"Крымская ракета средней дальности" - читать интересную книгу автора (Дышев Андрей Михайлович)

Глава 21 АМНЕЗИЯ

Ирэн хотела еще что-то сказать, но я вскинул вверх руку… Какой-то звук насторожил меня. Неужели это рокот скоростного катера? Я привстал, насколько это можно было сделать на тонкой прогибающейся резине, под которой перекатывались волны, и посмотрел по сторонам. Море казалось пустынным, и все же мерный рокот усиливался, становился все более отчетливым.

– Если это опять убийца, – сказал я, – то ты должна незаметно прыгнуть в воду и спрятаться за бортом.

– И оттуда спокойно смотреть, как он будет тебя расстреливать, – издевательским тоном добавила Ирэн.

У нас стал намечаться несвоевременный и достаточно глупый спор, но, к счастью, мы не успели перейти на повышенные тона.

– Это вертолет!! – закричал я, увидев парящую в небе винтокрылую машину, и замахал руками. – Это спасатели, Ирэн!! Черт возьми, мы выжили!! Фальшфейер давай!!

– Ура!! – радостным голосом отозвалась Ирэн, торопливо вытряхивая содержимое аварийного комплекта на дно плота. Раскидывая в стороны ставшие ненужными предметы, она схватила гильзу фальшфейера и протянула мне. Я поднял ее над головой и рванул за веревку. Фальшфейер зашипел, и из него повалил густой красный дым.

Вертолет пролетел мимо, но тотчас развернулся, описал круг над местом катастрофы и завис над нами. Грохот, ветер, вонь горелого топлива, рябь на воде! Спасение пришло! Нам не придется ночевать на плоту, экономить воду и беречь заплесневелую шоколадку на последний день!

– Он нас заметил, Ирина! – горланил я, размахивая фальшфейером и кашляя от едкого дыма.

Дверь вертолета ушла внутрь, обнажив темный проем.

– Сейчас нам сбросят лестницу! – крикнул я Ирэн. – Готовься подниматься первой!

Я увидел, как в проеме появилась фигура человека. Он посмотрел вниз, сплюнул и помахал нам рукой. Затем взвалил на плечо видеокамеру и замер. Кажется, это был тележурналист. Молодчина, хорошие кадры нашел! Наверное, за этот репортаж ему неплохо заплатят.

Я отвел руку с фальшфейером так, чтобы дым обволок наши лица. Телевизионная слава нам совсем ни к чему. Я бы даже сказал, что она нам вредна, как диабетику шоколадный ликер. Правильно сказала Ирэн: нас нет, мы погибли. Пусть в «Новостях» покажут качающийся на волнах плот, затянутый густым красным дымом, в котором с трудом можно различить фигуры каких-то абстрактных людей.

Журналист закончил снимать, снял камеру с плеча и опять помахал нам рукой. Ну, теперь можно скидывать лестницу. Однако нам никто ничего не скинул, если не считать еще одного репортерского плевка вниз. Дверь закрылась, вертолет увеличил обороты, грозно зарокотал, лег набок и полетел вокруг маслянистого пятна. Сделав пару кругов, он взял курс на берег.

– Это все? – спросила Ирэн, провожая взглядом удаляющийся вертолет. – И на том спасибо. Морально поддержали.

Мы сидели друг против друга, испытывая что-то вроде стыда. Нам было стыдно за нашу радость и надежду. Выходит, мы слишком переоценили себя, коль были уверены, что ради нас к месту катастрофы прислали вертолет. Ирэн загрустила, легла посреди плота, раскинув руки в стороны, и притворилась спящей.

Прошло еще полчаса. Мы изнывали от зноя, но в воду не лезли. Я выловил обрывок паруса и сделал из него некое подобие тента. Ирэн бережно сложила аварийный комплект в резиновую сумку и тщательно затянула горловину. Мы оба молчали, словно забыли буквы и слова, и в нашей памяти сохранились лишь одни вопросительные знаки.

– А к нам кто-то плывет, – равнодушным голосом сказала Ирэн, глядя в сторону берега из-под ладони. Она уже не ликовала, не кричала «ура», предусмотрительно сдерживая эмоции. Правильно! Мало ли кто летает и плавает в Черном море? Всем радоваться?

