"НА ДЕСЯТОЙ ПЛАНЕТЕ" - читать интересную книгу автора (Митрофанов Анатолий Иванович)
Глава седьмая В КАЗЕМАТАХ ЦЕРЕРЫ
Каждую новую находку Данилова сопровождала восторженными восклицаниями.
— На земле эти снимки лучше всяких слов расскажут о том, что мы здесь видим! — приговаривала она, поминутно щелкая фотоаппаратом.
На этот раз им с Медведевым посчастливилось. Занимаясь раскопками в районе мертвого города, они сделали немаловажное открытие. На месте одного из разрушенных зданий им удалось обнаружить вход в подвальное помещение. Соблюдая осторожность и готовые ко всему, космонавты не спеша спустились вниз. Яркий сноп света электрического фонаря бежал по стенам и углам подвала, выхватывая из темноты кучи пепла и пыли.
— Виктор, обрати внимание!
Медведев посмотрел, куда указывала Данилова, и удивился. В одном из простенков стояла истлевшая мебель. При первом же прикосновении она рассыпалась в прах. Затем были найдены различные изделия из металла, отливавшего синевой, и битая посуда, на осколках которой сохранились небольшие рисунки. В большинстве своем очи изображали каких—то диковинных животных или растения. Причудливые переплетения линии и красок напоминали что—то знакомой и в то же время неведомое.
— Хочу увидеть на рисунке фаэтов и не нахожу, — сказал Медведев. — Они, наверное, такие, как и мы с тобой.
— А ты не допускаешь мысли, что они похожи вот на этих? — Таня подала капитану один из осколков, на котором были запечатлены странные существа, похожие своим видом на пауков.
Медведев отрицательно покачал головой.
— Не думаю. Ну, а если это так, то встреча с ними не сулит особого удовольствия.
— Ой! Смотри, не это ли настоящие фаэты?
— Конечно! Они! Наличие одежды — первый признак того, что это разумное существо.
На осколке был рисунок, изображавший несколько фаэтов. Это явилось такой важной находкой, что Медведев и Таня долго внимательно рассматривали его.
— По нему можно судить, что фаэты все—таки мало чем отличаются от нас, — заключил Медведев.
— Ты был близок к истине. Дотащим ли эти археологические трофеи? — Таня посмотрела на большую кучу разных предметов.
— По весу легко унесем и полтонны. Но слишком уж тут много всего, сразу не ухватишь.
— Мне кажется, все найденное нами пролежало здесь не одно столетие. Примечательно, что сохранилось лишь то, что не могло гореть. Пожалуй, в последнее время фаэты жили не на поверхности планеты, а в таких вот подвалах, служивших им убежищам.
— Убежищами! Но от чего?
— Не знаю, — сказала Таня.
Когда Медведев и Данилова, нагруженные всевозможными вещами, добрались до корабля, их встретили встревоженные товарищи. Медведев почувствовал что—то недоброе.
— Что случилось?
— Дубравин ушел к «морю», и все нет. По радио не отвечает.
— Ушел один? — с беспокойством спросил Медведев.
Хачатуров развел руками, как будто был повинен в необдуманном поступке товарища.
— Как же так? — только и смог выговорить капитан. Остро защемило сердце. Помолчав, договорил:
— Надо спешить! Кто знает, чем все это может кончиться.
Медведева все поняли без дальнейших объяснений. Шли быстро, большими прыжками, насколько хватало сил. Впереди шагал Медведев, молчаливый, сосредоточенный. На слое пепла отчетливо различались следы Дубравина. Потом они оборвались. Посоветовавшись, космонавты разомкнулись, чтобы дальше двигаться широким фронтом. Начался каменистый грунт.
Космонавты приблизились к бывшему морю. Медведев связался с Хачатуровым.
— Куда он мог направиться? По дну моря?
— Вряд ли. Скорее всего туда, — Хачатуров показал рукой в сторону диких холмов, вершины которых были чуть посеребрены рассеянным солнечным светом. — Мы с ним дошли до этого места. Дальше мы не ходили.
