"Скорость, маневр, огонь" - читать интересную книгу автора (Иванов Анатолий Степанович)Подвиг Павла УльяноваС переходом полка в резерв Главного командования в нашей фронтовой жизни почти ничего не изменилось. Как и прежде, мы участвовали в воздушных боях, разведке, штурмовках. Громили проклятого врага. Были потери и у нас. В воздушных боях под Ростовом и Таганрогом погибли лейтенант Шаталов, младший лейтенант Федоров. Прикрывая атаку командира эскадрильи капитана Картузова, погиб и младший лейтенант Алвахашвили. Будучи ведомым, Николай искусным маневром принял удар врага на себя и был сбит. Но от его огня не ушел и фашистский стервятник. Тем временем Картузов сбил второй «мессершмитт». В этот печальный день мы впервые увидели, как на лице комэска появились слезы. И вместе с ним скорбили о смерти нашего друга – весельчака на земле, смелого в воздухе, «Витязя солнечных гор», как обычно называли Николая Алвахашвили. Дела на фронте улучшились. Наши войска отбросили противника за реку Миус, и пиния фронта стабилизировалась. До 20 января мы летали только на разведку, иногда наносили отдельные штурмовые удары. Затем был получен приказ перебазироваться на аэродром Ейск и действовать полком через Азовское море: вести разведку, штурмовать противника на участке шоссейной и железнодорожной магистралях Таганрог – Мариуполь, а также по аэродрому Мариуполь, где немцы сосредоточили большое количество авиации. В первой половине января на Кубани, в том числе и в Ейске, была оттепель, а во второй – ударили сильные морозы. Из Ейска сообщали: аэродром для посадки истребителей непригоден. Командованию нашего полка было известно, что на аэродроме, в помещениях бывшего военно-морского училища, расположилась отдельная эскадрилья морской авиации. Она действовала в интересах своего командования и тоже летала в район Мариуполя. Именно из этой эскадрильи и сообщали о непригодности аэродрома для посадки. Наш «батя» решил вылететь на место и определить, соответствуют ли доклады действительности. К вечеру телеграмма: «Садиться на аэродром можно, – сообщил Осипов, – но тыловикам придется хорошенько поработать: сколоть лед, посыпать летное поле песком». В тот же день в Ейск была выслана наземная команда. Люди работали день и ночь, и посадочная полоса была сделана. Сели мы удачно – ни одной поломки. Полк сразу же приступил к выполнению боевой задачи. С рассвета до темноты истребители строго контролировали дорогу Таганрог – Мариуполь, вели разведку и штурмовку в тылах противника, уничтожали не только колонны фашистов, но даже отдельные автомашины и повозки. Задачи были обычными, и вскоре мы к ним привыкли. Неприятным было лишь то, что около ста километров приходилось лететь над морем, а лед был тонким и торосистым. В случае вынужденной посадки каждому из нас грозила большая опасность. Но всё шло хорошо. Только вот с соседями-моряками никак не могли мы установить делового контакта. Считали они себя заправскими морскими «волками», страшно уважали морские термины, даже столовую называли кают-компанией. И вот однажды Макаров, Панфилов, Алексеев и я зашли в клуб морского авиационного училища. Моряки пригласили нас в «кают-компанию» на ужин. Сидим, ведем разговоры. Морские летчики расспрашивают о боевых делах. Мы рассказываем, чему научились. Хотя опыт был не такой уж большой, но наука под Ростовом не пропала даром. – А как у вас дела? – поинтересовался Алексеев. – Поклевываем фрица понемногу. Только вот сил маловато. – А почему бы нам вместе не летать на выполнение заданий? – спрашиваем у моряков. – Это надо спросить у нашего командира, – отвечают летчики морской авиации. – Наш командир полка уже предлагал летать вместе, но ваш майор почему-то отказался, – заметил Вася Панфилов. – Наше дело летать да немца бить, – уклонились от прямого ответа моряки, – давайте-ка лучше закусывать… Угостили нас хорошо и даже проводили до общежития. – Вы где это пропадали, орлы? – спросил нас на следующее утро майор Осипов. – Братались с моряками, товарищ командир, – ответил за всех Панфилов. – Ну и как? – Все прошло нормально. – Ну, что ж, братание, так братание, – улыбнулся Осипов. – Давайте и мы пригласим их в гости. На следующий день мы с Макаровым на санитарной, машине отправились в город и раздобыли кое-что к столу. Алексеев и Панфилов пошли к морякам с приглашением на дружескую встречу. Их любезно принял командир эскадрильи, красавец-бородач. – Добро, – улыбнулся майор, поглаживая свою роскошную бороду. – Днем отлетаем, а с наступлением темноты к вам пожалуем. В январе темнота наступает рано. В семь часов вечера гости уже были в столовой. До их прихода