"Кремль. Ставка. Генштаб." - читать интересную книгу автора (Горьков Юрий Александрович)

Глава первая О взаимоотношениях политического и военного руководства

Деятельность высшего военного руководства в предвоенный период соответствует времени резкого нарастания международной напряженности во всем мире. Рухнула Версальская Европа, крупный капитал Германии начал бешеную подготовку к пересмотру итогов Первой мировой войны, ловко играя на трудностях послевоенной жизни, на голоде, нищете, инфляции и безработице. Начиная эту главу, я вынужден повторять банальные истины, известные каждому из школьного курса, чтобы еще раз подчеркнуть: в начале 30-х годов Германия переживала критический этап своей истории, причем, выход из кризиса был найден самый простой — за счет ограбления соседей (пресловутый лозунг «расширения жизненного пространства») на основе милитаризации жизни страны и оголтелого национализма.

Придя к власти, рейхсканцлер Гитлер наметил путь развития Германии через войну и с помощью войны. Об этом он говорил и писал совершенно открыто, а потому нет ничего удивительного в том, что большинство европейцев сознавало весьма отчетливо: Гитлер — это война. Вопрос был лишь в том, с кого начнет германский милитаризм. Иными словами, проблема, кто начал вторую мировую войну, практически не ставится. Она полностью решена еще в ходе заседаний Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций, Нюрнбергского международного трибунала и других судебных процессов над немецкими военными преступниками. Однако помнить о минувшей войне необходимо. Хотя бы ради того, чтобы не повторить прошлых ошибок. Давайте вспомним, как развивались события. Год 1938. Именно в этом году были подписаны соглашения между Берлином и Лондоном, между Берлином и Парижем. Именно в этом году штабы вооруженных сил Англии и Франции начинают разработку операций по отторжению от Советского Союза нефтеносных районов Кавказа и северных портов. Тогда еще не стоял вопрос о подписании пакта Молотова — Риббентропа, тогда еще не зазвучали залпы советско-финляндской войны.

В германском Генштабе потирали руки — заварилась большая европейская каша, в которой Германии предоставлялась возможность проглотить не только Австрию и Чехословакию. Постепенно захватив инициативу в развитии военной и политической обстановки в Европе, Германия сумела создать блок антисоветской и, добавлю, антидемократической направленности в основном за счет стран, обделенных при заключении Версальского и Трианонского мирных договоров. Смертельная опасность нависла не только над Советским Союзом, но и над многими европейскими странами.

Наиболее здравомыслящие военные аналитики считали, что Германия вполне в состоянии выиграть войну с западными демократиями при условии, что они будут изолированы и разобщены. Именно так и произошло. Вермахт одержал блестящую победу в Западной кампании (май — июнь 1940 г.). Франция пала, затем пришла очередь Дании, Голландии, Норвегии, Бельгии, Люксембурга, Югославии, Греции. После падения Крита Англия, по убеждению германского военно-политического руководства, находилась в безнадежном положении. Тем самым были обеспечены стратегические позиции Германии на Западе. Кошмарный призрак войны на два фронта исчез, можно было подумать об изменении направления агрессии.

Решение о Восточном походе на Россию было логическим продолжением гитлеровского курса на завоевание мирового господства. Кстати, он никогда не делал тайны из этой доктрины. Еще в 1939 году среди немецких солдат распространялась листовка, в которой с помощью карты была показана схема расширения территории Германии: весна 38-го — аннексия Австрии, осень — Чехословакии, весной 39-го предполагалось захватить Венгрию, осенью — Польшу. Завоевание Франции было намечено на 1941 год. Так что в этом смысле Вермахт действовал с опережением графика. Очередь Советского Союза наступала после западных европейских стран.

Гитлер ловко провел своих европейских партнеров. Он не уставал подчеркивать свою антисоветскую направленность. В частности, одна из глав знаменитой «Майн кампф» так и называлась: «Ориентация на Восток или восточная политика». Гитлер считал И. В. Сталина врагом номер один, прекрасно понимал неизбежность столкновения с СССР, договор же о ненападении с Советским Союзом, подписанный 23 августа 1939 года, считал лишь тактическим шагом для решения ближайшей задачи — разгрома Польши. После этого Вермахт оказался один на один с советскими Вооруженными Силами. Никакой второй фронт в Европе ему не угрожал.

