"Вашингтонская площадь" - читать интересную книгу автора (Джеймс Генри)

21

Доктор Слоупер без промедления поделился своими выводами с миссис Олмонд, изложив ей свое мнение теми же словами, которыми ранее объявил его самому себе:

– Она не отступится! Клянусь небом, она не отступится!

– То есть обвенчается с ним? – спросила миссис Олмонд.

– Этого я не знаю. Но сломить ее невозможно. Она станет бесконечно тянуть и откладывать в надежде переубедить меня.

– Но переубедить тебя, наверное, невозможно?

– Можно ли переубедить геометрическую теорему? Мое суждение не настолько поверхностно.

– Но ведь геометрия, по-моему, как раз и занимается поверхностями, – с улыбкой возразила миссис Олмонд – женщина, как нам известно, весьма неглупая.

– Верно. Но занимается ими со всей серьезностью и глубиной. Кэтрин и этот ухажер – мои поверхности, и я уже произвел надлежащие измерения.

– И результаты, кажется, удивили тебя.

– Эти поверхности обширны и предлагают немалый материал для наблюдений.

– Как ты бесстрастен! – воскликнула миссис Олмонд.

– Могу ли я быть иным, когда вокруг меня страсти так и кипят? Впрочем, надо отдать должное Таунзенду – его страсти подчинены рассудку.

– Не могу судить о Морисе Таунзенде, – сказала миссис Олмонд, – но Кэтрин меня ничуть не удивляет.

– А меня, признаться, немного удивляет. Она, должно быть, терзается и мечется от одного решения к другому.

– Лучше признайся, что тебя это попросту забавляет. А я не вижу ничего забавного в том, что твоя дочь тебя так обожает.

– Мне интереснее определить границы ее обожания.

– Оно кончается там, где начинается другое чувство.

– Вовсе нет; это было бы слишком просто. Ее чувства сплетаются и смешиваются, и смесь эта по составу весьма необычна. Из нее, конечно, родится какая-то новая стихия, и мне хочется увидеть, что это будет такое. Я дожидаюсь с любопытством и даже с волнением; вот уж не думал, что Кэтрин когда-нибудь доставит мне подобные переживания. Я весьма признателен ей за это.

– Она останется ему верна, – сказала миссис Олмонд, – верна до конца.

– Да, я же говорю – она не отступится.

– Мне больше нравится "верна". Простые натуры хранят верность, несмотря ни на что, а Кэтрин – натура очень простая. Переживания редко оставляют в ней глубокий след, но уж если что запало ей в душу – то на всю жизнь. Это как с медным чайником: сделаешь на нем вмятину, и, как ни наводи потом лоск, пятно все равно останется.

– Попробуем навести лоск на Кэтрин, – сказал доктор. – Свезу-ка я ее в Европу.

– Она и в Европе его не забудет.

– Ну так он ее забудет.

– Тебе и впрямь этого хочется? – серьезно спросила миссис Олмонд.

– Чрезвычайно! – ответил доктор.

Меж тем миссис Пенимен, не теряя времени, снова написала к Морису Таунзенду. Она попросила удостоить ее еще одного свидания, но на сей раз местом встречи избрала не закусочную: она предложила ему встретиться в портале церкви, в воскресенье после дневной службы, причем из осторожности назвала не тот храм, который обычно посещала и где прихожане стали бы, по ее мнению, подсматривать за ними. Она выбрала менее респектабельный район; и вот, в назначенный час выйдя из церкви, миссис Пенимен увидела стоящего поодаль Мориса Таунзенда. Не показав виду, что узнала его, она перешла улицу; некоторое время молодой человек следовал за ней, пока наконец миссис Пенимен не обернулась к нему с улыбкой:

– Простите мне эту внешнюю бесстрастность. Вы сами понимаете, чем она объясняется. Осмотрительность прежде всего.

Когда же он спросил, куда она предпочитает теперь идти, миссис Пенимен шепнула:

– Куда-нибудь, где мы не станем привлекать внимание.

Будучи не в лучшем расположении духа, Морис не слишком галантно ответил:

– На этот счет я не обольщаюсь: не так уж мы привлекательны.

И молодой человек беспечно повернул к центру города.

