"Эпоха бедствий" - читать интересную книгу автора (Мартьянов Андрей)

Глава четырнадцатая. Ускользнувшая победа, несостоявшееся поражение

Война - занятие неинтересное и невеселое. Турнир с установленными раз и навсегда правилами наверняка доставит удовольствие прекрасным дамам, помахивающим шелковыми платочками и с восторгом следящим за бьющимися на ристалище избранниками. Поединщики относятся друг к другу с надлежащим уважением и с радостью берутся за незаточенное оружие, имея возможность доказать всему миру и самим себе, что в боевых искусствах им нет равных, однако никогда не бьют противника насмерть. В случае же если соперники излишне раззадорятся, угрожая собственным жизням, герольды всяко остановят поединок, не доводя дело до крови. Турнир красив: знамена, трубы, женщины в великолепных нарядах, доспехи, посеребренные кольчуги, гербы... По крайней мере, так происходит ратная потеха в Нардарском конисате и империи Нарлак. Ничуть не хуже дело обстоит в Аррантиаде, где воители сходятся в сражении вообще без доспехов, а то и без одежд. В Саккареме принят конный бой на затупленных саблях, цивилизация Шо-Ситайна предусматривает даже не сражение, а демонстрацию искусства владения оружием и телом... Но здесь шла война. Увы, самая настоящая.

У человека, побывавшего в битве - любой, не обязательно грандиозной, когда стенка на стенку встречаются тысячные армии и нескончаемые кавалерийские лавы, - очень быстро исчезают радужные представления о военном ремесле. Если, правда, они не пропали еще до сражения, в лагере, где приходится жрать подгоревшую кашу, сдобренную прогорклым салом и испорченным мясом (и это еще счастье, когда в кашу кладут мясо); если человек не подцепил опасную болезнь, у него не загноились царапины, не сожжена солнцем кожа или трачены морозом кончики пальцев; если мешок с припасами и снаряжением не кажется неподъемным тюком, который даже верблюд не поднимет; если не приходится под ледяным ветром торчать в бесполезном, как кажется всегда, и никому не нужном карауле, ибо точно известно, что противник не нападет в течение ближайших двух седмиц; если не...

Куда исчезли многоцветные штандарты, солнечный блеск доспехов и победная поступь идущей по трупам врага армии? Почему их заслонили серая обыденность, вши, недоедание и чувство вечной усталости? Рано или поздно наступит первый бой, когда тебе рассекут до кости бедро и ты будешь валяться в луже собственной крови, наблюдая за вытаращившимися в небеса и подернувшимися белесой дымкой глазами товарища, у которого из раны на животе вывалились кишки и можно углядеть черную кромку рассеченной печени.

Если первая стычка пережита, начинаешь привыкать. Бесследно пропадают мерзкие насекомые, потому что додумаешься, как их нужно травить. Еда перестает казаться гадкой и однообразной, со временем начинаешь обнаруживать, что на тебе всегда чистая рубашка - с чего бы? А-а... Не хочется страдать от лишая или залечивать потертости на коже? Поговорив с лекарем, сам того не замечая, научишься зашивать раны, в том числе и на самом себе, вскоре будет достаточно лишь недолгого времени для сна, чтобы чувствовать себя отдохнувшим. Тяжелый и неудобный клинок становится чуть ли не родным братом, и, коснувшись рукояти даже в кромешной тьме, ты отличишь свое оружие от чужого. А потом битва начинает доставлять удовольствие. Бывший новобранец постепенно превращается в человека войны. А если нет - то в войске ему делать совершенно нечего.

Драйбен никогда не считал себя человеком боя и прекрасно сознавал, что уже не станет. Возраст не тот. Вот лет десять назад... Теперь бывший эрл Кешта привык к удобствам, хорошей пище, своевременному отдыху и папирусной тишине библиотек, где провел свою молодость. Впрочем, если рассудить справедливо, жаловаться особо не на что. Они с Асверусом и так находились в привилегированном положении. Во-первых, в кавалерии, что давало больше шансов выжить. А во-вторых, "Сизый беркут", что ни говори, являлся элитой. На чужаков здесь смотрели настороженно, а иногда и презрительно, и, если бы не особые обстоятельства, двоих нардарцев никогда не допустили бы в строй конного отряда аррантов.

Умение владеть оружием детям из дворянских семей Нардара прививают с раннего детства. Конисат ни с кем не воевал вот уже полторы сотни лет, однако традиция сохранялась. Другое дело, лежит ли к подобному ремеслу душа или становится тошно при одном взгляде на клинок. Драйбен знал свои скромные возможности. Противостоять одному или даже трем необученным мечному делу грабителям он сумел бы с легкостью, однако выйти против настоящего рубаки нардарец никогда бы не решился. Немедленно сказалось бы отсутствие опыта, незнание особенностей боя против нескольких противников и все такое прочее. Он с легким удивлением поглядывал на худощавого (не сказать - тощего) Асверуса, удивляясь, каким образом в его дальнем родственнике, не кажущемся особо сильным и уж точно не идущем ни в какое сравнение со здоровяками из "беркутов", рождается сила, способная поддержать дух и тело, а заодно и слишком нерешительного мага-недоучку. Последний откровенно побаивался, хотя и пытался скрыть свои чувства.

Асверус, напротив, с горящими глазами наблюдал за маневрами кавалерии степняков, раздраженно или радостно вскрикивал в зависимости от хода завязанного боя, пока что не распространявшегося дальше пехотного строя. Когорты пеших воинов выстроились слева от расположения фланга, составлявшегося из кавалерии разных государств, и пока тумены мергейтов пытались рассечь надвое войско шада, не задевая подчиненную Даманхуру конницу.

