"НА ДЕСЯТОЙ ПЛАНЕТЕ" - читать интересную книгу автора (Митрофанов Анатолий Иванович)
Глава девятая ТРУДНОЕ ДЕЛО
Возбужденный рассказом Ми—диона, Дубравин в эту ночь долго не мог заснуть. Если раньше он поражался, что ночь так коротка, то сейчас она тянулась нескончаемо долго. Он ворочался с боку на бок, и безотрадные мысли метались в его разгоряченной голове.
Ему от души было жаль несчастных фаэтов. Поистине трагическую историю пережили они! А что будет впереди? Астероид обречен на гибель. Так сказал Ми—дион. Это же подтвердили и астрономы на «Комсомолии». Скоро прекратят свое существование последние фаэты. Никто не узнает, что случилось с цветущей некогда Фаэтией. Все это канет в безвестность. Нет, этого нельзя допустить! Только — безвольные люди могут пассивно ожидать развязки!
Дубравин вскочил с ложа и в сильном волнении, зашагал по каземату.
«Найти выход во что бы то ни стало! — твердил он, сжимая кулаки. — Надо сделать так, чтобы на Земле узнали истинные причины катастрофы Фаэтии. Из всего того, что космонавты могли найти на поверхности, они никогда не узнают о ее последних днях. Никто не догадается, почему планета разлетелась на куски». Дубравин вытер рукой вспотевший лоб. Воображение рисовало ему пути освобождения из глубинных казематов, способ связаться с товарищами.
«Здесь ли „Циолковский“? Медведев, Хачатуров, как хорошо, если бы вы находились сейчас со мной, как пригодился бы ваш дельный совет. А если они улетели? Тогда — „Комсомолия“! С ней установить радиосвязь. Наконец, Земля… Нет, это уже исключено, — Дубравин стиснул зубы. — Только не мешкать! Если не смогла быть долговечной Фаэтия, пусть навсегда будет счастлива Земля. Радиоаппаратура. Надо начинать с нее. Завтра же поговорю с Ни—лией, пусть помогает она, Ми—дион, все они, кто чем сможет. Бездействие — это преступление!..»
Лишь под утро Дубравин забылся коротким тревожным сном.
Когда Ни—лия вошла в каземат, космонавт уже поджидал ее. Вместе с ней пришел молодой фаэт, часто сопровождавший ее, и, как всегда, молчаливый, опечаленный.
Дубравин стремительно подошел к фаэтам и горячо заговорил:
— Нужно добиться у Ми—диона разрешения на осмотр склада вашей эфиротехники. Это очень важно. Мы попытаемся смонтировать рацию… эфиростанцию, — поправился он.
В глазах Ни—лии промелькнул испуг.
— Не бойся, — продолжал настаивать Дубравин. — Мы будем очень осторожны. Расскажи, где на поверхности находилась эфироантенна?
— Точно не знаю, — под решительным нажимом космонавта Ни—лия начала сдаваться. — Мне говорили, она стояла рядом с большой подзорной трубой. Но там, где была подзорная башня и главный выход из убежища, теперь осталась только, глубокая яма.
— А ты что знаешь, Ги—дион? — обратился Дубравин к фаэту.
— Ты к нам попал через запасной ход. Около него была антенна, но она тоже разрушена.
— Так, так. А защитная одежда у вас есть? Без нее наружу не выйдешь.
Фаэтянка утвердительно закивала головой. Переворошив в хранилище более сотни различных костюмов, Дубравин с досадой отбросил последний из них.
— Все не то! Обыкновенные, похожие на резиновые, комбинезоны. Ни одного скафандра! Не мудрено, — по фаэты гибли на поверхности планеты. А где мой скафандр?
Ни—лия непонимающе развела руками.
— Ну, моя одежда, в которой я попал к вам, — пояснил космонавт.
— Ска—фан—дар? — пропела фаэтянка. — В том шкафу.
— Ой—ой—ой! — Дубравин, достав скафандр, озадаченно почесал затылок. — Поврежден — дальше ехать некуда. Ну что ж, примемся пока за радиотехнику.
