"Мятежные миры" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

Глава 16

Чужие солнца окружали «Персей». Темнота за кормой уже укрыла последние огоньки звезд Империи.

Мак-Кормак закрыл за собой дверь адмиральских покоев. Кэтрин встала. Отдых — сначала под действием снотворного, потом с транквилизаторами и лекарствами, — хорошее питание снова сделали ее прелестной. Она носила серый мерцающий халат, который кто-то одолжил ей, оставлявший открытыми шею и ноги, перевязанный поясом и чувственно обтягивающий тугие формы.

Адмирал встал как вкопанный.

— Я не ожидал увидеть тебя тут, — пробурчал он.

— Врачи отпустили меня, — ответила Кэтрин, — видя, в каком хорошем состоянии я встречаю счастливые новости. — Улыбка дрожала на ее лице.

— Что ж… Да, — продолжал он деревянным голосом, — мы действительно стряхнули их разведчиков, которые травили нас, весьма ловким маневром, предпринятым в этой туманности. Теперь, в этом неизученном космическом пространстве, им никогда нас не отыскать. Да они и сами не захотят, я уверен. Было бы слишком рискованно посылать силы, которые нужны им самим, чтобы разобраться с нами в этих далеких-далеких краях. Нет, мы покончили с ними навсегда. Разве… если решим вернуться.

Пораженная, Кэтрин воскликнула:

— Ты не можешь! Ты дал слово!

— Я знаю. Не скажу, что не мог бы… если… Нет, не бойся. Я не вернусь. Флэндри был прав, черт бы его побрал, мне понадобились бы союзники, а им пришлось бы пообещать нечто, из-за чего Империя может рухнуть. Будем надеяться, что одна угроза моего возвращения заставит их управлять Империей лучше… Там, у них…

Ее резкая реакция заставила его понять, сколько еще нужно ждать, чтобы вернулась ее прежняя сила.

— Дорогой, неужели даже в такой час ты можешь думать только о политике и сражениях?

— Прости, — ответил он. — Никто ведь не предупредил меня, что ты придешь. А я был страшно занят.

Она потянулась к нему, но объятие не состоялось.

— Так занят? — спросила она.

— Что? Что ты хочешь этим сказать? Слушай, тебе не следует так долго быть на ногах. Давай сядем. И… э-э… нам следует решить, как переделать нашу спальню…

Она на мгновение прикрыла глаза. Когда она их открыла, то уже овладела собой.

— Бедный Хью, — сказала она. — Ты же тоже боишься до полусмерти. Я даже не предполагала, что это может нанести тебе такую глубокую рану.

— Что за чушь, — бормотал он, увлекая ее к кушетке.

Кэтрин сопротивлялась, так что его руки невольно сомкнулись на ее талии. Обняв его рукой за шею и прижавшись лицом к груди, она сказала:

— Погоди. Мы пытаемся убежать от мыслей о том, что с нами случилось. О том, чем я могу быть для тебя после всего, что со мной происходило. О том, что осталось несказанным между мной и Домиником, даже если б это включало… но я клянусь, этого не было.

— Я не сомневаюсь в тебе, — бормотал он, прижимаясь к ней губами.

— Нет, ты слишком честен, чтоб не заставить себя поверить мне и попытаться восстановить то, что у нас было прежде. Бедняга Хью, ты боишься, что не осилишь этого.

— Ну… ассоциации всякие, и все такое… — Обнимавшие ее руки, казалось, закаменели.

— Я помогу тебе, если ты поможешь мне. Мне это необходимо не меньше, чем тебе.

— Я понял, — сказал он, уже гораздо мягче.

— Нет, ты не понял, Хью, — ответила она серьезно. — Я поняла правду, когда поправлялась — одна, без всякого дела, не делая ничего, только думая, думая, пока наконец не засыпала и ко мне не приходили сны. Я почти изжила то, что случилось со мной во дворце, и стала почти прежней. И я сумею излечить тебя от этого. Но ты должен помочь мне излечиться от Доминика, Хью.

— О, Кэтрин, — шепнул он ей прямо в волосы.

— Мы попробуем, — тоже шепотом ответила она. — И мы добьемся. Хотя бы частично, хотя бы для того, чтобы жить. Мы просто обречены это сделать.

Вице-адмирал сэр Илья Херасков разворошил бумаги, которыми был завален его стол. Их шелест разнесся по всему кабинету. Висевший за столом экран сегодня изображал Сатурн.

