"Скотство и чуть чуть о плохих грузинах" - читать интересную книгу автора (Лебедев Andrew)

Глава четвертая


Сценариста по диалогам нашли среди студентов московского литературного института.

Вернее, он сам нашел Алису.

И у них… И между ними…

Возникла любовь…

Но любви предшествовала работа.

– Ты как добрался до Останкино? – поинтересовалась Алиса.

– Пешкарос, – ответил Вася.

– Я скажу Тине, пусть Аджинджал с Тимуром тебе денег на машину дадут…

Она стала интересоваться всем, что связано с жизнью Васи Баженова, потому что Вася Баженов ее пленил. Ну ведь сама природа требует того, чтобы девушка в свои двадцать три кем бы то ни было пленилась, пускай даже такая круто-навороченная и телевидением замороченная, как Алиска Хованская.

А Васей трудно было не плениться.

Как же!

Собою хорош и пригож, да на язык остер, даром что ли студент литературного института!

Но сперва Вася пленил ее своими диалогами, что исправно писал для нового шоу.

– Это же в тысячу раз лучше того, что Сёма Израйлович писал, – говорила Алиса Тине.

– Ну, – с достоинством отвечала Тина, – а кто его нашел?

Тина правда умалчивала при этом, что во-первых, Вася сам нашел эту работу, просто придя в офис Интер-Медиа – группы с предложением писать тексты для рекламных роликов. А Тина просто оказалась там в этот самый момент и среагировала на красивый славянский экстерьер породистого Васи.

Через час, после собеседования, проходившего в баре "16 тонн", что на улице 1905 года, Вася уже сидел возле компьютера и сочинял первые диалоги к шоу "Бабе 45 баба ягодка опять".

Умолчала Тина и то обстоятельство, что Вася получал не пятьсот с листа, как Сема Израйлович, а всего лишь сотню, а остальное аккуратно поступало Тине в карман на организационные и представительские расходы.

Впервые идея переспать с Васей пришла Алиске в голову, когда они снимали третью серию первого сезона.

– Достоевский придумал для русского языка два новых слова, "штрюцкий" и "стушеваться", – рассказывал ей Вася о своей учебе в литинституте, – а я уже тоже придумал слово для русского языка.

– Какое? – спросила Алиса.

– Пешкарос, – гордо глядя на Алису, ответил Вася, – и слово уже пошло в народ, его схавали, оно вошло в язык.

– Я бы тебя слушала и слушала, – восхищенно глядя на своего сценариста, сказала Алиса, – может, поедем ко мне? Там посидим на кухне, попьем чаю с мартини, поработаем над сценарием…

– Поезжайте-поезжайте, – сально улыбаясь, хихикнула Тина, – мертвым могила, дуракам работа, а молодым – совет да любовь…

– Ну, мы тогда поедем, – крикнула Алиска дежурному администратору, – а вы тут подумайте, какую супер-фишку придумать, чтобы заодно и Максу-Деголясу нос натянуть, очень уж он с рейтингом вылез…


***

Вообще, покуда Хованская с Васей благополучно предавались в Алискиной спальне радостям узнавания друг друга, Тина вдруг придумала интересный ход.

– Слушайте, робяты! – сама поразившись глубине креативной мыслишки, что пришла ей в ее кудрявую голову, на всю студию закричала Тина, – мы вытащим на шоу Максимову мамашу.

– Чего? – переспросил Тимур.

– Я тут поглядела в досье Тушникова, которое сперла у Лагутина, так там указано, что его мамаше в этом году как раз ровно сорок пять исполняется, поняли к чему я клоню?

– Пригласить мать Тушникова на наше шоу? – начиная понимать тонкий замысел Тины, восторженно воскликнул Тимур.

– И не только пригласить, но и раздеть ее на этом шоу, – заключила Тина, – а когда она разденется на камеру, пригласить в студию ничего не подозревающего Макса Деголяса.

– Ну, ты просто Макиавелли! – прищелкнув языком и повращав зрачками, сказал Тимур, – ты крутая.

– А то, – ответила Тина, – денег давайте, много денег понадобится.


***

Денег много никогда не бывает.

Beoucoup d'argent – jamais plus rien.

You never may say its too much money.

Но тем не менее, Иван Иванович уже давно достиг того состояния, когда деньги его совершенно перестали интересовать. И вообще ему давно все обрыдло, кроме, пожалуй власти, но которая тоже, кстати говоря, в последнее время стала что-то слишком обременять господина Полугаева.

– Зинаида, в театр! – распорядился Иван Иванович.

