопнула дверь. По хлопку Ирина уснула.

Во сне долго и настойчиво звонил телефон. Сначала под этот звук неплохо спалось, а потом он становился все навязчивее и противнее, все гаже и омерзительнее. Пришлось просыпаться и брать трубку.

– Алле! Ты ж сама просила перезвонить, а теперь трубку не берешь!

– А хто это? – Петрова спросонья ничего не соображала.

– Ира?

– Оля? Извини, я спала.

– Еще? Или уже?

– А какой сегодня день?

– Ира, ты меня пугаешь.

– Ничего страшного. Мы просто юбилей фирмы отмечали. Вчера. Или позавчера? Я тебе когда звонила?

– Ты мне звонила вчера вечером. А потом дома тебя уже не было. Я все утро тебя ищу, а тебя все нет и нет.

– Я сплю.

– А что ты хотела?

– Ничего. Просто поболтать.

– Хорошо. Я вечером приеду. У меня новость есть. Я решила к мужу вернуться.

– К какому?

– К предыдущему.

Петрова мысленно схватилась за голову:

– К предыдущему какому?

– Ну, ко второму официальному.

– Так он же сволочь? Ты ж вещи от него прячешь!

– Ну… Знаешь, все так странно… Мы с ним поговорили, а потом… Ладно, что я тебе это по телефону рассказываю, пока, до вечера.

Офигевшая Петрова положила трубку и уставилась в потолок. Похоже, в этом мире ее уже ничего не могло удивить.

Поскольку сегодня в фирме был полувыходной по случаю массового похмелья, Ирина решила, что на работу пойдет к обеду, а с утра сходит-таки во вчерашний тренажерный зал. Там инструктор встретил ее как родную, не отходил всю тренировку, а потом еще и заставил купить абонемент со скидкой.

Три рабочих часа после такого бодрого начала дня пролетели незаметно – успели только чаю попить.

Ольга приехала часам к восьми вечера. Взгляд ее был мечтателен, движения замедленны. В руках она держала бутылку вина и пакет с порезанным сыром трех сортов. Первым делом она оглядела свалку своих вещей.

– Ой, сколько тут всего! Завтра Пусик заедет и заберет. У него теперь машинка большая. Ой, а знаешь, он мне вчера сказал, что летом мы поедем в один санаторий…

Ольга трещала без остановки, глаза горели таким энтузиазмом, как будто она девочка, первый раз выходящая замуж. Петрова только диву давалась.

– Послушай, – перебила она соловьиные трели подруги,– а как же твой новый предполагаемый муж? Он что думает по этому поводу?

– Кто? А-а-а… Этот. Да ничего не думает. А что, я должна была у него спросить? Пусик – мой законный муж, и я не обязана спрашивать у кого-то там разрешения для того, чтобы с ним жить. Ладно, Ирочка, я побегу. Только вот ноутбук заберу сегодня.

Подруга убежала. На столе, где все последнее время привычно мигал компьютер, осталась зияющая дыра. Ира вспомнила, что не оставила себе даже копии «Сладких грез», и сначала немного расстроилась. А потом подумала, что эти самые грезы ей совершенно незачем. Не о чем там больше писать, изжила себя история Марины.

Все-таки нужно было свадьбой заканчивать.

Вторник прошел практически в нормальном ритме. Ира уже привыкла к тому, что вся фирма при встрече с ней улыбается и раскланивается. Она перестала дергаться, раскланивалась и улыбалась в ответ. После обеда ритм стал окончательно нормальным, то есть ненормальным. Выяснилось, что нужно наверстывать похмельный понедельник, и все окунулись в бешеную деятельность. Улыбаться и раскланиваться перестали.

Петровой стало грустно. «У всех был свой главный бал, – в меланхолии думала она, – Наташа Ростова потанцевала с Болконским. Золушка подцепила принца на хрустальный башмак. А я? Даже не помню толком, с кем пила на брудершафт». Ира угрюмо посмотрела в экран, встала и пошла к Юре.

Дверь в отдел маркетинга была приоткрыта, и Ирина видела, что происходит внутри. Юрий Николаевич стоял спиной ко входу. Рядом, тоже спиной ко входу, стояла фигуристая рыженькая девушка и хихикала. В качестве источника веселья выступала ладонь начальника отдела, которая оглаживала спину рыженькой. Петрова застыла, не дойдя до двери. Тем временем рука закончила исследование спины и скользнула ниже. Хихиканье стало протестующим, но не слишком. Ирина тихонько развернулась и двинулась в туалет. Там она не стала плакать, а извернулась, пытаясь рассмотреть себя сзади. Результат оказался неутешительным – ее спина и подспинная часть очевидно проигрывали аналогичным объектам рыженькой девушки.