— Так, — сказал он. — Я занимался вашим отчетом и другими относящимися к нему документами весьма интенсивно с тех пор, как вы изволили прибыть домой. Вы весьма занятный молодой человек, капитан.

— Да, сэр, — ответил Флэндри. Он воспользовался стулом, но почел за лучшее сидеть на самом краешке, чтобы это походило на сидение по стойке «смирно».

— Сожалею, что вам отказали в отпуске и две недели вы провели на Луне-Первой. Должно быть, весьма огорчительно видеть у себя прямо над головой все публичные дома Терры, не так ли?

— Так точно, сэр.

Херасков хмыкнул:

— Можете не волноваться. Мы были обязаны провести вас через довольно утомительные процедуры, но скажу по секрету, вас сняли с крючка, а ваш временный чин капитана сделан постоянным. До тех пор, пока ваше следующая эскапада не заставит либо разжаловать вас либо произвести в следующий чин. Я бы сказал, шансы тут пятьдесят на пятьдесят.

Флэндри откинулся на спинку кресла:

— Благодарю вас, сэр.

— Вы, кажется, несколько разочарованы? — спросил Херасков. — Ожидали большего?

— Что ж, сэр…

Херасков склонил голову набок и ухмыльнулся еще шире:

— Тогда можете излить ваше недовольство на меня. Это мне вы обязаны тем, что получили. И должен признаться, работенка у меня была еще та! — Он перевел дыхание. — Правда, то, что вы доставили секретные коды противника, было достижением, позволившим на многое другое смотреть сквозь пальцы. Помимо потери «Азиенны» в предприятии, которое стоит назвать по меньшей мере безрассудным, вы организовали еще несколько представлений, которые в лучшем случае можно счесть превышением власти, а в худшем — грубым злоупотреблением полномочиями. Таких, например, как самочинный захват пленницы губернатора, увоз этой пленницы в дальнюю экспедицию, сокрытие ее на борту по возвращении, передача ее неприятелю… Боюсь, Флэндри, что какой бы чин вы в дальнейшем ни получили, кораблями вам не командовать.

«Тоже мне наказание!»

— Сэр, — сказал Флэндри, — мой доклад показывает, что все сделанное мной не противоречит уставу. Таковы же будут показания служивших со мной людей.

— При самой свободной интерпретации ваших полномочий тем инопланетянином и вашим бортовым компьютером… да, возможно. Но главное, учтите, пройдоха, почему я вас защищал и рыл землю носом — так это потому, что Разведывательные Силы нуждаются в вас.

— Еще раз выражаю свою признательность адмиралу.

Херасков придвинул ему ящичек с сигарами.

— Возьмите, — сказал он, — и докажите свою благодарность, рассказав мне все, как оно было на самом деле.

Флэндри взял сигару.

— В моем докладе все сказано, сэр.

— Понятно, но я узнаю хорька, даже не видя его, — по запаху. Например, я прочту вам небольшой отрывок из этого удивительного документа, который вы изволили написать… хм-хм… «Вскоре после того, как я отбыл вместе с леди Мак-Кормак на Терру, имея на борту минимальную команду в целях увеличения скорости и секретности, согласно имевшимся у меня приказаниям, я, к сожалению, был замечен и задержан вражеским крейсером, который взял меня на абордаж. Доставленный к Сатане, я был удивлен, обнаружив, что мятежники напуганы известием о том, что адмирал Пиккенс располагает их кодами, а потому намерены бежать из пределов Империи. Леди Мак-Кормак уговорила их освободить меня и моего помощника — дидонца. Меня бросили в космосе на поврежденном корабле. После прибытия кораблей Империи я освободился, отвез на родину вышеозначенного дидонца вместе с обещанными ему дарами и, рассчитав курс на Терру…» Ладно, пожалуй, хватит. — Херасков перевернул страницу. — Ну а какова математическая вероятность того, что вы встретили в космосе сторожевой крейсер противника, чудом оказавшийся от вас на таком расстоянии, что им удалось опознать ваш корабль?

— Что ж, сэр, — ответил Флэндри. — Невероятное иногда-таки случается, Приходится только сожалеть, что мятежники стерли из компьютера мой судовой журнал, удаляя гиперпривод. Тогда бы у меня были доказательства. Впрочем, мой отчет должен быть достаточно убедителен сам по себе.

— Да, вы наворотили целую гору непробиваемых, взаимоувязанных построений (часть из которых не может быть проверена), объясняющих, почему сделали то-то и то-то и почему не могли сделать ничего другого. Наверняка на это произведение у вас ушло все время полета от альфы Креста до Терры. Скажите правду, вы ведь умышленно отыскали Мак-Кормака и предупредили его насчет кодов, верно?