- Смотрите, смотрите! - увлеченно коммен тировал Асверус, говоря больше для себя, неже ли для слушателей. - Варвары откатываются! Не смогли преодолеть даже первую линию пехоты! Хвала богам, что они надоумили тысячников использовать колья против всадников-мергейтов!

Когда первые тысячи конных степняков приблизились к выстроившимся в громадный прямоугольник пешим легионам шада, никто из саккаремцев не шевелился - просто стояли и ждали. Вот уже вопящая орда степняков в лучном перестреле от строя щитов, в пятидесяти шагах, в двадцати... Последовал короткий приказ, и доселе лежавшие на земле остро заточенные деревянные пики поднялись, не успевшие развернуть коней подданные хагана со всего маху налетели на острия, затем к небесам вознесся злой визг раненых лошадей, перед строем образовался завал тел, а пехота отступила на три шага назад, теперь защищенная от наступавших барьером из мертвой плоти. Там, где мергейты сумели врубиться в ряды саккаремской армии, завязались короткие стычки, но вскоре командовавший первой атакой туменчи понял, что следует отходить.

Мергейты изменили тактику. Разорвать пополам армию Даманхура с налету не получилось. Теперь следовало изводить противника короткими выпадами, тучей стрел и арбалетных болтов, - степняки, прошедшие по Саккарему, быстро уяснили, насколько большой силой обладает этот невиданный ранее стреломет, и взяли его на вооружение. Хотя лучные стрелы мергейтов, пущенные в упор, с такой же легкостью пробивали любой щит и любой доспех.

Доставалось и кавалерии Даманхура. Стоявшие на флангах конники наблюдали, как на них движется темная лава мергейтов, подходит на расстояние выстрела, выпускает множество стрел, а затем отходит. По счастью, степняки не причиняли особого вреда людям в доспехах, но ранили лошадей. Однако, следуя строжайшему приказу, саккаремцы, арранты и нарлаки не двигались с места, зная, что мергейтам необходимо спровоцировать конницу противника на атаку. В этом случае разгром неминуем - Гурцатовы псы немедленно возьмут отряд в клещи и перебьют.

- Вот дерьмо! - выругался Драйбен, когда очередная стрела ударилась в его круглый щит, но, не пробив металлической оковки, только царапнула по поверхности и свалилась на песок. - Когда мы наконец начнем?

- Когда пожелает Даманхур и его многомудрые военачальники. - Асверус мрачно взирал на равнину, где войско мергейтов перестраивалось в обширный полумесяц, готовый огромным серпом обрушиться на врага. - Шад во многом прав. При всех ошибках, допущенных при выборе диспозиции, он справедливо рассудил, что надо терпеть и дожидаться, пока варвары не решатся на плотный бой. Гонять по равнине мы их не можем, степняки более подвижны. А вот когда они завязнут в пехоте.

- А если нет? - озираясь, предположил Драйбен. - Вдруг они никогда на это не решатся? Гурцат - а я с ним хорошо знаком - отнюдь не дурак. Тем более что ему помогает чужая сила Хозяина Пещеры. Представьте, мой принц: хаган увидит, что атаковать в лоб бесполезно, ибо пехота держит строй, и главнейшие свои силы направит на фланги. Только не в упор, со стороны восхода, а с полуночи и полудня. Он просто заставит своих командиров обойти наше войско, ударит по кавалерии, мы обязательно начнем отступать под таким натиском и затопчем свою же пехоту, зажатую между двумя огромными конными полками. Будь я на месте Гурцата - обязательно послал бы тумен или два в обход через горы, по заброшенной дороге. Чтобы ударили в тыл.

- Вы выдающийся стратег, - язвительно сказал Асверус. - Почему тогда не вы командуете битвой? Хотя... В высших рассуждениях есть доля разумности. Но мы все равно ничего не можем поделать. Героически погибнуть - сколько угодно. А вот предотвратить возможную катастрофу? Это нет. Однако посмотрите, первая атака захлебнулась, и у меня создается впечатление, что мергейты растеряли большую часть своей решительности.

- Решительности? - простонал Драйбен. - Решительность им придает отнюдь не жажда обрести победу в этой забытой всеми богами пыльной пустыне. Не забудьте, кто стоит за их спиной! Чудовище, монстр, чужеродная тварь, являющаяся виновником всей этой крови и способная влиять на разум людей! Они никогда не остановятся!

- Все уши прожужжали, - недовольно отмахнулся Асверус. - "Тварь, чудовище, мы все умрем!" В данный момент я не вижу никакого другого противника, кроме грязных дикарей. О высоких материях давайте рассуждать позже.

Драйбен замолчал, огляделся и сквозь прорезь шлема сумел заметить чуть недоуменный взгляд безымянного арранта-смертника, не вступавшего в разговор с самого начала сражения. В его глазах явственно читался вопрос: "О чем это вы говорите, любезные господа? Какое такое чудовище?"

* * *

Не правы были люди, утверждавшие, будто хаган мергейтов Гурцат стал безумцем. Ничего подобного. Гурцат сохранял здравый рассудок, способность к умозаключениям и рассуждениям и самостоятельно принимал большинство решений. Однако он прекрасно понимал, что со времен штурма Мельсины многое изменилось.

Подарок всегда оставался рядом. Это невидимое нечто, способное обращаться любым предметом, необходимым в данный момент, от отлично вырисованного саккаремскими мудрецами плана местности или кинжала до обычной плошки с любимым хаганом кобыльим молоком, уже не просто советовало - приказывало. Иногда Подарок принимал облик погибшей жены Гурцата, словно напоминал о цене нынешнего могущества.