никто за столы не садился. Семь морских летчиков во главе с командиром и комиссаром эскадрильи по-братски уселись вместе с нами. – Итак, «дипломатический обед» состоялся, и мы договорились с моряками в дальнейшем вести боевые действия совместно, – резюмировал Вася Панфилов. Делегация морской авиации была доставлена на свою базу по всем правилам этикета. Довели до дома, распрощались. С этого дня боевые задания выполнялись сообща. К двум десяткам самолетов нашего полка прибавился еще десяток истребителей морской авиации. На выполнение заданий командования теперь могли вылетать сразу тридцать истребителей. Удары по противнику стали более ощутимыми. В начале февраля нам была поставлена задача: разведать аэродром Мариуполь. Погода в это время испортилась, и командир полка решил послать только пару истребителей. Приказано вылететь комиссару эскадрильи Ильину и мне. Взлетели. Из-за низкой облачности пришлось идти на бреющем полете. На северном берегу Азовского моря погода такая же отвратительная, как и у нас. Немцы никак не могли предположить, что советские летчики в такую погоду на необорудованных для «слепого» полета истребителях прилетят на разведку. Располагая прогнозами погоды, они в это время даже не держали в готовности дежурных истребителей. Не ожидали нашего дерзкого налета и фашистские зенитчики. Мы спокойно вышли на берег Азовского моря, пролетели незамеченными над дорогой и вышли на Мариуполь. Пронеслись у самых крыш зданий и внезапно очутились над аэродромом. Мы были поражены количеством самолетов: стоят они крылом к крылу, с высоты бреющего полета не сосчитать. Все самолеты зачехлены. Здесь не менее сорока бомбардировщиков, а на противоположной стороне летного поля примерно столько же истребителей. Немецкие автоматические зенитные установки открыли по нашим самолетам огонь. Комиссар Ильин – смелый летчик, разворачивается и начинает строить еще один заход. Зенитки замолотили более основательно, но попасть не смогли – слишком на малой высоте проносились мы над аэродромом. В следующем заходе открыли огонь из пушек по самолетам, стоящим под чехлами и подожгли два «юнкерса», после этого Ильин развернулся на юг, миновав обрывистый берег, нырнул к морю, и мы легли на курс по направлению к Ейску. Летим, осматриваемся. Видим – догоняют два «мессершмитта». Настигли они нас примерно на середине Азовского моря. Ну, думаем, начнется бой. А какой тут бой может быть? На высоте в пятьдесят метров немцам нас не уязвить: чуть выше нас – уже облака. К тому же в горизонтальной плоскости преимущества у наших истребителей. Долетели «мессершмитты» до самого нашего берега. На том все и кончилось. Мы вышли на аэродром, сели, доложили командованию о результатах разведки. Командир полка отдал распоряжение: – Завтра с рассвета наносим штурмовой удар по аэродрому противника. Задача всем экипажам: сжечь как можно больше фашистских самолетов на земле. Всю ночь работали техники и механики полка и эскадрильи морской авиации, еще и еще раз проверяли машины. Вылетать должны были одновременно тридцать самолетов. Наше командование предполагало, что немцы тоже подготовятся: ведь не зря же прилетали советские разведчики. Осипов много уделил внимания изучению наших возможностей, разработал последовательность вылета, выделил ударную группу и группу прикрытия. Определен был и порядок взаимодействия между ними. Вроде, на первый взгляд, все хорошо. Однако была допущена тактическая ошибка. Лучше было бы наносить удар двумя или даже тремя группами с разных направлений. Или же избрать вариант, когда одна группа отвлекает на себя огонь зенитной артиллерии противника, а вторая – наносит удар по зенитчикам, подавляет их, после чего все истребители устремляются на штурмовку самолетов, находящихся на аэродроме. Но мы этот тактический маневр осмыслили значительно позже. А на сей раз Осипов решил вести три десятка истребителей на цель прямо в лоб. В десять часов утра мы вылетели. Эскадрилью моряков вел их командир, майор-бородач. Летели группами по четыре-шесть самолетов. Боевой порядок был рассредоточенным по высоте и в глубину. Пересекли Азовское море и километрах в тридцати восточнее Мариуполя вышли на шоссейную дорогу Таганрог – Мариуполь. Здесь группы одна за другой развернулись и пошли по курсу прямо на аэродром, над городом. И вот тут-то, изо всех точек, расположенных в городе, и тех, которые охраняли подступы к аэродрому, немцы повели заградительный огонь. Перед нами встала огненная стена. Сплетение трасс зенитных батарей создало над городом причудливый купол, и он своим фантастически-зловещим видом ощутимо действовал на нервы летчиков. Вокруг, ниже и выше наших маленьких И-16 вспыхивают снопы огня. Между взрывами крупных снарядов пунктирами бегут трассы от снарядов меньшего калибра – автоматических зенитных установок «Эрликон». Попробуй-ка через этот адский заслон огня и ливень осколков прорваться к стоянкам вражеских самолетов. Вначале мы пытались маневрировать. Но по мере приближения к цели; это уже не помогало. Никуда не денешься от сопровождающего и упредительного огня вражеских зениток. Майор Осипов упорно вел самолеты к цели. Мы снизились на меньшую высоту, потом перешли на бреющий полет. Огонь зениток стал менее прицельным и беспорядочным. А вот и аэродром. Атака! Мы в упор били по этому осиному гнезду, уничтожали! все, что попадалось в поле зрения. На земле горели вражеские самолеты, заправочные машины, цистерны с горючим. Между ними метались фашисты. Штурмовой удар был эффективным: горело около двух десятков самолетов, много другой техники. И вот из этого хаоса огня над вражеским складом с горючим в небо взметнулся огромный столб пламени и черного дыма. Это лейтенант Павел Ульянов совершил свой бессмертный подвиг… Еще в сороковом году, когда я только что прибыл в полк, нас с ним поселили вместе в одной комнате. Павел был старше меня года на три. Опыта как в жизни, так и по службе имел больше, но несмотря на это он отличался исключительной скромностью, никогда и ни перед кем не заносился. Это был культурный, грамотный и высококвалифицированный летчик. В полку все очень его любили, а я души в нем не чаял. Павлик был жизнерадостным, общительным и веселым. Но несмотря на мягкий характер с первых же дней воевал он умело и самоотверженно. На его счету уже было три сбитых вражеских самолета. И вот здесь, во время штурмовки Мариупольского аэродрома, мы вдруг увидели, что истребитель Павла Ульянова объят пламенем. Тогда никто из нас еще не догадывался о том, какое героическое решение принял отважный летчик Ульянов сначала развернул пылающую машину вправо – должно быть, хотел спикировать на стоянку вражеских самолетов. Но цель, вероятно, показалась ему недостаточно солидной, и он повернул свой истребитель левее, а затем, спустя некоторое время, вошел в пикирование на большой склад с горючим. Сначала он открыл огонь по бензоцистернам. Еще секунда и самолет, лейтенанта Ульянова таранил самую большую цистерну, Чудовищной силы взрыв потряс воздух. Это произошло на наших глазах, и трудно передать состояние каждого из нас. Героическая гибель любимого товарища вызвала прилив удесятеренной ненависти к проклятым врагам. С отчаянной яростью мы набросились на пылающий аэродром фашистов. Во время штурмовки вражеского аэродрома были подбиты и другие самолеты. Младший лейтенант Панфилов не дотянул свой истребитель до аэродрома и сел на лед Азовского моря. Удивительно, как он не погиб при посадке на торосы. Только на вторые сутки, измученный и голодный, Панфилов добрался домой. Был подбит и самолет Азарова. Однако Сергей дотянул до Ейска и произвел посадку на фюзеляж. Этот вылет всем послужил уроком на будущее. Мы могли бы и не иметь таких потерь, если бы действовали более грамотно и умело. Яростными были последующие штурмовые удары по вражеским тылам. Горели фашистские автомашины с боеприпасами горючим, военным снаряжением. В груду металла превращали летчики броне транспортеры и автофургоны с живой силой противника, которые направлялись из глубоких тылов к линии фронта. Наши рейды приносили и обильные данные для бомбардировочной авиации. Так мы мстили фашистам за смерть Павла Ульянова. Воздушные бои шли непрерывно. Каждый день приходилось делать по несколько боевых вылетов, и нервное напряжение было на пределе. До зарезу нужна была какая-то разрядка. Помог нам в этом штатный фотограф полка Григорий Буторов. Он был родом из Ейска, боевой и расторопный парень. Как-то после полетов летчики пришли в столовую голодные и уставшие. Смотрят – столы сдвинуты в сторону и на их месте веревкой отгорожено нечто, вроде ринга. – Ну, вот, теперь и побоксировать в самый раз, – заметил сердито Панфилов, разглядывая веревочное сооружение. – Что такое? Давайте скорее есть! – нетерпеливо зашумели летчики. – Одну минутку, товарищи! – на «авансцену» вышел Гриша Буторов. – После трудов праведных и боевых полетов, конечно, надо подкрепить уставшее тело пищей. Вот мы и предложим вам для развития аппетита порцию пищи духовной. Согласны? – Давай, покороче. Что еще за фокусы! – Так это же замечательно! – не унимался Гриша, – давайте хорошенько поприветствуем наших дорогих гостей! – И он захлопал в ладоши. Вскоре все прояснилось. Оказывается, неугомонный Гриша пригласил земляков-артистов