Вот и горы. Отроги их круто обрывались на побережье. Вдруг космонавты услышали тревожный голос Яровой. Она торопливо передала с корабля:
— Берегитесь! Приближается космический град! Он выпадет в вашем районе! Показания локаторов… Слышите меня? Отвечайте!
— Слышим! — коротко бросил в ответ Медведев и быстро увел товарищей под ближайший уступ в скале.
Неожиданно вся местность вокруг заклубилась в облачках черной пыли и, казалось, закипела, как в огромном котле. Сотни метеоритов вонзались с огромной силой в скалы. Космонавты прижались друг к другу, молча наблюдали за игрой разбушевавшейся стихии. А бушевала она в немой тишине. Разреженная атмосфера не разносила свиста и грохота камней. И в этом безмолвии все происходящее еще больше напоминало слепую пляску смерти, от которой волосы на голове вставали дыбом. Что—то будет?
Космическая бомбардировка прекратилась так же внезапно, как и началась. Космонавты оставались сидеть без движения, точно парализованные. Наконец, облегченно вздохнув, один за другим они покинули спасительное убежище под скалой.
— Оказывается, буйные силы космоса свирепствуют и на этой внешне тихой планете, — заговорил было Медведев, но сразу помрачнел, испугавшись невольного предположения.
— Каменный дождь! Не попал ли под него Дубравин?..
Эта страшная догадка поразила всех не меньше, чем только что бушевавший космический град. Но никто не проронил ни слова.
До захода солнца искали космонавты исчезнувшего товарища. Тщательное обследование местности не дало никаких результатов. На корабль возвращались усталые и подавленные.
В свои права снова вступала космическая ночь. В черном, мраке ничего нельзя было разглядеть. Свет электрических фонарей пробивал темноту не дальше трех метров. Полузамерзшие космонавты шли гуськом, связанные, как альпинисты, крепким тросом. Впереди показался свет. Это Ярова, чтобы товарищи не сбились с пути, включила на корабле сильный прожектор и приводную радиостанцию.
Тягостные минуты переживали космонавты. По возвращении на корабль все собрались в капитанской рубке. Все очень устали, но какой уж там сон! У каждого было чувство, словно он утратил самого близкого человека. И каждый внутренние страстно желал, чтобы опасения не сбылись. Дубравин, погиб! Нет, это немыслимо. Он должен жить. Он жив, завтра он будет с нами, как всегда веселый, неутомимый.
— Приводная электростанция должна работать всю ночь, — нарушил молчание Медведев. — И прожектор, Женя, тоже не гаси.
— Хорошо! — проронила Ярова. Губы ее мелко задрожали. Казалось, сейчас она разрыдается. Космонавты сочувственно посмотрели на Женю. Лицо ее побледнело, живые обычно глаза утратили свой блеск. Девушку словно подменили. Все понимали, что Ярова особенно мучительно переживает исчезновение Дубравина. Ни для кого из членов экипажа не было секретом, что Женя неравнодушна к Василию, хотя она и не давала повода думать так, скрывая свои чувства.
— Запас кислорода у него на шестьдесят часов, — тихо — сказала Таня. — Значит, еще не все потеряно.
— Василий жив! Я уверена в этом, — выкрикнула с болью Женя.
— С рассветом продолжим его поиски. Мы найдем его, чего бы это нам ни стоило! — Медведев подошел к Яровой и дружески обнял ее за плечи: — Не надо так сильно расстраиваться. Успокойся.
— Разреши мне завтра пойти с вами, — Ярова умоляюще взглянула на капитана.
— Не нужно. Все сделаем без тебя. А ты поможешь своей корабельной радиостанцией. Без связи нам тоже нельзя. Сегодня, оставшись одна, ты хорошо действовала. Радио и прожектор нам очень помогли. Понимаешь?
Женя согласно кивнула головой.
