"Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы" - читать интересную книгу автора (Валентинов Андрей)Глава 4. Сапожник…Келюс беспомощно лежал на асфальте, пытаясь приподняться, но черная собака нависала над ним, мешая двигаться. Она не рычала, только скалилась, и этот молчаливый оскал окровавленной морды казался еще страшнее. Такой собаки Николай еще не видел: плоский нос, широко посаженные маленькие глаза, острые уши; чудище немного напоминало бультерьера, но было размером с крупного дога. – Выродок, – пробормотал Келюс, чувствуя, что левая рука начинает неметь, – мутант, бином… Собака придвинула свою страшную морду поближе, и Лунин готов был поклясться, что огромный клыкастый рот оскалился в презрительной усмешке. Откуда-то сбоку послышался легкий свист. Чудище, повернувшись, отбежало в сторону. Келюс, опираясь на здоровую руку, с трудом встал и огляделся. Собака была шагах в десяти, а рядом с ней стоял некто в широкополой шляпе – странный собачник, уже несколько дней бродивший вечерами по двору. Николай прикинул, не позвать ли на помощь, как вдруг из-за спины человека в шляпе вынырнула невысокая гибкая фигура. – Ай, Лунин! Вот и встретились! «Шинджа, – понял Келюс. – Ну, приплыли…» – Что с тобой, Лунин? – в голосе Китайца звенело торжество. – Собачка укусила, да? Маленькая собачка? Зачем быстро бегаешь? Собачки любят тех, кто медленно ходит. Келюс не отвечал. Его шатало, рана ныла, но он закусил губу, пытаясь стоять ровно. – А жить ведь хочется, Лунин, да? Где же твой йети? Он таких собачек не боится. Николай молчал. Он понял, что Китаец, несмотря на его развязный тон, здесь не главный. И, действительно, человек в шляпе поднял руку, и Шинджа немедленно умолк. – Лунин, – голос собачника оказался неожиданно сиплым, каким-то булькающим, – отдайте нам документы и девушку. Сейчас вы подниметесь, отберете у нее браунинг и спуститесь вниз. Через полчаса можете делать все, что вам угодно. Да, голос был странным, словно собачник пользовался несовершенным голосовым аппаратом. Странным – но почему-то знакомым. – Она-то вам зачем? – поморщился Николай, соображая, что Китаец и его новый хозяин явно не хотят шума, иначе бы сразу вломились в подъезд. – Однако, – со странным выражением заметил Сиплый, – вы, Лунин, очень любопытны! – Торопись, Лунин, – прибавил Шинджа, и усмешка исчезла с его лица. – Ай торопись! Не спустишься, мы сами поднимемся. И не звони никуда – не поможет. – Хорошо… Келюс, собравшись с силами, направился к подъезду. Он боялся, что эти двое пойдут следом, но Сиплый и Китаец остались на месте, только черная собака проводила Николая до самых дверей. Лунин долго возился с замком – боль мешала попасть в замочную скважину. Когда он, наконец, открыл дверь, Ольга уже стояла на пороге, а ствол браунинга смотрел ему прямо в лицо. – Слава Богу, – девушка опустила пистолет. – Я подумала… – Правильно подумали… Келюс запер дверь, сбросил на пол окровавленный пиджак и, шатаясь, подошел к телефону. Но трубка мертво молчала – Сиплый оказался предусмотрителен… – Вы сильно ранены, Николай? – услыхал он голос Ольги. Девушка стояла, внешне совершенно спокойная, только губы были сжаты, и глаза, не отрываясь, смотрели на окровавленную его рубашку. В руке у нее каким-то чудом оказались бинты и йод. – Я не ранен, – Келюс устало опустился в кресло. – Собака, кусачая такая… – Снимайте рубаху! Девушка промыла укус, продезинфицировала и наложила аккуратную повязку. Было заметно, что действует она умело, как опытная медицинская сестра. – Я два года работала в госпитале «Красного Креста», – пояснила Ольга, – вам сейчас надо лечь. – Всенепременно! – кивнул Келюс, лихорадочно соображая, что делать. Те двое явно не хотят огласки, значит можно постучать к соседям позвать на помощь, но первый же милицейский патруль заинтересуется Ольгой. А кроме того Сиплый может прийти и завтра, и послезавтра… Николай побрел в спальню и нырнул в недра платяного шкафа. Рубашку и куртку для себя он нашел сразу, а подходящие брюки для Ольги пришлось поискать. Через несколько минут он положил перед девушкой старые, но еще приличные джинсы «Монтана», рубашку и легкую куртку. – Что это? – не поняла Ольга. – Переодевайтесь! Придется побегать. Оставалось взять самое необходимое – документы, деньги и черный «дипломат», в котором были сложены папки. Браунинг Лунин спрятал в карман куртки. – Я готова, – сообщила Ольга, появившись в дверях. Одежда оказалась ей в самый раз, только куртка сидела чуть мешковато. Николай понимал, что оставаться в квартире опасно. Черный пес – еще не самое страшное, что могло быть у его врагов. Вновь подумалось о соседях, но Келюс вдруг сообразил, что собака может легко его учуять, и тогда пострадают еще и ни в чем не повинные люди. Нет, это была его война… Келюс подумал и вышел на балкон. Он знал, что вход на чердак забит наглухо, как и парадный, ведущий на улицу. Но сосед по балкону