"Привет с того света" - читать интересную книгу автора (Щупов Андрей)

Глава 9

Услышав крики, Дювуа приблизился к окну. У Время обеда на верфи обещало своеобразный аттракцион. Неутомимый Штольц, отложив инструмент, выходил в круг и начинал свое коронное выступление. Узел из дюймового гвоздя, деление 5 Зек. ь 389 досок на части ударами кулака. Подобного здесь еще никто не видел, и на «показательные выступления» новичка сбегались десятки людей. А выглядел Штольц и впрямь великолепно. Рост — метр девяносто два, обнаженный торс, поблескивающий от пота, мощные грудные мышцы, литые плечи, мускулистый узор спины. Рабочие верфи устраивались на земле, на сосновых бревнах, и под одобрительные возгласы капрал демонстрировал французам искусство рукопашной техники, одного за другим вызывая добровольцев в круг. — Обыкновенный шнур… — Он показывал сложенную вдвое диверсантскую удавку. — Веревочка… С помощью этой самой веревочки я справлюсь с дюжиной императорских гвардейцев. Даже если у них будут сабли. — Ну уж!.. На Штольца петухами налетали неверы и тотчас оказывались на земле. С неуловимой быстротой ра-ботая руками, превращая свою «веревочку» то в петлю, то в жестко натянутый «блок», капрал парировал удары, захватывал кисти рук и ноги, рывком опрокидывал нападающих на песок. Что и говорить, для местных работяг лучшего цирка было не придумать. Молодняк взирал на Штольца с обожанием, впитывая каждое слово, и он, рассказывая и поучая, с удовольствием вспоминал капральскую школу. — Кулаком бить — кости ломать. Если кисть не поставлена — работай ладонью. И удар ничуть не слабее, и руку сбережешь… Пока замахиваешься, пять раз схватишь пулю. Бей коротко и точно. Всего-то и точек уязвимых у человека — раз, два и три. Остальное — для узких специалистов… Дювуа отвернулся. Морща лоб, присел на деревянные нары. Лейтенант, подперев рукой щеку, глазел на компьютерный экран. — Что-нибудь интересное вычитал? — Да нет, но… порой это действительно увлекает. — Макс кивнул на экран монитора. — Броксон был прав. Заурядным фанатиком его не назовешь. Такие перлы отпускает — голова кругом идет. Да вот хотя бы это: «Глаза, кожа, желудок, уши и нос — все годится для энергетического потребления. Мы и сами не знаем всех видов усваиваемого нами вселенского топлива. И само общение людей — от дружбы до ненависти — все это тоже чистейшей воды взаимообразная энергетическая подпитка. Двусторонний вампиризм, поведение на уровне фагоцитов…» Вот так, дорогой Дювуа! Вампиризм как единственно возможная форма общения людей — вот что провозглашает мсье Гершвин. — Наверное, в чем-то он прав. — Да не в чем-то, а во всем! Человек — фагоцит! Милое сравненьице! А главное — в точку. Во всяком случае, наш Кромп бы его понял. — Что ж, тем хуже для нас. __ Макс внимательно взглянул на историка. — Ты чем-то расстроен? Ага!.. Император не пожелал с тобой разговаривать, так? — Да нет, беседа состоялась. — Тогда в чем дело, мсье Куро де Шантель? — А в том, что более встреч и разговоров уже, по всей видимости, не будет. Его заинтересовал проект, но не слишком. Кроме того, у него бездна дел, и я чувствовал, что ему не до меня. Во всяком случае, сегодня он выслушал меня скорее из вежливости. — Но все-таки выслушал? — Почему бы и нет? Англия — его застарелая мозоль. Всякий, кто обливает ее помоями, автоматически заряжает его энергией. Так что получается чзрактически по твоему Гершвину. Я сулю императору суперкорабль, и он мысленно любуется руинами британского королевства. Вероятно, он не верит моим словам, но слушать меня ему приятно. — Занятно! Значит, ты у него подвизался на роли сказочника? — Выходит, так… Одно утешение, что не я один. Сказочников и льстецов самых разных калибров в его дворце пруд пруди. — Вижу, на этот раз он тебе понравился значительно меньше, так? — Да нет же, дело не в этом. Наполеон — это