Что же касается советско-германского пакта, то, как писал после войны адъютант Гитлера фон Белов, немецкая внешняя политика была подчинена «только одной цели — разгрому большевизма».[1] На совещании с командным составом Вермахта 7 сентября 1939 года Гитлер прямо заявил:

«Договоры… не являются твердой основой для оценки обстановки!. Интересы государства выше договоров».[2]

О практической организации Восточного похода он впервые открыто заговорил 2 июня 1940 года во время посещения штаба группы армий «А», в беседе с ее командующим генерал-полковником Г. фон Рундштедтом и начальником штаба генерал-лейтенантом Т. Зоденштерном. 25 июня, через три дня после заключения Компьенского мира, обсуждая итоги Западной кампании с начальником Генерального штаба Вермахта Кейтелем, Гитлер радостно сказал:

«Теперь мы показали, на что способны. Поверьте мне, Кейтель, поход против России был бы только военной игрой на ящике с песком».[3]

Следует полагать, что вопрос о переориентации внимания и сил на подготовку Восточного похода был решен Гитлером к началу июля 1940 года. С его стороны были попытки договориться с Англией, чтобы она не мешала Вермахту на Востоке. 19 июля, выступая в Рейхстаге, Гитлер обратился к Лондону с «последним призывом к благоразумию». Премьер-министр Англии У. Черчилль ответил на это холодным молчанием. Однако подобная политика была немцам только на руку. Англия ничем не могла угрожать Германии. Тем более, что и закончить войну немцы собирались очень быстро, так что Англию можно было не принимать в расчет.

Со стороны Гитлера были попытки подтолкнуть генералов к походу на СССР осенью 1940 года. Однако высшее военное руководство Германии убедило фюрера перенести срок начала операции на весну 1941 года в связи с невозможностью в короткий срок перебросить войска с Запада на Восток и подготовить их.

21 июля 1940 года Гитлер, анализируя стратегическую обстановку, поручил подготовить соображения о предстоящей войне. На совещании руководящего состава Вооруженных Сил Германии 31 июля 1940 года в Берхгофе (личная резиденция Гитлера) были доложены первые предложения о замысле войны с СССР, кратко сформулированы ее цели и установлены сроки.

В заключение Гитлер дал следующую установку: начало военных действий — «май 1941 года, продолжительность операции — пять месяцев… Цель — уничтожение жизненной силы России».[4]

На этом, собственно, заканчивается переориентация военно-политического руководства Германии на Восточное направление. Начинается конкретная подготовка к войне. Знал ли об этом И. В. Сталин? Разумеется, знал. Здесь, однако, надо учитывать тот факт, что он был в предвоенные годы принципиальным противником чисто оборонительной доктрины. В СССР господствовала концепция так называемой жесткой обороны границ, хорошо выраженная в словах популярной в то время песни: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим». Советская военная доктрина накануне войны исходила из того, что современную войну можно выиграть только решительными наступательными операциями сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил, причем, с минимальными потерями («малой кровью»).

В сознание народа активно внедрялась идея, что при начале агрессивной войны против Советского Союза рабочий класс Германии свергнет реакционное правительство. Именно такую идею проповедовала нашумевшая книга Н. Шпанова «Первый удар. Повесть о будущей войне». Этот фантастический роман, по воспоминаниям многих современников, изучался в военных учебных заведениях страны как чуть ли не пособие по стратегическому планированию военных действий.

Однако суровая действительность перечеркнула все теоретические построения. Англия и Франция сорвали переговоры с СССР о коллективной безопасности в Европе. Советское правительство оказалось в трудном положении. Завязнувший в никому не нужной войне с Финляндией, против которой, по имеющимся сведениям, выступали даже такие близкие к И. В. Сталину люди, как Б. М. Шапошников, Советский Союз был объявлен агрессором и исключен из Лиги Наций. Только заключение 12 марта 1940 года мирного договора с Финляндией позволило смягчить остроту напряженности.