живет уже в другом подъезде. В том самом, где находится странная квартира № 211! Сосед был дома, даже балконная дверь оказалось открытой. – Эй! – крикнул Келюс. – Илларион Петрович! – Коля? – послышалось в ответ, из двери показалась растрепанная голова соседа – большого оригинала, разводившего на балконе орхидеи. – Илларион Петрович, не уходите! Ольга! Девушка вышла на балкон. Объясняться было некогда, и Николай кивнул на перила. К счастью, перелазить было нетрудно. Пораженный происходящим, Илларион Петрович, быстро отодвинув в сторону несколько горшков с орхидеями, подал Ольге руку. Убедившись, что девушка уже на месте, Келюс бросил последний взгляд через балконную дверь, подумав, что надо бы выключить свет, и тут услышал звонок. Времени не оставалось, он передал Ольге «дипломат» и рывком перебросил тело через балконное ограждение. В спешке Келюс совершенно забыл про рану, вспомнив о ней лишь когда левая рука бессильно скользнула вниз. Николая качнуло, он еле удержался и в следующую секунду наверняка бы сорвался вниз, но кто-то крепко схватил его за шиворот. Лунин, успев перехватить руку, в отчаянном рывке перевалился через соседские перила – и тут только сообразил, что удержала его Ольга. – Спасибо, – только и мог пробормотать Лунин, переводя дух. Его так и тянуло повернуться и заглянуть в темный провал двора, и он с трудом сдержался. – Илларион Петрович, на нас напали… бандиты. Мы выйдем через вашу дверь. А вы звоните в милицию. И закройте балкон! – Ага… да, – закивал тот. – Вот времена! Это все, Коля, демократы… Сосед поспешил открыть входную дверь и проводить опасных гостей. Впрочем, на гостеприимство Иллариона Петровича Николай и не рассчитывал. Оказавшись на лестничной площадке Келюс быстро осмотрелся. Квартира № 211 была этажом выше. – Наверх! – велел он, боясь опоздать, и девушка послушно поспешила вслед за ним по темным, давно не метеным ступенькам. У 211-й квартиры они остановились. Лунин кивнул на дверь. – Там – тайник. Убежище… Но учтите, что там время идет медленнее. – Что значит «медленнее»? – удивилась Ольга. – Николай, зачем вы это все рассказываете? Если там можно спрятаться, то пойдемте! – Мне нельзя, – Келюс хотел добавить о значке, зашитом в ладанке, но решил, что говорить об этом не стоит. – Ничего, Ольга, у меня есть браунинг. Стрелять я, конечно, не умею… Не став продолжать, он нажал, как учил Петр Андреевич, четыре раза на белую, туго поддающуюся кнопку звонка. Никакого звука Николай не услышал, но дверь щелкнула и бесшумно растворилась. – Что это? – ахнула Ольга. В дверном проеме плавал белесый, похожий на подсвеченное молоко, туман. Келюс вдруг почувствовал, как от девушки заструилось тепло, ее тело окуталось легким сиянием, в кончиках пальцев начали покалывать невидимые иголки. Скантр работал… – Сам не знаю, – честно признался Лунин, прислушиваясь к тишине подъезда, – но через это можно пройти. Ольга, закрывайте глаза и – вперед, только не снимайте с шеи эту штуку… Внизу хлопнула входная дверь. Кто-то вошел в подъезд. – Да скорее же! – шепотом поторопил девушку Келюс, доставая браунинг. – Николай, мы сможем пройти вдвоем? – вдруг спросила Ольга. – Это ведь пропуск, да? Мне Мик говорил… – Это пропуск, он создает поле… Да идите же, Ольга! – Мы пойдем вдвоем. Вы встанете рядом… Ольга мгновенье подумала, затем, сняв с шеи ладанку со скантром, взяла ее в левую руку и посмотрела на Келюса. Тот помедлил еще секунду, но тут снизу послышался звук шагов и, как показалось Николаю, собачье рычание. Он вздохнул, сунул браунинг в карман куртки и взял «дипломат». Ольга обхватила его за плечи, стараясь держать внезапно потяжелевший значок прямо между ними. – Три, два, один! – усмехнулся Лунин. – Пошли! …Их обхватил дрожащий сумрак, в глазах поплыли красные круги, раненая рука Николая внезапно заныла. Что-то ударило по левому плечу, он успел подумать, что защитного поля может не хватить… Но тут завеса исчезла. За спиной раздался хлопок – дверь в таинственную квартиру сама собой захлопнулась. Келюс открыл глаза и понял, что никакой квартиры тут нет, а они стоят на обычной лестничной площадке. Вокруг было пусто и тихо, затхлый воздух пах пылью. – Все в порядке? – спросил Лунин, видя, что Ольга продолжает стоять с закрытыми веками. – Да, – девушка с трудом открыла глаза. – Меня что-то ударило… Она надела ладанку со скантром и осторожно погладила правое плечо. Куртка на этом месте обуглилась. Николай покосился на свою куртку, и на левом плече увидел такое же черное пятно. – В общем, прорвались, – резюмировал он. – Ну вот, Ольга, это место называется «Карман» или «Ковчег». Когда-то здесь прятались большевики. – От кого? – удивилась девушка. – От других большевиков. Ну, пойдемте поглядим? Они стали неторопливо спускаться. Вскоре Келюс понял, что находится в таком точно подъезде, как и тот, который только что покинул. Только побелка выглядела еще более старой, да