Поиски Дубравина продолжались. Но ни второй, ни последующие дни не принесли ничего утешительного. Шел шестидесятый час с момента ухода Василия. Космонавта теперь могло спасти только чудо.
Часы пробили полночь, но на корабле — никто не, смыкал глаз. Медведев, подперев голову руками, неподвижно застыл в кресле.
«Эх, Василий, Василий! Неужели? — о дальнейшем страшно было даже подумать. — Лучше бы со мной так…» Капитан поднялся.
— Все?! — но, поняв, что спорить и заниматься самоутешениями сейчас бессмысленно, замолк. Нервно прошелся порубке. Потом, овладев собой, заговорил:
— Искать Дубравина будем. Фаэтов тоже. Это наша цель. Завтра каждый займется своим делом. Верю, тяжело. Но раскисать и опускать руки не следует.
— Ясно, капитан, — ответил за всех Хачатуров.
С рассветом Медведев и Таня были уже у руин мертвого города.
— Сегодня мы должны закончить раскопки. Танкетку Кулько почти отремонтировал. Завтра отправимся в места, еще не обследованные.
— У меня, Виктор, все валится из рук. Не хочется спускаться в эти могильные склепы.
— А ты крепись!
Незаметно для себя Медведев и Таня провозились в подвалах до полудня. Вынося наверх сумки с собранным вещами, Таня поразилась странной перемене, происшедшей на поверхности.
— Виктор поднимайся скорей! Диск солнца посинел! Посмотри на эту фиолетовую тучу! Она с каждой минутой становится все больше
— Действительно!.. — Медведев с опаской поглядывал вверх.
Солнечный свет померк. Горизонт стал невидимым. В наступившем полумраке вдруг мелькнула маленькая искорка, за ней вторая. И вот кругом замерцало множество огненных пылинок.
— Электрическая буря! — испуганно прошептала Таня, чувствуя, как ее охватывает ужас перед этим грозным и необыкновенным явлением природы.
— Церера попала в тучу космической пыли. Пыль горит в остатках атмосферы планеты! — догадался Медведев. — Но что такое? Наша приводная станция замолчала.
— Оставаться здесь опасно. Зажаримся! — показала Таня на металлические предметы, начавшие нагреваться. Схватив капитана за руку, она почти насильно утащила его в подвал.
Время тянулось медленно. Неоднократно Медведев пытался связаться с кораблем по радио, но всякий раз безуспешно.
— Вероятно, космическая пыль поглощает радиоволны, а через толщу недр они пробиться не в силах, — объяснил Медведев.
— Настоящая огненная мышеловка! — встревожилась Таня. — Боюсь — туча скоро не пройдет. А запасы кислорода у нас ограничены.
Целые сутки продолжалось феерическое горение пыли. Но вот искрящаяся мгла поредела. В небе появился матовый диск Солнца. Слабый свет его залил окружающую местность.
— Пойдем, Таня. Оставаться здесь дольше рискованно. Кислород…
— Понимаю. Но куда мы пойдем в этой серой дымке?
— Раз радио молчит, попробуем ориентироваться магнитным компасом. Пока его стрелка всегда устойчиво держалась в одном направлении.
Космонавты пошли. Рация по—прежнему бездействовала. Уже должен был появиться корабль, но его нигде не было видно.
«Не заблудились ли?» — с опаской подумал Медведев, начиная жалеть, что доверился компасу. «Вдруг он показывает неверно?» — капитан проклинал себя за неосторожность: ведь с ним была Таня. И вдруг… О, счастье! Он услышал слабые сигналы приводной станции. Оказалось, что они шли в обратном направлении, удаляясь от корабля.
— Таня! Поворачивай назад! Компас нас обманул.
Теперь, вслушиваясь в сигналы приводной станции, космонавты спешили наверстать упущенное время. Связаться с кораблем пока было невозможно. Хорошо, что хоть мощная корабельная станция смогла пробить пылевую мглу.
Посматривая с тревогой на часы и на индикатор кислорода, Медведев пытался прикинуть, какое расстояние еще отделяет их от корабля. Воздуха в скафандрах им могло хватить максимум на час.
