"Дело о «Тихом хуторе»" - читать интересную книгу автора (Константинов Андрей)Андрей Константинов Дело о «Тихом хуторе»До работы в агентстве Кононов Максим Викторович, 33 лет, занимался коммерцией, знаком со структурой мелкого бизнеса, неплохо ориентируется в теневой экономике. Склонен к нестандартному мышлению, неплохо владеет журналистским стилем, правда, присутствует некий крен в «желтизну». Иногда злоупотребляет спиртными напитками, правда, на рабочей дисциплине это серьезным образом пока не отражалось… — Эй, журналюга, курить есть? Грязный башмак сверху ткнулся мне в шею. Что за дела? Я сжал щиколотку наглеца двумя пальцами и легонько крутанул. — У-у, бля! — завопил мой сокамерник. Шконка едва не треснула под ним. Кто-то в углу тихо застонал во сне. — Все заткнулись, быстро! — раздался мощный бас… Где ж я вчера так повеселился? Помню, я зачем-то поперся к супруге на работу. Получил в агентстве зарплату, наврал Спозараннику про срочную встречу в РУБОП, а сам дерябнул пивка и рванул в парикмахерскую на Галерной, где Юлька стала директором. Наше расставанье, как выяснилось, обеспечило ее карьерный взлет. Но разговора не получилось. Юлька вышла с феном — я ее, видите ли, от клиента оторвал. Сразу холодом обдала: зачем явился?.. Как будто я сам знал — зачем. Сказал, что хочу отцовский долг исполнить, бабки привез. Но купюра в пятьдесят баксов вызвала у Юльки презрительный смешок: «Оставь себе на опохмелку!» Я настоял: бери, пригодятся! А когда купюра исчезла в кармане ее халата, тут же ухмыльнулся: «Разве ты когда-нибудь от денег отказывалась!» Юлька аж побелела от злости — ох, любил я доводить ее до такого состояния… Ну а когда спиной повернулась — пришлось ее за руку схватить. — Сайд! На Юлькин крик вырос охранник — ни дать ни взять чеченский боевик. Как только им разрешают по городу гулять? — Слушай, джигит, дай мне с женой поговорить! — нахмурился я. Сайд изучающе оглядывал меня. — Не понимаешь, да? Вернись на исходную, Сайд — полевой командир Хаттаб тебя заждался… — Зачэм так говоришь? — Сайд сокрушенно покачал головой. Взгляд его был печален. Но присел я все-таки вовремя — кулак Сайда впечатался в обитую оргалитом стенку так, что горец взвыл от боли. На прощанье я лягнул его в коленную чашечку, услышал звон разбитого стеклянного столика и Юлькино верещанье: «Держи его, держи!» Как бы не так! Попробуй догони, сперматозоид мусульманский. Потом я отходил от пережитого в кафе. А потом… Я уж к дому подгребал, когда от стены отделилась размалеванная девчушка: — Молодой человек, отдохнуть не хотите? — Отдых закончен — работать надо! — объяснил я ночной труженице, с трудом ворочая языком. — Минетик всего за полтинник — недорого… А ведь правда — недорого. Мой трудный день нуждался в достойном завершении. Незнакомка уже из сумочки презерватив достала, голову нагнула, когда ментовская дубинка шарахнула мне промеж лопаток. «Вот суки!» — успел я подумать и сразу же отключился… Лязг двери. — Кононов! — рявкнул мент. Я спрыгнул с лежанки. — Везет пидору, — вздохнул наверху сокамерник. Дежурный капитан, оскалив кривые зубы, изучал мое удостоверение. — Что ж ты, журналист! В таком солидном агентстве работаешь, а пьешь, как ханыга! Развратом в общественном месте занимаешься. Неужели нормальную бабу не найти? И вдруг протянул руку: — Звать меня Серегой. — П-приятно, — пробормотал я. Башка трещала. Кривозубый Серега достал из сейфа «Пятизвездную» и разлил по стаканам. Развернул сверток с бутербродами. Чокнулись. — Читал я все ваши книжки! Не думал, что живого журналюгу встречу у себя в обезьяннике, — хохотнул Серега. — Как же ты залетел-то? — Как будто не знаешь, — хмыкнул я. Водка прибавила мне смелости. — Хулиганов ловить надо, Серега, а не бизнесом заниматься вместе со шлюхами. — Ты на нашу зарплату поживи, еще и не таким бизнесом займешься! — обиделся капитан. — А на счет хулиганов — не надо, у нас в районе с раскрываемостью полный порядок. — Заявы не регистрируете — потому и порядок! — Ишь ты, умный какой! — удивился Серега. И налил еще водки. Выпили. — Есть одна темка интересная, — прищурился Серега, протягивая «Беломор». — Как раз для вашего агентства… — Раз такая пьянка, может, вернешь все, что у меня в карманах было? Серега придвинул мне бумажник, пейджер и ключи. Деньги оказались на месте. На пейджере — одно-единственное сообщение от Спозаранника, который волновался, успешно ли прошла моя встреча в РУБОП. Водка так подействовала, что я совсем обнаглел. — Ну а где полтинник, который я шлюхе дал? — развалился я на стуле, затягиваясь «Беломором». — Витек, — пнул ногой Серега спящего на диване опера. — Верни журналисту деньги. — Какие такие деньги, какие еще деньги? — нервно затараторил мигом вскочивший щуплый опер. — Не было никаких денег, знать ничего не знаю… — Витек! Человек заплатил полтинник, а за какое, спрашивается, удовольствие? Если денег нет — давай отрабатывай. Хочешь, — повернулся Серега ко мне, — Витек у тебя сам отсосет? — Он захохотал, довольный своей шуткой. На затравленного Витька жалко было смотреть. — Ну его, откусит еще, — махнул я рукой. И допил остатки водки. — Что за тема-то? — Понимаешь, — доверительно начал Серега, — привезли к нам недавно одного пьянчугу. Лыка