и двери были деревянные, без привычной кожаной обивки. Некоторые из них оказались опечатаны, причем печати были как на пожелтевших полосках бумаги, так и сургучные, на темных длинных шнурах. Две или три двери оказались забитыми крест-накрест. – Пусто, – констатировал Николай. – Может, и вправду в Америку подались? Внезапно снизу послышался стук. Келюс, достал браунинг, подумал, снова спрятал. – Мы здесь гости, – негромко напомнила Ольга, и Николай согласно кивнул. Они спустились ниже, на первый этаж. Двери, ведущей на улицу, не было, вместо нее имелось нечто, похожее на тамбур. Вход был закрыт наглухо, рядом стояли стул и тумбочка, над которыми висела эмалированная табличка: «Предъяви пропуск». Стук шел откуда-то справа, где лестничная площадка образовывала небольшой тупик. Николай поднес палец к губам, Ольга кивнула, и они, стараясь ступать как можно бесшумнее, заглянули за угол. Тупик кончался дверью. Она оказалась полуоткрыта, из-за нее лился неяркий электрический свет, тихо играла музыка – и слышался стук. Келюс, знаком велев Ольге подождать, осторожно подошел поближе и заглянул внутрь. За дверью находилась сапожная мастерская. Большая комната была заставлена старинными столами, стеллажами и стульями, на которых в беспорядке лежала разнообразная обувь. Больше всего Николая поразили сапоги – всех возможных размеров и фасонов. В углу пристроился старый радиоприемник с большой темной тарелкой-динамиком, откуда и доносилась музыка. В другом углу шипел примус, на нем стояли закопченный медный чайник и высокая консервная банка с рваными краями. На белых, грубо побеленных стенах красовались заботливо убранные в рамочки вырезки из «Огонька». Всмотревшись, Лунин узнал «Утро в Сосновом лесу» Шишкина и «Ворошилов на прогулке» Александра Герасимова. Посреди мастерской на высоком стуле со странной спинкой, напоминающей силуэт готического собора, сидел пожилой человек в фартуке темно-синего цвета, под которым была надета застиранная гимнастерка. Очки человек в фартуке сдвинул на лоб, внимательно разглядывая грандиозных размеров подметку, поднося ее при этом чуть ли не к самому носу. – Не годится! – побормотал он сердито, подметка полетела куда-то в угол. – Хотел бы я знать, куда это большевики подевали хорошую кожу? – Добрый день, – осторожно проговорил Николай. Сапожник не спеша нацепил очки на нос, внимательно поглядел на Келюса и покачал головой. – А, товарищ Лунин, если не ошибаюсь? Тот самый товарищ Лунин, который так не любит советскую власть? Он говорил не спеша, тщательно произнося каждое слово и слегка дирижируя при этом правой рукой, словно задавая темп. – Наверное, тот самый, – рассудил Келюс, – а что, я тут очень знаменит? – Не преувеличивайте значение собственной личности, товарищ Лунин, – сапожник снял очки и спрятал их в старый кожаный футляр. – Все равно творцом истории будут не товарищи Лунины, а наш великий советский народ. А поэтому, товарищ Лунин, зови барышню и заходи, гостями будете. Келюс, про себя отметив, что странный сапожник сказал не «девушка», а «барышня», прикинул, что стены в этом доме близки к полной прозрачности. Он кивнул Ольге, и они вместе переступили порог мастерской, где пахло кожей, табаком и еще чем-то странным, но по-своему уютным. – Добрый день, сударь, – вежливо произнесла Ольга, усаживаясь на стоявшую у входа старую табуретку. – Здравствуйте, барышня, – кивнул сапожник и усмехнулся в густые усы. – Я вижу, вы попали в ненадежную компанию. Товарищ Лунин – человек политически неустойчивый. То белым помогает… То красным помогает… По-моему, он просто двурушник! Высказав столь тяжкое обвинение, сапожник взял молоток и ударил по подошве гигантского сапога, торчащего на распорке. – Форменный двурушник!.. Чаю выпьете? – Выпьем, – согласился Николай. Болтовня странного сапожника ничуть не задела. Он лишь подумал, что куча обуви на столе и стеллажах как-то не соотносится с абсолютно пустым подъездом. Между тем, сапожник, сняв чайник с примуса, принялся колдовать с заваркой. – Индийский, – проговорил он удовлетворенно, заливая кипяток в маленький заварной чайничек. – Настоящий «Роял»! А наши знатные чаеводы все еще выращивают не чай, а банные веники. Ордена им давай, премии давай… А все равно – веники! Заварив чай, он извлек из небольшого сундучка мешочек, в котором оказался колотый сахар. Сахар был высыпан в треснутую тарелку с широким синим ободком. Чай пили из жестяных кружек. Для Ольги хозяин мастерской нашел большую красивую чашку с изображением распустившего хвост павлина. – Значит, бегаешь, Лунин? – поинтересовался сапожник. – Политическое убежище просишь? А зачем бегаешь? Келюс пожал плечами. Ответить было нелегко. – Родственник твой приходил. Говорит, есть такой двурушник, мой внучатый племянник. ВЧК его ищет, все его ищут… А почему ищут? Сапожник с треском раскусил кусок сахара и отхлебнул чая. – А потому ищут, – назидательно