"Вначале были легенды" - читать интересную книгу автора (Варшавский Анатолий Семёнович)
Глава V Испанский порт
 |
Лето в тот год выдалось на диво дождливое и ненастное. Приготовленный для сигнальных костров хворост был насквозь мокрым, его не успевали подсушивать. Пенные валы с грохотом и шумом накатывались на берега и с неистовым ревом уходили назад.
…Капитан небольшой грузовой барки, которая шла из Корнуэлла во Францию, уже проделал большую часть пути, когда внезапно из-за крутой волны вынырнул французский патрульный корабль. «Эй, приятель, — окликнули капитана. — Коли дорожишь жизнью, возвращайся назад. В проливе испанцы!»
Было 29 июня 1588 года.
Корнуэлец молча продолжил путь. Часа через три он заметил на горизонте целый лес мачт.
Корнуэлец все шел вперед.
В какой-то момент от эскадры отделились три флага и пошли на сближение с баркой.
Хозяин барки повернул назад.
«Я шел во Францию за солью, — доложил он члену парламента, депутату от Корнуэлла Френсису Годольфину, — когда заметил испанскую эскадру. Я насчитал девять больших кораблей, от 500 до 800 тонн, и несколько других, поменьше».
Несколькими часами позднее его слова подтвердил еще один корнуэльский моряк. В проливе вражеские корабли. В одном месте он насчитал шесть парусов, в другом пятнадцать.
Можно было не сомневаться: это — Армада.
Великое противостояние между Испанией и Англией, начавшееся в конце 50-х годов, значительно усилилось в 60-х и 70-х годах XVI века.
Эпоха колониальных захватов продолжалась. Шла борьба за источники сырья, рынки сбыта, сферы приложения капитала. Но до решительной схватки между двумя странами дело не доходило, не было большой войны.
Малая шла полным ходом.
В мае 1572 получивший еще за два года до этого от королевы Елизаветы каперское свидетельство, то есть свидетельство, дававшее ему «право» на самостоятельные пиратские действия, английский моряк Френсис Дрейк — в ту пору ему было 26 лет — на двух небольших кораблях вышел из Плимута.
Он пересек Атлантику и, войдя в «исконно» испанские воды, приблизился к Панаме. По имевшимся у Дрейка сведениям, в гавань Номбре де Дьос должен был прибыть за очередным грузом Золотой флот — испанская эскадра, доставлявшая в мадридскую казну захваченные в Новом Свете сокровища.
У Дрейка было всего 62 человека, из них лишь 40 имели огнестрельное оружие. Это не помешало лихому пирату, оставив под покровом ночи свои корабли в неприметной бухте, войти в Номбре де Дьос и атаковать местный гарнизон. Разумеется, в конечном итоге Дрейку пришлось отступить, силы были слишком неравны. Но победа досталась испанцам тяжелой ценой.
К тому же англичане успели разграбить стоявшее на рейде испанское судно.
Следует еще одно нападение, на этот раз на караван, направлявшийся из Панамы в Номбре де Дьос. И вновь не слишком удачно: испанцы сумели спасти свое золото. Дрейку достается лишь мука, правда в довольно изрядном количестве.
И все же Дрейк берет реванш: в окрестностях Номбре де Дьоса в его руки попадает около семи тонн серебра.
Что с того, что до своих кораблей не добралась и половина нападающих, что в Англию из 73 человек первоначально входивших в экипаж, вернется всего лишь 30. Они привезут огромное богатство! И весть о том что считавшееся наглухо закрытым испанцами для чужеземных кораблей море оказалось на поверку не таким уж закрытым!
Вскоре после прибытия Дрейка в Англии создается некое акционерное общество. Членами этого общества становятся несколько знатных сановников. Свой пай вносит и королева: 400 фунтов стерлингов.
На полученные деньги Дрейк оснащает пять кораблей, он подбирает опытных моряков и, покинув Плимут 13 декабря 1577 года, уже 20 августа 1578 года входит в Магелланов пролив.
Этот едва ли не самый сложный и коварный на свете пролив, практически в ту пору не исследованный и представляющий нешуточную опасность для судов и в наши дни, Дрейк благополучно проходит всего за 20 дней!
Нареченный Тихим (это имя ему дал Магеллан), океан встречает эскадру сильнейшим штормом. Из пяти кораблей у Дрейка остается лишь один — «Золотая лань», тот самый, на котором находится он сам. Впрочем, буря угоняет его судно далеко на юг. Убедившись, что за Огненной землей — тоже море (пролив, отделяющий Огненную землю от Антарктиды, впоследствии — и справедливо — назовут его именем), Дрейк разворачивает корабль и устремляется на север — к Вальпараисо, Кальяо, Акапулько, богатым испанским портам на Тихоокеанском побережье.
И начинается нечто совершенно удивительное.
Настолько неожиданно появление английского корсара, настолько дерзки учиненные им налеты, что паника охватывает все побережье.
В гавани Вальпараисо Дрейк захватывает испанский корабль и даже на какое-то время овладевает городом. В Кальяо он разграбил девять кораблей. В Лиме, столице Перу, посреди ночи поднят с постели сам вице-король, на центральной площади города, Пласа майор, в спешке были собраны войска.
Из Кальяо Дрейк двинулся дальше — к северу. Он разграбил еще несколько прибрежных городов, затем направился к вожделенным берегам Панамы и Мексики. И тут ему снова повезло: он захватил испанский корабль, который шел с грузом золота. Полторы с лишним тонны одного только золота, не говоря уж о целой груде серебра!
…Как ни старались испанские власти изловить удачливого пирата, сколько кораблей ни посылали ему вдогонку — все было тщетно. Дрейк ушел от преследователей. По пути, все поднимаясь на север, он захватывает и грабит в Акапулько, в Мексике, еще один испанский галион. Затем пересекает Тихий океан и, обогнув мыс Доброй Надежды, в сентябре 1580 года благополучно возвращается в Англию.
Так было совершено второе (после Магеллана) кругосветное плавание.
Историки подсчитали: каждый фунт, вложенный в экспедицию сиятельными акционерами, принес им 139 фунтов чистой прибыли! Одна лишь королева получила на свой пай 80 тысяч фунтов! И это не считая подарков. В их числе была богатейшая корона, которую Дрейк преподнес Елизавете I.
Испанский посол писал Филиппу, что в этой удивительно красивой короне помимо прочих украшений было пять изумрудов: «…три из них овальной формы, величиной с мизинец и совершенно прозрачны, а остальные два круглые, поменьше».
По поручению испанского короля посол заявляет протест и требует, чтобы Дрейк понес суровое наказание. В ответном послании королевского совета Англии было сказано: «Его королевское величество Филипп II не может воспрепятствовать посещениям Индий (так по старинке называли Новый Свет. —
Но дела обстояли так, что испанский король был не в силах помешать не только проникновению англичан «в Индии», но даже и на территорию собственной Испании. И в этом бывшему соправителю английской королевы Марии Кровавой, чьим мужем он был, и претенденту на руку Елизаветы, чьим мужем он так и не стал, пришлось убедиться довольно быстро.
«Золото Америки погубило Испанию», — скажет впоследствии один из испанских экономистов XVII века. Как ни парадоксально звучат эти слова, они безусловно верны. Золото, из-за которого были загублены целые цивилизации, осуждены на пожизненное рабство миллионы людей в Перу, Мексике, Венесуэле, Колумбии; золото, в погоне за которым, творя бесчисленные преступления, прошли с мечом и крестом чуть ли не весь Новый Свет все эти Писарро, Кортесы, Бильбао, Орельяно, Альмагри и прочие захватчики и завоеватели; золото, которое каждый год на десятках судов под военным конвоем привозили из Америки в Испанию — пот и кровь ограбленных индейцев; неслыханное по своим размерам богатство, оказавшее колоссальное влияние на торговлю, промышленное производство, мореплавание едва ли не всей Западной Европы, для самой Испании стало бедствием.
Потому что, как отметил Маркс, «под звон мечей в потоках золота, в зловещем зареве костров инквизиции исчезли испанские вольности». Потому что пока рыцари наживы, не щадя ни своей, ни чужой крови, ослепленные видениями сказочной золотоносной страны; Эльдорадо, вторгались в инкские и ацтекские города, прорубались сквозь джунгли Амазонки, устраивали повальные грабежи в Чиапасе и на Эспаньоле — везде, где только ступала нога белого пришельца, испанская корона сумела создать систему казенных привилегий и соответствующего государственного надзора, выгодные для королевской казны, но чрезвычайно стеснительные для торгового сословия, ремесел, земледелия.
Так и не достигнув расцвета, клонится в Испании к упадку мануфактурное производство. Земля, за которой осуществляется скверный уход, не дает урожая. Растут государственные долги — ежегодно тратятся доходы пяти будущих лет на бесконечные войны, на подкупы чужеземных князей и кардиналов, на внешнеполитические заговоры по всей Европе: очень уж хотелось Филиппу стать владыкой мира и насадить на всех известных к тому времени материках единую, разумеется, испанскую веру. И катастрофически падает цена звонкого металла.
Она еще кажется невиданно мощной и удачливой, эта колоссальная империя (к которой в сентябре 1581 года Филипп II присоединил и Португалию со всеми ее колониями), но на самом деле уже начинает утрачивать свои прежние позиции.
Пока этот необратимый процесс только начинается, и о закате Испанской империи начнут говорить позже. Но уже все знают, что испанские войска вынуждены отступать в маленьких, казалось бы, таких слабых Нидерландах. Ничего не могут поделать испанцы и со все усиливающейся островной монархией, с которой уже со времен Генриха VIII (1509–1547) приходится — и чем дальше, тем больше — считаться европейским владыкам.
