"Факел чести" - читать интересную книгу автора (Аллен Роджер Макбрайд)

4

Вернувшись в каменный пузырь, я выбрался из скафандра — это было невыразимо приятно. Я провел внутри ненавистного кокона двое с половиной суток, и мне надоело дышать собственным потом. Раздевшись догола, я понял, что потом от меня будет нести даже в таком виде. Мне следовало помыться. Со вздохом я облачился в прежнее белье и одежду, не желая надевать чистое на пыльное и потное тело.

Каменный пузырь нельзя было назвать удобным обиталищем. В нем оказалось невозможно стоять, не держась рукой за стену. Изнутри пузырь формой напоминал яйцо, воткнутое в землю острым концом. Пузырь наполнял перемолотый камень и мои вещи, о которые я то и дело спотыкался.

Края вырубленного в камне отверстия, по-видимому, были скреплены надежно, но я еще раз прошелся по ним герметиком. Мне не хотелось делиться своими запасами воздуха с астероидом. Добрую половину жизни я провел, дыша воздухом из баллонов, и потому научился ценить его.

Из туннеля появился постепенно усиливающийся луч света. На Вапаусе наступал день. Решив, что без риска быть замеченным выбраться внутрь спутника при дневном свете не удастся, я настроился ждать ночи. Это значило, что можно подремать — я нуждался в отдыхе. Отцепив от скафандра штанины, я скатал их, соорудив своего рода подушку, и вытянулся в туннеле.

Проснувшись ближе к вечеру, я обнаружил, что все тело у меня затекло от неудобной позы. Я выбрался обратно в туннель и размялся, как смог, а затем стал готовиться к выходу.

Я вбил костыль в потолок туннеля и электромагнитом прикрепил к нему веревку. Электромагнит включался и выключался по команде, подаваемой передатчиком. Я проверил его исправность. Магнит вместе с веревкой тут же упал с потолка туннеля. Я подхватил их и снова укрепил на прежнем месте, включив магнит и для надежности несколько раз подергав веревку Она выдержала.

Предыдущей ночью я уже спускался с этой скалы. Теперь мне предстояло проделать то же самое — но спуститься по ее внутренней поверхности. Я оставил в пузыре скафандр, рюкзак, нож для камня и прочие инструменты, захватив лишь комбинезон и все, что было в его карманах. Прежде чем начать спуск, я оглядел внутренность Вапауса.

Сумерки только начали спускаться на просторную долину. Свет внутри создавало мощное сферическое «солнце» из тысяч отдельных ламп, подвешенное точно над центром равнины и плывущее в зоне невесомости у оси. «Солнце» удерживали на месте прочные растяжки, укрепленные на скалах в носовой и кормовой частях спутника — они не поддерживали вес конструкции (в осевой зоне «солнце» ничего не весило), а просто не давали ему сойти с центральной линии. Сейчас внутреннее «солнце» угасало, приобретая красноватый отблеск, каким бывает настоящее солнце в сумерках. В домах на равнине светились окна.

Я с удивлением осознал, насколько легко воспринял этот окруженный со всех сторон каменными стенами мир. Может, это произошло потому, что я уже видел снимки других подобных планет, но скорее всего, потому, что изнутри Вапаус выглядел естественно и упорядочение. Единственное, что мне не удавалось, — поверить, что этот мир сотворен человеком. Он выглядел таким же величественным, как Большой каньон или долина Маринерис, и вместе с тем был куда более гостеприимным.

В пейзаже Вапауса преобладали все оттенки зелени. Мягко округленные холмы покрывала сочная трава, в которой кое-где мелькали неразличимые с такого расстояния пятна цветов. Под моими ногами виднелось целое море деревьев, плавной дугой поднимавшееся по стенам до самого свода.

Здесь реки текли даже на своде, одна вилась прямо над моей головой. Ее исток скрывали облака, но я проследил вдоль реки до самого моря, которое уютно плескалось посредине спутника. Цепочки облаков-близнецов скрывали из виду края равнины. Эти облачные ленты тянулись от скал в носовой и кормовой частях спутника и простирались почти на четверть километра к середине цилиндра, словно окаймляя серой рамкой расстилающееся внизу зеленое великолепие.

Когда я начал спускаться со скалы, цепочка облаков оказалась под моими ногами. Эти облака и сгущающаяся темнота должны были скрыть меня из виду.

Стены или скалы в передней и задней частях спутника имели вид пустотелых куполов. Если измерять по оси, Вапаус достигал одиннадцати километров в длину от края до края, измерения же по подножиям скал давали длину долины около десяти километров. Это означало, что если спуск по наружной стене утеса с каждым шагом становился все труднее, то спуск по внутренней стене постепенно приводил меня к более ровному и пологому склону. К тому времени, как я достиг конца веревки, я уже спускался достаточно уверенно, несмотря на померкший искусственный свет.

