"Зеркало для героя" - читать интересную книгу автора (Дышев Андрей)

Глава 10

Я сначала делал, а потом думал. Вот такая была у меня странная особенность. Наверное, это шло от привычки доверяться неосознанному порыву, интуиции. Когда я не знал, что нужно делать, я делал то, что делалось как бы само собой, а потом анализировал, хорошо это или плохо.

Влад, превратившийся по моей воле в Сизифа, тащил чемодан на своем горбу через джунгли, путаясь в лианах и колючках, и разрывал эти путы со страдальческой одержимостью Лаокоона. Я шел впереди него с карабином и где оружием, где руками, а где зубами пробивал тропу. Я часто оборачивался и предлагал Владу поменяться ношей, но мой Атлант снова проявлял упрямство и, раскрасневшись от напряжения, махал на меня свободной рукой:

– Иди, не оборачивайся! Без сопливых обойдемся.

И вот тогда я задумался, пытаясь найти оправдание своему на первый взгляд дикому поступку. Имел ли я право вести Влада по заведомо опасному пути к причалу Майо, прямо в лапы мафиози?

У меня не было ответов. Даже если они и были, то, разумеется, не в мою пользу. Я сначала делал, а потом думал. Я повел Влада туда, где нас ждали малоприятные типы. Ради чемодана эти типы запросто посадили посреди сельвы самолет государственной авиакомпании. И они сделают все возможное, чтобы в Майо этим саквояжем завладеть. А я в свою очередь тоже сделаю все возможное, чтобы как можно быстрее отдать им этот проклятый чемодан, а затем унести ноги.

Словом, надо было сохранить овец и накормить волков. Я прекрасно понимал, что буду испытывать чувство вины перед Владом за эту гнусную ложь очень долго. Абсурдный поступок Анны был моим личным, почти семейным делом, и я сам нес на себе свой крест.

Пока я нес свой крест, Влад тащил набитый макулатурой чемодан, свято веря в то, что в нем миллион долларов. По большой дуге мы огибали аэродром, не рискуя выходить из-под плотной зеленой крыши на голые участки, так как с восходом солнца над районом снова стал патрулировать полицейский вертолет. Когда он пролетал над нами, мы останавливались и на всякий случай прижимались к стволу ближайшего дерева. Кинув на нас дрожащую тень и оставив после себя запах горячей смазки, вертолет улетал, и мы снова шли вперед.

Нас уже изрядно мучил голод, хотя никто из нас не хотел в этом признаваться. Да какой толк в признании? Жажду мы утоляли из луж и ручьев, сильно рискуя вместе с водой проглотить личинку какого-нибудь гельминта, но у нас не было котелка для кипячения. За несколько часов перехода я встретил единственное съедобное растение – молодые побеги бамбука, напоминающие по внешнему виду початки кукурузы. Очистив «початок» от нескольких слоев плотной оболочки, я протянул Владу зеленовато-белую плотную массу. Он осторожно откусил, пожевал, прислушиваясь к ощущениям, и сплюнул.

– Когда буду умирать от голода, – сказал он, возвращая мне угощение, – тогда и накормишь меня этим экзотическим деликатесом.

Мы вышли на поляну. Здесь, под знойным солнцем, было не так много мошкары, как в тени, и Влад бережно опустил чемодан на траву и сел на него верхом.

– Ты хорошо спал сегодня? – спросил он.

– Прекрасно! – ответил я.

– Запаха костра не почувствовал?

Я отрицательно покачал головой и перевел разговор на другую тему. Влад слушал мои советы о выживаемости в джунглях невнимательно, думая о другом.

– А если они тоже пойдут к причалу Майо? – вдруг перебил он меня.

– К причалу? Да это забытая богом деревушка! Что им там делать? – вопросом на вопрос ответил я, задним умом понимая, что на мое возражение очень легко подобрать контраргумент.

– Откуда же они тогда приехали? Не с неба же свалились!

Я многозначительно пожал плечами.

– Мало ли какие виллы и плантации скрыты в джунглях! Спроси их, откуда они приехали! Не думаешь ли ты, что от аэродрома нет других дорог, кроме как на Майо?

– Кто его знает, – задумчиво ответил Влад. – Может быть, нет.

Влад обладал даром читать мысли! Чем больше я думал о бронзоволицых и про их замысел встретить нас в Майо, тем более настороженным становился мой друг, словно чувствовал приближающийся подвох. Он будто пеленговал радиомаяк и шел к нему напрямик.

– Их четверо? – то ли утверждающе, то ли вопросительно произнес он.