Спустившись на второй этаж убежища, Дубравин и Ни—лия пошли вдоль длинного ряда закрытых дверей. Сзади с безучастным видом плелся Ги—дион. Он почти никогда не единым словом не проявлял своих чувств. Даже глаза не выражали ничего.
— Ва—си—я! Желаешь посмотреть на драгоценности? — неуверенно предложила фаэтянка. — Это кладовые с сокровищами.
— Полюбуемся потом. Сейчас не до них, — не совсем вежливо отказался Дубравин.
Целый день они втроем перебирали радиостанции, стряхивая с них толщи пыли.
— Раций много, но все маломощные. Ни одну невозможно использовать для дальних космических связей. Жаль? Придется проектировать свою станцию, — сокрушенно заметил Дубравин.
— Свою?
В возгласе девушки Василий уловил сомнение.
— Думаешь, не получится? Во всяком случае, попробуем, — обнадежил он Ни—лию.
Дубравин помнил схемы многих радиостанций и решил скопировать ту, которая проще. В схемах эфиростанций фаэтов он и не пытался разбираться, — настолько они были сложны.
Ни—лия оказалась неутомимым помощником. Она всегда была около Дубравина. Подавала ему нужные детали, припаивала проводнички, давала полезные советы. Постепенно втягивался в работу и меланхоличный Ги—дион. Работали они не щадя ни времени, ни сил. Конструирование рации приближалось к концу, и это прибавляло энергии. Казалось, задуманное дело уже увенчалось успехом.
Каково же было разочарование Дубравина, когда, испытывая радиостанцию, он обнаружил, что она не развивает требуемой мощности, и волны ее не смогут преодолеть даже миллион километров.
— Фу, проклятая закорючка! — в сердцах выругался космонавт.
Он несколько раз проверил схему, все соединения и узлы станции, но результат был тот же.
Ни—лия стояла рядом и молча смотрела на Дубравина. Всем сердцем разделяла она его неудачу, но помочь ничем не могла.
— Ва—си—я! — начала она утешительно. — Не надо. Оставим эту затею. Зачем понапрасну утруждать себя. Ничего нельзя поделать.
Дубравин был рад, что фаэтянка понимает его душевное состояние, пытается по—своему облегчить его неудачу. Но покорность судьбе, звучащая в ее словах! — С этим он не может согласиться.
— Что ты сказала? Оставить затею, сложить руки, сдаться? Ни за что! — Дубравин чуть повысил голос. — Ты же знаешь, не раз говорил тебе, наши люди никогда не пасуют перед трудностями. Наоборот, мы всегда идем наперекор и добиваемся—таки своего. Так нас воспитывали с детства, со школьной скамьи. К тому же, чем больше трудностей, тем приятней и дороже становится победа. А сейчас, пожалуй, отдохнем. С условием — завтра снова возьмемся за работу.
Дубравин бросил быстрый взгляд на девушку. В ее глазах он прочел изумление. Но вот Ни—лия зажестикулировала, защелкала пальцами. Таким способом фаэтянка одобряла его поведение.
Ни—лия и Ги—дион повели Дубравина в большой зал. Там, присев за инструмент вроде органа, фаэтянка извлекла из него сначала разрозненные мелодичные звуки, а потом они, сливаясь в певучий мотив, потекли плавно, красиво.
Дубравин слушал музыку, а мысли его уносились далеко, к бесконечно милым, родным местам. Как он истосковался по Земле — по ее зеленым лугам, лесному шуму, вольному ветру и белым кучевым облакам, плывущим в светлом голубом небе. Вспомнилась Москва. Последний раз он был там перед отлетом на Цереру. Мысленно представил торжественную Красную площадь, бой курантов… Хоть один раз услышишь их звук — и не забудешь вовек. По часам на Спасской башне сверяет свое время история. Возникли лица друзей: Медведева, Хачатурова, Тани. Где—то они сейчас?
Утром Дубравин встал с тяжелой головой. Вспомнив про неудачу с рацией, он начал ходить по каземату, как тигр в клетке.
