"Шахидка с голубыми глазами" - читать интересную книгу автора (Дышев Андрей)

Глава 35

Врач-нарколог долго осматривал Яну, изучал ее язык, оттягивал ей веки, считал пульс, мял живот. Увидев на ее запястье шрам от порезов, он глубокомысленно произнес «м-да» и пристроил на двери шкафа бутылку с прозрачной жидкостью, которая по капелькам, через трубочку и иглу, стала попадать в организм Яны.

- Могу сказать, что это не героин, не опиум, - вполголоса произнес врач, подводя меня к окну. - И уж, конечно, не метадон и не метилфентанил. Скорее всего, она приняла какой-то психотропный препарат. Вы же видите - у нее совершенно подавлена воля.

За мутным, покрытым подтеками окном порхала стая голубей. Ветхий дом с почерневшими чугунными балконами, похожими на обглоданные скелеты, кидал на двор густую тень. Припаркованную у котельной старую машину со спущенными колесами и выбитыми стеклами облюбовали два кота. Они лежали на ее продавленной крыше, греясь в лучах заходящего солнца.

- И что же делать? - спросил я врача. - Как ее лечить?

- Жизнью, - ответил врач, медленно, купюра за купюрой, пересчитывая гонорар. - Пару дней отпаивайте ее чаем с медом и лимоном, кормите фруктами. Если средства позволяют, то увезите ее в какую-нибудь теплую и жизнерадостную страну. Скажем, в Испанию… - Врач поймал мой взгляд, но истолковал его неверно и добавил: - Ежели не позволяют, то просто махните за город. Жить здесь, тем более с таким видом из окна, просто невыносимо. Март в Москве - самое гадкое время.

Застегнув куртку и намотав поверх воротника шарф, он кинул взгляд на неподвижно лежащую Яну и дал последний совет:

- В конце концов, займитесь сексом. Тоже весьма эффективное средство от депрессии.

В комнате, которую шустрая хозяйка обычно сдавала «на сутки», мы жили уже третий день. Это была одна из шести комнат в коммуналке, расположенной в мрачном доме на окраине какого-то заводского района. В нашем распоряжении был рукомойник с чугунной мойкой и медным краном, из которого вода вылетала острой плоской струйкой; большая антикварная кровать с пузатым полосатым матрацем; ученическая парта вместо стола да исцарапанный шифоньер с затхлым запахом нафталина. Соседи нас не тревожили, я вообще их не замечал, когда выходил на общую кухню, чтобы вскипятить чайник.

Яна очень тяжело возвращалась к жизни. Я почти не отходил от ее постели. Призывая в помощники всю свою нежность и терпеливость, я часами рассказывал ей веселые истории из своей жизни или просто лежал с ней рядом, напротив распахнутого окна, откуда доносился веселый щебет воробьев. Я с ложечки поил ее крепким куриным бульоном, таскал с рынка самые роскошные виноградные грозди и самые яркие и спелые апельсины.

В конце третьего дня (был вечер, я дремал у распахнутого окна) Яна вдруг резко села в кровати, с каким-то озорством покачалась на матрасе, проверяя, насколько тот скрипит, и, к моему приятному удивлению, попросила меня сбегать в магазин за вином, причем ей хотелось выпить исключительно испанскую «Утиель-Рекену». Это было то самое вино, которое я принес ей в качестве гостинца в наше незабываемое второе свидание в горной деревушке.

За то время, пока я носился по супермаркетам, добывая вино, Яна приняла душ, приготовила кофе и красиво сервировала школьную парту, позаимствовав у соседки роскошные тарелки и блюдца эпохи императора Александра III.

Этой ночью я понял, что Яна выздоровела. Наутро нас вышли провожать все обитатели коммуналки - пять милых голубоглазых старушек. Они, как и мы, не выспались этой ночью из-за звуковой сверхпроводимости стен, но были бодры, веселы и наперебой желали нам счастья и вечной любви. Потом они долго стояли на пороге квартиры и махали нам вслед.

Чтобы лишний раз не испытывать судьбу, я решил отказаться от самолета и поезда, и мы поехали в Крым давно отработанным московскими студентами способом - автостопом.

Часть пути мы преодолели на легковой машине, где за рулем сидела мощная, как метательница молота, женщина, которая всю дорогу рассказывала нам о породистых собаках. Другую часть - на автобусе, набитом «челноками» и их товаром. Самым комфортным транспортом оказался «КамАЗ» с фургоном, в котором находились исключительно шведские ортопедические матрасы. Там мы и спали, и кувыркались, и, глядя в потолок, читали друг другу стихи: я - из русской любовной лирики девятнадцатого века, а Яна - Лембита Веллса.

Я ни разу, ни намеком, ни полусловом не обмолвился о той страшной паутине, в которую завлекли Яну. Я ждал, когда Яна сама захочет и, главное, сможет пересказать мне свою жуткую историю. И это наконец случилось.