не вязал… — Знаю я, как вы сюда привозите… — Да нет, — нахмурился Серега. — Конкретный пьянчуга, мочился возле ларька. Угрожал ребятам, всех нас посадить грозился. Ну, пришлось его утихомирить. А наутро выяснилось, что он прокурорский, вдобавок из нашего района. Теперь прокуратура нас за жабры взяла. Проверками, сволочи, задолбали. Начальника нашего жалко — хороший мужик, правильный, а его из-за этой твари вот-вот снимут. Может, напишешь про это? — Почему нет? — пожал я плечами. — Только с прокурорским тоже надо поговорить — вдруг все не так было… — Бля буду — именно так! — долбанул стаканом по столу Серега. И достал из сейфа вторую бутылку. — Я вижу, Максим Викторович, вы неплохо отметили получение зарплаты. — Спозаранник поднял глаза от компьютера. — Кажется, вы вчера отправились на встречу с источником в РУБОП. Представляю, насколько содержательно прошла эта встреча и как вам было нелегко явиться на работу в полдень. — Все туфта, Глеб! Зато мой источник свел меня с ментом, который работает на «земле». Есть классный компромат на одного прокурора! Видеть надо, как ноздри у Спозаранника раздулись! И глаза хищно заблестели. У Глеба такое бывает в двух случаях — когда он прокалывает дыроколом бумаги (щелк-щелк!) и когда слышит, что очередной работник прокуратуры влип во что-то нехорошее. Мы в отделе называем это состояние Спозаранника «томительный оргазм». Наверное, Глеб в своей супружеской кровати держит под подушкой дырокол или Закон о прокуратуре. А может, то и другое вместе… Дело лишь в том, что, когда Глеб начинал свою журналистскую карьеру и плотно работал с ментами, те ему внушили, что все прокуроры — сволочи, мешающие честным операм раскрывать преступления. Спозаранник выслушал историю о пьянчуге-прокуроре, потирая руки от удовольствия. — Отлично! Ставим в ближайший номер «Явки с повинной». Обязательно этого гада сфотографируем. Думаю, написать за неделю тебе будет несложно? — Как два пальца обоссать! — обнадежил я Глеба. Знал бы я, чем это все кончится… Оказалось, что даже добраться до райпрокурорского «следака» Голобородько — и то сложнее, чем обоссать два пальца. Секретарша меня послала к зам-прокурора, зампрокурора — к прокурору. А прокурор — грузный дядька в засаленном пиджаке — сидел за своим длинным столом и смачно хрустел огурцом. Выслушал он меня, утирая губы салфеткой. — Все контакты — через пресс-службу горпрокуратуры! — радостно выпалил прокурор. И достал второй огурец. Мне это ужасно не понравилось. — Жопа не треснет? — поинтересовался я. — Что-о? — прокурор привскочил на стуле и звучно пернул от возмущения. — Лучше бы огурец вместо затычки вставил! — бросил я на прощанье и хлопнул дверью что было сил. Но прокурор прощаться со мной не захотел. — Статья 319-я! Оскорбление представителя власти! — услышал я за спиной крики прокурора и его тяжелый топот. — Штраф от пятидесяти до ста МРОТ!.. Я прибавил ходу. — Исправительные работы от шести месяцев… — Уймите вашего пердуна, — бросил я постовому на выходе. Тот понимающе усмехнулся. — Убежал, Виктор Павлович! — в голосе мента слышалась трудно скрываемая радость. Через десять секунд я уже вскакивал в трамвай — и гори он огнем, Виктор Павлович, со своей пресс-службой и со своим Голобородько. В принципе, текст я мог написать и так, без встречи с пострадавшим следаком — менты мне слили массу информации. Я узнал даже, что скромный следователь райпрокуратуры ездит на черном джипе — красивая деталь для моей будущей статьи. — Увы, Глеб Егорович! — развел я руками, входя в кабинет своего начальника. — Повидаться с господином Голобородько никак не удалось — прокурор воспротивился… — Господин Голобородько тебя заждался, — кивнул Спозаранник на молодого человека в сером костюме, который сидел у окна и читал последний номер нашей «Явки с повинной». Он тут же встал и приветливо пожал мне руку, назвавшись Николаем Николаевичем. — А по поводу вашего инцидента с прокурором, Максим Викторович, вам придется объясняться с Обнорским. Кроме того, шефу сегодня зачем-то звонила ваша жена… Думаю, ему есть что вам сказать. Вот непруха так непруха… — Пойдемте, что ли, в буфет, — предложил я гостю. Мы сели в угол, взяв по чашечке кофе. — Можно ли присоединиться? — томно спросила Завгородняя, подваливая к нам со стаканом сока в руке. — Света, ну есть же свободные столики, — урезонил я девушку. — А может, я хочу пообщаться! — заявила Светочка, глядя на ошалевшего Голобородько. — После, после, не мешай взрослым дядям, — шлепнул я ее по бедру. Света уселась за столик напротив и начала строить глазки моему гостю. Я же приготовился слушать. — Наш прокурор, Виктор Павлович — человек со странностями, — улыбнулся Голобородько. — Но он настоящий работяга и честный мужик. — Наверное, надо перед ним извиниться, — вздохнул я. — Он вспыльчивый, но отходчивый. Отправил вас в пресс-службу, потому что привык все делать по правилам… Но проблема не в этом, — Я весь внимание… — История такая, — начал Голобородько. — Я провожал двух своих друзей. По пути мы взяли по бутылке пива в ларьке. Шли к метро, разговаривали… Да, одному из них захотелось по пути отлить. Мы выбрали тихое место. Как оказалось — не самое тихое. Но это не повод для того, чтобы нас избивать