"Бумер-2: Клетка для кота" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей Борисович)

Глава вторая

Дядя Миша, дотопав до крошечной комнатушки на задах закусочной, включил лампочку без абажура, висевшую под потолком, и уселся за маленький письменный стол, больше похожий на школьную парту. Потом развернул районную газету, пробежал взглядом заголовок первополосной корреспонденции: "Отмороженная". Ниже – врезка, набранная жирным шрифтом: "Молодая аферистка залезла в постель сразу к обоим кандидатам в мэры нашего города. Кандидаты называют эту историю гнусной провокацией конкурентов. Только каких? В этом пытался разобраться наш специальный корреспондент".

Шубин погрузился в чтение, послюнявив палец, перевернул страничку, нашел продолжение материала на второй полосе. Но тут заиграл его мобильник. Звонил Шубину сам Павел Митрофанович Постников, он же – местный авторитет Постный. Это случалось так редко, что взволнованный дядя Миша поднялся из-за стола и вытянулся в струнку, как солдат на плацу перед генералом.

– Я чего позвонил, – сказал Постный после невнятного приветствия. – Хочу узнать две вещи. Первое: пацаны Толи Гребня больше на тебя не наезжали?

Дядя Миша посмотрел на свое отражение в зеркальце, висевшем на противоположной стене у двери. Кровоподтеки и синяки почти сошли, а вот почки еще побаливали.

– Слава богу, никого не было, – отозвался Шубин.

– Странно... Значит, спокойно работаешь? Не слышу ответа?

– Ну... Вроде бы.

Только вчера Шубин передал человеку Постникова тысячу долларов в счет долга. И теперь был уверен, что о деньгах авторитет не напомнит еще неделю. Это как минимум. А дальше можно будет тянуть кота за хвост, сунуть долларов двести, а остальное, мол, позже. Наличных и вправду оставалось всего ничего, но пару недель можно будет перекантоваться.

А в начале следующего месяца в районе, если верить все той же газете, будут проводить выездное совещание областного масштаба. На молочный завод, что в десяти верстах отсюда, понаедет много народа, какие-то чиновники, профсоюзные деятели и специалисты-производственники. Чуть ли не из самой Москвы делегация ожидается.

Совещание продлится не менее десяти дней, в городе уже все гостиницы забронированы. Вот тогда можно будет собирать дензнаки прямо у дорожной обочины. Дядя Миша договорился с двумя шашлычниками-молдаванами, чтобы выставить мангалы прямо перед "Ветерком". Клиент валом повалит, и к концу месяца на Шубине даже копеечного долга не останется.

– И еще я хочу знать, какой сегодня день недели? – Постный говорил нараспев – верный признак, что встал он сегодня не с той ноги. – Не слышу?

– С утра вроде бы среда.

– А мы договаривались, что ты всю сумму целиком отдашь во вторник. Еще прошлой недели. Ты что это на старости лет динаму крутишь? Основным что ли заделался? Не слышу?

– Я все верну. С процентами...

Шубин не успел договорить, потому что Постный прервал его.

– Проценты – это само собой. Но ты знай, дуралей, что с сегодняшнего дня я твою паршивую задницу больше прикрывать не стану. Появятся люди Гребня, разбирайся с ними сам.

Дядя Миша без сил опустился на стул. Сердце защемило. Он стал прикидывать, у кого бы занять хотя бы сотни три на пару недель. Повар Рифат может одолжить, у него всегда копейка водится. Но мужик он прижимистый, а после того случая, когда по репе огнетушителем схлопотал, и вовсе в последнего скопидома превратился. Можно еще одолжиться у знакомого мужика с рынка. Но тот много не даст. И еще есть шанс у Дашки деньги выпросить. Наверняка откажет, но попытка не пытка, спрос не допрос...

Шубин не довел мысль до конца, взгляд его упал на конверт без марки с казенными колотушками. Вместо обратного адреса только название области, буквы ИТУ, а дальше – длинный номер с дробью.

