"Кремль. Ставка. Генштаб." - читать интересную книгу автора (Горьков Юрий Александрович)

Глава 4 Стратегическое планирование войны

Выше я уже упоминал о том, что в ряде публикаций содержится утверждение, будто бы Советский Союз весной 1941 года готовил превентивную войну против Германии, разрабатывая стратегию упреждающего удара по сосредоточенной, но еще не развернутой полностью немецкой армии. В этой связи особое место во всех домыслах и толкованиях отводится последнему оперативному плану войны, о существовании которого читателю уже известно из предыдущих глав. Еще раз хочу напомнить, что ознакомиться с этим документом, гриф строгой секретности с которого был снят только в 1992 году, можно в Приложениях к этой книге.

Особое внимание к этому документу со стороны историков вполне оправдано. С этим планом мы вступили в Великую Отечественную, им руководствовались командующие и штабы военных округов. Анализ этого плана позволяет ответить по крайней мере на два животрепещущих вопроса: собирался ли СССР напасть на Германию летом 1941 года? Какие ошибки в стратегическом планировании были допущены высшим советским военным и политическим руководством в предвоенный период? Вопросы эти заслуживают самого пристального рассмотрения, причем, по возможности, с учетом оперативных планов западных приграничных округов. Кроме того, исследование проблем, возникающих при планировании войны, архиважно для объективной оценки источников ее возникновения, подготовки к ней государств и армий, военных планов сторон.

В самом деле, оперативный план войны является концентрированным выражением военной доктрины, принятой в государстве. Он представляет собой тот стержневой документ, вокруг которого увязываются в единое целое мобилизационный план, план строительства Вооруженных Сил, программа развития вооружения и боевой техники, подготовка резервов, планы военно-экономических мероприятий.

Не только рядовым читателям, но даже специалистам-историкам немногое известно об оперативном планировании войны, разрабатывавшемся в СССР в предвоенные годы. Вопросы принятия решений, их документального оформления по многим объективным и субъективным причинам глубоко не исследованы. Уже не осталось людей, которые принимали личное участие в этом нелегком и весьма ответственном деле. Восстанавливать историческую правду в настоящее время приходится по имеющимся архивным материалам, записям в личных тетрадях Б. М. Шапошникова, А. М. Василевского, Г. К. Жукова и других военачальников и политических деятелей.

Разумеется, оперативные планы войны в Советском Союзе, как и в любом другом государстве, имелись. Их подлинники хранятся в военных архивах. В различное время эти планы носили разные названия: «О стратегическом развертывании Красной Армии на случай войны на Западе по варианту ПР» (1924 г.).,[36] «Записка по обороне СССР» (1927 г.).,[37] «Оперативный план» (1927–1928 гг.).,[38] «План стратегического распределения РККА и оперативного развертывания на Западе» (1936 г.).,[39] «Основы стратегического развертывания на Дальневосточном театре военных действий» (1938 г.).,[40] «Соображения об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на 1940–1941 годы» (1940 г.).,[41] «Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» (май 1941 г.).[42]

Вопросы планирования военных действий были постоянно в центре внимания Генерального штаба и советского правительства. В период с 1921 по 1923 годы их планирование в основном сводилось к разработке оперативных документов в штабах военных округов. Начиная с 1924 года, когда был создан единый штаб РККА, и до самого начала войны оперативный план разрабатывался и уточнялся не менее пятнадцати раз.

К разработке и ознакомлению с ним допускался строго ограниченный круг лиц. В Генштабе к нему были допущены в полном объеме его исполнитель — заместитель начальника оперативного управления (генерал-майоры В. К. Триандафиллов и А. М. Василевский — каждый в свое время), начальник оперативного управления, первый заместитель начальника Генштаба, начальник Генштаба, Нарком обороны и основные члены Совета обороны (И. В. Сталин, В. М. Молотов, Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов). План имел самый высокий гриф секретности — «совершенно секретно», «особо важно». В предвоенное время (1940–1941 годы) он разрабатывался в единственном экземпляре, а на утверждение докладывался только И. В. Сталину.