Быстро бежали минуты. Истекал запас кислорода в скафандре. Дышать становилось все труднее.
— «Циолковский!» — прокричал Медведев и усиленно начал радировать.
И то ли они приблизились к кораблю, то ли пылевая мгла поредела так, что перестала действовать на радиоволны, но на корабле услышали Медведева.
— Капитан! Мы вас слышим! — передавала Женя, — Где вы? Отвечайте!
— Женя! Далеко ли до корабля? — не удержался и спросил Медведев. — У нас кончается кислород!
— Капитан! Держитесь! К вам вышла танкетка!
Найдет ли их танкетка? Не задохнутся ли они без воздуха?
— Таня, как твое самочувствие? — спросил Медведев.
Девушка не ответила. Она остановилась и бессильно опустилась на черный пепел, покрывавший почву. Медведев подхватил ее на руки и понес, с трудом передвигая ноги.
«Только бы не упасть! Еще немного…»
В голове у Медведева гудело. Перед глазами плыли синие круги, уши как будто, заложило ватой. Он ощущал, как силы постепенно оставляют его. Шаг, еще один, третий…
Прорезая фарами вечерние сумерки, прямо на них двигалась танкетка.
Ноги у Медведева подкосились, он лишился чувств.
Придя в себя, капитан увидел, что находится в танкетке со снятым шлемом. Над ним склонилось доброе, озабоченное лицо Кулько. Вот Алексей улыбнулся, что—то сказал, а что — капитан не расслышал. Он приподнялся на локтях, осмотрелся.
— Жива! Она здесь!
Рядом с ним лежала Таня и часто—часто дышала. Обессиленный, но счастливый Медведев снова откинулся в кресле.
Вскоре танкетка остановилась. Медведева и Таню бережно перенесли на корабль, уложили в постели. Медведев хотел было воспротивиться этому, но пришлось смириться.
— Вы сейчас не капитан, а мой больной, — с показной строгостью заявила Ярова, хлопотавшая возле него.
— Именно! — подтвердил Кулько, улыбаясь.
— Хорошо, хорошо! Скажите, когда отремонтировали танкетку?
— Во время электрической бури мы не прекращали ремонта. Ваше отсутствие заставило нас торопиться. Вот и все.
— Молодцы! — Медведев закрыл глаза.
Непроглядная черная ночь, как всегда, быстро погрузила Цереру в ледяной сон, Но еще более беспросветной, нескончаемой была ночь в глубоких подземельях Фаэтии.
Дубравин очень долго не мог опомниться. Сначала не было никакого ощущения, словно все ушло в небытие. Потом он то задыхался от недостатка воздуха, то дрожал от холода, то стонал от нестерпимой боли в плече и груди. Глаза застилала мутно—белая пелена. Сознание работало плохо.
Голову будто сжали железными тисками. И снова жгучая боль пронизывала тело. Дубравин вскрикнул и открыл глаза.
— О — о! — жалобно простонал он. Невыразимое страдание слышалось в этом стоне.
— Уйди! Прочь! — бессвязно шептал космонавт, И рука, вскинутая кверху, снова бессильно упала на грудь.
Опять тяжелое забытье, сопровождаемое неровным дыханием да судорожными движениями. Так мечется в бреду человек.
Сколько времени продолжалось такое состояние — день, неделя, месяц, — Дубравин ни за что не мог бы определить. Яркая электрическая вспышка, удар — а дальше… Наконец он с трудом открыл отяжелевшие веки. Над ним, освещенный тусклым голубоватым светом, низко опускался сводчатый потолок. Гладкие стены. Ложе. Непослушными руками космонавт ощупал одеяло, которым был укрыт. Шелковистое, оно приятно холодило.
Боль в теле не утихала, особенно на плече и в месте ожога. Но не она заботила сейчас Дубравина. «Что же все—таки — произошло? Где товарищи? Что со мной? Неужели я у фаэтов? И один. Тогда где же они и каковы их намерения? Однажды перед ним промелькнуло какое—то беглое видение и скрылось, он это прекрасно помнит. Или это было в бреду?»