Ему нравилось выходить с Зинаидой, нравилось, когда те, кто их не знал, всегда оборачивались на них, настолько экстраординарной парой были они с Зинаидой.

Сам Полугаев был далеко не маленького росточка, не хрен какой-нибудь там, а нормальный мужчина, статный, хорошо сложенный, но рядом с Зинаидой, особенно когда она делала прическу, да вставала на пятнадцать сантиметров патентованного итальянского каблука, Иван Иванович выглядел Пигмеем. Настолько хороша собою была Зинаида во всех двух метрах ее красивого тела.

Ей удивительно шли вечерние платья с открытой спиной. У спортсменки Зины спинка была пряменькая, стройненькая, рельефная. И гордо несла она на длинной шее высокие накруты-навороты в стиле кремлевских парикмахерских восьмидесятых годов а-ля депутатка ХХV-го съезда.

Это Никасик со Славиком так Зине насоветовали, что глупо, когда женщина прячет свое достоинство и желает показаться ниже, чем она есть на самом деле.

– Это сродни тому, как некие лысые мужики зачесывают прядку и трижды зализывают – укладывают ее взад, вперед и по диагонали всей плеши своей, – говорил Зине Никас-Никасик, – а ты наоборот, не сутулься, как это делают высокие женщины и не становись на плоскую подошву, но наоборот, надевай семнадцать сантиметров снизу и накручивай у своей coifuress башню из волос, чтобы тебя отовсюду было видно…

Вобщем, Полугаеву нравилось, что на них с Зиной оборачиваются и даже пялятся, хоть это и… в некотором роде not polite и даже rude to stare. Так на одном очень важном рауте в МИДе на них оглянулся сам Британский премьер-министр, шепнув своему другу Владимиру, – I'm exited.

Но особенно любил Полугаев выходить с Зиной в Большой театр на закрытые для простой публики спектакли, когда Президент приглашал своих германских или английских друзей-партнеров поглядеть Лебединое озеро, и когда ложи и партер занимали люди сплошь из столичной элиты. Тогда Иван Иваныч любил садиться с Зиной не в ложе, что по табели о рангах соответствовала его статусу, но в относительно демократический партер, причем во втором или в третьем ряду. И умиляясь от адажио из первого акта, Иван Иванович не в меньшей степени умилялся тому факту, что сидевшие позади их с Зинаидой людишки, вынуждены были ерзать задницей и вертеть шеей, чтобы разглядеть что-нибудь из-за Зининой прически.

– Зинаида, сегодня в театр! – крикнул Иван Иванович.

Он и хаммер то ей купил не потому, что мода такая, но потому что это был единственно voiture conviendables – единственно подходивший Зинке экипаж.

– А что дают? – поинтересовалась Зинаида.

– Жизнь за царя, – ответил Иван Иваныч, и подумав, добавил, уточняя, – опера русского композитора Глинки.

– А кто будет? – спросила любопытная жена.

– Говорят, Кондолиза Райт с Лавровым обещались ко второму акту подтянуться.

– Мне одеть нечего, – капризно пожаловалась Зина.

– Не одеть, а надеть, – привычно поправил Иван Иванович, – надень бриллиантовое колье и серьги с большими брильянтами, те, что я из Израиля тебе прошлый Новый год привез.

– Под них надо черное, – задумчиво пропела Зина, – с открытой грудью, с большим декольте.

– У тебя сто платьев, – махнул рукой Иван Иванович и пошел к себе на свою половину.


***

– Мы пробили по базам этого Максима Тушникова, Иван Иванович, – доложил помощник, согнувшись в почтительном полу-поклоне.

– Ну? – не поворачивая головы к вошедшему помощнику, буркнул Полугаев, – и что там у вас по нему?

Кабинетов во дворце было два. Этот, большой, в котором происходила беседа, находился в правом крыле здания на втором его этаже и примыкал к малой ореховой гостиной, что в свою очередь соединялась высокими дверьми с турецкой курительной и с библиотекой.

Большой дворцовый кабинет по трем стенам был оформлен как портретная галерея, где портреты предков Иван Иваныча были составлены шпалерой в стенах орехового дерева, конструкцией и формой панелей своих, повторявших стиль соседней ореховой гостиной, составляя с нею и с примыкающей библиотекой целостный ансамбль дворцового интерьера. Портреты предков и картины баталий, в коих они участвовали, были выполнены художниками во многом по семейным фотографиям, а в некоторых случаях, когда фотографий совершенно дальних предков Полугаева найти не удавалось, выполнялись в форме неких аллегорий. Так пра-прадед Ивана Ивановича Григорий Полугаев, что по рассказам умершей бабушки, был большим драчуном и пьяницей, был изображен в виде празднующего фавна, а другой пра-прадед Ивана Ивановича, что по семейным преданиям воевал в Крымскую и был лично знаком с юным поручиком артиллерии Львом Толстым, был изображен на редуте, с шашкой в руке, увлекающим защитников Севастополя в яростную контратаку.