Петрова поняла, что нужно срочно отсюда бежать. Уволиться, начать новую жизнь. Теперь-то она знает себе цену! На новом месте она сразу себя поставит, все увидят, какая она веселая и раскрепощенная! И все мужики будут ее. А этот… козел пусть лапает кого хочет.

Быстро, пока решимость не расплескалась, Ира направилась в кабинет директора. Секретарша даже не дернулась.

– Я по поводу… – начала она решительным тоном, но директор не дал договорить.

– Да помню я, помню. Повышенная зарплата, потому что «я этого достойна».

– Но я…

– Да достойна, достойна! Я убедился. Так плясать не каждый сдюжит.

– При чем тут…

– Ни при чем. Все. Приказ я подписал, эту зарплату уже получишь повышенную. На двадцать процентов.

– Я…

– Потом поблагодаришь. Иди, Петрова, у меня дел по горло!

В подтверждение директорских слов заголосили оба его телефона: на столе и в кармане.

Ира пожала плечами и вышла. Увольняться после того, как тебе повысили зарплату, было неприлично. Она поплелась в свой кабинет, но работой заняться не смогла. Чтобы не сидеть с бессмысленным видом, она подошла к шкафу и принялась перекладывать папки.

– Здравствуй, радость моя! – бодро объявил Юрий, появляясь в бухгалтерии. – Пошли пошепчемся.

Петрова, не выпуская из рук папки, повиновалась.

– Вот что, – сказал Юра в коридоре, – ты позавчера меня звала остаться. Так я согласен. Только давай сразу договоримся: чистый секс, без всяких глупостей.

Ира молча врезала ему по голове папкой.

– Понятно. – Юрий пожал плечами. – Хорошо, что сразу разобрались, без истерик.

Петрова врезала папкой повторно, да так, что защелка раскрылась и листы бумаги осыпались на плечи красавца мужчины, словно гигантская перхоть.

С работы Ира ушла в половину четвертого, даже не поставив никого в известность. «Уволят, – подумала она, – плакать не буду». И тут же принялась хлюпать носом. Дома было еще тоскливее. От безысходности она решила навести порядок в шкафу, вывалила на пол содержимое, села на диван и наконец разревелась. Ревела долго и со вкусом, пока нос не потек, словно неисправный водопроводный кран. Тогда она протянула руку, извлекла из кучи какую-то тряпку и высморкалась в нее. Отняла тряпку от лица, изучила и снова захлюпала носом. Это было выпускное платье. Ветхое и темное, изъеденное молью.

Петрова швырнула тряпку назад в кучу и легла на диван, поджав ноги к подбородку. Она собралась умереть с голоду и от безысходности жизни. Через пятнадцать минут зазвонил телефон. Ирина мстительно сжала губы. Телефон не унимался. Она закрыла голову подушкой и вдруг уснула. Проснулась уже затемно. От голода.

Уже поедая яичницу, Петрова вспомнила о планах умереть от недостатка пищи, но бросать трапезу было уже поздно. На сытый желудок Ира взбодрилась настолько, что даже запихала одежду назад в шкаф. И даже подняла трубку, когда телефон снова запиликал.

– Привет, – сказал Юрий, – я что, тебя обидел?

– Да нет, – Ира говорила совершенно равнодушно и даже не притворялась.

– Обидел, я же понимаю. Но тут такое дело… лучше сразу, понимаешь? Я всегда со всеми по-честному, а то хуже будет. А так…

Юра говорил долго и нудно. Ира с чувством зевнула. Юрий засопел в трубку.

– Я говорю, что так честнее, – начал он по второму кругу.

– Ага, – сказала Петрова, – я с тобой согласна.

– Так, может, я приеду, – в голосе героя-любовника не было ни надежды, ни уверенности.

Иру подмывало сказать «Давай, приезжай», чтобы посмотреть, как он выкрутится, но она сдержалась.

– Нет, спасибо. Мы уже все обсудили.

– Так, значит, пока?

– Пока.

– Ну… счастливо.

Не успела Ира дойти до ванной, как телефон зазвонил снова. Это опять оказался Юра.

– А ты точно не обиделась?

– Точно.

– А чего тогда по голове врезала?

– Тогда обиделась. Теперь нет.

– Ни черта ни понимаю, – нервно сказал Юрий. – Но так же лучше, как я предложил!

– Лучше, лучше. Счастливо.

Петрова положила трубку и повторила попытку добраться до ванной. И снова зазвонил телефон.