Я тоже взглянул в сторону берега. Небольшой теплоход. Вроде тех, на которых катают курортников «в открытое море».

– Когда он притормозит, – сказала Ирэн, – и туристы схватятся за камеры и фотоаппараты, то предлагаю немедленно взобраться на борт. Иначе, пока прибудут спасатели, наши физиономии появятся в рекламах купальников и надувных лодок.

Проявляя завидную выдержку, мы с Ирэн лежали рядышком и смотрели на приближающийся теплоход. Опустив за борт руку, я медленно разгребал воду, удерживая плот в нужном направлении. Когда нас разделяло метров пятьсот, теплоход издал протяжный вой, похожий на тот, каким слон объявляет своему стаду о найденном водоеме. Мы, наученные горьким опытом, продолжали лежать. Пока не убедимся, что это спасатели, – рукой не пошевелим.

Теплоход сбавил ход. Белая громада медленно надвигалась на нас. Мы уже различали толпу людей, стоящих на палубе. Многие из них были одеты в оранжевые комбинезоны. Из широкой, косо усеченной трубы вился сизый дым. Наконец теплоход замер в сотне метров от нас. На палубе началось оживление. Кто-то отрывисто и невнятно говорил в мегафон. С грохотом разматывая могучую цепь, в воду опустился якорь.

– Продолжаем лежать, – сказала Ирэн.

Матросы принялись спускать на воду моторную шлюпку. Когда она поравнялась с палубой, в нее торопливо полезли люди. Они толкались, мешали друг другу и ругались. Наверное, нечто похожее происходило на тонущем «Титанике». Я заметил, что самым наглым был лысенький низкорослый человечек с видеокамерой в руках. Он размахивал своим аппаратом во все стороны, словно гранатометом, и другие жаждущие попасть на борт шлюпки с испугом шарахались от него.

Наконец шлюпка, заполненная людьми под завязку, коснулась воды. Завелся мотор. Вспенивая воду, шлюпка поплыла к нам.

– Сейчас будут брать интервью, – сказал я. – Готовься ответить на вопрос, не было ли у тебя искушения попить морской воды и съесть меня.

– А я не буду ничего отвечать. Прикинусь ненормальной, – ответила Ирэн.

Шлюпка приблизилась к нам и несколько раз объехала плот по кругу.

– Эй, вы живы? – крикнул рослый мужчина в джинсовой безрукавке, который сидел на корме и держал ручку управления.

– Молчи, – едва шевельнув губами, предупредила меня Ирэн.

До нас донесся всплеск весел. Шлюпка приблизилась к плоту и мягко коснулась его своим бортом. Кто-то, пытаясь удержать плот рядом со шлюпкой, нечаянно огрел меня веслом по голове. Я поморщился и открыл глаза.

Раздался всеобщий возглас, а затем аплодисменты. На нас смотрели десятки жадных глаз. Самым большим из них был объектив видеокамеры. Под ним горела красная лампочка, похожая на луч лазерного прицела. Худая девушка в потертых джинсах и с давно не мытой головой, опершись о борт шлюпки, протянула мне похожий на эскимо микрофон.

– Как вам удалось выжить?

– Хватайте их за руки и ноги! – предложил мужик в безрукавке.

Я приподнял голову, затем сел, изображая полное отупение. Камера фиксировала каждое движение на моем лице.

– О чем вы подумали, когда поняли, что остались живы? – проглатывая окончания, скороговоркой произнесла «немытая» девушка, тыча микрофоном мне в лицо.

– Я могу сесть в вашу лодку? – спросил я.

Все, за исключением девушки с микрофоном, дружно потеснились, освобождая мне место на лавке. Корреспондентка стояла на моем пути насмерть.

– За кого вы будете голосовать на предстоящих выборах?

Я встал, осторожно ступил босой ногой на пружинистый борт плота и оттуда шагнул в шлюпку, навстречу протянутым ко мне рукам. В какой-то момент я сделал вид, что теряю равновесие, и со всей дури врезал рукой по видеокамере. Лысый выронил ее. Камера упала в воду и, снимая мир морской фауны и флоры, пошла ко дну. Однако корреспондентка удержала микрофон, шнур которого натянулся как кукан с богатым уловом. Лысый подскочил к ней и тоже схватился за микрофон. Пока они вытаскивали камеру из пучины, я благополучно перебрался на шлюпку и уже оттуда подал руку Ирэн.