Анализ оперативных планов показывает, что наиболее полно, с высокой штабной культурой они были разработаны в период деятельности начальников Генштаба Маршалов Советского Союза М. Н. Тухачевского и А. И. Егорова. Ответственным исполнителем этих документов был начальник оперативного управления (начальник оперативного отдела) В. К. Триандафиллов. Планы регулярно рассматривались и утверждались Советом Труда и Обороны, а также Главным Военным Советом. Постоянными докладчиками по планам были указанные выше лица, но чаще всех Триандафиллов. Во время обсуждения выступали члены Совета, а иногда и приглашенные лица (по касающимся их вопросам). Решения оформлялись постановлениями СТО. Они незамедлительно доводились Генштабом до исполнителей. По исполнительным (частным) директивам разрабатывались фронтовые и армейские документы (планы обороны госграницы), иногда (до 1935 года) — планы фронтовых и армейских операций.

Все планы исполнялись от руки. Даже вторые и другие экземляры в случае их изготовления также переписывались от руки самими исполнителями. Эти документы тщательно оформлялись, подписывались должностными лицами и утверждались.

Исполнителем предвоенных планов был А. М. Василевский.

Последним уточненным планом был оперативный план войны, утвержденный в 1938 году.[43] Он был подписан К. Е. Ворошиловым и Б. М. Шапошниковым и утвержден И. В. Сталиным, В. М. Молотовым, Л. М. Кагановичем и К. Е. Ворошиловым (как членом Главного Военного Совета). С 1938 по август 1940 года он не уточнялся, хотя в этом была прямая необходимость, так как изменилась территория за счет присоединения к СССР ряда областей, увеличились людские ресурсы, стало больше военных округов. Кроме того, резко изменилась военно-политическая обстановка, так как началась вторая мировая война.

Только к августу 1940 года оперативный план был разработан вновь (исполнитель генерал-майор А. М. Василевский). В его разработке деятельное участие принял многоопытный штабной работник крупного стратегического масштаба Б. М. Шапошников (с мая 1940 года Маршал Советского Союза).

План был доложен Наркому обороны С. К. Тимошенко. Но он не одобрил его, так как считал, что в нем излишнее значение придается группировке противника севернее Варшавы и в Восточной Пруссии. Маршал не согласился с предположением разработчиков плана, что именно здесь, севернее устья реки Сан, развернутся основные события в случае войны с немцами. Кроме того, он считал, что не был как следует проработан вариант, когда основные силы противника могли развернуться южнее Варшавы.

История, однако, подтвердила предвидение Б. М. Шапошникова. Именно там, где указывалось в предложенном на рассмотрение проекте плана, позже сосредоточились две мощные группы германских войск — «Центр» и «Север», которые в июне 1941 года нанесли главный удар в направлении Варшава-Белосток-Минск. Вероятно, события начала Великой Отечественной войны развернулись бы по-иному, если бы к мнению Б. М. Шапошникова прислушались.

Работа по уточнению оперативного плана была продолжена уже под руководством нового начальника Генштаба генерала армии К. А. Мерецкова. Непосредственным исполнителем по-прежнему остался А. М. Василевский. К сентябрю 1940 года проект оперативного плана был готов. 18 сентября он был скреплен подписями С. К. Тимошенко и К. А. Мерецкова и представлен И. В. Сталину на утверждение.

5 октября план, носивший название «Соображения об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940–1941 годы», был рассмотрен Правительством (практически И. В. Сталиным и В. М. Молотовым).[44] Учитывая мнение, что основная угроза исходит из района южнее Варшавы в направлении на Киев, И. В. Сталин дал указание усилить войска Юго-Западного фронта. После устранения замечаний, высказанных И. В. Сталиным, 14 октября план был утвержден.

В первом разделе плана о противниках Советского Союза был сделан следующий вывод:

«Таким образом, Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией, Финляндией, и на Востоке против Японии, как открытого противника, или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое наступление».[45]

Дальнейшие события подтвердили этот очень важный вывод о составе коалиции противников, сделанный военно-политическим руководством Советского Союза, как на Западе, так и на Востоке. Известно, что военный министр Японии X. Тодзио 5 июня 1941 года утвердил план войны против Советского Союза с далеко идущими целями. Японские милитаристы пристально следили за развитием обстановки на Западе, выбирая удобный момент для нападения. Они сосредоточили у границ с Советским Союзом мощные группировки войск. Только упорное сопротивление советских Вооруженных Сил в 1941–1942 годах, а затем и перелом в ходе войны не позволили весьма осторожному дальневосточному хищнику посягнуть на неприкосновенность наших границ.

