"Чего не хочет женщина" - читать интересную книгу автора (Дышев Андрей)

Глава 19

По пути в телестудию Клим успел просмотреть журналы и глубоко вникнуть в суть тех советов, которые дали ему директор и Артаусов. Он настолько добросовестно подготовился к прямому эфиру, что пульс его не превышал семидесяти ударов, а на лице крепко засело презрительно-высокомерное выражение.

Оказавшись в дебрях телезвезд, софитов, грима и электроники, он все-таки немного оробел, особенно после того, как мелкая и подвижная, как хомячок, девушка с папкой под мышкой накричала на него:

– Нелипов! А где тексты зрительских звонков?

Клим не понял вопроса, уточнить постеснялся и повернулся к девушке спиной, прикидываясь ненормальным или глухим, но девушка обежала вокруг него и даже замахнулась на него папкой.

– Тексты где? Или вы думаете, что я за вас их писать буду?

– Какие тексты? – беззаботно улыбаясь, спросил Клим.

– Вас что, не предупредили? – возмутилась девушка. – «Престо» как всегда в своем амплуа! У вас там думают, что нам тут больше делать нечего, как тексты сочинять! У вас еще есть пятнадцать минут, садитесь в гостевой и пишите. На три звонка, больше не надо.

Наверное, вид у Клима был настолько растерянным, что сердитая девушка сжалилась над ним. Она посадила его за стол, дала бумагу и объяснила, что Клим должен написать тексты, которые якобы будут произносить благодарные читатели, позвонившие в студию во время прямого эфира. На самом же деле эти тексты зачитают специально нанятые для этого студенты театрального училища, которые сидят у микрофона в соседней комнате.

– А я думал, что звонят настоящие телезрители, – разочарованно произнес Клим.

Девушка фыркнула:

– Зрителям больше делать нечего, как названивать нам, а нам больше делать нечего, как слушать их долгое и бессмысленное мычание. Вы знаете, сколько стоит минута эфирного времени?

Пока Клим сочинял пафосные речи от благодарных читателей, к нему подошла гримерша и, брезгливо толкая его голову из стороны в сторону, словно гнилой арбуз по овощному прилавку, стала что-то рисовать на его лице мягкой кисточкой. Почему-то эту процедуру Клим сравнил с намыливанием шеи висельнику. Потом ему привесили на брючный ремень какую-то железную штуковину, похожую на взрывчатку шахида, обмотали проводом и вытолкнули под софиты. Клим вспомнил все советы и, не дожидаясь, когда ведущий представит его зрителям, сразу начал рассказывать, как он падал в самолете, летящем над нигерийской пустыней, как врачи отрезали и продали его почку и как его ударило молнией среди чистого поля в ясную погоду. Ведущий порывался что-то спросить у него, но Клим презрительно смеялся над ним, называл его «голубчиком», «кроликом» и, загибая пальцы, начинал учить главным правилам обольщения женщин. Неимоверными усилиями ведущему удалось воткнуть в эфир звонок от благодарного читателя. Студию заполнил захлебывающийся от восторга голос девушки. Она с выражением читала то, что Клим написал несколько минут назад:

– Мы вас так любим! Мы вас так обожаем! Ваши книжки такие чудесные, такие интересные, оторваться просто невозможно! Спасибо, что вы есть, что вы такой хороший, такой талантливый («Вот же кукла говорящая! – подумал Клим. – Отредактировала! У меня было «гениальный», а не «талантливый»). Вы изменили всю мою жизнь, я теперь не могу дня прожить, чтобы не почитать ваши нетленные произведения, и я чувствую, как умнею прямо на глазах, как разрастается мой интеллект, как мой недюжинный разум крепнет с каждым прочитанным абзацем ваших шедевров…

На другие звонки не хватило эфирного времени, потому как Клим с ожесточением стал учить ведущего правильно завязывать галстук и пользоваться виагрой. Какие-то люди, стоящие за софитами и камерами, делали страшные лица, скрещивали над головой руки, и ведущий с гипсовой улыбкой уже встал с дивана, показывая, что пришла пора прощаться, но Клим не мог остановиться, потому что очень хотел рассказать, как нужно выпивать и при этом не превращаться в свинью и как извести тещу с белого света без криминала. Его все-таки вытолкнули со съемочной площадки, воспользовавшись рекламной паузой, горячо поблагодарили, а девушка с папкой под мышкой даже попросила подписать ей книгу «Глисты в желе».