– Если ты кого-нибудь из них не грохнул…

– Да нет, – ответил Влад. – Слегка помял ребра индейцу («Бедный чунчо! – подумал я. – За какие грехи столько бед свалилось на его голову?») и слегка отбил почки поросенку, который меня карабином пугал.

Значит, за минусом съеденного пумой чунчо, их осталось трое. Что у них? Один карабин и, допустим, у каждого еще по револьверу. Какая это ерунда в сравнении с нашим чемоданом, которым можно прихлопнуть сразу троих врагов! А чего стоят особые разрушительные способности Влада, доведенного до состояния бешенства!

Я прислушался. Мне показалось, что где-то над моей головой летает крупная муха. Звук был вполне пристойным для джунглей, но настораживало то, что он усиливался, становился громче и выразительнее, словно муха вошла в крутое пике, намереваясь пробить мне голову.

Когда до меня дошло, что значит этот дребезжащий звук, солнце затмило оливковое брюхо полицейского вертолета, увенчанного полупрозрачной «тарелкой» винта. Нас с Владом будто ветром сдуло с поляны. Как он исхитрился прихватить чемодан, осталось для меня загадкой – не вставая с него, он прыгнул в заросли; выходило, что он скакал на чемодане верхом, как на резвом скакуне. Затрещали ветки, гармонично дополняя матерную тираду, произнесенную Владом с мягким южнорусским акцентом, что на фоне тропической экзотики выглядело, как высокая мода на подиумах Парижа. Я, уподобляясь футбольному мячу, влетевшему в сетку ворот, таранил пальчато-рассеченную листву маниока и, зацепившись ногой за корневище, полетел на землю.

Влад уничтожал сельву где-то в стороне. До меня долетали не столько звуки его борьбы за существование, сколько вопли перепуганных обезьян. Вертолет давно очистил небо над нами, унося с собой вонь цивилизации и грохот лопастей, а Влад продолжал еще что-то доказывать. Я услышал всплеск воды, треск веток, а вслед за этим голос:

– Эй, ботан! Где ты там?

Я встал на ноги, выковырял из ствола карабина землю и пошел на голос. Раздвинув красновато-зеленые стебли маниока, кусты которого плодились здесь в большом количестве, я едва не свалился в маленькое круглое болотце, заполнившее углубление, напоминающее воронку от авиабомбы. Посреди него, словно экзотический цветок, торчала голова Влада.

– Чемодан вытащи! – спокойно сказал он, поднимая над головой руку, черную от глины и ила и осматривая ее на предмет пиявок.

Чемодан, лежащий на поверхности, медленно засасывало в трясину, но именно он меньше всего сейчас меня волновал. Я схватился за ствол маниока, растущий у самого болота, и наклонил его так, чтобы Влад мог ухватиться за его крону. Листья шлепнули по тонкой прослойке воды, но Влад до них не дотянулся. Тогда я принялся ломать стволы и кидать их Владу, чтобы он мог опереться на них, как на шесты.

Все было тщетно. Влад наваливался своей тяжестью на стволы и с легкостью вдавливал их в жижу. Я уже сам провалился по колени и, с трудом выдергивая ноги, носился вокруг болота, ломая лес.

– Чемодан!! – орал Влад, в ярости шлепая ладонями по грязи, разбрызгивая ее вокруг себя.

Случай подвернулся редкий. Если действовать быстро и с умом, можно было вытащить Влада из болота и при этом утопить чемодан. Но Влад, будто не замечая, что его сто килограммов неумолимо погружаются в трясину, не сводил с чемодана глаз и пытался дотянуться до него рукой, словно он нарочно залез в середину болота, чтобы оттуда вытолкнуть наш бесценный багаж на берег.

Я уже переломал все кусты, которые росли по окружности болота. Влад смог приподнять плечи и навалиться грудью на связку гибких стволов. Они трещали под ним, погружались в вязкий ил и все же держали моего друга на поверхности, что давало ему возможность командовать мною.

– Ну, ботан! – угрожающе шипел он, разгребая вокруг себя жижу, тем самым пытаясь приблизиться к чемодану, который уже на три четверти погрузился в болото. – Вот вылезу и объясню тебе, что надо спасать в первую очередь…

– Да ты вылезь сначала! – крикнул я ему и, навалившись телом, пригнул к земле длинный и крепкий ствол толщиной в руку. Он треснул, брызнув сочной мякотью сердцевины, и обломился. Я взвалил дерево на плечо и, балансируя на скользком бордюре ямы, встал напротив чемодана.

– Держи!