и душить. Я, между прочим, две недели провел на больничном. Следы от удавки до сих пор не прошли, — он расстегнул верхнюю пуговицу и показал пятна на шее. — Но сотрудники милиции говорят другое! — возразил я. — А что бы вы еще говорили на их месте? — улыбнулся Николай. — Это же так очевидно — они друг друга никогда не сдают. Вам не случалось попадать в милицию? Я уклончиво пожал плечами. — Вам повезло, — сделал вывод Голобородько. — Почему вы больше верите им, нежели нам, работникам прокуратуры? Я снова пожал плечами. Нельзя сказать, чтобы меня не одолевали сомнения. — Для вас очень важно, чтобы появилась эта статья? — осторожно поинтересовался Николай. — Конечно, важно, — убежденно сказал я. — Этот вопрос уже решен на уровне начальства. — А если я подкину вам… (Ну-ка, ну-ка, сколько он, интересно, мне собрался подкинуть?) — …одну крайне любопытную тему, а вы взамен пообещаете не писать про меня — ваше начальство не будет против? — Смотря что за тема, — поскучнел я. — Адвокат-взяточник! — поднял палец Голобородько. — Собирает деньги с родственников клиента — якобы для следователя, для судьи. Обещает самый мягкий приговор. Но деньги присваивает себе. Приговор выносится самый суровый. А в ответ на претензии родственников адвокат заявляет: деньги ушли по назначению, судья не сделал того, что обещал, а с меня взятки гладки! И таких случаев много. Ведь, согласитесь, это же гораздо интереснее, чем какой-то прокурор, избитый в ментовке. Давно пора заняться адвокатами… — Ну а факты? — Дам факты! — Я должен обсудить ваше предложение со Спозаранником, — задумчиво сказал я. — Мы с ним уже обсудили, пока вас ждали. У Глеба Егоровича нет возражений, — улыбнулся Голобородько. На том мы и расстались. — Макс, — хмуро сказал мне в коридоре Обнорский. — Свои семейные дела, я думаю, ты решишь сам. Если что-то разбил в парикмахерской — надо заплатить. А с прокурорами нам ссориться не надо. Понимаешь? Старайся все-таки конфликты решать цивилизованно. Если, конечно, хочешь продолжать у нас работать. Я понимающе кивнул. — Максим Викторович, я вычеркиваю из вашего плана тему «писающий прокурор» и пишу вместо нее «адвокат-взяточник», — произнес Спозаранник, не поднимая глаз от компьютера, когда я вошел в кабинет. Я кивнул снова. Все оказалось совсем не так страшно. И уже через пару дней я имел полное досье на члена областной коллегии адвокатов Незовибатько. Я узнал, что у него три квартиры, «тойота-лексус», «форд» и 99-я. Я узнал, что он специализируется на защите молодых людей, обвиняемых в разбоях и других тяжких преступлениях. Любит рассказывать родственникам подзащитных о своих огромных связях в правоохранительной системе. Берет с них бешеные бабки, превышающие во много раз обычный адвокатский гонорар. Обещает оправдательный приговор. И каждый раз родственники остаются в дураках — и без оправдательного приговора, и без денег. Случаев, подобных тем, что мне рассказал прокурорский следак Николай, я имел в кармане целых три. Статью можно было написать за вечер. Месяца три назад, когда Юлька узнала, что я стал журналистом и, стало быть, златые горы мне не светят, она где-то раздобыла мой рабочий телефон и начала меня доставать. — Займись нормальным делом — я помогу тебе получить кредит! — убеждала меня жена. Я отбивался, говорил, что все это уже у нас было — и кредиты, и долги, и наезды. Но Юлька не унималась: — Завтра тебе позвонит Потапыч, у него сестра в банке работает, все расскажет — сколько, на каких условиях… Я швырял трубку, она перезванивала снова. Я ее успокаивал, но через несколько минут опять вскипал. Спозаранник, слушая наши беседы, сдержанно хмыкал. Жора Зудинцев с Зурабом усмехались. Нонна высокомерно поджимала губы, и только в глазах ее новоиспеченного мужа — Мишки Модестова — я находил долю сочувствия. Как-то я сорвался и послал Юльку по телефону куда подальше. Звонить она перестала. Тогда, выждав паузу, начал звонить я. Но в парикмахерской, едва услышав мой голос, говорили, что Юльки нет. Я стал наносить ей визиты, последний из которых и закончился разбитым столиком. Сейчас я шел в парикмахерскую, чтобы заплатить за него сто пятьдесят баксов. На жизнь оставалось с гулькин нос… Знакомый мне джигит стоял перед телевизором и пил из банки кока-колу. Кисть руки у него была перевязана. Я тихонько присвистнул — Сайд дернулся. — Сайд! Ты зачем убил моих людей? Горец печально глянул мне в глаза. Классику советского кино он не знал. — Зачэм так говоришь? — Сайд неторопливо двинулся мне навстречу. Но тут же из зала вылетела, как вихрь, Юлька, шандарахнула его по голове феном, оттолкнула и подскочила ко мне: — Принес? Я разжал кулак — баксы исчезли в кармане ее халата. — Все! Теперь — уходи. — Юль, он тебя трахает? — кивнул я на Сайда. — Где же твой патриотизм? Теперь феном по башке получил уже я. Но спорить не стал — это могло опять чем-нибудь кончиться. Мне оставалось лишь утешиться «соткой» водки с парой бокалов пива в «Любаве» да светским трепом с буфетчицей Ларисой. А у дома меня окликнули. — Кононов! Незнакомец из черной «тойоты» дружелюбно помахивал мне рукой. Их оказалось даже трое. Два здоровых «шкафа» и юркий чернявый человечек. — Господа, а что будет, если я не сяду в вашу