Кажется, мы ехали по Запорожской области. Яна повернулась на бок, подложила под щеку ладонь и, глядя мне в глаза, вдруг спросила:

- А тебе никогда не приходили в голову мысли о самоубийстве?

- Нет, никогда, - признался я. - Однажды мой знакомый ученый-генетик сказал, что у меня качественная наследственность и к моему генетическому набору надо относиться особо бережно, насаждать его и тиражировать всеми возможными мне способами до глубокой старости.

Я шутил, но Яна этого не заметила.

- А мне казалось, что жизнь закончена, - произнесла она задумчиво. - Что впереди только чернота и неутихающая боль обиды. Ты даже не можешь представить, как мне было плохо! Все человечество вместе с планетой Земля стало мне казаться плоским и черно-белым, как старый фотоснимок. И я была готова смять его в кулаке и выкинуть за ненадобностью.

- А сейчас?

- Сейчас мне стыдно об этом вспоминать, - после паузы произнесла Яна и, вздохнув, добавила: - Какая же я была дура!

- И врачи, как назло, попались липовые.

- Что ты! - воскликнула Яна. - Они мне как отцы родные были! Они показали мне выход из тупика, чудесный путь к вечной молодости. Я должна была уйти из жизни гордой и отомщенной, а Дэну предстояло всю оставшуюся жизнь каяться и страдать.

- Ты знаешь фамилии этих врачей?

- Нет. Они назвали только свои имена, и те, по-моему, придуманные. Один был Лукой, а второй - Матфеем. На второй день, как я попала в реабилитационный центр, они стали со мной работать.

- Убеждали в том, как плохо быть старым и больным? Пересказывали разговор Александра Македонского с мудрецами?

- Не только. Почти каждый день приносили целые пачки фотографий самоубийц. Там были и повешенные, и выпавшие из окон, и со вскрытыми венами. Снимки отвратительные, одна сплошная кровь.

- Они хотели тебя убедить, что самоубийство - это страшно?

- Что ты! Как раз наоборот! Когда мне становилось дурно, Лука говорил: «Вот так бы и ты выглядела, если бы тебя вовремя не откачали. И твой Дэн увидел бы тебя такой. Представляешь, как бы его тошнило от твоего вида?» А Матфей добавлял: «Самая лучшая смерть - это взорвать себя поясом шахида. Во-первых, безболезненно и быстро. А во-вторых, от твоего тела ничего не остается, все превращается в воздух, в пар. И освобожденная душа устремляется на небеса к своему создателю».

- На небеса или все-таки в преисподнюю?

- Я говорила им: это же грех. А они отвечали: тебя ввели в заблуждение. Ты достигла такой силы любви, что душе уже не надо совершенствоваться, она идеальна. Дальнейшая жизнь не только бессмысленна, но и вредна - ведь я могу «запачкать» душу грехами. И, дескать, бог сам подталкивает к самоубийству как к единственной возможности сохранить чистоту души.

- Не слишком убедительно.

- Но я им верила. После разговоров с ними мне становилось легче. Но как-то мне показали видеозапись, где Дэн обнимается со своей новой подружкой Лерой Фри. Как мне было больно! Я чуть не разбила телевизор!

- Как тебя успокоили?

- Матфей сказал, что если я покончу с собой и Дэн узнает, что это сделано ради него, то будет очень горевать, сходить с ума и поливать слезами мою могилу. И когда я представляла себе эту картину, то мне хотелось побыстрее умереть. И я хватала врачей за руки и говорила: я хочу, хочу! Как мне это сделать?

- Какие-нибудь лекарства тебе давали?

- Мне каждый день делали уколы. Очень болезненные, после них я целый час лежала в постели.

- Ты спрашивала, чем тебя колют?

- Нет, мне было все равно.

- Скажи, Яна, а кроме тебя там еще были пациенты?

- Да, две девочки лет по четырнадцать. Одна влюбилась в своего учителя по химии и прямо на уроке выпила соляную кислоту. А вторая наглоталась таблеток - мамаша-алкоголичка довела.

- Ты знаешь, где эти девочки сейчас?

Яна смотрела в потолок и покусывала кончик ногтя.

- Наверное, уже нигде… Я краем уха слышала, что их увезли в Москву. А потом там произошел теракт.

- Как выглядели эти девочки?

Яна поняла, что я имел в виду.

- Натуральные блондинки! Классические славянские лица!

- Тебя в Испанию сопровождал Богдан Дрозд. Ты его раньше знала?

- Нет, никогда. Я даже имени его не знала. Из реабилитационного центра в аэропорт меня привез наш охранник и передал этому, как ты говоришь, Богдану. Богдан сказал, что в мадридском аэропорту, у Большой клумбы, меня будет встречать микроавтобус. Встретили, повезли в деревню, а там передали арапчонку. В общем, передавали из рук в руки, как чемодан. Меня совсем не интересовало, кто эти люди и что у них на уме. Понимаешь, когда готовишься к смерти, то ничего не боишься, позволяешь делать с собой что угодно. Очень странное чувство…

- Тебе угрожали? Говорили, что если ты откажешься, то тебя все равно убьют?