произнес он, подняв вверх указательный палец, – что товарищ Лунин решил стать умнее всех. Правильно ли это? Подумав, он решил: – Нет, неправильно! А почему неправильно? Во-первых, потому, что товарищ Лунин просто не в силах стать умнее всего советского народа. А во-вторых, сколько бы товарищ Лунин не читал всякой клеветнической подметной литературы, все равно ничего ему ровным счетом не узнать! Сделав такой вывод, хозяин мастерской допил чай и достал пачку папирос «Казбек». Келюс, подивившись такой музейной редкости, тоже закурил. – Много ли узнал товарищ Лунин? – продолжал сапожник, пуская кольца дыма в потолок. – Нет, не много. И напрасно отдельные паникеры видят в товарище Лунине какого-то Аттилу. Это не просто смешно. В политическом отношении это очень вредно. Вот, например, прочитал товарищ Лунин гнусные лживые бредни о нашем великом Вожде. Много ли он понял? Нет, ничего не понял! А почему не понял? Этому виной его мелкобуржуазная сущность… Этот вывод доставил сапожнику немалое удовлетворение. Он глубоко затянулся папиросой и выпустил в воздух полдюжины трепещущих колец дыма. – А почему старшие товарищи по партии не поправили товарища Лунина? – в тон хозяину спросил Николай. – Где их большевистская сплоченность? Почему они бросили товарища Лунина одного? Сапожник, искоса поглядев на Келюса, погрозил ему пальцем, затем затушил окурок в большой консервной банке, служившей пепельницей, и вздохнул: – Извините, дорогие гости, заболтался. Стар стал совсем! Обувку чинить будем? Келюс автоматически поглядел на свои кроссовки. – Ой, у меня здесь что-то прогорело! – растерянно произнесла Ольга. На ее правом кроссовке темнело пятно – такое же, как на куртке. – Снимайте, барышня, – распорядился сапожник. – Здесь коврик, ставьте ноги. Взяв кроссовок и критически оглядев его, он стал копаться в большом ящике, забитом различными лоскутками, кусками кожи и старыми подметками. – Тайвань, – констатировал он, вновь поглядев на кроссовок. – Проклятые чанкайшисты, лютые враги китайского народа! Он вновь занялся содержимым ящика, извлек оттуда несколько кусков кожи и принялся за работу. – Тайвань! Агенты американского империализма, поджигатели войны… Ничего, будет как новый! Эх, товарищ Лунин, почему молчишь? Почему барышню не развлекаешь? Эх, молодежь, молодежь! Барышня сидит, красавица, умница, а он молчит, как член Политбюро на съезде болгарской компартии. Хотите, барышня, я вам сказку расскажу? – Хочу, – улыбнулась Ольга. – В некотором царстве… – не торопясь, начал сапожник, бросив насмешливый взгляд на Келюса, – в некотором государстве жили-были большевики… Такое начало сказки несколько удивило девушку. Самому же сапожнику оно явно понравилось. Он цокнул языком и продолжил: – Были они сильные, смелые и морально устойчивые. И были среди них два друга, два кунака… Лицо его вдруг стало жестким, улыбка исчезла. – Один из них – просто большевик. Рядовой солдат нашей славной партии. А вот второй – настоящий джигит. Богатырь! Один – десять жандармов мог связать, из любой тюрьмы убегал. Пытали враги его, иголки под ногти загоняли – ничего не сказал. Герой был! И полюбил за это его сам великий Вождь, сделал его своим другом, посылал на самые секретные задания… Сапожник покачал головой и вздохнул: – Только вот однажды приходит этот герой к своему другу, простому большевику, и говорит: «Узнал я, что Вождь наш вовсе не Вождь. Умер наш Вождь давным-давно, а на его месте сидит какой-то товарищ Вечный…» Произнеся это странное имя, сапожник нахмурился: – Его друг не поверил. Что значит – Вождь не Вождь? Какой-такой товарищ Вечный? Только вскоре поехал этот герой на велосипеде. Хорошо ездил, в дождь ездил, в бурю ездил. А тут поехал – и попал под грузовик. Бывает, конечно… Сапожник помолчал и заговорил вновь, еще медленнее, взвешивая каждое слово: – Друг его к тому времени большим человеком стал. Сам не хотел – товарищи выбрали. Познакомился с бумагами – как вот потом товарищ Лунин познакомился. И понял… Что именно понял этот сказочный герой, сапожник не уточнил. Он перешел к верстаку, где стояла швейная машинка, и начал застрачивать латку на кроссовке. – А потом Вождь умер. Кто плакал, а кто радовался. Похоронили его, речи сказали. А он потом приходит… – Как? – не выдержал Келюс. – Кто приходит? – Приходит и говорит, – продолжал сапожник. – «Я, – говорит, – теперь вместо тебя буду. Тот Вождь уже не нужен, у нас будет новый Вождь. Но это буду тоже я. А ты, дорогой, много знать стал. Прямо как друг твой, который на велосипеде ездить не умел…» – И что? – вновь не выдержал Николай. – А ничего, товарищ Лунин. Умные люди догадались и «Карман» этот построили. Пока товарищ Вечный снова власть брал, кое-кто успел выбраться. Кто уехал в эту… Утопийскую Советскую Социалистическую республику. А кто здесь сапоги латает. – А товарищ Вечный? – А что товарищ Вечный? – удивился сапожник. – Он на то и Вечный. Правит