– Я врач, – представился мне молодой мужчина в голубой униформе с красным крестом на спине. – Как вы себя чувствуете? Нет ли на вашем теле ран или ушибов?

Я не успел ответить, как на меня и Ирэн набросили теплые одеяла. Хорошо, что шлюпка тронулась с места и помчалась навстречу свежему ветру, иначе я бы получил тепловой удар.

Подвинув врача, ко мне протиснулся другой мужик – плечистый, с пышными усами и недобрым взглядом.

– Кто-нибудь уцелел, кроме вас? – спросил он. – Видели ли вы живых людей в салоне в момент соприкосновения самолета с водой?

Ах, вот оно в чем дело! Спасатели решили, что мы с Ирэн – пассажиры злополучного самолета.

– Это ошибка, – произнес я, но вдруг Ирэн, сидящая рядом со мной, сделала неловкое движение рукой, и ее локоток припечатался к моим губам.

– Какое соприкосновение с водой? – пробормотала она. – О чем вы говорите… Это был кошмар, кошмар! Мы были единственными, кто летел в салоне бизнес-класса, может, поэтому остались живы…

Что она несет? Зачем она убеждает этих людей, что мы в самом деле были пассажирами самолета?.. Я повернул голову и многозначительно посмотрел на Ирэн. Тут шлюпка причалила к теплоходу. Оттуда уже спустили трап. Все, кто сидел в шлюпке, заторопились наверх. Врач стал кричать, чтобы нам с Ирэн помогли выбраться из шлюпки, но никто не принял эту команду в свой адрес. Шлюпка ударялась бортом о трап, скрипела и стонала. Мужик в безрукавке пытался поймать свисающий сверху крюк. Лысый телеоператор, пройдясь по моим ногам, стал громко отчитывать корреспондентку за то, что она не успела поймать камеру. При этом он тряс перед ее лицом намокшей кассетой, но брызги почему-то летели в Ирэн.

Мы поднимались на борт теплохода в числе последних.

– Ты что несешь? – шепнул я Ирэн. – Зачем сказала, что мы летели в самолете?

– Потому что они верят в это! И грузить их сейчас легендой о яхте и разрубившем ее крыле – глупо и неправдоподобно! – так же шепотом ответила Ирэн.

– Да у них есть полный список пассажиров, которые летели на том самолете! Сейчас они поинтересуются твоей фамилией…

– А я скажу, что забыла, кто я. Нам надо прикинуться чокнутыми. Пусть отвезут в больницу. А оттуда мы спокойно сбежим…

Спорить уже не было времени. Мы поднялись на палубу. Там нас поджидало еще несколько видеокамер. Ирэн закрыла ладонью лицо и воскликнула:

– Уйдите! Уйдите! У меня горе!

Журналисты наперебой начали задавать нам вопросы о том, пили ли мы мочу, обыскивали ли карманы у трупов и правда ли, что в минуты крушения самолета пассажиры испытывают сильное сексуальное возбуждение. К счастью, сквозь строй к нам протиснулись четверо рослых парней в белых халатах и с носилками. Я решил, что в горизонтальном положении буду больше соответствовать имиджу пассажира, который пережил авиакатастрофу, и, не предупреждая, плашмя упал на носилки. Санитары едва удержали меня, лица их напряглись, шеи вытянулись. Кряхтя, они стали пробиваться сквозь толпу. Ирэн немедленно последовала моему примеру. Она точно изобразила требуемый образ и даже безвольно опустила руку, которая свисала с носилок и раскачивалась в такт шагам санитаров. Опытные журналисты сразу приметили в этом хороший кадр и принялись фотографировать руку Ирэн крупным планом.

Я позавидовал ей и тоже скинул руку с носилок, но мои пальцы тотчас коснулись пола, а секундой позже я почувствовал на них чью-то рифленую подошву. Я очень правдоподобно застонал и вдобавок выдавил из себя неприличное слово. Тотчас в мои губы ткнулся микрофон, упакованный в круглую мочалку.

