"Свет обратной стороны звезд" - читать интересную книгу автора (Петров Александр)

Глава 3 НАБЕГ

Ночью первый лейтенант Конечников проснулся с ощущением того, что кто-то встряхнул его за плечо.

Он открыл глаза и осмотрелся. Все спали. На часах был четвертый час ночи. Состояние было мучительным. Федору хотелось спать, но нервное возбуждение заставляло прокручивать в голове мысли о том, что будет завтра.

Федор стал уговаривать себя уснуть. Больше толку от него будет если он просто элементарно выспится. Капитан с тяжелой, неработающей головой и наводчик с трясущимися руками — обуза в бою.

Федор пытался настроиться на сон, устроился поудобней, отпустил мысли. Это длилось мучительно долго. Потом пришло забытье, в котором Конечникову тоже хотелось спать…

Сон никак не приходил. В горнице горела масляная лампа — дедушка заносил в летопись что случилось за день. Федор подумал, как здорово было бы уметь складывать буквы в слова.

Тогда бы он записал бы все дедовские рассказы о давно минувших временах, когда древние только осваивали дикие планеты. Перенес бы в тетрадь и совсем непонятные сказки о старинной магии, о том, как люди говорили друг с другом без приборов через громады звездных пространств и сохраняли себя за черным кругом смерти.

Федя почувствовал как ему хочется дать пинка младшему брату, который мирно сопел рядом.

Витька — «тонкослизка» вскрикивал и закрывал глаза, когда дед рассказывал об Одинокой Леди, зато вот теперь спит без задних ног.

А он, Федор, который смеялся над ним, ворочается без сна, представляя как древняя ведьма плывет с потоками воздуха в облаках, высматривая маленьких мальчиков, которые безрассудно выходят ночью из дому. Одинокая Леди подлетает, лаской и посулами уводит со двора и ворует души, чтобы слепить из них того, что когда-то потеряла.

Мысли пошли дальше. Он стал представлять, как могут выглядеть отобранные ведьмой души и где она их прячет. «А что такое душа?» — спросил себя Федор. И тут же сам себе ответил. — «Дедушка обьяснял, что душа это сам человек, но не его тело». Как такое может быть, Федя не мог себе представить. Чтобы как-то понять, он вообразил душу в виде маленького человечка.

«Дед говорил, что Одинокая Леди прячет их темной пещере», — подумал он. — «А что такое темнота?».

В рассказах деда часто встречалось это слово. Федор не мог представить что это такое. Темнота — это короткий момент серых сумерек, когда все вокруг из цветного превращается в черно-серо-белое, словно светящееся изнутри?

Он вспомнил, что дедушка обьяснял, что «темнота» — это когда смотришь как бы с закрытыми глазами. Федор представил, как маленькие человечки с завязанными глазами трясутся от страха и холода.

«Наверное плохо там, у Одинокой Леди» — подумал он. — «Как хорошо, что я дома, в постели. А за стенкой дедушка. Он в обиду меня не даст».

И тут Федор почувствовал, что сильно хочет писать. Делать было нечего. Он поднялся, сунул ноги в чуни.

Вдруг по глазам ярко ударила вспышка. Сначала свет был ослепительно белым, потом стал гаснуть, проходя через все оттенки желтого и красного, пока снова не осталось ничего кроме черно-белых тонов ночи. Федор стал ждать громового раската, но его не было.

На всякий случай он взял свое коротенькое, почти игрушечное копье и нарочито громко топая, пошел к двери.

— Ты куда собрался, Федечка? — спросил дед.

Феде только этого и было надо.

— Деда, там, там, что-то сверкает, — начал он.

— Это, наверное, луна.

— Нет, — уже почти закричал Федор, — Оно — то белое, то желтое, то красное. Вдруг это шаровая молния.

— Так ты чего, охотиться на нее идешь? — спросил дедушка, показав глазами на копье.

— Страшно.

Дед со вздохом встал, очевидно, решив, что мальчик боится выйти на улицу один.

— Пойдем, охотник, — с изрядной долей иронии сказал он.

— Я правда видел, — с обидой ответил Федор.

Дедушка в ответ нетерпеливо махнул в сторону выхода.

Темная летняя ночь жила своей особой жизнью. Во мраке шумели деревья, аукались совы, где-то далеко выли волки. Небо было чистым, звездным. Маленький, мутный диск Крионы стоял низко над горизонтом.

— Ну и где твоя молния?

— Она была… Правда была, дедушка.

— Ладно… Писай, и пойдем.

В этот момент на западе вспыхнуло снова. На мгновение стало ослепительно светло, ярче чем днем. Федор и дед смотрели в другую сторону, но все равно перед глазами потом долго прыгали разноцветные пятна.

— Ты видел!? — закричал Федор. — Видел?!

Дед и он повернулись, пытаясь разобрать, что происходит в небе. Из зенита полетели длинные, быстрые искры, словно кто-то невидимый швырялся горящими угольками. Это было красиво и нестрашно, однако дед нахмурился и приказал внуку:

— Давай в дом, буди Витюню. Я Дусю подниму. На Хованку пойдем.

— Зачем? — удивился Федор. — Посмотри, как красиво.

— Это метеоры. Что там в космосе над нами делается, один Бог знает. Лучше в горе отсидеться.

— Смотри, деда, звезды летят.

В небе, набирая высоту над лесом, стала медленно всплывать пара ярких звезд. Как показалось Федору, вокруг них плясали какие-то светлые точки. Дедушка вынул из-под рубашки продолговатый медальон. На табло прыгали циферки и перемигивались красные огни.

— На орбите идет бой, — сдавленным голосом произнес дед. — Дождались.

Он зачем-то погрозил кулаком небу, потом подтолкнул Федора к двери. Дедушка вошел за ним следом, долго рылся на полке в сенях, пока не нашел старую, пыльную коробку. Вынул из нее несколько смешных, похожих на блюдца очков.

— Одень это, Федечка, — сказал он. — И Витюне надень. И смотри, пусть не снимает. Ладно?

— А зачем? — поинтересовался Федор.

— Вспыхивает так, что ослепнуть можно. А это глазки прикроет.

— А что это такое? Очки?

— Да. Поляризатор. Когда станет очень ярко, стекла сами потемнеют. Помнишь, как мы затмение смотрели? Не забудь только включить.

Дедушка надавил на кнопку сбоку и на дужке зажегся крошечный красный огонечек.

— А еще кому?

— Тете Дусе и Алене.

— Понятно.

— Вещи с Витей возьмите. Шапки зимние, кожушки, носки теплые. Неизвестно, что теперь будет.

Дед прошел со мной в комнату, снял со стены ружье, ссыпал в котомку заряды.

— Собирайтесь, я быстро, — сказал он.

Через пять минут, Федор с братом стояли на крыльце. Витя отчаянно дрожал от холода, зевал со сна и хныкал: — «Мне холодно, страшно, я спать хочу», пытался снять с глаз поляризатор и посмотреть на небо без темных стекол защитного устройства. Потом, словно его переклинивало, он, кутаясь в теплый овчинный тулуп, делал попытки лечь на крыльцо.

Где-то вдали раздались звонкие удары. В поселке гудел набат. Словно отвечая ему, на небе разгорелся яркий огонь. Вспышка была долгой. Из точки она разрослась до размеров солнца, потом стала еще больше, теряя яркость и блеск, проходя через все оттенки от лимонно-желтого до медно-красного.

Почти тотчас же началось падение метеоров. На этот раз их было много, они чертили небо не тоненькими лучиками, а целыми колоннами света, сопровождая свой полет ревом, визгом, ворчанием и грохотом. Небо засветилось сполохами разных цветов, что, как Федор слышал от деда, называлось «полярным сиянием».

Из темноты вынырнули дед, мелкая Алена, и тетя Дуня. Из-за черных провалов защитных очков, они были похожи на вурдалаков.

Тетка успела одеть девчонку, но сама была простоволосой, в ночной рубашке, поверх которой была накинута душегрейка. В руках у тети Дуни был объемистый мешок с вещами, на ногах — наспех зашнурованные мокасины.

Увидев Федора и Витю, она запричитала, стала проверять, все ли дети одели, подтягивать портки на Вите, проверять их торбочки — что смог бестолковый мужик собрать своим внукам.

Она ругалась плачущим голосом, проклиная деда, чертовых звездолетчиков, которым не сидится дома, гнусные, последние времена.

В домах поселка замелькали огоньки. Огненный ливень в небе объяснил все даже самым непонятливым.

Даже по прошествии 900 лет, от старших к младшим передавались жуткие рассказы, как сначала с неба пришли огненные трассы и грянули взрывы, потом прилетел ураганный ветер, наполненный палящим пламенем, а после установился лютый, небывалый мороз, который на столетия сковал землю…

Жители поселка стали подниматься по склону горы Хованка — древнего, давно мертвого вулкана.

Там, почти у самой границы снегов находился вход в древний бункер, который когда-то спас их предков.

Колонна представляла жалкое зрелище: наспех одетые, навьюченные домашним скарбом мужчины и женщины, еле плетущиеся старики и старухи, плачущие дети.

Рядом хныкал Витька, он просился к деду на руки. Дедушка, обремененный поклажей и тетрадями с летописью, просто физически не мог этого сделать. Федор периодически поднимал брата с земли и с удовольствием отвешивал ему подзатыльники, заставляя идти вперед.

Ревели голодные лоси, истерически визжали свиньи, блеяли козы, лаяли и скулили собаки, которых волокли с собой поселяне. Стенания, плач, тихая, вполголоса брань, сдавленное дыхание, тяжелый топот сотен ног и звуки, издаваемые несчастными, испуганными животными сливались в один невнятную многоголосицу — музыку беды.

Федору хотелось спать, он мечтал об оставленном на произвол судьбы уютном, маленьком, теплом дедовском домике, своей лежанке, на которой так удобно развалиться, вытянуть ноги, задремать, накрывшись толстым одеялом.

Внезапно по серому предрассветному небу помчался ком огня, расчерчивая его пополам своим дымным следом. Истошный вопль раздался на дороге, люди, бросив скарб и скотину, стали разбегаться кто — куда. Женщины прикрывали собой детей, дети плакали, мужчины ругались и молились.

Дед остался стоять, наблюдая полет небесного гостя, бормоча ругательства и проклятия эланцам. «Отольется вам, ироды проклятые», — повторял он.

По его щекам текли слезы от невозможности что-либо изменить. Было видно, как вращается похожий на огурец корпус, как отлетают от него раскаленные добела мелкие части в моменты, когда он разворачивается длинной стороной поперек движения.

Федор, с ужасом наблюдал за падением горящего корабля, остро чувствуя свою беспомощность и то, что сейчас они все умрут. Витька со страху обмочился и сам этого не заметил.

Летящее в высоте пламя осветило дорогу. По земле пробежали легкие тени, точно это души людей уносились прочь от тел, оставляя пустые оболочки на растерзание огненной стихии.

Баба Дуня выла и дергала деда за рукав:

— Что стоишь, дурак старый, — истошно кричала она. — Делай что-нибудь, не стой столбом.

— Не суетись, Дунька, не срамись. Помирать только раз. Добежать-то до схорона надежного мы все равно не успеем. — старательно сдерживаясь ответил дед. Говорил он это почти спокойно, но неправильные интонации и долгие паузы между словами его выдавали.

Пылающий корабль тем временем скрылся за горизонтом. Сейчас над землей встанет огненный сполох и все кончится…

— Деда, мы умрем? — спросил Федор, чувствуя, как немеют от страха ноги.

— Не знаю, внучок, — ответил дед дрожащим, слабым голосом. — Даст Бог, пронесет. Пойдем, как шли. Может, успеем ко входу подняться.

Издалека пришел тихий, слабый, едва ощутимый толчок. Баба Дуня завыла: «Ой, смерть пришла».

— Упал, — недоуменно сказал дед. — Нет взрыва.

Лицо старика просветлело.

— Нет взрыва, мальчики. Нет взрыва, хорошие мои. Бог даст — не помрем, — как заведенный радостно повторял он, и, не слишком понимая, что делает, снова и снова отряхивал внуков, поправлял им одежду и приглаживал волосы. — Пойдемте скорей, до Хованки рукой подать. Посидим там, глядишь и обойдется.

Конечников, заново пережив один из самых страшных моментов жизни, крепко заснул. Как тогда в детстве, с ощущением избавления от смертельно опасности.

Первый лейтенант спал недолго.

Светящиеся цифры на табло бортового времени показали «06–00». Дневальные двинулись по тесным отсекам крейсера, выдергивая матросов из царства снов нарочито истошными воплями. Крики, ругань и лязг механизмов разорвали тишину внутри металлического дракона.

Федор очнулся. Услышав будничные звуки побудки, какая-то часть Конечникова вдруг отчаянно не захотела, чтобы день наступал. Первый лейтенант с удовольствием пропустил бы то, что им всем предстоит сегодня.

По обыкновению в чадной, тяжелой голове назойливо завертелись печальные и неприятные мысли, вытанцовывая собачий вальс.

Но странный сон-воспоминание вернул ему к тем временам, когда рутина еще не заела первого лейтенанта, снова подсказал ему, зачем он вообще пришел в армию. Сегодня он сможет расквитаться с эланцами за все. Сотни поколений об этом дне мечтали жители Хованки. И вот теперь именно ему выпало осуществить их мечты. Разбитость моментально ушла.

Конечников вновь пробежался по самому главному.

— «Ракеты доставили и погрузили, заряды к пушкам и плазмометам есть, продукты получены. Секретный пакет прислали… Время старта до сих пор не объявили. Однако и так ясно, что все случится сегодня, самое позднее в полночь. Письмо домой написано. Указания относительно денег на счете, — даны. Если что — отправят».

«Пора вставать», — решил Федор, сбрасывая одеяло.

— Команда «подьем» была. Чего дрыхнешь, Васька?! — поинтересовался он, увидев, что Стрелкин не собирается просыпаться.

— Крок, дай поспать, — отозвался с верхней койки командир первой батареи лейтенант Миронов. — Еще пять минут, блин.

— Дрочить закачиваем и быстро все поднимаемся! — отрубил Конечников.

— Дурак ты Федька великий, — сонно пробубнил Стрельников, возвращаясь из царства сна в тесное нутро корабля. Командир операторов-наводчиков потянулся за рассолом, который стоял у него на тумбочке. — А, блядь… Я понимаю, когда водку оставишь — выжрут, но чтобы рассол…

Василий с огорчением посмотрел на ополовиненную банку с мутной бурдой, в которой плавали ошметья лука и зелени, потом жадно выхлебал все.

— Это Комар, наверное, когда ночью на смену поднялся, маленько принял для бодрости, — сказал Миронов.

— Мирон, а что ты за него заступаешься? Сам небось приложился.

— Да ладно, Стрелкин, пожалел говна. Не водка ведь.

— Да чтоб ты обосрался, гондон штопаный… — в сердцах пожелал ему Василий.

— От гондона и слышу, чудила грешная, — обозлился лейтенант.

Он приподнялся на кровати, готовясь вскочить.

— Отставить! — резко и отрывисто крикнул Конечников. Потом добавил более спокойным тоном. — Мордобой и бухло отставить до возвращения.

— И не бухло, а рассол, — ворчливо заметил Стрелкин. — Напиток, который сейчас ценнее винного порциона.

— Хороший артиллерист тоже многого стоит, — буркнул себе под нос Миронов.

— Парни, не копайтесь, — подстегнул их Федор. — Я хочу, чтобы «дуры» на «ять» летали, и расчеты пушек были не обкуренные.

— Да ладно, тоже мне командир нашелся, — ворчливо сказал Василий. — Палыч вон по курортам, наверное, а мы тут…

— Ты еще вспомни, что мы не армия, а Дальняя Разведка, — заметил Конечников, засовывая ноги в штанины брюк. — Часто мы своими прямыми обязанностями занимались?

— А вы знаете, господа, — произнес Василий мечтательно, — с каким бы удовольствием я сейчас сопроводил бы транспорт. Висели бы над какий-нибудь планеткой, от скуки угорали, дурь шмалили. А по вечерам при параде летели бы к научникам в гости. Водку пить и пороться с тетками. У планетологов красивые бабы есть, прямо киски.

— Пиписки, — в тон ему ответил Федор, завершая процесс одевания. — Вставай, страдалец. Будет тебе сегодня групповуха.

Конечников вышел в коридор. Дневальный на посту у боевой рубки прокричал — «Здравия желаю, господин первый лейтенант» и вскинул руку, отдавая воинскую честь.

— Вольно, вольно, — ответил Федор, кивая головой. — Малявин где?

— Второй лейтенант Малявин, к командиру! — заорал дневальный.

— Чего глотку дерешь? — недовольно заметил Конечников. — Радио зачем? Попроси, чтобы подошел через 15 минут.

Федор не стал объяснять, что хотел бы еще и умыться, почистить зубы.

Но Антон Малявин, старший дежурной смены наряда, был поблизости и явился на призыв. Федор огорченно вздохнул, и приказал себе успокоиться. «На тот свет пустят и так», — подумал он.

— Привет, Малява, — сказал Конечников.

— Привет, Крок, — ответил второй лейтенант.

— Как настроение? — поинтересовался Федор.

— Настроение бодрое, горим синим пламенем.

— Сплюнь.

— Тьфу! Привычка дурацкая.

— Происшествия были?

— Нет.

— Контейнеры закрепили?

— Да.

— Надежно? Систему сброса проверили?

— Да, Крок, порядок.

— Антон, а в твоей епархии как?

— Штурманская группа трезвая! — отрапортовал Малявин. — Толку от нас… Все равно через кольцо пойдем.

— А кто траектории эланских кораблей считать будет? — спросил Федор.

— Полковник Гагарин, — зло ответил Малявин.

— Да ладно, Малява, прорвемся. Действуй по распорядку.

Малявин, позевывая, отправился к терминалу, заказывать завтрак на личный состав.

Боевая рубка находилась в дискообразном расширении корпуса за «гребнем» первой артиллерийской батареи. Конечников приложил браслет к считывателю замка. Толстая компресситовая дверь нехотя отползла в сторону.

В плотно заставленном оборудованием отсеке стоял полумрак. Необходимость экономить каждый миллиметр обьема, заставила конструкторов корабля спрессовать огромные, на целые залы, посты управления в компактные рабочие места для десятка операторов.

Темноту рассеивали экраны мониторов, неяркая подсветка рабочих мест и разноцветные огоньки индикаторов на пультах. Ходовая смена была на своих местах.

В самом начале рубки находились пилоты. В этой ее части блистеры остекления доходили почти до пола, давая приемлемый обзор носовой по курсу.

За пилотами помещался островок наблюдателей, окруженных десятками разнокалиберных мониторов от стационарных и поисковых камер.

Позади «галдящей команды», располагались рабочие места расчетчиков штурманской группы, операторов локаторов, энергетиков, техникок и инженеров группы защиты, радистов.

Все люди были заняты делом. На обзорных экранах и приборных дисплеях отображался ход самопроверки.

Большинство специалистов встало за 2 часа до подъема, чтобы обстоятельно проверить свои системы. Федор обошел тесное пространство, поздоровался с зампотехом корабля, пилотами, инженерами, радистами. Конечников подробно расспросил, как обстоят дела на скауте, как настроение коллег.

Люди храбрились, один лишь первый лейтенант Ильин с усмешкой сказал — «А не все ли равно где…»

У пилотов Конечников ненадолго задержался. Они тоже занимались своим хозяйством: проверяли резервные пульты управления для ручных переключений, штурвалы с цифро-аналоговыми преобразователями и системы управления голосом. Именно над ними колдовали Комаров и его напарник второй лейтенант Кольцов, настраивая блоки этой редко используемой системы под свое нынешнее произношение.

Федор оглядел их внушительное и тяжеловесное оборудование, прикидывая, смогут ли 2 коробочки мануального интерфейса полностью заменить его в бою.

Потом Конечников хотел было по привычке залезть на «скворечник», боевой пост наведения ракет и управления огнем, но вовремя спохватился и вернулся к капитанскому месту — второму «острову» аппаратуры и пультов, куда сходилась все информация о корабле.

Федор уселся в глубокое, удобное кресло, бегло взглянул в мониторы, запустил тестовый режим.

Руки сами нашли кнопки включения «мануалки». На непривычно большом экране появилась проекция корабля. Руки вошли в рецепторную зону, давая команду на режим эмуляции.

Судя по всему, техники исправили ляпы. И теперь интерпретатор работал безупречно. На проекции корабля загорались значки запуска моторов, вектор и сила тяги. Корабль 8 раз больший по линейным размерам маневрировал гораздо быстрей, чем управляемая ракета. Энерговооруженность крейсера и более мощные процессоры компьютеров вносили свой вклад, но дело было в первую очередь в программе интерпретатора. Написанная обыкновенным синемундирным офицером, который не догадывался о том, что он гениальный программист и математик, программа учитывала любые варианты.

Конечников стал последовательно отключать маневровые группы, имитируя повреждения в бою. Интерпретатор справлялся с управлением, пока первый лейтенант не деактивировал 75 % моторов. Это было лучше чем отлично.

Федор и представить себе не мог, что так получится. Теперь наступит черед эланцев беспомощно наблюдать за беспощадными маневрами деметрианских rabiaj hundoj.

Первый лейтенант включил нормальный режим и устроил сумасшедшую гонку с препятствиями, имитируя прорыв зенитного заслона и маневры над самыми башнями вражеских кораблей. Что это означало в реальном бою трудно было переоценить. Маленький кораблик становился неуязвимым для огня неприятеля. Сам же он мог делать с противником все, что заблагорассудится. Опробовав самые разнообразные варианты, Федор отключился.

«Все будет хорошо», — подумал он. — «Если только сегодня я осмелюсь пойти против командира и Кодекса… Но за это могут и расстрелять».

Конечников обнаружил, что рядом стоят Ильин и Васька. Оба внимательно и придирчиво, каждый по-своему оценивали работу командира. Конечников смутился.

«Да ладно, не тушуйся», — сказал зампотех, словно почувствовав его мысли. — «Если придем обратно, — скажут молодец, герой. Не придем, — упрекать некого будет».

Васька просто поднял большой палец в знак одобрения.

Федор посмотрел на экран. К скауту двигался лифтовый транспортер с кухни.

— Завтрак приехал, господа, — произнес Конечников. — Всем принимать пищу. Обо всем постороннем на время трапезы — забыть.

После еды Конечников смог привести в порядок и себя. Дела кончились. За три дня все было приведено в норму и вмешательства больше не требовало. Началось придумывание себе занятий. Первый лейтенант приказал Ильину устроить для матросов практические занятия по отработке борьбы за живучесть корабля. Отсеки ракетоносца наполнились топотом и криками. Там и тут сновали люди в масках, устанавливая портативные полевые генераторы, вытаскивая из условных зон поражения условно раненых.

Конечников сам пожалел, что все это затеял. Но для матросов это было лучше, чем отнимающее силы томительное ожидание старта.

Спасаясь от бедлама, Федор решил заняться артиллерией скаута. Он переоделся в рабочий комбинезон, надел теплую куртку, ранец с левитатором, магнитные ботинки. Натянул на голову «хрипун» — легкий дыхательный прибор. Приспособление было необходимо для выхода в пространство ангара, заполненное смесью гелия и азота.

Конечников выбрался в тамбур шлюза, чувствуя, как его тело меняет вес при каждом шаге — гравитатор малого радиуса действия не обеспечивал равномерного ускорения по всему объему.

Федор, насвистывая какую-то привязчивую, глупую мелодию, снял блокировку, поднялся по лесенке, открыл люк на потолке с перемежающимися ядовито-желтыми и угольно-черными полосами, с табличкой «ОСТОРОЖНО, АТМОСФЕРА НЕПРИГОДНА ДЛЯ ДЫХАНИЯ».

С той стороны люка было темно. Сверху пробивался жиденькие лучики света от габаритных огней. Федор сделал несколько шагов, и зона гравитации закончилась. Поддержание искусственной тяжести во всем громадном объеме ангара было делом ненужным, расточительным и откровенно вредным, увеличивающим и без того немалую нагрузку.

Первый лейтенант привел в действие левитатор, двигаясь по стене вверх, пока не выбрался внешнюю смотровую галерею. Галерея по совместительству была ребром жесткости системы базирования, также как и «стена», которая на самом деле была циклопической несущей балкой.

Несмотря на отсутствие веса, масса каждого корабля в 70 000 метрических тонн, требовала особой прочности деталей из-за сил инерции, чем и объяснялась чудовищная толщина балок.

Все тонуло во мраке, создавая впечатление пустого пространства вокруг. Но Федор знал, что сверху и снизу, в ячейках хранения, один над другим лежат громады боевых звездолетов.

Для рационального использования подъемных механизмов за пустым пространством, в котором перемещался исполинский подъемник — платформа 50х200 метров располагался такой же стеллаж с малыми крейсерами-разведчиками.

Но обычными зрением лишь угадывался сосед по уровню, скаут с номером 2812, корабль капитана Лапина, обозначенный лишь призрачными габаритными огнями и тусклым свечением приборов за прозрачными стенками «скворечника».

Его черный, как крыло ворона корпус, сливался с окружающим мраком. Корабль выглядел небольшим, хотя его длина приближалась к двумстам метрам.

С-29 разрабатывался не только как малый ракетоносный крейсер, но и как атмосферный штурмовик. Это заставило придать кораблю аэродинамическую зализанную форму с короткими, широкими крыльями в кормовой части и центральным оперением, роль которого выполняло дискообразное утолщение по миделю.

На скауте 2803 вдруг ярко засиял блистер артиллерийско-корректировочного поста, превратив звездолет в фантастического одноглазого дракона. В свете, проходящем через фонарь кабины, стали видны покатая поверхность корпуса, универсальные башни центральной площадки первой батареи с короткими, убранными под обтекатели стволами комбинированных артиллерийских установок. Отблески света заиграли на выпуклостях брони главной массометной башни, которая лежала за пределами светового круга.

— Стрелкин, слышишь меня? — вызвал Василия Конечников.

— Слышу, Крок, — отозвался Стрельников.

Крошечная фигурка в фонаре кабины помахала рукой.

— Я на месте. Выключи иллюминацию, глазам больно.

— Есть, командир.

Свет потух. Федор поморгал глазами, настроился. Тьма начала расступаться, открывая перспективу, прорисовывая уходящую глубоко вниз пропасть, наполненную гигантскими балками, фермами, распорками, и такую же, но развернутую вверх бездну. Черные туши звездолетов нависали сверху и уходили вниз, насколько позволял видеть корпус его крейсера.

На армейском жаргоне система называлась «обойма». Конструкция была памятником надеждам двадцатилетней давности на новое чудо-оружие. В то время гиперпространственные корабли прятали от посторонних глаз в бронированне ангары и думали, что именно они смогут добиться решающего превосходства в растянутой на тысячелетия бесконечной войне.

Ночное зрение превратило слабый свет далеких габаритных огней в ослепительные пятна. Федор хотел было попросить убрать габариты, но подумал, что глаза привыкнут. Конечникову вдруг вспомнилось, каким шоком было для него узнать, что нормальные люди в темноте не видят.

Наследие времен, когда предки Конечникова прятались в толще горы Хованка, древнего, источенного ходами потухшего вулкана, оказалось кстати. Способность видеть в кромешной тьме, в сочетании с абсолютно ненужным для обычного человека прозрачным колпаком «скворечника», давало первому лейтенанту значительное преимущество в бою, позволяя видеть то, что порой не замечали локаторы и не могли вычленить в потоке помех гравиметристы.

— Стрелкин, у тебя все комендоры работают? — спросил Федор.

— Да, — прохрипело радио.

— Пусть мидель правый повернет точку прицеливания с 10 от курса, 45 верх, точно 12/8 по сектору на 30 от курса, 90 вверх, точно 8/5 по сектору.

— Есть, — ответил Стрелкин.

Правая боковая башня на миделе повернулась, задирая стволы.

— Василий! То, что орудия смотрят наверх, вижу сам, 8/5 по сектору на твоей совести, но почему так медленно? У тебя что, Гаврилин гашика вчера обкурился? Замени. Сажай его вторым номером.

Повтор получился гораздо лучше. Федор перешел к центральной массометной установке, от 125 миллиметровых снарядов которой в бою многое зависело. Тут канониры был на высоте. Носовая плазменная башня тоже порадовала Конечникова.

Федор стал мучить кормовую универсальную и кормовой массомет — оружие, на которое ложится основная нагрузка, когда крейсер драпает. Обычно, комендоры второй батареи показывали лучшие результаты, но тут…

От мыслей его вдруг отвлекло движение огромной массы над головой. Подъемник опускался от уровня шлюза вниз, чтобы принять первый корабль.

— Крок, — сообщил Стрельников по радио, — получен приказ. Наша очередь не скоро, можно особо не торопиться, но, наверное, с проверкой пора закругляться.

— Спасибо, понял. Возвращаюсь. Разберись, отчего у Иванова сегодня руки из жопы.

15 Апреля 10564 по н.с. 16 ч.31 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».

— Пастушонок, ты кофе хочешь? — спросила Управительница.

Она не слишком любила технические подробности.

— Да, Ганя, не откажусь, — ответил Андрей.

— Ну, пойдем, — позвала его девушка.

Управители пошли огромными, гулкими залами громадного дворца. В окна то заглядывала ненормально огромная Луна, то открывался вид на громадные, покрытые снегами горы. Иногда с одной стороны сиял ярчайший полдень, а с другой в стекла заглядывала непроглядно черная ночь.

Иногда несколько солнц сразу заливали своим сиянием простор поросших лесом равнин. Причудливые цветные тени от искривленных деревьев тревожно колыхались на полу и стенах.

Попадались и совсем нереальные пейзажи, где опрокинутое оранжевое небо с плывущими в нем зелеными облаками находилось ниже серо-черных песков тверди.

По мере продвижения в бесконечную глубину залов девушка стала меняться. Управитель пропустил момент, когда на девушке оказалось платье, блестящее как змеиная чешуя и обтягивающее тело словно латекс. Ее длинные, стройные ноги стали еще длиннее из-за туфель на шпильках. В тишине зала неестественно громко застучали каблуки.

— Занятно, занятно, — повторял Управитель, глядя на высокие стеллажи, наполненные фолиантами, открытые полки с разными разностями, сотворенными безвестными людьми за долгие тысячелетия пустой эпохи без неба.

Там пылились разнообразные чудеса и диковинки времен вычеркнутой из истории эры дикости и рассеяния. Технологические артефакты соседствовали со свидетельствами странностей эволюции: от раковин экзотических морей и минералов разных миров, до голографических изображений причудливых монстров и мутантов.

Мужчину вдруг посетила мысль, что красивая и аппетитная девочка в своем переодевании обязательно должна была пройти через стадию, когда на ней ничего не было. А он, как деревенский дурачок пялился по сторонам на всякую ерунду, вместо того, чтобы глядеть на действительно стоящее.

Рогнеда повернулась и лукаво посмотрела на Андрея.

— Зачем мы так далеко идем? — поинтересовался Управитель.

— А разве ты не хочешь кофе? — спросила Живая Богиня. — Лично я — очень. И вкусную булочку с корицей…

— Вот проблема… — иронически заметил Управитель.

— Настоящего, — ответила девушка. — Ну, собственно говоря, мы пришли.

Девушка толкнула низенькую дверку и оказалась в небольшом помещении с плитой и мойкой. Одинокий, слабый светильник пытался рассеять мрак. Холодные, белые лучи лампы одновременно и слепили, и ничего не освещали. В ее свете нестерпимо блестели кастрюли и ободки тарелок, сушилки, стекла шкафчиков. Больно бьющая по глазам газоразрядная трубка отражалась в металле, керамике и полировке, давала густые темные тени.

Было тихо. Спрессованная тишина висела во мраке упругой, тормозящей движения массой.

В воздухе пахло деревом, водой, пылью, угадывались ароматы специй и кофе и тот особый запах, который накапливается в нежилых помещениях.

Чувствовалось, что хозяйка не часто бывает в этом месте.

— Вот это да, — поразился Андрей, повертев головой. — Мы оказались в альфа-реальности?

— Да, это Деметра, — ответила Рогнеда. — Малая резиденция князей Громовых. Располагайся, будь как дома, не забывай, что в гостях.

Она занялась поисками необходимого.

— Ты столько водила меня по закоулкам, что я даже не заметил, как мы сюда попали. И все это ради одной чашки пойла? — спросил Управитель.

— Будешь так говорить, ничего не получишь, противный, — с грустной улыбкой ответила девушка и провела руками по волосам Управителя. — У меня редко бывают гости. Есть повод.

— Даже такой как я?

— Даже такой как ты, — Я угощу тебя настоящим кофе, со Старой Земли. С лучших субтропических плантаций в верховьях Индигирки. Чтобы больше не называл его пойлом.

— А по мне лучше экваториальный из Антарктиды или Гренландии, — сказал Управитель.

— Под гурмана косишь, — усмехнулась Рогнеда. — Вот налью тебе помоев из синтезатора… А ты и разницы не почувствуешь, Пастушонок.

— А ты? — поинтересовался мужчина.

— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Твои способности сомнений не вызывают. У меня тоже со вкусом у меня все в порядке. Ведь недаром я числюсь куклоделом при «высших особах».

— Ох уж эти ваши синтетки… — поморщилась девушка.

— Не синтетки, — возразил Живой Бог. — Вполне полноценные люди из плоти и крови. Кое-кто слушал, что говорила бывшая императрица…

— Не поняла, — сказала она.

— Я ведь помню те дискуссии на Совете. Когда ты называла топорной практику с гипновоздействием и управляющими чипами в мозгу.

— И ты, наслушавшись чокнутой девчонки, и сам перешел от грубых методов к тонкому и плавному изменению реальности?

— И преуспел в этом. Теперь по воле моей рождаются и созревают к назначенному сроку целые гаремы идеально подходящих для заказчиков красавиц. Правда, далеко мне до тебя.

— А мужчин ты пробовал делать? — как бы, между прочим, поинтересовалась Рогнеда.

— Живые Богини тоже нуждаются в любви и ласке? — с улыбкой поинтересовался Андрей.

Девушка пристально взглянула ему в глаза, оценивая, что стоит за фразой Управителя.

— Ладно, давай пить кофе, — предложила она. — Соловья баснями не кормят.

Очень скоро Управители пили сваренный Рогнедой ароматный напиток. Мужчина преувеличенно жмурился от удовольствия, показывая, как ему вкусно. Девушка с улыбкой смотрела на него. Она явственно видела игру Живого Бога, ей все равно было приятно.

— Ты не представляешь, как это вкусно, когда из твоих рук, — наконец, сказал Андрей.

— Тонкие ощущения в грубом мире, — вот контраст, который привлекает души сюда, — ответила она. — Наслаждение вкусом, — одна из подлинных вещей, которые не обманывают.

— А может просто это одна из немногих радостей в жестком, плотном окружении? — спросил он, обведя глазами неживую кухню с ее режущей глаза, ослепляющей тьмой.

— Пастушонок, — с мягкой укоризной сказала Живая Богиня. — Это ведь все настоящее, в отличие от мыльных пузырей искусственных реальностей.

Именно так начинают свой день простые люди. Те, кого ты хочешь заставить воевать за ненужные им планеты и звезды, которые они не увидят даже в телескоп. Именно здесь, темными зимними утрами и можно понять, чего каждый из нас стоит на этом свете.

— А поэтому, — расплылся в улыбке Живой Бог, — эти люди с большим удовольствием бегут от собственной малости в мир общих великих дел и грандиозных свершений. Сначала смертный будет радоваться сопричастности большому и значимому для него. Будет утверждать себя как часть великого процесса, жадно собирать похвалы, награды, должности и звания.

А на деле он просто тянуть на себе воз абсолютно ненужных ему лично идей и убеждений. Однако, по мере того, как ему будут подкладывать все новые и новые глыбы чугунных смыслов называемых «общественной пользой», «патриотизмом», «истинной верой» и «государственного благом», он вдруг все ясней будет сознавать, что это все полная муть.

Но обычно это случается уже тогда, когда силы истрачены и пришло время околеть в оглоблях впереди чужой телеги. Умереть с сознанием того, что свою собственную задачу он не выполнил. Инерция велика, трудно свернуть в сторону. Вот эти ребята тоже ничего не смогли сделать.

Управитель, торжествуя, посмотрел на Рогенду…..

— Я бы не радовалась и не злорадствовала, — ответила девушка. — Из воплощения в воплощение они остаются ни с чем. Так накапливается неодолимая усталость духа. Приходится искать новые способы заставить смертных добровольно исполнять задачи, указанные им Живыми Богами.

— А гипноиньекторы? — спросил Управитель.

— Андрей, вспомни — только вера и любовь исторгают сладкие потоки энергий из смертных сердец. Ты не представляешь насколько это приятно — лететь впереди толпы крылатой богиней победы, направляя единый порыв людской массы.

А пользуясь иньектором мы приходим к Башням Энергоконтроля. С одной стороны из марионетки выкачиваем, с другой вливаем. Тупой механический процесс.

Глаза Управительницы на мгновение вспыхнули красным огнем.

Андрей довольно улыбнулся.

— Такое случается, когда кто-то искренне начинает верить в свою непогрешимость. А оттого не имеющий намерения возиться с чувствами и желаниями каких-то недоразвитых существ. Кое-кому, пожалуй, нужно больше смотреть на кольчатых червей. С большой высоты больней всего падать.

Девушка бросила быстрый, недоуменный взгляд на Управителя.

— А не пора ли нам продолжить наши изыскания? — поинтересовалась она. — Приятные были времена, когда большинство предпочитало умереть за веру, чем томиться в безверии.

— Нет, это было гораздо раньше. Перед Большим Вторжением люди уже начинали брыкаться, — сказал Андрей. — Ганя, при редактировании все эти «взбрыкивания» подай будто народ «хотел», но «верхи» сдерживали творческую инициативу. Ну, не мне тебя учить.

— Скажешь тоже, — Управительница рассмеялась. — Никогда людям не было так легко и просто, как в том мире устоявшихся понятий и незыблемых правил. Им не приходилось думать как поступить. Доблесть и трусость, верность и предательство были соотнесены с вполне определенными поступками. Это понимали даже последние маргиналы, которые искали оправдание своей низости в технике и тактике. Пойдем, хватит уже болтовни.

Управители вернулись в зал и снова запустили автомат чтения.

К кораблю Конечникова подошел подьемник. Прозвучал стандартный диалог швартовочного оператора и пилотов. Заскрежетали захваты, гулко хлопнули о броню присоски гравитаторов. Раздался лязг, гудение и вибрация, чувствующаяся сквозь сиденье кресла.

Потом заскрежетали тормоза, громадная масса корабля ударилась о причальные амортизаторы. Корабль ощутимо встряхнуло.

Ракетоносец начал плавный подьем. Габаритые огни сменились яркими прожекторами выпускной площадки. Полевые компрессоры вытеснили из камеры газ и подталкиваемый гидравлической катапультой 2803 выплыл из шлюза.

Зведолет мягко развернулся и пошел вокруг станции, ожидая своей очереди на телепорте.

Конечников, может быть в последний раз рассматривал все ее линии, изгибы и углы. Орбитальная крепость была красива. Древние знали толк в гармонии форм, соединив в ней практичность удобного инструмента и изящество произведения искусства.

Нутряное чутье подсказывало Федору, что с ним в этот раз ничего плохого не случится. Сон который ему привиделся это подтверждал. Но Федор срашивал себя, отчего так нехорошо и тоскливо стало у него на сердце при виде станции, места, которое долгие годы было его родным домом.

Повинуясь пилоту, скаут по пологой спирали стал подниматься над станцией, направляясь к исполинскому кольцу телепортатора.

Орбитальная крепость в этом ракурсе выглядела слегка выпуклой равниной, светящую в ночь огнями окон, обитаемым островом посреди космической пустоты.

Над островом бушевала гроза, — вспышки энергии в телепортаторе на миг разрывали темень, пронизывая пространство нестерпимо ярким разрядами. Рукотворные молнии срывались с излучателей 30 километрового кольца телепорта, чтобы, сойдясь в центре установки открыть дорогу в нуль-пространство еще одному кораблю.

Операторы портала торопились, заряженные на полную емкость громадные накопители отдавали установке всю запасенную энергию. Очень скоро очередь дошла и до корабля Конечникова.

В первое мгновение после темноты Федор не мог понять кто он такой и где находится. В сознание назойливо проникал холодный, бесстрастный женский голос, информирующий об удачном переходе.

Память тут же изобразила на внутреннем экранчике совсем молодую Хелену, еще не Ястребову, а Тернер, старательно читающую лекцию офицерам об основах мгновенных перемещений в континууме.

В этот момент мозг, наконец, справился со сменой вакуумных метрик.

Пелена серого сумрака отступила, открыв громадные пространства, где под лучами ярко-голубой звезды плыл радующий глаза чудесными красками бело-зелено-синий шар планеты. «Ноль третьего» выбросило далеко в сторону. Место предстоящей баталии располагалось глубоко внизу.

По низкой орбите неторопливо двигались арки сборочных стапелей. В них были покоились недостроенные броненосцы разной степени готовности. Над производственными корпусами сновали транспортеры. От цеха к цеху двигались стационарные лифты с контейнерами. Яркими огнями горели пламенные зевы огромных реакторов-плавильников.

Немного в стороне располагались громадные жилые модули, где в невероятной тесноте казарм обитали сотни тысяч рабочих.

Над комплексом нависала орбитальная крепость класса «Субстандарт», похожая на многозубую шестеренку толщиной 4 и диаметром 12 километров.

Эланцы явно не ждали нападения. Бастионы крепости только просыпались. По прозрачным шахтам плыли кабины подьемников с расчетами. На глазах загорались лазеными светляками дальномерные посты и начинали свое вращение шустые тарелки стрельбовых локаторов.

Ядро эланской эскадры — клин из десятка линкоров, с запредельной перегрузкой разворачивался на перехват кораблей группы. Корабли охранения отчаянно боялись того, что деметрианские ракетоносцы пользуясь выгодной позицией накроют верфи.

Флагман эланцев отчаянно бил оптическим телеграфом: — «Мы вызываем вас на бой, если вы мужчины, сразитесь с нами». Эта архаическая формула приглашения была выдумана в незапамятные времена. Уклониться от от вызова считалось позорной трусостью.

Однако, верный канонам «стратег» и не помышлял об «подлом» ударе. Командир группы полковник Гагарин не придумал ничего лучше, как радируя открытым текстом собирать скауты в кучу для перестрелки с эланскими кораблями.

Начало сражения было необратимо испорчено.

Конечников чуть не взвыл от злости и отчаяния, негодуя на непроходимую тупость командира. «Виркоко» можно было взять тепленькими. Дело решили бы внезапность и скорость нежданного нападения.

Но поздно… Большие и маленькие корабли уже угощали друг друга с дальней дистанции ракетами и снарядами, а крепость все верней пристреливалсь пробными залпами лазерных пушек.

Малиновые вспышки отмечали попадания зарядов в энергощиты звездолетов. Из перегретых полевых эмиттеров сыпались искры.

В бессмысленной бойне был единственный положительный момент — эланцы тоже выстраивали все свои «Циклоно» и «Тондро» в «журавлиный клин».

Эта позиция признавалась Кодексом единственно допустимой для «честного» боя, когда корабли противника сходились на параллельных курсах и лупили по неприятелю на оптимальной для пушек и плазмометов дистанции, пока все не становились металлоломом.

Общий сбор сил к месту баталии означал, что боевое охранение снято, и никто не сможет помешать «собачкам», в любой момент воспользоваться возможностью быстрого набора скорости для атаки верфи.

— Не спим, — заорал первый лейтенант. — Навигаторы, энергетики, бронеполевая группа, радисты, наблюдатели! Докладывать!

Матросы и офицеры боевых расчетов опомнясь начали действовать. Пошли доклады наблюдателей и командиров БЧ:

— Третья секция накопителей — норма.

— Четвертая секция накопителей — норма.

— Пятая секция накопителей — норма.

— Корабль на 15–35 от курса. Дистанция 0,05. Масса около 800 тысяч метрических тонн. Наблюдаю характерное для эланских тяжелых крейсеров расположение артиллерийских фортов трехлучевой звездой на корме летательного аппарата. Поля и орудийные системы активированы.

На экране появилось изображение тяжелого крейсера противника. Смерть заглянула в глаза первого лейтенанта.

«Попали» — пронеслось в голове Конечникова. В стороне от основных сил группы, в неравном бою один на один, шансов уцелеть практически не было. Эланский «Тондро» раздавит маленького «хундачо» словно слон комара…

Федор вдруг ясно увидел, как бригадный генерал читает с листка очередное словоблудие канцелярских писак, за подписью императора — алкоголика про «погибших в бою доблестных защитников Отечества»… Потом традиционное построение матросов и офицеров эскадры с предписанным официозом для такого случая выражением скорби… Странички «Имперского вестника» с именами в траурном обрамлении…

Конечников не боялся умереть, но внезапное осознание того, что он и после смерти будет служить дебильному Деметрианскому государству жупелом, которым погонят на смерть очередное пушечное мясо, пронзило Федора насквозь отвращением, отрицанием и злобой.

Федор четко осознал, что родная империя, просто адский механизм, назначение которого подсовывать молодых здоровых людей под зубья космической мясорубки.

Он даже увидел эту апокаллиптичесмкую конструкцию. Музыкальный автомат, красиво и завлекательно поющий про «героизм», «общую борьбу», «единство» и работающая с ним паре фаршмашинка, куда попадают околдованные сладкими песнями.

Конечников не успел понять для чего миллиардам подданных навязывают сомнительные удовольствия испытаний ненужной лично им войны.

Он опомнился, вернулся из своих мыслей в реальность. Надо было действовать.

«Я не дам, не дам убить себя и моих людей. Любой ценой…», — подумал первый лейтенант. — «А там будь что будет».

— Шестая секция накопителей… Блядь, замыкание! Стравливает заряд.

— Отключить! — перекрикивая гвалт, приказал Конечников. — Запустить гасители! Ремонтную бригаду на выход! Радист, связь!

— Господин первый лейтенант! Командир группы приказывает атаковать и отходить к основной группе.

— «Пакадуры», внимание! Обе дуры на внешнем подвесе — товсь! Ракеты по «Тундеру», цель основание второго форта, интервал 6 — пли!

Корабль дернулся, выпуская сначала одну ПКДР, затем другую. «Дуры», повинуясь наводчикам, запетляли в пространстве, уклоняяясь от выстрелов зениток.

— Вторая батарея, плазмометами, цель главный дальномерный мостик «Тундера», — пли! Пустые контейнеры отстрелить! Пилоты — маневр отхода!!! Быстрее!!

Тяжелый эланский крейсер окутался облаком перегретой плазмы.

— Есть попадание! Еще! Горит, сволочь!

— Прекрасная работа, «пакадуры».

Корабль качнуло. Это орудия первого форта неприятельского корабля дали ответный залп. Картечь и плазма зацепили скаут, заставив его вздрогнуть.

— Что с защитой? — крикнул Федор.

— Выдержала. Температура в эмиттерах 850.

— Вторая, продолжать огонь. Первая батарея, бить по гасителям эланца. Пилоты! 45 градусов на 3 часа и тут же на обратный курс.

— Командир, «Тундер» идет за нами! Включились маршевые и маневровые.

«Хана», — пролетело в голове у Федора.

— Пилоты, не спите, они сейчас вдуют нам еще раз со всех стволов, — проорал он. — И не думайте, что сумеем от него убежать.

Скаут чувствительно дернулся.

— Прямое попадание, — доложил зампотех. — 14-го, 15-го 22-го сегментов поля нет.

— Эмиттеры?

— Вроде не горят.

— Гасители на всякий случай!

— Уже, командир.

— Васька, готовь третью! — проорал Конечников. — Засади ему в движки через дырку в поле, иначе, эта сволочь до Солейны за нами переться будет.

Экраны переднего обзора озарила вспышка. Стрельников запустил ракету.

Несущий смерть снаряд помчался навстречу вражескому крейсеру. Но залп массометов, перенацеленных с корабля на ракету оказался удачным для вражеского ТШК. Из расстрелянной «пакадуры» брызнули искры, ее перекорежило и развернуло, разбрасывая обломки.

Дело принимало крайне скверный оборот. Надо было действовать немедленно. Помощи ждать было неоткуда. Последние сомнения Конечникова улетучились.

— Пилоты — отключиться от управления! — скомандовал он.

— Командир! Не понял! — закричал спереди Комаров. — Повтори приказ!

— Я сам поведу корабль.

— Есть, — привычно ответил пилот.

Подчинаясь рукам пакадура крейсер легко соскользнул в вираж, уклонясь от залпов эланца. Федор не стал убегать от «Тондро». Скаут, будто танцуя, пошел навстречу штурмовому крейсеру. Корабль трясся от попаданий по энергощиту.

— 23, 28 и 30 сегменты поля снесло. Есть картечное попадание в корпус по касательной! Еще одно! Еще!!! — со страхом кричал инженер защиты. — Не надо подходить к эланцу! Один снаряд, — и нас размажет.

— Не каркай! — крикнул Фёдор. — Поле убрать.

— Не понял?!

— Тебе сколько раз повторить надо! Поле убрал, быстро. Оставить только накачку бронеплит!

— Есть!

Большинство людей в рубке беспомощно наблюдали за действиями командира. Они так и не могли понять, губит их первый лейтенант или спасает.

Неприятельские орудия открыли ураганный огонь по сумасшедшей «собачке».

Скаут лавировал среди снарядных трасс и огненных фонтанов плазмометных выхлопов.

Конечников физически ощущал, как рядом, очень, очень близко к броне проносится смерть. Эланцы мазали. Их орудия с медленной, плавной, высокоточной наводкой, предназначенные для того, чтобы вгонять заряды в цель на расстоянии многих мегаметров, просто не были рассчитаны на стрельбу по такой близкой, быстроперемещающейся мишени. Малый крейсер вошел в поле чужого корабля на уровне верхушек фортов. 2803 окутался голубым пламенем. Мощность защитных генераторов эланца заструилась плазменными разрядами по металлокерамике корпуса. Без энергощита неприятельский корабль стал просто мишенью. Добраться до скаута, который крутил спираль вокруг эланец не мог.

— Артиллерия, огонь! — скомандовал Федор. — Жги его!!

Коктейль из плазмы и скоростных бронебойных болванок обрушился на корпус неприятельского звездолета. На броне встали гроздья взрывов. Артиллеристы скаута не теряли времени даром, вдребезги разнося плотным огнем дальномеры, локаторы, зенитные установки, эмиттеры энергощитов и полей гашения.

Светящиеся струи снарядов рвали броню тяжелого крейсера, пробивая линии подачи боеприпасов и энергии у основания фортов. Из пробитого корпуса били длинные языки пламени.

В оптику можно было различить как в пламени взрывов вклочья рвутся и кровавыми ошметьями разлетаются тела вражеских канониров.

Впервые артиллеристы видели так близко результаты своей стрельбы. Впервые маленький кораблик наносил такой урон колоссу в восемьсот тысяч тонн.

Полосуя очередями эланский крейсер, расчеты пушек в упоении ревели: «На, получи!!» «За все! За все!!!» «Сдохни!!»«Жри!!!». И даже почему-то: «Сосать, суки!»

В огне, охватившем вражеский корабль, Федор видел тех, кто под страхом суда запрещал маневры в бою, кто сгубил сотни кораблей на Омикроне, Тэте и еще десятках мест Обитаемого Пространства во время этой бесконечной войны. Именно этим людям мысленно адресовал первый лейтенант снаряды своего корабля.

Уничтожить огромный крейсер в одиночку скаут не мог, однако, жесткие, удары по уязвимым местам отбили охоту у «Тондро» связываться с бешеной, больно жалящей осой.

Конечников не стал больше испытывать судьбу и непрерывно маневрируя, начал уходить от эланского ТШК. Тот беспорядочно и редко засевал пространство картечью, не делая, однако, попытки преследовать малый крейсер. Огонь неприятеля заметно ослабел, — средняя и легкая артиллерия корабля была уничтожена, а перебитые линии боепитания перестали подавать заряды к мощным орудиям фортов.

Гравиметрические локаторы вдруг захлебнулись негодующим звоном.

— Зафиксирован выход из гиперпространства малого ракетного корабля. Дистанция одна тысячная, — выловил из хаоса выкриков Конечников.

«Еще немного, и столкнулись бы» — промелькнуло в голове у первого лейтенанта.

— Кто это? — проорал Конечников.

— 2805, - ответил один из наблюдателей.

«Повезло, однако», — подумал Конечников. — «Теперь мы с Гутом этому „Тундеру“ такую клизму вставим!»

— Радио на скаут, пусть поддержат огнем.

— Крок, пускаю ракету, — крикнул Васька.

— Стрелкин, отставить, это последняя.

— Температура корпуса критическая! Я реактор запустил…

— Когда?!

— Когда они «дуру» сбили!

— Блядь, Васька!!! Ты хоть иногда думай! Стреляй теперь, хули делать!

— Командир! Командующий отрядом, запрещает пуск ракеты, — отозвался радист.

На экранчике появился полковник Гагарин.

— Конечников, какого черта?! Не сметь разбрасываться ракетами! — заорал он.

— Один удар, и мы добьем «Тундер».

— Отставить, первый лейтенант! Пока вы там развлекаесь, нам тут несладко приходится. Обоим кораблям — встать в строй!

— Господин полковник! На «пакадуре» запущен ходовой реактор!

— Отключить!

— Но мы снова запустить-то не сможем, господин полковник!

— Раньше думать надо было, командир. Ты у меня и за это ответишь, и за за свой кордебалет ответишь, подонок.

Гагарин отключился.

«Гагара — идиот!» — промелькнуло в голове Конечникова. — «Пусть через жопу, зато как он решил».

— Второй лейтенант Стрельников! Слышали все?

— Так точно!

— Выполняйте.

Конечников с тоской посмотрел на неприятельский крейсер. Еще бы пара «пакадур» и гасители эланца не справились бы. «Тондро» превратился бы в комок огня, разлетелся раскаленными обломками…

Боевые действия в группе вторжения разворачивались по наихудшему варианту.

Хаос внезапного столкновения сделал неприменимым все правила ведения войны в плотных построениях на параллельных курсах, которые выучил командир отряда скаутов полковник Гагарин.

Выполняя его приказ, деметрианские малые крейсера, с боем прорвались сквозь выстрелы «Циклоно» и «Тондро».

Когда ракетоносцы выстроились в классический «клин», они потеряли единственное преимущество перед эланскими тяжелыми кораблями, которые не могли вести огонь главным калибром, чтобы не попасть по своим. Скауты, истратившие свои «дуры», стреляли по врагу снарядами, которые не причиняли линкорам никакого вреда.

Все происходило буднично и страшно. Снаряды и плазма рвали корпуса скаутов, сносили башни. Малые крейсера горели, выбрасывая из развороченных внутренностей искореженные куски обшивки и обломки механизмов. Конечникову показалось, что он слышит, как ломается броня кораблей, и захлебываются кровью разорванных легких матросы.

С каждой минутой боя положение деметрианских ракетоносцев становилось все хуже.

Пара, 2803 и 2805 подошла на дистанцию ракетного залпа вовремя. Эланский флагман, который получил пять ракетных снарядов в корпус, оставался вполне боеспособным и отыгрывался плотным, прицельным огнем на деметрианских «hundakoj» за нанесенные ему раны.

Уничтожив лидера, можно было на время лишить эланцев возможности организованных действий. Эта задача и легла на крейсера Конечникова и Кинга.

По команде Гагарина, 2805 произвел залп. 4 ракеты пошли к цели. «Эстреко» перенес весь огонь на летящую навстречу смерть. Скорострельные картечницы линкора, сбили 2 «дуры», но два остальных ракетных снаряда всеже достигли цели.

На флагмане уже не было защитных полей, поэтому ужасающую силу взрывов ничто не сдерживало.

На корпусе, рядом с основанием форта 2-бис вспыхнуло маленькое, злое солнце. Сквозь фильтры было видно, как огненная волна побежала по корпусу, сдирая 400 миллиметровые броневые плиты обшивки и расцветая очагами вторичных взрывов там, где субстанция распада находила детонирующий материал. Ударная волна вырвала громадную башню форта из корпуса, коверкая площадки артбатарей, разбрасывая орудийные установки. Эланский линкор вздрогнул, повернулся, толкаемый силами реакции, и начал вываливаться из строя, прекратив огонь. Раздались победные крики.

Взгляд Конечникова упал на экран навигации. То, что он увидел, ему совсем не понравилось. Планета была слишком близко. За время боя корабли, увлекаемые силой тяжести, миновали апогей и неумолимо приближались к перигею орбиты, который лежал в 120 километрах от поверхности Гало.

Немного ниже и… Для сохранивших ход кораблей это было нестрашно. Небольшой корректирующий импульс выправит полет. Но для подбитого металлолома был хороший шанс рухнуть со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Конечников. Конечников!! — проорал полковник Гагарин. — У тебя осталась ракета, добей «Претендента».

— «Пакадура» неисправна!

— А я тебя предупреждал, — не самоуправствуй. Приказываю уничтожить любой ценой!!

— Линкор может упасть на Гало.

— Первый лейтенант, выполнять приказание! — наслаждаясь своей властью над ним, проорал полковник Гагарин.

— Ты думаешь, что мы на таран пойдем, сучонок?! — Конечников с досады ударил кулаком в монитор. И крикнул радисту. — Выруби связь, чтоб я больше этого пидора не слышал.

Сказав это он сам испугался. Такое может позволить себе только тот, кому осталось жизни только до удара корпусом по неприятельской броне.

На носовом обзорном экране вырастала туша «рогатой камбалы» с его высокими, похожими на овальные башни фортами, длинным и плоским корпусом, помеченным «жареной соплей» — эланским гербом. По оплавленому и помятому корпусу шли пробоины из которых хлестало пламя. Мелкие надстройки и антенны были снесены ударной волной, форт 2 — бис был сбит ракетами с «2805». Линкор походил на основательно побитого быка с обломанным рогом.

Много раз в своих мечтах и снах Федор видел этот момент, когда он выходил один на один с «Эстреко», чтобы рассчитаться за все и всех. Но в реальности, все оказалось по-другому. Простреленный, обгорелый, смертельно раненый звездолет врага уже не казался достойным противником. Тем более, что Федор понимал с каким хитрым расчетом его послали. Почин 2803 вызовет целую серию таранных ударов.

Опять Конечников чувствовал эту липкую, холодную определеность правил игры, заданность твердой, чужой волей. И как протест против правил, делающих его послушной пешкой, приносимой в жертву возникло решение.

— Управление мне! Активировать компенсаторы!!! — кринул Конечников.

Корабль начал разгон. Цифры на табло акселерометра перевалили за 200 метров за секунду в квадрате.

Раскаленная дыра с торчащими балками шпангоутов, окруженная хаосом скомканных, горелых, рваных полос измочаленной брони, стала стренительно расти на экранах. Кто-то из расчета завыл в смертной тоске, видя, что командир идет на таран.

Первый пилот, глядя на стремительно приближающийся линкор, выдернул из ниши за подлокотником бутылку «дубиловки», привычно выбил пробку, треснув ладонью в донышко. Торопливо, в два глотка ополовинил, и кинул второму пилоту, чтобы тот успел до удара. Радист попеременно то молился, то ругался, то, включив передачу, просил всех, кто слышит передать жене, что погиб ее супруг в бою, легко и без мучений.

Кто-то кричал, кто-то беззвучно плакал, кто-то в ужасе закрывал руками глаза. Зампотех Ильин саркастически улыбался, видимо вспоминая свою любимую присказку: — «Жил грешно и умер смешно».

— Приготовились! — крикнул Федор. — Васька, кидай «дуру» по сигналу.

— Прости, Крок, это все из-за меня!

— Давай!!!.

Конечников дал максимальную тягу на противоход, пропуская выпущенный снаряд. На борту ракеты явственно читалась надпись: «За Амальгаму».

Пальцы тяжело сложились в непривычную позицию. Первому лейненанту вдруг показалось, что он слышит разочарованный, голодный рев зверя, упустившего добычу.

Этот маневр был невозможен при стандартном интерфейсе. Но мануальное управление, разработанное для противокорабельных ракет, допускало любую возможность.

Запустились два из четырех тормозных и первый маршевый. Застонал от предельной нагрузки корпус. Стон перешел в душераздирающий визг, когда Федор подал полную мощность на ходовые. Волна перегрузки окатила Конечникова, застилая красной мглой глаза. Первый лейтенант увидел, как в опасной близости промелькнул корпус вражеского линкора. На броневых плитах центрального бастиона был выведен номер 10149.

Едва не зацепившись кормой за стапятидесятиметровый утес форта, скаут по сложной кривой нырнул под бронированную тушу, спасаясь от осколков.

В брюхе эланца вспыхнул адский огонь. Чудовищной силы взрыв встряхнул корабль. Горячая субстанция распада вихрем промчалась по звездолету, выжигая все живое, выстреливая языками раскаленного пламени из иллюминаторов и люков.

Казня с детских лет ненавистную Федору «рогатую камбалу», огонь небесной катастрофы долго буйствовал в остатках корабля, пока разбитый линкор не взорвался, войдя в плотные слои атмосферы.

2805 и 2810 решили повторить маневр Конечникова, сбросив как бомбы полуактивные мины. Ни к чему хорошему это не привело. Пилоты «десятки» в последний момент растерялись, и крейсер на полном ходу протаранил линкор «Шигело».

Взрыв был таким мощным, что обломки распахали борта следующего за ним линейного корабля, разрушили форты левой стороны, вывели из строя центральный бастион и ходовую рубку, лишив «Претендента» управления.

«Пятерка», ведомая Гутом, влепила мины по цитадели тяжелого штурмового крейсера «Айдахо», вызвав серию взрывов. Корабль противника и без того был изрядно потрепан, и мегатонные заряды «Чертополохов» переломили эланца пополам. При выходе из пике, скаут налетел на обломок взорванного им ТШК, смяв бронекорпус в районе рубки и главного артпоста.

Все смешалось. Эланцы, видя что «бешеные собачки» идут на таран одна за одной, стали разбегаться.

Огонь крепостных орудий сосредоточился на деметрианских кораблях. Если до этого строй малых крейсеров загораживали линкоры, то сейчас лазерные пушки без помех секли противника своими гигаватными лучами. Спасаясь от бесжалостного избиения скауты шарахались из стороны в сторону.

Потерявшие ход звездолеты горели и взрывались. Полковник Гагарин кричал, чтобы с подбитых машин снимали людей, но эти в принципе правильные в другой ситуации команды были бредом сумасшедшего. «Семидесятый» попробовал пришвартоваться к погибающему «тридцать шестому» и оба корабля сгорели как бенгальский фейерверк в луче.

Оставшиеся скауты предпочли войти в боевые порядки эланцев. Эта запоздалая мера предотвратила уничтожение группы вторжения.

Малые ракетоносцы кто умело, кто не очень, вились вокруг кораблей противника, вгоняя в броню крейсеров и линкоров остатки боекомплекта. Бой затягивался.

Но тут со стороны крепости волнами пошли черные тучи десантных лодей. Подданные регул-императора применили самое дешевое и универсальное средство. Плодовитые эланцы людей не жалели. Рой маленьких корабликов коснулся первого скаута. С прилипчивой нечистью тяжело было справляться даже неповрежденным кораблям. Машинам без снарядов и разбитыми артиллерийскими батареями это было просто не по силам. Замелькали вспышки выстрелов и вдруг по радио донесся отчаянный голос радиста: «Прощайте, мужики!» Скаут разлетелся огненным шаром. Это было лучше, чем плен и пытки… Потом еще и еще. Эфир наполнился воплями, криками и проклятиями.

Сохранившие ход звездолеты рванулись из кольца врагов к верфи. Кому жить, а кому умереть решилось очень просто. Те корабли, которые сохранили достаточный запас энергии в накопителях, смогут уйти обратно к крепости над зеркальным облаками Солейны. Остальные останутся умирать у чужой звезды.

Зная, что никакая сила уже не сможет им помочь, пилоты сильно поврежденных скаутов, неспособных к прыжку в гиперпространство, с максимальным ускорением пошли к верфям. Оптический телеграф на кораблях бил:- «Погибаю, но не сдаюсь».

Оставляя огненный след перегретой плазмы из развороченных корпусов они на полном ходу ударили в гущу цехов и сборочных платформ. Что-то оборвалось в Федоре. Это не могло быть правдой, но первый лейтенант видел все своими глазами.

Десятки вспышек затмили светило. За неполные пять минут тысячи людей, ребят из сборной эскадрильи, погибли страшной огненной смертью.

Федор почувствовал неукротимую, бешеную злобу. «Карать!» — крутилось у него в голове.

«Мочи виркоков!!!» — вдруг пронеслось в эфире. Дважды повторять приглашение не потребовалось. Перед тем, как нырнуть в темную глубину гиперпространства, остатки группы засыпали минами стапеля и производственные корпуса, с садистической пунктуальностью накрыли залпами плазмометов каждый жилой модуль.

Звездолет Конечникова вывалился из гиперпространства. Скаут долго трясло и молотило силами нескомпенсированной реакции, запущенной остатками энергии в болванке телепортатора.

Конечников не слишком хорошо помнил, что было потом. В сознании отпечатались лишь смутные, смазанные фрагменты:

Ругался на весь корабль Стрелкин, крича: — «Нет, Крок, ты понял!? Они ведь на это и рассчитывали!!!»

2805, управляемый с запасного поста управления в корме, сильно рыскал по курсу, с корабля отбивали, что рубка при столкновении сильно пострадала, командир ранен, треть боевого расчета погибла.

В сознание врезалась страшная картинка: строй из 15 сильно побитых крейсеров, на бортах которых рдеют словно язвы раскаленные дыры проломов, с горящих эмиттеров поля летят искры, а над ними танцует зеленоватое марево полей гашения.

Обожженные плазмой и лучами, с рваными дырами в корпусе, поврежденные корабли с большим трудом, при помощи буксиров заталкивают в ремонтные доки орбитальной крепости.

Федор носился по палубам, руководил выносом раненных, отправил команду на корабль Гута, кричал, ругался, в запале орал на лейтенанта медслужбы, угрожая, что если капитан Кинг умрет, то он лично разберется, как этот медик получил свой диплом.

Воспоминания заканчивались тем, что под одобрительные возгласы сослуживцев он извлек из капитанского сейфа надежно закрепленную, тяжелую металлическую канистру со спиртом.

Конец 3 главы.