Мысли утомили, и силы оставили Дубравина. Он снова впал в полузабытье.
Вдруг космонавт вздрогнул. К его разгоряченному лбу прикоснулось что—то холодное. Он медленно открыл глаза и, чуть не вскрикнув от удивления, замер. Над ним склонилось почти человеческое лицо. Продолговатое, потрясающе бледное, изборожденное сотнями морщин, с острым носом и настороженными ушами, обрамленное клочками серых, как пакля, волос.
Дубравин лежал не шевелясь, затаив дыхание. Леденящий холодок закрадывался в душу. А голова незнакомца продолжала покачиваться на тонкой шее, вперил в космонавта неподвижный взгляд бесцветных, глубоко сидящих глаз.
«Так вот какие эти фаэты», — подумал Дубравин.
Но вот житель Цереры издал какой—то мелодичный звук и отошел. Высокий, худой, он был одет в странную голубую одежду, висевшую на нем мешком. Длинные руки болтались в свободных рукавах.
Дубравин посмотрел по сторонам. На низком столике, стоявшем возле ложа, он увидел блюдо с небольшими синеватыми плодами и прозрачный сосуд, наполненный бесцветной жидкостью.
«За мной ухаживают!» — у космонавта отлегло от сердца. И только сейчас он ощутил, что ему страшно хочется пить. Дубравин осторожно поднес сосуд ко рту и сделал небольшой глоток. Внутри приятно зажгло, голова закружилась, боли заметно утихли.
«Лекарство, очень сильное лекарство», — мелькнула у Дубравина мысль, и он забылся глубоким сном.
После этого у своего изголовья Дубравин не раз видел старого фаэта. Но однажды следом за ним в таком же голубом одеянии, только расшитом золотыми узорами, вошла бледнолицая девушка. Серые волосы ее были собраны в семь пучков, которые торчали на голове веером. Несмотря на бледность, угловатые черты лица казались привлекательными. «Ну и прическа!» — невольно удивился Дубравин. Несколько минут старик и девушка, изредка поглядывая на больного космонавта, о чем—то переговаривались между собой на певучем наречии. Потом они, не тревожа Дубравина, удалились.
Отныне за ним начала ухаживать фаэтянка. Старик больше не появлялся. Дубравин стал поправляться, быстро набираться сил. Фаэтянка регулярно навещала космонавта. Не раз он пытался заговорить с лей, но она останавливала его предостерегающим жестом. Однажды, словно поняв намерение Дубравина, фаэтянка показала на себя и полуспела:
— Ни—лия! — и, переждав немного, снова повторила: — Ни—лия!
— Понял! Ясно! — обрадовался Дубравин. — Тебя зовут Ни—лия, — и, повторяя движения девушки, ткнул пальцем себя в грудь. — Вася! Вася!
— Ва—си—я! — по—своему пропела фаэтянка и плавно закивала головой.
С этого дня они пытались разговаривать между собой.
Дубравин узнавал от Ни—лии новые для себя названия предметов и старался уловить тончайшие оттенки в незнакомых мелодичных словах. Он поставил своей целью овладеть секретом языка фаэтов, что еще можно было делать в его положении!
А беспокойство не проходило. Часто показывая наверх, космонавт приводил Ни—лию в большое смятение. Он пытался спросить фаэтянку о своих товарищах, возможности связи с ними, выхода на поверхность. Но она только в ужасе махала руками и закрывала глаза.
В одно из занятий языком фаэтов, которые Ни—лия охотно проводила с Дубравиным, они дошли до понятия «время». Узнав, сколько дней он пролежал в постели, космонавт был поражен.
— Ни—лия! Что ты говоришь! — с горечью воскликнул он. — Три месяца! О — о! Все пропало! Ты пойми, наш космический корабль, наверно, уже улетел на Землю.