Что же касается отношений с Германией, то на них я особо останавливаться не буду. Об этом написаны горы книг и статей. Скажу только, что в среде политического и военного руководства СССР никто не строил особых иллюзий по поводу возможных дружеских связей между СССР и Рейхом. Вот что писал М. Н. Тухачевский о намерениях гитлеровского руководства еще в середине 30-х годов:

«Правящие круги Германии основную стрелу своих операций направляют против СССР».[5]

В результате проводимой Гитлером милитаризации численность германской армии к лету 1941 года возросла до 7329 тысяч человек. В ее боевой состав вошли 210 дивизий, в том числе 150 пехотных, 21 танковая, 10 моторизованных, 6 горнострелковых, 4 легкие пехотные, 9 охранных дивизий и 6 дивизий СС.[6] К так называемому «Стальному пакту» кроме Италии и Японии присоединились Румыния, Венгрия, Болгария и Финляндия. На Дальнем Востоке угрозу миру создавала Япония, действия которой весьма осложняли и без того нелегкое положение СССР. К тому же, имелись сведения, что Турция и Иран постепенно концентрируют на наших границах значительное количество войск.

Судите сами, как нелегко было в подобной ситуации находить правильные решения. Советское правительство и военное руководство принимали экстренные меры по повышению обороноспособности страны, хотя, не спорю, во многом сами были виновны, что Красная Армия значительно снизила свою боеспособность.

Исторический опыт развития вооруженных сил показывает, что эффективность их использования возможна лишь при наличии соответствующей системы управления, способной осуществлять руководство войсками как в мирное, так и в военное время. Известно, что центральными фигурами в военном руководстве являются военный министр и начальник Генерального штаба, причем, последний в большинстве армий мира в прошлом и настоящем является подведомственным военному министру.

Правда, в мировой практике известны случаи выхода Генерального штаба из состава военного министерства и подчинения его непосредственно главе государства. Так было, например, в Пруссии. В 1821 году прусский Генштаб был исключен из ведения военного министра и подчинен непосредственно Императору.

«Этой мерой Пруссия пришла к организации высших органов военного управления, установленной Наполеоном в 1807 году, после опыта двух походов 1805 и 1806 годов. Это объяснялось тем, что взгляды начальника Генштаба становились известны Императору как Верховному вождю, не искаженными другими соображениями, влиянием и взглядами».[7]

Такая организация военного ведомства была в Германии и Австро-Венгрии до Первой мировой войны. Деятельность его была подробно исследована маршалом Б. М. Шапошниковым в труде «Мозг армии». После Первой мировой войны подобная архаичная система действовала только в Японии.

В дореволюционной России после поражения в русско-японской войне по предложению генерала Ф. Ф. Палицына было утверждено новое Положение о Генеральном штабе.[8] С этого времени его начальник стал ближайшим исполнителем Высочайших указаний по службе Генштаба и по разработке вопросов, относящихся к войне. Он подчинялся непосредственно Императору с правом личного доклада и являлся также членом Совета Государственной обороны. Впрочем, такое положение длилось недолго. С 1908 года военное ведомство России возвратилось к прежней организации. Это было, думаю, правильным решением. Правда, самостоятельность начальника Генштаба по определенным вопросам должна была оговариваться особо.

В Советском Союзе начальник Генштаба (штаба) РККА всегда подчинялся Наркому обороны (Военному министру, Министру обороны). В предвоенные годы в основу отношений между политическим и военным руководством были положены личные контакты И. В. Сталина и Наркома обороны К. Е. Ворошилова. Достаточно сказать, что Нарком проводил у Генсека около сорока процентов своего рабочего времени, включая время совещаний и заседаний Политбюро. Особенно высокой активностью эти контакты отличались в 1937 году, когда в стране начались массовые репрессии, а также во время советско-финляндской войны. В эти же годы — с 1935 по 1937 — начальник Генштаба маршал А. И. Егоров всего девять раз имел возможность лично видеть И. В. Сталина.