С этого дня Клима стали узнавать. Первый раз это случилось у банкомата, где стоящая за ним в очереди женщина нагло заглянула ему в лицо и тоном, будто оказывала величайшую услугу, заявила:

– Я, между прочим, видела вас по телевизору. В самом деле писатель? Надо же, какой молодой…

Первым порывом Клима было извиниться перед женщиной за то, что его изображение появилось на экране телевизора без ее на то согласия, но подошла его очередь получать деньги, и он занялся банкоматом. Сумма, которая оказалась на кредитке, ошеломила его. Сто двадцать тысяч рублей! Наверное, Артаусов рассчитался с ним за новую книгу. Желая сразить высокомерие женщины одним ударом, Клим затребовал всю сумму и с удовольствием наблюдал, какой эффект производит на людей банкомат, лязгая металлическим языком и выбрасывая из своих недр сотни купюр.

Днем позже Клим вдвое увеличил жалованье Кабану, вменив ему новые обязанности. Теперь Кабан должен был самостоятельно ходить по кафе и барам с двумя диктофонами, подсаживаться то к одной, то к другой шумной компании и записывать все звуки, которые будут роиться вокруг него. Весь этот бесконечный, путаный, тоскливый и вульгарный словесный мусор Клим отдавал наборщицам. Материала было так много, что женщины, не разгибаясь, работали с утра до позднего вечера, ежедневно отсылая в издательство тяжеловесные текстовые файлы, подобные беременным свинкам. Но Артаусов оставался недовольным, он почти каждый час звонил Климу и, щедро приправляя свою речь ласкательными эпитетами, орал, что мало, мало, мало и нужно еще, еще и еще.

Догадавшись, что все издательство «Престо» теперь крепко завязано на нем, Клим решил не терять времени даром и выжать из ситуации максимальное количество удовольствий. В приемной директора ожидали своей очереди на аудиенцию люди, большинство из которых, судя по гордо-потрепанному виду, были непризнанными литературными гениями. Клим пожалел, что не взял с собой диктофон, чтобы с пользой для дела коротать время в очереди. Но секретарша, узнав Клима, немедленно сообщила об этом директору, а директор тотчас попросил его зайти. В кабинете Клим стал свидетелем того, как директор выпроваживает длинного, худого, высохшего, как старое удилище, гражданина в сером плаще и широкополой шляпе. Гражданин, сжимая в кулаке курительную трубку, похожую на пистолет, мучительно подыскивал повод, чтобы задержаться, а директор настойчиво подталкивал его к двери, очень приветливо при этом улыбаясь. Решающая схватка произошла на пороге кабинета, и Клим едва успел отскочить в сторону, чтобы невольно не оказать помощь посетителю.

– Уф! – с облегчением произнес директор, когда наконец закрыл за гражданином дверь, и промокнул платком лоб. – Присаживайся, дорогой мой! Я тебя случайно не задел локтем? Нет? Какое счастье! Кофе, чай, кумыс?

– А кто это? – спросил Клим, развалившись в кресле.

– Эрект Семиструнный, – скорчил пренебрежительную гримасу директор. – Одно время читатель неплохо подсел на его бредятину, и мы выдавали приличные тиражи. Но теперь его никто не читает, все перекинулись на тебя… Какие проблемы, друг мой? Что мешает великому творческому процессу?

Клим начал жаловаться на стесненные жилищные условия, которые ухудшают своим присутствием наборщицы, и директор, слушая его вполуха, вызвал Артаусова.