машину? — полюбопытствовал я. — Ничего! — усмехнулся «шкаф». Я плюхнулся на заднее сиденье и достал сигарету. Чернявый тут же щелкнул зажигалкой. — Алексей Юрьевич Незовибатько, — представился он. — Такая солидная фамилия, а вы такой миниатюрный, — выразил я недоумение. «Шкаф» хохотнул. — Не валяйте дурака, Кононов! — обиженно дернулся чернявый. — Вы, наверное, знаете, что нам сейчас нужно… — Освежить дыхание? — ухмыльнулся я. Теперь захохотали оба «шкафа». Чернявый натянуто улыбнулся. — М-да, комик… Не случайно вас называют Безумный Макс. — Так в чем проблема, Алексей Юрьевич? — Вам очень важно, чтобы ваш материал обо мне появился? Я промолчал. — Триста баксов, — сказал Незовибатько. — Сколько? — возмущенно воскликнул я. — Хорошо, четыреста, — поспешно исправился адвокат. — Но ни копейки больше! — Я, можно сказать, душу вложил в этот материал — а вы мне предлагаете такие гроши… — вздохнул я и приоткрыл дверцу «тойоты». — Алексея Юрьевича просто оклеветали, — сказал «шкаф». — На самом деле он очень квалифицированный и порядочный адвокат. И поэтому у него много завистников. — А вы, простите, его клиент? — Я его коллега, — «шкаф» протянул мне визитку, на которой значилось: «Абрам Фляшман, юридические услуги». — Вы тоже адвокат? — обратился я ко второму «шкафу». Тот широко улыбнулся: — Не, я водила, в натуре… — Ну что ж, господа, вы приятные люди, спешу откланяться… — Кононов! — остановил меня Алексей Юрьевич. И протянул толстый конверт. — Возьмите — почитайте. — Зачем? — Здесь кое-что гораздо интереснее, чем адвокат, на которого имеют зуб клиенты. Офицер РУБОП занимается открытым вымогательством! И продолжает служить. Это полное досье на него… Я открыл конверт. К стопке бумаг были приколоты четыре стодолларовые банкноты, которые я тут же аккуратно, держась за скрепку, передал Алексею Юрьевичу. — Боитесь даже пальчики оставить? — усмехнулся он. — Экий вы осторожный… — Перед сном обязательно почитаю, — пообещал я. — А писать о вас все равно придется — статья в плане стоит! Могу лишь рядом со статьей ваше интервью поместить с фотографией… — Почему вы не можете сказать своему шефу, что факты не подтвердились и поэтому писать не о чем? — Факты — упрямая вещь, — сокрушенно ответил я. — Они подтвердились — вот ведь загогулина какая! — Спорим, статьи не будет? — сказал Незовибатько. — Так что лучше возьмите деньги — они вам пригодятся. — Вам тоже! — улыбнулся я, пожимая руки всем троим. И уже поднимаясь по лестнице, подумал, что четыреста баксов мне были бы очень кстати. В конверте я нашел заявление в прокуратуру от гражданки Кравчук Зинаиды Николаевны. Она держала кафе на паях с подружкой. Затем подружка решила выйти из дела, Кравчук заплатила ей долю. Подружке показалось мало, она начала вымогать с бывшей компаньонши ежемесячно круглую сумму. Но не сама, а с помощью сожителя — офицера РУБОП Сивоголовко. Я нашел также фотографии Сивоголовко (похож на обкуренного Шварценеггера), ксерокопию его паспорта, данные его сожительницы и гражданки Кравчук. Еще там была аудиокассета, которую я тут же решил прослушать. Ничего особенного: обычный телефонный разговор, мужик требует бабки, женщина испуганно оправдывается, но при этом несколько раз явно умышленно называет мужика по имени — Ми-шаня. Что ж, если этот Мишаня — ив самом деле майор Сивоголовко, то материал может получиться интересный. Но сперва хорошо бы разобраться с этой чернявой «крошкой Цахес» — Незовибатько… — Вынужден вас огорчить, Максим Викторович, — заявил мне с утра Спозаранник. — Про вашего адвоката… как его — Небейкопытко?.. мы писать не будем. Так решил Обнорский — его полчаса обрабатывала по телефону Пафнутьева. Вот те раз! Железная леди Пафнутьева работала в прокуратуре, контролировала всех криминальных журналистов города и обязана была не допускать до печати ни одной публикации, которая хоть, как-то могла повредить ее родному ведомству. Когда я однажды, сидя в кабинете Пафнутьевой, отпустил ей комплимент по поводу ее ножек, она испепелила меня взглядом, и с тех пор я стал ее злейшим врагом. Из всех сотрудников нашего агентства с Пафнутьевой мог найти общий язык один лишь Соболин — у него вообще с прокуроршами все хорошо получалось… А по-моему, женщина-прокурор — это извращение какое-то. Все равно что мужчина-зоофил. — Что ей за дело до нашего адвоката? — удивился я. — Говорит, что прокуратура его проверяет, а публикация может помешать. В общем, это не наше дело — шеф не захотел с прокуратурой в очередной раз ссориться, тема закрыта. Похоже, ваш адвокат оказался крепким орешком. — Раз такая пьянка, Глеб Егорович, давайте займемся одним уродом из РУБОП… Я вкратце пересказал Спозараннику ночную встречу с адвокатом. — Все очень интересно, — задумчиво сказал Глеб, — только что-то мне в этой истории не нравится… Хорошо, я вычеркиваю у вас тему «адвокат-взяточник» и пишу: «рубоповец-вымогатель». Хоть мы с РУБОП и дружим, но если все окажется правдой — то почему мы должны молчать? Кафе «Тихий хутор» оказалось обычной разливухой, пропитанной дешевым пойлом, табачным смрадом и грилем. Пока я ждал директрису — дернул в баре сто грамм водки с бутербродом и обнаружил, что водяра паленая. Зинаида Кравчук оказалась крупной миловидной хохлушкой, с