"И снова Испания" - читать интересную книгу автора (Бесси Альва)

 7

 «Мои дорогие, — писал Хаиме Камино 27 апреля 1974 года, мешая английский с испанским, — все отлично. Os espero el 13 Mayo a las{ {76}} 11.50 дня, рейс “БЕА”». Тринадцатого был понедельник. В субботу он позвонил нам в Лондон и предупредил, что не сможет встретить нас в аэропорту, но во вторник уже будет дома. Он находился в Канне, на ежегодном кинофестивале, по какому-то важному делу.

 Казалось, Барселона стала еще больше и шумнее. День и ночь по главным и неглавным улицам мчались «сеаты», словно участвуя в вечном кроссе. Поразительно, что сотни людей не гибли ежедневно под колесами автомобилей — шоферы не обращали ни малейшего внимания ни друг на друга, ни на пешеходов. Машины перестраивались, не сигналя, с ревом проносились по улицам, намного превышая дозволенную скорость.

 Повсюду росли новые здания, многие улицы были разрыты, их мостили заново керамическими плитками, рыли канавы для прокладки канализационных труб, газовых труб или электрокабеля. Десятки ресторанов и баров с американскими названиями, десятки американских компаний с испанизированными названиями (дочерние предприятия своих «матерей» появились буквально на каждой улице. Пепси-кола начала теснить кока-колу).

 Цены сильно подпрыгнули: бутылка испанского пива «Эстрелла дорада» (неплохая имитация пльзеньского пива) стоила больше, чем в Штатах; обед в ресторане вроде «Канарио де ла Каррига», что напротив отеля «Риц», — на столах льняные скатерти, обслуживают вежливо и быстро — обходился примерно в десять долларов с человека, с хересом и полбутылкой риоканского вина. В рабочих ресторанчиках за пределами Рамблас или вблизи порта обеды были ничуть не хуже, хотя стоили вдвое меньше. Впрочем, и это очень дорого — если учесть жалованье рабочего.

 Все обсуждали положение в Португалии — кроме тех, кого занимало фиаско пуритански настроенного губернатора Барселоны. Недавно он закрыл в городе все публичные дома. Дав каждой женщине по 25 000 песет (438 долларов и несколько центов), он выслал их из города. Но преуспел в этом намерении не больше, чем в своих попытках разгромить подпольные печатные издания и пресечь «тайные» сборища, в которых участвуют до трехсот человек — причем под носом у его полиции.

 Меньше суток понадобилось мне на то, чтобы получить экземпляр подпольного издания «Документы» (Народное информационное агентство). Номер от 8 мая состоял из десяти страниц, набранных таким мелким шрифтом, что болели глаза, зато информации было хоть отбавляй, причем такой, которую не найти ни в одной официальной испанской газете.

 В этом номере было напечатано сообщение из Эускади (баскской провинции) о том, что ЭТА казнила особенно жестокого капрала жандармерии по имени Грегорио Посада. Барселона сообщала, что ожидается всеобщая забастовка против роста цен и забастовка школьных учителей. Сообщалось также о нелегальной встрече между баскскими и каталонскими националистами, призванной скоординировать их действия.

 Целый подвал был посвящен первым откликам на события в Португалии, а в другой статье рассматривался арест Франсиско Ромеро Мартина и еще двух видных членов коммунистической партии. Статья была перепечатана из подпольной партийной газеты«Мундо обреро».

 По подпольной радиостанции «Испанское независимое радио», как сообщало Ассошиэйтед Пресс, с речью о португальском перевороте выступил Каррильо. Объединенная социалистическая партия Каталонии широко распространяла его речь в Барселоне:

 «…Как коммунисты и испанские демократы, мы искренне приветствуем военный переворот, совершенный в Португалии. Он будет иметь глубокие последствия для Испании…»

 На первой странице «Вангуардии» 14 мая была напечатана речь, произнесенная по телевидению министром финансов, который объяснял высокие цены в Испании мировым экономическим кризисом. Дождись он заявления уходящего в отставку Герберта Стайна, председателя комитета экономических советников Никсона, он, возможно, сочинил бы что-нибудь похлеще. Этот высокомерный деятель сказал (в передаче Си-Би-Эс «Лицом к нации», 7 июля), что в инфляции целиком и полностью виноват американский народ и что она будет длиться еще много лет. Он также сказал, что не одобряет снижения налогов, потому что, «если мы дадим гражданам лишние пять-десять миллиардов долларов, они тут же потратят их».

