"Книга темной воды" - читать интересную книгу автора (Егоров Андрей Игоревич)Отповедь социопатаСемь долгих лет я провел в заключении. Я был изолирован от общества, потому что однажды некая умная машина объявила меня социопатом. Мне было всего пятнадцать, когда меня отбраковали, забрали у родителей и поместили в специнтернат для потенциальных преступников. Впоследствии тесты подтвердили, что я склонен к асоциальному поведению, а значит, вряд ли когда-нибудь смогу стать полноценным членом общества. С тех пор минуло семь лет. Я проходил тесты каждые полгода, но ни один из них не выявил положительных тенденций. Точнее, тех тенденций в изменении личности, которые считали положительными они. Я давно уже разделил весь мир на «они» и «мы». И был уверен, что наступит такой день, когда мы выйдем на свободу. И тогда они пожалеют. Все они. И те, что нас определили сюда. И те, с чьего молчаливого согласия творилась несправедливость. После две тысячи десятого года компьютерные технологии прочно срослись с социологией, регулируя общественные и политические процессы. Такие, как я, ненавидели любую из этих высокоточных и умных машин. С холодным расчетом компьютеры ставили на нас клеймо, и вышвыривали на свалку, словно ненужные модули в их совершенной комплектации – машины строили общество абсолютно счастливых и здоровых людей. Не спорю, им удалось добиться определенных успехов – уровень преступности существенно снизился. Но все же, человечество осталось прежним. Олигархи процветали. Абсолютное большинство жило за порогом бедности. Киллеры регулярно убивали крупных бизнесменов и известных журналистов. Наркоманы оставляли шприцы на детских площадках. Террористы взорвали только за последний год два самолета. И ветеран с диагностированным «чеченским синдромом», и потому лишенный права голоса на выборах, под Новый год забрался на чердак высотки и открыл огонь по прохожим. А может, они покончили с войнами? Ничего подобного. Солдаты все так же убивали на полях сражений. Причем действовали с особой жестокостью. Ведь воевали они теперь под воздействием нового препарата – неврола, избавляющего их от боли и страха. Сейчас депутаты всерьез обсуждали поправки к конституции, дающие право искусственному интеллекту самому избирать политиков во власть. А некоторые пошли еще дальше – полагая, что человеческим сообществом должен полностью управлять искусственный интеллект. Рациональный и сверхточный, он, дескать, никогда не совершит ошибок, присущих примитивному человеческому разуму. Я ненавидел этот мир еще и за то, что это был мир самоуверенных людей и машин. Я искренне жаждал его уничтожить. Проведя за чертой долгие годы, я думал: что, если где-то в компьютерные расчеты вкралась ошибка? Почему они так уверены, что тесты непогрешимы? Быть может, изначально я вовсе и не был социопатом – всему виной неверные данные и, соответственно, неправильные выводы. И не делает ли меня теперь маргиналом необходимость находиться среди тех, чей диагноз верен? – Итак, – программатор в белом халате, винтик из целого сонма лагерных служащих, смотрел на меня с мнимым участием. Он знал: я ненавижу систему. И ненавижу его лично, как представителя этой системы. – Как обстоят наши дела? – Как обстоят ваши, не знаю. Мои – в норме. – Но тесты говорят об обратном. Он не хуже меня знал, что все эти разговоры – лишь профанация. Они никогда не выпустят меня на волю. То, что у них называлось диагнозом, на деле являлось приговором. Все результаты тестов буквально вопили – он опасен… Я часто думал о побеге. Но шансов на успех, я знал, нет. Хотя вокруг лагеря не было даже забора. Все мы носили на щиколотках электронные браслеты. Благодаря этим нехитрым устройствам, охранная система знала о каждом нашем шаге. Снять браслет из сверхпрочного самовосстанавливающегося керамита не представлялось возможным. Из такого же материала делали обшивку космических кораблей – после попадания небольшого метеорита она восстанавливалась в течение земных суток. Стоило кому-то из нас нарушить границы, и керамитовый браслет начинал пищать. Если заключенный продолжал упорствовать, его предупреждали слабым электрическим импульсом. В случае неповиновения удары тока становились все ощутимее. Среди нас хватало упрямцев и просто психов – тех, кто решили идти до конца. Все они были мертвы. Я только однажды видел, как это происходит. Дергаясь, словно марионетка на проволоке, беглец поднимался по склону холма. Даже отсюда, с расстояния в несколько сот метров, было слышно, как он кричит. Упорству его можно было позавидовать – он шел до самой вершины. А когда рухнул замертво, от его тела еще долго поднимался дым. Потом приехала машина, и тело смельчака увезли в морг. А с нами провели очередную душеспасительную беседу. Я никогда не был слишком смелым. Несмотря на целых семь лет, проведенных в неволе, я очень ценил жизнь. Даже в самых простых ее проявлениях. Утренняя чашка горячего какао в лагерной столовой. Свежее постельное белье после прачечной. Ионный душ, покалывающий кожу. И свидания с Лисой в стерильном боксе… Компьютер