В отличие от Испании в ней растет производство, все большую роль начинает играть торговля. Англия уже в какой-то степени становится всеевропейской мастерской, а британские купцы бороздят воды Северной Атлантики, торгуют с Московией, добрались до Гвинеи, основали фактории в Вирджинии, проникли в Бенгальский залив.
Первыми начав колониальные завоевания, Испания и Португалия захватили огромные территории и овладели основными морскими путями, преградив своим соперникам доступ в Америку, Африку, Азию.
В Англии понимали: пробиться к богатейшим рынкам мира, захватить колонии, можно только подорвав испанскую монополию. Для этого, считали в Англии, хороши все средства: разбой, грабеж, захват опорных пунктов, пиратские рейды, подкупы, внешнеполитические авантюры, войны — какая, собственно, разница, когда дело идет о том, чтобы сокрушить соперника и пробиться в благодатные земли, откуда целые флотилии из года в год везли золото, перец, мускатный орех, имбирь, сандаловое дерево, когда необходимо прибрать к рукам сулившие огромные доходы территории.
…Как грибы после дождя, растут в Англии, с легкой руки сэра Френсиса Дрейка (он был произведен в рыцари и сама королева опоясала его золотой шпагой!), различные акционерные компании, куда вкладывает капиталы не только купечество, но и многочисленные представители знати.
Верткие, быстроходные, хорошо вооруженные корабли бороздят воды Атлантики, угрожают Золотому флоту Испании, устраивают набеги на испанские колонии. Появляются новые имена: Мартин Фробишер, Томас Кавендиш, Ричард Хокинс, сын знаменитого Джона Хокинса, у которого начинал свою карьеру Дрейк, Уолтер Рэли.
Да, Англия явно становится опасным соперником И в этом, конечно, отдают себе отчет в Испании.
В январе 1584 года из Лондона выдворяют испанского посла: он участвовал в заговоре, направленном против Елизаветы.
Годом позже по распоряжению Филиппа II в испанских гаванях задерживают все находившиеся там английские суда.
Следует контршаг. Флотилия из 25 кораблей под командованием Дрейка выходит в море. Задача — нанести удар по испанским опорным пунктам.
27 сентября 1584 года Дрейк врывается в гавань Виго на северо-западном берегу Испании. Он надеялся застать здесь корабли Золотого флота, но Золотой флот в тот год опоздал. Английский адмирал ведет свою эскадру к островам Зеленого мыса, добирается до Сант-Доминго. Оттуда направляется в Картахену, берет штурмом эту крупную перевалочную базу испанцев; получает «отступные» — 110 тысяч дукатов, наносит у берегов Флориды «визит» еще одному испанскому городу, а затем благополучно возвращается в Плимут.
…Взбешенный Филипп II просит адмирала Санта-Крус, которому за год до этого было приказано разработать общий план вторжения в Англию, представить свои расчеты.
«Необходимы, — отвечает адмирал, — флот и десантные части. Семь тысяч моряков, 55 тысяч солдат, 130 орудий, 596 кораблей. Необходимы 1600 лошадей, 1400 мулов. Необходимы мука, мясо, обувь, порох, ядра, оружие, амуниция».
Но прежде всего нужны деньги.
План рассматривается, обсуждается и соответственно несколько видоизменяется. Нет, общая посылка остается: вторжение. Меняется кое-что в тактике. Вместо того чтобы вести всю массу войск из дома, считает король, следует усилить флотилию (перед тем как она атакует Англию) воинскими частями из армии, находящейся в Нидерландах. Командует армией испанский наместник Александр Фарнезе, герцог Пармский, одержавший в 1585 году ряд побед во Фландрии и Брабанте. Ему вменяется в обязанность самому позаботиться о десантных средствах для своих войск: пусть строит их на месте, пусть реквизирует. Армада (такое наименование получает гигантская эскадра, которая пойдет к берегам Англии) I уничтожит или оттеснит английский флот, а затем совместно с десантными частями герцога Пармы нанесет удар. Основное направление — Лондон.
Филипп II даже назначает срок: 1587 год. Но, во-первых, при кажущейся логичности принятого решения ударная мощь Армады как таковой ослабевала. Новый план расчленял ее силы, вводил промежуточную «соединительную» операцию. Успех всей операции в целом теперь в значительной мере зависел от того, удастся ли соединить флот и армию. Конечно, Армаде оставили значительное число морских пехотинцев — 19 тысяч, но все-таки это не была подавляющая все и вся (как мыслилось вначале) армия, которая самостоятельно могла бы осуществить вторжение в Англию. Нелегко было обеспечить четкую координацию соединения, нелегко было наладить «мост» и охранять его от наскоков врага.
Во-вторых, хотя вышеизложенный план и выглядел более или менее гладко на бумаге, он страдал еще и тем существенным недостатком, что не хватало кораблей, амуниции, боеприпасов — короче, многое еще надо было построить, создать, собрать, а это тоже было не так просто. Не хватало времени, не хватало средств.
В-третьих, Англия, которая через своих агентов была прекрасно осведомлена о том, что Испания начала лихорадочную подготовку к большой войне, тоже, разумеется, предприняла контрмеры. Елизавете необходимо было выиграть время для собственных военных приготовлений, необходимо было и максимально ослабить ударную силу врага.
И то и другое было выполнено довольно успешно. Прежде всего, Елизавета великолепно использовала финансовые затруднения испанской короны: денег теперь требовалось, в связи со снаряжением Армады, особенно много, приходилось прибегать к иностранным займам, расплачиваться векселями. С помощью английских дельцов и биржевиков, тесно связанных со всеми денежными воротилами Европы, кредиторы Испании в один отнюдь не радостный для Филиппа день предъявили к оплате эти векселя.
Экономическая диверсия удалась на славу. Испанский король был чуть ли не повсеместно объявлен банкротом а отсутствие денег, разумеется, неблагоприятно сказалось и на темпах подготовки всей операции.
Но сводная сестра бывшей жены Филиппа II нанесла ему еще один удар.
…И на этот раз английской эскадрой командовал Френсис Дрейк. Первоначальное задание заключалось в том, чтобы блокировать испанское побережье, мешая подвозу необходимых Армаде грузов. Но Дрейк сделал больше. Хотя Армада снаряжалась в различных гаванях Испании и Португалии, наиболее значительным центром подготовки операции был Кадис. Вот в сей центр и ворвался английский флотоводец. Испанцы не досчитались нескольких десятков судов.
И хотя герцогу Парме удалось захватить во Фландрии еще один порт, расширив тем самым плацдарм для нападения, сроки вторжения в Англию пришлось перенести на год: Испания не была готова. Но все шло к большой войне. И это знали в обеих столицах.
В январе 1588 года скончался адмирал маркиз Санта Крус. Его преемником Филипп II назначает одного из самых знатных вельмож Испании — герцога Медину-Сидонию. Как ни доказывал герцог, что он ровным счетом ничего не смыслит ни в вопросах навигации, ни в морских сражениях (он так и писал королю: «Я невежда и в том и в другом»), как ни убеждал, что задуманная операция («столь грандиозная и столь важная») ему не по плечу, как ни ссылался на скверное состояние здоровья и на то, что страдает морской болезнью, король остался при своем мнении. Не потому, что переоценил способности герцога (в помощь ему он назначил двух опытных капитанов). Просто он считал, что возглавлять такой поход, быть его, Филиппа, личным представителем может только человек очень знатного рода.
Медине-Сидонии были вручены инструкции. В них, среди прочего, было сказано, что «если даже в наши воды пожалует Дрейк, вам не следует возвращаться назад. В том случае, если он вас настигнет, вы примете бой. Вы вступите в бой также и в том случае, если встретите противника у входа в Ла-Манш. Насколько мне известно, силы противника разъединены. Этим надо воспользоваться, с тем чтобы разгромить английские эскадры по одиночке».
Помимо — простых инструкций существовала еще секретная. В ней говорилось:
«Если богу будет угодно даровать нам успех, вы должны твердо придерживаться предписаний, данных в моей общей инструкции. Но коли, за грехи наши, дело обернется иначе и герцог Парма не сумеет осуществить высадку в Англии или вы не сумеете с ним соединиться, вам надлежит овладеть островом Уайт, который как будто не слишком защищен. Как только вы завладеете островом, вы позаботитесь о его обороне с тем, чтобы обеспечить Армаде прочную базу для ее последующих действий».
К секретной инструкции был приложен еще один пакет, опечатанный сургучом. Его надлежало передать Парме: «…либо после того, как войска высадятся в Англии, либо же в том случае, если возникнет сомнение в успехе десантирования». При любых иных обстоятельствах пакет следовало возвратить королю не вскрывая.
В документе было сказано: «В том случае, если мы не сумеем добиться победы с помощью оружия… если переговоры окажутся делом резонным, вы приложите все силы, дабы сохранить престиж Армады, и в своих действиях будете руководствоваться следующими тремя пунктами, на которые я особенно обращаю ваше внимание.
1. В Англии как английским, так и иноземным католикам должно быть разрешено свободное отправление обрядов католической религии. Эмигрантам будет разрешен выезд.
2. Англичане возвращают все города, занятые ими в Нидерландах.
3. Они возмещают убытки, нанесенные моим владениям и моим подданным, убытки, которые могут быть оценены в весьма крупные суммы. (Вы можете в случае необходимости не упоминать о третьем пункте либо же использовать его как средство добиться первых двух.)»
Филипп II был не против, на худой конец, использовать Армаду как средство давления: держать Англию в напряжении, а тем временем выторговать выгодные Испании условия мира — это тоже входило в его планы
Верил ли он сам в их исполнимость? Трудно сказать Несомненно одно. Бесконечные королевские указания, приказания, установления, распоряжения, предписания, до мелочей регламентирующие все и вся, давно уже не могли изменить естественный ход событий даже в его собственной стране.