Она вернулась, накрыла его подушкой и все-таки отправилась принимать душ. Когда она вернулась, телефон звонил еще дважды. Ире даже пришлось отыскать телефонную розетку и выдернуть из нее вилку. После этого она завалилась спать и спала долго, сладко, без сновидений.

В среду на работу Петрова пришла чисто по привычке. Пришла – и не могла понять зачем. Включила компьютер, загрузила «1С», минуту сидела не мигая. Потом отправилась бродить по офису. Когда-то, как только переехали, здесь было чисто и уютно. И пахло свежеприклеенным пластиком. И светло было, как в операционной. А теперь все обветшало, потемнело, а запахи царили больше кухонные. «Совсем как я, – подумала Ира. – Упадок и разруха». Чтобы не мучить себя зрелищем руин, она вернулась на рабочее место и неимоверным усилием воли заставила себя включиться в процесс.

Как только у нее стало получаться что-то осмысленное, позвонила возбужденная Оля.

– Ты что вчера устроила? – набросилась она на Ирину. – То занято, то не берешь. Что случилось? Ладно, потом расскажешь. Сегодня я пришлю к тебе Пусика, он вещи заберет. Это во-первых…

– Я сегодня не могу, у меня тренировка. Ольга поперхнулась на полуслове.

– Что у тебя?

– Тренировка.

Пауза в ответ настолько затянулась, что Ире самой стало неудобно.

– Я в тренажерный зал хожу, – объяснила она.

– А-а-а. – Ольга с трудом справилась с изумлением и неуверенно продолжила: – Ладно, после тренировки. Во сколько заканчиваешь?

– В восемь.

– Ну, хорошо, пока.

Только Ирине удалось сконцентрироваться на отчете, как телефон зазвонил снова.

– Ир, это опять я. Ты меня так удивила своей тренировкой, что я самое главное забыла. У тебя на моем ноутбуке на рабочем столе файлик лежит, романчик такой замечательный, ты его где скачала?

– Ничего я не скачивала.

– Ну как же! Это ж точно не мое! Прямо на рабочем столе вордовский файл, как-то еще называется красиво – не то «Сладкие слезы», не то «Слезы и грезы»… Ирочка, ну вспомни, пожалуйста, я вчера весь вечер читала, а там конца нет, а очень хочется узнать, чем дело кончилось.

Ирина даже не похолодела, а заледенела от ужаса. То, что кто-то мог прочесть ее файл, ей просто в голову не приходило. Оля тем временем трещала дальше:

– Ладно, я к тебе сегодня приеду, ты мне расскажешь, ты пока повспоминай, ладно? Или давай вместе посмотрим, я компьютер привезу, может, вспомнишь, а? Ой, ладно, меня зовут. Пока, до вечера.

Теперь Ира точно знала, что значит «мешком по голове стукнутая». Она на полном автопилоте вышла из комнаты и отправилась в курилку. Открыла окно, уселась на подоконник. Влетели девчонки-маркетологи, защебетали. Ирина стрельнула сигарету и курила, задумчиво пуская дым в окно. Первый и последний раз до этого случая она курила в десятом классе.

Мыслей не было, были какие-то обрывки мыслей, но они почему-то не укладывались в голове, а плавали вокруг нее, иногда слегка ее (голову) задевая. Ира достала мобильник.

– Оля, да это я. Я по поводу «Сладких грез».

– Да. Ты вспомнила, откуда его взяла?

– Почти. Слушай, а тебе понравилось?

– Еще бы! Я ж говорю, читала запоем, но там конца нет.

– А что тебе понравилось?

– Да много чего. Герои живые, написано хорошо. Скачай конец, я тебя очень прошу. Я уже девчонкам пообещала дать почитать.

– Привези ноутбук, будет тебе конец.

Ирина повесила трубку и вдруг почувствовала, как от самых пяток к горлу что-то поднимается. Причем поднимается так стремительно, что от этого даже немножко жутко. Хотелось скакать, петь, орать и смеяться одновременно.

Не зная, что с собой делать и куда эту неожиданную энергию засунуть, Ира залезла на подоконник с ногами, подставила лицо солнышку и замерла от блаженства.

– Ирочка, ты помнишь, что у нас пятый этаж?

В курилку вошли трое менеджеров во главе с Юрием. Юра озабоченно ее рассматривал.

– Ты зачем туда залезла?

– Не знаю. – Ирина расхохоталась. – Позагорать захотелось.

– Слезай!

– Лови!

С подоконника Ирина сиганула прямо в объятия Юры, тот слегка закачался, но удержал, не отрывая от нее удивленных глаз.

– Да ты сегодня просто красавица.