сколько хочет, потом выбирает себе нового, доверчивого… И снова правит. Келюсу вспомнилась серая папка со странным списком. Тринадцать номеров – без № 2! – Тайна Больших Мертвецов! Сапожник но никак не отреагировал, лишь еле заметно усмехнулся в усы. – А зачем этому Вечному скантр? – не отставал Лунин. Хозяин мастерской помолчал, а затем задумчиво проговорил: – А мы его тоже спрашивали, зачем на всякую научную ерунду деньги тратить? Деньги эти, товарищ Лунин, кровью доставались. А он говорит: «Дураки, нам сила нужна, большая сила…». – Око Силы, – не выдержал Келюс. – Большая сила, – повторил сапожник. – А скантр эту силу в фокус соберет и куда надо направит. В Крыму поставишь – в Греции «Интернационал» петь начнут. Это тебе, товарищ Лунин, не листовки Коминтерна. – А что это за Утопийская Республика? – Утопия, товарищ Лунин, – всегда утопия! – отрезал собеседник. – Циолковские хреновы! Сидят, коммунизм строят и меня ругают. Пусть строят! Поглядим еще… Он поставил последний стежок, отрезал нитку и внимательно осмотрел кроссовок: – Прошу, барышня! Не хуже чем у проклятых империалистов. Ольга нерешительно взяла кроссовок, примерила и вежливо поблагодарили, осведомившись, сколько должна за работу. – Э-э, – махнул рукой сапожник. – Какая это работа! Носите на здоровье. Ну и обувь теперь делают, смех один! Может, тебе, товарищ Лунин, сапоги сработать? Хочешь – яловые, хочешь – хромовые? – Спасибо, – поблагодарил Келюс, вставая. – Мы, наверное, пойдем. Где здесь можно передохнуть? – Заходи, куда хочешь! Тебе какую квартиру? Трехкомнатную? четырехкомнатную? Все по потребностям! Он кивнул на стену, где под номерками висело несколько десятков разнообразных ключей. Николай, не глядя, тыкнул куда-то в середину, получил ключ и откланялся. Ольга также встала и пожелала хозяину всего наилучшего. – Смотри, товарищ Лунин, – проговорил сапожник им вслед. – Береги барышню! С такой барышней только смелый джигит гулять может. Выйдя на лестничную площадку, Келюс остановился и вытер пот со лба. – Кто это был, Николай? – негромко спросила Ольга. – Я… я не поняла ничего. Он говорил о каких-то страшных вещах. И нас он знает… – Да, – кивнул Лунин. – Знает… – Вспомнила! Я видела его портрет у вас в книжке. Ну конечно, я даже помню, как его зовут!.. – Я тоже… – вздохнул Николай. – Пойдемте, Ольга, и в самом деле передохнуть надо. Квартира находилась на третьем этаже. Дверь была запечатана но, к счастью, не заколочена. Никаких вещей, кроме старой скрипящей мебели, в квартире не осталось, только в прихожей на полу лежал пожелтевший номер «Известий», вышедших в октябре 1961 года. – Здесь, кажется, есть диван, – сообщил Лунин, осмотрев квартиру, – отдыхайте, Ольга, а я на кресле пристроюсь. – Николай, здесь жили люди, – заметила Ольга, присаживаясь на старый диван с выпирающими из боков пружинами. – Куда они все делись? – Похоже, уехали в эту самую, бином, Утопийскую Советскую, – предположил Келюс, пытаясь поудобнее устроится в большом рассохшемся кресле. – А где это? Ведь про Утопию писал, кажется, Томас Мор? – Писал, – согласился Лунин. – Должно быть, эта Советская Социалистическая не близко, если сапожник помянул Циолковского. – А помните, Николай, то письмо, – вспомнила Ольга, – из сумасшедшего дома? Неужели тот человек был прав? Николай лишь развел руками. Они заснули быстро. Ольга спала спокойно, Келюс же постоянно просыпался. Рана на левой руке болела, боль растекалась холодом, задевая сердце, перехватывая дыхание. Наконец Николай забылся. Перед глазами закружился странный хоровод, мелькнула грустная, бледная Кора, из темноты проступило мертвое, строгое лицо Михаила Корфа, но вот все заслонил страшный, ухмыляющийся лик майора Волкова… Послышался далекий стук. Николай понял, что нужно немедленно проснуться, но, уже выныривая из сонной одури, успел услыхать слова князя Полоцкого: – Теперь ты такой же, как и мы, Лунин. Такой же… Стучали в дверь. Келюс, пошатываясь, встал и пошел открывать, только в коридоре сообразив, что не мешало бы захватить пистолет. – Коля! – услыхал он знакомый голос. – Это я, открой! Лунин подумал, вернулся комнату, он достал из кармана куртки браунинг и вновь подошел к двери. – Вы одни, Петр Андреевич? – поинтересовался он, стоя вплотную к стене, как когда-то учил его Михаил Корф. – Один… Николай открыл дверь, быстро сделав шаг назад, не опуская пистолета. Петр Андреевич вошел в переднюю, озабоченно выглянул наружу, прикрыл дверь и только тут заметил оружие. – Ты что, Коля? Это же я! – Вижу, – согласился Келюс. – Оружие есть? – Ну, – сразу сник гость, – вообще-то… – Вынимайте и бросайте на пол. И не вздумайте, бином, дергаться! Петр Андреевич, поглядев на родственника с нескрываемым испугом, стал вытаскивать из кармана пиджака большой черный пистолет неизвестной Келюсу системы. Руки плохо слушались, и пистолет упал на пол. Николай отступил еще на несколько шагов. – Идите