Наполеон, и одним этим уже интересен. Да и глупо было ожидать, что проект подводной лодки заинтересует его всерьез. — Жаль. — Макс пробежался пальцами по клавиатуре компьютера, и текст на экране сменился данным в разрезе чертежом парусника. — Если он даст отбой сейчас, нам придется туго. Работы идут полным ходом. Еще немного, и Штольц превратится в первоклассного корабельного плотника. Если бы верфь осталась за нами… — Думаю, так оно и произойдет. Навряд ли нас выгонят… — Дювуа устало пожал плечами. — Тем более что и Талейран не возражает против продолжения работ. Он, конечно, пронюхал о проекте, но пока это не должно его путать. Скорее всего, он будет присматриваться, постарается окружить нас своими сексотами. — Вот и замечательно! Если он в курсе всего, то можно обратиться к нему напрямую. Что мы теряем? Не хочет помогать Наполеон, поможет господин министр. Или ты предпочел бы сотрудничать с императором? — Разумеется, хотя… — Дювуа пожал плечами. — Просто я ожидал чего-то большего от наших встреч. Нынешний император —.замечательная иллюстрация того, до чего в конце концов доводит беспредельная власть. Он постоянно наедине с собой. Ему давно не нужны ничьи советы. По крайней мере теперь мне стало ясно, почему и как он ввязался, а вернее — еще ввяжется в войну с Испанией и с Россией. — А историкам это было до сих пор неизвестно? — Представь себе, нет. Наполеон и сам, оказавшись позже на острове Святой Елены, не сумел вразумительно объяснить эти свои действия. То есть, разумеется, он попытался свалить вину на других, но и это у него вышло крайне неубедительно, судя по его переписке, которая дошла до наших времен почти полностью. Это, безусловно, трагическая фигура… От начала и до конца. Бедность в юности, маленький рост, обида на корсиканского героя Пас-куале ди Паоли, который долгое время являлся его кумиром, но так и не признал юного Наполеона, с пренебрежением отказавшись от дружбы и помощи. Комплексы, комплексы… И при всем том — выдающийся ум. Все мои объяснения он схватывал на лету, отметил узкие места проекта, интересовался грузоподъемностью, скоростью, сроками постройки… Как ты и просил, я сказал, что для начала мы соорудим особый сверхскоростной парусник. — И он проглотил это? — Но я же старался! Куда ему было деваться!.. И ты знаешь, он даже в двигатель наш поверил. С некоторым трудом, но поверил. Поршень сравнил с пулей, а цилиндр — с пушечным стволом. Клапаны, правда, его несколько озадачили, но в конце концов разобрались и с ними. И все же энтузиазма он на этот раз не проявил. Выразился примерно так: дескать, время для таких мощных машин еще не настало. — А как насчет идеи прослыть просвещенным монархом? — Увы, этот человек прежде всего воин. Воин до мозга костей. Плюс немаловажное обстоятель ство, о котором я уже упомянул: корона успела сделать свое пагубное дело. Теперь он уже не сомневается, что произведен на свеъ гением, и главная его миссия — объединение всей Европы под крылом могучей Франции. — Словом, он тебя послал… — Да нет же! Мы поговорили вполне дружески, и верфь скорее всего останется за нами. Но как долго продлится его благоволение? Вот вопрос! Тем более что он всерьез сомневается в реальности на сегодняшний день таких вещей, как паровой двигатель. — И он прав. Технически создать его еще невозможно. — Ну, это тебе только так кажется. Инструментарий древних египтян, если взять для примера хирургию, во многом идентичен инструментам двадцатого и двадцать первого веков. О микрохирургии я, конечно, не говорю, но катаракту и аппендикс они удаляли не хуже наших врачей. И швы накладывали, и даже обезболивающие составы приготовляли. Так что не надо недооценивать древних. — Но император-то твой на попятную пошел, разве не так? — Ну что ж… В общем-то, я был готов к этому. — Дювуа пожал плечами. — Дело ведь по большому счету не в технике, а в