"Ураган" - читать интересную книгу автора (Хайасен Карл)

Глава 9

Пока Макс Лам дважды звонил по телефону, Сцинк стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Будка телефона-автомата находилась на стоянке для грузовиков на Кроум-авеню, на самом краю Эверглейдс. По дороге на юг в зону бедствия тянулись вереницы грузовиков с длинными прицепами, нагруженными лесоматериалами, листовым стеклом и толем. Никто из шоферов даже дважды не взглянул на небритого мужчину в телефонной будке, хотя их внимание и мог бы привлечь ошейник.

Когда Макс Лам повесил трубку, Сцинк схватил его за руку и повел к гидроплану, стоявшему у берега мутного канала. Сцинк приказал Максу лечь на носу гидроплана, и, в таком положении он оставался в течение двух часов, ощущая каждой косточкой вибрацию корпуса, а уши у Макса заложило от шума двигателя. Сцинк больше не пел, и Макс терялся в догадках, какими же своими действиями он вызвал очередное недовольство похитителя.

По дороге они остановились один раз. Сцинк ненадолго покинул гидроплан и вернулся с большой картонной коробкой, которую поставил на носу рядом с Максом. Их путешествие продолжалось до сумерек, и когда Сцинк наконец разрешил Максу подняться, тот с удивлением обнаружил, что они вернулись в индейскую деревню. Пробыли они здесь недолго, и у Макса не хватило времени поговорить со Сцинком о том, чтобы вернуть свою видеокамеру. Сцинк позаимствовал в деревне фургон, поставил коробку на заднее сиденье, а своего пленника пристегнул ремнем к сиденью пассажира. Обезьяны нигде не было видно, что вполне устраивало Макса.

Сцинк надел свою шапочку для душа, и они продолжили путешествие. Максу захотелось в туалет, но он не осмелился попросить Сцинка остановить машину, у него вообще поубавилось уверенности в том, что он сможет уговорить похитителя отпустить его.

– Что-то случилось? – все же поинтересовался Макс.

Сцинк наградил его холодным взглядом.

– Я помню твою жену. Видел ее на пленке, она обнимала и успокаивала двух маленьких девочек.

– Да, это Бонни.

– Прекрасная женщина. Ты как раз показал ее лицо крупным планом.

– А нельзя ли остановить машину, – не вытерпел Макс, – хоть на минутку.

Сцинк не отрывал взгляда от дороги.

– У твоей жены доброе сердце, на пленке это сразу видно.

– Она святая, – согласился Макс. Он засунул обе ладони между ног, решив, что лучше завязать член узлом, чем обмочиться на глазах губернатора.

– И почему она связалась с тобой, не могу понять. Загадка, да и только. – Сцинк резко остановил машину. – Почему ты не поговорил с ней сегодня? Звонил приятелю в Нью-Йорк, своим родителям в гребаный Милан в Италии. Но почему не Бонни?

– Я не знаю, где она. А этот чертов автоответчик...

– Да еще нес какую-то чепуху о том, что вы поссорились...

– Я не хотел беспокоить Питера.

– Ладно, Бог с тобой. – Сцинк переключил скорость на «нейтралку» и, распахнув дверцу, выскочил из машины. Он вновь появился в свете фар – этакий седовласый призрак, склонившийся над дорогой.

Макс прильнул к окну, чтобы посмотреть, что он делает.

Вернувшись в машину, Сцинк положил на сиденье рядом с Максом мертвого опоссума, отчего Макс отшатнулся с отвращением. Через несколько миль Сцинк добавил к вечернему меню раздавленную грузовиком длинную змею. Макс напрочь позабыл о своем мочевом пузыре и вспомнил о нем только тогда, когда они сделали привал в пустой конюшне к западу от Кроум.

Лошади разбежались, напуганные ураганом, а их владелец собрал седла и упряжь и насыпал корма на тот случай, если животные вернутся. Стоя в темноте, Макс торопливо облегчил мочевой пузырь. Мелькнула мысль убежать, но он боялся, что один не проживет в лесу даже до утра. В представлении Макса вся Флорида к югу от Орландо была огромным болотом, в котором обитали дикие звери. У одних из этих зверей имелись когти и ядовитые зубы, другие разъезжали на гидропланах и грабили на дорогах. Но для Макса все они были одинаковы.