– Какой вам запомнилась катастрофа?

– Люди сидят в креслах, стюардессы разносят водку, – умирающим голосом произнес я. – И вдруг ужасный грохот, треск отваливающегося крыла, страшный ветер и жуткие крики…

– Вы счастливы, что остались живы?

– Не то слово…

– А как ваша фамилия?

– Не помню… То ли Мухин, то ли… Не, не помню…

Журналисты, как по команде, зашуршали списками пассажиров, отыскивая похожую фамилию.

– Может, Блохин? – выкрикнул кто-то.

– Нет, не Блохин, – ответил я твердо.

Тут группа парней в оранжевых спецовках оттеснила журналистов от носилок, и нас с Ирэн внесли в большую светлую каюту, пропитанную медикаментозными запахами.

– Раз, два, три! – скомандовал санитар, чтобы одновременно со своим напарником переложить меня на кровать, но кто-то из них опоздал на долю секунды, и я ударился головой о железную спинку.

Ирэн, увидев, как обошлись со мной, предусмотрительно схватилась рукой за раму кровати и сама перебралась на кровать.

Вокруг нас столпились люди в белых халатах. Центральное место в кругу медиков занимал высокий седой старец с проницательными глазами. Он сложил руки на животе и, нахмурившись, минуту пристально смотрел мне в глаза. Наверное, это был профессор, не меньше.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Плохо, – ответил я и скривился, словно съел дольку лимона. – Память отшибло.

Ассистенты, окружающие научное светило, многозначительно и с пониманием закивали головами, над ними пронесся шепоток: «Амнезия… амнезия…». Матерый доктор никак не отреагировал на мою жалобу и спросил:

– Что болит?

– Затылок, – честно сказал я.

– Он только что о спинку кровати ударился, – наябедничал кто-то из молодых.

– Не только о спинку, – уточнил я. – Я еще об интерцептор ударился.

– Обо что, простите? – спросил доктор и склонился надо мной.

– В общем, это такая небольшая деталь на крыле самолета, – объяснил я.

Профессор выпрямил спину, посмотрел налево, направо, повсюду встречая удивленные и восхищенные взгляды, и произнес:

– Невероятно!

После чего он повернулся к Ирэн.

– У вас тоже память отшибло? – спросил он.

– И память отшибло, и все тело болит, – подтвердила Ирэн.

– Может, ее раздеть, осмотреть и ощупать? – предложил кто-то из молодых.

Профессор строго взглянул на молодую поросль отечественной медицины и коротко распорядился:

– Обоих на рентген! Противошоковая терапия. Глюкозу внутривенно. Морфин по необходимости. Антидепрессанты. И передайте капитану, пусть немедленно отправляется к берегу!

Шурша халатами, толпа медиков во главе с профессором вышла из каюты. Мы переглянулись с Ирэн и подмигнули друг другу. Минутой позже вокруг нас столпились военные. Я обратил внимание, что лица у всех были трагически-недоуменными. Среди них белой вороной выглядел молодой мужчина в строгом костюме и с идеально ровным пробором.

Он присел на край моей кровати, заботливо выдернул из-под себя мою руку, на которую нечаянно сел, и мягким, вкрадчивым голосом спросил:

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, что произошло за минуту до того, как самолет начал падать?

– У меня отшибло память, – повторил я то, что уже говорил медицинскому светиле.

– Неужели вы ничего не запомнили? – недоверчиво спросил мужчина.

Я наморщил лоб, изображая титаническую работу мозга.

– Мы летели…

– Так! – поддержал мое начинание мужчина и ниже склонил голову.

– Стюардессы разносили напитки…

Черт знает, о чем ему говорить?! О том, что видел ракету с белым дымным следом? А если экспертиза докажет, что в иллюминатор ее невозможно было увидеть и меня уличат во лжи?

– Затем вдруг… вдруг раздался хлопок…

– Хлопок? – быстро уточнил мужчина.

– Да, хлопок… В общем, взрыв…

– Этот взрыв прозвучал внутри салона или же за бортом самолета?

Мне захотелось с укором посмотреть в глаза Ирэн, которая заварила эту кашу, но между нами стоял плотный строй военных.

– Кажется, за бортом, – неуверенно произнес я.