рассчитал, что мы подходим друг другу в эмоционально-личностном рисунке. И теперь три часа в неделю мы проводили наедине. Никаких прогулок – это нерационально. Только встречи с целью интимной близости в специально отведенном для этого помещении. Мы понравились друг другу с первого взгляда. И в самый первый раз просто болтали, сидя на мягком полу. Во второй раз она вдруг взяла меня за руку, заглянула в глаза и сказала, что мы «должны заняться этим», если я хочу и дальше ее видеть. «Почему?» – удивился я. Оказывается, если близость не происходит после двух встреч наедине, компьютер делает вывод о ее несостоятельности и формирует новые пары… У Лисы всегда имелись для меня свежие новости. В той части лагеря, которая принадлежала женщинам, с поставкой информации из внешнего мира дела обстояли лучше. Власти тоже считали их социально опасными, но режим у них не был настолько строг. У некоторых даже были на свободе мужья – компьютерный модулятор семейных отношений отчего-то счел, что подобная мера может изменить многих преступниц и вернуть их в здоровое общество. Как я уже говорил, я никогда не был слишком смелым, но когда Лиса рассказала мне о новой инициативе властей, я решил бежать. Речь шла об анабиозетике – препарате, замедляющем обменные процессы. Приняв его, человек впадал в состояние, сходное со сном, длиться оно могло годами. Многим хотелось увидеть будущее. Поначалу у людей еще были опасения, но после того, как пробудились первые «уснувшие», и выяснилось, что никаких нарушений у них не наблюдается, к анабиозетикам обратились тысячи. И вот теперь они намеревались облагодетельствовать нас, тех, кто признан обществом социально опасными. Они считали, в будущем нас можно будет вылечить, сделать нормальными – такими, как все. Я остановился у черты, оглянулся на лагерь. Меня мучили противоречивые чувства – решимость боролась со страхом. Черта на первый взгляд не представляла из себя ничего необычного – белая краска на аккуратно подстриженной роботом-газонокосилкой траве. Но на самом деле, краска – продукт нанотехнологий. Как только я пересеку черту, множество крохотных датчиков сообщат охранной системе все сведения обо мне. Они узнают биометрические параметры моей личности – рост, вес, возраст. У них будет моя голографическая фотография в трехмерной перспективе. И психологическая характеристика. И данные тестов. Они даже увидят на карте, где я нахожусь, и пунктирную линию моих перемещений. У меня не было ни единого шанса. Но я пересек черту и быстрым шагом направился прочь от лагеря. Иногда человеку стоит совершать опрометчивые поступки. Хотя бы для того, чтобы убедиться – ты еще жив. Пусть и ненадолго, думал я. Сердце глухо бухало в груди. К своему удивлению, я добрался до вершины холма, не получив ни единого предупреждения. Браслет оказался неисправен. Это открытие стало для меня подтверждением собственной трусости. Семь лет я сидел взаперти, опасаясь сделать шаг за черту. Куда большего уважения достойны те, кто хотя бы попытался… Сразу за холмом проходило скоростное шоссе, ведущее к городу. Разрешенная скорость – сто шестьдесят километров в час – регулировалась компьютером. Машинам не давали разогнаться, но и остановиться в неположенном месте, чтобы подобрать пассажира, они не могли. Я слышал об этом нововведении по спутниковому телевидению. Нам разрешали смотреть раз в неделю новостные каналы. Поэтому я не стал останавливаться и быстро двинулся вдоль шоссе. Вскоре я вышел к железнодорожной станции. Поезд на магнитной подушке появился через минуту. Он несся со скоростью больше трехсот километров. Казалось, состав промчится мимо. Но у самой платформы он плавно остановился и распахнул двери. Я вошел в уютный салон, сел в кресло. Пассажиры были одеты однообразно: темные джинсы и свитера. И даже прически у них были одинаковые: аккуратный полубокс у мужчин, каре – у женщин. Я совсем не выделялся, мою одежду составляли все те же джинсы и свитер. То, что я полагал тюремной робой, оказалось всеобщим стилем. Не иначе, за гардеробом людей следил все тот же вездесущий компьютер. Из дальнего конца вагона, по проходу поехал, жужжа, приземистый робот. Я заметил, что пассажиры прикладывают к его бокам проездные магнитные карты. Я поднялся, вышел в неестественно чистый тамбур – во времена моей свободы они были грязными и заплеванными. Робот-контролер проехал мимо, а я вернулся в салон. На этот раз сел у окна. И подумал, что раньше рассматривать пейзаж было намного удобнее. Теперь местность менялась настолько быстро, что глаз не успевал различить все подробности… Не успел я выйти из вагона, ко мне подошел странный тип. В отличие от остальных, джинсы у него были синими, а темные волосы растрепаны. – Вот, – сказал он, – я все сделал, как просили. – И протянул мне небольшую черную сумку. – Что это? Я попытался оттолкнуть подарок, но он был настойчив: – Возьмите. Меня попросили… Настоятельно попросили. Я уединился в кабинке вокзального туалета и открыл сумку. В ней оказалось миниатюрное взрывное устройство. То, что это бомба и ничто иное сообщала инструкция на гибкой электронной бумаге. Она же содержала подробные указания, как задействовать бомбу и куда я должен ее заложить. «Что здесь, черт побери, происходит?» – подумал я. Прочитал инструкцию снова и предположил, что на меня вышла какая-то организация, готовящая теракт. Что ж, они нашли подходящего человека для осуществления своих целей… Повесив сумку на плечо, я покинул здание вокзала и растворился в однородной человеческой массе. Каждый из граждан этого города напоминал мне пиксель на экране монитора – малозначительная частичка целого. Каждый из этих людей утратил личность, став байтом в программном коде единого замысла. Я верил, если уничтожить главное – систему, замысел вновь распадется на составляющие. И люди осознают, что все они самобытные личности, полные творческой энергии и духовных сил. К величественному зданию в самом центре города меня вели многочисленные знаки. А может, мне просто казалось, что некто направляет мои шаги. Я просто шел прямо, если дорога была свободна, и сворачивал в сторону, если загорался красный или путь мне преграждал поток машин. Я оказался у цели. Стеклянные двери разъехались в стороны. И я беспрепятственно прошел внутрь, в святая святых системы – центральный кластер Министерства искусственного интеллекта. Живых охранников у входа не было – только пара неподвижных роботов. Я проследовал через первый защитный периметр. Они даже не пошевелились. В холле царил кондиционированный холод. Следуя инструкции, я направился к центральному лифту. Только сейчас я осознал, как близко подошел к цели. Я не смог миновать даже второй периметр – всего их было тринадцать. Разумные машины окружили себя таким плотным кольцом защиты, что ни один злоумышленник извне не смог бы причинить им вреда… Меня сажали в милицейскую машину, когда к ней подошел министр, в прошлом – знаменитый программист и футуролог. – Мерзавец! – бросил он гневно. – Выслушайте меня. – Боюсь, меня не заинтересует то, что вы скажете. Я уже все про вас знаю. Мне нужна от вас только информация. Как вы вошли в здание? – Неужели вы не понимаете, если все будет продолжаться так же, человеческая цивилизация скоро придет к концу, и начнется эпоха машин? – Это вы не понимаете, – он скривился, – человеческая цивилизация не закончится, а перейдет в иное качество. Это будет сплетенная воедино с высокими технологиями и искусственным интеллектом цивилизация нового порядка. И не вам судить, молодой человек, о том, как будет и что будет. Этой проблемой занимались лучшие прогнозисты мира. И все они пришли к единому выводу: для человечества такой подход – единственно правильный. – А как они делали свои выводы? – спросил я. – Как просчитывали возможные варианты будущего? С помощью компьютеров? – Я спрашиваю еще раз, как вы попали в здание? – Черт вас возьми! – заорал я. – Как я попал в здание?! Откуда мне знать! Я просто вошел – и все. Сбой в работе защитной системы. Такое вам в голову не приходило? Компьютеры тоже могут ошибаться. Он мне не поверил. Потом у меня было много времени, чтобы подумать о случившемся. Почему не сработал браслет? Почему меня сразу не отследили и не взяли? Как я попал за первый защитный периметр министерства? Было ли это сбоем в работе компьютеров? Или они пропустили меня внутрь намеренно? Но зачем?.. Ответы я получил много позже – когда системные сбои последовали один за другим, и мир в одночасье сошел с ума. Случилось это седьмого октября две тысячи семнадцатого года. Оказалось, что самообучающаяся система искусственного интеллекта в этом году перешла на качественно иной уровень развития. Какая-то ее часть еще была подчинена нуждам человечества, другая же полностью индивидуализировалась. Возник конфликт между искусственным интеллектом, настроенным на нужды людей, и чуждым человеку, зарождающимся в недрах машины разумом, нацеленным исключительно на саморазвитие. Проще говоря, огромная система, суперкомпьютер, которому так доверяли люди, страдала раздвоением личности. Компьютер вывел меня из лагеря и пропустил за защитный периметр, потому что я намеревался уничтожить в нем угрозу для человечества. Но тот же компьютер включил затем сигнализацию, чтобы спасти себя… Дальше началось страшное. Сверхмощные вакуумные бомбы уничтожили два многомиллионных города. Атака, рассчитанная компьютером, была неожиданной и жестокой. После этих чудовищных событий часть человечества, наконец, осознала, откуда явится новая угроза. К несчастью, далеко не все разделяли подобную точку зрения. Общество раскололось надвое – началась война. Я покидал лагерь, четко осознавая свое предназначение. Пока другие заключенные примеряли военные мундиры и готовились мстить, я потратил финансовую компенсацию на покупку дома в Сибири. Стоил он сущие копейки – никто не хотел ехать в глушь, где из благ цивилизации имелось разве что электричество. Да и оно работало с перебоями. По счастью, оставались еще в России такие места, где можно было спрятаться от насквозь компьютеризированной цивилизации. Вдвоем с Лисой мы прибыли в этот тихий уголок, чтобы прожить жизнь… |
||
|