Дядя Миша, отрывая от конверта полоску бумаги, думал, что не иначе как племянник пригнал весточку. Но раз так, почему адрес не Колькиной рукой написан и вместо почтовой марки стоит казенный штемпель "оплачено"? Из конверта на стол выпорхнул сложенный вдвое листок серой бумаги. Дядя Миша пробежал глазами первые строчки машинописного текста, и тут руки у него затряслись, буквы почему-то стали расплываться, а на синюю печать внизу листа капнула незваная слеза.

Едва справившись с собой, Шубин шагнул к двери, закрыл ее на задвижку и, чувствуя, что пол уходит из-под ног, снова упал на стул. Пару минут он сидел неподвижно, потом нашел в себе силы взять в руки казенную бумагу и прочитать письмо с начала до конца:

Доводим до Вашего сведения, что Шубин Николай Сергеевич скончался в медсанчасти ИТК в результате двухсторонней пневмонии, отягощенной почечной недостаточностью и мышечной дистрофией... Доступ к могиле близкие родственники покойного могут получить с согласия администрации исправительно-трудового учреждения.

Начальник колонии полковник А. Ефимов, врач В. Дьяченко

Когда в комнату постучали, Шубин спрятал конверт и письмо в ящик стола. По-стариковски шаркая ногами, добрел до двери: ему казалось, что с тех пор, как он открыл письмо, прошло десять лет. Открыв задвижку, он впустил в комнату Дашку. Вернувшись к столу, Шубин сел на стул, попытался взять для виду газету, но руки вдруг снова затряслись. Он спрятал ладони под столешницей, чтобы Дашка не заметила этой предательской дрожи.

– Тебе чего надо? – Шубин сделал усилие над собой, чтобы голос звучал ровно. – А то я спешу. Еще на рынок надо за мясом.

Он никак не мог решить, оглушить Дашку этой ужасной новостью прямо сейчас или повременить? Лучше не откладывать. Таить в себе такое горе он долго не сможет. И от Дашки скрывать правду не имеет права. Но, с другой стороны, и торопиться некуда. Кольку схоронили, его уже не вернешь... И все же надо сказать. Обязательно. И прямо сейчас. Это трудно, очень трудно, но иначе нельзя.

– Я тебя в коридоре не разглядела, – Дашка жевала резину и, щурясь от яркого света, присматривалась к дядьке. – А ты чего это такой? Будто с перепоя?

– Сил нет и времени, чтобы пьянствовать, – ответил Шубин. – Выдумываешь всякие глупости: с перепоя.

– Просто лицо у тебя отечное и глаза слезятся.

– Лицо отечно – потому что отекло. А глаза слезятся...

Дальше Шубин не мог придумать и замолчал.

– Ладно, проехали. У меня только один вопрос, – выпалила Дашка. – Если мне понадобится еще одна неделя, отпустишь? Я позже отработаю.

– Отпущу, Даша, – кивнул дядька. – Конечно, отпущу.

– Ну, тогда спасибо. Что-то ты сегодня добрый. Подозрительно добрый. Только сильно не похмеляйся. Знай меру.

Дашка выскочила на кухню, оттуда на заднее крыльцо и по тропинке прямиком к остановке. Она успеет к автобусу, потому что в запасе еще минут пять. На ходу Дашка гадала, что это приключилось с дядей Мишей. Он сам не свой, будто пыльным мешком прибитый. Наверняка вчера наклюкался до чертиков и рассказывать не хочет. В воспитательных целях. Автобус подошел, Дашка вскочила на ступеньку, забыв о дядькином пьянстве. До элитного поселка, где стоял особняк Захарова, всего полчаса езды и четверть часа ходу.

Эту ночь Кот провел в новой квартире Димона. Вчера в ресторане бурного веселья почему-то не получилось. Ошпаренный все подливал в рюмки, подзывал метрдотеля, через него заказывал лабухам новые песни. Кот много ел и много пил, но почему-то дорогая еда казалась пресной, как баланда, а водяра не брала. Две шлюхи, которых Димон позвал к их столику, оказались изысканно вежливыми и эрудированными, даже между делом помянули Северянина и Бродского. Но когда каждая долбанула по бутылке шампанского, перешли на скоромные слова и междометия.

