"Привет с того света" - читать интересную книгу автора (Щупов Андрей)

Глава 4

Что там говорил Броксон насчет привыкания? — А то и говорил: терпи и не чирикай! — И что — каждый раз так маяться? — Живой — и радуйся… Ружейная пуля свистнула над головами и гулко впилась в древесный ствол. Полетели листья. Макс, морщась, протянул к пробоине руку, мизинцем измерил глубину. — Калибр — что надо, а вот скоростенка явно нега. Всего-то на пару сантиметров и прошибла. — Ничего удивительного, — заметил Дювуа. — Судя по всему, это мушкет с кремниевым замком. Эффективная дальность боя — двести-триста шагов, а прицельная и того меньше. — Даже не метров, а шагов… Тьфу! — Капрал Шгольц сплюнул и тут же ухватился за свою челюсть. — Когда же это все кончится?! — Что ты имеешь в виду? Собственные зубы или адаптацию? — Да все вместе, черт побери!.. — Будь доволен, что нас не встретили подобными гостинцами в Берлине или в Петрограде. Посмотрел бы я на тебя тогда!.. Одуряюще пахло травами. Они лежали на поросшем редкими деревьями холме и терпеливо дожидались, когда наконец пройдет период адаптации. Супрессия — так это называлось на научном языке. Очутившись в иной эпохе, организм требует некоторого покоя для необходимой перестройки. Об этом их предупредили еще там, в родном веке, но подробностей о возможных «ломках» не мог, разумеется, знать никто. На всякий случай им ввели вакцину против дюжины канувших в прошлое болезней, в полость рта и подмышечные пазухи вшив капсулы с мощнейшими стимуляторами, с обезболивающим, с инициаторами каталептического сна. — А это еще зачем? — удивился Макс последнему средству. — Как знать… — Полковник Броксон невесело подмигнул, и Макс не стал переспрашивать. Он и сам догадывался. Людям его профессии следует быть готовым ко всему — к нападению и обороне, к длительным засадам и неподвижности, к голоду и холоду. Может пригодиться и каталепсия. Труп, как известно, не допрашивают и не пытают. — А меня больше интересует, когда они там уймутся. Битый час стреляют… Дювуа, лежащий на взгорке и наблюдающий за стрелками, оживленно сообщил: — Судя по всему, они и не собираются уходить. Скорее всего кто-то из них ускакал за подмогой, так что в скором времени надо ждать конницу или артиллерию… Кстати, лейтенант! Вам не кажется, что нас ждали? С самого начала. Вон у них даже и шалашики стоят.; — А может, это какие-нибудь пастухи? — Ага, пастухи без стада… — Черт! — Кромп передернул затвор автомата. — Сейчас я покончу с этими недоделками. — Отставить! — Макс одернул его взглядом. — Не нервничай, дружище. Время у нас еще есть, а когда надо будет, мы оторвемся от них более про-стым образом. Отряхиваясь от земляного крошева, к нему подполз Дювуа. I Разумно. — Он поглядел на Кромпа. — Вы собираетесь стрелять в них, а о том не подумали, что кто-нибудь из этих крестьян запросто может оказаться вашим предком. — Ну да, так я и поверил. — Именно так! Не забывайте, где вы. Один нечаянный выстрел, и ктонибудь из нас может запросто исчезнуть. — Интересно знать, почему? — Да потому, голова садовая, — вмешался сообразительный Кромп, что когда убиваешь своего прадеда, то так оно и выходит: шлеп — и нет наследника. В него — стало быть, в себя, смекаешь? В этом времени ни тебя, ни твоих родителей еще нет. Но когда-нибудь они появятся — и, как знать, возможно, появятся от этих вот людишек. Ты ведь и сам не знаешь, как далеко убегает твоя родословная цепочка. Может быть, твоим прапрадедом был какой-нибудь из Людовиков? — Ага, или Ричард Львиное Сердце!.. — Тоже возможно! — Да… — Микаэль похлопал по своей туго набитой сумке. Темные его глаза приобрели задумчивое выражение. — Смешная все-таки штука время-времечко. Стреляю в какого-нибудь французика из восемнадцатого века, и вдруг получается, что пуляю в собственный висок, так, что ли? — Очень даже запросто. — Дювуа улыбнулся. — Вы ведь испанец, Микки?.. Так вот, очень скоро Наполеон развяжет войну в Испании. И возможно, именно ваш французик не убьет испанца, который соблазнит вашу прапрабабушку. А в результате… Снова взвизгнула пуля, и Дювуа вобрал голову в плечи. — Сколько их там? — поинтересовался Кассиус. — Уже