"200% свободы" - читать интересную книгу автора (Мицкевич Анатолий Петрович)IVВдоль реки над головой то и дело проносились электровозы, обдавая прохожих горячим зловонием. Внизу и вверху сигналили автомобили. Был влажный бесцветный осенний день. – Тебе нравится у нас? – спросил Эрнест Холл. – У вас, как и у нас, – невозмутимо ответил Леонор. – Я никогда не был в Европе, но мне рассказывали, что там очень красиво. Во всяком случае там еще не научились загаживать города, как у нас. Леонор поднял воротник плаща. – Ты, Эрнест, говоришь так, будто Европа тебя и впрямь интересует. – А тебя? Снова над головой пронесся поезд. Леонор на мгновенье остановился и посмотрел ему вслед. – Двигатель дрянь, – сказал он. – Это всем известно, – перебил его Эрнест. – Так как же насчет Европы? – А какая разница! Я вспоминаю наш маленький городок, директора Штиммера и нашу гимназию. Смешно, право!.. – Смешно? Послушай, почему ты корчишь из себя этакую бесстрастную скотину? Ведь это довольно противно. Леонор остановился и пристально посмотрел на своего спутника. – Холл, если ты действительно хочешь, чтобы мы дружили, давай не будем болтать о чепухе. В конечном счете, если судить по вашим стандартам, я веду себя отлично. Они спустились с моста и пошли по набережной. Теперь было хорошо видно, какой грязной была вода в реке. – В Америке был такой ученый, Ленгмьюр. Он первый доказал, что пленки масла на воде – это мономолекулярные пленки. – Ну и что же? – с нескрываемым раздражением спросил Холл. – Мы слишком мало знаем о мономолекулярных слоях. Мне кажется, что будущая теория материи должна представлять себе атомы и атомные частицы как разбухающие пленки, которые построены из частиц первоматерии. Холл вдруг остановился и взял Леонора за руку. – Послушай, дружище. У тебя когда-нибудь появляется чувство неудовлетворенности от того, что ты живешь и работаешь у нас? Тебя не тянет на родину? Леонор улыбнулся. – Нет. – А у тебя не осталась там, в Германии, ну, скажем, любимая девушка? – А что это такое? Холл энергично сплюнул. – Не притворяйся дураком. Ты, парень, знай. Что мы, американцы, можем шутить до поры до времени. Леонор облокотился на гранитные перила. – Мы американцы, мы европейцы, мы негры… Честное слово, Эрнест, я просто не понимаю, для чего все это говорится. Я не имею никакого представления о любви, и следовательно, никакой девушки у меня в принципе быть не может. – Ты врешь! – Я? – Да, ты. – Но, Эрнест… – Леонор. До сих пор я знал тебя как умного парня. Никто никогда не сможет по достоинству оценить все то, что ты сделал для нашей фирмы. Я могу сказать тебе откровенно, что твои работы наши ребята изучают как какой-то особый курс. Это нас заставляет делать Геллер. Но… Но когда я увидел вчера девушку из Европы… – Девушку из Европы? – спросил Леонор. – Да. Ее имя Эльза. Она из твоего города, а ее отец совладелец фирмы, в которой мы работаем. Так вот, эта Эльза сказала, что она будет тебя презирать, если ты будешь продолжать свою деятельность у Геллера. Некоторое время Леонор непонимающе смотрел на Холла, а после начал смеяться, все громче и громче, пока его смех не разнесся по всей набережной. Леонор, извиваясь от смеха, показывал пальцем на Эрнеста Холла и что-то говорил по-немецки. У американского парня задергались скулы. Ему вдруг показалось, что Леонор сошел с ума. Он стоял долго и ждал, пока его приятель насмеется вдоволь. А когда тот умолк, Эрнест, ничего не спрашивая, зашагал вперед. Только после того, как они оказались на широкой, ярко освещенной улице, Холл, как бы размышляя вслух, пробормотал: – Кажется, итальянец по имени Ламброза заметил, что гениальность – явление такое же патологическое, как и сумасшествие… – Совершенно верно, это сказал Ламброза, – подтвердил Леонор. – Я вспомнил эту девушку, Эльзу… Ты знаешь, перед моим отъездом из Германии она сказала, что любит меня. Холл резко остановился. – Ну а ты? – Я? Ничего. Пожал плечами. Леонор хихикнул, но Эрнест подошел к нему вплотную и схватил за борт пиджака. – Вот что. Если ты не перестанешь корчить из себя робота в человеческом обличье, я размозжу тебе голову. Понятно? – Понятно. Я очень от тебя устал, Эрнест. Иди своей дорогой, а я пойду своей. Мы никогда не поймем друг друга. Никогда. Прощай. Леонор пересек улицу, оставив американского парня на перекрестке. А вот и здание атомного центра. Было уже очень поздно, и Леонору показалось странным, что возле высокой каменной ограды стояли какие-то люди. Их было немного, всего человек пятнадцать – двадцать, но держались они группой, а в середине кто-то поднимал фанерный щит, на котором было написано «Свободу от атомной опасности!» Леонор хотел было пройти мимо, прямо к воротам проходной, но его вдруг окружили плотным кольцом. – Вы отсюда? – спросил кто-то. – Зачем вы работаете здесь? – Какое ваше дело, где я работаю. – И вас не мучают угрызения совести? – Это когда убивают людей и считают, что так и нужно. – Я никого не убивал и не собираюсь убивать. – Но вы работаете здесь. Значит, вы содействуете тем, кто намеревается совершить убийство. Леонор вышел из круга, остановился и произнес усталым голосом: – Вот что, ребята. Если бы таких, как я, было много, никогда никаких убийств не было бы. Не было бы ненависти и алчности, необузданных страстей и страха, кровожадности и безумия. Это они порождают все ваши несчастья. Ваши любовь, страсть, тщеславие, страх, борьба за существование, инстинкт размножения и жажда наживы – вот причина ваших войн и кровопролитий. Прежде чем стать свободным от атомной опасности, вы должны освободиться от своих пороков. Боюсь, что это вам не удастся. Вряд ли ваша фанера с лозунгом поможет. Спокойной ночи. Стоять ночью перед стеной просто глупо. Идите отдыхать. Леонор вошел в ворота, а толпа людей проводила его полными ненависти и презрения взглядами. Леонор всю ночь напролет рассчитывал новый тип взрывного устройства для нуклоновой бомбы нового типа. |
|
|