Мужчина шумно вздохнул и кинул испепеляющий взгляд на генерала с голубыми лампасами.

– Товарищ министр, – дрожащим голосом произнес генерал, и его лоб стал стремительно покрываться крупными каплями пота. – Не могли мы попасть в этот самолет! Гарантию даю! Мы вообще работали в другом секторе! Все наши ракеты ушли с полигона в квадрат «Бэ-четыре» и самоликвидировались над морем, в двухстах километрах от этого места! Мы четко держали учебные цели, никаких отклонений от заданного курса быть не могло. Все наши ракетчики – отличники, специалисты высокого класса…

– О ваших отличниках и специалистах, генерал, мы поговорим в другом месте, – пообещал мужчина.

Генерал побагровел и замолчал. Мужчина повернулся ко мне и мягким голосом добавил:

– Значит, за бортом самолета раздался взрыв, – напомнил мне он. – И что было потом?

Все, подумал я с горечью. Генералу – труба! Теперь с него снимут погоны.

– Потом грохот, треск обшивки, ураганный ветер, крики… В общем, что было дальше, я уже слабо помню. Пришел в себя, когда уже был в воде.

– Самолет развалился, когда упал в воду?

Я отрицательно покачал головой, и тут со своей кровати отозвалась Ирэн:

– Нет, он начал разваливаться еще в воздухе.

Все военные, в том числе и генерал, обернулись и посмотрели на Ирэн. Могу представить, сколько проклятий и угроз они мысленно произнесли в ее адрес.

– Товарищ министр, – произнес генерал негромко, искоса глядя на меня, как на заведенную бомбу. – Как можно принимать во внимание доводы людей с частичной потерей памяти? Вы взгляните на них – они же до сих пор в шоке! Я вовсе не хочу подвергать сомнению их желание помочь нам докопаться до истины. Но давайте будем объективны: разве смогли бы они выжить, если бы самолет развалился в воздухе?

Этот довод показался министру заслуживающим внимание, и он вопросительно взглянул на меня.

– Самолет развалился в воздухе, – твердо сказал я. – Это я помню совершенно отчетливо.

Кажется, в душе министра зародилось сомнение. Мне было жалко генерала, благополучие которого висело на волоске, и все же я не мог идти против истины. На собственной шкуре я прочувствовал, какой ценой достается правда и как легко ее затоптать в грязь. Ирэн, испытывая, видимо, те же чувства, проявила солидарность со мной:

– И я совершенно отчетливо помню, что самолет развалился в воздухе! – ревниво сказала она. – Ему оторвало крыло и хвост!

– Товарищ министр! – ринулся в атаку генерал, но тут в каюту зашел человек в оранжевой спецовке. В руке он держал покореженный обломок самолета с дыркой посредине. Нечто похожее, с таким же идеально круглым, словно проделанным дрелью отверстием, я держал в своих руках час назад.

– Что? – спросил министр у человека, понимая, что без приглашения зайти сюда можно было лишь по причине, из ряда вон выходящей.

Человек поднял кусок металла и обвел пальцем отверстие.

– Это пробоина от стального шарика диаметром два сантиметра, какие обычно используются в качестве начинки для ракет класса «земля-воздух», – доложил он.

Министр пытливо взглянул в глаза генерала. Тот взял обломок, покрутил его в нервных пальцах и пожал плечами.

– Невероятно… – пробормотал он, не в силах поднять глаза. – Просто невероятно… Но это мог быть шарик от обыкновенного подшипника, которых в узлах и агрегатах самолета сотни!

– Не рассказывайте нам сказки, генерал! – жестким голосом ответил министр. – Кто, кроме вас, мог еще сбить самолет? Вы проводили учения с боевой стрельбой! Вы запускали по целям ракеты! Именно в это же время самолет пропал с экранов радаров!

Министр замолчал, полагая, что он поставил точку в расследовании инцидента, и в сопровождении клерков быстрыми шагами направился к выходу из каюты. Военные с угрюмыми лицами торопливо расступались перед ним. Громко хлопнула дверь.

Генерал, насупив брови, снова повернулся ко мне. Не исключая, что он сейчас кинется на меня, я на всякий случай сжал кулаки.