…В Лиссабоне Медина-Сидония с солдатской откровенностью, обращаясь к офицерам, морякам и солдатам писал: «В Англии нас ожидает гигантская добыча, огромные ценности».
Но дела с подготовкой Армады обстояли неважно Все же в начале мая 1588 года Филипп II распорядился приступить к боевым действиям.
В конечном итоге в состав соединенных флотилий Испании, Португалии и Неаполитанского королевства, составивших Армаду, вошло 130 кораблей, в том числе четыре больших португальских галеры. Были и относительно новые по своему типу военные суда — галионы. Их насчитывалось 10 в португальской флотилии и 10 в кастильской. В последнюю входило также четыре корабля с высокими бортами, несколько устаревшей конструкции. В составе Армады находились и облегченные галионы, так называемые галеассы, их было четыре и все неаполитанские.
Помимо галер, галеасе и галионов, в Армаде насчитывалось четыре эскадры переоборудованных под военные крупных торговых судов, вооруженных каждое несколькими пушками: эскадра Бискайи (10 кораблей), эскадра Андалузии (9 кораблей и одна урка), эскадра Гуипиской (тот же состав), эскадра Леванта (10 кораблей, на одном из которых, галионе «Рата Энкоронада», шел дон Алонсо де Лейва, командующий морской пехотой).
Входили в состав Армады и 23 урки с солдатами, амуницией, повозками, оружием, лошадьми, мулами. Две урки были оборудованы под госпитали.
Были, разумеется, еще и суда-разведчики, суда для связи. В целом Армада была достаточно грозным флотом, хотя и довольно разнокалиберным, да и с пушками дела обстояли не совсем благополучно: многие устарели. При абордажной борьбе преимущество, конечно, было бы на стороне испанцев, как-никак они имели на борту более восьми тысяч матросов, чуть ли не 19 тысяч морских пехотинцев.
Под командованием герцога Пармы находилось 60 тысяч закаленных в боях воинов. Половина из них предназначалась для вторжения в Англию.
В приказе, подписанном Алонсо Перес де Гусманом эль Буэно, маркизом де Сан-Лукар де Баррамеда, графом де Ньебла, герцогом Мединой-Сидонией, было сказано: «Ни при каких обстоятельствах ни один из кораблей Армады не должен без моего на то разрешения покидать строй или задерживаться где бы то ни было. В том случае, если какой-нибудь корабль будет застигнут штормом и увлечен в сторону до того, как удастся обогнуть мыс Финистер, пусть идет прямо в Корунью. Нарушение сего приказа будет караться смертью…
Возвращение того или иного отставшего от Армады корабля в Испанию запрещается, виновные будут казнены, их имущество конфисковано».
Но приказы, как известно, выполняются не всегда. До Коруньи — порта сбора — от Лиссабона два дня пути. Армада ползла (другого слова тут не подберешь), едва ли не три недели: резко штормило.
«Половина моего флота рассеяна бурей, — сообщил Филиппу II Медина-Сидония. — Значительная часть провизии пропала, оставшихся запасов едва хватит на два месяца. Люди обескуражены… Не следует строить иллюзий, мы отнюдь не на высоте положения».
В тот день, когда послание Медины-Сидонии прибыло в Мадрид, Филипп II получил еще одно письмо, на сей раз от герцога Пармы: «Медина-Сидония рассчитывает, что я могу выйти со своей флотилией ему навстречу. Это не так, и я был бы весьма обеспокоен, если бы оказался вынужденным считаться с тем, что от этого зависит проводимая герцогом операция — не должно быть никаких кривотолков: я рассчитываю получить 6 тысяч солдат Армады. Что же касается соединения наших сил, то не следует упускать из виду, что с моими небольшими плоскодонными тихоходными кораблями, рассчитанными на передвижение по рекам, а вовсе не по морю, я не могу себе позволить отклониться от обусловленного пути, т. е. от самого короткого пути. В противном случает англичане или бунтовщики (восставшие голландцы. —
Тем временем транспорты и урки Армады крейсировали между Сцилли и Корнуэллом в поисках своего генерал-капитана, который вместо того чтобы пребывать там, где ему было положено по диспозиции, творил в Корунье суд и расправу над дезертирами.
Именно между Сцилли и Уэссеном и заметил девять больших испанских кораблей 29 июня хозяин барки из Корнуэлла.
«Армада за шесть дней, если будет хорошая погода сумеет дойти до избранного места сражения»;— писал в те дни Медине-Сидонии король.
Все, однако, обстояло далеко не так просто, как это издалека представлялось Филиппу.
«…Я с основной группой нахожусь посредине Ла-Манша, сэр Фрэнсис Дрейк с 20 большими кораблями и четырьмя или пятью пинассами находится в районе Уэссена, а Хокинс — под Сцилли», — сообщал 7 июля командующий английским флотом лорд Ховард.
Военные действия все еще не начинались. Но разведка велась, и довольно усиленная. Между 6 и 18 июля Ховард даже попытался осуществить серьезную вылазку: более 60 кораблей, из них по меньшей мере 12 больших, появились примерно в 100 километрах к северу от Ллана. Но им не удалось перехватить испанские транспорты: помешал ветер. Английским кораблям, направлявшимся в Корунью, пришлось развернуться и с полдороги возвратиться домой.
Между тем ветер, заставивший Ховарда вернуться в Портсмут, оказался благоприятным для Армады. 22 июля (12 по принятому в Англии календарю) герцог Медина-Сидония, которому, наконец, удалось собрать воедино свой флот, вышел, пользуясь попутным ветром из Коруньи.
25 июля Медина-Сидония послал на быстроходной пинассе офицера связи к герцогу Парме. Офицер должен был сообщить, что операция началась и что Армада уже три дня, используя благоприятный ветер, идет к Англии.
…С морем в это лето действительно творилось что-то неладное. Не успела пинасса скрыться из глаз, как начался очередной шторм. Армаду разметало по всему Бискайскому заливу. Волны, казалось, вздымались под самое небо, потоки воды обрушивались на палубы. 28 июля не досчитались сорока кораблей: их отнесло к мысу Лизард юго-западной оконечности Англии.
Туда и направилась Армада.
29 в четыре часа пополудни показался английский берег. На «Сан-Мартине», испанском флагманском корабле, подняли королевский штандарт и хоругви с изображением Христа и девы Марии, отслужили торжественный молебен.
…Нигде, сколько ни всматривались впередсмотрящие, не было ни одного английского корабля.
Но испанцев заметили. То тут, то там на побережье зажглись костры, дым столбом шел к небу, оповещая жителей о появлении неприятеля.
Если во времена отца Елизаветы I, Генриха VIII, в первой половине века английские суда никогда не удалялись от своих баз на такое расстояние, чтобы при благоприятном ветре не суметь вернуться назад в течение 24 часов, то теперь, 40 лет спустя, плавание в течение четырех — шести месяцев было для английских моряков вполне привычным делом.
Баталия, которой суждено было разыграться в Ла-Манше, олицетворяла собой не только степень накала, до которого был доведен конфликт между Испанией и Англией. Здесь назревало столкновение и между двумя в корне различными тактиками, между противоположными принципами вооружения и оснащения военных кораблей.
Англичане в общей сложности вооружили 147 кораблей. Армада, мы уже упоминали об этом, насчитывала 130 кораблей, из коих в Ла-Манш пришло 124.
Численно армия испанцев превосходила английскую вдвое: 30 тысяч человек против 15 тысяч. Но если у испанцев было больше солдат, то профессиональных моряков у них насчитывалось значительно меньше, чем у англичан. И еще одна цифра: на испанских кораблях служило 180 священников, а офицеров-пушкарей было всего лишь 167.
Если говорить о больших кораблях, то оба флота обладали примерно равными возможностями. Но входившие в английскую эскадру торговые суда, многие из которых были полупиратскими, несли лучшее вооружение. У англичан в общем преобладали суда средней величины и мелкие корабли.
И еще один существенный момент. В английском флоте служили только англичане. Так же обстояло дело и с солдатами. И все они обороняли родину от вторжения захватчиков. Надо ли объяснять, что это давало Англии определенные преимущества.
29 июня, в тот день, когда Армада вышла к английским берегам, Ховард сообщил в Лондон, что испанский флот замечен возле мыса Лизард. «Ветер юго-западный, и он мешает английским кораблям, большая часть которых находится в Портсмуте, выйти в море». Враг был у ворот. Теперь нельзя было терять ни минуты.
Погрузив лишь боеприпасы и оставив в порту значительную часть продовольствия, английские моряки, несмотря на то, что ветер по-прежнему оставался крайне неблагоприятным, сумели вывести большую часть кораблей — 54 из 100 (к ним потом присоединились еще 13) и избежать ловушки, в которую они могли бы угодить, если бы Медина-Сидония решился на блокаду Портсмута.
Впоследствии Ховард напишет: «Мы сделали все, что было в наших силах, дабы неблагоприятный для нас ветер не смог нам помешать». Англичане сделали больше: они атаковали испанский флот.
…Англичане шли в атаку, и на кораблях все было готово к бою. Они шли в атаку, и в этом сражении впервые в истории в полный голос заговорят пушки.
В последующие годы возникнет теория подобного боя. Все более многочисленными станут случаи практического применения данной теории. А тогда все в какой-то мере было впервые, ибо последнее предшествовавшее этому большое морское сражение, битва при Лепанто (1571 год), было традиционной абордажной схваткой, не более, и ничего принципиально нового в историю военно-морских сражений не внесло.
…Впереди английских галионов, без труда настигая Армаду, несся авангардный корабль. За ним шла первая группа английских кораблей. Промчавшись на больших скоростях мимо испанской эскадры, англичане открыли огонь.