Появившийся рядом Сцинк объявил, что ужин скоро будет готов. Макс последовал за ним в конюшню. Он поинтересовался у Сцинка, разумно ли было разводить костер внутри конюшни, на что Сцинк ответил ему, что это очень опасно, но создает комфорт.

Макс удивился тому, что даже шквальный ветер не смог выветрить из конюшни запах конского навоза, но это было даже хорошо, потому что он полностью заглушал запах вареного опоссума и жареной змеи. После ужина Сцинк разделся до своих боксерских трусов и, окутанный облаком старой навозной пыли, сделал двести приседаний. Затем сходил к машине и принес из нее в конюшню большую картонную коробку. Он спросил у Макса, не желает ли тот сигарету.

– Нет, спасибо, – отказался Макс. – Я не курю.

– Да ты шутишь.

– И не думал шутить.

– Но ты же продаешь их...

– Мы занимаемся только рекламой, вот и все.

– Ах, значит, только рекламой. – Сцинк поднял с земли свои брюки и принялся шарить по карманам. Макс решил, что он ищет спички, но ошибся. Сцинк искал пульт управления электрошоковым ошейником.

Когда Макс пришел в себя, то обнаружил, что лежит на мокром спрессованном сене. Глазные яблоки прыгали в глазницах, шею жгло и щипало. Он сел и спросил:

– Что я такого сделал?

– Ты должен быть наверняка уверен в товаре, который рекламируешь.

– Послушайте, я не курю.

– Можешь научиться. – Перочинным ножом Сцинк вскрыл картонную коробку, она была полна сигарет «Бронко», блоков, наверное, сорок.

Макса охватила тревога.

Похититель еще раз спросил у Макса, как можно быть уверенным в товаре, если сам его не попробовал, на что Макс с угрюмым видом ответил:

– Я еще рекламирую душ с запахом малины, но сам-то я им не пользуюсь.

– Поосторожнее, – воскликнул Сцинк, – а то ты меня снова разозлишь. – Он открыл пачку сигарет, вытащил одну и вставил ее между губами Макса. Затем чиркнул спичкой о стену конюшни и прикурил сигарету. – Ну?

Макс выплюнул сигарету.

– Но это же просто смешно.

Сцинк поднял окурок и вновь вставил его между плотно сжатыми губами Макса.

– У тебя два варианта, – предупредил Сцинк, поглаживая пальцем кнопку пульта. – Или будешь курить, или...

Макс Лам с явной неохотой сделал затяжку и тут же закашлялся. Положение Макса усугубилось еще и тем, что Сцинк привязал его к столбу.

– Такие люди, как ты, Макс, для меня полная загадка. Зачем вы приезжаете сюда? Почему так себя ведете? И вообще, почему вы живете такой жизнью?

– Ради Бога...

– Помолчи лучше, прошу тебя.

Сцинк порылся в своем рюкзаке и вытащил оттуда плейер «Уокмэн». Устроившись в сыром углу конюшни, он надел наушники и прикурил что-то вроде самокрутки, правда, пахла она совсем не как марихуана.

– Что это? – спросил Макс.

– Жаба. – Сцинк сделал глубокую затяжку. Через несколько минут глаза у него округлились, шея обмякла.

Макс Лам, словно автомат, курил сигарету за сигаретой. Время от времени Сцинк открывал глаза и приставлял палец к своей шее, напоминая Максу об ошейнике. Макс курил и курил. Он заканчивал уже двадцать третью сигарету, когда Сцинк вышел из транса и поднялся.

– Чертовски хорошая жаба. – Он вытащил у Макса изо рта сигарету.

– Мне плохо, капитан.

Сцинк развязал его и разрешил отдохнуть.

– Завтра ты позвонишь и оставишь сообщение для жены. Мы организуем встречу.

– Зачем?

– Чтобы я мог понаблюдать за вами двоими. Хочу увидеть, как вы будете вести себя, смотреть в глаза друг другу, ну и все такое прочее, понял?

Сцинк вышел из конюшни, заполз под машину, где свернулся калачиком, и начал похрапывать. Поскольку Макс не переставал кашлять, он решил остаться спать в конюшне.

Бонни Лам проснулась в объятиях Августина. Но возникшее чувство вины сразу ослабло, как только Бонни увидела, что Августин спит в джинсах и футболке. Она не помнила, чтобы он одевался ночью, но было очевидно, что Августин так и сделал. Бонни была уверена, что близости между ними не было. Да, она много плакала, Августин ее успокаивал, но никакого секса.