сознании. Люди не готовы двигаться дальше, нет тех традиций, без которых прогресс буксует на месте. Всякая новая мысль должна быть выношена, должна дозреть естественным порядком. Уайт, Фултон, Ползунов — все они начинали не на пустом месте… А здесь мы пока первые. Потому Наполеон и не выказал особого восторга. — Место на верфи он нам, однако, выделил. — Что лишний раз свидетельствует о его прозорливости. Макс оторвался от стола, разогнул спину. — Ты думаешь, наш парусник действительно поплывет? — Штольц уверяет, что да. Я, конечно, не специалист, но почему бы и нет? Мы же работаем по проверенным чертежам. — Не совсем. Есть, к сожалению, существенные расхождения. Все-таки дерево — не пластик, а мачта из сосны неизмеримо хуже мачты из стали. Вместо компактного троса приходится использовать пеньковый канат — и так далее, и так далее. Вот и получается вместо пяти тонн верных пятьдесят… Дверь распахнулась, в дом ворвался потный и грязный Штольц. Он был на верфи с самого утра, наблюдая за работами, вникая во все сложные моменты, лично принимая участие в изготовлении отдельных сегментов судна. Пройдя к столу, он жадно схватил за горлышко бутыль с питьевой водой и, обливая голую грудь, начал шумно глотать. — Снова буза, — говорил он в паузах между глотками. — Эти обормоты не желают ничего понимать. Все норовят сделать по-своему. Что такое эллинг, не знают! Скуловых килей вообще не признают. Делать по чертежу наотрез отказываются. Разбил одному пачку — вроде помогло. Только надолго ли? — Ты все-таки поосторожнее с ними! Это тебе не казарменные бунтари. — Да уж куда осторожнее! По четыре раза объясняю! На пятый, если не понимают, перехожу на язык жестов. Что ни говори, а доходчивее ничего человечество не придумало. Хоть и век другой, а понятия те же… С такелажем и рангоутом мы хоть как-то стыкуемся, а как доходит дело до обводов, до внутреннего обустройства, тут-то и начинаются трения. Еще и с баллером какая-то чепуха! Эти орлы убеждают меня, что делают его по-прежнему из дерева. А что он выдержит-то — деревянный? И гафель они крепят как-то чудно. Я ору на них, они на меня — в итоге работа стоит. — А как же язык жестов? — Выйди и посчитай. Их там не меньше дюжины, а кулака у меня всего два. — Беллер?.. Это пушка, что ли? — спросил Дювуа. — Какая там пушка… Ось, на которой крепится перо руля. Дювуа покрутил головой. — Однако нахватались вы тут словечек. Гафели какие-то, баллеры… — А что прикажешь делать? Отправляться в плавание на галошах этих французиков? Спасибо, мне еще жить хочется! — Разве ж я против!.. Макс взглянул на историка. — Знать бы точно, как далеко придется плыть. Если всего-навсего через Ла-Манш — это одно, а если, к примеру, вокруг Африки, то и экипировка нужна соответствующая. — В дневниках он пару раз поминает о бурах, о пирамидах египетских пишет. — Значит, Африка? — Кто его знает… У него и про племена майя много чего понаписано, но майя были так давно, что нынешняя эпоха их никоим образом не касается. — А что тогда касается? — Я уже говорил: Европа, Африка, может быть, Австралия. Нет, в самом деле: стать правителем родины кенгуру сейчас проще простого. А можно обосноваться и на побережье Гренландии. — Значит, Австралия уже открыта? Дювуа кивнул. — И уже несколько десятилетий туда свозят приговоренных в ссылку каторжников. Но пока это дикое место. Ни законов, ни намека на государственность. — Африка, Австралия… — Макс тряхнул головой. — Тем более!.. Значит, надо постараться сделать конструкцию и скоростную, и надежную. — Легко сказать… — Ничего, сделаем. — Поднявшись, Макс хлопнул Штольца по мускулистому плечу. — Что ж, пойдем побеседуем с твоим контингентом. Два кулака — хорошо, а четыре — сам понимаешь… — Еще бы! — Капрал бодро подмигнул историку. Дювуа осуждающе покачал головой. — Тогда и я с вами. Инженеры человеческих душ, понимаешь!..