Конечно, далеко не все снаряды попали в цель. Но те, что попали, сделали свое дело. Они рвались на палубах, надстройках, пробивали борты, убивали и калечили людей.
Затем последовал удар, нанесенный еще одной группой английских кораблей, и вновь испанцы понесли урон.
Англичане произвели около двух тысяч выстрелов, испанцы всего лишь 700 и потеряли два больших корабля. Один из них был флагманом андалузской флотилии. Его захватил Дрейк. На корабле находилась немалая часть принадлежавшей Армаде казны — 55 тысяч золотых дукатов. У Дрейка был прямо нюх на подобного рода трофеи.
Но битва под Портсмутом была лишь первой пробой сил.
Армада продолжала свой путь.
Армада продолжала свой путь, а англичане не менее упорно стремились развить свой успех. В принципе речь шла не о том, чтобы разгромить испанский флот, это вряд ли было осуществимо. Не давать врагу покоя, не допустить высадки десанта, не дать Медине-Сидонии соединиться с герцогом Пармой — вот в чем видели свою задачу английские флотоводцы. И в этом смысле битва под Портлендом, разыгравшаяся на следующий день после битвы под Портсмутом, была также удачна для англичан, хотя она и не нанесла испанцам особого урона.
…Вновь и вновь пытаются сблизиться с английскими кораблями испанские эскадры. И безуспешно. Испанские суда отвечают огнем на огонь, но у них мало орудий, и эти орудия во многом уступают английским кулевринам, более скорострельным и дальнобойным.
И снова бой, 15 июля, на сей раз возле острова Уайт. Атаку начали англичане. И задача, которую они себе ставили, была все той же — отогнать Армаду, помешать ей высадить десант.
Схватка была жаркой. Постепенно в ходе сражения оба флота отдалялись от берегов к северо-востоку.
Тотчас после окончания боя Медина-Сидония направил Парме офицера связи со срочными письмами. «Если противник и дальше будет применять свою тактику и навязывать нам бесконечные бои, — писал он, — мне в самое ближайшее время понадобятся порох и ядра, и рассчитывать в этом я могу только на вас». А на следующее утро он обратился к герцогу Парме с просьбой послать на помощь Армаде 40 кораблей.
Естественно, что эти послания отнюдь не привели Парму в восторг. Ведь по первоначальной диспозиции именно Армада должна быть проложить дорогу его войскам и охранять их во время высадки. Теперь же его просили снабдить Армаду боеприпасами и вдобавок предоставить ей корабли.
Но у Пармы их просто не было! В лучшем случае он мог бы набрать штук 12, и то не морских, а речных тихоходов.
В воскресенье, 28 июля, на военном совете англичане приняли решение применить брандеры.
С восьми небольших кораблей выгрузили продовольствие, а трюмы заполнили порохом. Ровно в полночь, по заранее обусловленному сигналу, брандеры снялись с якоря. Остальное должны были доделать ветер и течение. Как только брандеры приблизились к испанской эскадре, их подожгли. Матросы попрыгали в шлюпки.
Корабли-факелы. Среди испанцев поднялась паника. Капитаны пытались вывести свои суда из опасного места и, как всегда в таких случаях, мешали друг другу.
В суматохе изрядно пострадала адмиральская галеасса «Сан Лоренцо». Ущерб был причинен и другим кораблям. Но главное, как засвидетельствовал один из испанских офицеров, заключалось в следующем: с помощью брандеров англичанам удалось достичь того, к чему они, собственно, стремились. Когда наступил рассвет, испанские корабли оказались рассеянными во все стороны.
Английские «морские псы» бросились вслед Армаде.
…Очередной бой продолжался с девяти утра до шести вечера. Англичане делали все возможное, чтобы избежать абордажной борьбы и максимально использовать свои превосходные пушки. Но испанцы держались стойко, и Ховарду так и не удалось загнать их флот на мели. Все же испанские корабли оказались вынужденными отойти от Дюнкерка и удалиться в море.
В журнал боевых действий Армады была внесена запись: «Герцог не хотел уходить из Ла-Манша и считал, что флот следует развернуть, с тем, чтобы он преградил дорогу врагу. Но штурманы единодушно заявили, что это невозможно, ибо море и ветры неблагоприятны для подобного маневра, что следует выйти в Северное море, иначе Армаде грозит опасность сесть на мель. И, следовательно, нельзя было избежать того, чтобы выйти из Ла-Манша, в котором корабли не сумели бы защищаться достаточно успешно из-за повреждений, полученных во время боев, и нехватки боеприпасов».
А напряженная ситуация все еще сохраняется. Английские флотоводцы по-прежнему считают Армаду мощной силой, и нет никаких гарантий, что испанские эскадры вновь не войдут в Ла-Манш. Со своей стороны, испанские моряки, кляня погоду, ветры и течения, с опаской говорят о быстроходных и вертких английских кораблях, неотступно следующих по пятам за Армадой.
И ни та ни другая сторона не знает, что противник уже весьма основательно измотан, выбился из сил. Внешне это, может быть, и не очень заметно, хотя есть и потери. Еще много кораблей в Армаде, еще много у нее морской пехоты; еще многочисленны и английские корабли.
Но на совещании, которое созвал Медина-Сидония, выясняется, что у Армады осталось мало пороха, в особенности на больших кораблях, и, следовательно, боеспособность ее значительно подорвана: непривычно, непредвиденно много стреляли из пушек все эти дни в испанском флоте.
Еще опаснее обстоят дела у англичан. Во время предыдущих сражений было истрачено такое количество боеприпасов, и в первую очередь снарядов, что фактически английские эскадры безоружны. Пусты пороховые погреба, нет ядер — обречены на молчание английские пушки. Ховард шлет послание за посланием в Лондон. В предыдущие дни ему кое-как удалось пополнить необходимые запасы. Сейчас на корабли не поступает ничего. Если Армада решит вернуться, англичанам трудно будет сдержать натиск противника.
…На военном совете испанские капитаны говорят о том, что у них около пяти тысяч раненых и больных, что продовольствия остается в лучшем случае на месяц. Совет принимает решение: «Армада может возвратиться в Ла-Манш, только если погода окажется благоприятной. В противном случае ей придется вернуться в Испанию через Северное море».
Это — ради проформы. Вопрос решен, и уже вскоре будет зачитан приказ главнокомандующего о том, что Армада следует домой, «огибая Англию, Шотландию и Ирландию».
…Неподалеку от Оркнейских островов испанские эскадры снова попадают в сильный шторм.
Начиная с первых чисел сентября 1588 года к комендантам английских гарнизонов в Ирландии стали поступать сведения об испанских судах, находящихся в непосредственной близости от побережья. Говорили о том, что некоторые корабли выбросило на прибрежные скалы что часть кораблей получила сильные повреждения. Сведения были отрывочны, но тем не менее достаточно точны. Впоследствии, когда займутся подсчетами, окажется, что в сентябрьские — октябрьские штормы у скалистых берегов Ирландии потерпели крушение более 20 испанских кораблей!
…Именно в эти дни распространились слухи, будто у берегов графства Майо флагман Армады «Сан-Мартин» принял на борт спасшегося с затонувшей «Рата Энкоронады» командующего испанской морской пехотой дона Алонсо де Лейва и с ним еще 600 человек.
Вот это было не совсем так.
«Сан-Мартин» находился в это время совсем в другом месте, продолжая свой путь в Испанию. Что касается «Рата Энкоронады», то она действительно затонула. И Алонсо де Лейва вместе со всеми теми, кому удалось спастись, пошел вдоль берега к заливу Эли. Там он встретил испанских моряков, потерявших свое судно возле Бродхевена. Очередной шторм пригнал к этим берегам еще два испанских корабля. На один из них, девятисоттонную урку «Дукесса Санта-Анна», и перешел с большинством своих людей де Лейва.
Несчастье, как известно, не ходит одно. Ветер гнал урку на северо-восток, и в конце концов она, в свою очередь, потерпела крушение в Ольстере, в заливе Лугрос.
Посланные на разведку четверо матросов доложили, что в 19 милях севернее в одной из бухт находится галеасса «Хирона», зашедшая сюда, чтобы отремонтировать рулевое управление. На нее и перешли все те, кто остался в живых после гибели «Рата Энкоронады», «Дукессы Санта-Анны» и еще одного судна.
Так на борту «Хироны» — большого, красивого, хотя и изрядно потрепанного бурями корабля — оказались 1300 человек. До поры до времени все шло благополучно. Но возле северной оконечности Ирландии судно попало в очередной шторм.
Ударившись о подводный риф, «Хирона» затонула почти мгновенно. До берега добрались, по одним данным, девять, по другим — только пять человек.
Из 130 кораблей Армады домой возвратились лишь 68. Около 20 тысяч матросов, солдат и офицеров нашли смерть в бурных и холодных водах Ла-Манша, Северного моря, в Атлантическом океане — умерли от болезней, от истощения, от ранений, попали в плен, пропали без вести.
Конечно, можно было обвинить во всех грехах неудачливого герцога Медину-Сидонию и отправить его в родовое поместье. Можно было даже сделать вид, что ничего особенного не произошло — просто испанскому флоту несколько — на то господня воля — не повезло: штормы, бури, ветры.
На самом деле проигран был не бой, не сражение: была проиграна война.
«Великое противостояние» закончится в пользу Англии, и именно ей суждено будет к тому времени, когда Испания потеряет почти все свои заморские владения, стать крупнейшей колониальной державой мира.