Ситуация эта весьма характерна для предвоенных лет. С одной стороны, по уровню своей оперативно-стратегической подготовки А. И. Егоров был явно необходим И. В. Сталину как универсальный военачальник, способный быть как в крупной командной, так и в штабной должности. Имея за плечами опыт командования армиями и фронтами в годы гражданской войны и опыт начальника Генштаба (начальника штаба РККА с 1931 по 1935 годы), он должен был стать самым полезным советником высшего политического руководителя СССР. Тем более, что Нарком обороны К. Е. Ворошилов по всем статьям уступал А. И. Егорову.

Однако, с другой стороны, именно высокая профессиональная подготовка, ум, огромный авторитет в армии, а следовательно, и определенная независимость в суждениях и поступках имели в глазах И. В. Сталина значение отрицательное. А. И. Егорову была прекрасно известна его роль во время гражданской войны, он знал, что И. В. Сталин плохо разбирается в военных вопросах. Мог ли тот при своем-то характере и планах стать «мудрейшим из мудрых», «великим стратегом — и полководцем», терпеть рядом высокопрофессиональных военных?

До поры Генсек держал начальника Генерального штаба как бы в тени, а когда счел время удобным, просто расправился с верхушкой военного руководства, ибо знал: пока эти люди живы и находятся на ключевых постах в армии, власть его над страной не может быть полной.

Начальником Генштаба стал командарм 1-го ранга Б. М. Шапошников. Необходимость общения с ним была вызвана резким обострением военно-политической обстановки, особенно во время советско-финляндской войны. В 1939 году И. В. Сталин вызывал Б. М. Шапошникова с докладами 54, а в 1940 году — 83 раза. Значительно реже приходилось бывать на приемах в Кремле заместителям Наркома обороны С. М. Буденному, М. Н. Тухачевскому, Г. И. Кулику. Зато частым гостем И. В. Сталина, начиная с 1937 года (после ареста Я. Б. Гамарника), становится новый начальник ГлавПУра РККА Л. З. Мехлис. С его появлением роль политорганов в армии резко возрастает.

Как известно, 30 декабря 1937 года Постановлением Советского правительства был создан самостоятельный Наркомат Военно-Морского флота. До этого времени ВМФ был представлен в Наркомате обороны Управлением морских сил РККА, начальником которого с 1931 по 1937 год был флагман 1-го ранга В. М. Орлов.

Первым наркомом ВМФ стал П. А. Смирнов. Вряд ли наличие двух наркоматов в составе Вооруженных Сил СССР можно считать наилучшим вариантом организационного строительства. В предвоенное время и в годы войны этот наркомат находился как бы в стороне от основных событий. Выше я уже писал, что И. В. Сталин практически игнорировал моряков, не интересовался их проблемами, считая, видимо (это было весьма модно в ту пору), что в эпоху бурного развития авиации громоздкие и уязвимые флоты являются фактически дорогостоящими мишенями для самолетов. И. В. Сталин достаточно часто принимал начальника Главного управления ВВС, командарма 2-го ранга А. И. Алксниса (Астрова) и других руководителей этого ведомства. Другие начальники Главных управлений Наркомата обороны бывали в Кремле только при принятии на вооружение образцов новой военной техники и оружия.

Существует мнение, что И. В. Сталин хорошо разбирался в вопросах разведки. Посмотрим, так ли это. Начальника Разведуправления Я. К. Берзина (Берзинь) приглашали на прием раз в год. Еще более показателен пример его преемника, генерал-лейтенанта П. Ф. Голикова. Он был у И. В. Сталина с докладом два раза во второй половине 1940 года, а за первое полугодие 1941 года вообще не видел своего непосредственного руководителя (Разведуправление находилось в личном подчинении И. В. Сталина). Его донесения шли напрямую Генеральному секретарю ЦК ВКП(б), минуя Генштаб. Иными словами, многие данные Разведуправления оставались неизвестны Генштабу, не анализировались и не принимались к действию. И. В. Сталин же не воспринимал их всерьез, ибо у него были свои каналы информации, прежде всего по линии агентуры НКВД. Вот за ее работой он действительно внимательно наблюдал и даже лично направлял ее, однако с военной разведкой деятельность этой службы не имела ничего общего.