– Да, я красавица! – Ирина веселилась от души и останавливаться не собиралась. – А ты говоришь «секс без глупостей»! Мужики, разве бывает секс без глупостей? По-моему, секс из одних глупостей и состоит.

Ирина разошлась не на шутку, что-то у нее внутри пузырилось и кипело, фонтанами вырываясь на поверхность. Она принялась выплясывать вокруг Юрия, как вокруг шеста при стриптизе.

Мужики вокруг изображали скульптурную группу «Обалдевшие мальчики».

– Вот это глупость? – Ира сняла кофту и повесила на рядом стоящего.

– А вот это глупость? – Ирина сняла с себя воображаемую майку.

– А вот это знаешь какая глупость? – Воображаемый лифчик вылетел в окно.

У Юрия нехорошо засветились глаза.

– А сейчас будет самая главная глупость. – Ира остановилась и впилась губами в Юрины губы.

Поцелуй ее не потряс. Было приятно ощущать свое превосходство, было приятно, что у Юрочки совершенно очевидно едет крыша, было приятно, что еще чуть-чуть – и он просто перестанет себя контролировать, что сейчас он весь в ее власти. Но и только.

Когда поцелуй закончился, оказалось, что в курилке, кроме них, уже никого нет. Ире сразу стало ужасно скучно.

– Ладно, Юрочка, я пошла. Счастливо оставаться.

– Куда? – Юра сипел, как после десяти порций мороженого.

– Домой.

– Я тебя отвезу.

– Нет.

– Ира, стой. Я тебя сейчас никуда не пущу.

– Юра, нет. Я не хочу тебя. Я не хочу просто секса. Я достойна большего.

И ушла с гордо поднятой головой. Она промчалась по милому, обжитому офису. Даже запах у него был не офисный – домашний. Ира не удержалась и на бегу погладила серый пластик. А как только зашла за угол, дальше поскакала на одной ножке.

Вечером отвлечь Олю от совместного лазания по сети с якобы поиском «Сладких грез» не составило никакого труда. Буквально пара наводящих вопросов про Пусика, и часа полтора Ира могла расслабленно кивать и поддакивать – речь собеседницы лилась плавно и непринужденно. В десять Пусик загрузил вещи и увез свою вновь обретенную жену в ночь. В квартире у Ирины стало заметно просторнее, а ноутбук занял свое привычное место на столе. Предвкушая удовольствие, Ирина уселась за компьютер.

Я лежала в ванной и смотрела на потолок. «Пора заняться ремонтом, – думала я, – и мебель переставить».

Пена была с лавандой, от нее клонило в сон. Я дремала, пока пена не опала, потом встала под душ. Для бодрости попробовала сделать его контрастным. Горячий еще кое-как выдержала, а от холодного завизжала и попыталась закутаться в занавеску.

Выйдя из ванной, обнаружила Володю на диване в зале. В ухе у него торчал наушник от телефона, в руках он держал пульт от телевизора, но смотрел при этом в раскрытый на журнальном столике компьютер.

Меня немедленно накрыла волна раздражения. В сотый раз за последние несколько дней.

– Володя, ты смотришь телевизор?

– Да, да смотрю, – не отрывая взгляд от монитора.

– Может, переключим на КВН?

– Нет, тут важные новости.

– Где новости? В твоем компьютере? Володя с трудом отрывается от экрана и сообщает:

– Не сбивай меня с мысли, я работаю.

Наверное, раньше я бы плюнула и ушла на кухню потрепаться по телефону, но сегодня меня накрыло основательно.

– Если ты работаешь, то давай ты пойдешь работать в другую комнату. А мне дай посмотреть телевизор.

– Послушай, я занимаюсь делом, а ты собираешься смотреть какую-то муть.

– Володя, ты можешь заниматься делом в другой комнате.

– Не могу.

– Почему?

– Мне здесь удобнее.

Волна раздражения ненавязчиво переходила в цунами.

– Послушай, а тебе не кажется, что я тоже имею право смотреть этот чертов телевизор!

– Смотри днем и оставь меня в покое.

– Днем я на работе.

– А кто тебя заставляет? Не работай.

– А на что я буду жить?

– Можно подумать, что сейчас ты живешь на свои деньги…

От такой наглости у меня просто язык отнялся, а Володенька, воспользовавшись паузой, немедленно опять уткнулся в компьютер. От ярости у меня уже слегка сносило крышу, и я со всей дури хлопнула по крышке ноутбука. Он закрылся и пронзительно заверещал хором с его хозяином, которому я здорово прищемила пальцы.

– Ты что, с ума сошла? Что ты себе позволяешь?