С предками более позднего, партийно-хозяйственного периода, было проще, и тут Саша Шилов и Никасик Сафронов расстарались, по паспортным фотографиям изображая дедушек, отца и дядьёв Полугаева во всем блеске их военных и статских доблестей.

Особенно удались портреты художнику Шилову. Он написал отца Ивана Ивановича и двух его дядек – Ивана Сергеевича, Петра Сергеевича и Сергея Сергеевича так живо и хорошо, что хоть прикуривай от тех нарисованных сигареток, что они держали в своих нарисованных руках.

– Ну, что там у тебя? – спросил Иван Иванович, доставая из ящика стола коробку с особо ценными сигарами марки "Вегас Робайна", что была создана для особо требовательных поклонников, к которым и принадлежал сам хозяин орехового кабинета – Максим Тушников, родился в восьмидесятом году в Ленинграде, окончил факультет журналистики СпбГУ, работал на Санкт-Петербургском телевидении ведущим собственной программы, потом работал арт-директором ночного клуба "Максим Деголяс", пол-года назад переехал в Москву и работает сейчас на канале у Лагутина. Не женат, имеет мать Веронику Антоновну Тушникову, сорока пяти лет, проживающую в городе Тосно Ленинградской области…


***

Вероника Антоновна, когда ее спрашивали соседи, – а что это сыночек ваш Максимка редко к вам заезжает? – обычно отвечала, что де, занят сыночек и своих телевизионных дел у него слишком много, чтобы в такие дыры, вроде этого Тосно заезжать.

Жила Вероника Антоновна одна, без мужа в крохотной однокомнатной квартирке, жила на зарплату бухгалтера-продавца маленького писчебумажного магазина. И до пенсии Веронике Антоновне было еще пять долгих лет.

Поэтому, когда к ней сюда в это Богом забытое Тосно приехали администраторы с Московского телевидения, Тина Демарская и Исмаил Гороев и стали предлагать ей сняться в телешоу "Бабе 45 баба ягодка опять", да еще и не бесплатно, а за гонорар, составляющий почти полугодовую зарплату бухгалтера-продавца, Вероника Антоновна очень разволновалась, и решила, что это какое-то тайное проявление о ней заботы ее удачливого сынка Максимки. Просто Максимка сам не счел нужным самолично заехать за ней и предложить эту заманчивую поездку в Москву на телевидение в шоу самой Алисы Хованской.

– Ой, да брось ты, Антоновна, поезжай! – уговаривали ее товарки – такие же бобылки-разводки как и она сама, – бросай все и поезжай в Москву, повидаешься там с Максимкой, денег заработаешь, прославишься на всю Россию, а эта работа наша, не бойся, мы тебя тут прикроем, поработаем за тебя.

Последние сомнения, ехать или не ехать, развеяла обаятельная девушка-администратор Тина, что вручила Веронике Антоновне аванс в сумме пятнадцати тысяч рублей, деньги, которых так недоставало Веронике Антоновне, чтобы после поездки этим летом в Турцию вылезти из долгов и выйти на положительное сальдо в балансе одинокой женщины, живущей без спонсора и без любовника.

Вероника Антоновна хоть и потратилась, хоть и залезла в обременительные для себя долги, но не жалела, что съездила в Турцию, а то как же! Море, благоустроенный отель две звезды, приличная интеллигентная соседка – продавщица из Моршанска, уютный благоустроенный номер с умывальником, пляж всего в двадцати минутах ходьбы от отеля, культурная программа из украинской дискотеки и автобусной экскурсии в старинные пещеры Тенгиза Великого… Ну, и конечно же, романтическое увлечение – украинский красавец – нестарый еще, пятидесятишестилетний Тарас Степанович из города Днепропетровска.

Вобщем, предложение Тины Демарской и ее деньги – оказались весьма кстати.

Решено.

Едем сниматься в программе "Бабе 45 – баба ягодка опять".

Ну и еще один соблазн, а вдруг Тарас Степанович увидит ее в этом шоу и напишет.

Или позвонит?