Впрочем, и эти времена тоже уже, как известно, миновали
…Не очень широкий желтый ободок лежал, стиснутый с обеих сторон зелеными замшелыми камнями, и аквалангист в первую минуту даже не понял, почудилось ли это ему или на самом деле впервые за 12 лет работ под водой он разыскал на морском дне золото. Но кольцо было действительно золотое, и он убедился в этом, как только взял его в руки. На нем были выгравированы сердце на ладони и слова: «Все, что могу, — тебе».
У каждого человека бывают свои увлечения. Робер Стенюи с восемнадцати лет занялся подводными исследованиями.
Шел 1952 год, и уже на весь мир прогремели имена Жак-Ива Кусто и Фредерика Дюма, людей, которые не только изобрели акваланг, но и открыли новую эру в подводных исследованиях.
В 1964 году Стенюи, к тому времени уже ставший профессиональным аквалангистом, вместе с Джоном Линдбергом (сыном Чарлза Линдберга, летчика, который первым совершил перелет через Атлантический океан) провел два дня на глубине 120 метров, успешно испытав резиновый подводный дом для исследователей океанских глубин. Он участвовал и во многих других экспедициях. Но все больше и больше его внимание привлекала новая наука, возникавшая у него на глазах, — подводная археология. И еще с юношеских лет Стенюи заинтересовала судьба великой Армады, некогда посланной Филиппом II к берегам Англии. История этой Армады в общих чертах была известна, но ни один музей мира не мог похвастаться экспонатами, которые имели бы хоть какое-то отношение к знаменитой испанской флотилии.
Разыскать остатки Армады — такова была цель, которую поставил себе Робер Стенюи. Ведь не может же быть, чтобы море не сохранило никаких следов многочисленных затонувших кораблей, чтобы не удалось найти пушку или ядра, или якорь, или пусть даже гвозди — и они в конечном итоге интересны, если они будут с корабля великой Армады! Ведь в Эгейском море подводным археологам удалось разыскать остатки корабля даже бронзового века. А сколько найдено судов, затонувших в более близкие к нам времена! Почему не попытаться найти остатки галионов Армады?
То, что у берегов Ирландии погибло множество испанских кораблей и что, следовательно, не худо бы повести поиски именно здесь — это в принципе было ясно. Вопрос заключался в другом: где именно вести поиск?
Самым дотошным образом собирает Стенюи данные о кораблях, потерпевших крушение у скалистых ирландских берегов. Архивы английские, архивы испанские и прежде всего так называемые «Архивы Индии» в Севилье, переписка различных ведомств времен Филиппа II, дневники, королевские указы и предписания, корабельные журналы, донесения Медины-Сидонии, встречавшиеся в различных документах свидетельства очевидцев — по крупицам собираются сведения.
Среди множества затонувших галеасс судьба одного была особенно печальной. 1300 человек погибло на нем, и среди них немало представителей знатных испанских родов. Назывался этот корабль «Хирона».
Еще в 1956 году Стенюи отметил его в своей картотеке двумя восклицательными знаками. Но можно было, как заметит Стенюи, совершенно спокойно добавить и третий: уже хотя бы потому, что не единожды встречались упоминания о «Хироне» в пыльных архивах, и из всех кораблей, пошедших ко дну у побережья Ирландии, этот был, пожалуй, самый большой, наилучшим образом вооруженный. Да и уж очень много людей увлек он за собой в пучину.
Но где же все-таки он затонул? Сведения, как это часто бывает в таких случаях, за давностью лет и прочими обстоятельствами противоречили друг другу. Часть драгоценностей, очевидно, выбросило на берег. Во всяком случае Стенюи удалось обнаружить упоминания о том, что эсквайр Джеймс Макдонелл, неподалеку от замка которого как будто и потерпела крушение «Хирона», наполнил три сундука драгоценностями.
Так ли это было на самом деле?
Ведь и в наше время порой распространяются самые фантастические слухи. Уверяли же «очевидцы», что с корабля XII века до нашей эры, затонувшего возле мыса Гелидонья, подняли золотые слитки, хотя на нем, кроме бронзы и меди, никаких других металлов не было.
Но дело было, конечно, не в драгоценностях как таковых. Для археологической науки истинным сокровищем явились бы любые материальные остатки корабля великой Армады.
Надо сказать, что «Хирону» пробовали искать и до Стенюи: у скал Банбойесса в устье реки, которая сейчас называется Буш. У скал Банбойесса, потому, что именно они упоминались в одном из сохранившихся документов.
И ровным счетом ничего не нашли.
Не так-то просто докопаться до истины, в особенности когда речь идет о событиях, отделенных от нас почти четырьмя столетиями. Поди разберись, напутано ли что-нибудь в документе, неверны ли сведения, приведенные в нем, изменились ли названия, изменилась ли сама местность (бывает ведь и такое!).
И разве не мог затонувший корабль уйти на такую глубину, где его вообще невозможно сыскать? Его могло занести песком, он мог быть снесен далеко в море; в конце концов исследователи могли просто не разглядеть его остатков под толстым слоем ракушек и гальки. А может быть, неверен сам исходный пункт, то есть, попросту говоря, не там искали?
Стенюи разыскивает и изучает самым внимательным образом старые карты, сравнивает, размышляет и приходит к выводу: те, кто искал корабль, слишком буквально «привязывали» свой поиск к ориентирам, указанным на карте XVI века — замку Данлас и реке Бойз (нынешняя Буш).
На одной из карт, изданной уже в 1904 году, Стенюи, к своей радости, находит названия, которые почему-то (может быть, просто не видели этой карты?) оставили без внимания его предшественники.
Но тут же четко написано — Испанская пещера, Испанский порт! А между ними мыс Лакада, тоже отнюдь не ирландское наименование.
Не здесь ли кроется разгадка тайны?
В тот июньский день 1967 года, когда Стенюи и его приятель Марк Жассинский приехали в облюбованный район, на море разгулялся шторм. Быть может, такой же силы, как в злосчастную ночь с 26 на 27 октября 1588 года, когда ушла под воду «Хирона». Пенные валы с грохотом и шумом разбивались о черные скалы, полукружьем отвесно спускавшиеся к морю. Внизу виднелась полоска пляжа. Мыс Лакада буквально захлестывало волнами.
Стихия бушевала несколько дней. Потом стало немного потише, и Стенюи с Жассинским подвели надувную шлюпку поближе к внешним рифам. Здесь они бросили якорь, и Стенюи отправился в разведку. Он шел по азимуту, взяв курс на юго-восток, а за ориентир был принят мыс Лакада.
Нет, право, нужно обладать незаурядным мужеством, чтобы вот так, в совершенно незнакомом месте, мрачном, диковатом, опасном, при все еще продолжающемся волнении моря, уйти на глубину и при плохой видимости (а в тот день она была не более двух-трех метров) упорно искать следы возможного кораблекрушения четырехвековой давности.
Самое невероятное заключалось в том, что он их действительно нашел. Стенюи это понял в тот момент, когда увидел свинцовую чушку с испанским клеймом XVI века.
Археолог-аквалангист продолжает свой поиск. Подводная платформа резко уходила вниз по направлению к мысу. И вот тут-то Стенюи увидел полузасыпанную галькой пушку. Бронзовую пушку времен Армады! А несколько поодаль лежала вторая пушка.
Но и это было еще не все. Рядом, там и сям, виднелись покрытые ржавчиной ядра и, словно для довершения картины, нашлась и медная монета с изображением Филиппа II.
Как говорят, лиха беда начало. Три дня спустя (море на этот раз было почти совсем спокойным) Стенюи находит еще две монеты. Затем последовал якорь, еще несколько испанских монет — все времени Филиппа II, и, наконец, то золотое кольцо, о котором мы рассказали вначале. Да, видимо, расчеты оказались верными.
Испанский порт получил свое название недаром.
На следующий год Стенюи увеличивает свою экспедицию. Теперь их уже пять человек, из коих один аквалангист-нефтяник, есть и специалист по работам в затопленных шахтах.
«Мы начали с того, — расскажет впоследствии Стенюи, — что натянули между двумя пушками веревку и через каждый метр навязали узлы, а перпендикулярно к ней привязали куски другой, белой веревки, показывающей нам, где север, где юг. Затем мы принялись составлять план».
Экспедиция развернула работу в конце апреля, а уже второго мая удалось разыскать две золотые монетки. Затем со дна была поднята целая пригоршня серебряных и медных монет. Нашли подводные археологи серебряные вилки, золотые пуговицы.
Потом началась расчистка отдельных участков морского дна. Это означало, что нужно было дробить на куски плотную массу слежавшихся камней и спаявшихся, изъеденных ржавчиной ядер и поднимать их наверх с помощью строп. Этим исследователи обычно занимались в первую половину дня.
Самое интересное начиналось вечером. В ход снова шли молотки, зубила, кирки, электробур, и тогда нередко происходили чудесные превращения. На месте серой, ноздреватой, похожей на пемзу, слежавшейся массы, помимо гравия, песка, камней, нередко оказывалась и всякая утварь: ложки, вилки, обломки посуды, а то и монеты — золотые, серебряные, медные — дукаты и эскудо, реалы и пиастры. Нашлись несколько золотых цепей — массивных, тяжелых. Испанские гранды любили их. Площадь поисков все расширялась, и все яснее становилось, что море разметало остатки корабля на большое расстояние.
Титаническую работу проделали аквалангисты. На десятиметровой глубине они исследовали буквально каждую выемку, каждую расселину, с риском для жизни излазили подводную пещеру и действительно кое-что нашли и здесь. По пять-шесть часов в день, благо погода была хорошая и море относительно теплое, ворочали на дне валуны, камни. С помощью установленного на плоту насоса сдвинули на изрядной площади на дне верхний песчаный слой и самым внимательным образом обследовали скальное ложе.