Вопреки всякой логике, Костян не обращал внимания ни на них, ни на гуляющую публику, молчал и думал о чем-то своем. Он был оглушен свалившейся на него свободой и никак не мог к ней привыкнуть. Одновременно ему казалось, что он живет не своей жизнью, а чужой покойного Кольки Шубина, умершего в муках на дыбе. Эта ситуация выбивала его из равновесия и требовала разрешения.

Димон, уже не пытаясь его растормошить, заплатил девочкам за потраченное время, крикнув мэтра, бросил на стол деньги. И предложил Коту прикончить остаток вечера у него дома. За столом в гостиной приговорили еще одну бутылку, за пустыми разговорами засиделись за полночь. И разошлись по разным комнатам.

Костян проснулся рано. Окно спальни для гостей, где он ночевал, выходило на восток. Кот открыл балкон, вышел на воздух и закурил. Он долго наблюдал, как багровый солнечный диск поднимается над Москвой, а на проспекте с каждой минутой прибывает автомобилей. Ему было не по себе.

На мягкой круглой кровати, похожей на вертолетную площадку, он спал как никогда плохо. А сон, который ему привиделся, оказался таким реалистичным и страшным, что лучше бы он вообще не засыпал. Приснилось, что он еще на зоне, сидит у постели Кольки. Впрочем, догадаться, что это именно Колька, довольно трудно. Лицо и грудь человека были неумело, наспех обмотаны бинтами, на которых запеклись кровь и что-то желтое, вонючее, как мазь Вишневского. Этот запах Кот запомнил особенно хорошо, запах лазарета. Колька пытается что-то сказать, но вместо слов из под повязки вырываются только глухие стоны вперемежку с мычанием.

У изголовья кровати стоит Чугур в кителе, перепачканном белой краской. Он сосредоточен и деловит, в одной руке держит раскрытый блокнот, другой рукой что-то записывает на бумаге. Не иначе как Колькино мычание. Наконец засовывает блокнот в портфель из свиной кожи и, выдерживая паузы между словами, говорит:

– Похоже, Костян, откидывается твой друг. Жаль. Хороший был парень, но сам все испортил. Ты же понимаешь, о чем я?

Костян тупо кивает, мол, понимаю, хотя на самом деле ни хрена не может понять.

– Все, что Шубин сказал сейчас, – очень важно, – продолжает кум. – Я протокол состряпаю по форме, как положено. А ты, как освободишься, придешь подписать. Уже завтра бумаги наверх уйдут. Там очень интересуются этим делом.

– У вас китель испачкан, гражданин начальник, – говорит Кот.

– Что китель? – недовольно морщится Чугур. – Всего-навсего кусок материи с погонами. Есть вещи поважнее. Главное не жить, а плыть...

Исполненный важности кум уходит, а Колька начинает бредить, размахивать покалеченными руками, что-то кричит, пытаясь сорвать бинты. Кот видит, что дело плохо, мечется по тесной палате, выскакивая в коридор, зовет фельдшера, но никто не приходит. Колька кричит еще громче, от этих истошных криков готовы лопнуть барабанные перепонки. Наконец Кольке удается освободить от бинтов лицо и грудь. Кот смотрит на своего кента и вдруг осознает, что это вовсе не Шубин, а Димон Ошпаренный. И закрывает глаза, потому что него больно смотреть.

Димона, судя по его виду, обварили кипятком, потому что кожа чулком сползла у него с лица, открыв живое мясо, хрящи носа и глазные яблоки, похожие на огромные белые пуговицы. Костян выскакивает в коридор, сталкивается с лепилой.

– Позови коновала, – орет Кот и хватает фельдшера за грудки. – Коновала зови, тварь, тебе говорят.

– Нет его, – еще громче орет фельдшер. – В город на двое суток уехал. И не поможет тут никакой врач. Не поможет... Да ты не волнуйся, братан, справка о смерти уже готова. Все чин чинарем. Сам хозяин подписал...

А дальше обрыв и темнота. Вспоминая этот дикий сон, Кот прикурил сигарету от окурка, но табак горчил на губах. Он вернулся в комнату, натянул на себя новую, купленную вчера в дорогом бутике рубаху, брюки от нового костюма и вышел в коридор. Прошел мимо открытой двери в какую-то комнату и остановился: из кабинета его окрикнул Димон. Оказалось, что он уже проснулся и успел одеться к выходу.