«Соображениями…» было правильно определено местоположение основной группировки немецких войск, которая была способна нанести главный удар в направлении на Ригу, а частью сил на Ковно, Двинск, Полоцк или на Ковно, Вильнюс, Минск. Предполагались концентрические удары со стороны Ломжи и Бреста с последующим их развитием на Барановичи — Минск. Вспомогательный удар ожидался с территории Румынии на Жмеринку. Это был по сути первый вариант возможных действий войск противника.

Не исключалась также вероятность создания основной группировки на юге в районе Седлец — Люблин для нанесения главного удара на Киев. Однако основным, наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, наиболее вероятным являлся первый вариант ее действий с развертыванием главных сил к северу от устья реки Сан.[46]

Каковы же были основы стратегического развертывания советских войск на Западе, заложенные в замысле рассматриваемого плана действий? Планом предусматривались два варианта.

По первому из них главные силы Красной Армии на Западе должны были развернуться к югу от Брест-Литовска с тем, чтобы мощными ударами в направлении Люблин, Краков и далее на Бреслау на первом этапе войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз.[47]

По второму варианту главные силы развертывались к северу от Брест-Литовска с задачей нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней.[48]

Таким образом, первый вариант развертывания наших войск был признан основным, а второму варианту, хотя он также был утвержден, не придавалось должного значения.

В основе замысла по первому варианту было предусмотрено решение следующих задач:

1. Активной обороной прочно прикрывать наши государственные границы в период сосредоточения войск.

2. Во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта силами Юго-Западного фронта нанести решительное поражение Люблинско-Сандомирской группировке противника и выйти на р. Висла. В дальнейшем нанести удар в общем направлении на Кельце, Краков и выйти на рубеж р. Пилица — верхнее течение р. Одер.

3. Прочно прикрыть границы Северной Буковины и Бессарабии.

4. Активной обороной Северо-Западного и Западного фронтов сковать часть сил немцев севернее Брест-Литовска и в Восточной Пруссии. Прочно при этом прикрывать Минское и Псковское направления.

По второму варианту предусматривалось:

1. Активная оборона Минского и Псковского направлений.

2. Нанесение решительного поражения главным силам, находящимся в Восточной Пруссии.

3. Прочное прикрытие государственной границы на участках Западной Украины, Северной Буковины и Бессарабии, а также нанесение поражения группировке немецких войск в районе Люблин, Грубешов, Томашов.

Нетрудно заметить, что существенно новым в сентябрьском плане являлось признание основным южного варианта. Причиной тому, как писал в своей книге «Генеральный штаб в предвоенные годы» маршал М. В. Захаров, являлись соображения субъективного характера, и прежде всего личное убеждение И. В. Сталина в том, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной и Донецким бассейном. Он полагал, что Германия не может вести длительную войну без захвата жизненно важных ресурсов Украины и Северного Кавказа.[49] На самом деле Гитлер вовсе не рассчитывал на длительную войну. Он был последовательным сторонником теории «тотальных и молниеносных» войн, разработанной в свое время Шлиффеном, Мольтке-младшим и Людендорфом. Что же касается наших военачальников, то многие из них разделяли теорию так называемой «периферийной стратегии», разработанную в 30-х годах профессором Академии Генерального штаба А. А. Свечиным, последователем в этом вопросе немецкого военного историка Ганса Дельбрюка. Эта теория предусматривала сосредоточение войск на флангах, иначе говоря — периферии боевых действий, предполагая охват и в конечном итоге окружение и разгром наступающего противника. Против этой теории последовательно выступали в наших Вооруженных Силах А. И. Егоров и Б. М. Шапошников. Они справедливо указывали на опасность «периферийной стратегии», поскольку в случае ее применения инициатива наступательных действий сознательно уступалась противнику.

Кстати говоря, причина, по которой предпочтение отдавалось плану сосредоточения войск на южном направлении, крылась, к тому же, в том, что весь руководящий состав Наркомата обороны и Генштаба начинал свою службу в РККА в Киевском военном округе. Нарком обороны С. К. Тимошенко командовал этим округом, первый заместитель начальника Генштаба Н. Ф. Ватутин служил там начальником штаба, а начальник оперативного управления Генштаба был у него заместителем. Позднее к этим людям добавился Г. К. Жуков, который тоже успел послужить в должности начальника Киевского ВО. Все они считали главным для себя, а значит, и для всех, то, к чему они привыкли.

По мнению штаба КОВО, главная группировка немецких войск (по состоянию на октябрь 1940 года) в числе 145–170 дивизий была сосредоточена именно против Юго-Западного фронта с оперативным направлением на Киев.