– Безобразие! – строго сказал он подчиненному, когда тот появился в кабинете. – У нашего главного писателя нет нормальных условий для труда и отдыха! Почему он до сих пор ютится в двухкомнатной квартире? Почему должен стоять в очереди в туалет и жарить себе яичницу?

Артаусов, согнав все складки лица на лоб и переносицу, смотрел на директора виновато и подобострастно и при этом безостановочно кивал, как китайский болванчик. Клим понимал, что издатели разыгрывают перед ним спектакль и директор рассержен на Артаусова не больше, чем на полудохлого крокодильчика, но все равно получал удовлетворение.

– Во-первых, подыскать Климу другую квартиру, – ставил задачу директор. – Трехкомнатную… Нет, четырехкомнатную. Желательно поближе к нам. Во-вторых, нанять для него уборщицу и повара. В-третьих, в лучшем фитнес-центре приобрести для нашего друга клубную карту с ежедневным массажем, сауной, солярием и парикмахерской…

– И бассейном! – вставил Клим. – Я плавать очень люблю.

– И бассейном, – взмахнул указательным пальцем директор.

– А телохранитель? – напомнил Артаусов.

– А у меня уже есть, – сказал Клим, вовремя сообразив, что содержать двух телохранителей ему будет накладно даже с таким огромным заработком.

Директор задумался, перебирая в уме весь перечень заморочек, которыми обычно пользуются VIP-персоны. Сам он был человеком скромным, несмотря на свое стремительно разбухающее состояние, и позволял себе лишь коллекционирование вилл на южном берегу Франции и Испании.

– Что мы еще можем для тебя сделать? – спросил он.

Клим обещал подумать, но новые условия труда и отдыха оказались настолько насыщенными и увлекательными, что он сразу забыл о своем обещании. Особенно ему понравился массаж, который в четыре руки делали симпатичные, относительно одетые девушки. После такого массажа Клим некоторое время чувствовал легкий стыд и слабые угрызения совести, которые, впрочем, всякий раз бесследно проходили. Из фитнес-центра Клим возвращался в новые апартаменты, где его ждал повар, молодой узбечонок, нагло утверждавший, что он китаец по имени Дзинь-Дзяминь. Клим сытно обедал, съедая китайский плов или китайский лагман, после чего спал на широкой двуспальной кровати с тюлевыми занавесочками. Кабану, который приходил поздно вечером, Клим говорил, что весь день собирал материал на мусорных свалках, вокзалах и в грязных пивнухах. Кабан верил, жалел Клима и с плохо скрытой завистью предлагал поменяться. Две тысячи рублей, которые Клим платил ему каждый день, были для Кабана настолько большой, не умещающейся в сознании суммой, что перестали стимулировать его рвение, и в поведении Кабана стала просматриваться ностальгия по дегенерации и абстинухе. Клим заметил, что Кабан стремительно теряет интерес к чистым кафе, белым скатертям, сверкающим бокалам и вышколенным официантам, в среде которых проводил каждый вечер. И его снова неудержимо тянет на социальное дно, как камбалу на глубину. И он непременно ходил бы в мятой и грязной одежде, если бы не уборщица, которая прониклась к Кабану материнской любовью и каждое утро, пока он спал, стирала и гладила его брюки и рубашку. Клим, со своей стороны, заставлял Кабана бриться и не реже одного раза в три дня водил его в парикмахерскую.