чуть больше. Десятка два. — Откуда, интересно, они сбегаются? — Как откуда? Вон из той деревушки. — Деревушка? Ага… Значит, это либо Шабане, либо Рошшуар, пробормотал Кассиус. Он сидел, держа на коленях раскрытый «Макинтошуниверсал». — Карта, конечно, более чем условная, но, если хотите, могу распечатать. — Давай. — Макс тряхнул головой, прислушиваясь к собственным ощущениям. Пожалуй, организм все же привыкал к перебросам. В Германии, к примеру, его просто выворачивало наизнанку, а Кассиус вообще лежал без сознания. Им и впрямь повезло, что ни штурмовики с нацистскими повязками, ни комиссары в кожаных тужурках не заметили вторжения гостей из иновременья… Он осторожно помотал головой и выпрямился. Покалывание в суставах прошло, но боль, поселившаяся в позвоночнике, все еще давала о себе знать. Нечто подобное он испытал года два назад — после того, как, неудачно выбросившись из горящего самолета, упал на верхушки деревьев и с дымящимся парашютом, сломав ветки, приложился спиной к поваленному стволу. Итог — сотрясение мозга, три сломанных ребра и масса разнообразных ощущений… Кассиус ловко пробежался пальцами по клавишам. Портативный компьютер зажужжал в его руках, выдавая из узкой щели ленту со свежеотпечатанной картой района. Треснул авторезак, готовая карта упала на колени техника. — Так… И какие же здесь ближайшие города? Бордо, Пуатье, Лимож? Дювуа, клюнувший в карту носом, энергично замотал головой. — В начале девятнадцатого века городом из этих трех можно было назвать только Бордо. Большей же части дергвушек мы, по всей видимости, на этой карте не найдем вовсе. Картография, к сожалению, фиксирует главным образом связанное со знаменательными битвами. — Странная какая-то карта. — Штольц заглянул лейтенанту через плечо. — Я хочу сказать, границы какие-то странные. — Еще бы! Тут что ни день они менялись. Война, передел территорий. Так что ни Италии, ни Греции здесь не ищите. Привыкайте к новым названиям. — Дювуа хмыкнул. — Тосканское королевство, Сардиния, Цизальпинская республика, Неаполитанское королевство, Бавария, Баден… — Весело получается. — Макс повертел в руках цветную распечатку. Как же нам ориентироваться? — Чтобы ориентироваться, нужно точно определиться с датой. Тогда и компьютер выдаст более или менее точную карту. Хотя и по этой распечатке можно приблизительно прикинуть свое месторасположение. Крупные населенные пункты, реки и горы, некоторые дороги — все это смело можно принимать за константу… — Что ж… Стало быть, придется вступать в контакт с аборигенами. Макс Дюрпан взглянул на техника. — Или обойдемся без этого? — Как угодно, но предупреждаю сразу: точно определить глубину пробоя невозможно даже и более совершенной аппаратурой. Поэтому оперировать мы можем весьма приблизительными цифрами. — То есть? — Я полагаю, это либо тысяча восемьсот второй, либо тысяча восемьсот девятый год. Такой вот разброс. — Ого! Совсем пустячок — семь лет! — Миказпь присвистнул. — Кстати, далеко отсюда до Парижа? — Километров сто пятьдесят или чуть больше. А зачем тебе Париж? — Бывал пару раз. Хоть одно знакомое место… — Знакомое? Вы говорите: знакомое?.. Дювуа засмеялся, следом за ним рассмеялись и остальные. Должно быть, смех услышали и стрелявшие, потому что огонь вдруг смолк. «Смеются, значит, ожили», — решил про себя Макс. Сложив карту вчетверо, выполз на взгорок. — Что ж, посмотрим, кто там с нами воюет… Стараясь не слишком высовываться, он неспешно огляделся. Место, куда они угодили, возможно, порадовало бы взор художника, но Макс Дюрпан удовольствия от увиденного не получил. Вздымающиеся волнами луга налево, и чахлый лесок направо. Какая-то деревушка на горизонте, и пашни, пашни… А еще говорили, что в старое время кругом были чащи и джунгли. Где же они, господа хорошие? Опять в далеком прошлом? Куда же дальше?.. Один из стрелков, поднявшись, засеменил, меняя позицию. Дюрпан улыбнулся. Очень уж потешно двигался чел ввек. Как в черно-белых немых кинолентах. Шестнадцать кадров в секунду или около того… Дюрпан припомнил слова Броксона о перебросе. Кажется, полковник толковал им, что вторжение в иное время — это все равно что