После утверждения И. В. Сталиным «Соображений об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940 и 1941 годы» командующие войсками, члены Военных советов и начальники штабов округов были вызваны в Генштаб для разработки оперативных документов, которые здесь же утверждались Наркомом обороны. Кстати говоря, все они приняли участие в сборах высшего командного состава Красной Армии, о которых я уже упоминал и которые оказали существенное влияние на оперативное и мобилизационное планирование. В ходе сборов были проведены стратегические игры по обстановке, сходной с последним оперативным планом. Именно там и определялись взгляды на ведение войны в современных условиях.

В соответствии с этими взглядами назначенный на должность начальника Генштаба Г. К. Жуков дал указание начальнику своего оперативного управления Г. К. Маландину уточнить «Соображения…» к 22 марта 1941 года, а по «северному», то есть первому варианту — к 8 марта. Ввиду того, что работа по уточнению оперативного плана велась постоянно, новый проект был готов уже к 11 марта. Он имел существенные отличия от первых разработок.

Во-первых, предполагалось, что главные силы германской армии развернутся на юго-запад от Седлеца до Венгрии с тем, чтобы ударом на Бердичев — Киев захватить Украину. Это, однако, не исключало предположения о развертывании основной немецкой группировки в Восточной Пруссии и под Варшавой.

Во-вторых, и это очень важно, отрицалось развертывание сил Красной Армии против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении, так как имелось опасение, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям, свяжет наши главные силы и не даст добиться быстрого эффекта, чем ускорит вступление Балканских стран в войну против нас. Основными причинами для такого вывода были сложные природные условия, непригодные для применения механизированных войск, и наличие мощных укреплений на территории противника.

В-третьих, наиболее выгодным считалось развертывание советских войск к югу от реки Припять с тем, чтобы мощными ударами на Люблин, Радом и Краков разбить главные силы немцев и на первом этапе войны отрезать Германию от Балканских стран, лишив ее поставок нефти, сократив возможности маневра и переброски войск, вооружения и боевой техники.

Развертывание наиболее сильной группировки наших войск на юго-западе преследовало следующие стратегические цели, как о том свидетельствуют документы архива:

«Первая стратегическая цель — разгром главной группировки войск в районе Люблин — Радом — Сандомир и выход на фронт Варшава — Лодзь — Крейцбург — Оппельн.


Дальнейшей стратегической целью для главных сил Красной Армии, в зависимости от обстановки, может быть поставлено развитие операции через Познань на Берлин или действия на Юго-Запад на Прагу и Вену или удар на севере через Торунь и Данциг с целью обхода Восточной Пруссии».[50]

По данному варианту плана были подготовлены уточняющие директивы в западные приграничные округа и наркому ВМФ, но адресатам их не отправили.

Трудно установить, почему уточненному в марте 1941 года плану не был дан ход. Возможно, во время очередного доклада Г. К. Жукова в Кремле И. В. Сталин дал какие-то указания по его содержанию. В заключение доклада начальника Генштаба он сказал: «Надо подумать и подобрать первоочередные вопросы и внести их в Правительство».

Еще раз проанализировав обстановку с учетом указаний И. В. Сталина, Генштаб разработал «Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» по состоянию на 15 мая 1941 года. В майских «Соображениях» было указано:

«В настоящее время Германия имеет развернутыми около 230 пехотных, 22 танковых, 20 моторизованных, 8 воздушных и 4 кавалерийских дивизий, а всего около 284 дивизий.

…в случае нападения на СССР она может выставить против нас до 137 пехотных, 19 танковых, 15 моторизованных, 4 кавалерийских и 5 воздушно-десантных дивизий, а всего до 180 дивизий»

(Подробнее см. Приложение № 2).

Там же были даны боевые составы войск союзников Германии и всей группировки в целом.

Намерения и замысел действий противника приведены здесь без изменений, как в мартовском варианте плана. Существует, однако, и важное добавление, зная которое, можно внести, наконец, полную ясность в набивший оскомину вопрос: готовил ли И. В. Сталин упреждающий удар по германской армии. Речь идет о первом разделе «Соображений», где, в оценочной части противника, имеются такие слова:

«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить (подчеркнуто в тексте — Ю. Г.) нас в развертывании и нанести внезапный удар.

Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».