Но однажды Кабан взбунтовался. Это случилось в тот день, когда в свет вышли сразу две очередные книги Клима – «Штопор в заднице» и «Мажьте солидол на хлеб!» – общим тиражом один миллион двести тысяч экземпляров, мгновенно ставшие общенациональными бестселлерами. По этому случаю Клим велел Дзинь-Дзяминю приготовить запеченную в ананасах осетрину, фаршированную мясом омаров, да пригласил цыганский ансамбль. Но Кабан не оценил широту души своего подопечного. Он ввалился в квартиру около полуночи, обильно поливая лакированный паркет кровью. Клим испугался, хотел вызвать «Скорую», но Кабан, стоя на четвереньках, попросил водки. Клим поднес ему рюмку. Кабан по-звериному зарычал, боднул головой дверь на кухню и там долго искал подходящую посудину, по виду напоминающую граненый стакан. Ничего похожего среди шедевров чешских стеклодувов он не нашел и отправился в ванную, где на полке, над джакузи, стоял стакан для зубных щеток. Выкинув щетки на пол, Кабан наполнил стакан водкой, выпил, жадно чавкая и проливая мимо рта, и немедленно залился горькими слезами. Клим удивился так, как если бы увидел говорящую лошадь. На все вопросы Кабан отвечал медвежьим ревом и бился головой о пол.

После долгих и упорных попыток найти единую систему общения Климу удалось выяснить, что у Кабана выбиты два зуба, разбиты губы, нос, очень болит в паху и саднит в области почек. Оказалось, что в каком-то баре группа подростков заметила в его руке диктофон. Кто-то из молодых людей принял его за кукиш, кто-то – за пистолет, а кому-то увиделась на диктофоне символика ненавистного ему футбольного клуба. Что было дальше, Кабан помнил смутно. Его вытащили на улицу, повалили на асфальт и стали прилюдно избивать ногами.

– У нас даже опаринские так не бьют, – всхлипывая, жаловался Кабан и все полоскал и полоскал рот водкой, каждый раз забывая ее выплюнуть. – У нас кулаками машут больше ради понта, чтобы побольше шуму, побольше поломанной мебели. А эти точно метили по почкам да по зубам.

Он два раза ковырнул осетрину вилкой, но есть не стал, а в цыганский хор кинул стул и завыл дурным голосом: «Домой хочуууу!» Словом, праздник не удался. На следующий день Клима поднял с массажного стола телефонный звонок. Беспокоили из популярного женского журнала.

– Уважаемый Клим Нелипов! – заманчивым голосом сказала редактор Отдела Брошенных Женщин. – Не могли бы вы стать постоянным комментатором в нашей рубрике «Аспекты одиночества»? Ваше мнение по самым злободневным вопросам жизни, бесспорно, заинтересует целые полчища наших читательниц.

Клим хотел сказать, что сейчас он занят работой над новым романом, но редактор будто предвидела его ответ и добавила:

– Вам ничего не надо будет писать! Все комментарии за вас уже написаны. Нам нужно только ваше согласие. Поверьте мне, читательницы будут в восторге только от одного вашего имени!

Клим согласился, тем более что редактор пообещала расплатиться за эту услугу романтическим вечером в обществе одиноких женщин, вести который будет она сама. Клим вернулся домой и, увидев, что его телохранитель все еще пребывает в бедственном положении, решил подарить ему выходной. Но, как назло, позвонил Артаусов и запальчиво сказал, что нужно еще, еще и еще. Тогда Клим отправил Кабана в дом престарелых, посоветовав ему прихватить в качестве гостинцев апельсины и печенье. «Там тебя никто не обидит!» – поддержал моральный дух товарища Клим и подумал, что соскучившиеся по общению старушки перескажут Кабану всю свою жизнь, из чего потом можно будет состряпать книгу о новых похождениях Дверной Ручки.

Но творческие планы круто поменял директор «Престо» Левон Армаисович. Как уже не раз было, за Климом срочно выслали «Мерседес», но повезли не в издательство, а на набережную Москвы-реки. Машина остановилась у причала, рядом с которым покачивался на волнах и терся бортом об амортизаторы маленький кораблик. Директор шел навстречу с распростертыми руками.

– Дорогой мой друг! – сказал он, обнимая Клима. – Прости, что оторвал тебя от великого творческого процесса. Но я думаю, что тебе будет приятен наш коллектив, общество скромных тружеников издательского дела.

С этими словами директор провел Клима по трапу на борт кораблика. На палубе, прикрытой от солнца лохматым тентом, было полно народа, хрипела музыка, ломился от яств длинный стол. Кораблик тотчас отчалил и начал полоскать свой нос в грязно-желтой речной воде.