начесом, яркой косметикой и огромным количеством бижутерии. Тараторила она безостановочно, понять что-то в ее певучей жалобной речи было трудно… — Ой, да ж Мишаня, говорю, да разве ж по-людски это, в налоговую дай, ремонтникам дай, а тут еще СЭС пришла, садитесь, говорю, я ж вам стол накрыла, кто ж слова худого скажет, говорю, да ни в жисть, Мишаня, я ж с Нинкой рассчиталась, где ж я тебе найду… — Стоп, Зинаида Николаевна! — хлопнул я ладонью по столу. — Давай-ка по порядку… Через полтора часа я уже был сыт по горло — к счастью, не только рассказами Зинаиды, но и свиным шашлыком, который принес с графинчиком водки в ее кабинет нагловатый бармен. Как рассказала мне хозяйка кафе, раньше их с Нинкой «крышевал» рубоповец Мишаня Сивоголовко, которого Зинаида знала еще с детства. Затем Нинка сошлась с Мишаней, и они вдвоем решили кафе у Зинаиды отобрать. Для этого Нинка сперва вышла из учредителей, Зинаида залезла в долги, чтобы рассчитаться с ней, а теперь Мишаня наезжает на нее чуть ли не ежедневно. — Дело знакомое, — махнул я рукой. — Ну а кто тебе посоветовал разговор ваш записать и заяву накатать в прокуратуру? — Так друзья ж и посоветовали, но результата ж никакого, шо же делать — мне ж деньги отдавать надо, а народ не ходит, да тут еще Мишаня… Ну посоветуй, шо мне делать? — она доверчиво глянула мне в глаза. — А знаешь, Зинаида, почему народ не ходит? — закурил я сигарету из ее пачки. — Глянь в окно — улица перерыта, парковки нет, пока от перекрестка до твоего кафе дойдешь — ноги сломаешь. Эти трубы еще полгода перекладывать будут. А ведь план реконструкции давно был сверстан — вы бы с Нинкой поинтересовались, когда кафе открывали. А вы дешевой арендой соблазнились. Так? Она виновато кивнула. — Дальше. В кабинет тебе водку хорошую приносят, а за стойкой продают не «ливиз», а хрен знает что. У твоего бармена на роже написано, что он ворует! Один раз такое выпьешь — больше уже сюда не потянет. Дальше. Столы в зале когда последний раз протирали? Дальше. Телевизор орет так, что себя не слышно… Кто о клиентах будет думать? — Ой, ну ты прям такой умный, такой умный, — затараторила Зинаида, — а у меня уборщица уволилась, чем я ей платить буду, если ж ты умный, так помоги… Зинаида встала открыть форточку и как бы невзначай задела меня бедром, так что я не удержался и шлепнул ее по широкой заднице. — Ой, да ты ж всех женихов поотбиваешь — ну-ка одерни сейчас же, кому говорю! Я протянул руку одернуть юбку и обхватил Зинаиду за талию. Она не сопротивлялась. Когда наши губы соприкоснулись, я с удивлением почувствовал, что Зинаида мне уже совсем не кажется такой вульгарной, как при первом знакомстве. Я быстро расстегнул ее блузку и повернул ключ в двери. Через пять минут маленькая кушетка бешено раскачивалась под нашими телами, пол в кабинете ходил ходуном. — Все вопросы — в пресс-службу РУБОП, — заявил мне майор Сивоголовко. Мы стояли у здания Управления на Чайковского, майор поглядывал на часы и периодически переговаривался с кем-то по мобильнику. Я неторопливо закурил. — Думаю, пресс-служба вряд ли что-то знает о кафе «Тихий хутор»… Сивоголовко напрягся. — …и о его хозяйке, которая подвергается вымогательству со стороны одного из сотрудников РУБОП. Майор оглянулся, сделал пару шагов в сторону, подозвал меня жестами и угрожающе произнес: — Все, что связано с хозяйкой кафе — наша оперативная разработка! Никаких комментариев я давать не буду! И в ваших же интересах не допускать никакой утечки об этом деле — я предупреждаю официально… — Слушай, майор, не надо гнать пургу! — ухмыльнулся я. Сивоголовко схватил меня за грудки, я тут же надавил ему на костяшки рук, но ослабить стальную хватку рубоповца оказалось нелегко. — Миша, проблемы? — полюбопытствовал крепыш в камуфляже. — Все в порядке, — процедил сквозь зубы Сивоголовко и отпустил меня. — Так вот, уважаемый, — продолжил я. — Комментариев ты можешь не давать, но объясняться с начальством после нашей публикации тебе придется! Расскажешь, как с хозяйки кафе бабки тряс… — Ты что, Зинкин «пахарь», что ли? — криво усмехнулся майор. — Ну, «пахарь», и что дальше? — Зинка осталась нам должна… — Если должна — так сядем, бумаги посмотрим и разберемся, кто кому должен! Думаю, что ты ей… — Миша, давай быстро! — раздался крик из автобуса, куда запрыгивали бойцы с автоматами. — В общем, так, — бросил мне Сивоголовко. — В среду в «Тихом хуторе» — в три часа. Если найдем общий язык — кое-что интересное подкину. — Только без «маски-шоу»! — предупредил я. Сивоголовко еще раз усмехнулся и исчез в автобусе, который тут же сорвался с места. Зинаида жила совсем рядом с агентством; только Фонтанку перейдешь — и ты уже на работе. — Спозаранник встал спозаранку! — поприветствовал я Глеба. — «Не уходи, пожалуйста!» — взмолилась румынская разведчица Позаранку. Но Спозаранника ждали великие дела… — Что-то, Максим Викторович, из вас пошлятина лезет, — поморщился Спозаранник. — И между прочим, уже одиннадцать часов. Понимаю, для вас это — «спозаранку». Судя по вашему виду, вы всю ночь развлекались с девушками вместо того, чтобы спать… — Глеб Егорович! — воскликнул я. — Давно известно: нет лучше влагалища, чем жопа товарища! Спозаранник опасливо посмотрел на. меня