Какие же практические действия последовали вслед за таким решительным предложением военных руководителей? Основы стратегического развертывания советских войск остались прежними. Более того, окончательно победила точка зрения И. В. Сталина и его ближайшего окружения, что главный удар немцы нанесут на Киев с целью захвата Украины. По указанию И. В. Сталина в состав Юго-Западного фронта выделялось больше сил, после чего на его долю пришлось около 50 % дивизий всех западных приграничных округов (фронтов). Последний расклад наших сил и средств на советско-германском фронте был доложен Н. Ф. Ватутиным Сталину 13 июня 1941 года.

Существенно изменилась в сторону ограничения последующая стратегическая цель операции, проводимой силами Западного и Юго-Западного фронтов. В замысле практически отсутствует задача овладения территориями какого-либо государства, захват какой-то столицы, скажем, Берлина, Праги, Вены или Варшавы. Это еще раз подчеркивает отсутствие агрессивных намерений в отношении Германии и ее союзников. Цели и задачи планируемой наступательной операции ограниченными силами Западного и Юго-Западного фронтов укладывались в рамки фронтовой операции того времени. Основная ее цель заключалась в разгроме главной группировки немцев южнее Варшавы и в лишении ее возможности наступления, а также в изоляции Германии от южных союзников.

Полоса фронта наступления составляла всего 350–400 километров, то есть примерно 10 % от всей протяженности советско-германского фронта, а глубина — до 250–300 километров. На остальной части фронта предусматривалась жесткая оборона. Кстати, по мнению Гальдера и Манштейна, эта концепция жесткой обороны потерпела крах в самом начале войны.

Исследование оперативных документов Генштаба (самого плана войны, частных оперативных директив фронтам), планов обороны государственной границы силами армий прикрытия и войск второго оперативного эшелона показывает, что они не предусматривали нападения на сопредельные государства. Более того, в них категорически запрещалось переходить государственную границу СССР даже после нападения противника (см. Приложение № 3).

Существенным является также и то, что о наступательных действиях Западного и Юго-Западного фронтов говорится только в оперативном плане Генштаба. В оперативных документах всех западных приграничных округов никакие планы наступательных операций не были предусмотрены. На основе частных директив Генштаба в штабах округов разрабатывались планы обороны государственной границы на период отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск, а также в последующий период. Все эти документы имеются в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации.

Отношение И. В. Сталина к майскому оперативному плану было непростым. Оно диктовалось сложившейся военно-политической обстановкой и явной угрозой нападения Германии на СССР (см. Приложение 5–7). Явная обеспокоенность главы партии и государства подтверждается его постоянным общением с С. К. Тимошенко и Г. К. Жуковым. В мае они были на приеме в Кремле 10-го, 12-го, 19-го и 23-го. Здесь же, в Кремле, 24 мая состоялось секретное совещание под личным руководством И. В. Сталина с командующими войсками, членами Военных советов и командующими ВВС западных приграничных округов. Я уже упоминал о нем в первой главе моей книги.

Завершая тему оперативных военных планов, разработанных Генеральным штабом РККА в различные периоды своего существования, считаю необходимым остановиться на их юридической полноценности. Острота вопроса заключается в том, что эти документы не содержат подписей И. В. Сталина, Наркома обороны, начальника Генштаба, членов СТО или Главного Военного Совета. На этом основании историки ставят под сомнение их подлинность. Многие военные исследователи, штабные работники, в том числе и я, не верили, что такой важный документ, как оперативный план войны, может быть не подписан исполнителем, другими должностными лицами, а также не снабжен резолюцией самого И. В. Сталина. Потому мы считали эти документы просто черновиками, полагая, что подлинник хранится где-то за семью печатями, в абсолютно недоступных для нас архивах.

Но вот летом 1993 года мне удалось найти в бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС неопубликованное интервью маршала А. М. Василевского, датированное 1965 годом. Этот документ был опубликован с моим предисловием сотрудником архива Президента РФ Ю. Г. Муриным. Обсуждая свои сомнения по поводу неподписанных документов особой важности, мы с Юрием Григорьевичем пришли к выводу, что перед войной на «самом верху» подписывать документы было просто не принято. Что это, попытка обойтись без ненужных формальностей? А может быть, нечто другое? Ведь не случайно же не стенографировались и не протоколировались заседания Политбюро (имелись только Постановления за подписью И. В. Сталина), а позже, во время войны, не утверждалось формально подписью Верховного Главнокомандующего подавляющее большинство стратегических и фронтовых планов операций.