Надо отдать И. В. Сталину должное: он пристально следил за развитием технической мысли в стране, за созданием новой боевой техники и вооружения. На приемах у него по этим вопросам бывали главные конструкторы А. Н. Туполев, С. П. Королев (даже непосредственно из тюрьмы), Н. Н. Поликарпов, С. В. Ильюшин, А. С. Яковлев, С. А. Лавочкин, Б. Г. Шпитальный, В. А. Дегтярев, В. Г. Грабин, Ж. Я. Котин и другие. На приемах могли высказывать свое мнение летчики-испытатели С. П. Супрун, П. М. Стефановский, Г. Я. Бахчиванджи. Перед своими историческими перелетами на беседе у И. В. Сталина были летчики В. П. Чкалов, М. М. Громов, Г. Ф. Байдуков, С. А. Леваневский, В. С. Гризодубова, М. М. Раскова, П. Д. Осипенко.

Анализ посещений кабинета Генерального секретаря показывает, что высшее военное руководство чаще всего приглашалось в Кремль во время военных конфликтов в районе озера Хасан и у реки Халхин-Гол, операций в Западной Белоруссии и Западной Украине, в период советско-финляндской войны. В частности, за три месяца до начала военных действий против Финляндии активизировались контакты руководства наркоматов обороны и ВМФ с Политбюро и лично И. В. Сталиным. Они продолжались и после заключения мирного договора с финнами в течение еще трех месяцев. За это время, кроме руководителей наркоматов, с И. В. Сталиным встречались командующий Северо-Западным фронтом генерал армии С. К. Тимошенко, командующий 7-й армией генерал-полковник К. А. Мерецков, командующий 13-й армией генерал-лейтенант В. Д. Грендаль, начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант И. В. Смородинов, командующий Балтийским флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц.

После окончания войны состоялся пленум ЦК ВКП(б) (26–28 марта 1940 года), на котором с докладом «Уроки и выводы из советско-финляндской войны» выступил Нарком обороны К. Е. Ворошилов. 14–17 апреля этого года состоялось расширенное заседание Главного военного совета. Для участия в нем были приглашены представители управлений НКО, военных академий, командующие войсками военных округов и армий, члены Военных советов, командиры корпусов и дивизий, начальники штабов оперативного и тактического звена, а также некоторые командиры и штабные работники родов войск.

Выводы были сделаны однозначные. В мае 1940 года за крупные упущения в руководстве Наркоматом обороны К. Е. Ворошилов был отстранен от занимаемой должности. Этот высокий пост занял С. К. Тимошенко. На более высокие посты были назначены участники боев генерал-полковник Д. Г. Павлов, генерал-лейтенант М. П. Кирпонос, генерал-полковник К. А. Мерецков и многие другие. Таким способом военно-политическое руководство СССР с учетом ошибок в подготовке Красной Армии принимало меры по повышению уровня боевой готовности.

6 июля на приеме у И. В. Сталина были Нарком обороны С. К. Тимошенко, К. А. Мерецков, И. В. Смородинов, Б. М. Шапошников, П. В. Рычагов, А. В. Хрулев, Л. З. Мехлис. Обсуждался вопрос о численности РККА и ее боевом составе после войны. Постановлением Совнаркома № 1193/464 был определен боевой состав армии, согласно которому в нем предусматривалось иметь 200 дивизий, в том числе 161 стрелковую, 18 танковых, 8 моторизованных, 3 мотострелковых, 10 горнострелковых. Общая численность армии должна была составить 3461 тысячу человек.[9] В целях совершенствования системы управления Вооруженными Силами 24 июня 1940 года был уточнен состав Главного военного совета. Он был учрежден ЦК ВКЩб) и СНК СССР в составе: С. К. Тимошенко (председатель), А. А. Жданов, С. М. Буденный, К. А. Мерецков, Г. М. Маленков, Л. З. Мехлис, Я. В. Смушкевич (с заменой П. В. Рычаговым), Г. К. Жуков, Д. Г. Павлов.

В конце декабря 1940 года впервые состоялся оперативно-стратегический сбор руководящего состава Наркомата обороны. Параллельно ему проводился сбор в наркомате ВМФ. Регламент работы сбора НКО слагался из двух частей: теоретической с 23 по 31 декабря и оперативно-стратегических игр со 2 по 11 января 1941 года. Порядок проведения сбора и его содержание тщательно согласовывались с И. В. Сталиным. По этому вопросу в ноябре-декабре 1940 года Нарком обороны С. К. Тимошенко семь раз был у него на приеме. Генеральный секретарь в ходе сбора принимал весь руководящий состав НКО и военных округов. 2 января, по окончании теоретической части сбора, он принял 22 участника этого важного стратегического мероприятия.