Стук топоров перекрывал голоса, справа и слева визжали пилы, на особых удлиненных телегах лошади-тяжеловозы подтягивали к булонскому лагерю строительный лес., - Шумно, однако… — Дювуа с любопытством озирался. — А залах какой! Смола, опилки — чудо!.. Штольц хмыкнул. Они прошли мимо людей, обшивающих шкаторинами паруса, и ступили под навес на гладко обтесанный пол, по которому на коленях с мелками в руках ползали мастера. — Это наш плаз, — пояснил лейтенант. — Все детали вычерчиваются прямо на полу в свою натуральную величину. Бушприт, утлегарь, шпангоуты… А далее деталь вытачивается и подгоняется под размеры. Такова здешняя технология. Мелкие детали, разумеется, вытачиваются на станках, которые, по счастью, уже имеют место быть. — Видел я это чудо механики. — Штольц пренебрежительно сплюнул. Ножкой жмешь на пе-дальку, и оно этак лениво крутится! — Радуйся, что хоть такое есть. — Я и радуюсь… Макс приложил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в синеющее море. — Нам тут еще многому предстоит поучиться. В частности мореходству. Кстати, Дювуа, тебя это тоже касается. — Что, прямо сейчас? — Нет, конечно, но будь готов. Так сказать, в моральном плане. — Что ж, попытаюсь представить, что это моя собственная яхта. — А у тебя что, была когда-то своя яхта? — Нет, но одно время хотелось. Очень хотелось. — Вот и отлично! Считай, что мечта сбылась. Тем более что наш парусник более всего как раз и будет походить на частную спортивную яхту. — Не крейсер же нам было строить, — поддакнул капрал. — А на здешних тяжелых шхунах только акул смешить. — А пушки? Вы от них совсем отказываетесь? — Да нет, парочку легких орудий мы, пожалуй, разместим на палубе. Но это скорее для видимости. В общем-то, артиллерия нам не нужна. Лишний груз, а толку никакого. — С нашей осадкой того и гляди перевернемся… — Словом, как-нибудь обойдемся без гаубиц. Зато любой здешний корвет отстанет от нас уже на старте. А если придется отстреливаться, воспользуемся карабинами с оптикой. Лик с капралом у нас мастера по этой части. Но Штольц не услышал его похвалы. Он уже сунулся к мастерам. Усевшись с ними рядом, он яростно тыкал пальцем в рисунок на полу. Французы хму-рижись — замечания капрала им не нравились. Макс с усмешкой взглянул на Дювуа. — Трудно убедить других в том, в чем не убеж ден сам. Мы ведь копируем все вслепую. Вот они и злятся. Чувствуют, стервецы, неуверенность. — Как долго еще продлятся работы? — Думаю, недели три точно. Не так уж много помощников нам выделили. Но по здешним меркам три недели — это более чем скоро. Само собой, о внутренней отделке и речи не идет. Рабочий корпус, рабочие помещения — без бронзы и прочих финтифлюшек. — Завтра или послезавтра нам придется опять навестить министра. На этот раз приглашены все. — Все? — Макс шевельнул бровями. — Ничего не получится. — Почему? — Так… Капрал работает, кому-то за хозяйством нужно приглядывать. В общем, перебьется господин министр. Пойдешь, как и прежде, один. У тебя вся эта дипломатия получается лучше, чем у Других. — Это будет не очень удобно, Макс. Не в том смысле — прилично или неприлично. Будет нарушен протокол, правила поведения. Пойми, здесь все хитрят. И мы тоже вынуждены играть в одну большую игру. Пока мы лояльны, сохраняют лояльность и по отношению к нам. Но если мы покажем норов… — Хорошо, уговорил. — Макс махнул рукой. — Отправимся туда вдвоем. Штольца оставим дежурным на верфи. Заодно он проследит, не воспользуется ли кто нашим отсутствием. — Вдвоем так вдвоем, — вздохнул Дювуа.