И все росло число находок. Однажды только лишь за один день Стенюи нашел 15 монет. На них красовались изображения Фердинанда и Изабеллы, Карла V, Филиппа II — королей, правивших Испанией на протяжении столетия — с конца XV и до конца XVI века. Но рекорд продержался недолго — всего лишь около суток: на следующее утро приятель Робера Морис Видаль разыскал 20 монет!
Весной 1969 года экспедиция вновь увеличилась. Теперь в ней участвовало семь человек. День за днем погружаются в море аквалангисты. Правда, иногда приходится прерывать работу из-за штормов. Среди находок — восьмифутовая массивная золотая цепь. Как меланхолически заметил Стенюи, она, вероятно, ускорила гибель своего владельца. Между прочим, в записках Франсиско Куэляра с галеассы «Сан-Педро» рассказывается о гибели некоего Мартино де Аранда, богатого и знатного дворянина, который в момент крушения корабля наполнил карманы золотыми цепями и даже сунул в башмаки золотые монеты. Какое-то очень незначительное время ему удалось продержаться на плаву, цепляясь за деревянную дверь, а потом он пошел ко дну.
Немало сделали здесь, у скалистых берегов Ирландии, подводные археологи. Им удалось разыскать несколько сотен золотых и серебряных монет, четырехсотлетней давности утварь, пушки, много ядер. Найдено множество золотых медальонов, серебряные распятия. Нашлись на дне «Испанского порта» и оловянные медали с изображением Христа. Вероятно, они принадлежали тем, кто был победнее, возможно, тем галерным рабам, что денно и нощно сидели на веслах, или матросам, а может быть, солдатам — их ведь тоже было немало на галеассе. Разыскали аквалангисты и броши с камнями из лапис-лазури, разыскали флакончики для духов — господам дворянам не нравилась трюмная вонь.
А главное — определили место гибели «Хироны». И тем самым положили начало научному изучению остатков великой Армады.
Впрочем… Впрочем, не все так просто в обществе, где живет и работает Робер Стенюи. И не без горечи в одной их написанных им сравнительно недавно статей он говорит: «Вот уже 20 с лишним лет я веду розыски в тиши библиотек и архивных хранилищ, листаю старинные судовые журналы, исписанные выцветшей тушью и чернилами, покрытые пятнами от когда-то пролитого рома и морской воды; разворачиваю ломкие морские карты с раскрашенными вручную розами ветров и фигурками дельфинов; разбираю рапорты, которые два века назад писал дрожащей рукой капитан, объясняя суду, каким именно образом шторм и «божий промысел» погубили его корабль, несмотря на храбрость команды и навигационное умение; расшифровываю описи, заполненные таинственными аббревиатурами; переписываю счета, где длинными столбцами значатся сундуки с казной, ларцы с драгоценностями, ящики серебряной посуды…
Клад — понятие относительное. Для археолога медная пуговица или мушкетная пуля подчас важнее сундука с монетами. Отыскивая реликвии, я меньше всего думаю об их рыночной стоимости. Когда нашей группе удалось обнаружить на дне холодного Ирландского моря галеассу «Хирону», входивший в состав испанской непобедимой Армады, моею мечтой стало создание музея Армады. Будет бесконечно жаль, если коллекция уникальных находок уплывет с аукциона в частные галереи «любителей» — в Техас, Швейцарию или Аргентину.
Но, увы, над дальнейшей судьбой этих находок я не властен».
Да будет нам разрешено привести еще одну цитату. Она принадлежит знаменитому Жак-Иву Кусто.
«Не могу вообразить большей катастрофы для честного капитана, нежели открытие подводного клада. Для начала ему придется посвятить в дело свой экипаж и гарантировать каждому приличную долю, затем, разумеется, он потребует от всех обета молчания. Но после второго стакана, выпитого третьим марсовым в первом же бистро, тайна станет всеобщим достоянием. На этой стадии, если капитану удастся поднять золото с затонувшего испанского галеона, наследники королей и конкистадоров извлекут из домашних захоронений замшелые генеалогические древа, чтобы потребовать по суду свою долю, и немалую. Страны, в чьих территориальных водах сделана находка, попробуют наложить на него эмбарго. И если в конце концов после многолетнего судебного крючкотворства несчастному капитану все же удастся привезти домой несколько дублонов, в него мертвой хваткой вцепится налоговый инспектор — и это уже до гробовой доски. Представьте теперь, как этот человек, потерявший друзей, репутацию и судно, будет проклинать разорившее его золото».
Вряд ли нуждаются в комментариях эти слова.
Пора, однако, более подробно рассказать об успехах подводной археологии, научной дисциплины, о которой еще совсем недавно никто и не слыхивал по той простой причине, что ее практически не существовало.
Разумеется, за кладами, попавшими в пучину вод вместе с затонувшими кораблями, при иных ли обстоятельствах, охотились издавна. И вовсе не всегда безуспешно. Судя по некоторым данным, глубоководные погружения начались еще в древности. В давние времена, насколько можно судить, появился и водолазный колокол. У Леонардо да Винчи мы находим эскиз ласт и маски. В XVIII веке существовал и неплохо как-будто работавший аппарат для ныряния. Вот описание этой машины, оставленное самим изобретателем Джоном Летбриджем: «Моя машина сделана из доброго северного дуба. Она совершенно круглая, диаметром около двух с половиной футов в верхней ее части и 18 дюймов в нижней. Вместимость ее приблизительно 30 галлонов. Чтобы противостоять давлению воды, она скреплена как снаружи, так и изнутри железными ободьями. В ней вырезаны два отверстия для рук, а чтобы глазам было куда смотреть, вниз вставлено стекло почти четырех дюймов в диаметре и в дюйм толщиной. Еще два отверстия для доступа воздуха устроены сверху; разумеется, во время погружения они затыкаются. Машина удерживается прочным канатом, рядом с которым проходит «сигнальный шнурок», предназначенный для того, чтобы обеспечивать контакты с помощниками на поверхности. Я залезаю внутрь, ногами вперед, и, пока я просовываю руки в отверстия, крышку крепко-накрепко задраивают снаружи посредством винта.
…Для того чтобы машина погрузилась в воду, потребны пять квинталов балласта, но достаточно сбросить всего 15 фунтов, как она тут же идет вверх. Пока я внутри, я все время лежу на животе. И часто провожу в таком положении более шести часов кряду. Воздух обновляется на поверхности с помощью кузнечных мехов наконечник коих вставляется в предусмотренные на сей случай отверстия. На глубине, где я пребываю обычно от трех до четырех минут, я могу передвигаться в пределах квадрата со стороной 12 футов. Сотни раз я опускался на глубину до 10 саженей. И достигал даже 12 саженей, но ценой больших затруднений». Как видите, аппарат сделан по последнему слову техники своего времени, а главное — действовал вполне исправно. И тому свидетельство — церковная запись, сохранившаяся в Уолборо в графстве Девоншир, где на приходском кладбище был похоронен автор «прославленной машины для погружения, благодаря которой он добыл со дна моря в разных районах мира 100 тысяч фунтов стерлингов на благо английской торговле, потерянных было во время кораблекрушений».
Между прочим, Стенюи не был бы Стенюи, если бы он не попытался реконструировать этот дубовый скафандр. И представьте себе — удалось! Сыскались эскизы машины, обнаружились и сведения, в свое время составленные неким сведущим человеком. Конечно, некоторые секреты надо было разгадывать. Далеко не всегда все шло гладко, но все же аппарат построили. Неуклюжий с виду, он оказался вполне маневренным — можно не сомневаться, Джон Летбридж не выдумывал, когда сообщал о том, что он много раз спускался, и с хорошими результатами, под воду — и у берегов Англии, и в Южной Африке, и в Вест-Индии.
Но особое внимание исследователей подводные поиски привлекли в нашем веке, когда стало ясно, что не только в морях, неподалеку от берегов, но и на дне озер, рек покоятся многие интереснейшие объекты прошлых эпох, в том числе и затопленные или ушедшие под воду селения, иногда — целые города. Не говоря о бесчисленных кораблях, которые, начиная с самых древних времен, оказывались жертвами штормов, бурь, пожаров, рифов, нападений врагов, да мало ли что еще случается с бороздящими морскую стихию судами.
Вот одна из сравнительно недавних находок (мы уже мельком о ней упоминали), сделанная в 1958 году возле мыса Гелидонья в Эгейском море: остатки корабля XII века до нашей эры, самого древнего из когда-либо найденных под водой кораблей! Судя по всему, корабль принадлежал кузнецу, который совершал плавание вдоль побережья с грузом меди и олова, предназначенных для выплавки бронзы. Не исключено, что помимо этого он собирал лом, пригодный для переплавки. Во всяком случае, в корзине, которую нашли на дне среди слитков, лежали сломанные орудия. Удалось найти и заготовки изделий, маленькую бронзовую наковальню.
…Досок осталось очень немного; присутствие их скорее угадывалось; но все же их оказалось достаточно для того, чтобы представить себе в общих чертах, где находился корпус корабля, его остов. И в некоторых из найденных деталей оказались аккуратно выточенные отверстия для деревянных шипов: на корабле все крепилось без помощи гвоздей. Нашлись тут и орудия, каменный набалдашник, вероятно от посоха. Рядом лежали гирьки из гематита. Здесь же сделана еще одна интереснейшая находка — цилиндрическая печатка из твердого черного камня с изображением богини, благословляющей двух молящихся. Эта сирийская печать, как выяснилось впоследствии, была по меньшей мере на пять столетий старше самого корабля. А в один поистине прекрасный для исследователей день удалось обнаружить неплохо сохранившиеся куски деревянной распорки судна. И поднять со дна остатки корпуса.
…Длина судна достигала десяти метров, ширина — двух. Судя по весу найденных слитков и орудий, грузоподъемность его составляла примерно полторы тонны.