Бонни решила потихоньку выскользнуть из кровати, чтобы не разбудить Августина, иначе оба могли почувствовать себя неловко, ведь они лежали обнявшись. А может, никакой неловкости и не возникло бы. Возможно, Августин точно знает, каких слов следует избегать в подобной ситуации. Совершенно ясно, что он умел обращаться с плачущими женщинами, потому что очень нежно гладил ее и шептал слова успокоения. Но когда Бонни поймала себя на мысли, что ей нравится запах его тела, она решила, что сейчас самое время потихоньку встать.

Как Бонни и надеялась, Августин был хорошо воспитан и притворился спящим, пока она благополучно не скрылась на кухне и не занялась приготовлением кофе.

Когда он вошел на кухню, она почувствовала, что покраснела.

– Извините меня, – пробормотала Бонни, – за прошлую ночь.

– А что случилось? Вы меня изнасиловали? – Августин подошел к холодильнику и достал из него коробку с яйцами. – Я очень крепко сплю, поэтому являюсь легкой добычей для сексуально озабоченных дам.

– Особенно для новобрачных.

– Ох, они-то как раз и страшнее всего. Жутко похотливые. Яйца варить или жарить?

– Жарить. – Бонни села за стол, открыла пакетик с сахаром, но умудрилась просыпать сахар мимо чашки. – Прошу вас, поверьте мне. Не в моих правилах спать с незнакомыми мужчинами.

– Если просто спать, то ничего страшного. А вот интимной близости следует опасаться. – Августин принялся чистить над раковиной апельсин. – Да успокойтесь вы. Ничего не произошло.

Бонни улыбнулась.

– Но могу же я хотя бы поблагодарить вас за дружеское участие.

– Всегда пожалуйста, миссис Лам. – Августин бросил взгляд через плечо. – Что вас так развеселило?

– Джинсы.

– Только не говорите, что на них дырка.

– Нет. Просто... понимаете, вы встали среди ночи, чтобы надеть их. Очень благородный жест.

– На самом деле это скорее была мера предосторожности. – Горячая сковородка зашипела, когда Августин принялся разбивать на нее яйца. – Меня даже удивляет, что вы обратили на это внимание.

Эта фраза заставила Бонни снова покраснеть.

Во время завтрака раздался телефонный звонок. Звонили из морга, куда поступил еще один неопознанный труп. Дежурный коронер хотел, чтобы Бонни заехала взглянуть на него. Августин пообещал, что Бонни перезвонит им позже, положил трубку и передал Бонни просьбу коронера.

– А они могут заставить меня поехать туда? – спросила она.

– Не думаю.

– Я не хочу туда ехать, потому что это не Макс. Он сейчас слишком занят разговорами со своим рекламным агентством.

– Они сказали, что это белый мужчина. Явное убийство.

Последнее слово повисло в воздухе, словно клуб дыма. Бонни отложила вилку.

– Это не может быть он.

– Вероятно, – согласился Августин. – Нам незачем ехать в морг.

Бонни поднялась из-за стола и направилась в ванную. Вскоре Августин услышал шум душа. Он мыл тарелки, когда Бонни вернулась в кухню. Уже одетая, мокрые волосы зачесаны назад, губы подкрашены розовой губной помадой, которую она отыскала в аптечке.

– И все же я хочу убедиться.

Августин кивнул.

– Да, так будет лучше.

Настоящее имя Кусаки было Лестер Мэддокс Парсонс. Мать назвала его так в честь одного политика из штата Джорджия, который прославился тем, что избил рукояткой топора темнокожих посетителей ресторана. Мать Кусаки была убеждена, что Лестер Мэддокс должен стать президентом Соединенных Штатов и всего сообщества белых людей. Отцу Кусаки больше нравился Джеймс Эрл Рей. Когда Кусаке было всего семь лет, родители впервые взяли его с собой на собрание Ку-клукс-клана. По такому случаю миссис Парсонс нарядила сына в балахон, сшитый из белых муслиновых наволочек, особенно она гордилась маленьким капюшоном. Все куклуксклановцы и их жены принялись наперебой расхваливать маленького Лестера, особенно подчеркивая, какой он симпатичный и какие у него правильные и типичные черты южанина. Это была явная лесть, потому что сквозь прорези капюшона были видны только карие бусинки его глаз. «Откуда они знают, а может быть, я негр!» – подумал тогда мальчик.