Пока переходили из одного зала в другой, Макс успел украдкой шепнуть: — Есть у меня подозрение, что нам просто дурят голову. — Что ты имеешь в виду? — А то, дорогой мой Дювуа, что этот Гершвин мог никуда и не уплыть. Что, если на самом деле он где-нибудь здесь и только ждет часа, чтобы напомнить о себе? Дювуа нахмурился. — Вообще-то это… — Думаешь, невозможно? — Да нет… — То-то и оно! — Макс со значением прищелкнул языком. — Вот и соображай! Что там у нас в ближайшем будущем ожидается выдающегося? В смысле исторических событий?.. — Событий?.. Ну, во-первых, конечно, Аустер-лиц, во-вторых Испания, в-третьих… — Дювуа умолк, потому что они вошли в устланный пышными коврами огромный зал. Свет из просторных окон заливал самые дальние углы помещения, но этого казалось хозяину мало, и слуги успели зажечь не менее сотни свечей, наполнивших залу сладковатым церковным запахом. — Чай! — Опираясь на роскошную трость, хромоногий министр жестом пригласил гостей к столу. — Я не знаю, каковы обычаи в вашем времени, но дружественные беседы, даже между монархами, лучше всего проводить за обеденным или чайным столом. Пустой желудок — плохой советчик. — Хорошо сказано! — Сенатор Клеман чуть склонил голову. — Прежде всего правдиво. Повернувшись к ним и делая приглашающий жест, Талейран мягко улыбнулся. У него и улыбка получалась такой же сладковатой, каким был воздух в многочисленных комнатах дворца. Особняк Галифе, нынешнее обиталище первого дипломата Европы, теснотой и скромностью не отличался. Множество картин на стенах, роскошное оружие, муляжи рыцарей, призраками стоящие справа и слева, мебель, к которой боязно было притрагиваться. — Мда… — Поймав на себе вопрошающий взгляд Талейрана, Макс пояснил: — Место, где я обитал раньше, составляли всего-навсего две жилые комнатки. Так что от ваших просторов просто голова кружится. Как вы здесь ориентируетесь? Талейран рассмеялся. Смех его тотчас подхватил Клеман. Дювуа тоже предпочел обратить все в шутку. — К таким вещам, Макс, привыкают, и привыкают удивительно быстро. — Думаю, намного труднее привыкнуть к обратному, — сказал Талейран. — Ну, мне такая беда явно не грозит… Макс испытывал недовольство от того, что к нему приглядываются. Подобное любопытство может тешить кинозвезд, профессионального диверсанта повышенное внимание только нервирует. Потому и отбрыкивался он от предложения Дювуа, потому и не хотел идти сюда. Гладкая речь Талейрана отнюдь не успокаивала, напротив — заставляла быть начеку. Ум и хитрость министра, о которых толковал ему накануне визита историк, были отнюдь не мифом. Думающего человека видно, как и глупого, — на дистанции. Порой достаточно одной фразы, одной мимолетной гримасы. Помощник императора говорил с наработанной непринужденностью, случайных слов в его фразах не попадалось. — Трудно ли это — путешествовать во времени? — Не слишком, если вы говорите о моменте переброса. — Значит, это происходит мгновенно? — Практически да. — И все-таки, по всей видимости, это не столь простая операция? Иначе люди будущего давно бы заполонили здешние земли. — Вовсе не обязательно. Согласитесь: покинуть свое время непросто по ряду очень многих причин, прежде всего чисто человеческих. Талейран с готовностью кивнул. — Да, я знаю, что такое жить вне родины. Чужие люди, чужие нравы… Я был в опале и в изгнании. Им подали чай, на подносах внесли печенье, халву и другие сладости. — Насколько я понял, закон, регламентирующий перемещение во времени… — Запрещающий, — поправил Макс, — так точнее. — Хорошо, пусть будет — запрещающий… Значит, ваш народ настолько законопослушен, что наличия определенных статей в Гражданском кодексе достаточно, чтобы обеспечить полный порядок? — Как вы успели убедиться, это не совсем так. В противном случае нас бы здесь не было. — Да, да… Нарушители — это беда. — Талейран сокрушенно покачал головой. Манерным