Но чаще всего подношение Хозяина Самоцветных гор являлось в виде созданной из мельчайших пылинок, постоянно кружащих серых хлопьев и призрачных розоватых огоньков тени, отдаленно напоминавшей человека высокого роста, которому по недоразумению приделали пару широких крыльев. Не таких, как у летучей мыши, а скорее как у орла или кречета. Призрачное создание, будто бы насмехаясь над мергейтами, громоздилось на спине белого коня бога войны, однако лошадь не беспокоилась, видимо не ощущая присутствия чужого или не обращая на него внимания. Это выглядело странно, потому что животные, особенно домашние, куда острее человека ощущают вредоносную волшбу, а лошадь так и вообще с незапамятных времен считается защитником своего хозяина от нечистой силы.

Размышляя о природе Подарка и своего господина из горной пещеры, хаган счел, что тварь, постоянно сопровождавшая войско, к творениям злобных ночных богов не относится. Но почему тогда она навевает почти животный страх на любого, кто встретится с ней близко? Туменчи и новый шаман Гурцата долго привыкали к Существу, но, видимо так и не свыкнувшись с его присутствием, по извечной людской привычке стали делать вид, будто его здесь нет. Словно незамечаемая опасность перестает от этого излучать угрозу.

Сам Подарок на окружавших Гурцата людишек гордо не обращал внимания, предпочитая изводить самого хагана. Гурцат устал бояться. Бояться собственной тени, вздрагивать при каждом резком звуке и холодеть, увидев, как вечером в шатер входит умершая жена. Потому некоторые тысячники и решили, что Гурцат начинает терять рассудок. Если присмотреться повнимательнее, то в его глазах читалось отнюдь не безумие, а постоянный, накрепко привившийся и никогда не исчезающий страх. Хаган понимал, что таким образом Повелитель Самоцветного кряжа подчинил его себе и не желает отпускать узду, но поделать ничего не мог, да и не хотел.

Отказ от дальнейших завоеваний стал невозможен. Несмотря на все переходы, сражения, вспышки болезней и прочие неурядицы, войско казалось неутомимым. Когда тумены вышли к закатной реке Междуречья, Урмии, Гурцат посчитал, что край мира достигнут. Дальше, на противоположном берегу, расстилалась плоская равнина, за которой лежали бескрайние пески Альбакана, в полуночной стороне начинались болота, скрывавшие за собой чужие и непонятные страны, населенные людьми с белой кожей. Завоеванных пределов вполне достаточно, чтобы накормить всех мергейтов, дать каждому по стаду овец и коров... Не это ли главная цель похода?

Зимы в Саккареме мягкие, снег выпадает только в областях, близких к Самоцветным горам и примыкающих к ним степным равнинам. Сейчас, осенью, следовало отвести армию полуденное, дать туменам отдых и приступить к созданию государства, объединенного железной волей хагана. Но случилось удивительное: совет десятитысячников прямо высказал Гурцату желание идти дальше.

Припасов достаточно, нукеры рвутся в бой, принятые в войско саккаремские кочевники-каталибы не получили, в отличие от остальных, своей доли добычи... Саккаремский хаган Даманхур собрал армию и теперь возжелал отомстить пришельцам за потерю трона. Если обойти болота, направив тумены в сторону полуночи, то вскоре мергейты достигнут новых стран, богатства которых несравнимы с саккаремскими: сказочной империи Нарлак, где люди поклоняются огню, Свободных ко-нисатов, управляемых бездарными разжиревшими курайши. Лишь когда победоносная армия Вечной Степи увидит Закатный океан, можно будет остановиться и обустраивать мир по-новому, по законам Заоблачных.

Подарок заявился той же ночью. На сей раз Повелитель счел необходимым предстать в облике темноволосой женщины с резкими чертами лица, светлой кожей и большими карими глазами. Черная с серебром хламида беззвучно колыхалась, в свете масляных ламп поблескивали огромные серьги в виде треугольников с чеканным вылупившимся глазом.

- На днях шад приедет в Священный город, - не поприветствовав Гурцата, заговорила гостья. - Владыка сгинувшего Саккарема может быть опасен, а потому я придумал одну забаву, способную пошатнуть все основы привычного для твоих врагов мирового уклада.

"Почему она говорит о себе в мужском роде? - возникла мысль у хагана. Хотя для меня уже не имеет разницы. Мужчина, женщина... Око..."

- Утром собери конную сотню из самых верных людей, - безразлично-спокойным голосом продолжало распоряжаться Существо. - Переправимся на тот берег Урмии и отправимся на полуночный закат. Тебе стоит поглядеть, как бегут враги, устрашившись нашей мощи. И... Туменчи верно говорили - война не закончена. Пусть Гурцат станет повелителем всего материка.

Снова пляска розовых огоньков, сероватый пепельный туман и запах грозы. Женщина исчезла. Утром Гурцат выполнил все ее приказы.

В Альбаканской пустыне что-то пошло наперекосяк. Подарок на глазах у Гурцата и его изумленных нукеров собрал звериное войско, должен-ствовашее отнять мужество и смертно напугать обитателей Священного города саккаремцев, однако мысль Хозяина вернулась под утро в прежнем облике темноволосой женщины, и стало ясно, что Господин недоволен.

Со времени часа Быка где-то в отдалении полыхали изумрудные зарницы, посверкивали молнии, ударявшие в землю, в пустыне поднялся холодный ветер.

- Боги гневаются, - ни к кому не обращаясь, сказал Менгу, верный тысячник хагана. Его взгляд блуждал по окрашенному малахитовой зеленью ночному небу. Мы зря обидели чужого бога. Там его улус, святилище... Этот бог больше не станет нам помогать.

Гурцат ничего не ответил, но запомнил слова Менгу. Он, как и все мергейты, знал, что богов в этом мире превеликое множество, что каждый из богов любит смелых и сильных, однако не терпит оскорблений от человека. А тут хаган и его проклятый Подарок обидели саккаремского Атта-Хаджа нападением на его вотчину. Уяснив эту истину, Гурцат решил не дожидаться возвращения Мысли Господина, развернул коня и поехал обратно, в сторону переправы через великую реку. Он не желал участвовать в войне богов между собой. Нукеры, переглянувшись, отправились вслед.