– Господа! – по-прежнему обнимая Клима одной рукой, объявил директор, и публика сразу притихла. – Представляю вам нашего лучшего автора Клима Нелипова.

Раздались аплодисменты, похожие на то, как хлопают крыльями жирные, никогда не летавшие домашние гуси. Официант в тельняшке поднес шампанское. Сердце Клима наполнилось слезной истомой и бесконечной благодарностью. Он смотрел на незнакомые лица (знакомы были только секретарша и Артаусов) и видел в них столько неподдельной благодарности, что даже устыдился своих новых условий труда и отдыха, в особенности ему стало стыдно за свое поведение во время сеанса массажа. Словно фотовспышки, повсюду сверкали взгляды. Редакторы, корректоры, верстальщики, художники аплодировали ему, хотя Клим сам готов был аплодировать им, этим людям, которые материализовали его мысли, придали им товарный вид и распространили среди народа. Не удержавшись, Клим захлопал в ладоши, нечаянно задел локоть директора, и тот плеснул шампанское себе на пиджак.

– Ерунда, – сказал директор, снимая подмоченный пиджак и выкидывая его за борт. – Все это теперь ерунда в сравнении с колоссальной величиной, именуемой Клим Нелипов.

– А по случаю чего праздник? – поинтересовался Клим, поглядывая на официантку в тельняшке, которая несла два ананаса, прижимая их к груди, и оттого казалось, что она держит в охапке четыре ананаса.

– По случаю того, что все у нас хорошо, – мягко улыбнулся директор. – И наш корабль идет верным курсом.

Молодой человек с узкими глазами и косичкой, кренясь из стороны в сторону, как во время шторма, наполнил свой бокал до краев, вышагнул на середину палубы, отчего женская часть коллектива озорно завизжала, и выговорил тост:

– За Клима Нелипова! За классного парня, которому мы обязаны всем этим…

Он резко вскинул голову, будто к его косичке прицепили якорь, и вылакал до дна. По лицу директора пробежала едва уловимая тень.

– Всем этим, конечно, вы обязаны мне, – корректно поправил он. – А Климу Нелипову по гроб обязаны читатели. За то удовольствие, которое он доставляет своими произведениями.

За столом прогремело троекратное «ура», молодого человека с косичкой куда-то незаметно и бесшумно отволокли, и директор снова обнял Клима за плечо.

– С тобой хочет встретиться один человек, – сказал он и повел Клима по крутой лестнице вниз.

– Какой человек?

– Очень важный человек, – осторожно уточнил директор. – От которого очень многое зависит. Например, какие книги можно издавать, какие надо издавать, а какие нельзя ни под каким соусом.

– Министр культуры, что ли? Или главный цензор?

– Вроде того, – произнес директор и почему-то побледнел. – Его зовут Роман. Просто Роман. Запомнил?

Они прошли через салон, на диванах там сидели люди в военной форме с гранатометами и безоткатными орудиями в руках, перетянутые пулеметными лентами, обвешанные взрывчаткой и минами. Один из них заставил Клима поднять руки вверх и погладил его под мышками. Вторая лестница, еще более крутая и опасная, чем первая, вела на носовую палубу. В отличие от кормовой палубы, здесь было пусто, лишь якорная лебедка торчала посреди, словно гильотина на эшафоте. На самом носу в раскладном шезлонге сидел пожилой мужчина, облагороженный сединой, и держал леску, которая уходила через бортовое отверстие в воду. Увидев его, директор втянул голову в плечи и слегка ссутулился. Клим понял, что это и есть Роман.

– Ни хрена не клюет, – произнес Роман, мельком глянув на директора.

– Воскресенье, – оправдывающимся голосом сказал директор. – Люди отдыхают, кидают в воду хлеб, вот рыба и обожралась.

– Вот-вот, обожралась, – согласился Роман, но леску не отпустил.

– А это Клим Нелипов, – сказал директор и похлопал Клима по плечу. Роман мельком взглянул на гостя.