гвоздь, Вбиваемый в древесину. Оно не проходит бесследно Н и определенной степени деформирует окружающее пространство. Отсюда и плотность времени вбли-1И пробоя, и это паршивое состояние. Чужое про-странство давит, норовит выжать вон… — Лейтенант! Макс обернулся. Касеиус впился взглядом в эк-ран своего компьютера. — Кажется… То есть, это еще следует проверить, но основной ствол пробоя оборван. — Что это значит? — Это значит, что друзья, за которыми мы охотимся, здесь. У Дюрпана вырвался вздох облегчения. — Наконец-то! Вы молодчага, Кассиус! Техник скупо улыбнулся. — Можно проверить точнее, но для этого потребуется раскинуть циклическую антенну. Так называемую «чашу». — Раскинем, черт возьми! Какую понадобится, такую и раскинем. Хоть чашу, хоть блюдце. — Но мы должны располагать пространством как минимум метров сорок в диаметре. — Ясно. — Дюрпан снова покосился в сторону французов. — Значит, будем отходить. Все готовы идти? — Лично я — хоть сейчас, — вскинулся Штольц. В этом крепыше энергии всегда было хоть отбавляй. Макс скользнул глазами по лицам остальных, поймал еще четыре не слишком уверенных кивка. — А ты, Лик? Диверсант фыркнул, и Макс понял, что при гражданских, а таковыми, конечно же, являлись Дювуа с Кассиусом, солдат ни за что не признается даже в своем недомогании. Однако им и в самом деле пора было менять дислокацию. Если в момент появления здесь им хватило нескольких выстрелов, чтобы отпугнуть вооруженных всадников, то в самом скором времени все могло измениться. Мушкеты мушкетами, но с помощью этих самых мушкетов Наполеон завоевал всю Европу. Ленивая перестрелка могла вылиться в более серьезный конфликт. — Собираем вещи, — сухо приказал он. — Штольц и Кромп помогают Кассиусу. Лик, приготовь шашки. Будем отходить в дыму… Он покосился на шевелящиеся под ветром травы и кивнул самому себе. Ветерок очень даже подходящий. Можно запалить патрон депрессанта. Пусть нюхнут французики. Глядишь, и желание преследовать отпадет. — Лик! Заготовь патрон желтого цвета. Угостим их «Жасмином». Солдат понимающе улыбнулся. «Это хорошо, Лик, что ты улыбаешься», — подумал Макс. Веселым строем легче командовать. Постепенно ребята приходили в себя, вновь наполняясь уверенностью профессионалов. — Начинаем! — Макс с силой швырнул первую Шашку в сторону залегшего на лугу противника. И следом послал еще, одну за другой. Метнул свои Шашки Лик. Желтый патрон он взвесил на ладони И в сомнении передал капралу. — Давай-ка, богатырь, ты. Это было справедливо. Только Штольц бросал гранаты, шашки и слепящие детонаторы на немыслимые расстояния. — Ну вот, а я уже в лямки впрягся! Почему бы Не пальнуть из под ствол ьника?.. — Ты, Штольц, лучше любого подствольника! Давай, не ленись. Капрал сдернул с себя громоздкий рюкзак с аппаратурой и, потряхивая плечами, взвесил на ладони патрон. — Может, парочку гранат добавить? Шоковых, для психики? — Хватит с них и «Жасмина»… — Три против одного, что не добросишь, — заявил Кромп. Это было у них что-то вроде игры. Капрала нужно было подзадорить хоть самым малым пустяком, и Кромп это делал всякий раз с неизменным успехом. В случае неудачи капрала Кромп оставался вроде как в выигрыше, успех же в равной степени делился между обоими: Кромп уверял всех, что без его затравки Штольц не проявил бы такого старнпия. Металл блеснул на солнце латунными боками, и цитрон, несущий в себе начинку депрессанта, упал РИДОМ с залегшими стрелками. — Здорово! — Дювуа покрутил головой. — Здесь же метров девяносто будет!. — Это еще что! На национальной олимпиаде он и за сто швырял. Патрон лопнул не слишком громко, но на месте взрыва немедленно вспучилось глинистого цвета облако. — Эх, не увидеть нам результата, — пожалел Лик. — Да какой там результат! Пара вдохов — и бегом в ближайшие кусты. «Жасмин» — он такой, только штаны успей расстегнуть. — Вот я и говорю: жаль, не досмотрим до конца… Лик был прав: дым повалил гуще, стеной отгородив стреляющих от диверсантов. Пора было трогаться в путь. Вперед пустили вооруженного до зубов Микаэ-ля. За ним двигались Кассиус, Дювуа и сопровождающие их Штольц с Кромпом. Лейтенант Дюрпан и Лик прикрывали отход.