прямо и не оборачивайтесь. Зайдите в комнату и сядьте на стул. Петр Андреевич не стал спорить. Николай, подождав, пока гость войдет в комнату, подобрал пистолет. – З-здравствуйте, – выдавил из себя Петр Андреевич, увидев Ольгу, которая, только что проснувшись, с удивлением смотрела на нежданного гостя. – Добрый вечер, – растерянно ответила она и тут увидела Келюса. – Николай, что происходит? – Родственное свидание, бином, – пояснил Лунин, усаживаясь в кресло. – Прошу знакомиться, Ольга. Это мой, так сказать, самый близкий родич – Лунин Петр Андреевич. Здешний старожил и мой большой доброжелатель. Кстати, ваш тоже. Я не ошибаюсь, дядя? Петр Андреевич вздрогнул. – Ну так что, Петр Андреевич? Прошлый раз вы оказались неплохим пророком, меня довольно быстро вычислили. Или и тут, бином, без вас не обошлось? – Как ты так мог обо мне подумать, Коля? – всплеснул руками гость. – Ты сейчас в… очень сложном положении. Эти бумаги тебе не сохранить даже здесь. Отдай их мне сейчас, и я тебе помогу. Пойми, с бумагами тебе отсюда не выйти!.. – Значит, вы поможете мне скрыться? Петр Андреевич с готовностью кивнул. – Только, дядя, если вы заметили, я не один. – Давай выйдем, Коля, – вздохнул Петр Андреевич. – Я должен сказать… В коридоре он отвел Келюса в дальний угол, зачем-то оглянулся по сторонам. – Коля, уходи немедленно. Оставь ее, ты с нею погибнешь! Она… Пойми, Коля, ты с ней не спасешься. Ее приговорили к смерти, ее уже ничто не спасет. Там… Там, где я сейчас живу, не шутят. Подумай о себе… – Уже, – кивнул Николай. – Подумал, дядя. – Мальчишка, – выдохнул Петр Андреевич. – Не хочешь думать о себе, так подумай хоть обо мне! У меня ведь сын. Оставь ее, отдай мне бумаги и уходи!.. – Угу… Келюс задумался, поглядел на перепуганного родственника. – А теперь слушайте внимательно. Сейчас мы спускаемся вниз и уходим. Вы покажете куда. На всякий случай пойдете с нами. Если там засада, первые пули полетят не в меня и не в Ольгу. Это понятно? – Ты никуда не уйдешь, Коля, – покачал головой Петр Андреевич. – Там… снаружи тебя уже ждут. Здесь тоже… – Значит, ляжем вместе, – невозмутимо заметил Николай. – Ничего, у вас ведь остался сын, правда? Так что кто-то из Луниных уцелеет. В глазах Петра Андреевича плавал ужас. – Ну так что, дядя? Еще успеем уйти? Или забаррикадируемся и устроим, бином, Фермопилы? Стреляю я, конечно, неважно, но тут не промахнусь. – Я… я лучше уйду, – забормотал Петр Андреевич. – Делай, что хочешь. – Кто же вас выпустит, дядя? – удивился Келюс. – Идти – так вместе. Ну как? Они вернулись в комнату, Николай взял с кресла свою куртку. – Собирайтесь, Ольга, – велел он, вынимая из-за кресла «дипломат». – Попутешествуем. По лестнице спускались тихо. Первым шел Петр Андреевич, за ним Келюс с браунингом, следом Ольга, неся «дипломат» – левая рука Николая болела, и он понял, что не удержит даже такую тяжесть. На площадке первого этажа никого не было. Лунин взглянул на Петра Андреевича, тот покачал головой: – Они вот-вот придут, Коля. Все ходы закрыты… – А квартира 211? – Перекрыли, – вздохнул Петр Андреевич. – Есть, правда, путь через подвал, но им давно не пользовались. Говорят, там бывает… Но я этому не верю… – Вот и посмотрим, – рассудил Николай. – Пошли! Келюс велел Ольге подождать, а сам с Петром Андреевичем, который стал тих и послушен, заглянул за угол. Дверь в мастерскую оказалась заперта, и поверх нее были наклеены свежие бумажные ленты с синими печатями. Лунин порылся в кармане, достал взятые у таинственного сапожника ключи и отдал дяде. Тот молча кивнул. В подвал вела огромная железная дверь. Николай, дернув за ручку, убедился, что замок сработан на славу. Приглядевшись, он понял, что это не обычный замок, а цифровой. – Я же говорил, – вздохнул Петр Андреевич. – Они все перекрыли… – Откройте, – Келюс не спеша поднял ствол браунинга. – Коля… Коля, – зашептал Петр Андреевич, – мы же родственники! Что ты делаешь? Неужели из-за какой-то… Рука с пистолетом еле заметно дрогнула, и Петр Андреевич, не договорив, замолк. – Открывайте, дядя. Я вас очень прошу!.. – Коля, ты же коммунист, – забормотал Петр Андреевич, поглядывая по сторонам. – Ты же внук Николая Андреевича! Был бы он жив, он объяснил бы тебе… Где-то близко хлопнула дверь, послышались быстрые шаги, и молодой, мальчишеский голос крикнул: «Где они?» – Считаю до трех, дядя, – Лунин взвел курок. – Ты… меня… из-за нее… из-за этой? – прохрипел родственник. – Да. И там, куда вы попадете, ваш друг Николай Иванович Бухарин объяснит, что прав был я. А с дедом вам лучше не встречаться… Открывайте! Петр Андреевич с надеждой поглядел на лестницу, но те, что вошли в подъезд, вероятно, поспешили наверх. Он вздохнул и стал набирать код на черной железной панели. Это тянулось невыносимо долго, наконец замок клацнул, и дверь не спеша стала открываться. – Налево, – негромко проговорил Петр Андреевич. – По коридору до конца – и