Я кинул дерево вперед с таким расчетом, чтобы Влад смог схватиться за его тонкий конец. Как только он скомкал в руке прядь веток, я сделал вид, что потерял равновесие, и наступил на чемодан. Под моей тяжестью он сразу пошел в глубину. На его месте вздулся большой черный пузырь и лопнул, распространяя гнилостную вонь.

– Ополоумел, ботан!! – закричал Влад и так дернул за спасительное дерево, что я упал спиной на берег.

Мне казалось, что я сделал свое черное дело. Уперевшись пятками в податливый бордюр, я потащил Влада к берегу. Охваченный неистовой яростью, он так энергично греб свободной рукой, что поднимал в воздух грязевой фонтан и здорово мешал мне. На абсолютно черном его лице пронзительной белизной сверкали зубы. Безумные глаза Влада готовы были вылезти из орбит. Я уже перепахал ногами весь берег, вытаскивая этого бегемота из болота, и с невероятным усилием смог дотянуться до ближайшего дерева.

Когда до берега оставалось не больше метра и стало ясно, что Владу не суждено утонуть в этом поганом болоте, он вдруг бросил спасительное дерево и, вдохнув побольше воздуха, нырнул в жижу с головой. Он сделал это настолько быстро, что я, лишившись надежного тормоза, полетел в кусты. Отбросив ставшее бесполезным дерево, я вскочил на ноги и кинулся в грязевую ванну, туда, где на поверхности раздувались тягучие, как от жвачки, пузыри, и сразу ухнул в жижу по пояс. Опустив обе руки под себя, я схватил то, что схватилось, и с силой потянул наверх. Страшный, как кикимора, как герой компьютерной страшилки, Влад высунул на поверхность свою бесформенную, в склизких потеках черную голову и, захлебываясь и плюясь, проорал:

– Кретин!! Идиот!! Отцепись от меня!

Я почувствовал, насколько быстро трясина засасывает нас в свою обволакивающую преисподнюю. Ноги не чувствовали опоры; казалось, что вдоль всего тела, снизу вверх, медленно, ласкающе движется лента массажера, и вместе с ней плавно поднимались кусты и деревья, окружившие болото, и все дальше удалялись кроны деревьев, подпирающие небо, и все ближе подступала аспидная поверхность жижи.

Мне стало ясно, что Влад ненормальный, что судьба чемодана беспокоит его больше, чем своя собственная. Вытаскивать его одного, без чемодана, было столь же бессмысленным делом, как пытаться извлечь свою руку из пасти голодного крокодила. Чувствуя себя убитым наповал от власти высшего идиотизма, я тоже вдохнул побольше воздуха и с содроганием ушел с головой в черное холодное дерьмо, стараясь на ощупь отыскать чемодан, который минуту назад с таким старанием топил.

Мы с Владом трепыхались, как мучные черви в опаре, стукались лбами, давали друг другу замедленные оплеухи, выныривали на поверхность за очередной порцией воздуха и, слепые, оглохшие, снова опускались вниз.

Так, к счастью, продолжалось недолго. Мне удалось зацепить ручку чемодана. Я потянул его вверх, но проклятый чемодан держался в своей могиле, как якорь. Не в силах подняться вместе с ним и в то же время боясь отпустить ручку и потерять чемодан, а вместе с ним и друга навсегда, я взбивал своими отчаянными движениями грязь, как в миксере. Влад нащупал мои руки, по ним спустился ниже и тоже вцепился в вожделенную находку.

Я не знаю, с чем можно было сравнить наш труд. Два здоровых идиота тонули в приамазонском болоте, кишащем гадами, спасая чемодан со старыми журналами. Любой режиссер, снимающий фильмы в жанре маразма, ухватился бы за этот кадр зубами. Влад умирал за идею, я – за Влада. Мы оба стоили друг друга.

Силы покидали нас, но наши глупые головы, залитые смоляной кашей, уже показались над болотом. С криками и стонами, сантиметр за сантиметром мы вытаскивали чемодан из адовой глубины. Не похожие ни на что земное, мы тянулись к траве, к спасительному берегу. С ужасным причмокиванием жижа расставалась с нами, уступая невиданному упорству.

Мы выползли на берег. Я отпустил чемодан, встал на него коленом, поскользнулся и упал в траву. Влад еще кряхтел минуту, а потом тоже затих.

Омерзительная грязь, быстро высыхая, превращала нас в глиняные изваяния, словно нарочно созданные для отпугивания шакалов и птиц от сельхозугодий. Тело нестерпимо зудело; мне казалось, что меня плотно облепила целая колония мелких червей, и живая масса все время шевелится, расплывается, сжимается, как единый организм.

Я встал на колени, как мог соскреб жижу с лица и осторожно открыл глаза. Меня потрясло то, во что превратился Влад со своим чемоданом. Кинокомедийные герои, искупавшиеся в цистерне с цементом, выглядели в сравнении с нами более чистыми. Я даже не сразу смог определить, где начинается туловище Влада и где заканчивается чемодан, где голова, а где ноги. Я шлепнул рукой по тому месту, где, как мне казалось, находилась задница моего друга, но попал по голове, что, в общем-то, было весьма символично. Влад ожил, сплюнул, обозначая рот, и произнес:

– Ну ты ботан! Чемодан баксов чуть не утопил!

Он высморкался и стал ковыряться в ушах. Я встал и, оставляя за собой черные следы, побрел к ручью. Влад с чемоданом догнал меня.

– Как ты думаешь, – спросил он, – эта грязь лечебная?

– Я думаю, что тебе купание пошло на пользу, – ответил я.

– Обиделся? – с деланым состраданием спросил Влад и шлепнул меня по плечу. Черные брызги полетели во все стороны. – Я понимаю тебя, дружище. Жизнь, конечно, сама по себе имеет некоторую ценность, но с этим чемоданом она начинает обладать огромными преимуществами и богатым смыслом.

– Только не в джунглях, – ответил я, чувствуя, что близок к тому, чтобы сказать Владу всю правду. – Это бумажки, понимаешь? Здесь их можно использовать только в качестве топлива для костра.

– Но когда мы выйдем из джунглей…

– Еще надо суметь выйти, – оборвал я.

Грязь, в отличие от цемента, смывалась легко. Чистый и прозрачный ручей почернел, а мы, наоборот, приобрели естественный цвет. Кожа после полировки грязью казалась шелковистой. Труднее было промыть волосы и замочные скважины чемодана. Влад выковыривал глину из замков тонкой иглой, которую извлек из зеленого плода, похожего на круглый кактус. Это была поистине тонкая работа, требующая железных нервов и терпения. Я развешивал свои джинсы и майку на сучьях для просушки и время от времени кидал взгляды на Влада. Не отрываясь от дела, он сказал:

– Баксы, наверное, промокли. Может, их тоже просушить?

– С чего это они должны были промокнуть? – как можно более равнодушно ответил я. – Чемодан герметичный.

Влад склонился над замком и сильно дунул в скважину.

– Не заржавели бы… Код какой?

Я мысленно выругался и, оттягивая время, переспросил:

– Что ты говоришь?

– Какой код ты поставил на замках?

Делая вид, что стимулирую память, я закрыл лицо ладонями и, отгородившись от всего мира, оставшись наедине со своей совестью, подумал: как мне надоело это вранье!

– На левом, – промычал я, закатывая глаза, – четыреста двадцать… м-м-м… нет, двести четырнадцать… Нет!

– Ты что, забыл? – с укором и недоумением спросил Влад, мельком глянув на меня. – Или притворяешься?.. Двести четырнадцать не подходит. Давай, напрягайся!

– Да подожди ты! – махнул я на него рукой. – Из-за тебя все в голове смешалось… На левом – двести сорок один, а на правом…

– Не подходит двести сорок один, – сказал Влад и уже подозрительно посмотрел на меня. – Если бы на твоем месте был другой человек, то я подумал бы, что он нарочно водит меня за нос, чтобы у меня не было доступа к баксам.

– Ерунду говоришь, – усмехнулся я. – Возьми булыжник потяжелее, и у тебя будет к ним доступ.

Я был уверен, что Влад не станет разбивать чемодан. Он должен был понимать, что баксы в этом случае не в чем будет нести.

– Ладно, черт с ними! – сказал Влад примирительно. – Но если баксы сгниют до нашего приезда в Кито, то это будет на твоей совести.

Мы не дождались, когда одежда высохнет, и торопливо оделись, потому что, во-первых, невзирая на страшный зной, мошкара начала наглеть, а во-вторых, потому что снова услышали нарастающий рокот вертолета.

– Когда же они угомонятся! – воскликнул Влад, хватаясь за чемодан. Я думал, что он снова испуганным кабаном ринется в заросли, но недавний урок, как ни странно, повлиял на моего друга. Неторопливо чавкая вымытыми кроссовками, он зашел в заросли и встал под густой кроной пальмы, напоминающей зонтик.

– Вскоре мы привыкнем к этому ритуалу, – сказал он, поглядывая наверх, хотя там ничего не было видно, кроме грозди мохнатых кокосовых орехов, нависающих над нами и чем-то напоминающих вид быка снизу. – Это все равно что спуститься в бомбоубежище по сигналу тревоги… – Он подумал и добавил: – Неужели эти олухи на что-то надеются?

Не успел он закончить фразу, как на фоне рокота вертолета вдруг раздалась частая пулеметная очередь. Мы одновременно встрепенулись. Влад только было раскрыл рот, как я закрыл его ладонью. Воздух снова задрожал от частых ударов пулемета. Ему вторили более тихие и отрывистые ружейные и пистолетные щелчки. Рокот вертолета то угасал, то нарастал опять, стрельба временами становилась вялой, а затем вдруг накатывала волной. Я не мог дать иного объяснения этим звукам, кроме одного: где-то рядом с нами, от силы в двух километрах, разгорелся настоящий бой.

Внезапно тембр рокота лопастей резко изменился, он стал резким, натужным, в нем появилась острая и звонкая нота, словно кузнец методично бил тяжелым молотом по наковальне. И в одночасье все стихло. Несколько секунд мы слышали только собственное дыхание, а затем воздух содрогнулся от тяжелого взрыва. Сотни птиц с оглушительным криком взмыли в небо, закачались тяжелые гибкие ветки от обезьяньих эмоций, джунгли наполнились разномастными воплями, словно болельщики, отреагировавшие на гол в ворота противника.

– Что это? – произнес Влад, оторвав мою ладонь от своего рта.

– Кажется, вертолет грохнулся.

– Ты хочешь сказать, что его кто-то грохнул?

Не сговариваясь, мы быстро пошли в ту сторону, откуда минуту назад до нас долетел грохот боя. Влад шел впереди меня, тараня заросли чемоданом, словно омоновец щитом толпу демонстрантов. Я на всякий случай загнал патрон в патронник и понес карабин наизготове.

Несмотря на то что место драматических событий находилось относительно недалеко от нас, мы шли больше часа, пока не почувствовали удушливый запах гари. Мы перестали разговаривать и уже не продирались сквозь плетенку лиан как танки, а пролезали сквозь нее бесшумно и аккуратно. Запах горелого металла становился все более насыщенным, и вскоре мы увидели, как по широким листьям, распугивая толпы насекомых, ползет черный дым.

Мы подошли к вертолету почти вплотную, прежде чем увидели его. Винтокрылая машина упала в джунгли хвостовой балкой вниз; переломившись надвое, она вонзилась острым обломком в грунт и остановила движение фюзеляжа. Пилотская кабина с проломанным под тяжестью редуктора и двигателя потолком застряла в кронах деревьев и в сплетении лиан, как в гамаке. Вялый огонь с треском облизывал огромную черную дыру, открывшуюся на месте топливных баков; его отблески доходили до наполненного дымом салона. Одна из лопастей гигантским ножом срезала огромный, узловатый ствол хлебного дерева; обрушившись, он накрыл бок вертолета кроной, образовав густую тень; в этой тени лежал присыпанный тяжелыми желто-зелеными пупырчатыми плодами, обезглавленный труп крупнотелого человека в коричневых мокасинах и защитного цвета брюках из крепкой ткани. Рядом с ним был карабин.

Вдруг вверху что-то страшно зашуршало, заскрипело, завыло, и дымящий фюзеляж, сорвавшись со своей зыбкой опоры, увлекая за собой обрывки лиан, ветки и листья, рухнул на землю, в одно мгновение похоронив под собой останки человека.

Мы инстинктивно отшатнулись. Волна густого смрадного дыма накатила на нас. Машинально закрывая рты ладонями, мы быстро пошли по склону вниз.

– Знаешь, кто это был? – на ходу спросил Влад, уверенный в том, что я тоже думаю об обезглавленном трупе. – Тот самый поросенок, который вместе с индейцем хотел отобрать у меня чемодан.

Он посмотрел на меня, ожидая какой-нибудь реакции, но я уже все понял, и следующие фразы Влада прозвучали как подтверждение моей догадки:

– А хочешь узнать, почему он был без головы? Ее отрубили товарищи поросенка. Не догадываешься зачем? Чтобы полиция, если она, конечно, найдет вертолет, приняла поросенка за одного из русских террористов. А что из этого всего следует?

– Что одного из нас мафиози закопают или скормят голодным тиграм, а второго отдадут под суд, – сказал я таким голосом, словно говорил о чем-то приятном.

– Правильно, – удовлетворенно ответил Влад. – Итак, их осталось трое.

«Двое», – мысленно поправил я.