С помощью передатчика я отключил электромагнит, удерживающий веревку, и она немедленно стала падать, ложась затейливыми кольцами. Как я уже говорил, реальная гравитация внутри вращающегося цилиндра вроде Вапауса увеличивалась от нуля у оси до максимального значения у стен цилиндра. Конечно, это означало, что верхняя часть веревки падает медленнее нижней. Было и еще одно странное явление: вращение спутника не влияло на свободно падающий предмет внутри него. Предмет падал по прямой к поверхности. Но для наблюдателя, стоящего на этой поверхности и подверженного вращению спутника, предмет падал перпендикулярно к направлению вращения. Вместе оба этих странных явления заставили падающую веревку танцевать наподобие змеи — более причудливого падения я еще никогда не видел. Наконец веревка упала к моим ногам, я смотал ее и сунул в трещину между камнями.

Глупо, конечно, но я чувствовал себя гораздо увереннее, когда спускался по внутренней стене, а не по внешней. Почему-то меня радовало сознание того, что в случае падения я пролечу всего километр и ударюсь о землю, а не буду падать в пустой космос вечно.

Впрочем, внутренний спуск и в самом деле был безопаснее. На скале оказалось полно трещин, выступов и расщелин: я без труда находил опоры для рук и ног. Я быстро спустился в облака, жмущиеся к скале в этой стороне долины. Стена стала более влажной и скользкой, и вскоре я попал в зону дождя. Капли быстро пропитывали одежду. Я отметил, что воздух тут, на мой вкус, слишком прохладен. Это было вполне объяснимо — финнам полагалось любить прохладу. Кроме того, по мере снижения воздух становился плотнее. Последние пятьдесят метров спуска я лишь скользил, тормозя каблуками, по мелким камням, собравшимся у подножия утеса.

Наконец я достиг уровня земли и взглянул наверх, туда, откуда спустился. Всегда приятно припоминать опрометчивые поступки после того, как они приводят к успеху. Гардианы охраняли воздушные шлюзы в носовой части спутника, но здесь никто не додумался поставить охрану.

Я пробрался сквозь мокрую от дождя траву у подножия утеса и направился к обитаемым местам.

Должно быть, человек, живущий на краю зеленой долины близ гор, до сих пор удивляется, куда исчезли его рубашка, брюки и кое-какая еда. Кем бы ни был этот человек, спасибо ему. Он помог мне как раз вовремя. Комбинезоны разведывательной службы Лиги Планет мало кто носит в тех местах, а черный хлеб жителя равнины оказался восхитительным. Перекусив, я закопал комбинезон и двинулся дальше.

Вскоре я оказался на своего рода транспортной станции. Спрятавшись неподалеку, я терпеливо ждал. Транспортировка в здешних краях оказалась довольно простой: ярко освещенные вагончики бежали по монорельсовой дороге с пятиминутным интервалом между поездами. У станции вагончики останавливались, открывались двери, секунд тридцать ожидая пассажиров, затем двери захлопывались, и поезд уплывал в ночь.

Посмотрев в небо, или скорее на землю, висящую над моей головой, я заметил огни других поездов монорельсовой дороги, скользящие в темноте там и сям, как светляки. Один из поездов пересекал центральное море, и его огни разбросали на поверхности воды мягкий отблеск, который почти сразу угас.

В такое позднее время на станции не было других пассажиров. Я вошел в вагон, двери со свистом закрылись за мной, и поезд плавно покатил вперед.

Я прилип к окну, стараясь как можно лучше рассмотреть в темноте незнакомый ландшафт. На следующей станции вошли пассажиры. В соответствии с обычаями всего мира я не обратил на них внимания, как и они на меня.

Следующие несколько станций были пустынны. Поезд приближался к скоплению многоэтажных домов, стоящих на берегу моря.

Вагон остановился, и двое угрюмых мужчин в темно-серых мундирах растолкали других пассажиров и вошли в вагон первыми, заложив большие пальцы за пояса, поблизости от лазерных пистолетов угрожающего вида.

Враги.

До этого момента в моем представлении гардианы были почти неизвестным, далеким от меня явлением. И вот теперь они стояли рядом, прямо передо мной — я выбрал ближайшее к двери сиденье. Один из гардианов лениво подошел ко мне и ткнул большим пальцем в дальний конец вагона. Я сделал вид, что не замечаю его. Возможно, я перестарался. Во всяком случае, я чуть не провалил все дело.

— В чем дело, парень? — осведомился солдат. Он говорил по-английски с резким акцентом и глотал окончания. — Не хочешь поделиться своим местом? — Гардиан шагнул ближе и навис надо мной. — Ну, что?