Добрую половину того, что сказал Дубравин, Ни—лия не поняла, а со своими слабыми познаниями языка фаэтов он не смог выяснить, как на Церере счисляют время. Да и до этого ему сейчас было. Схватившись руками за голову Дубравин в отчаянии упал на подушку.
На следующий день Ни—лия принесла странный прибор, похожий на корону, и шкатулку, увитую множеством нитевидных проволочек.
— Ва—си—я! Я хочу помочь тебе хорошо запомнить наши слова.
— С помощью вот этого прибора?
— Да, да!
— Интересно!
— Надень корону на голову, — Ни—лия подала космонавту прибор и присоединила к нему несколько тонких проводников от шкатулки. — А теперь нажми любую кнопку. Фаэтянка показала, как это нужно сделать.
Дубравин надавил на одну из кнопок и чуточку опешил.
— Так… Вижу — море, темные волны, белую пену прибоя, камни, гальку, животных, похожих на тюленей, — приговаривал он восторженно. Одновременно слышу их названия! Что это такое? Звуковой фильмоскоп?
Ни—лия объяснила космонавту, что прибор правильно было бы назвать электропамятью, хотя токи, которыми он действует на мозг, не превышают и миллионной доли энергии, зажигающей самую маленькую лампочку.
— Примечательно то, что все предметы, которые покажет прибор, навсегда останутся в твоей памяти.
— Похоже на то, — не переставал удивляться Дубравин. — Море, волны, камни — на Церере? Ты почему—то никогда не говорила мне об этом.
Фаэтянка не ответила, будто не расслышала, о чем спросил космонавт.
— Только не переутомляй себя короной.
Миновала еще неделя. Дубравин мог уже подолгу сидеть в кресле и даже иногда двигался по каземату, как он называл комнату за ее низкие своды.
Занятия языком фаэтов не прекращались. В свою очередь Ни—лия заучила несколько русских слов. Между космонавтом и юной жительницей Цереры завязалась настоящая дружба.
— Вникай, а чего не поймешь — спрашивай, — объяснял Дубравин. — Мы прилетели с далекой Земли. Из цветущей страны. Называется она — Союзными Республиками. Наши люди построили самое справедливое общество, пользуются всеми благами природы и цивилизации. Они свободны, равноправны, их труд идет на общество, для народа, и в этом для них высшее счастье. В часы отдыха и молодые, и старые занимаются спортом, гуляют, посещают театры, музеи, читают книги.
В другие дни он рассказывал ей про межпланетную станцию и космический корабль «К. Э. Циолковский».
Ни—лия, постигая сказанное Дубравиным, покачивала головой. Изредка ее лицо омрачала печаль.
— А тебе разве нечего сказать о своей планете? — пытался вызвать фаэтянку на разговор Дубравин. — Отчего она такая мрачная, неприветливая? Где остальные фаэты? Почему на поверхности планеты все города разрушены?
Видно было, что Ни—лия хранит какую—то большую тайну и не решается посвятить в нее прилетевшего из космоса человека.
В одну из таких бесед Дубравин узнал от девушки такое, что буквально ошеломило его. Оказывается, в живых осталось только семнадцать фаэтов. Двое из них, самых старых и дряхлых, уже не в состоянии были ходить и покорно ожидали смерти. Старец, которого видел Дубравин, — это дед Ни—лии — Ми—дион, мудрый и добрый фаэт. У фаэтянки есть еще старший брат по крови. У него маленькие фаэты. Одна подруга погибшего фаэта тоже имеет малышей.
— История наша безрадостна и печальна, — заключила свой короткий рассказ Ни—лия. — Ми—дион как—нибудь все тебе объяснит. Он ждет твоего выздоровления.
— Почему осталось в живых так мало фаэтов? — спросил Дубравин у Ми—диона, когда тот опять появился в комнате и начал с ним беседовать.