Быть может, высшие партийные руководители, по старой конспиративной привычке, просто старались не оставлять следов? Недаром в 30-е годы бытовало правило: ничего не подписывай, если подписал — откажись… Не исключено, что И. В. Сталин вовсе не был так уж уверен в своей неуязвимости и на всякий случай старался не «наследить». Впрочем, это всего лишь предположение. Верховный, например, не требовал, чтобы стратегические и фронтовые карты, по которым докладывали обстановку в Кремле начальник Генштаба или его заместитель, были обязательно подписаны ими. На каждой карте в обязательном порядке стояла подпись исполнителя, по сути — чертежника, а также подпись лица, проверявшего нанесенную обстановку. Вот тут не дай Бог было совершить ошибку. За ошибки И. В. Сталин спрашивал строго, в том числе с начальника информационного отдела Генштаба генерал-лейтенанта С. П. Платонова.

Некоторые историки считают, что И. В. Сталин боялся ответственности и оттого не решался ставить подпись на важных документах. С этим вряд ли можно согласиться. Человек он был волевой и достаточно мужественный. Во всяком случае, ответственность за ход военных действий на полях Великой Отечественной он ни на кого не перекладывал.

Одним словом, нет в архивах подписанных документов. Это, однако, не умаляет значения находок последних лет. Теперь нет сомнения, что стратегическое планирование войны осуществлялось в СССР в полном объеме. Несостоятельными оказались домыслы некоторых историков, считавших, что Генштаб РККА в предвоенный период вообще не составлял стратегических, в том числе и мобилизационных, планов. Кстати говоря, в широкий обиход это мнение попало с «легкой» руки маршала А. И. Еременко (см. его мемуары «В начале войны»). Г. К. Жуков резко и заслуженно критиковал его за явную тенденциозность в освещении ряда событий.

Последнюю точку в этом спорном вопросе ставит уже упомянутое мною интервью маршала А. М. Василевского. Вот что говорил он по поводу обсуждаемой проблемы:

«Все стратегические решения высшего военного командования, на которых строился оперативный план (на 1940–1941 годы — Ю. Г.), как полагали работники оперативного управления, были утверждены Советским правительством. Лично я приходил к такой мысли потому, что вместе с другим заместителем начальника оперативного управления (Генштаба — Ю. Г.) тов. Анисовым в 1940 году дважды сопровождал, имея при себе оперативный план Вооруженных Сил, заместителя начальника Генштаба тов. Ватутина в Кремль, где этот план должен был докладываться Сталину… Никаких пометок в плане или указаний в дальнейшем о каких-либо поправках к нему в результате его рассмотрения мы не получали.

Не было в плане и никаких виз, которые говорили бы о том, что план был принят или отвергнут, хотя продолжавшиеся работы над ним свидетельствовали о том, что, по-видимому, он получил одобрение.

На основе принятых правительством и высшим военным командованием стратегических решений план большой войны на Западе был отработан Генштабом вместе с соответствующими подразделениями Наркомата обороны и командованием западных приграничных округов. Он был также увязан с мобилизационным планом Вооруженных Сил.

За несколько недель до нападения на нас фашистской Германии вся документация по окружным оперативным планам была передана командованию и штабам соответствующих округов».[51]

Анализируя предвоенные оперативные планы, в частности, план от 15 мая 1941 года, нельзя не остановиться на крупных просчетах стратегического характера, которые так или иначе повлияли на воплощение в жизнь замысла войны. Одна из основных ошибок — неверное определение вероятных сроков нападения германских войск. Здесь особо отмечу ту негативную роль, которую сыграло пресловутое заявление ТАСС от 14 июня 1941 года. Это заявление, пересказывать которое нет необходимости, ибо содержание его известно очень хорошо и полно, дезориентировало военное командование не только в отношении сроков начала войны, но и вообще по поводу возможности войны с Германией.

Известно, что И. В. Сталин до последнего часа не верил, что Гитлер посмеет нарушить пакт о ненападении. Здесь немцы буквально обвели «гениального» вождя вокруг пальца. За несколько дней до начала агрессии И. В. Сталин получил от Гитлера письмо с заверениями в дружбе, что еще более повлияло на его позицию в отношении возможного приведения наших войск в боевую готовность. Короче говоря, не были выполнены самые необходимые мероприятия для отпора врагу — мобилизация, сосредоточение и развертывание войск.