Наряду со всем перечисленным здесь были обнаружены и остатки трапезы — рыбьи и иные кости, косточки от маслин. И три комплекта весов и разновесов.
Корабль шел, вероятно, с острова Кипр. Застигнутый штормом капитан попытался провести его сквозь рифы…
Подводя итоги, руководитель экспедиции, один из ведущих специалистов в области, подводной археологии, американец Джордж Басе напишет: «Самое крупное и наиболее значительное из подобного рода открытий. Оно принадлежит к числу тех, которые дают нам возможность увидеть облик эпохи».
Еще. примеры?
Фрегат спустили на воду в 1627 году. Величественный — от киля до клотика грот-мачты высота его составляла 180 футов, трехпалубный, он выглядел очень эффектно со своими 64 пушками, из коих 48 было тяжелых. Лучший боевой корабль шведского флота. В воскресенье 10 августа 1628 года «Ваза» (Ваза — это род, к которому принадлежала правившая в Швеции династия) должен был совершить свое первое плавание на один из островков Стокгольмского архипелага.
…В Большом Стокгольмском соборе как раз заканчивалась вечерня. Три часа пополудни уже миновало, но четыре еще не наступило. На «Вазе» все было готово к отплытию. Помимо команды и солдат на нем находилось некоторое число женщин и детей: им разрешили прокатиться на корабле.
Корабль прошел всего несколько сот ярдов, когда внезапно налетел невесть откуда взявшийся шквальный ветер. Флагман накренился так, что вода хлынула в нижние пушечные люки. В одном из документов того времени сказано: «Судно затонуло буквально в течение несколько минут — с парусами, флагами и всем тем, что было на борту». А почему затонуло, об этом спорят и до сих пор.
Над оставшимися в живых матросами и офицерами учинили суд. Но причина гибели судна так и не была установлена, Одно из предположений — что неправильно распределили груз, балласт и пушки. Остойчивость судна оказалась недостаточной.
Нельзя сказать, что о затонувшем корабле сразу так и забыли. Помнили! В особенности охотники за сокровищами. Но как будто не слишком удачными оказались их первоначальные попытки.
Позднее инженер Ян Бульмер смог поставить судно, находившееся на 30-метровой глубине, на киль, чем, кстати, сам того не ведая, оказал важную услугу людям XX века.
В 1664 году были подняты со дна большинство бронзовых украшенных резьбой пушек, многие в тонну или две весом. Ныряльщики облачались в водонепроницаемые кожаные костюмы. Очевидец рассказывал: «Колокол изготавливался из свинца. Он был высотой в четыре фута и два дюйма. На расстоянии 20 дюймов от кромки колокола находилась квадратная платформа из свинца, прикрепленная к колоколу цепями. Именно на нее становился при погружении ныряльщик, вооруженный шестифутовым багром и крюками».
На дне водолаз пребывал не более четверти часа. Необходимые сигналы он подавал, дергая веревку, привязанную к колоколу. Опасность заключалась в том, чтобы при опускании на дно колокол не накренился иначе воздух мог вытесниться водой. Поэтому-то колокол делали из свинца.
К середине 50-х годов нашего века, когда Андер Францен взялся за обследование дна Стокгольмской бух ты, точное место гибели корабля уже было забыто Скептики говорили: «Маловероятная затея. Даже в наше время нелегко поднять в целости и сохранности увязшее на 33-метровой глубине в иле судно».
И все же это было заманчиво! Подумать только корабль XVII века! Неужто так и оставить его на дне. И это при том, что ни течения, ни черви (как показал соответствующие исследования) не нанесли судну никакого вреда. Балтика вообще обладает удивительной особенностью — здесь не водятся, в силу разных причин морские термиты, и деревянные части корабля, как правило, сохраняются хорошо.
Акваланг — «подводные легкие», освободив человек от громоздкого скафандра, от пут воздушных шлангов открыл перед ним широкие горизонты для подводного плавания и подводных исследований. Это было велико изобретение.
Но акваланги вовсе не вытеснили, да и не могли вытеснить старое, добротное, верное водолазное сооружение. Тяжелые и легкие водолазные костюмы не исчезли. Там где нужно уйти на изрядную глубину и провести какие либо ограниченные в пространстве долговременные работы, ну, допустим, подвести под увязшие в иле остатки корабля стальные тросы, без водолазов не обойтись.
В Стокгольме был именно такой случай. Прежде всего — так решают специалисты — необходимо проделать шесть ходов в иле, под днищем корабля. Ходы был нужны для того, чтобы подвести стальные тросы — опоясать затонувший фрегат.
…Они уходили под воду в скафандрах, в обуви с свинцовыми подошвами, в круглых металлических шлемах со стеклами хорошего обзора. Системы подачи воздуха, электроподогревательная система, телефонная связь, спасательный конец, переговорные устройства — все это, равно как и герметичность костюмов, проверялось самым тщательным образом. За поясом у водолазов были ножи, в правой руке они держали брандспойты: мощная водяная струя пробивала дорогу в слежавшемся иле для толстых стальных тросов. Одновременно велись подготовительные работы и на самом корабле.
В общей сложности на поверхность, еще до того как подняли само судно, водолазы доставили более семисот предметов. В том числе и деревянную скульптуру льва с оскаленной пастью, с мощной гривой, готового к прыжку. Она находилась на носу и весила две тонны. Четыре года понадобилось для того, чтобы над морем появилась верхняя палуба «Вазы». Медленно и словно нехотя поднимался из морских глубин корпус судна. Зрелище было необычное.
Оживающий корабль XVII века во всем своем неповторимом обличье. И тут же железные и резиновые понтоны, подъемные краны, насосы — средства для подъема судов, применяющиеся в наш высокотехнический век. Трудно перечислить всю утварь, орудия, оружие, все предметы, найденные на «Вазе».
Стояли тут некогда бочки, ящики со смолой и ворванью, с гвоздями, болтами, шурупами и льняное масло, кокосовое волокно, парусина, запасные канаты. В задней части трюма хранился порох. Там находились и снаряды, каменные и свинцовые пушечные ядра. Нашлись лафеты от орудий, кувшины, бадьи, матросские сундучки и многое другое.
Вовсе не все находки представляли собой музейные редкости, хотя и перекочевали в своем большинстве в музей. Но вот резьба по дереву оказалась уникальной. Такого обилия и великолепия резьбы по дереву ученые, занимающиеся XVII веком, еще не видели.
На восточном берегу острова Беккхольмен вырос музей. На плавающем железобетонном понтоне — «Ваза». Он почти полностью реставрирован, корабль трехвековой давности с надстройками, мачтами, парусами. В зале поддерживается соответствующая влажность и температура: не так-то легко было добиться, чтобы вытащенное, из моря судно не рассохлось.
И нет на всем земном шаре другого такого корабля. Видный через стеклянные галереи, стоит он, и не верится, что еще совсем недавно он находился в водяном плену.
Впрочем, недавно появилось сообщение о том, что у берегов Испании на глубине 15–16 метров удалось сыскать полузанесенный илом и песком британский фрегат «Мэри Роз». В свое время он входил в состав одной из эскадр английского корабля Генриха VIII (отца Елизаветы I) и затонул в 1545 году. Как и в случае с «Вазой», осталось неизвестным, почему, так и не успев вступить в, бой, пошел ко дну этот неплохо оснащенный боевой корабль.
Из девяносто одной пушки, находившейся на вооружении «Мэри Роз», подводные археологи обнаружили не более десятка. Лучше обстоит дело с внутренними помещениями корабля: здесь сохранилась и утварь, и оборудование, во многом благодаря слою тонкого донного песка, как бы законсервировавшего их.
Коль речь у нас зашла о Средиземном море, как не вспомнить, что именно здесь — неподалеку от Кипра — была сделана еще одна редчайшая находка. В 1967 году здесь обнаружили остатки пяти погибших кораблей, в их числе оказалось и судно IV века до н. э. Груженое амфорами, оно лежало на глубине 90 метров. Корпус судна для защиты от морских древоточцев был обшит свинцовыми листами. Вот, оказывается, в какую даль времен уходит этот прием.
…По подсчетам специалистов в одном только Средиземном море, начиная с древнейших времен, затонуло не менее 15 тысяч судов.
Бесспорно утверждение археологов: затонувший корабль — это всегда целый мир, где все, от трюмного груза до гвоздя, скрепляющего обшивку, — неоценимые свидетельства истории. Вода или донный ил подчас прекрасно сохраняют орудия, оружие, утварь — зримые и яркие черты нашего прошлого, материальные свидетельства давно угасших веков.
Не только, разумеется, поиски затонувших кораблей является заботой археологов-подводников. Они уделяют серьезное внимание и ушедшим под воду городам.
Мы уже рассказывали о Диоскурии. Но вот сравнительно недавно археологи разыскали остатки ушедшего под воду города — на дне моря возле Нового Афона. А в Неаполитанском заливе настала очередь Баи. Городок Бая, он находится чуть западнее Неаполя, нынче ничем особенным не знаменит. А некогда тут был прославленный город-курорт, в котором проводил время «весь Рим», с красивыми прямыми магистралями, город императорских дворцов и богатых вилл.
«…Ничто не может сравниться со взморьем милой Баи», — писал Гораций. И он был прав: здесь чудесный мягкий климат, много солнца, лес, море, и ко всему этому еще и редкостной красоты вид на голубые воды залива. На берегу и даже в море находилось множество источников минеральной воды, солоноватой, щелочной, сернистой, содержащей известь, подчас такой горячей, что в ней можно было сварить яйца. Говорили, что источники эти помогают при многих недугах. Римские патриции и богачи приезжали сюда лечить ревматизм, ишиас, подагру, желудочные болезни, головные боли, переломы, вывихи. И просто отдыхать.