На разборе стратегических игр, в котором И. В. Сталин принял личное участие, он сделал ряд замечаний по докладу начальника Генштаба К. А. Мерецкова и выразил резкое неудовольствие действиями войск «Красной стороны», которыми во время игр руководил Д. Г. Павлов.[10] По завершении сбора, 14 января 1941 года, ряд военачальников был приглашен в Кремль, где им объявили о новых назначениях.

Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) П25/85 от 14 января «О начальнике Генерального штаба и командующих войсками военных округов».[11] для улучшения подготовки войск округов и армий были утверждены следующие назначения:

1. Начальником Генштаба и заместителем Наркома обороны генерал армии Г. К. Жуков.

2. Заместителем Наркома обороны по боевой подготовке — генерал армии К. А. Мерецков.

3. Командующими войсками:

Дальневосточного фронта — генерал-полковник И. Р. Апанасенко;

Киевского особого военного округа /КОВО/ — генерал-лейтенант М. П. Кирпонос;

Северо-Кавказского военного округа /СКВО/ — генерал-лейтенант И. С. Конев;

Забайкальского военного округа /ЗабВО/ — генерал-лейтенант П. А. Курочкин;

Средне-Азиатского военного округа /САВО/ — генерал-майор С. Г. Трофименко;

Ленинградского военного округа /ЛВО/ — генерал-лейтенант М. М. Попов;

1-й армии — генерал-лейтенант А. И. Еременко; 17-й армии — генерал-майор П. Л. Романенко. Этим же постановлением И. В. Смородинов был назначен начальником штаба ДВФ, а генерал-лейтенант В. М. Злобин — начальником штаба СКВО.

С 15 января 1941 года Г. К. Жуков уже работал в Генеральном штабе, входил в курс дела, знакомился со своими заместителями, начальниками управлений и отделов. Дважды — 29 и 30 января, вместе с Наркомом обороны, он был на приеме у И. В. Сталина, а 1 февраля уже официально вступил в должность начальника Генштаба.

Георгий Константинович с первых дней пребывания в должности с завидной напористостью начал заниматься оперативными и мобилизационными вопросами. На одном из совещаний в начале февраля 1941 года он дал указание начальнику оперативного управления генерал-лейтенанту Г. К. Маландину к 22 марта подготовить уточненный оперативный план войны на случай нападения Германии. Вместе с Наркомом обороны С. К. Тимошенко и начальником организационно-мобилизационного управления генерал-майором Четвериковым Г. К. Жуков 12 февраля представил И. В. Сталину мобилизационный план, последний утвердил его практически без поправок.

Думаю, читатель уже убедился: военные вопросы постепенно начинают во все большей степени переходить в руки политического руководства страны, вернее — лично И. В. Сталина. Да это и неудивительно. Во-первых, новым военным руководителям он мог доверять (настолько, насколько это слово вообще применимо к характеру И. В. Сталина) в значительно большей степени, чем их предшественникам. Ведь своими высокими воинскими званиями и назначениями они были обязаны лично ему. Во-вторых, военно-политическая обстановка, создавшаяся к весне 1941 года, практически не оставляла выбора и требовала принятия срочных и решительных мер по укреплению обороноспособности страны.

В это время Нарком обороны и начальник Генштаба приглашались И. В. Сталиным по четыре-семь раз ежемесячно. На этих встречах уточнялись и обсуждались вопросы оперативного и мобилизационного плана, повышения боеготовности войск западных приграничных округов, скрытого отмобилизовывания войск, выдвижения и развертывания Второго стратегического эшелона и резервов. С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков настаивали на заблаговременном приведении войск в боевую готовность. Проблема в данном случае заключалась в том, что, согласно концепции «особо угрожаемого военного периода», отдать такой приказ могло только правительство СССР, но в условиях, когда вся реальная власть сосредоточилась в руках политического руководства, право приказывать фактически перешло лично к И. В. Сталину.