– Вы понимаете, что это невозможно? – устало и обреченно произнес он. – Даже если предположить ошибку в определении цели, то все равно наши ракеты не могли долететь до этого места. Еще на полпути у них бы закончилось топливо.

Я смотрел на него с сочувствием. Генерал в какой-то степени был моей родственной душой. Он, как и я, был уверен в своей невиновности и тоже искал себе алиби. Но я ничем не мог ему помочь. То, что я рассказал министру, было правдой: самолет действительно взорвался и развалился еще в воздухе – ни больше ни меньше. А количество топлива в ракетах, радиус их действия, секторы стрельбы и прочие нюансы меня вовсе не волновали. Над этим пусть ломают голову эксперты.

Наверное, генерал по моим глазам догадался, о чем я думаю. Он скорбно и с пониманием кивнул, вздохнул и пошел к выходу. Офицеры на цыпочках последовали за ним. Это было похоже на траурную процессию, на прощание с умирающим военачальником, роль которого, разумеется, играл я.

Я провожал глазами мундиры, которые толпились у двери, с нетерпением ожидая, когда мы с Ирэн останемся наедине и сможем обсудить наши действия в перспективе. Но тут вдруг моя компаньонка проявила инициативу.

– Генерал, не могли бы вы задержаться? – звонко сказала она.

Генерал остановился, повернулся и со слабой надеждой взглянул на Ирэн.

– Идите! – сказал он офицерам и махнул рукой. Затем приблизился к кровати. – Вы хотите мне что-то сказать?

Ирэн подождала, когда из каюты выйдет последний офицер.

– Я думаю, что эта противная амнезия продержится недолго, – сказала она, мило улыбаясь. – И мы сможем вспомнить еще какие-нибудь важные факты по вашему делу.

– Не думаю, что это уже поможет мне, – с мрачным пессимизмом заметил генерал. – Отставка, милая девочка. В лучшем случае мне грозит отставка!

– Но зачем так сразу опускать руки! – назидательно заявила Ирэн.

– Да, вы правы, – согласился генерал. – Но вам легко так говорить, потому что вы никогда не поймете, как это трудно. Как это трудно – нести в душе осознание своей вины за гибель полторы сотни ни в чем не повинных людей!

Он говорил красиво, с пафосом, и будь я более сентиментальным, то непременно бы прослезился.

– И все же: как вас найти? – спросила Ирэн.

– Как меня найти? – рассеянно повторил генерал. – Совсем нетрудно. Наверное, я буду под домашним арестом. Буду шаркать потрепанными тапочками по скрипучему паркету в своем кабинете. Буду ходить из угла в угол и думать об этих ста пятидесяти… И так изо дня в день, из месяца в месяц…

Его глаза повлажнели. Он провел ладонями по нагрудным карманам, нащупал маленькую записную книжку, раскрыл ее на первой попавшейся странице, написал на ней номер телефона, подробный адрес и каким троллейбусом проще доехать. Вырвав листок, он протянул его Ирэн.

– Что ты еще собираешься вспоминать? – спросил я, когда генерал вышел.

– Я ему верю, – ответила Ирэн безапелляционно. – Он не виноват в том, что случилось с самолетом!

– А кто виноват? Наш убийца? – не скрывая иронии, спросил я.

– Может быть! – упрямо ответила Ирэн.

– Теоретически все может быть, – согласился я. – Убийца рассчитал траекторию движения яхты, траекторию полета самолета, затем пробрался в воинскую часть, вывел из ангара пусковую установку и первой же ракетой сбил самолет, который, в строгом соответствии с расчетами, рухнул прямо на нас. В следующий раз он спустит с орбиты космическую станцию, которая ударит нас по затылку, когда мы будем загорать на пляже острова Бали.

– Очень остроумно, – ответила Ирэн.

– А ты будь реалисткой!

– Я была реалисткой целых три дня, но наше расследование зашло в тупик!

– И потому решила потешить себя сказками?

– Потому я решила отработать даже самые невероятные версии!

Мы бы еще долго ругались в таком тоне, если бы не пришли санитары и не увели Ирэн на рентген. В ее отсутствие мне вкатили лошадиную дозу антидепрессантов, отчего мне вскоре стало все до глубокой фени, и я уснул крепким сном без сновидений.