В связи с этим главную причину разразившейся катастрофы вижу не в том, что у нас якобы не существовало оперативного плана войны, а в том, что наши войска не были сосредоточены и развернуты на установленных рубежах и в районах, предусмотренных пусть несовершенным, но имевшимся у нас планом от 15 мая. О несовершенстве его я говорю потому, что в нем не были учтены уроки уже вовсю полыхавшей Второй мировой войны. Государства-агрессоры не предупреждали свои жертвы о том, что готовятся на них напасть. Они просто готовили свои вооруженные силы и нападали именно тогда, когда степень этой готовности их устраивала. При этом плевать они хотели на дипломатический протокол. Тем не менее наш оперативный план, вопреки здравому смыслу, предусматривал начальный период войны продолжительностью 15–25 суток от начала боевых действий до вступления в дело главных сил.

Не учитывался и тот факт, что вооруженные силы Германии и СССР находились в разной степени отмобилизования, сосредоточения и развертывания. Разведданные недвусмысленно говорили о завершении выдвижения и сосредоточения немецких войск у границ Советского Союза. О том, что в Кремле об этом хорошо знали, свидетельствует спецсообщение о подготовке Германией войны против СССР (см. Приложения). И таких спецсообщений в архивах сохранилось не одно и не два.

И. В. Сталин явно промедлил с принятием решения о переходе Красной Армии и страны в целом на режим военного времени. В частности, он не согласился с предложением Наркома обороны С. К. Тимошенко о проведении отмобилизовывания западных приграничных округов. Только после настоятельных ходатайств Наркома было принято Постановление СНК от 8 марта 1941 года о призыве на большие учебные сборы 903 806 человек, в том числе 366 408 военнообязанных для войск, сосредоточенных вдоль западных границ СССР. Увы, это была полумера, так как численность войск даже с учетом участников БУС существенно не изменилась, о чем читателю уже известно.

Между прочим, даже через десять-двадцать лет после Великой Отечественной у наших полководцев не было единого мнения по поводу причин поражения наших войск в начальный период войны. Вот, например, что думал по этому поводу маршал А. М. Василевский:

«Как известно, для осуществления плана нападения на Советский Союз германское командование выделило 152 дивизии, в том числе 19 танковых и 14 моторизованных, что составляло 77 процентов общей численности действующих немецких войск; страны — сателлиты Германии выставили против СССР 29 дивизий, а всего на границах СССР были сосредоточены 181 дивизия и 18 бригад, 48 тысяч орудий и минометов, около 2800 танков и штурмовых орудий и 4950 самолетов. Общая численность составляла 5 500 000 человек, из них 4 600 000 немцев.

Какой силы, спрашивается, нужны были на границе с нашей стороны войсковые эшелоны, которые в состоянии были бы отразить удары врага указанной выше силы и прикрыть сосредоточение и развертывание основных вооруженных сил страны в приграничных районах? По-видимому, эта задача могла быть посильной лишь только главным силам наших Вооруженных Сил, при обязательном условии своевременного их приведения в боевую готовность и с законченным развертыванием их вдоль наших границ до начала вероломного нападения на нас фашистской Германии».[52]

С этим мнением 6 декабря 1965 года был ознакомлен Г. К. Жуков и на первом листе документа написал:

«Объяснение А. М. Василевского не полностью соответствует действительности. Думаю, что Советский Союз был бы скорее разбит, если бы мы все свои силы развернули на границе, а немецкие войска имели в виду именно по своим планам в начале войны уничтожить их в районе границы.


Хорошо, что этого не случилось, а если бы главные наши силы были бы разбиты в районе гос. границы, тогда бы гитлеровские войска получили возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 году. Г. Жуков. 6.ХII.65 г.».[53]

Думается, нельзя поставить знак равенства между главными силами и всеми силами, ибо главные силы не равны всем нашим силам. Видимо, это недоразумение, не будем спорить с полководцами. Одно ясно из выводов А. М. Василевского: на войне силе должна противостоять равная сила. По-видимому, А. М. Василевский под главными силами понимал 1-й стратегический эшелон. А при своевременном приведении войск в боевую готовность их численность в западных приграничных округах по личному составу и боевой технике составляла почти половину всей Красной Армии. И если бы они были своевременно развернуты вдоль государственной границы, то результат начального периода войны мог быть иным.

