"Книга темной воды" - читать интересную книгу автора (Егоров Андрей Игоревич)Меня уже нет– Что с тобой стало?! – Лидия попятилась, закрываясь от меня ладонью, словно от этого пустого жеста я мог исчезнуть. – Что с тобой стало? Посмотри… на себя… Тебя уже нет… – Что со мной стало… – проговорил я и уставился на свои руки. Они дрожали перед помутневшим взором, паутинная пелена мешала мне их видеть. Ясности не было теперь ни в чем – ни во взгляде, ни в мыслях. И даже чувства мои терялись в бешеной амплитуде переживаний – от накатывающей внезапно тоски до безудержного восторга. В открытых ладонях стали собираться тени, сползаться от большого пальца к запястью. В темных линиях жизни, которыми они стали, читалось что-то странное. Я напряг зрение. Узор составил пентаграмму, и распался. Ладони сделались гладкими, словно я никогда не жил. – Что со мной?! – повторил я и шагнул к Лидии. – Мне кажется… я… я… что со мной… Краем глаза я различил какое-то движение, резко повернул голову и увидел в старом, сверкающем серебром зеркале себя. Я стоял там с опущенной головой – подбородок упирается в грудь, и прядь сырых волос, запачканных чем-то густым и темным, липнет к высокому лбу. Я посмотрел на Лидию. Ее черты оплывали подобно воску. Нижние веки тянулись вниз, обнажая красную изнанку и белые глазные яблоки. Меня охватил страх. Мысли путались, терялись… Тихий шелест, похожий на шепот прервал тишину. Вкрадчивый, волнующий шепот, будто кто-то проговаривал слова, дышал мне в ухо. Шепот нарастал, обретая ясное, громовое звучание. Целый шквал чувств и образов обрушился на меня, и я вдруг вспомнил, что произошло. И пробудился от болезненного сна… Машину занесло на повороте. То ли покрытие дороги оказалось слишком скользким, то ли я уже так накачался спиртным, что просто не справился с управлением. До этого момента Лидия кричала на меня, называла мстительным идиотом и неврастеником, а тут вдруг разом замолчала, словно невидимая рука заткнула ей рот. Она всегда отличалась повышенной чувствительностью к неприятностям. В следующее мгновение мы протаранили полосатое заграждение моста, и синее небо внезапно переместилось вниз, заполнив собою лобовое стекло. «Мамочка», – проговорила Лидия совсем по-детски. Ее слова оказались последним, что я услышал. На меня обрушилась свинцовая тяжесть, и в голове взорвалась хлопушка, рассыпалась перед моим мысленным взором россыпью цветного серпантина. За кратким мгновением боли наступило резкое облегчение. Я вытянулся во весь рост, испытывая что-то похожее на наслаждение, и открыл глаза. Надо мной клубился сумрак. У черного цвета, как известно, множество оттенков. Этот сумрак имел не меньше тысячи. Он обволакивал мое тело иссиня черным, лиловел у лица, зеленоватый вдалеке, наползал на меня, и с каждым вдохом я вбирал в себя все больше холодной серой мглы. Затем тело мое свело судорогой, я весь затрясся и почувствовал сильные удары в грудь. Мне показалось, словно сквозь толщу воды ко мне пробивается голос: «Да дыши же ты! Дыши!». Затем все стихло. Мне показалось вдруг, что я стою один на пустынной, запорошенной снегом улице. В отдалении светится желтым фонарь, а черные дома, лишенные окон, возвышаются по правую и левую руку от меня. Я сделал шаг, ожидая услышать, как захрустит под каблуком снег, но вместо этого провалился в иную реальность. Я все падал и падал, меня тряс озноб, мучительно болело все тело, особенно грудь и ребра. Мне казалось, что мои руки и ноги вырваны из суставов и болтаются, словно тощие конечности марионетки. Я нашел себя среди бурых водорослей, покачивающихся вместе с течением реки. Я лежал в густой, ледяной воде и глядел сквозь нее на желтый песчаник, мелкие камушки, старую покрышку и почти живые стебельки водорослей. Я испугался, что утону, и принялся сучить руками и ногами. Глянув