Ему нравились собрания Ку-клукс-клана, здесь жарили мясо на вертелах, зажигали огромные костры. И Лестер очень расстроился, когда их семья перестала посещать собрания, но он не мог спорить с родителями. А они вынуждены были прекратить посещение собраний из-за «несчастного случая», и мальчик прекрасно помнил ту ночь. Лицо отца было закрыто традиционным капюшоном, а когда наступил решающий момент поджигания креста, он нечаянно вместо креста поджег Великого Дракона местной организации. В отсутствие пожарного шланга перепуганные куклуксклановцы были вынуждены спасать своего горящего руководителя с помощью баночного пива. Когда огонь был потушен, отец Лестера уложил обгоревшего Великого Дракона на сиденье своей машины и отвез в больницу. И хотя Дракон выжил, от его тщательно охраняемой анонимности не осталось и следа. Так уж случилось, что когда Великого Дракона без капюшона и в обгоревшем балахоне доставили в приемный покой, там оказалась съемочная группа местного телевидения. И как только телевидение оповестило всех о принадлежности этого человека к Ку-клукс-клану, он ушел с поста окружного прокурора и уехал в Мэйкон. Отец Лестера винил себя в происшедшем, а другие куклуксклановцы гораздо более резко высказывались в его адрес. Усугубило ситуацию еще и сообщение в газете, поведавшее, что молодой врач, спасший умирающего Великого Дракона, был негром.

Парсонсы решили выйти из организации, пока у них еще был выбор сделать это. Отец Лестера вступил в лигу игроков в боулинг, в которую не принимали негров, а мать занялась рассылкой рекламных листков в поддержку Дж. Б. Стоунера – известного расиста, который периодически участвовал в выборах. Политика не привлекала молодого Лестера, который всю свою энергию подростка, достигшего половой зрелости, направил в криминальную сферу. В тот день, когда ему исполнилось четырнадцать лет, Лестер бросил школу, а его слишком занятые родители узнали об этом почти через два года. К тому времени доход парня от краж канавокопателей и бульдозеров дважды превышал доход его отца от ремонта таких машин. Парсонсы всеми силами старались не замечать, что сын отбился от рук, и даже когда у парня начались неприятности с полицией, мать заявила, что к их мальчику просто придираются. А отец сказал, что в его возрасте все мальчишки ведут себя так.

Лестеру Мэддоксу Парсонсу было семнадцать лет, когда он получил свою кличку Кусака. Он заводил фермерский трактор, стоявший на арахисовой плантации, и в этот момент его застукал сторож. Лестер выскочил из машины и бросился на сторожа, который спокойно «отрихтовал» Лестеру лицо прикладом обреза. Три дня Лестер просидел в полицейском участке графства, и только после этого появился доктор и осмотрел его челюсть, которая сместилась примерно градусов на тридцать шесть. Чудо, что ее вообще удалось спасти, а металлические скобы Лестер носил до двадцати двух лет.

Тюрьма штата Джорджия преподала Лестеру важный урок: свои расовые взгляды лучше всего держать при себе. Поэтому, когда Авила представил Кусаку остальным членам бригады «кровельщиков», Кусака отметил про себя (но промолчал), что двое из четырех рабочих были такие же черные, как гудрон, который они перемешивали. Третьим был молодой мускулистый гомик с татуировкой «69» на нижней губе, а четвертый – какой-то полоумный белый из графства Санта-Роза, он говорил на таком ужасном английском, что Кусака и остальные «кровельщики» с трудом понимали его. И хотя за плечами у каждого из них было немало уголовных дел, Кусака явно не испытывал к ним духовной близости.

Авила собрал их всех вместе на инструктаж.

– Благодаря урагану, в графстве Дэйд сейчас сто пятьдесят тысяч домов нуждаются в новых крышах, – начал он. – Только идиот может упустить такой случай, чтобы выманить денежки у этих бедняг.

План заключался в том, чтобы набрать как можно больше заказчиков, выполнив при этом минимум настоящих кровельных работ. Поскольку Кусака был в костюме и галстуке, ему поручалось пудрить мозги клиентам, заключать с ними «контракты» и собирать авансы.

– Людям сейчас чертовски нужны новые крыши, – радостным тоном продолжил Авила. – Они мокнут под дождем, жарятся на солнце, их пожирают насекомые. Они готовы платить большие деньги, лишь бы побыстрее обрести крышу над головой. – Он поднял ладони к небу. – Эй, да неужели их будет волновать цена? Господи, ведь это же деньги страховых компаний.