— Ты ведь хочешь этого, а? Признайся, хочешь? Рюм скалился, потряхивая перед носом хозяина харчевни полиэтиленовым пакетиком с красным порошком. У бедного испанца на лбу выступила испарина, он задергался, извиваясь на полу, силясь разорвать путы. — Конечно, хочет. Что ты его спрашиваешь. — Бонго, устроившийся в углу харчевни, наклонил кувшин, выливая в кружку остатки вина. — Не спеши, — процедил пехотинец. — Этого идиота надо довести до белого каления. — А по-моему, он уже дошел. — Сейчас проверим. — Рюм облизнул губы и перешел на испанский язык. — Вот что, амиго, я тебе не зраг, я тебе друг, и ты убедишься в этом очень скоро. Я уже говорил тебе о доне Кальвадо. Вот этот пакет ты должен внести в его дом, как только на званый обед соберется вся его шатия… — Рюм покосился на Бощо. — Интересно, знает ли он слово шатия? Их испанский, я тебе скажу, это такая тарабарщина! — Похоже, он тебя понимает. — Естественно! — Рюм самодовольно ухмыльнулся. — Так вот, амиго. Пакет передашь из рук в руки, запомнил? Не через слуг, а прямо в руки. Скажешь, что это послание от Риверы, духовного пастыря. Для дона Кальвадо и его друзей. Пусть развернет и зачитает публично. — Хорошее вино они тут наловчились делать! — Бонго причмокнул. Пойду взгляну на хозяек. Поблагодарю, что ли. — Не переусердствуй! — предупредил Рюм. — Это заведение нам еще пригодится. — Не волнуйся. — Бонго успокоил его движением руки. — Жена и обе дочки этого заморыша — лучшая гарантия его преданности. Он знает, что с ними будет, если он станет играть по иным пра-пилам. — Ну, смотри. — Рюм снова обратился к пленнику. — После этого ты вернешься и получишь порошок. Как в прошлый раз. Только не вздумай с нами шутить, дружок, и ничего не перепутай. Как я ска-юл, так и сделаешь, ясно? Испанец часто закивал, на губах его выступила иона. — И умойся! А то смотреть противно. В таком виде тебя к дону Кальвадо и на порог не пустят.

— «…Место это Богом проклято, и всякий, кто новь осмелится снарядить в путь парусники, будь уничтожен в самый кратчайший срок. Это говорю ним я, Повелитель Черных Всадников. Трепещите и молитесь, потому что я здесь, рядом, и слежу за вами также внимательно, как вы следите за своими ветреными женушками. И Пьетро Кастильоне — первый, кто узнал остроту моих зубов. Не спешите следом за покойным. Не спешите угодить под копыта моих Черных Коней…» Дон Кальвадо оторопело оторвал глаза от письма и уставился на человека, доставившего послание. — Кто дал тебе его, мерзавец? Кто подучил тебя? Двое слуг схватили письмоносца за руки, согнули в три погибели, выкрутив суставы. Бедняга застонал. — Он одержимый, это сразу видно! — В подвал его!.. — Странная, однако, бумага. — Дон Кальвадо потер послание пальцами. — Гладкая и поблескивает… — Очень мне все это не нравится. — Сидевший по правую руку от хозяина святой отец покачал головой. — Этого бродягу нужно пытать, и немедленно. Тот, кто послал это письмо… — Сеньор, что с вами! К Дону Кальвадо бросилось несколько человек: он падал, выронив письмо, судорожно цепляясь руками за стол. На пол посыпалась посуда. Смятение охватило людей. Дон Кальвадо дрожал всем телом, на губах его пузырилась пена. Было ясно, что он умирает. Через минуту все было кончено. Леонтий, сын хозяина, бледный и трясущийся, наклонился за письмом, но святой отец жестом остановил его. — Остерегись, сын мой! Это дьявольское послание. Думаю, оно и убило твоего отца. Но, клянусь, я лично займусь этим делом… Паккильи, позови сюда моих людей. Мы должны… Он умолк на полуслове. Письмо тлело прямо на глазах столпившихся вокруг людей, превращаясь в серебристый пепел. Часто крестясь, епископ отшатнулся. — Матерь Божья! Мыслимо ли это!.. Все потрясенно взирали на бездыханного хозяина И на останки письма. — Негодяй! Убийца! Зарычав, Леонтий сбил с ног одного из слуг и метнулся к дверям. В руке его блеснул стилет. Ух-иатив письмоносца за волосы, он рванул его к себе. На него глянули тусклые глаза мертвеца. — О Господи! И этот преставился… — Он что, действительно умер? — Святой отец застыл на месте. Сцена, задуманная Матвеем Гершвиным, была разыграна блестяще. Каждый из актеров сделал то, что должен был сделать. Операция запугивания началась. В таверне Бонго и Рюм гулко столкнули винные кружки, чокаясь за успех предприятия. Жизнь в убежавшем времени начинала им нравиться.