Женщина в черно-серебряном широком платье появилась перед рассветом, и лошадь хагана всхрапнула, увидев в полутьме пятно абсолютной тьмы.

Разглядев, кто именно загородил дорогу отряду, хаган, вдруг позабыв весь свой страх, вопросил презрительно:

- Ну, кто сильнее - ты или саккаремский Атта-Хадж?

Призрак не ответил, только повел рукой и приказал:

- Отправляйся обратно. То, что было необходимо, я сделал.

"Несколько дней таскались неизвестно зачем, - с раздражением подумал Гурцат. - Обещал, что покажет свое величие, свою великую силу! Зарницы на небе, несколько волчьих стай... К чему было приводить меня сюда?"

Неожиданно хаган понял: Подарок неразлучен с ним, с Гурцатом, и может действовать, только когда рядом находится подчиненный ему человек. Надо учесть на будущее.

...Спустя несколько дней Оно уговорило хагана отправить посольство в Меддай. Предложить мир, если уж Гурцату так не хочется воевать. Условия пусть придумает сам хаган.

К сожалению, у Гурцата больше не имелось такого советника, как Драйбен, и никто не мог сказать владыке Степи, что отсылать Даманхуру голову его родного брата крайне оскорбительно, а выдвигать требование немедленно склонить голову перед новым повелителем закатных и восходных пределов континента просто неприемлемо. Гурцат поступил по традициям мергейтов - побежденный так или иначе должен согласиться на любые условия.

Еще Гурцату донесли крайне интересную новость - ее рассказал шаман, ставший свидетелем необычного разговора, состоявшегося как-то ночью между бывшим невольником туменчи Менгу Берикеем и некоей странной женщиной, которую в лагере прежде никто никогда не видел. Шаман не слышал, о чем именно они говорили, и сумел различить только чуть более громкие возгласы саккаремца: "Да, госпожа, я все сделаю, госпожа".

- Что ты задумал теперь? - задал вопрос Гурцат, когда Подарок вновь объявился в человеческом облике. Посольство к тому времени уже уехало в город бога саккаремцев. - Я слышал, будто ты виделся с Берикеем?

- Одна стрела, один щелчок тетивы, - пропела Мысль Хозяина. - Берикей сумасшедший, а потому тебе... нам более не понадобится. Пусть исполнит свое предназначение. Даманхур все равно мертвец, и уже давно. Нужно лишь, чтобы его похоронили. А теперь слушай...

Хаган слушал. И подчинялся приказам. Вернулся Менгу, принеся радостную новость: аттали - владыка Священного города - отвернулся от саккаремского шада и готов признать владычество мергейтов. Из числа посланных в Меддай людей пропал Берикей, а в день его исчезновения кто-то стрелял в Даманхура. Гурцат знал, кто это был, однако не проронил и слова.

Подарок, выслушав сообщение из Меддаи, очень по-человечески пожал плечами. Раз аттали эт-Убаийяд согласился принять нового владыку - отлично. Гурцат же, хорошо знавший людей, заподозрил аттали в лукавстве, но снова ничего не сказал. Если Оно не может проникнуть мыслью в Город, охраняемый божеством Саккарема, значит, найдена хотя бы одна слабая сторона Повелителя Самоцветных гор: пока он не может противостоять богам этого мира. Хаган приказал отправляющимся на полночь туменам обойти Меддаи и ни в коем случае не трогать святилища и шаманов Атта-Хаджа. Остальное войско двинулось к полуденному закату. Переправа через Урмию заняла два полных дня.

Впереди войско ждали пески Альбакана и великая битва, о которой в Степи будут слагать песни еще тысячу лет.

* * *

По мнению Драйбена, сражение у Аласорского хребта доселе напоминало фигуры одного из нарлакских танцев, когда пары быстро сходятся и расходятся, лишь коснувшись кончиков вытянутых пальцев партнера. Мергейты постоянно старались раззадорить конницу неприятеля стремительными наскоками и обстрелом из луков, но тысячники подчиненного шаду войска тщательно соблюдали букву приказа: не трогаться с места и ждать, пока у степняков не кончится терпение.

- Я хотя и чту Предначальный Огонь, воплотившийся в солнце, - с выражением крайнего неудовольствия буркнул Асверус, - но был бы просто счастлив увидеть хотя бы одну тучку. Боги, до чего жарко... Еще немного - и мы сваримся в собственных доспехах. Драйбен, видели мергейтов? На них только кожаные нагрудники и стеганый войлок. Заметили?

- Знаю, - ответил нардарец. - Как-никак, прожил в улусах степняков не одну луну. Не беспокойтесь, они тоже страдают от солнца. А на предмет тучки... Обернитесь.

Асверус, скрипнув ремнями амуниции, глянул назад, рассмотрел кирпично-красные стены скальной возвышенности, поднял глаза и вдруг поспешно сорвал с головы тяжелый шлем.

- Ничего себе! - воскликнул Лаур. - Что это такое, по-вашему?

- Заказанные вами тучки, - саркастично проворчал Драйбен, подозрительно оглядывая сине-черные грозовые облака, наползавшие со стороны Аласора. Поздравляю. Воевать будем в грязи и под дождем. Хотя последний дождь, о котором имеются упоминания в хрониках Меддаи, шел в Альбакане лет тридцать назад. Не понимаю, отчего боги, ответственные за низвержение с небес живительной влаги, решили порадовать нас грозой именно сегодня?

- Охладить пыл, - фыркнул Асверус. - Только чей? А если серьезно - это мне не нравится. Я облака имею в виду. Неприятное предзнаменование. Вы, часом, магии не чувствуете?