Один из «кровельщиков» поинтересовался, много ли придется в действительности работать. Авила ответил, что небольшой участок крыши придется починить на каждом доме.

– Чтобы успокоить клиентов, – пояснил он.

– Что ты называешь небольшим участком? – не сдавался кровельщик.

Его поддержал товарищ:

– Босс, сейчас ведь август, черт побери. Я знал парней, которые окочурились от солнечных ударов.

Авила заверил всех, что придется для видимости отремонтировать на каждой крыше квадратный метр, а может, и того меньше.

– А потом можете смываться. К тому времени, когда они поймут, что вы уже никогда не вернетесь, будет поздно.

Полоумный пробормотал что-то насчет строительных лицензий. Авила повернулся к Кусаке.

– Если будут спрашивать лицензию, ты знаешь что делать.

– Уносить ноги?

– Естественно!

Кусаку не очень-то привлекала перспектива ходить от дома к дому, а особенно встречаться с собаками. Он попытался возразить Авиле:

– Придется много говорить с незнакомыми людьми, а я этого терпеть не могу. Почему бы тебе самому не заняться этими контрактами?

– Потому что я осматривал многие из этих чертовых домов, когда работал инспектором.

– Владельцы могут этого и не знать.

Чанго предупреждал Авилу, чтобы он был осторожен. Чанго был божеством, которому поклонялся Авила, этаким его ангелом-хранителем, и в благодарность за предупреждение свыше Авила принес ему в жертву черепаху и двух кроликов.

– Мне надо держаться в сторонке, – пояснил Авила, – сейчас по всему графству шныряют строительные инспекторы. Если кто-то из них узнает меня, то нам хана.

Кусака не был уверен, действительно ли Авила боится встречи с бывшими сослуживцами, или же он просто чертовски ленив.

– Так где же ты будешь находиться, пока мы будем работать? – поинтересовался Кусака. – Наверное, в кабинете с кондиционером. – Среди «кровельщиков» раздались одобрительные восклицания, они явно были солидарны с Кусакой.

Но Авила быстро восстановил свой статус босса.

– Работать? Да ведь не будет на самом деле никакой работы. Вас, ребята, наняли не потому, что вы умеете варить гудрон, а потому, что выглядите так, как будто умеете это делать.

– А как насчет меня? – не сдавался Кусака. – Почему ты нанял меня?

– Потому что мы не можем заполучить на эту роль Роберта Редфорда. – Авила встал, давая тем самым понять, что совещание закончено. – Кусака, а как ты сам думаешь, почему я тебя взял в дело? Да чтобы люди платили. Понятно! Они только взглянут на тебя и сразу поймут, что с тобой шутки плохи.

Возможно, для обычного уголовника эти слова и прозвучали бы как комплимент, но только не для Кусаки.

Все матрасы в доме Тони Торреса промокли от дождя, поэтому Иди Марш и страховой агент занялись любовью на шезлонге – довольно шумное и небезопасное удовольствие. Фред Дов нервничал, поэтому Иди пришлось руководить каждым его движением. После акта Фред сообщил, что у него, похоже, сместился межпозвоночный хрящ. Иди так и подмывало ляпнуть: «Да разве у тебя могло хоть что-нибудь сместиться, если ты шевелился, как дохлая курица», но вместо этого она похвалила его, назвав жеребцом. Подобный комплимент всегда приободрял мужчин. Вскоре Фред Дов уснул, положив голову Иди на плечо и свесив ноги с шезлонга, но предварительно пообещав ей указать в страховом заявлении максимальную сумму ущерба, а полученные по страховке деньги поделить с Иди.

За час до рассвета Иди услышала ужасный шум, доносившийся с заднего двора. Она не могла встать и посмотреть в чем дело, потому что была придавлена к шезлонгу телом страхового агента. Судя по визгу, Дональд и Марла взбесились. В конце концов эта суматоха закончилась жалобными визгами и стонами, от которых волосы вставали дыбом. До восхода солнца Иди не пошевелилась, a g первыми лучами потихоньку разбудила Фреда Дова, который тут же впал в панику по поводу того, что забыл вчера позвонить жене в Омаху. Иди посоветовала ему успокоиться и надеть брюки.