– Я себе практически ничего не позволяю! Я живу тут как рабыня бессловесная – то нельзя, это нельзя! Тут не ходи, это не бери! Какого черта ты притащил меня к себе жить? Ты разговариваешь по своему долбаному телефону и пялишься в свой гребаный компьютер, а я не могу даже в Интернет сама выйти, тебе для меня пароля жалко. На чьи деньги я живу, ты меня спрашиваешь? Ну уж не на твои, это точно! Ты мне еще за продукты должен, я тебя кормлю все это время! Ты же в магазин сходить не соизволишь, ты же занят, важные новости смотриш-ш-ш-ь…

От ярости я начала частично переходить на змеиный язык.

Надо сказать, что Володя дрогнул.

– Что ты орешь? Смотри свой КВН, только отстань.

– Не отстану! Ты эгоист, каких мало. Ладно ты со мной так обращаешься, а если ребенок появится, ты тоже будешь его так шпынять?

– Какой ребенок?

– Маленький. Знаешь, если приглашаешь женщину к себе пожить, нужно быть готовым к маленьким неожиданностям.

Что меня понесло на тему ребенка, я не знаю. При случае уточните у Фрейда.

– Так, дорогая. А теперь послушай меня. Если ты собираешься меня шантажировать, то я тебя обломаю прямо сейчас. Не ты первая. Твой ребенок – это твои проблемы! А если сунешься в суд, то мой адвокат тебя по стенке размажет, все понятно?

Володя встал и ушел на кухню курить, а я осталась посреди комнаты.

Мне все было понятно.

На душе стало пусто-пусто, как будто оттуда выкачали все ее содержимое. И надежду, и мечты, и любовь. Да, оказывается, остатки любви там еще жили, потому что внутри все саднило – отрывали по живому.

Минут пять я тупо таращилась в телевизор, а потом, чтобы не расплескать решимость, направилась на кухню.

– Володя, я ухожу.

Кивок.

– Я совсем ухожу. Чтоб ты знал – я не беременна. Но жить с тобой я больше не смогу. Мне не нужен просто секс. Я достойна большего.

Собрать вещи у меня заняло минут двадцать, не особенно много я сюда и переносила. Слезы из глаз ливанули уже в машине.

У Иры слезы ливанули синхронно с Мариной. Конечно, Марина была достойна большего! Не в смысле размеров – это мужики пусть размерами меряются, – а в смысле вообще. Очень хотелось рассказать хеппи-энд, но никак не получалось. Не был Володя идеальным мужчиной, хоть ты тресни.

Хоть ты его тресни то тупой башке. Был он тупой, самодовольный, капризный. Поэтому не мог вдруг прозреть, опуститься на колено и сказать: «Любовь моя! Каким я был идиотом! Но теперь все будет по-другому».

Ира плакала сначала по своей героине, потом по себе, потом по всему многострадальному женскому роду, потом… просто ревела, уж и не зная по чему. Она перечитала всю историю заново – и вдруг увидела ее глазами постороннего. «Неужели это я? – повторяла про себя Петрова. – Откуда я все это взяла? Я не могла так написать!»

Впрочем, глупые сомнения продолжались всего несколько страниц. А потом Ира стала переживать за Марину, болеть, словно и не знала, чем все это кончится. Она перелистывала страницы с замиранием сердца: вот-вот ее умнице и красавице должно было повезти. Вот-вот окружающие ее мужчины должны были начать вести себя по-человечески. «Что они, слепые?» – шептала Петрова.

Но чуда не произошло. На последней строке слезы снова ливанули из глаз Марины. Правда, теперь Ира ее не поддержала.

– Что ты ревешь, дурочка? – сказала она монитору. – Да он слезинки твоей не стоит. И моей тоже. Я завтра обязательно что-нибудь придумаю.

Петрова лежала в постели, рассматривала темноту и напряженно думала. Подмывало устроить Марине сюрприз. Принц Монако проездом из Европы на Северный полюс вдруг замечает грустную русскую девушку… Коммерческий директор приходит к Марине и раскрывает душу: он уже давно влюблен в нее («Давай уедем в Нижний, откроем свое дело, домашний ресторан! У меня замечательная мама, она тебе понравится!»)… Наследство… Победа на международном конкурсе… Прекрасный инопланетянин… Марина – незаконнорожденный принц Уэльский…

Думать она продолжала даже во сне, утром встала взъерошенная, но со странной уверенностью, что все у нее получится, что еще чуть-чуть – и хеппи-энд выскочит у нее из головы, как засидевшийся чертик из табакерки.