- Говорили, но я не собиралась отказываться. Я ходила как сонная, мне было все до лампочки.

- В Испании тебя тоже кололи?

- Нет. Арапчонок давал какие-то таблетки, я их пила.

- А что было потом, Яна?

- Когда потом?

- После того, как хозяйка напоила нас вином?

- Не помню, Кирилл. Какие-то обрывки: самолет, автомобиль, незнакомые лица. Пришла в себя в какой-то квартире. Там были двое мужчин. Хорошо одетые, в костюмах и галстуках, очень вежливые. Они поставили на видео новую запись с Дэном. Снято было в нашем ночном клубе «Шанс». Дэн прыгал по сцене, а Лера, как идиотка, вешалась на него. Отвратительное зрелище!

- И что было дальше? Что ты сделала?

- Что я сделала… - пробормотала Яна, потирая висок. - Кажется… Ну да, я попросила разрешения позвонить…

- Кому ты позвонила, Яна? - спросил я, пытливо заглядывая Яне в глаза.

Она растерянно смотрела на меня, переводила взгляд на мой лоб, щеки, губы… В глазах ее мелькнул то ли испуг, то ли надежда, то ли вопрос…

- Ты позвонила молодому человеку, - подсказал я.

Яна дышать перестала. Не сводя с меня глаз, она тихо, боясь ошибиться, спросила:

- Это был ты?

И тотчас откинула голову на матрац, закрыла глаза, задышала часто и тяжело.

- Господи, Кирилл! Но почему же ты не забрал меня тогда? Почему не увел из центра?

- Но откуда я знал, что из тебя готовят смертницу?! - горячо оправдывался я. - Я был уверен, что это приличное медицинское заведение, где ты проходишь курс лечения.

- Наверное, я выглядела тогда ужасно, - пробормотала Яна. - Скажи, тогда я тебе, конечно, не понравилась, да?

- Почему же! - вкладывая в голос всю силу убеждения, солгал я. - Очень даже понравилась. Хорошенькая девушка в белом, как у медсестры, халатике. Только освещение там было плохое…

- Если бы ты забрал меня оттуда, - вполголоса говорила Яна, не открывая глаз, чтобы было легче представлять себе идиллическую картину, - то все у нас могло бы сложиться по-другому. Не было бы этого кошмара…

- Да, - согласился я. - Все было бы по-другому. И я бы никогда не узнал, кого готовят в реабилитационном центре. И был бы одним из миллиона баранов, которые убеждены, что все теракты готовят и совершают исключительно исламские фанатики.

Я невольно накручивал себя, эмоции начинали брать верх над разумом, я едва не выдал провокационную фразу: «И был бы таким же дураком, как ты, ослепленным любовью к поэзии!» Мне было очень важно узнать, догадывается ли Яна, кто стоит у руля этой фабрики самоубийц. Я хотел, чтобы она сама пришла к этому страшному для нее выводу, но постепенно, капелька за капелькой, как принимают очень сильное лекарство, передозировка которого может убить.

- И еще, Яна, мне очень важно узнать, кто хозяин этого заведения.

Я кинул на нее быстрый взгляд. Яна пожала плечами.

- Не знаю. Я его никогда не видела.

- А ты сама подозреваешь кого-нибудь?

- Нет, - ответила она легко. - Кого я могу подозревать?

- Вспомни, может, психиатры как-то называли его между собой? К примеру, «шеф», «босс» или, скажем, «ментор».

Яна призадумалась. Я внимательно следил за ее лицом. Увы, ни о чем она не догадывалась.

- Как-то раз, - произнесла она медленно, - когда Матфей занимался со мной, в палату зашел Лука и сказал: «Тебя командир вызывает»… Нет, не так! «Командор».

- Командор?

- Да. Матфей извинился и сразу же вышел.

- Он скоро вернулся?

- Минут через пять.

- Как ты думаешь, он выходил с этажа?

- Да, он спускался вниз. Я услышала, как он открывает ключом и распахивает дверь, ведущую на лестницу. У этой двери особый звук, в нем стекло начинает дребезжать всякий раз, когда ее открывают.

- Много комнат на втором этаже?

- Две палаты, кабинет врачей, столовая и процедурная… Вот и все.

- А на первом, насколько я помню, приемное отделение и комнаты для охраны, - произнес я.

- Там еще кухня, - добавила Яна.

- Где же кабинет директора?

- Не знаю. Ничего похожего я не видела.

Мы помолчали. Может, психиатры общаются с «командором» по телефону? Но почему не по мобильной связи, что быстрее и проще?

- Командор, - произнесла Яна, прислушиваясь к ассоциациям, которые вызывали у нее это слово. - Должно быть, это молодой и сильный человек.

- Должно быть, так, - ответил я.