Кот, присев на кожаный диван, осмотрелся по сторонам. Интерьер производил впечатление: все оформлено солидно и со сдержанным вкусом. Особенно хороши картины в пастельных тонах, словно взятые напрокат из какого-то музея западного искусства.

– Неплохо ты устроился, – сказал он.

– Скоро и ты устроишься не хуже моего, – Димон поднялся из-за стола, сел в кресло напротив Кота. – Вообще-то у меня к тебе разговор. Хотел вчера, но как-то это не к месту. По бухому делу, в кабаке... А когда дома продолжили, я уже не в форме был.

– Ну, говори, коли начал.

– Ты только не думай, что я от тебя откупиться хочу.

– Я думал, ты что-то новое скажешь. Опять об этом...

– Нет, ты все-таки послушай, для меня это очень важно, – Димон откашлялся в кулак. – Костян, я тогда, у "Аэлиты", реально обосрался. Меня тогда словно парализовало. Нужно было взять ствол, выйти и положить их всех, ментов этих. Но задним числом всегда все просто получается. А тогда, честно скажу, я зассал. Потом сколько раз говорил себе, что лучше бы уж я там остался, с пацанами. И столько же раз оправдывался тем, что у меня не было шансов. Но себя не наебешь, струсил я тогда. И всех подставил.

– Успокойся, Дима, – сказал Кот. – Я сам об этом много раз думал. Ну, как бы я поступил, будь я на твоем месте. И тоже не нашел ответа.

– Потом чуть в петлю не полез, – продолжал Димон. – Если бы свою будущую жену не встретил, то давно бы уже... Сейчас у меня дочка и пацану два годика. Хорошая семья. Когда я узнал, что ты жив, стал искать место, где ты срок тянешь. Вышел на начальника...

– Спасибо, что вытащил. Но теперь все. Наши дороги расходятся.

– Что ты собираешься делать? – спросил Димон.

– Пока не знаю, – пожал плечами Кот. – У меня ведь мать жива. Хочу с ней повидаться, но тут проблема. Все ее знакомые, соседи по дому отлично знают, что я по мокрой статье тяну. И вдруг вышел, нарисовался так, что не сотрешь. С какого это хрена Огородников на свободе гуляет? Граждане могут проявить бздительность. И тогда меня запросто в новую командировку отправят. И не встретиться с матерью не могу.

– Ну, это мы как-нибудь решим. Осторожно, чтобы не было посторонних глаз и ушей. Я хотел о другом поговорить. Ты вышел, теперь надо с чего-то начинать. Про старое ремесло придется забыть. Теперь все это не нужно. Я хотел предложить вот что: у меня есть бизнес.

– Чистый бизнес? – удивился Кот.

– Я не сказал чистый. А то ты подумаешь, что я в ангела превратился. Остается только крылышки напрокат взять. И взмыть к небесам.

– Никаких угонов? Ничего такого, чем мы раньше кормились?

– Жизнь круто изменилась, – сказал Димон. – Возможно, не в лучшую сторону. Угоны – это в прошлом. Сейчас не надо, задрав штаны, бегать по городу со стволом, искать, кого бы грабануть и взять налик. Есть поставщики бензина и бензоколонки, которое берут горючее на реализацию. Не в Москве, в области и других областях. Здесь, в городе, работать нельзя, взятки сумасшедшие. Разоришься на одних откатах.

– В Москве всегда так было, – кивнул Кот.

– Сам понимаешь, бензин – левый товар. Оплата налом. Бабки отмываем в одном дружественном банке. Это даже не банк, а прачечная-химчистка, созданная специально для этих дел. Доходы зависят от объемов левака. А эти объемы... Как бы помягче сказать... Короче, объемы большие. Вот мое предложение: половина бизнеса – твоя. Будем вдвоем работать. Навар пополам. А в дело ты быстро воткнешься. Ну, что скажешь? Ты меня слушаешь? – спросил он, заметив, что Костян застыл с отсутствующим видом.