Ирина целый день занималась привычными делами – работала, болтала по телефону, обедала и все время думала о том, что сейчас делает Марина. Вот она тоже пришла на работу, поторчала в курилке, поела, села в машину, кинула сумочку на сиденье, поехала домой…

– Ирочка, добрый день. Это тебе. Поздравляю тебя, ты первая женщина, которую я боюсь.

Ирина подпрыгнула от неожиданности, уж очень замечталась. Перед ней стоял Юрий и протягивал ей красиво завернутый в полиэтилен кактус. Он был огромный и цвел цветком неземной красоты.

Ира фыркнула от смеха, уж очень нелепо смотрелся этот букет.

– Я бы пригласил тебя поужинать, но у меня сломалась машина. Представляешь, сегодня с утра доезжаю до работы – едет как зайчик, а возле работы стала колом – не заводится. Блин, дождь лупит проливной, а я стою, как дурак. Весь день на нее убил, теперь буду неделю на метро ездить, сказали, раньше понедельника не отдадут.

В голове у Иры тут же вспыхнула картинка.

Я уселась за руль. Так приятно было оказаться в родной машинке, особенно когда снаружи идет проливной дождь. Минуты две я умащивалась, устраивалась, стряхивала капли с волос, искала что-нибудь интересное по радио.

Повернула ключ – тишина. Это меня насторожило, но не испугало, мало ли что, через минутку нужно попробовать еще раз. Когда такой же пронзительной тишиной окончились вторая и третья попытки – я поняла, что в моей жизни началась темно-черная полоса на фоне просто черной.

Ира сидела тихо-тихо. Нужно было уберечь эту картинку от эрозии, донести до дома.

– Ирочка, так мы договорились?

– Что?

Судя по тому, как набычился Юрий, последние несколько минут он непрерывно что-то говорил.

– Ой, Юра, извини, что-то я рассеянная сегодня. Спасибо за кактус, я его возле компьютера поставлю. Говорят, помогает.

Следующие несколько часов моей жизни можно смело записывать в самые поганые. Я пыталась поймать такси, которое меня отбуксирует. Убила уйму времени, промокла как мышь и замерзла как собака. В автосервисе моего механика не было, а ко второму была очередь из трех машин. В этой очереди я провела еще два часа.

Когда до меня все-таки дошли руки, выяснилось, что помочь мне может только электрик, который сегодня был утром, а завтра будет только после обеда.

Я заплакала. Мне дали телефон электрика.

Час я его ждала. И лучше бы он не приезжал, потому что, провозившись еще сорок минут, он выяснил, что погорела какая-то маленькая «бздюлька», которой у них нет, и будет она в лучшем случае дня через четыре. Содрал с меня деньги за экстренный вызов, но согласился подвезти до метро.

До чего я докатилась?! Я радуюсь, что мужик согласился подвезти до метро! Он даже не сам это предложил, я попросила, он согласился, и я этому радуюсь…

Очнулась Ирина уже в вагоне метро. Как ушла с работы и распрощалась с Юрием, помнила смутно.

Она сидела в вагоне и рассматривала свое отражение в окне напротив. И думала о том, что где-то в другом вагоне точно так же сейчас сидит Марина. Голодная, промокшая, замершая. Сидит и смотрит на свое отражение. И думает о том, какая еще гадость может с ней случиться. Настроение у нее отвратительное, начинает болеть горло, а едет она в пустую квартиру, где ничего нет в холодильнике и никто не принесет ей в постель горячий чай. Володя не звонит. Значит, ему все равно, где она и что с ней…

– Девушка, извините, можно с вами познакомиться?

– Что?

Это был первый в истории случай, когда с Ирой пытались познакомиться в транспорте. Но она не смогла даже насладиться этим экстраординарным моментом – мысли ее были далеко, рядом с несчастной Мариной. Наверное, выглядела Петрова при этом весьма таинственно.

– Девушка, извините, можно с вами познакомиться?

– Что?

Я не верила своим ушам, глазам и прочим органам чувств. Ладно глаза, они у меня сегодня были заплаканы так, что я мало что видела. Но уши меня никогда не подводили. Да и прочие органы чувств – нос – ощущали запах недорогой, но приятной мужской туалетной воды.

– Извините, – сказал молодой человек в черной куртке, – я обычно себе такого не позволяю. Просто… вы такая несчастная. И такая красивая.

«Съём, – у меня не было душевных сил даже ужасаться. – Банальнейший съём в общественном транспорте. Хана».

– Спасибо, – сказала я. – У меня все отлично. Я не нуждаюсь в чьей-либо помощи.

Бабушка на сиденье рядом вдруг вскинула голову и бросилась к выходу, хотя до станции было еще далеко. Парень ловким движением коренного столичного жителя занял освободившееся место.