— Несколько лет назад у нас возник мор. Страшная болезнь! За короткий срок она унесла в царство смерти более двухсот фаэтов. Против нее даже элексир жизни оказался бессильным. Последнюю тяжелую потерю мы испытали, когда большой метеорит разбил нашу подзорную башню с увеличительной трубой, а вместе с ними и станцию беспроволочной эфиросвязи. — Старец замолк, полузакрыв глаза. Тонкие пальцы его заметно дрожали. — Она была разрушена задолго до вашего появления. В подзорной башне, выходившей на поверхность планеты, погибли четыре моих внука по крови самые сильные, самые талантливые. Это несчастье отняло у нас все: радость жизни, надежду на будущее. Злосчастный случай! Он оборвал наши эфиропередачи, которые мы посылали в звездное пространство.
— Фа! Фа! Фа! — пропел Дубравин начало мелодии, которую он принял из космоса на «Комсомолии».
Ми—дион сразу изменился в лице, затряс длинными руками.
— Так вы… вы уловили наши позывные, — бессвязно, в сильном волнении лепетал он. — У — у — у! Прилетели по зову!
— Да, да! — обрадовано повторял Дубравин. — Теперь расскажите, что же все—таки случилось?
Глаза старца потухли, опять стали безжизненными.
— Потом, не сейчас, — отмахнулся он и расслабленными, неуверенными шагами пошел к дверям, беспрестанно покачивая головой.
Так росло число однообразных часов, проведенных Дубравиным в каземате. Вскоре он в сопровождении Ни—лии начал совершать прогулки по подземельям Цереры. Он открывал все новое и новое для себя. С изумлением осматривал космонавт сложнейшие технические сооружения, воздвигнутые в недрах планеты чуть ли не два тысячелетия тому назад.
Чтобы построить здесь, в глубине, все это, нужно многое знать. Фаэты, оказывается, далеко ушли в своем развитии. «Нет, это не дикари, а способные существа, — думал Дубравин. — Странно, из чего сделаны толстые стены подземелья? Как сказала Ни—лия, они — из особого сплава, очень прочные, твердые и гибкие. По—видимому, они способны выдерживать огромное давление. А энергетическое хозяйство! Это целый комплекс атомных и электрохимических установок с разными двигателями и механизмами».
Дубравин постепенно разбирался в принципе действия сложных установок. Работа их в большинстве своем была основана на знакомых физических законах, общих для всей Вселенной.
— Как вы управляетесь со всем этим? — поинтересовался Дубравин у Ни—лии, показывая на машины.
— Нас выручают саморегуляторы, крохотные, механические помощники. Они заменяют труд многих фаэтов, являются бдительными сторожами. Саморегуляторы поддерживают нужное тепло в помещениях, подают воду, очищают воздух, сигнализируют обо всем здесь происходящем. И не только тут. Это они известили о твоем приходе и о том, что ты пострадал от разряда, сорвавшегося с эфироантенны. Мы услышали твои сигналы по эфиру, хотели связаться с тобой, но неудачно: чуть не убили тебя.
Теперь Дубравин все вспомнил и понял.
— За все саморегуляторы, — продолжала Ни—лия, — мы благодарим предков. Они снабдили нас: умными машинами и запасами ядерного топлива.
— Как же вы рискнули спасать меня, не зная, кто я и зачем пришел к вам?
— Если бы ты не пострадай, мы, может, поколебались открыть тебе вход. А сам бы ты к нам не проник. Наши стены настолько крепки, что даже выдержали ужасную катастрофу, постигшую нашу планету.
— Какую катастрофу?! — встрепенулся Дубравин. — Ты не говорила о ней, я что—то не помню. Почему же ты не отвечаешь?
Космонавт сгорал от нетерпения узнать разгадку таинственной истории Цереры.
— Не могу, — тихо пропела фаэтянка. — Это слишком долгий рассказ, да многого я и не знаю. Ми—дион все скажет тебе, — и Ни—лия, тронув Дубравина за руку, повела его дальше.
— Вот наша плантация. Здесь мы получаем пищу.