- Кто мне недавно твердил, будто ему "все уши с колдовством прожужжали"? беззлобно огрызнулся Драйбен. - Кто не верит в волшебство? Конечно, я чувствую необычное в надвигающейся грозе, однако... Умения не хватает. Вот Кэрис...

- Что вы заладили: Кэрис то, Кэрис это! Выискали пример для подражания! Я всегда считал, что нелюди должны жить отдельно от человека и не вмешиваться в дела смертных. Без них забот хватает!

Постепенно нарастал вой степняков, снова приближавшихся к конным сотням аррантов и саккаремцев, но потомок кониса уже не обращал на них внимания. Только привычно поднял щит над головой, защититься от стрел. Несколько сотен варваров подобрались к врагу на расстояние выстрела, выпустили стрелы (теперь уже гораздо меньше, чем во время первых атак) и откатились.

- Если вспоминать все известные нам слухи об этих горах, а заодно учесть опыт недавнего путешествия в гробницы заброшенного города, - задумчиво протянул Драйбен, - кажется, мы преуменьшили опасность, исходящую от заложенной в кратере этого потухшего вулкана древней нечеловеческой магии. Можно вывести интересную закономерность. Вот смотрите: страж некрополя проявил часть своей силы, увидев двоих людей. Нас он не убил, потому что мы наверняка казались ему безопасными. Что страшного могут сделать двое смертных? Мертвый караван на дороге, по мнению стража, представлял большую опасность: людей много, они любопытны, сокровища гробниц в опасности. Если логика рассуждений стража именно такова - чем больше людей, тем серьезнее угроза покою захороненных в Аласоре мертвецов, - то сегодня он имеет полное право гневаться как никогда сильно. Война, тысячи или десятки тысяч двуногих, которые после битвы наверняка рванут грабить драгоценности из упокоищ и громить саркофаги... Представляете такой образ мыслей?

- У вас солнечный удар, - сочувственно проговорил Асверус, глядя на компаньона сквозь узкие смотровые прорези вновь одетого шлема. - У меня под рукой бурдюк с водой, не хотите? Знаете, как можно назвать ваши выкладки, Драйбен? Сумасшествие с навязчивой идеей постоянного преследования. Это обычная гроза, самые тривиальные облака и стократ виденные вами огненные молнии. Страж гробницы, эта черная сопля, не способен сотворить настолько грандиозное природное явление. Покинула магия наш мир, а ее жалкие остатки бессильны.

- Отчего же? - не выдержав, заговорил аррант-одиночка, по-прежнему стоявший рядом с нардарцами. - На Великолепном Острове можно увидеть самых чудесных волшебных созданий, они во множестве обитают в море...

- Одно дело нелюди, обладающие нелюдской магией, а совсем другое человеческое волшебство, - с апломбом заявил Асверус. - И уж тем более Аррантиада. У вас там все через задницу!..

- Э-э... - Аррант подавился воздухом и побледнел от ярости. Теперь он уже был готов примерно наказать несдержанного на язык чужеземца, но...

Взревели боевые трубы аррантской центурии, и громыхнули барабаны саккаремцев. Это означало, что получен приказ, только оставалось неясным, какой именно. Следуя распоряжениям десятников, кавалерия уплотнила строи и развернулась чуть вправо.

- А я предупреждал, - пробормотал Драйбен, уяснив, что происходит, и потуже затягивая ремень шлема на подбородке. - Я говорил!.. Ну, сейчас начнется...

- С-стратег, - прошипел Асверус. - Накликал!

Двадцатитысячный отряд мергейтов смел немногочисленный пеший отряд прикрытия, миновал небольшой овражек и атаковал конницу правого фланга. То же самое происходило и на противоположном краю саккаремской диспозиции, и одновременно не прекращался лобовой натиск на основной строй пехоты.

Прежде всего командирам кавалерийских сотен Саккарема требовалось быстро вывести застоявшихся всадников из-под удара мергейтского серпа, прорвать строй варваров и ударить им в спину как раз в тот момент, когда степняки уткнутся лицом в пешие легионы. Именно такой приказ и был получен - на скалах находились сигнальщики, поднявшие одновременно алые и зеленые знамена. Это означало: "Зайди в тыл противника и бей".

Вначале медленная рысь, затем быстрее и быстрее, потом галоп. Драйбен и Асверус находились на окраине клинообразного строя, двинувшегося на прорыв полумесяца мергейтов, и оказались одними из первых, кто принял на себя удар вопящей, брызжущей слюной безумной орды. Пики, заменившие тяжелые копья, были отброшены немедленно, едва их острия пробили тела оказавшихся поблизости мергейтов, Драйбен отмахнулся от какого-то нахального степняка мечом и сам удивился, заметив, как тот вылетел из седла.

Во время прорыва прежде всего необходимо не потерять направление и не оторваться от своих, ибо в таком случае быстрая смерть гарантирована. Нардарские глухие шлемы не давали возможности для широкого обзора, но Драйбен с Асверусом пытались не упустить из виду багровый штандарт аррантов, поднятый над острием кавалерийского клина. Эрл Кешта ощутил на своем левом плече несколько малочувствительных скользящих ударов не то саблями, не то ятаганами, его плащ мигом превратился из сплошного куска материи в живописные лохмотья, изрезанные остриями степных клинков, лошадь Драйбена уже била копытами по упавшим наземь аррантам и воинам Гурцата, однако неслыханное везение и благосклонная рука судьбы не оставляли нардарца без внимания. Справедливости ради стоит заметить, что немалую роль здесь сыграл тяжелый доспех с пластинами, ибо сабли мергейтов соскальзывали по кольцам кольчуги, шлему и наплечникам.