Потом она отвела Фреда на задний двор. Единственным напоминанием о таксах были поводки и ошейники. Трава на лужайке была вырвана клочьями, в нескольких местах на влажной серой почве остались полосы следов с глубокими бороздками от когтей.

Один из отпечатков следов совпал по размеру с левым ботинком Фреда Дова.

– Боже мой, – воскликнул он, – а у меня ведь нога не маленькая!

Иди Марш спросила, кому из диких животных могут принадлежать эти следы. Фред предположил, что, судя по размеру, льву или тигру.

– Но я не охотник, – добавил он.

– Можно, я буду жить у тебя? – попросила Иди.

– В отеле «Рамада»?

– А что, туда не пускают женщин?

– Иди, нас не должны видеть вместе. Ни в коем случае, если уж мы с тобой собираемся провернуть это дело.

– Значит, ты хочешь, чтобы я оставалась здесь одна?

– Послушай, мне очень жаль твоих собак...

– Черт побери, да это были не мои собаки.

– Прошу тебя, Иди.

Своими круглыми очками Фред Дов напомнил Иди молодого учителя английского языка, преподававшего в их средней школе. Учитель носил мокасины «Басс» на босу ногу и был без ума от Т.С. Элиота. Иди пару раз «трахнула» его в свободной аудитории, но на выпускном экзамене он все равно поставил ей «удовлетворительно», потому что (как он сам заявил) она совершенно не поняла смысла произведения «Дж. Альфред Пруфрок». С тех пор в душе у Иди засело глубокое недоверие к мужчинам с внешностью учителей.

– Что значит, если собираемся? Мы же с тобой заключили сделку.

– Да, конечно, мы договорились, – согласился Фред Дов.

Когда Фред проследовал за Иди в дом, она поинтересовалась:

– Как быстро ты сумеешь все провернуть?

– Ну, заявление я смогу заполнить на этой неделе...

– Стопроцентный ущерб?

– Совершенно верно.

– Значит, сто сорок одна тысяча. Семьдесят одна мне, семьдесят тебе.

– Правильно. – И все же для человека, на которого неожиданно свалилась куча денег, Фред выглядел довольно подавленно. – Но меня все же беспокоит миссис Торрес...

– Послушай, я же тебе говорила вчера, у Тони серьезные неприятности, так что я сомневаюсь, что он вернется.

– Но разве не ты сказала, что миссис Торрес... настоящая миссис Торрес может вернуться в Майами...

– Вот поэтому тебе и следует поторопиться. Скажи у себя в конторе, что дело срочное.

Страховой агент поджал губы.

– Иди, сейчас каждое дело срочное. Ради Бога, здесь же прошел ураган.

Иди с безразличным видом наблюдала, как он заканчивает одеваться. Целых пять минут Фред пытался разгладить руками складки на брюках, а потом попросил Иди одолжить у соседей утюг, но она напомнила ему, что нет электричества.

– Ты бы лучше отвез меня позавтракать, – предложила Иди.

– Я уже и так опаздываю на встречу в Катлер-Ридж. У одного пожилого бедняги на крышу дома занесло «понтиак». – Фред Дов чмокнул Иди в лоб и как положено, прощаясь по утрам, крепко обнял. – Я вернусь вечером. В девять, хорошо?

– Прекрасно. – Она подумала, что сегодня он наверняка принесет презервативы – еще один смешной тормоз на пути к страсти. Также Иди напомнила себе вынести на солнце один из матрасов, поскольку еще одна напряженная ночь на шезлонге может совсем вымотать Фредди.

– Принеси формы заявления, – напомнила она, – я хочу сама все посмотреть.

Фред сделал заметку в блокноте и сунул его в свой портфель.

– Ох, да, – спохватилась Иди, – мне еще надо пару литров бензина из твоей машины.

Фред Дов удивленно посмотрел на нее.

– Для генератора, – пояснила Иди. – Хорошо бы принять горячую ванну... раз уж ты не позволяешь мне разделить с тобой ванну в отеле «Рамада».

– Ох, Иди...

– И, пожалуй, несколько долларов на продукты.

Увидев, как страховой агент вытаскивает бумажник, Иди несколько подобрела.

– Хороший мальчик. – Она поцеловала Фреда в шею, завершив поцелуй легким укусом, просто так, чтобы подбодрить его.

– Ты меня напугала.

– Успокойся, дорогой, все будет хорошо. – Забрав две бумажки по двадцать долларов, Иди проводила его до машины.