– …вы прямо тургеневская девушка, – донеслись до Иры слова молодого мужчины, который успел обосноваться рядом с ней. – В глазах таинственная дымка, лицо исполнено задумчивости.

Похоже, это была не первая реплика, обращенная к Петровой. «Раз уж не отшила сразу,– подумала она, – надо что-то ответить, а то неудобно получается».

– Читаете Тургенева? – спросила Ира.

– Нет. Но я много и вдумчиво слушаю радио. Петрова улыбнулась. Попутчик ей попался забавный.

Я невольно улыбнулась. Попутчик попался забавный – рассуждал о современной литературе с видом как минимум Белинского.

– …но авторская редакция романа Иванова перенасыщена труднопроизносимой лексикой…

– Вы читали? – не удержалась я. – В подлиннике?

– В переводе, – парировал он совершенно серьезно. – В переводе Гоблина.

Мы секунду смотрели друг на друга, потом синхронно фыркнули.

– Да нет, – пояснил молодой человек, – я вчера случайно «Школу злословия» посмотрел. А меня Петя зовут.

Я вспомнила, что являюсь неприступной и холодной красавицей, и насупилась.

– …а вас как?

Ирина поняла, что пропустила важный момент: попутчик ей только что представился.

– Ира. То есть Ирина Николаевна.

– Тогда можете называть меня Семеновичем.

Ира прислушалась к невнятному бормотанию диктора, который пытался сообщить о предстоящей остановке.

– Спасибо, Семенович, вы меня развлекли. Но на следующей мне выходить.

– Это судьба! – воскликнул молодой человек. – Я тоже там живу!

– Неужели вы в судьбу не верите, Мариночка?

– …Дмитриевна.

– Я и говорю: неужели вы, Дмитриевна, в судьбу не верите? Я впервые заговорил с незнакомкой в метро…

– Я вообще впервые в метро еду, – пробормотала я. – По крайней мере, за последний год.

– Вот видите? Это явно судьба. Хотите, я вам по руке погадаю?

На всякий пожарный я засунула ладони под мышки.

– Ладно, тогда я по своей погадаю… Ну-ка, ну-ка… Так я и знал! На моей руке написана первая буква вашего имени!

Я повелась, как последняя дура, – глянула на его ладонь. На ней лежал проездной на метро с большой красной буквой «М».

Краем глаза Ира следила за действиями Семеновича. На этой станции он был явно впервые в жизни: косился на указатели, тыкался не туда и все время норовил пропустить Ирину вперед.

– А что вы за моей спиной прячетесь? – спросила Петрова, протискиваясь сквозь толпу.

– Я очень вежливый.

– Отложите свою вежливость на потом, когда час пик закончится. А сейчас давайте вперед, будете ледоколом работать.

Семенович послушно пробился вперед. Ира пристроилась за его спиной (неширокой, но крепкой) и снова отключилась.

На выходе из станции мы попали в «бутылочное горлышко», меня стиснули со всех сторон. Впереди шел Петя, и мне пришлось несколько раз уткнуться в него. Он оказался не мускулистым, но и не мягким – жилистым.

– Как вы перемещаетесь в таких условиях? – прокряхтела я.

– Ежедневно, – ответил Петя. – Сейчас полегчает.

На улице и правда стало немного попросторнее. Душная толчея сменилась обычной столичной суетой. Я глотнула относительно свежего воздуха – и вдруг в животе заурчало так, что, кажется, даже мой провожатый услышал. По крайней мере, он оглянулся и спросил:

– Чего?

– Есть хочу, – неожиданно для себя призналась я. – С утра ничего не ела. Нет, с вечера.

– Ясно. Пошли в супермаркет.

В магазине Семеныч чувствовал себя поувереннее. Он мигом завладел тележкой и, продолжая выполнять роль ледокола, вывел Иру на оперативный простор. Молодой человек окинул ее фигуру взглядом и предложил:

– Овощи? Творог?

– Колбаса и пицца. А что, мне худеть нужно?

– Наоборот. Я решил, что вы на постоянной диете. Сейчас девушки с ума сходят по диетам, здоровье себе портят…

– Откуда такая осведомленность? Слушаете радио?

– Много и вдумчиво.

– У меня метаболизм такой, – сказала я, укладывая в тележку еще пачку блинчиков, – быстро толстею, быстро худею.

«Чего это я разоткровенничалась?» – подумала я, но решила не брать в голову. Слишком хотелось есть. И вообще, что еще плохого может со мной случиться?

– А сейчас худеете или толстеете?

– Пока худею. Дойду домой – сразу толстеть начну. Так что запомните меня такой.