направо, там увидишь. Уходите!.. – Сейчас, – Николай кивнул Ольге. – Отдайте мне пропуск, Петр Андреевич. Вам он пока ни к чему. Тот хотел возразить, но, поглядев на Келюса, достал из нагрудного кармана значок с усатым профилем, точно такой, какой был зашит в ладанке. Николай сунул его в карман куртки и шагнул за дверь. Порог был высокий. Келюс взял у Ольги «дипломат», потом подал ей руку. Петр Андреевич, убедившись, что его оставили в покое, быстро повернулся и побежал вверх по лестнице. – Все в порядке, Ольга, – улыбнулся Лунин. – Сейчас бы дверь закрыть… Тяжелая железная плита не поддавалась. Ольга поставила «дипломат» на пол, и они надавили на дверь вдвоем. Наконец, замок клацнул. Келюс оглядел его, заметив, что под замком вмонтирован тяжелый стальной засов. Задвинув его, Николай удовлетворенно хмыкнул – теперь открыть двери снаружи можно было разве что с помощью газорезки. – Ну ладно. Где это мы? – Какой-то подвал, – заметила Ольга, оглядываясь по сторонам. – Никого нет… Узкий, с высокими сводами, коридор был действительно пуст. Он тянулся издалека, по стенам стелились кабели, каждые десять метров в потолок была вмонтирована небольшая лампочка в металлическом плафоне. – Ну что, пошли? – предложил Келюс. – Нам, вроде бы, налево. – Давайте передохнем, Николай. Минуту, не больше. Они присели прямо на посыпанный песком пол. Келюс закурил и тут же поморщился – горло захлестнуло болью. – Николай, – вдруг заговорила Ольга, – я слышала, о чем вы говорили. Ваш родственник прав, вам надо было отдать бумаги и… Мне некуда идти! Из-за нас, из-за нашей семьи уже погибли люди. Теперь я осталась одна… Не хочу! Я вам очень благодарна, но так дальше нельзя, уходите! Возьмите мое кольцо, оно вам может пригодиться. И оставьте мне браунинг… – Угу, – хмыкнул Келюс, – и румынский оркестр, бином – чтобы Шопена играть… Знаете, Ольга, вот кого не люблю, так это паникеров. И вообще, пора идти! – Вы благородный человек, Николай, – улыбнулась девушка. – Вы настоящий дворянин. Но поймите, нам вдвоем все равно не уйти! – Кто я? Ольга, я вас познакомлю с воином Фроатом, так вот, он не просто дворянин, а настоящий царевич дхарский. А я – увольте! И вообще, скоро я свалюсь, так что вам придется меня тащить, готовьтесь. – Не волнуйтесь, Николай, – кивнула она, явно не принимая шутки. – Я вас дотащу, я ведь работала в госпитале… – Ну просто гениально! – заключил Келюс, вставая. – Кстати, вот вам браунинг. Услышите шум – бейте не задумываясь. Лунин шел первым, держа руку в кармане куртки, где лежал отобранный у Петра Андреевича пистолет. Боль временами становилась невыносимой, и Келюс вновь отдал «дипломат» девушке. Но все равно идти было трудно, и Николай крепко сжал зубы, чтобы не стонать. Время от времени коридор пересекали поперечные переходы, также освещенные рядами лампочек под жестяными плафонами. Каждый раз, подходя к очередному перекрестку, Келюс осторожно заглядывал за угол, но все было тихо. Внезапно ухо уловило отдаленный крик. Николай остановился и приложил палец к губам. Крик повторился, Келюс выхватил из кармана пистолет. – Что случилось, Николай? – Ольга недоуменно оглянулась. – Разве вы не слышите? Кто-то кричит! – Но здесь тихо!.. Николай прислушался. Вдалеке кто-то плакал, за тем послышались грубые голоса, вновь раздался душераздирающий крик. Келюс посмотрел на девушку, та отрицательно покачала головой. – Значит, брежу, – стараясь быть спокойным, рассудил он. – Пойдемте дальше. Коридор казался бесконечным, крики не утихали, и временам Николай начинал думать, что он действительно бредит. Внезапно возле одного из перекрестков он услыхал звук шагов. Кто-то шел по проходу. – Назад, – шепнул он, но было поздно. Из-за поворота показались трое. Келюс прижался к стене, пытаясь заслонить девушку. Пистолет, который он забыл снять с предохранителя, застыл в руке. …Двое незнакомцев держали в руках короткие карабины с блестящими лакированными прикладами. Но не это поразило Николая. Форма! Странная форма без погон с большими лазоревыми петлицами, какую он видел только в кинофильмах. Двое конвоировали третьего – кого-то невысокого, руки которого были схвачены сзади стальными наручниками. Конвоируемый шел, пошатываясь, один из людей в форме лениво толкнул его прикладом… – Николай, что с вами? Здесь никого нет! Лунин понял, что девушка ничего не видит. Он помотал головой, надеясь прогнать видение, но ничего не изменилось. «Лазоревый» вновь толкнул человека в наручниках. Внезапно один из конвоиров посмотрел на Келюса, затем повернулся, что-то сказал другому. Теперь уже оба «лазоревых» смотрели в его сторону, и Лунин с ужасом понял, что они его видят. – Ольга, – шепнул он, прижимаясь затылком к холодной стене. – Я, кажется… Девушка достала платок и вытерла холодный пот, проступивший у него на лбу. Келюс задыхался. Он видел, как конвоиры о чем-то переговариваются, слышал растерянные, злые голоса, затем