– Уши великоваты, – сказал он, вытягивая леску, на которой вместо крючка болтался кусочек сосиски.

– Подретушируем, – тотчас ответил директор.

– Но статистика улучшается, – продолжал вполголоса бубнить Роман, будто он разговаривал с сосиской. Подтянув узелки, он снова отправил леску с наживкой за борт. – За этот месяц читатели отупели еще на семнадцать процентов, и общее число пришедших в норму теперь составляет сорок три процента. Так держать, хлопцы!

– Мы изо всех сил стараемся, Роман, – оживился директор и снова похлопал Клима по плечу. – Отпустили Эректа Семиструнного и Элеонору Фу.

– Давно пора было. Но до поэтов вам еще далеко. Те только на песнях семьдесят шесть процентов тупости набрали. А слова-то какие удачные подбирают! Классика! «Я тебя люблю, оттого что бу-бу-бу, – пропел он, – а ты меня ревнуешь, оттого что в ус не дуешь».

– Поэтам легче, потому что молодежь больше песни любит, – стал оправдываться директор, – а читать книги совсем не хочет.

– Вот и думай, как привить молодежи любовь к чтению, – сказал Роман. Он вытащил наживку, поплевал на нее и опять отправил за борт. – Присаживайтесь! Что стоите, как пни!

Клим и директор огляделись, но на палубе не было решительно ничего, на что можно было бы сесть, если не считать лебедки, жирно смазанной солидолом. Директор строго взглянул на Клима, как бы отвечая на его недоумение, кивнул головой и сел прямо на палубу, по-турецки скрестив ноги. Клим последовал его примеру.

– Как называется твоя последняя книга, сынок? – спросил у Клима Роман.

Клим, не ожидавший такого вопроса, задумался. Название начисто вылетело у него из головы, но на помощь пришел директор.

– «Мажьте солидол на хлеб!» – доложил он.

– Тираж?

– Шестьсот тысяч.

Роман поморщился и покачал головой:

– Я тебя о настоящем тираже спрашиваю, а не о том, с какого ты налоги платишь.

– Один миллион пятьсот тысяч, – сконфузившись, ответил директор.

– Неплохо. Но с солидолом пока сделаем перерыв и возьмемся за настоящую литературу. Я думаю, этот мальчик справится.

Директор незаметно ткнул Клима в бок и восторженно сверкнул глазами, мол, гордись, парень, оказанным тебе высоким доверием.

– Какую книгу сегодня читает весь мир? – спросил Роман риторически, готовясь сам же и ответить, но директор успел встрянуть:

– «Гарри Поттера», конечно.

– Через месяц ты должен выпустить новый роман Клима Нелипова «Харри Фоттер». Или «Марри Идиотер». И чтоб заголовок был выполнен таким же готическим шрифтом, и оформление как две капли воды было похоже.

– Заманчиво, – оценил директор и даже порозовел от азарта. – Но англичане могут в суд подать.

– Могут, – согласился Роман. – И наверняка подадут. Но пока они это сделают, ты успеешь десять книг нашлепать и продать миллионными экземплярами.

Масштабность аферы, в которую его втягивали, поразила Клима, и он почувствовал острую нехватку воздуха. Пришлось ему раскрыть рот и часто дышать, как собака на жаре.

– Так это ведь… – произнес он, но заткнулся. Хотел сказать: «Это нечестно», но постеснялся категоричности и однозначности выражения и исправился: – Так это же нехорошо!

Роман очень приятно рассмеялся, и директор поддержал его нервным смешком.

– И откуда такой святой мальчик взялся? – спросил он. – «Это нехорошо…» Ошибаешься, дружочек. Это как раз очень хорошо. Весь бизнес на этом построен: есть акула, и есть рыбки-прилипалы, которым тоже кушать хочется, а с акулы, большой и сильной, не убудет.