 На третьей странице — обычно читатель смотрит ее сразу после первой — две длинные статьи были посвящены человеку, которым фашистское правительство весьма восхищалось. В одной утверждалось, что он отчаянно борется за «сохранение президентства», — то есть вцепился в него мертвой хваткой, а во второй в сообщении из Нью-Йорка намекалось, что у неких неназванных лиц есть «серьезные сомнения» относительно того, восторжествует ли справедливость в уотергейтском деле. Кто, собственно, находился под угрозой? Все тот же человек, разумеется.

 На иллюстрированных полосах газеты была помещена фотография какого-то высокого гостя, низко склонившегося над рукой живого трупа, его превосходительства, главы государства. Видны были только затылок и куриная шея Сукина сына. Мы слышали от многих, что у него болезнь Паркинсона и что он с каждым днем становится все слабее, но газеты постоянно сообщают, что он «выглядит прекрасно». Не исключено, что и те и другие выдают желаемое за действительное.

 Барселонская «Телеэкспресс», имеющая более или менее либеральную репутацию, 17 мая, надо полагать, заставила поежиться франкистского министра иностранных дел Кортину — на первой странице была помещена фотография, на которой новый президент Португалии вступал в должность, а вокруг стояли члены его кабинета, в том числе коммунист Альваро Куньял, министр без портфеля, и социалист Марио Суареш, министр иностранных дел.

Та же газета сообщила об аресте Хосе Ориола Арау, адвоката, защищавшего казненного с помощью гарроты Пуига Антиха. Причина осталась неизвестной. Довольно большая статья посвящалась консолидации нового португальского коалиционного правительства, и автор отмечал, что народ от энтузиазма переходит к практической деятельности.

 Далее следовала забавная история о бывшем министре в правительстве Карреро Бланко — Хулио Родригесе, опубликовавшем книгу, в которой он тоже утверждал, что ни баски, ни коммунисты адмирала не убивали. Нет, нет, объявлял он, это сделали масоны. Когда у Родригеса попросили доказательств, он ответил попросту: раз он пришел к выводу, что адмирала убили не коммунисты и не баски, значит, остаются только масоны.

 В течение следующих двух недель:

 Тридцать пятая годовщина победы Франко («Какой победы?» — спрашивал доктор Томпсон, пока его речь не прошла цензуру) праздновалась 26 мая, и Сукин сын, по мнению всех присутствовавших дипломатов, выглядел более крепким и здоровым, чем на прошлогоднем параде.

 В соответствии с заявлением нового премьера Ариаса Наварро о «либерализации» режима 30 мая кортесы должны были провести новый закон о выборах городских мэров (раньше они назначались правительством). Единственное проявление либерализации, которое мы заметили по сравнению с 1967 годом, заключалось в том, что в газетных киосках появились журналы, сдобренные эротикой — с полуодетыми девицами в несколько фривольных позах. Как бы то ни было, обедая в прибрежном ресторане «Тропикал» в Кастельдефельс к югу от Барселоны, мы видели на пляже девушек в феноменальных бикини.

 Международное издание «Геральд трибюн» (Париж, 31 мая) напечатало примечательную статью, подписанную ее мадридским корреспондентом. В ней сообщалось, что «умеренные старшие офицеры армии во главе с генерал-лейтенантом Мануэлем Диесом Алегриа внимательно следят за становлением нового режима в Португалии, стараясь определить, как скоро Испания придет к отмене диктатуры, установленной 35 лет тому назад генералиссимусом Франсиско Франко».

 Корреспондент Мигель Акока далее заявлял, что умеренные «вышли на передний край… после все еще не раскрытого убийства Карреро Бланко. Они захватили контроль в стране… и блокировали попытки крайне правых генералов и их сторонников обрушить на противников режима волну репрессий. Они вступили в контакт с находящимся в изгнании коммунистическим лидером Сантьяго Каррильо…»

 Мы не нашли подтверждения или развития этой истории ни в одной из виденных нами газет, но так или иначе статья показывала, куда дует ветер, и последующие события, кажется, могут служить ей подтверждением.

 Эта же газета в номере от 3 июня отметила, что результаты опроса, опубликованные в испанском журнале «Камбио-16», показали следующее: большинство испанцев «недовольны единоличным правлением в стране и хотят участвовать в политике». Выразившие свое мнение отдали предпочтение идеологии социализма.

 В тот же день баскскими борцами был убит еще один жандарм и около тысячи его товарищей занялись ловлей преступников, которые, как сообщалось, похитили жалованье рабочих одной компании на сумму 233 000 долларов.

 Затем 4 июня было объявлено, что впервые в истории правительственного телевидения, возможно, будут передаваться дебаты между тремя кандидатами, оспаривающими место в кортесах от Балеарских островов.

 Попыткам новой «либерализации» 16 июня был дан чувствительный отпор — генерал Алегриа, которого ультра сочли слишком либеральным, был снят с поста председателя Комитета начальников штабов.

 Еще до конца недели официальная терпимость по отношению к «свободной прессе» закончилась конфискацией четырех изданий, в том числе «Камбио-16», «Джентльмены» (один из авторов предложил установить в Испании демократическую монархию), и нового сатирического еженедельника «Пор фавор» («Пожалуйста») за «оскорбление общественной нравственности» — в нем были напечатаны статьи против стоящих у власти реакционеров.


Наконец из Канна вернулся Хаиме Камино, совсем измученный долгой поездкой. Он позвонил нам оттуда и сказал, что своих дел так пока и не закончил. Мы всячески убеждали его остаться, но он сказал «нет». Он хочет нас видеть и сейчас же выезжает, а в Канн вернется потом, когда мы отправимся во Францию. Голос у него был мрачный.

 Казалось бы, Хаиме должен был радоваться: в этом году он летал в Рим и заручился согласием Энтони Куина сыграть главную роль в его новом фильме «Паутина — 1945». Престиж Куина способствовал бы международному успеху фильма, его можно было выпустить сразу на английском и испанском языках, так как актер владел обоими одинаково свободно.

 Приехав и проспав до трех часов дня, Хаиме рассказал нам, что ездил в Канн вовсе не на фестиваль. Там в это время находился главный испанский цензор, и Хаиме пытался изменить его мнение о «Паутине». Если цензура одобряет сценарий и готовый фильм, это означает, что продюсер получит пятнадцать процентов всего сбора — до шести миллионов песет, или сто тысяч долларов (это прежде составляло шестьдесят процентов от стоимости производства). Но цензура на сей раз и не намеревалась предлагать Хаиме внести в сценарий какие-то изменения — она забраковала его полностью.

 Перед приездом Хаиме его секретарь дал нам экземпляр сценария, и мы сразу же поняли, почему наш друг, при всей его сердечности, был так расстроен. Сценаристы и режиссеры, знающие, что такое киноцензура в США, вряд ли смогли бы догадаться, чем фильм «Паутина» не угодил испанской цензуре. В нем ведь не было никаких «непристойностей», если не считать начального эпизода в доме свиданий, но эротику тотчас же отодвигает на второй план вооруженный налет гангстеров и гибель врага того персонажа, которого должен был играть Куин.

 Мы все много раз видели этот персонаж (здесь его звали Хулио). Десятки лет видели, как он ведет свои закулисные махинации, богатый человек, «всего добившийся сам», безжалостный и цепкий, совершеннейший оппортунист. Слишком уж много раз, в слишком уж многих фильмах он снимал телефонную трубку и говорил редактору местной газеты, что «эту историю нужно замять», и ее заминали. Он мягко намекал своим подручным, что с такими-то людьми следовало бы разделаться — и с ними разделывались. Часто он весьма обаятелен, но всегда мерзавец, греющий руки на чем может. Однако его редко разоблачали с такой беспощадностью, как это сделал Камино в «1945».