один из «лазоревых» стал поднимать карабин, и Николай понял, что пуля в этом карабине – настоящая. По крайней мере, для него. Внезапно Ольга, что-то прошептав, резко подняла руку, и в ту же секунду лица «лазоревых» стали расплываться, фигуры побледнели и начали медленно исчезать. Наконец они пропали без следа, и сразу же стихли крики. Келюс удивленно оглянулся. В пустом подвале было спокойно и тихо, только где-то вдалеке еле слышно капала вода. – Фу-у! – покачал головой Лунин, понемногу приходя в себя. – Этак и вправду можно сквозануться. – Я видела, что вам стало плохо, Николай, – Ольга присела рядом. – Я не знала, чем вам помочь. Тогда я прочла Трисвятие, меня научила няня… – Спасибо няне! Келюс чувствовал, что ему стало легче, даже боль отступила, и он смог наконец свободно вздохнуть. – Ну, пошли? Вскоре они добрались до конца коридора. На противоположной стене висел большой распределительный щит, влево и вправо шли узкие проходы. – Направо? – предложил Лунин. Они свернули в проход, и сразу же стало темнее. Они были уже на середине, как вдруг Ольга замерла, схватив Келюса за руку. Стены подвала содрогнулись, откуда-то донесся грохот, лампочка, висевшая в конце коридора, закачалась. – Дверь, – понял Николай, – наверное, гранату подвесили к замку. Пошли, Ольга. Надо успеть! Сзади уже слышались голоса, и Николай ускорил шаг, насколько позволяла раненая рука. Под ноги стали попадаться старые трубы, пустые банки из-под краски, какие-то ржавые бидоны. Через минуту они уже были в конце прохода перед невысокой деревянной дверью. К счастью, она оказалась не заперта, и спустя мгновенье Келюс и Ольга зашли в небольшую квадратную комнату, сразу показавшейся Лунину знакомой. …Он уже был здесь, в этой комнате, где стояли деревянная тумбочка с инвентарным номером и старый стул, а на полу лежал маленький потрепанный коврик. Только тогда Николай заходил сюда через другой вход, который теперь был закрыт огромной стальной дверью, находившейся посередине противоположной стены. Сзади послышались крики. Келюс выглянул наружу – по проходу бежали несколько человек, одетых как-то странно. Уже захлопнув дверь и задвинув засов, Николай сообразил, в чем дело: они были в черных куртках, но не таких, как у бандитов Волкова, а иных, похожих на те, которыми костюмеры обычно наделяли актеров, игравших комиссаров в историко-революционных эпопеях. – Надо открыть, – заметил он, подходя к стальной двери. – Надеюсь, она не заперта. Николай хотел добавить, что, если дверь не удастся открыть, их заботы скоро кончатся, но вовремя спохватился. К счастью, бегло осмотрев стальное устройство, Лунин понял, что дверь закрыта только на засов. – Помогите, Ольга, – попросил он, и они вдвоем попытались сдвинуть дверь с места. Первая попытка не увенчалась успехом, они нажали снова, и тут совсем рядом, в только что покинутом коридоре, послышался шум. В дверь ударили чем-то тяжелым. – Открывай, контра! – прокричал молодой, мальчишеский голос, наполненный до самых краев злостью. – Нажали, – шепотом скомандовал Николай. Они вновь навалились на засов, и стальная щеколда, наконец, стала медленно сдвигаться с места. В дверь вовсю колотили, но она держалась. – Еще чуток! Засов открылся, и тут совсем рядом что-то сухо треснуло. Пуля, пробив деревянную дверь, щелкнула о металл у самого виска Ольги. – Открывай! – орали в коридоре. – Все равно порешим контру! Вновь ударили выстрелы. Николай понял, что они могут не успеть – двери находились одна напротив другой, и, даже стреляя вслепую, можно было не промахнуться. Но тут Ольга, чуть прищурившись и сжав губы, прицелилась и нажала на спуск. В небольшой комнате грохот браунинга оглушил. За дверью послышался крик, девушка выстрелила еще дважды и не торопясь спрятала пистолет. – Да простит меня Бог, – прошептала она, медленно перекрестившись. Вдвоем они потянули за огромное стальное кольцо. Дверь со скрипом открылась, и в ту же секунду в глаза ударил мерцающий светло-молочный свет. Келюс почувствовал, как его охватывает легкое пульсирующее тепло. Скантр заработал, Лунин схватил Ольгу за руку, и они шагнули прямо за переливающуюся завесу. В дверь вновь ударили чем-то тяжелым, но они были уже по другую сторону барьера. Светящаяся завеса осталась за спиной, а вокруг расстилалась звенящая капелью темнота столичных катакомб. – Ну вот, – Келюс постарался улыбнуться. – Уже что-то знакомое. Эх, дорогу бы вспомнить! Фрола бы сюда… Он стал напряженно всматриваться в темноту, угадывая уже хоженый маршрут, как вдруг сзади послышался крик. Келюс обернулся – сквозь светящуюся завесу тянулась чья-то рука, затем в призрачном молочном свете показалось искаженное болью лицо… Через секунду чье-то тело в черной куртке рухнуло прямо к ногам Келюса и Ольги. – О Господи! – выдохнула девушка. …Скелет в черной кожанке, окруженный легким радужным свечением, бился на сыром полу подземного коридора… |
||
|