Фаэтянка открыла дверь в узкое помещение, залитое теплым красноватым светом. Кусты, отливающие синевой, длинными рядами произрастали вдоль стен. На ветвях висело множество плодов, величиной с кулак, и цвели большие синие цветы.
— Это кусты жизни. Маленькие плоды едим сырыми. Со спелых снимаем кожуру, потом запекаем их. Получается то, что ты назвал хлебом. Тебе нравится наш хлеб, Ва—си—я?
— Очень! — похвалил Дубравин.
— Говорят, раньше эти кусты были небольшие, но после катастрофы они увеличились. Вероятно, на их рост повлияло уменьшение силы тяжести.
«Значит, и у нас на „Комсомолии“ это тоже является одной из причин усиленного роста растений», — подумал Дубравин.
Они вышли с плантации и направились дальше.
— Ни—лия! А мы не заплутаемся среди этих лабиринтов? Как ты находишь дорогу? Здесь столько всяких помещений, коридоров, переходов, этажей…
— О, нет! Обрати внимание на световые обозначения. А что находится за закрытыми дверями, легко узнать по висящим над ними таблицам.
— Интересно, куда ведет вот эта дверь с крестом и без таблицы?
— Там ужасные места! — с испугом произнесла фаэтянка. — Это соединительный тоннель с другим убежищем. Вскоре после катастрофы, неизвестно почему, в том убежище погибли все жившие в нем фаэты. Ми—дион говорит, что там до сих пор лежат горы трупов.
С минуту Дубравин и фаэтянка шли безмолвно по полутемному коридору.
Ни—лия привела его в машинное отделение. В нем тесно расположились сложные установки, напоминавшие небольшие синхрофазотроны.
— Установка для разгона атомов? — высказал предположение космонавт.
— Не угадал, — покачала головой Ни—лия. — Эти машины превращают одни минералы в другие.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что тут можно переделывать железо в золото? — пошутил Дубравин.
— Не совсем так. С помощью этой машины мы превращаем камни в кислород, а вон той — в легкий водород. Соединяя кислород с водородом, получаем воду.
— И ее можно пить?
Фаэтянка нажала на одну из кнопок. Тут же с потолка начала быстро опускаться большая плита.
— Ай!.. — вскрикнула Ни—лия.
В одно мгновение Дубравин схватил ее за руку и рванул к себе. На то место, где только что стояла фаэтянка, грохнулась тяжелая плита.
Ни—лия, дрожа всем телом, благодарно взглянула на космонавта.
— Не та кнопка. Хотела напоить тебя. Ошиблась, — начала оправдываться она. — Ты спас меня, Ва—си—я. Никогда этого не забуду. Зу—лей! — протянула нежно фаэтянка.
Дубравин растерянно улыбался.
— Ну, что ты. Я просто… — он не находил слов, чтобы выразить свою мысль. — А как я должен благодарить вас, Ми—диона, тебя за то, что спасли меня, вылечили, — нашелся он наконец.
— Об этом не надо, — умоляюще протянула Ни—лия, взяв руку Дубравина в свои, благодарно пожала ее. Руки Ни—лии были холодны.
— Объясни, почему у тебя руки иногда бывают как ледышки?
— Фаэты принадлежат к числу полухладнокровных живых существ. Температура моего тела без вреда для здоровья может понижаться или повышаться в зависимости от теплоты окружающей среды.
— Вот такой холодной была у нас на Урале малахитница — Хозяйка Медной горы, — пошутил Дубравин и, улыбаясь, рассказал Ни—лии уральский сказ. Потом начал с увлечением описывать чудесную русскую природу с ее холодной снежной зимой, буйную в цветах весну, жаркое лето и золотую осень, полную замечательных даров щедрой земли.
Он рассказал о величии Уральских гор и красоте сибирской тайги, о морях и полноводных реках и о том, как люди подчиняют себе природу, преобразуют ее.
Фаэтянка внимательно слушала космонавта.
— Ты тоскуешь по Земле, — поняла она его. — Тебе очень хочется туда?