Наконец конная цепь, подобно огромной косе заходившая с полуденного восхода, раскололась в нескольких местах, кавалерия Даманхура, разогнавшись, описала полукруг, перестраиваясь из клина в широкую лаву, готовую ударить по соприкоснувшимся с пехотинцами мергейтам, и тогда степняки окажутся между молотом и наковальней: к пешим когортам будет невозможно подойти, ибо конница не может противостоять тяжеловооруженной копейной пехоте, а сзади будут давить саккаремские всадники. Если подобный маневр в точности повторен и на левом фланге, значит, четыре тумена мергейтов оказались в окружении. А степняки, пытающиеся задавить численностью пешие когорты, составленные из аррантов, сегванов, мономатанцев и наемников с полуночи, получат свое, когда в действие войдет засадный полк.

Как известно, ни одна битва не проходит так, как ее запланировали. Действия противника всегда непредсказуемы, особенно когда имеешь дело с варварами, не представляющими, что такое военное искусство и правила ведения боя. Мергейты, учуяв опасность, попытались проскочить между пешим строем и дышащей в затылок кавалерией шада, у многих это получилось, однако тысячники саккаремцев вовремя заметили отход противника и постарались перекрыть ему дорогу. А далее началось столпотворение.

Сигналов уже никто не видел, каждый дрался сам за себя, всадники Даманхура, несколько переусердствовав с натиском, железным кулаком пробили окруженные отряды степняков и нарвались на копья своей же пехоты, нарлакские кнехты, не разобравшись, атаковали отряд дангарского ополчения, одеждой напоминавшего подданных Гурцата, легионы, не выдерживая натиска с трех сторон, шаг за шагом отступали к горам, а мергейты вертелись в общей свалке и резали всех подряд.

Однако армии цивилизованных государств оставались в более выгодном положении. Благодаря разумным приказам опытных военачальников и своевременным маневрам больше половины конной армии Гурцата угодило в окружение. Кавалерия Полуденной державы вместе с копьями нар-лакских дворян быстро уничтожила не меньше двух туменов на левом фланге и начала теснить Гурцатовых безумцев, наседавших на прямоугольник пешего строя.

...Обычно во время всеобщей рубки не думаешь ни о чем, действуя скорее машинально и подчиняясь инстинкту, однако у Драйбена постоянно мелькала одна мысль: "Что-то неправильно". Неправильность состояла хотя бы в том, что неожиданно исчезло солнце и Альбаканская равнина погрузилась в полутьму, созданную густыми темными облаками. Нардарец не боялся умереть - в момент сражения о смерти вообще не думаешь и страх уходит, - но все равно где-то под грудиной сжимался тошнотворный сладенький комочек предчувствия. Бывший обладатель серебряной короны эрла не зря учился волшебству.

Драйбен начал уставать. Рука, сжимавшая меч, почти онемела и поднималась с трудом, левое предплечье, на которое опирался щит, гудело от постоянных ударов, пот заливал глаза, а снять шлем и вытереть лицо не имелось никакой возможности вплоть до вечера, когда армии наверняка разойдутся или одна из сторон одержит победу. Асверус давно потерялся в свалке - не ребенок, сам знал, куда лез. Ему, как послу Нардарского конисата, было необязательно брать в руки оружие и идти сражаться. Сидел бы в лагере шада... Но Драйбен чувствовал, что его прикрывают. Человек, чья лошадь держалась справа и сзади от коня нардарца, умело отводил удары от чужеземца, а случайно обернувшись, Драйбен мельком заметил запыленную белую тунику арранта.

"Ага, наш одиночка все-таки решил драться в паре со мной, - подумал нардарец, принимая на щит очередной сабельный удар, и, подавшись вперед, отразил атаку узкоглазого степняка в меховой шапке. - Хотя это может быть кто угодно..."

После полудня, когда равнину накрыла облачная тень и над головами сражающихся гулко взревели раскаты приближающегося грома, ни одна из сторон не могла похвалиться особым успехом. Саккаремцам казалось, что еще немного - и они наконец одержат первую победу в войне со Степью, а мергейты чувствовали неослабевающую поддержку со стороны некоей неведомой силы, стоявшей за их плечами.

Сейчас решить исход Аласорской битвы могла любая случайность.

К вящему неудовольствию Даманхура, он полностью потерял возможность управлять ходом сражения. Пехота, не нарушая построения, отступила к горам приблизительно на половину арбалетного перестрела и ушла в глухую оборону, став неуязвимой, - тяжелые щитники со своими пиками прикрывали остальных, атаки мергейтов захлебывались, а запас лучных стрел у степняков начал истощаться. Саккаремская кавалерия увлеченно рубилась с окруженными ею туменами, однако никто не знал, что у Гурцата в запасе остается самое малое пятнадцать тысяч конных, придерживаемых для решительного удара.

"Нынешнему сражению не суждено закончиться полной победой, но поражения ожидать тоже не приходится", - рассудил шад, когда стало ясно, что пешие когорты неприступны и легкие всадники Вечной Степи не сумеют рассеять пехоту. Однако "тактика дикобраза" не приносила никакой пользы: ощетинившиеся пиками и кольями когорты стояли на месте, и только. Вскоре мергейты вообще перестали обращать внимание на пеших и полностью сосредоточили свои силы на кавалерии.

Всадникам приходилось туго. Боевой порядок давно нарушился, отряды смешались, на окраинах поля боя отдельные отряды саккаремцев и мергейтов носились друг за другом, стараясь либо прижать противника к горам, либо взять в кольцо и уничтожить. В самом центре сражения образовалась невероятная давка, и было невозможно определить, кто именно держит верх, но вскорости наблюдатели, засевшие на скалах, просигналили шаду и его тысячникам, что мергейты медленно, но неуклонно теснят саккаремцев и наемников. Пришло время вводить в битву запасной полк под командованием Энарека.