Так Бая стала модным курортом. Сановники воздвигали себе виллы не только на берегу, но даже и в самом море — на сваях, на молах, дома с колоннами с резервуарами для воды, со спортивными залами, купальнями. Здесь состязались в том, кто построит самый невиданный, самый оригинальный дворец. Одним из самых богатых был дворец Кая Юлия Цезаря.
От древней Баи в нынешнем городишке, расположенном в бухте Поццуоли, мало что осталось: древняя Бая — она под землей. Впрочем, не вся. Значительная часть площади, которую в свое время занимал знаменитый курорт, ныне затоплена водами Тирренского моря.
Рыбаки, да и не только рыбаки давно уже рассказывали о том, что в ясную погоду в море видны стены, колонны и улицы. В 1930 году этими слухами заинтересовались ученые. На дно бухты спустились водолазы. И они действительно обнаружили и здания, и улицы, и подняли наверх много беломраморных и бронзовых статуй.
Работать тут было трудно. Мало того, что водолазы в те годы трудились в тяжелых доспехах, мутной была здесь вода. Подчас и в полуметре невозможно было что-либо рассмотреть.
…Прошло 28 лет. В 1958 году некто Раймондо Бухер, аквалангист из Неаполя, вновь напомнил о затонувшем городе, опубликовав репортаж и несколько фотографий. В принципе Бухер не сообщил ничего нового. И все же его репортаж принес известную пользу: древней Баей и историей ее гибели заинтересовался профессор Нино Ламболья, возглавлявший экспериментальный центр подводных исследований.
В сентябре 1959 года в воды Поццуоли вошел корвет «Дайна». С него были временно сняты пушки и пулеметы, а их место заняли воздушный компрессор, помпы и прочее снаряжение. Все оказалось верным. Перед взором аквалангистов предстали и стены зданий, и колонны, и галереи, и бывшие залы, и каналы, некогда отводившие воду из терм (римских бань), и таверны, и мраморные мозаичные полы, и фрески, и обломки разнообразной посуды, и руины храмов, и даже алтарь.
…На протяжении более полутора веков гремела слава Баи. В августе 79 года земля пошла ходуном. С ужасом смотрели выбежавшие на улицу люди, как над Везувием к заоблачным высям поднялся похожий на огромный кедр столб дыма.
Город миновала судьба Помпеи, Геркуланума и Стабии. Здесь не было ливня из лапили, грязевых потоков и потоков лавы, вулканического пепла, не было стелящихся по над улицами, заползающих во все щели ядовитых серных паров. Но в конечном итоге Бая тоже стала жертвой этого извержения, точнее жертвой катаклизмов, связанных, как полагают, с теми тектонико-вулканическими процессами, из-за которых и пришел в неистовство Везувий.
…Мы не очень хорошо осведомлены о том, что именно произошло с Баей, тем более, что все это случилось не вдруг, а растянулось на годы. Известно, однако, что в начале море на какое-то время отступило от берегов, а суша поднялась, впоследствии начался обратный процесс: море вернулось, а суша принялась медленно опускаться.
Менялась конфигурация берега. Все ближе подбиралось море к пляжам и площадям города, пока наконец воды не сомкнулись над большей частью Баи.
Профессору Ламболье и его помощникам удалось составить довольно точный план подводного городка.
Изыскания пока что приостановлены, и работы не ведутся. Но, может быть, когда-нибудь настанет все-таки черед Баи, как в свое время настал черед Геркуланумы и Помпеи.
…Всего несколько минут продолжалось землетрясение: три сильных подземных толчка. Затем на город хлынули волны.
Когда полчаса спустя вновь засверкало солнце и заголубели небеса, от города Порт-Ройала на Ямайке осталось не более десяти акров. А был он в свое время важнейшим торговым центром Карибского бассейна, и слава о нем гремела в Старом и Новом Свете.
Девять десятых городских зданий (их насчитывалось не менее двух тысяч, и среди них немало двух- и трехэтажных), были разрушены, затоплены или сползли в море. По самым приблизительным подсчетам погибло не менее двух тысяч человек — каждый четвертый житель.
Установить границы, конфигурацию и площадь города, погрузившегося под воду несколько сот лет назад — трагедия произошла 7 июня 1692 года — задача нелегкая. И все-таки подводные археологи, работавшие тут в 1959–1960 годах, справились с ней превосходно.
…Три четверти затонувшей площади находится в десяти метрах от поверхности моря. Под толщей воды покоятся не только остатки домов. Подносы и бокалы, керамические кубки, чаши, медные подсвечники и подсвечники из латуни, перевязи, шляпы, гвозди, кастрюли, молотки, топоры, кирки, ножи, шпаги, наконечники для пик, бесконечное множество изделий из дерева, кожи, костей, стекла. Был найден кусочек мела и кусочек графита, широкий плотницкий карандаш и даже обломок грифельной доски с начертанными числами «1, 8, 10, 12».
Все поднятое на поверхность нуждалось в тщательнейшем уходе. Впрочем, с керамикой, костью, стеклом дело обстояло относительно просто: достаточно было их хорошенько промыть водой. Медные, латунные, свинцовые изделия тоже сначала мыли, а потом, чтобы снять зеленоватую патину, налет на поверхности, появившийся от многолетнего пребывания в воде, чистили губкой из тонкой металлической паутинки. Дерево — а оно обычно после того, как его высушивают, уменьшается в объеме едва ли не на четверть, — покрывали специальным воском.
Но были еще различные предметы из серебра, железа и олова. И здесь многое надо было изобретать. Очистить оловянные изделия от коралловых наростов быстрее всего удавалось, положив их в ванночку с какой-нибудь кислотой, только не сильной. Следы коррозии исчезали, если очищаемый предмет помещали в ванночку, наполненную горячей водой с содой, или подвергали электролизу.
Вернемся, однако, снова в Советский Союз.
Известно: Каспийское море давно уже потеряло связь е Мировым океаном и ныне лежит намного ниже его уровня. Каспий превратился в замкнутый бассейн и чуть ли не всецело зависит от стока вод питающих его рек. Из-за этого на протяжении веков не единожды менялся уровень его собственных вод и, соответственно, не раз оказывались под водой порой весьма обширные прибрежные районы. Потом нередко море отступало, случалось, что возвращалось и вновь. Образовывались и исчезали заливы и проливы, острова и полуострова.
В начале XIV века в ходе очередной трансгрессии, самой значительной в истории Каспия, уровень вод повысился на десять-двенадцать метров. Море вышло из берегов.
Это в ту пору затопило поселок Бяндован, который находился километрах в двадцати севернее устья Куры; недавно его обнаружили археологи неподалеку от нынешнего поселка Норд-Ост-Култук и подняли на поверхность остатки каменных жерновов, нашли разрушенные гончарные мастерские, нашли цветную глазурь, изразцы, рисунки, нашли сохранившиеся надписи. Одна из них гласила: «Жизнь мира — любовь». На другой было начертано: «Пока с тобой труд и наука…».
…Все яснее становится теперь, что почти вдоль всего восточного побережья Каспийского моря на сотни километров тянется отнюдь не мифическая, а вполне реальная «Атлантида», затопленная или частично уже вышедшая из-под воды полоса со множеством древних поселений и городов.
Конечно, нелегко вести археологический поиск на глубине. Для того чтобы успешно работать, нужна самая современная техника.
Аквалангисты, специалисты водолазного дела, инженеры-механики, инженеры-электрики, специалисты по фотограмметрии, подводной консервации, дипломированные археологи, конструкторы, врачи, художники — всех и не перечислишь, кто ныне принимает участие в подводных археологических экспедициях. На вооружении у этих экспедиций — и корабли, в том числе и подводные, и компрессоры, и гидромониторы, и эхолоты, и радиопередатчики, и декомпрессионные камеры, и эжекторы, и многое, многое другое.
Работа идет и на Черном море, и на Каспийском, на Балтике, в проливе Ла-Манш, в Атлантическом океане, в Средиземном и Карибском морях и в других местах. Успехи есть. Но гораздо больше предстоит сделать. Великое множество неоткрытых еще сведений о древнейших, древних временах и Средневековье таят в себе подводные кладовые.
Вспомним всем известное Ильмень-озеро.
…По Ильменю, по Волхову — и дальше к югу пролегал некогда знаменитый путь «из варяг в греки», путь, связывавший Северную Европу и земли, занимаемые славянами, с греческим и римским миром.
По подсчетам доктора исторических наук Б. А. Колчина, на озере Ильмень (а оно славится штормами) в свое время погибли сотни и сотни нормандских судов, славянских стругов, греческих трирем.
Глубины здесь не очень большие — восемь-десять метров. Не слишком велика и толщина илового покрова. Среди этих сотен затонувших судов, вероятно, есть и хорошо сохранившиеся!
Как заманчиво было бы их сыскать — корабли викингов, корабли древних славян…
 |
А. С. Варшавский — писатель, кандидат исторических наук — знаком читателям по книгам, посвященным современным открытиям в области археологии, антропологии, этнографии: «Города раскрывают тайны», «Если раскопать холм», «Колумбы каменного века» и др.
Рецензент — Г. Б. Федоров, доктор исторических наук.
Анатолий Варшавский родился в 1920 году. Окончил московский институт истории философии и литературы им. Н. Г. Чернышевского /МИФЛИ/ и аспирантуру МГУ. Кандидат исторических наук. Автор многих книг, посвященных современным открытиям в области археологии, антропологии, этнографии, всеобщей истории: «Города раскрывают тайны», «Если раскопать холм», «Колумбы каменного века», «Следы на дне» и др. Лауреат премии Союза журналистов СССР, лауреат премии общества «Знание».
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |