"Тогда умирает футбол" - читать интересную книгу автора (Голубев Анатолий)

7

Ночь прошла в тревожной дремоте.

Наутро, приготовив нехитрый холостяцкий завтрак, Роуз сел за стол, разложив перед собой блокноты с записями о мюнхенской трагедии. Он решил подготовиться к сегодняшней встрече с Мейслом. Чем больше копался в записях, чем ярче оживали страшные картины катастрофы, тем увереннее становился Дональд. Он убеждал себя – Уинстону Мейслу нечего будет сказать, когда речь зайдет не о деловой, финансовой, а о человеческой, моральной стороне судебного процесса.

Но первые же слова президента совета директоров повергли его в растерянность. Мейсл сам заговорил о человечности. Они сидели в кабинете президента, и у них была уйма времени до того момента, когда Уинстону подадут его ковбойский бифштекс.

– Я хорошо себе представляю, Дональд, ваше состояние и о чем вы передумали за последнее время, услышав о процессе. Насколько понимаю, вы против процесса. Но я надеюсь, что вы сумеете преодолеть свой односторонний, предвзятый, как мне кажется, взгляд на инициативу клуба. И согласитесь, что ничего особенно страшного, – он подчеркнул слова «особенно страшного», – в процессе нет.

И, не замечая протестующего жеста Роуза, продолжал:

– Я с удовольствием открою все карты, поскольку вы свой человек в клубе, не правда ли? – спросил он и сам же ответил: – Конечно! Поэтому я буду откровенен. Тем более что разговор полезен для вашей работы над книгой об истории клуба, которая, я знаю, уже близка к завершению.

Он сделал глубокий вдох, будто собирался нырнуть.

Дональд решил вести себя тактичнее, чем в прошлый раз, – не спорить по пустякам, а дать Мейслу высказаться. В этом его утвердил открытый, как показалось Дональду, намек, что Роуз не должен забывать, на кого он работает и что его книга о клубе уже оплачена.

Между тем Мейсл начал свою речь точно заправский оратор, предварительно взглянув на часы:

– Не мне говорить вам, нашему бывшему игроку, в каком состоянии находились дела «Манчестер Рейнджерс» после второй мировой войны. Вряд ли кто в Англии тогда предполагал, что какие-то «рейнджерсы» из Манчестера, несмотря на их славную родословную, так быстро смогут подняться из руин. И стать одним из самых знаменитых английских футбольных клубов. Так же, впрочем, как никто не подозревал, что тем ужасным февральским днем 1958 года клуб, который мог завоевать кубок европейских чемпионов, клуб, который получал многие тысячи фунтов стерлингов чистого дохода, развалится столь внезапно. И уж совсем по пальцам можно было пересчитать спортивных деятелей, да и вас, журналистов, которые бы верили, что клуб после этого воскреснет вновь.

Но они не знали могучего духа «рейнджерсов»!… – вдруг с ложным пафосом, резанувшим ухо Роуза, воскликнул Мейсл. Он и сам понял, что дал «петуха».

«Совсем как Бродбент, – неприязненно подумал Дональд. – Главного тренера хлебом не корми, дай поговорить о высокой клубной материи – «особом духе», «великом призвании»… Тот любит каждого нового парня встречать мелодраматической галиматьей вроде: «Ты, малыш, удостоился наивысшей чести в футболе – ты стал игроком нашего славного клуба. Ты должен гордиться званием «рейнджерса». Но ведь так говорит слизняк Бродбент, и это совсем не идет такому человеку, как Мейсл».

А тот, помолчав, будто молчание могло загладить неловкость последней фразы, продолжал:

– Я тоже человек, Дональд, и у меня есть свои мечты. Не скрою их от вас… Мне хотелось бы видеть наш стадион самым современным, всегда переполненным… Чтобы трибуны ревели, следя за самыми сенсационными матчами сезона… Чтобы смотрели жерла телевизионных камер… Чтобы королева была в ложе… Но жизнь слишком часто разбивает мечты. Вместо грез – суровая реальность., Деньги, а они достаются нелегко, которые я столько лет вкладывал в дела клуба, испарились в одну минуту с падением самолета… Четверть миллиона наличными… Как по-вашему, это сумма?

Он встал, прошелся до окна и вновь вернулся за свой стол.

– Вы знаете, Дональд, я во многом не похож на руководителей других клубов. Прежде всего тем, что немножко знаю футбол, и люблю его, и иду ради него на любые жертвы. Кроме собственного разорения, естественно, на которое не пойдет никто, даже святой.

Я всегда предоставлял клубу свободу и никогда не раскаивался в этом. Я никогда не возражал против телевизионных репортажей, которые удовлетворяли тщеславие моих ребят.

Я всегда считал, что найдется достаточное количество истинных ценителей футбола, которые придут посмотреть на реальные вещи, а не на жалкий телевизионный слепок с футбольного матча, которым упиваются ничтожества, сидя в мягких домашних креслах… – с усмешкой, почти незаметной, сказал Мейсл.

Роуз поуютнее устроился в кресле черной кожи с высокой резной спинкой и внимательно слушал плавную речь Уинстона Мейсла.

– Я не боюсь врагов, даже если этот враг – всесильное телевидение, даже если оно запускает руку в мой карман. Но уж если я вложил миллион в стадион, то должен вложить не меньше в команду. Такова формула дела. А тот, кто не считается с деловыми законами, всегда проигрывает. Всегда! – жестко подчеркнул он. – Поэтому я считаю себя вправе сражаться за свои же деньги, которые у меня отнимают пусть даже волей всевышнего…

Мейсл нажал кнопку и вызвал Эллен. Секретарша внесла две чашки черного кофе и поставила на стол перед каждым. Уходя, она ободряюще улыбнулась Дональду, видимо догадываясь, что разговор идет на высоких тонах.

Мейсл осторожными, мелкими глотками отхлебнул кофе и слегка отодвинул чашку.

– Хорошая игра, вы знаете, Дональд, приносит хороший доход, лишь когда она стабильна. Хорошая игра современного футбольного клуба – дело, требующее не меньших усилий организатора и финансиста, чем любое деловое начинание.

Игроков надо воспитывать или… покупать. История рождения и возвеличивания «Арсенала» рассказана уже сотни раз. Столько же раз повторялось имя Герберта Гапмена, который, скупив футбольные таланты в начале тридцатых годов, создал из них команду, заложившую основу клуба и его престижа. Если бы не было Гапмена с его деньгами, Англия никогда бы не имела «Арсенала», который за всю свою историю ни разу не спускался в розыгрыше чемпионата лиги ниже шестого места.

В последних словах Мейсла послышались нотки почти детского хвастовства. Он так явственно намекал на общность своей роли в футбольной истории с ролью Гапмена, что Дональд невольно взглянул на Мейсла с удивлением – то ли президент волнуется, капитально излагая свою точку зрения, то ли слишком заинтересован в результате разговора.

– Сейчас очень трудно гоняться за «звездами», поскольку «звезды» – это деньги. Игроки, получающие не менее двадцати пяти фунтов стерлингов в неделю, уже не особенно нуждаются в приглашениях. Когда-то «Манчестер Рейнджерс» мог предложить футболисту знаменитые бутсы старика Дас-слера и тем привлечь молодого парня. Теперь сотнями такие бутсы выбрасываются на рынок обувными фабриками. Игроки стремятся теперь сами купаться в потоке славы. И лишь капли ее скупо роняют на свой клуб. А прежде сражались за славу клуба и лишь время от времени окунались в ее живительные лучи.

Вам, Дональд, приходилось не раз слышать вопрос: «Сколько стоит футболист?» И насколько я знаю, вы принимали этот вопрос, как подобает серьезному, деловому человеку, разбирающемуся в футболе. Я далек от мысли льстить вам, Дональд, но думаю, что не скажу ничего нового, если напомню, что стоимость игрока в фунтах стерлингов целиком зависит от запросов конкретного покупающего клуба и конкретного времени.

Если мне, чтобы создать настоящий футбольный ансамбль, нужен левый край, я заплачу за него вдвое, втрое дороже, чем он стоит. Но для этого я должен… должен иметь свободные деньги… Я ударяюсь в эту область финансовых рассуждений только для того, чтобы напомнить вам одну истину. В жизни далеко не всегда можно и нужно руководствоваться чувствами и симпатиями. Я надеюсь, вы простите мне этот небольшой экскурс в область экономики. Но она, как ничто, позволяет нам видеть в критическую минуту все, что скрывается за чувствами людей, их стремлениями.

Крепкой, жилистой рукой он сжимал нож для обрезки сигар и отдельные, на его взгляд, самые важные мысли отбивал ударом кулака по деревянной крышке тяжелого старинного стола.

– Итак, переводя все на язык финансистов, игрок всегда, конечно, более выгоден клубу, чем сумма, которая за него заплачена при переходе, если ее положить в банк. Игрок, обретший стоимость, – это основной капитал клуба. И если его нет, клуб жить не может. А чтобы покупать игроков, я должен вернуть деньги, которые унесла эта проклятая катастрофа… Я никогда не позволю, чтобы «Манчестер Рейнджерс» умер, чего бы мне это ни стоило… Я думаю, что Тейлор, Уайт, Эвардс, так много раньше сделавшие для славы клуба, в эту трудную минуту поддержали бы меня.

Вот почему совет директоров решил возбудить судебный процесс против авиакомпании, хотя, может быть, это и получит некоторую дурную окраску, если мы не примем соответствующих мер. Надеемся, что вы, Дональд, поможете нам со своей стороны, «На языке военных это называется ультиматум. Не уверен, хитрая лиса, что ты добьешься своего».

– Спасибо за откровенность, мистер Мейсл. Единственное, чем я могу отплатить вам сейчас, – взаимной откровенностью.

Прежде всего я не могу принять этого процесса как друг Тейлора и других погибших, как человек, отдавший футболу силы, здоровье и только по воле судьбы не отдавший свою жизнь так же, как они. Простите меня за столь грубоватый довод, но вы вряд ли обрадовались бы, узнав, что кто-то после вашей смерти судился, пытаясь доказать, будто при жизни Уинстон Мейсл стоил на два шиллинга или на сто тысяч – это не играет роли – дороже, чем ему заплатили за вашу смерть.

Мейсл спокойно перенес удар, занятый обрезкой сигары, полдюжины которых он выкуривал за день.

– Я не могу принять этот процесс еще и потому, что был там, на заснеженном поле Мюнхенского аэродрома, когда из разбитой машины доставали исковерканные тела ребят. Неужели и вы считаете, что побывавшие в мюнхенской катастрофе и играющие сегодня согласятся выступить на этом процессе? А ведь вам не обойтись без свидетелей. Согласится ли на это Марфи?! Вы спросили его?!

– Возможно, Марфи и не согласится. Ведь он, как и каждый человек, имеет право на собственную точку зрения…

– Однако сделаете все, чтобы победила ваша?!

– Только потому, что оставляю и за другими право защищать свои взгляды! – решительно закончил Мейсл, давая понять, что подобная перепалка ему не нравится и ни к чему не приведет.

Дональд и сам понимал это, но не мог удержаться. «Черт возьми, если я буду психовать по пустякам, дела мои дрянь! Взвинченные нервы – плохой союзник в споре».

– И к тому же, мистер Мейсл, не могу согласиться с вашим экономическим расчетом. Вы, конечно, не забыли, что в успешно прошедшую кампанию по сбору средств и оказанию посильной помощи нашему клубу вложена и доля моего труда. Со своей стороны, хотелось тоже кое-что напомнить вам. В те дни, когда совершенно незнакомые люди из многих стран мира вместе со своими соболезнованиями присылали деньги в фонд помощи пострадавшему клубу, наша касса пополнилась значительной суммой. Склонен думать, она вполне покрыла иск, который дирекция выставляет сегодня.

Ни один мускул не дрогнул на лице Мейсла при этом косвенном обвинении в нечистоплотности затеянной им игры.

– Лорд-мэр Манчестера может сказать точно, сколько тысяч фунтов стерлингов собрали и передали клубу газеты, бизнесмены и тысячи мелких безвестных жертвователей-болельщиков. Сколько монет упало в копилки, выставленные тогда владельцами почти всех магазинов Манчестера! Только Ассоциация свободных промоутеров, если мне не изменяет память, прислала чек на тысячу фунтов стерлингов. Бесплатный переход из Ливерпуля центра нападения сборной Англии можно также рассматривать как подарок, по самым скромным подсчетам, в двадцать тысяч фунтов. А сколько стоит монопольное право клуба покупать любых игроков в середине сезона, любезно предоставленное правлением футбольной лиги и ассоциации?!

Я бы прибавил сюда восемнадцатифунтовую коробку шоколада, отправленную городским магистратом в Мюнхен для сестер, ухаживавших за пострадавшими игроками «Манчестер Рейнджерс».

Мейсл, внимательно, даже почтительно слушая Дональда, больше ни разу не подал виду, как неприятны ему эти слова.

– Вы говорите о падении престижа… Я не вижу, чтобы он особенно упал, и о удовольствием признаю в этом вашу огромную заслугу. Что вы называете падением престижа?! Призыв президента Белградского футбольного клуба считать команду «Манчестер Рейнджерс» почетным обладателем кубка европейских чемпионов 1958 года? Или те двадцать пять тысяч сочувственных телеграмм и пятнадцать тысяч новых членов клуба, вставших под его знамена за последние три года? Те десятки заявок от зарубежных команд с приглашением на товарищеские игры, принесшие столько денег кассе клуба?!

Что же дает вам право начинать неслыханный по своему цинизму процесс?! Думаю, после него даже одиннадцать Томми Лаутонов и Стенли Мэтьюзов будут не в состоянии восстановить престиж клуба в глазах всего спортивного мира.

– Вы многое преувеличиваете в этом деле, Дональд. Поверьте моему опыту и возрасту – самой большой ошибкой человека является односторонний взгляд на вещи. Я, кажется, уже повторяюсь. Я говорил вам это сегодня. Но мне очень хочется, чтобы вы стали выше минутных настроений. Я собирался попросить вас вести дела прессы в связи с процессом…

– Ну, знаете… – Дональд даже привстал с кресла, но Мейсл легким, повелительным движением руки усадил его на место.

– …Но теперь передумал. Не потому, что перестал доверять вам, Дональд. Я всегда относился к вам по-отечески, и мое отношение не изменилось после нашей беседы. Мне даже нравится ваша горячность. Просто я не намерен ломать ваши взгляды, Дональд, и насиловать вашу волю. Не сомневаюсь, что со временем, а оно у нас есть, поскольку дело лишь готовится, вы поймете и поддержите решение клуба, честь которого вам дорога, так же как и мне. Посоветуйтесь с кем-нибудь. Например, с Марфи. Знаю, что вы очень высоко цените его познания в футболе. Могу вам сказать больше – я очень ценю и его жизненный опыт.

Мейсл позвонил. Цокая каблуками, вошла Эллен.

– Мою машину, пожалуйста.

– Ждет у подъезда.

– Спасибо, – ласково кивнул Мейсл и широко развел руками, как бы извиняясь перед Дональдом – дескать, должен ехать. – А пока, очевидно, нам не о чем спорить, Дональд. Если у вас будут какие-то сомнения – к вашим услугам. Надеюсь, что и вы не в претензии ко мне после сегодняшней беседы, исключая, конечно, принципиальные разногласия по вопросу о процессе, – смеясь, закончил Мейсл. И от этого смеха маленькие, старящие его красивое лицо морщинки разбежались вокруг глаз.