Степняки опередили. Для никогда не обучавшегося военному искусству Гурцата слова "стратегия" и "тактика" ровным счетом ничего не значили. Он доверял только своей интуиции да неслышимым советам Хозяина. Именно Подарок, воплощенная Мысль Владыки Самоцветных гор, сейчас настоятельно приказал хагану отправлять в бой все резервы. Один тумен и еще пять тысяч.

Темная лава степняков, стоявших в полулиге от Аласорских оазисов, снялась с места и быстрой рысью пошла в сторону поднятого копытами многих сотен лошадей облака пыли, висевшего над местом сражения. Приказ был прост: убивать всех. Задавить числом, отсекая саккаремские отряды друг от друга и истребляя поодиночке. Больше никаких фальшивых отступлений, наскоков и столь же быстрых отходов. Врубиться в ряды противника и... Дальше на все воля Заоблачных.

Стало очень темно - над равниной нависла плотная и тяжелая туча, она ворочалась в небесах, словно боров в луже. Гурцат поглядывал на необычное явление природы с тревогой, ибо Подарок тоже забеспокоился, - крылатая тварь, оседлавшая белого коня, еще больше расцветилась огоньками, из розовых превратившихся в малиновые. По долгому опыту общения с Подарком хаган понял: Хозяин встревожен. Почему - непонятно. Облако как облако - только форма необычная, надвигается гроза, собравшаяся над возвышенностью. Но если бы Гурцат умел чувствовать близкое присутствие волшебства, он не раздумывая отдал бы своим нукерам приказ развернуться и как можно быстрее уйти обратно в пустыню, на восход или полдень. Его армия сумела изрядно потрепать саккаремцев, остальных можно будет добить потом, но ставить под угрозу, исходящую от неизвестного колдовства, свои лучшие тумены хаган не стал бы.

Подарок, не соизволив поделиться с Гурцатом своими соображениями, внезапно обратился густым искрящимся облачком, поднялся со спины лошади и, словно клуб пыли, быстро поплыл в сторону Аласора.

- Куда? - Тут уж хаган испугался всерьез. Он слишком привык к своему покровителю, и на какое-то мгновение ему показалось, что Хозяин оставил своих верных слуг, почувствовав некую призрачную угрозу. Безусловно, Гурцат боялся Повелителя, но еще больше боялся того, что однажды тот, заскучав или разочаровавшись, бросит мергейтов на произвол судьбы.

"Я должен вмешаться. - Перед глазами хагана запрыгали красноватые светящиеся пятна, и он понял, что Подарок обращается к нему с помощью мысли. Не предполагал, что здесь стрясется нечто подобное. Быстрее завершай сражение, добей кавалерию Даманхура и уводи своих в пустыню, на полуночный восход. Я постараюсь сдержать то, что идет с гор".

- С гор? Что идет с гор? - прорычал Гурцат, но ответа не получил. Мысль Хозяина ушла в сгустившуюся тьму, канув в тучах пыли и нагретом сухом воздухе.

- Менгу!

Тысячник появился по первому зову, подогнав свою косматую лошадку на вершину бархана, с которого Гурцат обозревал сражение.

- Отходим. Поднимайте черные бунчуки! Дай сигнал всем туменам уходить от гор.

Молодой тысячник чуть удивленно нахмурился - как так? Бой почти выигран, а хаган вдруг отдает приказ к отступлению? Но Гурцат знал, что делал. Если нечто сумело напугать даже Подарок Хозяина, то людям лучше уйти. Хаган хотел сохранить армию.

- Иди! - рявкнул владыка Степи на Менгу, и тот исчез. Конечно, гонцы доберутся до всех туменчи с изрядным опозданием, но Гурцат понимал, что отдал распоряжение не зря. Облако, надвигавшееся с гор, постепенно приняло вид гигантской птицы, у которой почему-то росла голова собаки. Может быть, такие очертания возникли из-за игры ветров и воздушных потоков, но в черном волнующемся покрове таилось зло, способное запросто сокрушить вся и всех. Недаром проводники-саккаремцы только под угрозой смерти согласились показать войску Гурцата дорогу к Аласору и шепотом рассказывали страшные предания о некоем чудовище, избравшем пустынные взгорья местом своего обитания.

В нескольких лигах на полдень, за грядой холмов, стоял засадный полк Даманхура. Дозорные заметили сигнал, призывавший дейвани Энарека отправлять свои кавалерийские тысячи в битву, но государственный управитель Саккарема как-то странно переглянулся с конисом Борживоем, командовавшим большим отрядом тяжеловооруженных нарлаков и воинов из Вольных конисатов, кивнул и приказал своим гонцам:

- Передать всем сотникам и тысячникам - битва проиграна. Шад приказывает нам отступать в сторону Дангары.

* * *

Драйбен увидел Асверуса случайно. Арранты из "Сизого беркута" наголову разгромили крупный отряд мергейтов, уступавших островитянам в боевой выучке настолько, что казалось. Великолепные рубят детей, а не наводящих ужас на весь континент степняков. Конная центурия получила изрядную передышку: саккаремцы оттеснили мергейтов к полуночи, и воители из Аэтоса оказались в тылу Даманхуровых гвардейцев, продолжавших отгонять варваров от скал и опустевшего военного лагеря.

Потомок Юстиния, как это ни странно, выглядел свежим и бодрым или, по крайней мере, старался таковым казаться. На его кирасе и наплечниках доспеха красовались изрядные вмятины, кольчужный рукав справа оказался порван, а на кованом металлическом украшении шлема развевался драный лисий хвост.

- Трофей! - весело пояснил Лаур-младший. - Случайно сорвал с какого-то дикаря и прихватил себе. Вы еще живы, Драйбен? О, да, как я погляжу, вы не один?