К сожалению, все попытки повысить боеготовность войск встречали резкий отпор со стороны И. В. Сталина, а также В. М. Молотова, который, как правило, всегда присутствовал при обсуждении военных вопросов. Наконец, 24 мая 1941 года, в кремлевском кабинете Генсека, ставшего к тому времени и главой правительства, состоялось совершенно секретное совещание, обсудившее задачи западных приграничных округов, вытекающие из оперативного плана войны и сложившейся стратегической обстановки.[12] Информацию о нем я обнаружил в архиве Президента РФ в 1993 году.

Совещание это прошло как бы мимо внимания и наших, и зарубежных историков. А ведь именно на нем уточнялись вопросы, связанные с последним оперативным планом войны по состоянию на 15 мая 1941 года. Название этого плана — «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками».[13] Важность его трудно переоценить, поскольку именно с ним мы вступили в Великую Отечественную войну. Читатель может ознакомиться с этим планом (он помещен мною в Приложениях к этой книге) и самостоятельно сделать вывод, можно ли называть СССР агрессором.

Итак, на майском совещании присутствовали два члена Политбюро — И. В. Сталин и В. М. Молотов. Приведу список остальных его участников:

С. К. Тимошенко, Маршал Советского Союза, Нарком обороны СССР;

Г. К. Жуков, генерал армии, начальник Генштаба;

Н. Ф. Ватутин, генерал-лейтенант, первый заместитель начальника Генштаба;

П. Ф. Жигарев, генерал-лейтенант авиации, начальник Главного управления ВВС;

Д. Г. Павлов, генерал армии, командующий войсками ЗапОВО;

А. Я. Фоминых, корпусной комиссар, член ВС ЗапОВО;

Ф. И. Кузнецов, генерал-полковник, командующий войсками ПрибВО;

П. А. Диброва корпусной комиссар, член ВС ПрибВО;

М. М. Попов, генерал-лейтенант, командующий войсками ЛенВО;

Н. Н. Клементьев, корпусной комиссар, член ВС ЛенВО;

Я. Т. Черевиченко, генерал-полковник, командующий войсками ОдВО;

А. Ф. Колобяков, корпусной комиссар, член ВС ОдВО;

М. П. Кирпонос, генерал-полковник, командующий войсками КОВО;

Н. Н. Вашугин, корпусной комиссар, член ВС КОВО;

И. И. Копец, генерал-майор авиации, командующий ВВС ЗапОВО;

А. П. Ионов, генерал-майор авиации, командующий ВВС ПрибВО;

А. А. Новиков, генерал-майор авиации, командующий ВВС ЛенВО;

Е. С. Птухин, генерал-лейтенант авиации, командующий ВВС КОВО;

Ф. Г. Мичугин, генерал-майор авиации, командующий ВВС ОдВО.

Именно эти люди оказывали непосредственное влияние на ход событий. Начиная с майского совещания и до самого нападения Германии на СССР Нарком обороны и начальник Генштаба бывали у И. В. Сталина каждые трое суток. К сожалению, подобная интенсивность контактов не дала должного практического выхода. И. В. Сталин фактически отказался санкционировать предварительное развертывание войск вдоль западных границ СССР, почему мы отстали от противника в приготовлениях к войне практически на месяц. Последний «мирный» визит военных руководителей к И. В. Сталину состоялся в 20 часов 15 минут 21 июня 1941 года в связи с получением новых данных от перебежчиков о начале войны утром 22 июня. Им с большим трудом удалось уговорить И. В. Сталина утвердить директиву № 1 о приведении войск западных приграничных округов в боевую готовность, правда, с существенными ограничениями (см. Приложение № 4).

В спешке забыли включить в директиву задачи Военно-Морскому Флоту. Этот грубейший промах еще раз показывает, какие серьезные упущения существовали перед войной в управлении войсками, а также говорит о неизменном пренебрежении И. В. Сталина делами ВМФ. В результате нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов собственным решением, исходя из известной ему оперативной обстановки, перевел флот в оперативную готовность № 2, фактически подготовив его к любым неожиданностям.