мимолетно вверх, я не увидел солнца – один только черный мрак. Словно небеса разверзлись бездной, падать в которую целую вечность. Не помню как именно, но я оказался на поверхности, совсем недалеко от берега. Должно быть, я много времени провел в воде, в глазах у меня совсем потемнело, руки свело судорогой. Странное дело, при этом я совсем не ощущал боли. Только действительность я почему-то чувствовал совсем иначе, чем прежде. Я очень странно ощущал действительность. Некоторое время я нырял, пытаясь обнаружить машину, но не нашел даже обломков. Тогда я поплыл к берегу. Посмотрел вверх и увидел сломанное ограждение моста – пробитую бампером брешь, выгнутые металлические балки. Мы пролетели не меньше двухсот метров, прежде чем упали в воду. Наверное, меня вышвырнуло через выбитое лобовое стекло, благодаря чему я и остался жив, а джип вместе с Лидией оттащило дальше по течению. Защемило сердце. Чудес не бывает. Если она осталась в автомобиле, то ее больше нет… И все же я надеялся на чудо. Я побрел вдоль берега, изучая следы, затем, подчинившись внезапному порыву, сбросил насквозь промокшую рубашку и снова полез в воду. Я нырял не меньше двух часов, пока окончательно не выбился из сил и не убедился, что поиски ничего не дадут. Сидя на прибрежном песке, я смотрел на темную воду. Меня немного волновало, как странно выглядят окрестности. В глазах у меня так и не прояснилось. Краски реальности оставались темными, и чересчур контрастными. Наверное, у меня случилось что-то вроде кровоизлияния, решил я. Или что-нибудь в этом роде. Что еще могло вызвать такой странный эффект?! Шоссе тянулось вдаль широкой асфальтовой полосой, скрывалось за черным, грозовым горизонтом. По правую руку темнел кустарник опушки леса, левее начинались серо-зеленые поля. За ними, на склоне холма, стояли белые домики деревушки. Пустая дорога – более чем странно. Обычно по этой трассе нескончаемым потоком мчался автотранспорт – легковые машины, грузовики. Время суток я определить так и не смог. Но, судя по царившему вокруг полумраку, был вечер. А может, раннее утро. Часы остановились в шестнадцать сорок – время, когда джип протаранил ограждение моста. Мне вдруг стало жутко одиноко. Так бывает в детстве, когда время, проведенное в пустой квартире, растягивается на долгие часы, а мама все не идет, задерживается на работе. Я хотел было направиться к деревне, но потом подумал, что логичнее дождаться, пока кто-нибудь проедет по шоссе, остановить его и попросить о помощи. Я ждал около часа, но никто так и не появился, и я побрел по пустынной дороге. В царившей вокруг тишине так странно было слышать, как шелестят мои шаги на гладком асфальте. Я вдруг отчетливо понял, что должен, во что бы то ни стало, найти Лидию. Что я не согласен существовать без нее, где бы то ни было. И даже в этом мрачном, пустынном мире, похожем не на привычную реальность, а на сырое подземелье, я хочу быть рядом с нею. К вечеру я устал идти и свернул в лес. Хотя по моим ощущениям прошло много часов, солнце и не думало садиться – вокруг царили все те же густые сумерки. Я рвал еловый лапник, чтобы соорудить себе постель, голыми руками, и не чувствовал боли. Это было более чем странно. Я провел ладонью перед глазами – мне показалось, что кожа истончилась, стала прозрачнее, и еще, что от нее исходит серый дымок, не равномерный, а такой легкий, словно от тающего на морозе куска льда. Едва различимый, он напугал меня до жути. Я чуть не закричал. Упал на лапник, закрыл голову руками и крепко зажмурился. Лидия явилась ко мне во сне. Так же, как являлась затем множество раз. Каждый раз она говорила одни и те же слова: «Посмотри, что с тобой стало. Тебя уже нет…». Что с тобой?.. Что с тобой?!» – спрашивала она меня снова и снова. А затем она таяла, истончалась и исчезала, улетала в неживые темные небеса серым легким дымком, в который обращалось ее тело. Утром я снова зашагал по асфальтовой ленте шоссе, разматывающейся в бесконечность. И через пару часов выбрался к мосту. Поначалу мне показалось, что это какой-то другой мост. Но очень скоро я убедился, что это именно тот мост, с которого упал мой автомобиль. Выгнутое наружу полосатое ограждение, покрышка на берегу реки и мои следы на отмели, которые и не думали исчезать. Я присел на обочину дороги и задумался. Может ли так быть, что после ночи проведенной в лесу я перепутал направление и пошел обратно? Вряд ли. К тому же, с утра я прошагал не меньше десяти километров. А вчера едва ли сто шагов, прежде чем свернул в лес. Я поднялся и пошел прочь от моста. Чтобы через несколько часов вновь вернуться к нему. Меня охватили нехорошие предчувствия. Я свернул в поле и побежал к деревне. Я и не заметил момента, когда оказалось, что деревня у меня за спиной, а я уверенно бегу к мосту. То же произошло, когда я попробовал углубиться в лес, следуя руслом реки. Злополучный мост не отпускал меня… В этом мире, где я оказался, был лишь небольшой участок реальности, воссозданный, словно специально для меня. Он ограничивался мостом, картинкой недоступной деревни, фрагментом реки, шоссе и небольшой полосой леса. Любить женщину, которая относится к тебе безразлично, непросто. Я долгие годы объяснял себе холодность моей жены просто свойством характера. Она была блистательна и прекрасна, как греческая богиня. Высокая, зеленоглазая, с пышными льняными, волосами. Гладкие линии ее фигуры могли бы послужить эталоном. А я – самой обычной и даже невзрачной внешности. Серо-голубые, почти бесцветные глаза. Большие залысины надо лбом. Средний рост. Среднее телосложение. Она меня так и называла: «Мой среднестатистический муж». Простые эти слова поначалу звучали для меня, как нечто само собой разумеющееся, потом стали болезненными, и проникали в самое сердце. Я чувствовал, как она холодна, как равнодушна ко мне. Если ей хотелось задеть меня, то тонкими губами с презрением она проговаривала: «Мой среднестатистический муж». Я не был среднестатистическим. Вместе с коллегами из университета я открыл не сопровождаемую делением или слиянием способность ядер атомов отдельных элементов выделять большие количества энергии при искусственной симуляции. Эти разработки сделали меня известным. Мои научные труды издавались на тридцати языках мира. Но ее моя научная карьера, все мои изыскания, и, вообще, вся моя жизнь – все, чем я дышал, чем жил, нисколько не интересовало. Холодность характера?! Отнюдь. Со временем я понял, в чем дело. Она меня никогда не любила. Теперь у меня было время, чтобы вспомнить все тягостные вечера, когда в компании ее друзей я старался казаться жизнерадостнее, лучше, чем я есть на самом деле, и испытывал унизительное чувство вины за то, что не могу быть также весел, также беспечен, и также молод, как они… Я видел, как они переглядывались. Она и ее приятель. Он работал где-то в банковской сфере. Возглавлял отдел по обслуживанию банкоматов. Обычно к нам он приходил не один. Наверное, чтобы притупить мою бдительность. Ей казалось, что я ничего не замечаю. А я видел все. Эти взгляды. Едва заметное подрагивание пальцев. Ее пылкое смущение, когда мы оставались в комнате втроем. Какую наглость нужно иметь, чтобы привести в наш дом, в семейное гнездо, мужчину, который станет ее любовником. А может, он был ее любовником уже тогда… Я застал их в нашем дачном домике. Оставил машину у леса, пробежал по усыпанной осенней листвой дорожке, и оказался с ними лицом к лицу. Они сидели возле кустов жасмина, на скамейке, говорили о чем-то и держались за руки… Потом, выпив почти полбутылки водки, я вел машину, вез ее домой. А она кричала, называя меня мстительным идиотом и неврастеником. Погруженный в мрачные мысли, я бродил по окрестностям своего маленького мирка. Я провел здесь долгие дни, недели, месяцы. Иногда мне казалось, что время остановилось, иногда, что оно стремительно несется, утаскивая меня прочь от истинной реальности. Порой я забывался сном, и во сне ко мне возвращался один и тот же кошмар. Лидия говорит: «Тебя уже нет…». И спрашивает, спрашивает бесконечно: «Что с тобой стало? Что с тобой стало?!»… Я просыпался и долго лежал, глядя в серое небо, задыхаясь от боли. Я так бесконечно любил ее, что вся моя душа сделалась страданием. Истерзанная, она молила об одном – чтобы эти муки, наконец, закончились. День ото дня я делался все меньше, все слабее. Тело мое истончалось вместе с душою, улетало ввысь легким дымком, и я думал, что вот придет день, и меня совсем не станет. Но вышло иначе… В лесу, сквозь темные стволы деревьев, я заметил огонь. Поначалу я опешил. Огонь в моем мире, где все уже стало столь привычным, знакомым. И я побежал на пламя. Скорее, скорее… Меня, словно, звало что-то, рвалось изнутри. Огонь! Животворящее пламя. Вскоре я уже бежал, не разбирая дороги, мчался сквозь лес, как безумец. Выбиваясь из сил. Дыхание рвалось из натруженных легких. Я должен успеть. Я успею. Я приду к нему… Он появился из-за деревьев внезапно, будто вынырнул из вечернего сумрака. Совсем маленький мальчик, не больше пяти лет от роду. Он стоял на лесной поляне и держал в руке факел. Кудри длинных волос отливали смоляным блеском. Блики огня создавали вокруг него ясный ореол и порождали странный эффект. Словно за ним и над ним факел высвечивает иную реальность, словно у здешней действительности была яркая, исходящая жаром изнанка. Пораженный, я стоял и не шевелился. Мальчик смотрел на меня, а я на него. Потом он вдруг заговорил. У него был низкий, напевный голос. Интонации завораживали. Она осталась жива, сказал он мне. А ты – почти мертв. Ты – в коме. Она бросила тебя. Ты лежишь один, в белых стенах белого дома. Ты даже дышишь теперь не сам. Она почти счастлива, сказал он мне. И тот другой, сейчас с нею. Пришло твое время, поведал он. У тебя есть право выбора. Ты можешь избрать одно из двух. Либо уйти вместе со мной, либо вернуться, чтобы отомстить. Он так и сказал – отомстить. – Когда в следующий раз увидишь ее во сне, – мальчик опустил факел, и в темной земле стали проступать черные символы, – подойди к ней как можно ближе, обними ее и скажи, и скажи «рекатум мортис». И месть свершится… Я сделал выбор. Я лежал на гладком шоссе, по которому, теперь я знал это наверняка, никогда не проедет ни одной машины. Я вглядывался в грозовые небеса и ждал, когда мои веки смежит сон, и я смогу, наконец, обнять ее, мою Лидию. – Что с тобой?! Что с тобой стало… Тебя уже нет. Я прыгнул к ней, выкрикивая слова проклятия, я обхватил ее, обвил руками, словно паук жертву, прижался к ней всем телом. Она закричала жалобно. И в следующее мгновение меня вышвырнуло из сна. Я нашел себя лежащим на полу больничной палаты. Надо мной был белый потолок. Застоявшийся запах человеческого тела мешался с запахом лекарств. – Он умирает! – крикнул кто-то. Хлопнула дверь. Забегали врачи. Я едва успел отползти к стене, мимо меня уверенной походкой прошел крепкий мужчина в белом халате… – Так, отойдите в сторону. Не мешайте. Я приподнялся – и увидел. На койке лежал я сам. Изо рта у меня торчала белая трубка, тянулась к аппарату искусственного дыхания. Выглядел я ужасно: запавшие глаза под черными, набрякшими веками, замотанная бинтами голова. Должно быть, я получил черепно-мозговую травму, когда джип упал с моста. – Раз, два, три… – считал доктор, нажимая на мою грудную клетку, и снова: – Раз, два, три… Наблюдать за ним было странно и мучительно. Ведь я уже знал, что меня не спасти. Я отвернулся от пустой оболочки тела и суетящихся над ней врачей, поднялся и вышел в открытую дверь. Я брел по пустому коридору и размышлял. Мальчик с факелом, кто он такой? Посланник загробного мира. Дух, явившийся с тем, чтобы мне помочь? Или же сам Бог?! Люди не замечали меня, смотрели сквозь меня, но при моем приближении, спешили уйти в сторону. Я шел очень медленно, чувствуя слабость во всем теле. Словно из меня выкачали все силы. Мне казалось, что даже легкий порыв ветра может сбить меня с ног. Мысли в голове мешались. За короткое время на меня обрушился такой шквал впечатлений, что я попросту растерялся. Все мои представления о жизни и нашем месте во вселенной, которые невольно выстраивает любой физик, разом сместились. Из ученого-агностика я превратился в потустороннее создание, не сознающее своего места в этом мире. По коридору мне навстречу бежала молоденькая девушка в белом халате. Я ощутил вдруг дикое желание обладать ею. Я прыгнул, схватил ее за руки, запрокинул голову и впился в сочные губы долгим, сладостным поцелуем. Я пил ее и пил, не в силах насытиться свежестью, молодостью, жизнью… Потом отшвырнул от себя обмякшее тело и пошел к выходу из здания. Стеклянные двери маячили впереди. Я видел их много яснее, чем раньше. Мое зрение в одночасье многократно усилилось. Члены мои наливались новой неведомой силой. Я обернулся напоследок. Девушке уже помогали подняться заботливые руки, усаживали в кресло. – Что с тобой, милая? Похоже на обморок… Прохожие расступались передо мной. Те, что не были достаточно расторопны, отбегали с криком, когда я касался их холодным дыханием. Я миновал уже несколько кварталов, шел быстрым шагом, и вокруг меня растекались волны ненависти. Это был все тот же город, шумный, большой, неповоротливый. В его изъеденном проказой организме копошились микробы – люди, неслись автомобили, отравляя воздух бензиновыми парами. Я вдруг почувствовал, что совсем не дышу. То есть я ощущал себя вполне сносно, правда мысли мои по-прежнему путались, но городской воздух я не вдыхал и не выдыхал. Этот важный процесс жизнедеятельности живого организма остался для меня в прошлом. Я больше не был человеком. Я был кем-то больше человека. Ангелом мести, с черными крыльями за спиной. Казалось, стоит мне раскинуть руки, и я взлечу, стрелой устремлюсь к небесам. Но я все же шел по земле. А вокруг меня бурлила живая жизнь, к которой я уже не имел никакого отношения. Еще несколько раз я насыщался, хватал случайных женщин и впивался в их губы болезненным, жадным поцелуем, ощущая, что с каждым разом моей силы прибывает. Я стал вампиром, питающимся не кровью, а жизненной энергией. Я снова искал ее – Лидию. Свою единственную любовь, в этом и другом мире. Я искал ее, чтобы выпить до дна. Я жаждал отправить ее на ту сторону неземного существования, где ее встретит темноволосый мальчик с факелом в тонкой руке и низринет в кромешный огненный ад. В нашей московской квартире было пусто. Я вошел туда сквозь металлическую дверь. Почувствовал слабое сопротивление железа, и влился в прихожую. Здесь все изменилось. За время моего отсутствия Лидия успела сделать ремонт – обновить обстановку, покрасить стены в бежевый цвет, положить дубовый паркет. Я прошел в свой кабинет. Моих вещей здесь больше не было. Их просто не было, словно никогда не было и меня. Должно быть, моя жена уверилась, что из комы я не выйду. А если даже и выйду, кто захочет ухаживать за больным инвалидом. Она вычеркнула меня из своей успешной жизни. Ну что ж, ее ожидает большой сюрприз. Я тронул желтый торшер. От моего слабого прикосновения он покачнулся. Ухватив торшер за основание, я изо всех сил ударил его о дверцу стенного шкафа – и разбил вдребезги. Она сидела в саду, на скамейке, читала книгу. И выглядела божественно. Светлая челка падает на лоб, волосы на затылке собраны в пучок, в зеленых глазах – интерес. На ней