Кот действительно, ушел в себя и погрузился в свои мысли. В другое время и при других обстоятельствах он, не раздумывая, принял бы предложение Димона. Тем более что он, это ясно, как день, совершенно искренне хочет загладить свою вину перед ним и ребятами, Рамой и Киллой. Но сейчас на повестке дня другой вопрос: как быть с Чугуром. Включать ответку за Кольку Шубина или нет? И еще: почему ему ночью приснился Димон в таком ошпаренном виде? Или это его прозвище так подействовало на воображение?

– А с какой ветки на тебя этот бизнес свалился? – вернулся он к теме.

– Вот именно, свалился, – кивнул Димон. – Ты Стаса Лысого помнишь? Это он начинал дело, его развернул. А я туда вошел почти голым. Позже меня Стас поднял до своего компаньона. А потом начались эти блядские разборки. У многих бензоколонок была черная крыша, поэтому нам пришлось схлестнуться с лаврушниками. На нас наезжали и чечены, и местные бандиты, даже ментов пристегнули из шестого отдела. В этих разборках Стаса мочканули. И многих его парней. Место освободилось. Тогда я стал как бы за него. Сначала временно. А потом так и осталось.

– Кроме тебя больше некому?

– Были достойные кандидаты, но, говорю же, после тех разборок всех закопали, – вздохнул Димон. – Тот случай у "Аэлиты" меня многому научил. Я набрал еще людей. Свои бензоколонки мы отбили, с кавказцами разобрались. И поставщиков к себе привязали крепко. А потом все это дело расширили, привлекли новых партнеров. Ну, это уже без Стаса. Сейчас все на мази, все работает, как швейцарские ходики. С людьми я тебя познакомлю. Хорошие парни. Для начала ты будешь решать общие вопросы. А позже займешься чем-нибудь посерьезнее. Если не захочешь мою рожу видеть, просто возьми бабки на жизнь. Теперь ты на свободе. Тебе и решать.

– Жизнь действительно изменилась, – согласился Кот. – Не сейчас. Давно.

– Наконец-то до тебя доперло. Кому-то достались большие куски пирога, кому-то крошки со стола. Кому-то крест на кладбище. Но ты не ответил: как тебе мое предложение?

– Посмотрим, не грузи меня сразу, я не готов. Тут с моим освобождением вышла такая история... Вчера не хотел говорить, чтобы вечер не портить, но думаю об этом постоянно. Одного пацана, который должен был откинуться по амнистии, наш общий знакомый – Чугур – убил ни за что. Натурально забил до смерти. А меня выпустил по его документам. Я теперь живу той жизнью, которую Чугур отобрал у Кольки Шубина.

– Ну что ж, пацана того уже не вернуть, – пожал плечами Димон. – Чугур получил свои бабки, последний перевод я сделал вчера на чью-то сберкнижку. Мы с ним в расчете. Ты же не хочешь куму балду открутить? Ну, за этого Шубина?

– Пока не знаю. Все это в голове не укладывается. Ты не забывай, что я на свободе всего ничего. Нужно время, чтобы все обдумать. И что-то решить.

– Ладно, ты решай, – сказал Димон, – и никуда не торопись. Потому что везде успевает тот, кто никуда не торопится, – это я в книжке одной вычитал. Сегодняшний день я посвящу тебе. Покатаемся на джипе БМВ, Х-пятом.

– На БМВ? – переспросил Кот. – В прежние времена я бы такую тачку по ходу сам угнал. На запчасти.

– Теперь угонять ничего не нужно. Я на тебя доверенность оформил. Чтобы всегда колеса под жопой были. Собирайся и поехали. Хоть на Москву посмотришь. Годится?

– Годится, – ответил Кот.

Поздний обед или ранний ужин они закончили на летней веранде ресторана, расположенного на тихой улице в Замоскворечье. Здесь подавали модные среди московской богемы тайские блюда. Последние годы Кот жрал любую дрянь, которую скармливали зэкам на киче и на зоне. Но эту азиатскую стряпню, стоившую бешеных денег, то ли кузнечиков с мышами, то ли крыс с тараканами под белым соусом, он заталкивал в себя через силу. Все ему казалось, что его сейчас наизнанку вывернет. Кот почувствовал себя лучше, только когда допил вторую чашку кофе, и они с Димоном, освещенные вечерним солнцем, вышли на стоянку и сели в джип.

Ошпаренный плавно тронул с места, влившись в поток машин. Кот немного повеселел, даже рассказал пару баек из жизни заключенных, не смешных, скорее грустных. Димон чувствовал себя на все сто, главные, самые трудные слова он сказал Коту вчера при встрече и сегодня утром в домашнем кабинете. Сделал шикарное предложение, от которого нормальный человек просто не может отказаться. Половина бизнеса! Будто камень с души снял.

Кот еще колеблется, обдумывает предложение, но это временное явление. Когда он узнает, о каких деньгах идет речь, в голове все станет на место. Кончатся эти пустые дурацкие вопросы: как жить дальше и что делать с собственной совестью, когда вспоминается смерть Коли Шубина.

Костян еще не отрешился от лагерной жизни, она пока не стала воспоминанием. Ужасным, тяжелым, но воспоминанием. Костян должен выдержать, установить дистанцию со своим прошлым, немного оттаять душой, а дальше все войдет в колею и покатится по ней куда-то далеко, в светлое будущее. Только не надо торопить события, постоянно дергать Кота и спрашивать, войдет ли он в бизнес на паритетных началах. Все решает время и только время. И деньги, само собой.

– Сейчас заедем в одно заведение, – Димон загадочно улыбнулся. – Ты будешь доволен.

– В бардак что ли? – с первого раза угадал Кот.

– Не в бардак, а в массажный салон, – Димон поморщился: с Костяном всегда так: хочешь сделать ему сюрприз, а он догадается и все опошлит. – Там такие телки... Все на подбор. Словно бывшие манекенщицы из столичного дома моделей. Может, ты видел таких в глянцевых журналах. Но это вряд ли, на зонах не выписывают "Плейбоя". Наверно, истосковался по девочкам?

– Истосковался. Может это глупо, высоко звучит, но я себя четыре года в чистоте держал, ни разу не замарался. И мне не хочется эту чистоту отдавать первой встречной промокашке. Сегодня настроение какое-то тухлое. Даже сам не знаю. Неохота эти шпоны затевать. Вчера глаза залили, сегодня опять... Как-то не в масть все это.

– Тогда что? Может, в катране шарик покатаем? У меня есть золотая фишка одного центрового казино. Кабинет для особо важных персон. Тебе понравится.

– С катраном успеется, – покачал головой Кот и назвал адрес. – Это тут недалеко. Забросишь меня?

– Без вопросов. А что там?

– Маленькая ведомственная типография, – ответил Кот. – Мать на пенсии, но еще работает. Как всегда, заканчивает смену в шесть ровно. В шесть с копейками выходит на улицу.

– Но ты же сказал, что пока туда нет дороги.

– Я к матери и не подойду. Посмотрю на нее издали, как она на автобус станет садиться, – всего-то и делов. Только посмотрю.

Димон перестроился в левый ряд, притормозил, вывернув руль, переехал две разделительные полосы, погнал джип в противоположном направлении. Еще утром Кот сказал, что больше ночевать к нему не придет. Хотя квартира, считай, пустая. Детей Димон отправил на юга вместе с няней, жена туда на днях вылетает. Но Кот все равно упирается, играет в деликатность, якобы, не хочет стеснять. Значит, надо решить, где он временно может перекантоваться.

Есть одна приличная хата в районе Сухаревки, эту квартиру фирма Димона купила для конфиденциальных переговоров с клиентами. Лето – мертвый сезон, никаких новых сделок не наклевывается, поэтому Кот может спокойно ночевать там хоть до октября. А там можно будет Коту что-нибудь получше подобрать.

– Без четверти шесть, – тихо, словно самому себе, сказал Кот. – Успеем, если, как ты говоришь, не будем торопиться.

Резак вместе со своим корешом Пауком сопровождали джип БМВ с полудня, когда тачка выехала из подземного гаража дома, где жил Димон. Долго простояли у ресторана тайской кухни.