и на всякий случай отстранился. — Кстати, как дела с рубоповцем-вымогателем? — спросил Глеб. Этот простой вопрос застал меня врасплох. Я ведь так и не решил, что мне делать — то ли писать статью про Сивоголовко, то ли перетереть с ним и с Зинкой на предмет финансов… Если перетрешь — то писать уже нельзя. А если он «маски-шоу» устроит — то тем более будет не до писаний. Вот ведь попал… — Завтра — разберусь окончательно! — заверил я Глеба. И тут же решил посоветоваться с Кашириным и Шахом по поводу своей «стрелки» с майором Сивоголовко. В «курилке» я популярно обрисовал им ситуацию, не забыв упомянуть о своих отношениях с Зинкой. — Во дает! — захохотал Шах. — У меня такой же случай был. Здесь самое главное — не болтать лишнего во время встречи. Этот твой майор наверняка будет увешан микрофонами. И не ставь ему никаких условий — иначе под чистое «вымогалово» тебя подведут… — Бесполезно, — махнул рукой Родион. — Если они задумали тебя «закрыть» — все равно «закроют», даже если ты будешь молчать. Агентство подставишь — мы все потом не отмоемся. Лучше не ходи на «стрелку». — Не, ну как это — не ходи? Это уже западло! Раз бабе пообещал помочь, о стрелке сам договорился — отступать некуда! — возразил Шах. — Давай так — мы тебя завтра прикроем в кафе, свою «прослушку» установим и посидим рядом — все-таки два лишних свидетеля не помешают… Каширин без особого энтузиазма согласился. В кабинете у Зинаиды было спрятано аж два диктофона, а за стенкой в зале сидели за бутылкой водки Шах с Родионом. Народу почему-то набежало немерено. Музон ревел, как пробитый глушитель. Местная гопота, в дрезину пьяная, подпевала хором: Было уже шесть вечера, Шах с Родионом приговорили второй пузырь водки — а майор Сивоголовко так и не появился. — Видать, не судьба! — весело попрощался Шах. Смурной Каширин оловянно смотрел в пол. Поддерживая друг друга, они удалились. Сладкая парочка — мент с бандюганом. — Вот что, Зинаида, отдохнем где-нибудь в приличном месте! — заявил я. — Ой, — обиделась Зинка, — а здесь, значит, не приличное! — Давай, давай! — подтолкнул я ее. — Не все ж тебе в своих стенах торчать — посмотришь, как другие люди досуг организуют. Через час мы уже сидели с ней в клубе злых гурманов «Хули-гули», среди обнаженных официанток, суетившихся вокруг нас с подносами. Известный шоумен Мотя-Адмирал вытаскивал посетителей на сцену — принять участие в конкурсе любительского стриптиза, а в паузах читал стишки: Зинаида фыркнула и в приступе беззвучного хохота упала на стол. Но в этот момент ментовская дубинка опустилась рядом с ее головой, фужер разлетелся вдребезги, и десяток камуфляжных бойцов с автоматами ворвались в зал. — На пол! Всем на пол! — орал один из них в мегафон. — Что, сука, не понял? Зацепив взглядом того, кто огрел меня дубинкой по почкам, я все искал среди бойцов Мишаню Сивоголовко. В том, что это «маски-шоу» устроили из-за нас с Зинаидой, я не сомневался. — Приготовить документы! Оружие и наркотики сдать добровольно! Лежа, я увидел, как Моте-Адмиралу, который собрался отползти со сцены, дали ногой под дых. Сквозь истеричные женские крики, матерщину и звон посуды я услышал вдруг знакомый голос. — Вадим, ты что, охуел? — крикнул я самому главному из «камуфляжных», который, вскочив на стул, отдавал распоряжения бойцам. Тот уставился на меня и вдруг сорвал маску с кучерявой головы. — Тьфу, черт! Как ты здесь оказался, Макс? — Зашел на ваше «маски-шоу» посмотреть! — съехидничал я. Вадим Резаков, замначальника одного из отделов РУБОП, отвел нас с Зинаидой в фойе. — Что за праздник-то у вас такой, Вадим? — Да, понимаешь, подстрелили сегодня одного нашего сотрудника. Начальство в бешенстве — распорядилось рейд устроить по всем элитным местам, чтобы бандюки немного со страху потряслись. — Вадим Романович, еще один «ствол» нашли! — подбежал к Резакову боец. — Вадик, — вгляделся я в бойца, — эта сволочь мне чуть почки не отбила! Можно, я ему по ебальнику дам? — Но-но! — завопил боец. — У нас «Вихрь-антитеррор», имеем право! — Сучонок ты, а не «Вихрь»! — Брейк! — крикнул Вадим и отправил бойца обратно. — Извини, Макс, сам должен все понять… — Да я-то понимаю. Скажи лучше, кого из ваших грохнули? — Михаила Сивоголовко из 8-го отдела. — Ой! — вскрикнула Зинаида. — Что это с ней? — удивился Резаков. Я озадаченно молчал. — Вадим, а за что его убрали, как думаешь? — Врать не буду, не знаю, — вздохнул Вадим. — Но разговоры про него ходили разные… Если совсем откровенно, между нами — тварь редкостная. Помнишь историю с фальшивыми векселями «Шмакойла»? Естественно, я помнил — Спозаранник расследовал это дело уже который месяц и чуть ли не каждую неделю встречался с президентом компании господином Шмаковым. Группа мошенников предъявила «Шмакойлу» фальшивые векселя, получила дизельного топлива на полмиллиона и успела его реализовать. Исполнителей сумели найти, но ничего от них не добились — они быстро вышли на свободу, дело зависло. — Так вот, — продолжил Вадим, — мы работали по «Шмакойлу» вместе с УБЭПом. Там наш Сивоголовко в полный рост нарисовался — как самый главный организатор аферы. Потому мы от этого дела и отошли — некорректно своих разрабатывать, пусть «гестапо» работает. «Гестапо» называли