– Например, – включился в разъяснительную работу директор, – есть известная немецкая фирма «Siemens», а есть ее тень, фирма «Simens». Разница – в отсутствии одной буковки «е», которую покупатель обычно не замечает и радостно покупает дерьмовый ширпотреб за большие деньги.

– Запомни, сынок, нет слова «нехорошо» в бизнесе, – с удовольствием поучал Роман. – Все хорошо, что приносит прибыль. В армии же существует понятие «военная хитрость»? И никто не считает, что это обман или нечестность. Так и в бизнесе. Здесь много своих хитростей. Например, СПП, Система Прикормки Покупателей. Допустим, производитель сначала выпускает очень вкусный полноценный йогурт. Когда покупатель клюнул, под прежней этикеткой выпускается уже йогурт с крахмалом. Следующий этап – сплошной крахмал с запахом йогурта. И, наконец, последний этап – та же по размерам упаковка, но крахмала в ней в два раза меньше. Через год производитель становится миллионером.

– Так просто? – искренне удивился Клим, боковым умом раздумывая, не наладить ли ему производство йогурта.

– Чрезвычайно просто, – подтвердил Роман. – Главное – побольше воруй, обманывай и наступай.

– А мне очень нравится Система Обрезания, – вставил директор, очень сожалея, что не догадался раньше поговорить с Климом на эту интереснейшую тему. – Глупый бизнесмен напишет на упаковке: «Вкусный, 100% СОК». А умный как напишет?

– «Очень вкусный 100% сок», – предположил Клим.

– Нет, он напишет иначе: «Вкусный, 100%, апельсиновый». А где-нибудь на дне упаковки малюсенькими буквами добавит: «Напиток».

– И сока там, конечно, не будет? – догадался Клим.

– Конечно. Там будет водичка с запахом апельсина. Но какие претензии к производителю? Он обо всем предупредил покупателя.

– Даже мой внучек как-то попался на этой уловке, – сказал Роман и тепло улыбнулся, словно это было очень приятное воспоминание. – Купил в супермаркете нечто в роскошной упаковке с надписью: «Для шашлыка парной, свиной». Он думал, что это окорок, а оказался ливер.

Директор рассмеялся и раскрыл рот, чтобы рассказать еще одну веселую историю, но Роман хлопнул ладонью по горячей палубе и вернул разговор в прежнее русло.

– Следующее: Нелипову нужна слава, – сказал он, в очередной раз вытягивая леску с огрызком сосиски. – Объясню нашему юному другу, как ее можно достичь. Славу приносят две вещи: честь и бесчестье. Первый путь трудный, он может занять всю жизнь. Надо стать учителем, пахать за грошовую зарплату, поднять и воспитать целое поколение хороших людей. Или пойти работать сельским врачом, который не берет взяток, потому что не дают, и лечить старух просто за совесть, из жалости. Или военным – торчать в гнилом простуженном гарнизоне где-нибудь в Беринговом проливе, стеречь, чтобы иностранцы не разворовали нашу рыбу, а то ее наши миллиардеры разворовать не смогут; дослужиться до седины в сорок лет, до остеохондроза, гипертонии, вечно снимать чужие углы, любить верную жену и своих стойких детишек.

– Это долго, – поморщился директор. – Нам это не подходит.

– Да, намного легче и быстрее сделать славу на бесчестье, – продолжал Роман. – Вот блестящий образец – Моника Левински! Гениально сработала девушка!

– Но она теперь замуж не выйдет! – высказал сомнительную мысль Клим.

Роман вскинул вверх седые брови.

– Что ты, малыш! Да ее женихи разрывают на части! Кому не хочется прикоснуться к ее славе, приподняться на ее грязной волне? Ее муж будет гордиться, что жена имела связь с самим президентом США, он будет счастлив только оттого, что его жена делает ему то же самое, что делала аж самому президенту! К тому же он легко сможет зарабатывать большие деньги. Например, раздавать интервью. Чего стоит ответ только на один вопрос: «Скажите, чувствовали ли вы себя президентом Соединенных Штатов, когда ваша жена делала вам…» Так что мы выбираем этот путь.