движением поднес к тонким губам чашечку, но, как показалось Максу, не сделал ни единого глотка, хотя тощий кадык и дернулся пару раз вверх-вниз. Вот актер! — Люди, за которыми мы охотимся, чрезвычайно опасны. И эта опасность усугубляется тем, что нам совершенно неведомы их планы. В результате каждый новый день может стать днем всеобщей катастрофы. — Для вашего времени, — с улыбкой добавил Талейран. — Но не для нашего, не правда ли? — Как знать… — Дювуа развел руками. — Вы живете в непредсказуемое время. Малейший зигзаг в сторону, и с эшафотов градом посыпятся головы. Путь к миру и стабильности более чем зыбок, а вы копать на этой путаной тропке огромную яму, про-ще, чем вы думаете. — Но где эта тропка, мы ведь все равно не знаем, — возразил собеседник. — Мы вынуждены идти ощупью. Согласитесь, это не менее опасно. В чем-то я даже могу понять ваших нарушителей. Желание переделать и изменить естественно. Вы сами сказали: наше время крайне непредсказуемо. Непредсказуемость плодит ошибки. Куда как более разумно попытаться избежать наиболее роковых. Дювуа промычал что-то неразборчивое и потянулся за печеньем. Макс усмехнулся. Обе стороны упорно тянули на себя одно одеяло. Два хитрющих лиса кругами ходили, примериваясь друг к другу. Козырей на руках было не столь уж много, и пускать в ход главные карты не спешили ни те, ни другие. Талейран сменил тему, хотя, в сущности, атака велась в том же направлении. — Удивительно, но вам удалось всерьез заинтересовать императора. Совершенно поразительный проект! Это в самом деле осуществимо? — В принципе да, хотя строительство подобных судов в сколь-нибудь широких масштабах скорее всего окажется вам не по карману. — Это не слишком утешает. — Но и не слишком огорчает. Новые технологии, а точнее сказать, преждевременные технологии, никогда и никого не доводили до добра. — Значит, подобный опыт у вас уже имеется? — Можно сказать, да. — Дювуа искоса глянул, на Макса. — В свое время мы получили оружие, до которого еще не доросли. Но наши правители, нимало не смутившись, немедленно пустили его в ход. — И что произошло? — То, что и происходит в таких случаях: реки человеческой крови. — Это оружие оказалось настолько мощным? — Вы даже представить себе не можете, насколько мощным и страшным. Самые чудовищные битвы, а они у вас, кстати, еще впереди, не уносили столько человеческих жизней, сколько один-единственный удар этого оружия. Лицо Талейрана помрачнело. Сенатор бросил в сторону историка испуганный взгляд. Однако Макс мог бы поклясться, что произвела впечатление на собеседников отнюдь не мощь таинственного оружия будущего. Дювуа упомянул о будущих битвах, и именно это не на шутку всполошило бывшего аббата и бывшего республиканца. А вот Дювуа, напротив, лучился самой радушной улыбкой. Реплика была им обронена не случайно. — Может быть, бросим кости? — игриво предложил он. — У кого выпадет больше очков, тот и получит нужную информацию. Нам, как видите, скрывать совершенно нечего. — Пожалуй, кости отложим на потом. — Талей-ран успел прийти в себя и не без изящества поднялся. — Сожалею, но в полдень у меня встреча с императором. Вынужден откланяться, хотя завтра и послезавтра я вновь к вашим услугам. Уже покидая залу, Макс неожиданно взял министра под локоток и отвел в сторонку. — Вы умный человек, мсье. Может быть, поговорим более открыто? Скажем, поэтапная сделка — это вас устроит? Вы указываете место, мы называем дату вашей смерти. Все исключительно честно. — Он заговорщицки подмигнул. — Ну как? Идет? Талейран не сумел скрыть охватившей его на миг дрожи. Умные глаза в панике перебежали с Макса на стоящего чуть в стороне Клемана. — Нам нужны эти люди, и мы их все равно достанем. Не лучше ли договориться сразу? Мягким движением Талейран высвободил руку. — Я подумаю над вашим предложением, мсье Дюрпан. — Подумайте. — Макс тронулся к выходу.