 Так в чем же дело? Почему цензор запретил сценарий? В Испании и не могло быть иначе, потому что фильм — об Испании, Испании после гражданской войны и второй мировой войны, а Хулио во время этих войн работал и на наших, и на ваших. Пусть тема и избита, но испанская цензура никогда не согласится, что в Испании есть такие люди — богатые, безжалостные, бесчестные, нечистоплотные, которые, не колеблясь, губят своих друзей, любовниц, соперников или врагов — духовно, финансово или физически.

 Все преуспевающие в Испании дельцы — это хорошие, честные, истинные христиане, как и сам Сукин сын. И никто не вспоминает о скандале, в котором недавно оказались замешанными члены его кабинета, когда 200 миллионов долларов на экспортные кредиты перекочевали в «нужные» руки, — никто, кроме народа, конечно.

 Камино первым бы согласился, что борьба, которую он постоянно ведет как художник, добившийся определенных успехов и способный на большее, уступает по значимости борьбе его народа за лучшую жизнь. Но его борьба — это неотъемлемая часть общей борьбы, которая никогда не кончается. Брожение усиливается год от года, месяц от месяца и может достигнуть высшей точки раньше, чем эта книга будет напечатана, и Испания еще раз преобразится — как преображается сегодня Португалия и даже Греция, перейдя от фашистской диктатуры к буржуазной (или даже социалистической) демократии.

 История не торопится. Когда вода теряет тепло, она превращается в лед; когда ее нагревают, она закипает. Когда народное недовольство доходит до отчаяния, народ меняет порядок вещей в надежде сделать жизнь лучше. Так произошло в Испании в 1873 году, потом в 1931 году, и произойдет опять. В стране, где забастовки с 1939 года считаются государственным преступлением, в 1973 году прошло 811 забастовок, в которых участвовало 441 042 рабочих, и было потеряно более 11 000 000 человеко-часов. (Цифры опубликованы министерством труда Франко.)

 Сейчас Рабочие комиссии объединяются с бунтующими студентами, передовой интеллигенцией и со все более широкими слоями духовенства, и удивительно вот что: почти никто из этих студентов, интеллигентов, а теперь и священников — каждому ежедневно грозит арест, избиение, пытки, долгое тюремное заключение и даже смерть, — никто из них даже не родился в 1939 году, когда «закончилась» война. Все они были воспитаны при фашистской диктатуре, и газеты, журналы, радио, телевидение, фильмы, работодатели, учителя, а до последнего времени и священники всегда твердили им лишь то, что поддерживало идеологию «крестового похода» Франко.

 Их борьба начинается на фабрике, на фермах, в магазинах, на службе, в аудиториях и даже в армии; если вы трудитесь в поте лица и все же едва сводите концы с концами, вы начинаете задавать вопросы — себе и другим.

 Ответы на эти вопросы рано или поздно приходят, и воплощение их в жизнь потребует устранения таких досадных помех, как иностранные базы на вашей территории (в 1972 году в Испании было по меньшей мере 38 американских баз). Ответы на них — это освобождение Марселино Камачо, шестнадцать баскских заключенных, «карабанчельской десятки» и всех политических заключенных, томящихся в тюрьме под названием — Испания.

 С разлагающимся фашистским режимом будет покончено. Если вы спросите, что произойдет, когда Франко умрет и временно упокоится в безобразном мемориале под названием «Долина павших», люди пожмут плечами и скажут: «Quien sabe?»{ {77}}.

 А если вы спросите, считают ли они, что США попытаются подавить в Испании переворот, подобный португальскому, они ответят вопросом: а допустит ли такое американский народ?

 Что же все-таки последует за переворотом? — спросите вы. Новая республика?

 Claro, ответят вам, республика, но другая. Социалистическая? Possible.

 Одно можно утверждать наверняка: Mañana será otra dia{ {78}}. Так что не будем говорить: plus ça change или даже с испанским долготерпением: eso es{ {79}}. Мы скажем:

Это не конец!

И — браво!