Директор встрепенулся и вытянул шею, готовясь получить очередное указание.

– Надо запустить в прессу информацию, что Клим Нелипов педофил, – сказал Роман.

Клим взвился, словно палуба превратилась в гигантскую сковородку, но директор успел схватить его за руку и не без усилия вернул на место.

– Роман, но это криминал, – аккуратно возразил он.

– Хорошо, – на удивление легко согласился Роман. – Тогда сделаем его обычным педиком и зоофилом. Дадим фото в газете, где он развлекается с ослицей.

– Нет, я не могу! – в ужасе воскликнул Клим, и его прошиб горячий и липкий пот. – Я не хочу… я… я против этого… это выше моих сил…

Он так завелся, что Роман начал хмурить брови, и директор, испугавшись последствий, принялся постукивать и поглаживать Клима между лопаток, словно успокаивал: не горячись, потом во всем разберемся.

– «Не могу, это выше моих сил», – недовольно проворчал Роман и сплюнул. – Глупый сопляк! Знаешь, почему русские бедные, а американцы богатые? Да потому что американцы за доллары готовы на все. Абсолютно на все! У них есть популярное телешоу «Давай на спор!». Ведущий предлагает кому-то из толпы за деньги сожрать дерьмо, или окунуть голову в помои, или вылизать чужую задницу. От желающих отбоя нет. Все улюлюкают, хлопают, радостные такие! А у нас, где с Запада переняли почти все, это шоу не идет. Из-за таких, как ты. Он, видите ли, даже ради собственной славы ослицу отодрать не может!

Роман замолчал, сосредоточенно перебирая в пальцах леску. Директор застыл в тревожном ожидании резюме, напоминая скульптуру Будды. Клим шумно сопел и слизывал с верхней губы капельки соленого пота. Но вывода так и не последовало, и не наступило ясности: настаивает ли Роман на своем или же простил Климу его дерзость. Отправив леску за борт, Роман откинулся на спинку шезлонга и как ни в чем не бывало продолжил:

– Едем дальше. Надо подготовить Нелипову две премии. «За выдающийся вклад в отечественную культуру» и «За особые заслуги в области лингвистики и национального фольклора». (Директор вынул из кармана блокнот, ручку и стал записывать.) Открыть личный сайт Клима Нелипова в Интернете. Дать серию мощных и скандальных публикаций в ведущих газетах и журналах… Ты успеваешь записывать?

– Успеваю, Роман.

– Следующее: договориться с ликероводочным заводом о выпуске водки «Климовка» и «Нелиповка». А также наладить производство коньяка «Литературный» с портретами Пушкина и Нелипова. И, наконец, чтобы он не слезал с экранов телевизоров! Чтобы прописался на них! В каждой передаче, в каждом шоу должна маячить физиономия Нелипова!

Сказав это, Роман вдруг замолчал, надел на голову белую тряпичную кепку, сложил на груди руки и задремал. Директор ущипнул Клима за щеку, приложил палец к губам и повел за собой на лестницу. У Клима кружилась голова и шумело в ушах – настолько сильно, что он даже не услышал музыку, которая гремела на кормовой палубе.

– Разве я смогу написать книгу про волшебников? – растерянно спросил он директора, которому уже поднесли бокал шампанского.

– Конечно, сможешь, дружище! Конечно, сможешь! – воскликнул директор, отхлебнув из бокала. Он был очень доволен встречей с Романом, отличное настроение хлестало через край. – Пиши всякую лабуду. Бред сивой кобылы. Чем бредовей, тем лучше. У тебя была героиня Дверная Ручка? Теперь пусть будут Волшебник, Фея, Гномик, Домовой, тротолли… или как их? Брокколи…

Схватив за руку раскрасневшуюся корректоршу, директор пустился с нею в пляс. Глядя на него, Клим подумал, что надо срочно отправлять Кабана с диктофоном в психиатрическую больницу, записывать бредни шизоидов для новой книги «Харри Фоттер».