Паук зашел в заведение, устроившись у стойки бара, не торопясь уговорил пару кружек пива. Он сидел на одноногом табурете, раскрыв газету, и поверх нее наблюдал, как на летней веранде два приятеля что-то жуют. Паук дважды заходил в туалет, затем возвращался на прежнее место и снова прикрывался газетой. Однако за дальним столиком ничего не происходило. Парни что-то ели и неторопливо перебрасывались словами. Создавалось впечатление, что они собрались просидеть тут до закрытия ресторана. Наконец, выпив по две чашки кофе, они встали из-за стола.

Паук поспешил не на стоянку, где парковались машины посетителей тайской забегаловки, а на улицу. Он забрался на водительское сиденье "шестерки" с тонированными стеклами и сказал сидевшему впереди Резаку, что клиенты выходят. Тот молча кивнул. Он битых два с лишним часа просидел в душном салоне автомобиля, лишь единожды позволил себе выйти на тротуар и немного размять ноги. Когда черный джип выехал со стоянки, Паук, сохраняя безопасную дистанцию, сел ему на хвост.

– Интересно, куда они прутся? – спросил он и сам же ответил. – Лично я вижу два варианта. Первый – по блядям. Второй – сперва в ночной кабак, а уж потом по блядям.

– Да, скорее всего так и будет, – меланхолично кивнул Резак. – Наше дело держать его на прицеле.

Он был уверен, что сегодняшний день пойдет насмарку. Димон и Кот проведут вечер и часть ночи в каком-нибудь московском отстойнике. Прикупят девочек и завалятся на чью-то хату, чтобы там продолжить веселье. Стандартная программа. Все четко и логично. Кот почти четыре года всласть не жрал, не лапал девок и водку видел редко. Теперь он хочет получить все сразу, потому что он – человек. Поэтому сегодня к нему близко не подступиться. Но и отпускать Огородникова в свободное плавание по городу тоже нельзя. Мало ли что, не дай бог, мужик, глотнув вольной жизни, загуляет по-черному, сорвется с нарезки. А потом ищи его с фонарем по всем московским притонам.

Охота на человека – дело кропотливое. Это какой-нибудь пацан-беспредельщик, который сам, без помочей, и ходить-то не умеет, завалит жертву, где придется. Не подумает о путях отхода, о спасении собственной шкуры. Но Резак не из той породы, чтобы ловить на фарт. Он проворачивал в Москве разные дела и никогда не попадался.

И на сегодняшний случай у него есть подложный паспорт на имя некоего Николая Самуиловича Шалевича, есть эта тачка, попиленная, неброская и вполне надежная, оформленная все на того же Шалевича. Есть ствол с глушителем и про запас хорошая заточка, сработанная из трехгранного напильника. Наконец есть напарник, без которого в таком деле нельзя обойтись. Остается только ждать удобного случая, а в том, что такой случай скоро подвернется, Резак не сомневался ни минуты.

В другие времена он мог ждать удобного случая, сколько потребуется, хоть неделю. Но сегодня нетерпение поедом ело душу. Резаку виделся дом Ирины Будариной. Рубленый дом, который по его натуре лучше любой городской квартиры. Не терпелось оформить бумаги и переступить порог хозяином. И зажить, наконец, по-человечески. Хватит с него скитаний по чужим углам с бесконечными блядками и беспробудным пьянством. Неделя такой жизни нормальному человеку год отравит. Нет, пора остепениться и начать новую жизнь. И как ведь все срастается: новая жизнь в новом доме. Вот он шанс, вот он, момент. Надо ловить его, а не щелкать клювом. И все можно решить уже сегодня. Нужна лишь капля везения.

Когда джип резко развернулся, нарушив правила, пересек две разделительные линии и погнал в обратном направлении, Паук, матюгнувшись, повторил тот же маневр и быстро сократил расстояние. Он не боялся, что Димон приметит его тачку. Таких "шестерок" в Москве – без счета. Эта машина за тобой катит или уже другая, хрен поймешь, если не посмотришь на номера.

Но станет ли водила джипа, увлеченный разговором со старым корешом, присматриваться к номерам чужих машин? Зачем ему это, ведь он ни от кого не прячется? Он не ждет беды, напротив, он настроен легкомысленно, он едет веселиться, а не от ментов бежит.