Нардарец машинально оглянулся. И точно: чуть позади и справа за ним ехал все тот же аррант из "беркутов". Они бились в паре, и теперь Безымянный не желал покидать Драйбена, который тоже прикрывал его спину. Тем более что битва еще не закончилась.

- Не один, - согласился эрл. - А куда вы подевались?

- Закон военного искусства полуночных земель гласит: в сражении действуй сам, по своему разумению и возможностям, - прогудело из-под шлема Асверуса. Признаться, теперь жалею, что принимал эту догму буквально, ибо ходить под единым командованием гораздо проще и выгоднее. Вообразите, я внезапно оказался по уши в мергейтах, а вокруг - никого своих! И ничего, выкарабкался...

- Повезло, - хмыкнул нардарец. - Кто вас вытащил, саккаремцы?

- Ну уж точно не арранты... Смотрите! Опять атакуют! Очень надеюсь, что рано или поздно в действие вступит подготовленный шадом резерв.

Аррант, сгорбившийся в своем седле, даже не посмотрел в сторону пустыни, откуда накатывалась новая волна степняков. Их удар примет на себя конница Мельсины. Если же мергейты прорвутся, "беркутам" снова придется вступать в дело.

Центурион и десятники аррантских всадников быстро восстановили строй, Драйбен занял свое место в паре с Безымянным, а Асверус остановил свою лошадь позади. Мальчишка явно намеревался снова погеройствовать в одиночестве.

"Почему так темно? - отдышавшись, соображал Драйбен. - Если я не потерял ощущения времени, то солнце недавно ушло из зенита и начало склоняться к закату. Самый разгар дня, а мрачно, как во время сумерек на Сегванских островах. Что такое происходит?"

Над головой оглушительно бухнуло, лошади устало забеспокоились, а Драйбен с удивлением отметил, что по металлу шлема и кольчуге забили тяжеленные капли ливня. Нардарец, во время сражения и думать забывший о своих чувствах посредственного мага, призвал все свое умение и попытался проникнуть мыслью через завесу этого удивительного дождя. Когда же он понял, в чем дело, едва не вывалился из седла.

- Асверус! - Его голос с трудом прорвался сквозь шум льющих с небес струй воды, однако Лаур-младший подъехал ближе и наклонил голову. В глубине смотровых щелей его тяжелого шлема поблескивали глаза. - Асверус, нужно убираться отсюда как можно быстрее! Куда угодно! К мергейтам, в пустыню, в горы!..

- Да что случилось? - не понял младший сын кониса. - Что вы паникуете? Мне дождь, наоборот, приятен. Это все-таки лучше, чем жариться весь день на солнце.

- Аласор проснулся! - выкрикнул Драйбен. - Такого средоточия колдовской силы я вообще никогда не видел и даже не думал, что подобное возможно! За нашими спинами - мощь сотни армий! И она движется сюда!

- Но мы же не можем так просто взять и уехать! - возмущенно заорал в ответ Асверус, пытаясь перекричать рев внезапно начавшейся бури. - Вы же дворянин, эрл!

- Я не против того, чтобы меня убили в честном поединке или в сражении, однако не хочется погибать из-за причуд давно забытых колдунов! Сила Аласора не станет разбирать правых и виноватых! Она просто будет защищать свои владения...

Последние слова нардарца заглушил громовой раскат, зеленовато-синяя ветвистая молния ударила совсем рядом, шагах в сорока справа, испепелив нескольких всадников. Донесся невнятный рев мергейтов, отбросивших саккаремцев назад. Бежать не было никакой возможности.

- Смотри левее! - услышал Драйбен голос арранта, которого прозвал Безымянным, и резко повернулся, едва успев отвести узким и длинным мечом саблю степняка. Варвары все-таки сумели обойти саккаремцев. "Беркуты" и прибившиеся к ним нардарцы снова вступили в безнадежный для обеих сторон бой.

Где-то наверху, в сотнях локтей от земли, Мысль Хозяина ударилась о незримую стену незнакомого для нее могущества, откатилась, превратившись в беспорядочный клубок набухавших краснотой огоньков, а затем снова повторила атаку на неизвестное чудовище, явившееся из глубин Аласорского хребта. Небо расцветилось многоцветными полосами огня, сквозь гигантское облако мелькнули солнечные блики. Дождь и ветер слегка ослабели.

Повелитель Самоцветных гор, чей разум незримо присутствовал на месте поединка двух великих армий, растерялся. В этом новом для него мире он впервые столкнулся с силой, достойной его и способной оказать активное сопротивление. Это были не жалкие двуногие, чей разум так легко и просто подчинить. На сей раз перед Повелителем встала незнакомая ему мощь, справиться с которой походя было невозможно.

Хозяин, впитав в себя чувства тысяч смертных, дравшихся и умиравших на равнине, понял: до поры до времени, пока он тщательно не изучит природу Аласора и слабые стороны неожиданного врага, бороться с ним не следует. Рано или поздно тварь, тысячелетиями покоившаяся в скалах, отступится. Куда важнее сохранить войско Гурцата - залог дальнейшего существования и постоянный источник страха, силы, без которой Хозяин терял свой облик и смысл существования.

Хаган мергейтов, сбрасывая ладонью с лица капли воды, увидел, что Подарок вернулся. Крылатое бестелесное существо вновь беззвучно возникло над холкой белого коня.

"Уходим немедленно, - сообщил Повелитель Гурцату. - Бой выигран. Едем".

На равнине оставались еще два или три туме-на, сцепившиеся в яростной драке с саккаремца-ми, но хаган махнул рукой своим приближенным, хлестнул лошадь поводьями, и та вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее зарысила к полуночному восходу.

По древней дороге, змеящейся между красноватыми скалами Аласора, безостановочно струился блестящий черный поток. Наконец пожирающая плоть чернота выплеснулась на пустынную пыль и, подобно разливающемуся в половодье озеру, устремилась к оазисам.