отдел собственной безопасности в РУБОП. — Вадим Романович, — раздался радостный крик. — Марихуану нашли! — Извини, старик, — попрощался Резаков. — Лучше вам отсюда уйти. И в ближайшую неделю вообще не советую шляться по ресторанам — на наших нарветесь. — Жалко Мишаню, — вздохнула Зинаида, выйдя из ванной в желтом махровом халате. Я курил, развалясь на диване перед телевизором. — Не пойму, Зин, он тебя в дойную корову превратил, а ты его жалеешь!.. — Все равно жаль, он же не всегда таким был, мы ж в школе вместе учились, в Черновцах, до десятого класса. Хочешь фотки посмотреть? Зинаида порылась в серванте и достала большой фотоальбом. — Вот он, Мишаня, он еще за мной ухаживал… А это — я, с бантиком, смешная, правда? Но внимание мое на групповом фото подростков привлек отнюдь не Мишаня и даже не Зинаида… — Скажи-ка, дорогуша, а это что за клоп чернявый? — Та ж Леша это, Незовибатько. Так-так-так… — Ну а это что за улыбчивый шкет такой? — Та ж Колюня, Голобородько… Я со стоном рухнул на диван. — Ну, Зинаида, вы мне все вместе за Севастополь ответите! Но Зинка «Брат-2» не смотрела и потому реплику мою не поняла. Порывшись в блокноте, я нашел домашний телефон капитана Сереги, с которым мы пили водку во время его дежурства. — Серега, один вопрос! Как звали двух приятелей прокурорского следака, которых твои ребята задерживали? — Да мы их сразу и отпустили, только документы проверили — они парни спокойные оказались, не то, что этот… Колобродько? — Голобородько! Как их фамилии? — Спроси что-нибудь полегче! У них у всех троих фамилии — с такими только в цирке выступать. Что-то типа Ебанько, только не Ебанько… — Может, Незовибатько и Сивоголовко? — Точно! Ну ты даешь — глубоко копаешь!.. — Спасибо, Серега, с меня пузырь! — Я повесил трубку и утомленно вздохнул. Зинаида с тревогой наблюдала за мной. Весь следующий день я не мог найти Спозаранника — он бегал по источникам. Но зато я успел внимательно изучить все его папки с документами по «Шмакойлу». Оказывается, в этом деле сменилось аж пять следователей, но один из них носил фамилию Голобородько. Как раз именно тогда дело находилось в райпрокуратуре. По странному совпадению, именно он изменил всем подозреваемым меру пресечения и отпустил их из-под стражи. Когда выяснилось, что этих мошенников, похитивших у «Шмакойла» топливо, защищали адвокаты Алексей Незовибатько и Абрам Фляшман, я не слишком удивился. Такую редкую удачу надо было обмыть! Ну а когда я вернулся из пивняка, пришлось еще добавить — все агентство отмечало день рождения Агеевой. Это был как раз тот редкий случай, когда сухой закон в «Золотой пуле» нарушался — шеф делал исключение для Марины Борисовны как для ценного кадра. Я выпил за именинницу трижды, затем за ее детей, за всех ее любимых мужчин, в число которых попали и мы со Спозаранником. Но самого Глеба я так и не видел. И лишь у туалета я услышал перебор струн и знакомый голос: — Дэчен, дэче-е-ен… Пригорюнившись, Спозаранник сидел напротив сортира и пел под гитару молдавскую народную песню, — Как дела, Глеб? — Дела херовые… Оказывается, Спозаранник, узнав об убийстве рубоповца Сивоголовко, автоматически решил, что тема для нас закрыта — писать о том, как убитый занимался мелким рэкетом, неэтично. И потому он вычеркнул из плана отдела эту тему и вновь вписал туда прокурора Голобородько. За что Обнорский на совещании устроил ему разнос. — Почему Кононов уже целый месяц занимается прокурором, который обоссался у ларька? — орал Обнорский. — Что там можно так долго расследовать? Никакие аргументы шеф не желал принимать и объявил Спозараннику выговор. — Глеб, обещаю — с тебя выговор снимут! Я тебе сейчас такое расскажу — кондрашка хватит! Спозаранник с недоверием пошел за мной в кабинет. Ноздри Спозаранника раздувались все больше, рука его автоматически искала дырокол. — Итак, что мы имеем? Три закадычных приятеля-хохла — прокурор, адвокат и рубоповец — обманули «Шмакойл» на три миллиона. Но, видимо, не успели поделить деньги. Или каждый из них считал, что достоин большей доли. Короче, они явно имели претензии друг к другу. Потому Голобородько решил посадить за решетку Незовибатько и слил нам компромат на него. Но у Незовибатько оказалась крепкая лапа в прокуратуре — кто-то из начальства подключил Пафнутьеву и притормозил нашу публикацию. Заодно Незовибатько решил избавиться от организатора аферы — Сивоголовко. Сперва слил тебе на него компромат, а затем, видимо, решил, что этого недостаточно и что «Мишаню» надо ликвидировать. Скорее всего, они вдвоем — Незовибатько и Голобородько — заказали Сивоголовко. Тьфу, черт, голова идет крутом… Что же нам со всем этим делать? — Все очень просто, Глеб! Я звоню Голобородько и говорю ему открытым текстом: либо ты нам рассказываешь, как «обул» со своими одноклассниками «Шмакойл», либо мы пишем о том, как ты обоссал ларек! — Мудро, — резюмировал Спозаранник. По домашнему телефону Голобородько женский голос ответил, что Николай Николаевич в отъезде, с работы он уволился и вернется не раньше чем через полгода. — И что дальше? — спросил Глеб. — Все очень просто. Я сейчас звоню Незовибатько и говорю ему: либо ты нам все рассказываешь про «Шмакойл», либо мы пишем, что ты взяточник, а вдобавок