Очевидно, следовало бы разместить войска не просто у границы, ибо административный рубеж по госгранице — это не передовой рубеж обороны. Главный рубеж обороны нужно было бы отнести примерно на 50 километров вглубь страны, а за ним создать систему оперативной и стратегической обороны, своевременно разместить там 1-й и 2-й стратегические эшелоны. В этом случае при наличии у противников равных сил не пришлось бы отходить до Москвы, а затем, преодолевая неимоверные трудности, возвращаться на рубеж госграницы и громить врага уже на его территории. Все это можно было предусмотреть в оперативном плане, а потом осуществить на практике. И уж во всяком случае нельзя было считать госграницу главным рубежом обороны. Ведь сил на ее удержание требовалось значительно больше, чем указывалось в предлагаемом выше варианте, а эффект от их применения был весьма проблематичен. Короче говоря, в предвоенный период были нарушены основные требования оперативного построения системы обороны. Политические и военные руководители СССР недооценивали оборонительные действия, особенно в стратегическом масштабе.

Важнейшим просчетом оперативного плана явилось ошибочное определение района развертывания основных сил немецкой армии в составе 100 дивизий к югу от Демблина и направления главного удара на Ковель, Ровно, Киев. Главные же силы немцев были, как уже известно читателю, к северу от устья реки Сан и в Восточной Пруссии (группы армий «Центр» и «Север») с основным направлением действий Белосток, Барановичи, Минск, Смоленск, Москва. Это привело к тому, что 16-ю и 19-ю армии Юго-Западного фронта после начала войны пришлось срочно перебрасывать эшелонами в район Смоленска и прямо с колес бросать в бой в крайне неблагоприятных условиях. Своевременное и скрытое развертывание этих, а также 21-й и 22-й армий на выгодных в оперативном отношении рубежах могло бы серьезно повлиять на ход боевых действий. Можно, конечно, допустить, что они были бы разбиты, но эти армии в любом случае задержали бы немцев далеко от Москвы. Это позволило бы подготовить стратегические резервы, выдвинуть их на нужные направления с целью как обороны, так и наступления. Чтобы хоть в какой-то степени объяснить причину принимаемых руководителями СССР решений, скажу, что в ходе разработки операции «Барбаросса» Гитлер действительно ставил перед генштабистами задачу подготовить два удара: главный — в направлении на Киев, вспомогательный — на Ленинград. Только после того, как немецкие войска овладеют Киевом и Ленинградом, предполагалось ударить по сходящимся направлениям из района Харькова — Воронежа и от Ленинграда на Москву. Часть сил при этом выделялась для проведения наступательной операции на Кавказ.

Подобный план войны с Советским Союзом был разработан бывшим начальником штаба группы армий «А» во Франции генерал-лейтенантом Зоденштерном. Только к концу ноября — началу декабря 1940 года возник вариант иного плана, в котором предусматривались три одновременных удара на Москву, Ленинград и Киев, причем московское направление было признано главным во всей операции. В этой связи, как признает Г. К. Жуков, одним из наших крупнейших стратегических просчетов была переоценка Юго-Западного и недооценка Белорусского направления агрессии, выводящего противника кратчайшим путем к Москве.[54]

Анализируя исход начального периода войны и почти всего 1941 года, можно найти и другие ошибки, заложенные еще в довоенный оперативный план. Но они менее весомы, чем указанные в данном разделе, или относятся к другим направлениям деятельности высшего командования Вооруженных Сил. Конечно, сейчас, когда от начала Великой Отечественной нас отделяет более полувека, ошибки эти видны нам весьма четко. В мае 1941 года увидеть их, а тем более исправить, было неизмеримо труднее. Порой людям в считанные часы приходилось принимать буквально исторические решения, хотя сложная, а то и просто неизвестная обстановка этому никак не благоприятствовала. Нельзя забывать и о тяжкой ответственности, лежащей на политическом и военном руководстве, за судьбу Отечества. Как никогда, в то время полководцам необходимо было обладать отличительными для их сферы деятельности качествами характера и таланта.

Г. К. Жуков по этому поводу писал:

«Нет ничего проще, чем, когда уже известны все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки. И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов, во всем противоборстве сил, противопоставлении различных мнений, сведений и фактов непосредственно в данный исторический момент. Историкам, исследующим причины неудач вооруженной борьбы с Германией в первом периоде войны, придется тщательно разобраться в этих вопросах, чтобы правдиво объяснить истинные причины, вследствие которых советский народ и страна понесли столь тяжелые потери».[55]

Добавлю: изучать опыт, накопленный за годы Великой Отечественной войны, нужно еще и затем, чтобы сейчас не повторить ошибок полувековой давности, использовать его в деле реформирования Вооруженных Сил России, в процессе принятия ее военной доктрины.