— Что с тобой, Ва—си—я? — спросила Ни—лия, застав его в возбужденном состоянии, выкрикивающим непонятные ей слова.
Приход девушки, ставшей для него товарищем, всегда готовым разделить и труд, и мысли, заставил Дубравина устыдиться своей минутной слабости.
— Надо ремонтировать скафандр! Я не могу сидеть вот так, сложа руки. Выйти наверх как можно быстрее — вот чего я хочу. В скафандре я установлю антенну, погляжу на звездное небо.
Горячность Дубравина, видимо, не понравилась фаэтянке. Бескровные губы ее плотно сжались, лицо стало угрюмым.
— Ты чего так смотришь? — спросил космонавт. — Объясни, пожалуйста.
Ни—лия долго не могла вымолвить ни слова. Некоторое время с ее уст лишь слетали неясные свистящие звуки.
Наконец Дубравин разобрал, что она говорила.
— С—мерт—ть! Выходить опасно.
— А! Ясно, ты беспокоишься. Вот чудная! — рассмеялся Дубравин, неожиданно переходя на фамильярный тон. — Да ты не тревожься, брось. Все будет хорошо.
Следующий день ознаменовался печальным событием. Умерли двое самых старых фаэтов. В убежище воцарилась тягостная тишина. Мрачным и тяжелым был своеобразный ритуал похорон — умерших сожгли в электрической печи. Вместе с фаэтами разделял скорбь и Дубравин.
«Нас стало меньше, — рассуждал он сам с собой. — Все население планеты — полтора десятка фаэтов и я. Будущее — мрачно и неопределенно. Положеньице, нечего сказать…»
В последующие дни Дубравин с Ги—дионом и Ни—лией занялись химическими и металлургическими опытами. Облачившись в легкую защитную одежду, в отсеках завода синтеза элементов они бились над созданием нужных сплавов — чрезвычайно прочных, гибких и не способных пропускать космическое излучение. Они были нужны Дубравину для починки вышедшего из строя скафандра.
Одновременно шла сборка новых мощных радиоламп и квантово—механических усилителей. Работа по—настоящему увлекла всех, и каждый радовался, как ребенок, малейшему успеху.
Наступил наконец момент, когда Дубравин возликовал:
— Ура! Скафандр готов! Хоть ненадолго, а все же можно теперь выходить наружу! Такая одежда скоро будет у всех. По образцу моего мы сделаем еще скафандры. И ты, Ни—лия, тоже станешь прогуливаться по поверхности планеты, увидишь Солнце, — безумолку твердил он фаэтянке.
— А пока ты хочешь выйти один? — перебивала она его.
— Ну конечно! — бодро отвечал Дубравин. — Надо же установить антенну. Иначе никогда не связаться с Землей.
Электрический лифт поднял Дубравина до выходного тамбура, где уже не было воздуха. Сквозь толстую и запыленную плиту верхнего люка еле проникал тусклый свет. С усилием приоткрыв тяжелый люк, космонавт увидел темное небо, усыпанное множеством звезд.
Он вышел, оглянулся по сторонам. Знакомая местность! Среди звезд отыскал голубоватую родную Землю. Трепетно забилось сердце. Земля! — И Дубравин почувствовал себя так, точно заново родился на свет. Ему показалось, что вместо толстых ботов скафандра у него на ногах надеты сказочные семимильные сапоги. Посмотрел направо. Вот дорога, которая привела сюда. Чувство щемящей грусти усилилось. Там находился корабль, его друзья. Они, конечно, давно улетели — ведь прошло столько времени! А может, они… Нет, нет! Обольщаться не стоит. Медведев говорил, что улетать домой они должны лишь в строго определенный момент. Пропустить время отлета они не могут. Иначе возвращение станет возможным только через год, а то и больше. А что, если…
Обуреваемый сомнениями и подчиняясь душевному порыву, Дубравин едва не зашагал к месту стоянки корабля, но вовремя спохватился. Он чуть было не забыл об опасности, которая могла надвинуться на него. Через каждые четверть часа нужно было обновлять в скафандре воздух, пополнять его запасы. Да и полупроводниковые регуляторы, после их кустарного ремонта, работали плохо. Следовало торопиться.
Вытащив через люк принесенные трубы, Дубравин, больше не мешкая, собрал мачту и, установив ее, укрепил тросами. Дольше всего ему пришлось провозиться с проводкой броневого кабеля, который спускался вниз, в убежище, к атомному генератору. Подключиться к пеньку, оставшемуся от старой антенны, он не смог.
За время работы Дубравин несколько раз возвращался в убежище и восстанавливал запасы кислорода в скафандре.
Наконец все было готово. Глядя на мачту, возвышающуюся над поверхностью, Дубравин торжествовал. «Скоро! — думал он с волнением. — Скоро услышу „Комсомолию“! Дубравин решил послать свои радиосигналы на межпланетную станцию. „Так надежнее. С Землей не связаться. Корабля же на Церере уже нет…“
Неожиданно космонавт почувствовал, что ему жарко. Через секунду он уже обливался потом — скафандр словно превратился в электропечь и обжигал его. Сердце сдавило, как если бы его зажали в кулак.
В чем дело? Испортилась ли терморегуляция внутреннего обогрева скафандра или это результат действия космических лучей — размышлять было некогда. Дубравин бросился к входу в убежище. Кое—как он протиснулся в люк и, теряя силы, почти свалился в лифт.
„Хуже приходится лишь грешникам в аду, когда их жарят на огне!“ — подумал он, ощущая нестерпимую боль в руках, покрывшихся большими волдырями.
Дубравин спустился вниз почти без сознания. Его подхватили под руки, сняли шлем, раскрыли скафандр. Через минуту, пошатываясь, он стоял уже без скафандра.
Около Дубравина начал хлопотать Ми—дион. Все обожженные места он обильно смочил спиртом, а потом легонько смазал бальзамом. Дубравин почувствовал облегчение, боль сразу тихла. Он благодарно взглянул на Ми—диона.
— Вы настоящие друзья! — сказал он с чувством. — Вы печетесь обо мне, как если бы я целый век прожил вместе с вами.
Ми—дион, улыбаясь, закивал большой головой. Подошла Ни—лия. На ее лице Дубравин прочел тревогу.
„Тоже беспокоится“, — подумал он.
— Что произошло, Ва—си—я? — с упреком спросила фаэтянка. — Я же предупреждала.
— Ничего страшного. Волноваться, право, не стоит. Ты лучше порадуйся вместе со мной. Антенна установлена! Сегодня мы закончим работу со станцией и завтра… — в голосе Дубравина послышались напряженные нотки. — Нет, ты подумай, Ни—лия, что может произойти завтра!..
Прихрамывая, с ноющей болью от ожогов, Дубравин отправился в свою комнату. Отдыхать не хотелось. Какой уж там сон! Скорей бы наступало утро. Сознание, что через несколько часов он, возможно, наладит связь с „Комсомолией“, будоражило нервы.
Уже лежа в постели, Дубравин обдумывал текст первой радиограммы. Что он сообщит на Землю, — это очень важно. Мозг работал лихорадочно, мешая сосредоточиться. Экипаж „К. Э. Циолковского“ вернулся домой. Он привез материалы,
что астероид, действительно, является обломком некогда существовавшей планеты, что жизнь на ней получила высокое развитие. Но ведь они не обнаружили живых фаэтов, многого вообще не знают и, главное, не знают истории гибели планеты. Да, об этом прежде всего нужно сказать. Как бы ни было, они с честью выполнили свой долг. На моем месте мог быть Медведев, Ярова — любой из экипажа. И каждый сделал бы все возможное для того, чтобы поставить человечество в известность об истинных причинах гибели Фаэтии…»
Сон был беспокойный. Дубравин то и дело просыпался, посматривал на часы и снова засыпал.
Почти всю ночь не смыкали глаз и фаэты. Долго сидели Ми—дион и Ни—лия. Они говорили о Дубравине, о его незнакомых друзьях с корабля, которые ради спасения фаэтов совершили опаснейшее путешествие.
Рано утром Дубравин подготовил радиостанцию к пробе. Еще раз внимательно осмотрев станцию, он присоединил к ней бронекабели от антенны и генератора.
И вот долгожданная минута настала. Еле слышный шум сопровождал нагревание ламп. Чувствительные стрелки приборов ожили — все блоки и узлы находились под током высокого напряжения. Станция выдержала первую пробу! Можно приступить к передаче.
«Земля! Земля! „Комсомолия“! — полетели в космос радиосигналы. — „Комсомолия“! Говорит Церера! Я — станция Фа! Слышите ли вы меня? Я — Дубравин! Отвечайте! Я — Дубравин! Жду ответа! Перехожу на прием! Прием! Прием!» — несколько раз повторил Дубравин текст радиограммы и стал ждать ответа.
В приемнике слышались шорохи, слабое потрескивание и ни одного связного звука. Надо запастись терпением — скорого ответа и нельзя было ожидать. Церберу от Земли отделяло не менее полумиллиарда километров. Следовательно, ранее чем через час ответ не придет.
Можно было спокойно уйти со станции, но Дубравин не мог оторваться от нее ни на секунду.
Бежала минута за минутой. И вдруг очень тихо, но ясно послышалось:
«Дубравин! Дубравин! Где ты? Мы слышим тебя! Отвечай же! „Комсомолия“ слушает тебя!»
От неожиданности у Дубравина потемнело в глазах, но он тут же овладел собой и торопливо передал полный текст радиограммы.
«Дорогие друзья! Слушайте. Я нахожусь в подземном убежище фаэтов. Я был тяжело ранен. Они спасли меня. Найти их убежище было чрезвычайно трудно. Фаэты не выходили из него веками. Вход покрывал толстый слой пыли. Теперь слушайте внимательно. Перехожу к самому главному — к истории гибели Фаэтии, так называлась когда—то десятая планета…»
Ни одно событие не могло бы так взбудоражить космонавтов на межпланетной станции, как нежданно—негаданно пришедшая радиограмма Дубравина, В первые секунды она прозвучала как голос с того света. Ведь Дубравина все считали погибшим. Медведев сообщил, что Дубравин пропал и тщательные поиски ни к чему не привели. А тут!.. Радости не было предела.
«Дубравин жив! Он говорит по радио!» — это известие моментально облетело всю межпланетную станцию.
К радиорубке спешили космонавты. У ее открытых дверей они останавливались, замирали и, вытягивая шеи, старались уловить слова, еле долетавшие к ним из Вселенной.
Необычайный рассказ Дубравина произвел на экипаж межпланетной станции потрясающее впечатление.
«…Фаэты — они почти такие же, как и мы, — заканчивал передачу Дубравин. — Они вам шлют сердечный привет. Теперь сообщите, все ли вы приняли и поняли. Отвечайте!»
Находившийся на радиостанции адмирал Крепов продиктовал ответ, и радисты немедленно передали его Дубравину,
«Всю передачу слышали хорошо. Записали на пленку…»
Хотели ждать ответа. Но не прошло и десятка минут, как снова Дубравин начал торопливо передавать:
«У меня отказал приемник Волнуюсь, что не могу удостовериться, как вы приняли мою передачу. — Делаю перерыв на ремонт рации!»
Это было как снег на голову. Дубравину не успели ничего передать, как радиосвязь с ним оборвалась.
Космонавты на «Комсомолии» готовы были от досады рвать на себе волосы, но ничего не могли поделать.
Даже всегда невозмутимый и солидный Крепов буркнул от досады какое—то невнятное словцо.
В это время на «К. Э. Циолковском» тоже еще не спали.
Чуть не оторвав от наушников провода, Ярова стремительно вскочила со своего места и закричала:
— Он жив! Понимаете, жив!
— Кто жив? Почему кричишь? — Хачатуров просунул голову.
— Вася жив! Вася! Слушай! Он говорит сейчас с «Комсомолией»!
— А ты не ошиблась? — недоверчиво произнес Хачатуров, поспешно беря у Жени наушники.
На секунду оба замерли у радиостанции.
— Верно, Женя! — Хачатуров уже выбегал из рубки? — Скорей сюда! Ура—а! Дубравин нашелся! — кричал он, врываясь в каюты то к одному, то к другому.
Через минуту все члены корабля собрались около Яровой, кусающей от волнения губы.
— Откуда он говорит? Почему с «Комсомолией», а не с нами?
— По—видимому, думает, что мы уже улетели.
— Но где же он находится?
— Где? В убежище фаэтов! — Женя бросила на космонавтов гордый взгляд.
— Вот тебе на! — послышалось чье—то удивленнее, и вместе с тем радостное восклицание.
— Не забудь засечь радиостанцию фаэтов! — спохватился Медведев. — Иначе мы его не найдем.
Ярова поспешно включила самозаписывающий аппарат и еще два приемника.
— Тихо! — строгим тоном предупредила она товарищей.
Пока из радиоприемника доносились слова Дубравина, космонавты, затаив дыхание, молчали.
— Ой, до чего же обидно, что у него отказал приемник! — воскликнула Женя и заметалась по рубке.
— Жаль, что мы не сможем связаться с ним сейчас же. Но теперь это не беда. Главное — он нашелся.
— Но если дело не в рации? — затревожилась Ярова. — Вдруг…
— Ну—ну, остановись, — прервал ее Хачатуров. — Ты, как всегда, склонна к преувеличениям. Ты же слышала, что сказал Василий. Фаэты вовсе не дикие существа. Они заботятся о нем.
Неожиданно опять послышались радиосигналы. Космонавты с надеждой взглянули на приемник. Но корабль вызывала «Комсомолия».
— Ответь, Женя, — приказал Медведев. — Скажи, знаем, все слышали. Завтра с утра поедем в убежище фаэтов.
Передав радиограмму, Ярова с листком бумаги подошла к капитану.
— Вот — градусы, показывающие направление к местонахождению Дубравина. А по этим цифрам можно определить расстояние до убежища фаэтов. По—моему, это не очень далеко.
Теперь Женя стала неузнаваема. Она увлекла Таню в сторону и горячо зашептала ей на ухо:
— Сердце—то у меня словно выпрыгнуть хочет. Как я рада, Таня, ты даже представить не можешь.
— Напрасно так думаешь. Все представляю, Женечка, — Таня улыбнулась.
К ним подошел Медведев.
— Уж скорей бы наступало утро! — воскликнула Женя, все еще не в состоянии успокоиться.
Медведев разделял нетерпение Яровой и всех остальных космонавтов. В эту ночь трудно будет заставить их спать. Но нужно. Ведь завтра предстоит едва ли не самое трудное — постигнуть тайны десятой планеты. А затем — отлет, обратный путь к родной земле.
— А сейчас, друзья, отдыхать, — проговорил Медведев серьезно. — Спокойной ночи! Завтра с утра поедем к Дубравину. Ни на одну минуту не хочу откладывать встречу с ним. От ночи же нам на отдых остается очень мало.
Обнявшись, Таня и Женя шли по тесному коридору.
— Вася жив! — снова радостно повторила Женя. — Хорошо! Ведь до отлета на Землю у нас осталось не так много времени…
Не успели с межпланетной станции передать на Землю содержание радиограммы, как наутро газеты всех стран запестрели сообщениями, посвященными этому событию. Вышли экстренные бюллетени, в которых под крупными заголовками сообщалось, что нашелся космонавт, считавшийся погибшим. Со страниц многих газет смотрело молодое, энергичное лицо Дубравина. Здесь же коротко рассказывалось о том, что произошло с отважным советским космонавтом на далекой Церере.
К Дубравину было приковано внимание всего мира. Газеты зачитывались до дыр. Сколько было читателей, столько и мнений. Одни отмечали мужество космонавта, другие интересовались фаэтами, третьи поговаривали, что на Церере находятся несметные сокровища…
Нью—йоркская биржа, учитывая складывающуюся конъюнктуру, не преминула даже выпустить новые акции под названием «Недра Цереры».