вместе с Голобородько обоссал ларек. И никакая Пафнутьева нас не остановит. — Мудро, — заметил Спозаранник. Женский голос ответил мне, что Алексей Юрьевич уехал за границу и, судя по всему, надолго. — И что дальше? — спросил Глеб. — Позвонить на тот свет Мишане Сивоголовко мы вряд ли сможем… А фактов у нас никаких, к сожалению, нет. — Где справедливость? — воскликнул я. — Эти два хохла сейчас на Канарах жарятся, а нам за них тут отдуваться — факты искать. Конечно, Резаков мог бы помочь — но вряд ли станет. — Это мы сейчас посмотрим, — сказал Спозаранник и набрал номер. — Вадик, у нас с Кононовым есть к тебе интересное предложение! Мы тебе скажем, что было при себе у покойного Сивоголовко, а если угадаем — ты нам расскажешь все, что знаешь, про его участие в афере со «Шмакойлом»! Идет? Так вот — у покойного было при себе досье на прокурорского следователя Голобородько. Угадал? Чтобы тебя заинтриговать еще больше, скажу, что это досье он собирался передать господину Кононову, но, к сожалению, не успел… Ждем тебя завтра с утра. — Честно говоря, Глеб, мне это не пришло в голову! — удивился я. — А напрасно! — назидательно произнес Спозаранник. — Любую схему надо выстроить до логического конца — и она окажется истинной. Даже после двухчасовой беседы с Вадимом Резаковым, которая плавно перенеслась в кабинет Обнорского, вопросов у нас все равно оставалось больше, чем ответов. Все, что нам представлялось ясным, нуждалось в доказательствах, а их не было. Будь мы следаки — мы бы даже в розыск не могли объявить внезапно исчезнувших из города Голобородько и Незовибатько. Но поскольку мы не следаки, а журналюги — для сенсационной статьи материала у нас было более чем достаточно. Моя многострадальная статья была уже подписана нашим юристом Аней Лукошкиной, я последний раз вычитывал завтрашнюю полосу «Явки с повинной», но тут в кабинет ворвался, как ошпаренный, Спозаранник. — Все пропало! — причитал он. — В приемной сидит Пафнутьева и ждет Обнорского. У нее одна цель — снять из номера твою статью! А это «гвоздь» номера! — Успокойся, Глеб! Почему ты думаешь, что Обнорский пойдет ей навстречу? — Он не станет ссориться с прокуратурой! — в отчаянии крикнул Глеб и выскочил. Но через минуту вбежал снова. — Максим Викторович! Ответственное поручение! Обнорский сейчас на пресс-конференции в Домжуре, труба у него отключена. Бегите туда и сделайте все, чтобы задержать шефа на полчаса. Пафнутьева дольше ждать не станет — у нее прямой эфир с прокурором, а потом газета уже уйдет в типографию, и мы будем спасены! Я развел руками. Что ж, наверное, Глеб и прав. Но я бы не стал так уж волноваться из-за какой-то публикации. Не выйдет — и хрен с ней… Зеленый зал Домжура был переполнен. Сразу три телекамеры были обращены в президиум, где рядом с дамой из пресс-центра сидели наш шеф и кинорежиссер Худокормов — они рассказывали о премьере телесериала по романам Обнорского. Усатый Худокормов, посмеиваясь, травил киношные байки. Пресс-конференция, похоже, заканчивалась. — Леха, — подкатил я к Скрипке, стоявшему в дверях. — Как сделать, чтобы Обнорский остался здесь как можно дольше? — Сейчас организуем! — уверенно заявил Скрипка и поманил к себе пальцем сидевшую неподалеку с диктофоном большеглазую девочку. Шептался он с ней минуты две. — Смотри, что сейчас будет! — подмигнул Скрипка. — Итак, последний вопрос! — осмотрела зал ведущая. С места робко поднялась большеглазая девочка. — Недавно у нас в городе произошло еще одно заказное убийство — майора Сивоголовко, — пролепетала она. — Согласны ли вы с тем, что Петербург является криминальной столицей России? Глухой ропот раздался в зале. Обнорский выдержал паузу, набрал воздуху и гневно начал: — Давайте разберемся, кому это выгодно — приклеить к нашему городу такой ярлык… — Все, — потер руки Скрипка. — Это минут на сорок, не меньше! — Гениально! — восхитился я. — С меня пиво, пошли в буфет. Заболтавшись со знакомым журналистом из «Нового Петербурга» и выпив по три пива, мы спустились из буфета часа через полтора. Дверь в зеленую гостиную была по-прежнему открыта, оттуда доносился возмущенный бас Обнорского: — Обзывать наш город криминальной столицей — самая большая подлость со стороны москвичей. Где больше всего крутится денег? Где совершаются самые громкие политические убийства? Конечно, в Москве… Зал был пуст, лишь большеглазая девочка с диктофоном, раскрыв рот, восторженно внимала каждому слову Обнорского. Андрей оборвал себя на полуслове и подошел к нам. — Что-то я заболтался, — усмехнулся он и включил свой мобильник. — Тебя Пафнутьева очень долго ждала, что-то хотела, — сообщил ему я. — Значит, не судьба была нам встретиться, — сказал Обнорский, думая о чем-то своем. — Андрей Викторович, можно я еще у вас спрошу, — подошла к нам, робко улыбаясь, большеглазая девочка с диктофоном. — Завтра, солнце мое, завтра, — Обнорский устало погладил ее по головке. — А тебе, Макс, за отличное расследование про «Шмакойл» надо будет выписать премию… И вообще, — Обнорский критически посмотрел на меня, — пора бы тебе подстричься! — Идея хорошая! — воскликнул я. — Может, дашь баксов двадцать до зарплаты? Теперь у меня появился повод вновь заявиться в парикмахерскую к Юльке. |
||
|