— Сэр, это была бы самая настоящая измена.

— Вполне под стать той, когда вы разделались с губернатором, чье поведение не одобряли. Странное дело — его в последний раз видели как раз перед тем, как вы запросили разрешение на старт.

— Там была такая суматоха, сэр, — ответил Флэндри. — Город ну прямо кипел. А у его превосходительства было множество личных врагов, из которых любой мог рискнуть и свести с ним счеты. Но если адмирал подозревает меня в каких-то позорящих честь офицера поступках, он может распорядиться, чтобы меня допросили под гипнозом.

Херасков вздохнул:

— Ладно, перебьемся. Вы же знаете, что этого я не сделаю. Заодно уж скажу, что никто не собирается и свидетелей искать: они ведь наверняка предпочли бы не объявляться. Слишком много труда, а результатов никаких. До тех пор пока они носа не высунут, мы готовы разрешить им исчезнуть среди бессчетного населения Империи. Так что вы свободны, Флэндри. Я просто надеялся… Но возможно, даже лучше, если я не стану слишком глубоко вникать в эти дела. Закуривайте сигару. И мы можем распорядиться насчет настоящей выпивки. Скотч потребляете?

— Обожаю, сэр. — Флэндри закурил сигару, с наслаждением вдыхая аромат табака.

Херасков отдал приказ по интеркому и наклонился к гостю, положив ладони на стол и выпуская густые облака дыма.

— Скажите мне только одну вещь, вы, блудный сын, — попросил он, — в обмен на мое заклание множества жирных бычков со звездами на погонах и даже с туманностями орденов. Это обыкновенное и вполне простительное любопытство с моей стороны. Как только мы наведем порядок в документах, вы получите продолжительный отпуск. Где и как намечает его провести ваше причудливое воображение?

— В тех злачных местах, о которых недавно упомянул адмирал, — с полной готовностью ответил Флэндри. — Вино, женщины, песни. И особенно женщины. Давненько мне с ними не приходилось встречаться.

«Не говоря уж о том, что это и развлечение, и средство забыть, — улыбаясь, думал он. — И так оно и останется до конца моей жизни. Но она сейчас счастлива. И этого довольно».

Я/мы вспоминаем.

Ноги уже стары. Они ходят медленно и часто болеют, особенно когда туман клубится возле жилого дома, покоящегося на самом дне зимней ночи. Крылья, что остались от Многомудрого, совсем ослепли и сидят одиноко на своем насесте, разве что иногда приходит кто-то из молодых, чтобы поучиться. Те крылья, что входили раньше в состав Открывателя Пещер и Исполненного Печали, теперь живут в другом Ревущем Камне. Руки Многомудрого и Открывателя Пещер уже давно сложили кости в Западных горах, в тех самых, куда ушли руки Исполненного Печали. Но память жива. Слушайте же, юные руки, о тех, кто составлял единства еще до того, как я/мы пришли в этот мир.

Все это гораздо больше, чем просто материал для песен, танцев и обрядов. Теперь мы — из этой маленькой общины — больше не считаем, что наши крошечные земли — это весь Мир. Там — за джунглями и за горами — лежит громадная Вселенная. А за небесами горят звезды, с которых мечтал Открыватель Пещер и которые лицезрел Исполненный Печали. И там живут чужеземцы с единым телом — те, что изредка посещают нас и о которых мы еще чаше слышим, когда в поисках знаний бродим среди чужих племен. Их товары и их поступки будут воздействовать на нас все сильнее и сильнее, по мере того как идут годы, и они будут вызывать перемены не только в Ревущем Камне; эти изменения заставят время течь сквозь нас совсем иными потоками благодаря возросшей стабильности, которую мне/вам легче всего представить. А затем придет и большее. Ведь каким образом можем мы достигнуть единства с миром, если не сможем понять его?

А потому лягте и расслабьтесь, юные руки, старые ноги и крылья. Пусть ветер и река, свет и время текут сквозь вас. Отдыхайте, погружайтесь в меня/нас и копите силу, исходящую от мира, силу, чтобы помнить и искать мудрость.

И не бойтесь чужестранцев с одним телом. Ужасны их силы, но и эти силы когда-нибудь станут подвластны нам, мы научимся пользоваться ими по своему усмотрению. Жаль нам эту расу — они не животные, они умеют мыслить, а потому рано или поздно должны понять, что им никогда не достичь Единства.