— Они хитрят и тянут. — Это потому, что им кажется, что они предугадали ответ. Иначе зачем бы они заручились поддержкой императора? — Вы говорите о верфи в Булони? Талейран кивнул: — Да, дорогой сенатор. Пока строительство не закончено, они не будут спешить. И нам это только на руку. Чем дольше они находятся здесь, на виду, тем больше мы сумеем о них узнать. Уже сейчас за ними неотлучно наблюдает не менее дюжины верных людей. Что-то удастся подслушать, что-то они сами обронят. Так или иначе, но они слишком много знают, Клеман. И нам следует задержать их подольше. — Рано или поздно они все равно выскользнут. Или же поставят ультиматум. И тогда придется назвать им место. Талейран взглянул на сенатора с презрением. — Мы все-таки хозяева, они — гости. И преимущество в вариантах, безусловно, у нас. — Я не совсем понимаю… — Ну во-первых, дорогой сенатор, кто вас просит называть истинное место? Назовите любое другое и ждите. Спустя некоторое время они вернутся, и торговля продолжится. А есть и иной вариант… — Талейран выдержал зловещую паузу. — Реаль получит команду, и все эти посланцы из будущего исчезнут. Яд, пуля, пороховая бомба — сгодится любое из перечисленных средств. А мы станем обладателями снаряжения этих людей, что само по себе уже неплохо. — Но тогда вы не узнаете многих вещей, которые мы надеемся от них услышать. — И опять, мой друг, вы ошибаетесь. Потому, что если оказалось возможным прислать одну группу разведчиков, то найдутся возможности прислать и другую. Но к этой второй встрече мы уже подготовимся должным образом. — Это очень опасная игра, — пролепетал сенатор. — Вы же слышали, что они говорили об оружии. Если они о чем-нибудь догадаются… — Вы идиот, милейший! — Талейран рассмеялся. — Историю нельзя подправлять — вот та истина, которую они отстаивают. Затем и прибыли сюда! Чтобы наказать тех, кто посягнул на святая святых! А мы с вами, по счастью, не последние фигуры в этом государстве. Поэтому при любом раскладе они не тронут нас, понимаете? Даже если обо всем догадаются. Он заложил руки за спину и вдруг почувствовал укол. — Это еще что такое? — Пальцы его нашарили инородный предмет. Не без труда отцепив его от камзола, Талейран разглядел странного вида булавку. Поднеся к самым глазам, пробормотал: — Взгляните-ка, сенатор! Это любопытно! Клеман шагнул ближе. — Действительно… — Что вы думаете об этом, а? — Возможно, недосмотр слуг, хотя… я таких булавок не видел. — И я не видел. Вместо камня металл — да какой необычный! Талейран озадаченно свел на переносице брови. — А не подарок ли это наших сегодняшних гостей? — Если предположить, что они оставили это нарочно… — Молчите! Талейран вскинул руку. Жестом показал, что следует выйти из залы. Булавку он осторожно положил на стол. — Вызовите сюда Филиппе! — зашептал он, оказавшись в соседней комнате. — Мне нужно знать, где они сейчас. Распорядитесь, чтобы доклады отслеживались по времени. Каждую минуту я должен знать, где они и чем заняты. — Вы полагаете, эта вещица… Талейран мрачно кивнул. — Я не знаю, что это, но могу предполагать. Либо это миниатюрное орудие убийства, либо инструмент слежки.

Беседа продолжалась уже в карете. — Какого черта ты намекнул ему про битвы? — А по-моему, вышло как раз недурно. По крайней мере теперь он знает, что лучезарного будущего мы ему обещать не собираемся. Вот и пусть держится за нас крепче. — Вот именно — крепче. Что, если такой малости, как собственное физическое благополучие, ему уже будет недостаточно? Человек захочет подробностей. Потому как напуган и все такое. Вот и вцепится в нас, как клещ, будет тянуть до последнего. — Макс торопливо выложил на колени саквояж, распахнув его, вытянул на свет антенну. — Что ж, настал сеанс радиочаса. Разомкнув наушники, он предложил один Дювуа. — Что это? — То самое, ради чего я согласился пойти сюда. У нас не так много «жучков», но один я все-таки умудрился подцепить господину министру чуть пониже хлястика. Не слишком ловко, но, надеюсь, сойдет. А ты думаешь, зачем я с ним отходил шептаться? Дювуа ошарашенно вставил миниатюрный наушничек в ухо. — А что, если они обнаружат его? — Ничего страшного. Модель неразборная, а посему тайн не выдаст. — Ничего не слышно. — А мы подождем, время у нас есть…