из Ейского городского театра. Что тут было! Все забыли о еде и с огромным наслаждением слушали талантливых исполнителей. Они появились среди нас словно из чудесного мира довоенной жизни и вызвали одним только своим видом восторг и бурю оваций. На отгороженной площадке два брата лихо отплясывают чечетку, звучит нежное женское сопрано, задушевно поет гармонь… А перед мысленным взором встает безграничная ширь лесов, полей и рек родной советской земли. Той самой, невыразимо родной и близкой, за которую мы каждый день вступаем в смертельный бой с врагами. Около часа длился концерт, а показалось, что прошла всего минута. Спасибо Грише Буторову, славному парню из Ейска! Никто не поручал ему организовывать этот концерт, а он подготовил такой приятный сюрприз. Летчики пригласили участников концерта на совместный ужин. Ободренные и радостные проводили мы своих друзей-артистов домой. Гриша Буторов ходил именинником. А артисты из Ейска с того дня стали частыми гостями в нашей дружной семье авиаторов. Боевая работа продолжалась. На разведку тылов противника вылетела восьмерка истребителей под командованием штурмана эскадрильи старшего лейтенанта Балашова. Разведчики обнаружили большую колонну автомашин противника, двигавшуюся к Таганрогу. С первого же захода Балашов поджег головную машину, кто-то другой из летчиков поджег машину, замыкавшую колонну. Среди фашистов смятение. Колонна остановилась. И тогда началась штурмовка или, как у нас говорили, «молотьба». Восемь ястребков с бреющего полета били по немцам до тех пор, пока не кончились боеприпасы. На последнем заходе огнем зенитных пулеметов был сбит самолет Балашова. Но его героическая смерть дорого обошлась фашистским оккупантам. В середине февраля немцы, как видно, решили нанести ответный удар по аэродрому Ейск. Воспользовавшись плохой погодой, со стороны моря на аэродром выскочили два «Мессершмитта-110» и зажгли один И-16, находившийся в капонире. В нескольких других самолетах оказались пулевые пробоины. Эти самолеты потом быстро отремонтировали техники. В личном составе потерь не было. Наши истребители, стоявшие в боевой готовности, тут же были подняты в воздух: младшие лейтенанты Панфилов и Азаров бросились «мессершмиттам» наперехват. Но немцы уклонились от боя и скрылись в облаках. Это нападение заставило призадуматься командование. – Теперь ждите налета более крупных сил противника, – предупредил командир полка. «Визит» фашистов был нанесен через три дня, в хорошую безоблачную погоду. Как всегда, утром мы начали боевую работу. Четверки истребителей то улетали, то садились на аэродром. Шел обычный фронтовой день. После обеда, часам к четырем, как только ушла очередная четверка в сторону Азовского моря, неожиданно показалась большая группа самолетов противника. Посты наблюдения, расположенные на берегу, не заметили приближающиеся к аэродрому самолеты противника. Появление фашистов было внезапным. При подходе вражеских бомбардировщиков их заметили наши летчики, находившиеся возле самолетов, и восьмерка И-16 успела подняться в воздух. Остальные самолеты полка, а также соседей-моряков взлетали, когда на аэродром уже сыпались бомбы. Взлетали и тут же собирались парами и четверками, чтобы вступить в бой с бомбардировщиками врага, которых насчитывалось около шестнадцати. Прикрывали их две четверки «мессершмиттов», летевших впереди. Не долетев до аэродрома километров пять, вражеские истребители ринулись вниз, намереваясь штурмовыми действиями помешать взлету наших самолетов. Вторая четверка осталась для прикрытия бомбардировщиков. Но проштурмовать аэродром «мессершмиттам» не удалось: с ними завязала бой восьмерка наших истребителей. Немцы потребовали помощи, и к ним поспешили еще четыре истребителя. Таким образом, истребители противника были связаны боем. Тем временем наши остальные И-16 продолжали взлетать и шли в атаку на бомбардировщиков врага. Однако мы затратили на маневрировании слишком много времени и не сумели нанести большого урона фашистам, только один Ю-88 был сбит над аэродромом, второй после атаки И-16, сильно задымил, неприцельно сбросил свой бомбовой груз и сел где-то на льду Азовского моря. Итак, немцам не удалось выполнить поставленную задачу, хотя они и основательно исковыряли бомбами летное поле. Впрочем, произведенная фашистскими самолетами «реконструкция» аэродрома немцами теперь для нас не имела никакого значения: поступил боевой приказ – группе И-16 под командованием майора Осипова срочно перебазироваться в Крым. 20 февраля 1942 года мы взлетели, построились в боевые порядки и взяли курс на Керченский полуостров. Нас ждали новые бои. |
|
|