были синие шорты. Идеальной формы ножки закинуты одна на другую. Она покачивала шлепанцем. Я шел по дорожке, нарочито медленно ступая по гравию, глядя на нее, впитывая ее образ. Такой трогательно дорогой, и такой чудовищно враждебный образ. – Мама! – послышался детский крик, и с крыльца сбежал светловолосый мальчик. Лидия обернулась, нежно улыбнулась и отложила книгу. – Что случилось? Я застыл. Чувства мешались в моей голове. Кто он? Ее сын? Но откуда он взялся?! На вид ему года четыре. Как такое возможно? Внезапно меня пронзила догадка – я провел в коме несколько лет. У нее успел родиться и подрасти сын. Мой сын? Или сын того, другого, с которым она обманывала меня. Надо пройти через дом, решил я, все тщательно осмотреть. Они здесь одни? Или есть еще кто-то? Не сводя глаз с Лидии, которая уже ощутила тревогу и озиралась кругом с растерянным видом, я пошел к дому. Поднялся на крыльцо. Миновал пустую террасу. В комнате обнаружилась белокурая девочка. Она играла с куклами на широкой кровати. Его я нашел за домом. Возле другого крыльца. Наш дачный домик был проходным. Он мастерил что-то на моем верстаке. За прошедшее с последней встречи время он почти не изменился. Разве что немного прибавил в весе, и шевелюра стала пореже. Вот и все. Счастливая семья в сборе. Отец семейства, заменивший меня, лежащего в коме и умершего сегодня. Лидия – счастливая мамаша. И двое их белокурых детишек. Летний отдых на даче. Я присел на крыльцо, наблюдая за ним. Он работал увлеченно. Так трудятся городские жители, испытывающие временами тоску по простому деревенскому быту. Он пытался починить сломанный стул. Когда я устал смотреть на его широкую спину и проклевывающуюся на макушке лысину, мне захотелось его убить немедленно. Я поднялся, взял в левую руку топор, который он на время отложил, и занес над головой. Он занервничал, что-то почувствовал, обернулся. Топор вошел в его грудную клетку с хрустом, дробя кости и разрывая мышцы. Он повалился на верстак, беспомощно протягивая ко мне ладони, пытаясь схватить то, что не существует. – Папа-а-а! – На крыльце стояла девочка и безостановочно кричала. Я оказался возле нее в считанные секунды. Схватил малышку покрепче и сжал, зажимая ей рот. Она почти не сопротивлялась. Только трепыхалась в смертельных объятиях, словно бабочка в сачке. Затем обмякла. Маленькое тельце я опустил на крыльцо. И побрел, чувствуя опустошение, по тропинке вокруг дома. Лидия стояла там, глядя прямо на меня. За ее спиной прятался сын, он тихонько всхлипывал от страха. Она что, может видеть меня, удивился я. Посмотрел на свою руку и увидел, что она красного цвета, словно под кожей моей текла кровь убитых людей. Тыльная сторона ладони бугрилась ровными наростами, а ногти вытянулись на несколько сантиметров и заострились. – Что с тобою стало?! – прошептала Лидия, как в том страшном сне, что я неоднократно видел там, в иной реальности. Хотя говорила она едва слышно, я услышал ее. – Меня уже нет, – ответил я, и голос мой зазвучал громовыми раскатами. Белокурый мальчик вздрогнул, вырвал руку из ладони матери и кинулся бежать. Она еще секунду стояла, испуганно глядя на меня, потом выставила перед собой ладонь, закрываясь от меня, словно от этого пустого жеста я мог куда-то исчезнуть. Я кинулся к Лидии, вцепился в ее голову толстыми, как стволы деревьев, багровыми руками, и легко свернул ее тонкую шейку. Она осела на гравийную дорожку, сложилась пополам, как тряпичная кукла. А я уже несся мимо домика нечеловеческими прыжками, кроваво-красное существо, которому выпал шанс свершить возмездие. Перепуганный до смерти маленький мальчик, услышав мои шелестящие шаги, закричал от ужаса… – Пойдем, – сказал он и передал мне факел. Я медленно кивнул, принимая дар. Он взял меня за руку и повел за собою вниз, в кромешный огненный ад. |
||
|