«Эй! – спросила я себя. – Ты чего? Кокетничать с ним вздумала?»

– Нет уж, – сказала Ира, – расплачусь я сама. Вы будете пакеты нести.

– Ну хотя бы за вино, – жалобно попросил Семеныч.

Петрова извлекла из тележки бутылку и отдала провожатому.

– И остальные свои продукты тоже подоставайте. Я, честно говоря, не следила, что вы тут нагрузили.

Молодой человек замялся.

– Вообще-то… я думал мы их вместе съедим… романтический ужин.

Петрова очнулась и уставилась на Семеныча.

– То есть я похожа на девицу, которая приглашает к себе домой на ужин случайных знакомых?

Ледяной тон ей удался. «Марина бы не смогла лучше», – гордо подумала Ира.

– Нет, не похожа. Но я надеялся на чудо.

Петя изучил содержимое тележки и заключил:

– С вашего позволения, Марина, я овощей все-таки куплю. Я неплохо готовлю греческий салат. Вот увидите.

Инстинкт самосохранения пробился даже сквозь зверский голод. Я ничего не ответила, но взгляд постаралась сделать покрасноречивее.

– Понятно, – вздохнул Петя. – Ладно, пошли в кассу.

Пока очередь медленно двигалась мимо хмурой кассирши, мы молчали. Не знаю, о чем грустил Петя, а я чутко, как сапер к часовой мине, прислушивалась к желудку.

Уже на выходе он упрямо мотнул головой и сказал:

– Но до подъезда я вас все-таки доведу.

Я оценила размер мешков с провизией и вынуждена была согласиться. Говорила же мне мама: нельзя ходить в гастроном натощак!

Ира вдруг поняла, что идет по родной улице нога за ногу, взяв Семеныча под руку. И это совсем не взволновало ее, потому что получалось не интимно, а по-домашнему. Или даже по-семейному. Ее спутник непрерывно вещал о чем-то. Кажется, о глобальном потеплении.

– …сами не знают, чего будет. Может, потепление, может, похолодание. И озоновые дыры тут, оказывается, ни при чем.

– По радио говорили?

– Почему? Я и книги читаю. У меня мама ими торгует, иногда приносит, читать заставляет…

– Все, – сказала я, – отдавай мою еду.

– Мы уже на «ты»? – Петя обрадовался, но пакеты из рук не выпустил.

– Нет, это я на «ты». А ты на «вы».

– Давай я хоть до лифта донесу. Или до квартиры. Или…

Я попыталась отнять пакеты, он ловко спрятал их за спину и застыл усмехаясь.

«Ну почему они все такие козлы?» – подумала я, напрягла самообладание и очень спокойно сказала:

– Петя, спасибо тебе. Ты мне очень помог. Настроение поднял. Давай ты не будешь мне его опускать, а?

Петя понял и протянул пакеты мне. Пахло из них так, что у меня голова закружилась. Пришлось поставить их на землю, чтобы перевести Дух.

– Ну хоть телефон-то дай, – попросил Петя.

Я помахала ему ручкой и полезла в сумочку за ключом.

– Тогда я тебе свой дам, – решил Семеныч.

Пока Ира нашла в своей громадной сумке ключи, он успел черкнуть номер на какой-то бумажке. Петрова решила, что выбросить ее прямо сейчас будет, по крайней мере, невежливо.

– Дверь подержи,– попросила она.– Спасибо.

– Но ты хоть позвони мне, ладно? – Семеныч так и стоял в открытой двери.

Ира засмеялась и пошла к лифту.

Не знаю, какой гений придумал микроволновку и полуфабрикаты, но в этот вечер я на него молилась! Уже через полчаса я была сытая, как волк непосредственно перед приходом дровосеков. Сидеть не могла, с дивана скатывалась. Чтобы немного прийти в себя, вышла на балкон.

Было хорошо и спокойно, как будто не случилось со мной всех этих бед. Я прислонилась к стене и погладила себя по пузу. Вспомнила про бумажку с телефоном в кармане.

Ира развернула бумажку. На ней было семь цифр и слово «Семенович».

– Извини, Семеныч, – сказала она, скомкала бумажку и выбросила в мусорку.

Открытый ноутбук призывно стоял на столе, Ира разбудила его ласковым движением руки.

– Марин, все у нас с тобой будет хорошо, – прошептала Ира.

И где-то далеко, по ту сторону монитора, сытая и уже почти счастливая девушка Марина лезет в мусорное ведро и начинает аккуратно разглаживать мятый листочек.

Я улыбнулась, полезла в мусорку и принялась аккуратно разглаживать мятый листочек.