– Надеюсь, – продолжал он, – вы пришли сказать мне, что старик сдался.

– Боюсь, что у меня для вас не самые счастливые вести; и все же я предвестница скорее мира, чем войны. Я много думала в последнее время, мистер Таунзенд.

– Вы слишком утруждаете себя.

– Да, вероятно. Но я ничего не могу с собой поделать, у меня очень деятельный ум. И если я отдаюсь чему-то, то отдаюсь целиком. За это я расплачиваюсь своими знаменитыми мигренями. Мне точно обруч сжимает голову! Но я ношу его, как королева свою корону. Поверите ли, у меня и сейчас мигрень. Однако я ни за что не пропустила бы нашего рандеву. Мне надо сообщить вам кое-что очень важное.

– Я весь внимание, – сказал Морис.

– Пожалуй, я немного опрометчиво посоветовала вам тогда обвенчаться как можно скорее. Я много думала и теперь несколько иначе смотрю на это.

– Вы, кажется, обладаете способностью менять свое мнение ежедневно.

– Ежеминутно! – сказала миссис Пенимен таким тоном, словно это удобное свойство составляло одну из самых блестящих ее способностей.

– Я вам рекомендую выбрать какую-нибудь точку зрения и придерживаться ее, – заметил Морис.

– Ах, выбрать почти невозможно. У меня такое беспокойное, такое ненасытное воображение. Из-за него я, может быть, плохая советчица, но зато незаменимый друг!

– Незаменимый друг, который дает плохие советы! – сказал Морис.

– Не преднамеренно! Незаменимый друг, который готов, рискуя всем, лететь на свидание, чтобы нижайше просить прощения!

– Что же вы теперь мне посоветуете?

– Набраться терпения. Следить и выжидать.

– Это плохой совет или хороший?

– Не мне судить, – с достоинством ответила миссис Пенимен. – Могу лишь сказать, что он идет от чистого сердца.

– А на будущей неделе вы посоветуете мне что-нибудь другое и тоже от чистого сердца?

– На будущей неделе мне, может быть, придется объявить вам, что меня лишили крова!

– Лишили крова?

– Брат устроил мне ужасную сцену. Он угрожал мне – сказал, что если что-нибудь случится, он меня выставит за дверь. Вы же знаете, я бедна.

По представлениям Мориса, у миссис Пенимен имелась кое-какая недвижимость, но он, естественно, воздержался от замечаний.

– Меньше всего мне хочется, чтобы вам пришлось страдать из-за меня, сказал он. – Что за злодей, однако, ваш братец – судя по вашим словам!

Миссис Пенимен замялась.

– Остин, во всяком случае, далеко не образцовый христианин.

– И вы советуете мне ждать, пока он станет таковым?

– По крайней мере дайте ему успокоиться. Потерпите, мистер Таунзенд. Помните, вас ждет драгоценная награда.

Некоторое время Морис молчал и на ходу раздраженно постукивал тростью по ограде.

– До чего же вы непостоянны! – вырвалось у него наконец. – А я-то уже вырвал у нее согласие на тайный брак.

Миссис Пенимен и впрямь не отличалась постоянством, ибо, услышав эту новость, она чуть было не подпрыгнула от радости.

– Да? Когда же? Где? – вскричала она, остановившись.

Морис отвечал неопределенно:

– Это еще надо решить. Но она дала согласие: мне теперь чертовски неудобно идти на попятный.

Миссис Пенимен, как я сказал, остановилась. Ее сияющий взор был устремлен на молодого человека.

– Мистер Таунзенд! Позвольте, я вам кое-что скажу: Кэтрин так влюблена в вас, что вы теперь можете поступать, как вам заблагорассудится!

Заявление это было несколько двусмысленно, и Морис поднял брови.

– Счастлив это слышать! Но что вы, собственно, имеете в виду?

– Вы можете отложить венчание – можете передумать; она вас не осудит.

Морис так и застыл с поднятыми бровями.

– Вот как! – не очень дружелюбно бросил он. Затем он заявил, что, останавливаясь посреди тротуара, миссис Пенимен рискует привлечь к себе внимание. И он постарался как можно скорее проводить свою собеседницу домой – под кров, которого она в любую минуту могла лишиться.