Я поднялся и прошел в конец вагона, провожаемый странными взглядами пассажиров. Оба солдата плюхнулись на только что освобожденное мною сиденье.

— Вот так-то лучше, парень, — заметил тот из них, что согнал меня. Он указал на панель стены, отчасти прикрывающую нечто похожее на дыру от лазерного оружия. — Ты что, хочешь, чтобы в этих чистеньких вагонах прибавилось пятен крови или дыр?

Оба солдата громко расхохотались. Остальные пассажиры старательно игнорировали эту сцену. Гардиан помахал мне рукой в знак, что я свободен, и сплюнул на безукоризненно чистый пол.

Как только вагоны затормозили у следующей станции, я вышел, опасаясь в гневе совершить какую-нибудь глупость, чем-нибудь выдать себя — так, что все прежние усилия пропадут даром. Они и без того едва не пропали.

Пассажир, сидящий рядом, вышел вместе со мной и, как только поезд умчался, взял меня за локоть и произнес на беглом финском, который я едва понял:

— Будь осторожнее и осмотрительнее, друг. Не разменивайся по мелочам. Завтра или послезавтра придет время вступить с ними в бой. Но если ты погибнешь сегодня, то нас станет на одного меньше. — Кивнув, он торопливо зашагал прочь и вскоре исчез за поворотом дорожки. Деревья, скрывшие его из виду, были почерневшими и обугленными, дорожку усеивали выбоины.

Вчера здесь тоже был бой.

Остаток ночи и начало следующего утра я бродил по Вапаусу. Я многое повидал, но узнать сумел не больше, чем знал прежде. Этот мир был не просто завоеван, но и постоянно подвергался жестокости завоевателей. Солдаты здесь были повсюду — расталкивали пешеходов, слонялись по улицам, задевали и оскорбляли финнов. Ночная жизнь Вапауса проходила в основном вокруг группы башен у моря, и здесь гардианы веселились вовсю: переворачивали уличные лотки, выливали и выпивали запасы винных погребов и баров, выкрикивали непристойности вслед женщинам.

Во время ночной прогулки я ни разу не встречал на улицах одиноких солдат. Видя приглушенную ненависть в глазах финнов, я сомневался, что гардианы могли чувствовать себя в безопасности даже вдвоем.

Бегло поглядывая на карту на станции монорельсовой дороги, я обнаружил, что госпиталь находится в одной из башен у моря. По плану, разработанному нами с Джослин, мне следовало первым делом оказаться в госпитале, и потому я вновь вошел в вагон. В тот момент, когда я пересекал центральное море, искусственное солнце над головой вновь начало разгораться. С моста для монорельсовой дороги море казалось фантастическим зрелищем. Совершенно ровная подо мной поверхность воды вдали изгибалась, поднимаясь вверх, словно единственная великанская волна, которая лизнула небесный свод и застыла. У побережья виднелась россыпь мелких островков, небольшие песчаные пляжики, узкие фиорды. Там и сям попадались бусинки ярко раскрашенных прогулочных катеров, но в море не было ни единого судна. Вскоре море осталось позади, и я вышел из вагона в ста метрах от госпиталя, посреди обгорелых остатков сквера.

Я вытащил из кармана крохотную капсулу с транквилизатором и проглотил ее, стараясь идти беспечной походкой и ожидая, когда лекарство подействует. Его воздействие напоминало удар обухом по голове. Я повалился на замусоренную дорожку.

Препарат представлял собой сочетание депрессанта и релаксанта. От него у меня понизилась температура, пульс замедлился настолько, чтобы испугать любого прохожего, который решит узнать, что со мной стряслось.

Действие капсулы кончилось несколько часов назад, но я по-прежнему спал. Сон в узком туннеле прошлой ночью не принес облегчения.

Я проснулся в чистой отдельной палате госпиталя, как и требовалось по плану. За мной внимательно наблюдала высокая и стройная сероглазая медсестра с короткими светлыми волосами. Заметив, что я проснулся, она стремительно приставила к моему виску карманный лазер.

Вот это уже не соответствовало плану.

Она говорила по-английски недурно, чуть-чуть растягивая слова:

— Знаешь, ты очень плохой шпион. Ни одному финну не позволяется носить лазер, но шансов сообщить о том, что у меня он есть, тебе не представится. Твой трюк с обмороком был настолько детским, что над тобой смеялись все врачи. Неужели твое начальство считало, что ты сможешь пробраться в госпиталь и не выдать себя? Зачем тебе это понадобилось?

Эти слова немного успокоили меня. Как и рассчитывали мы с Джослин, персоналу госпиталя разрешили продолжать работу после того, как была закончена война, — госпиталь и врачи всегда могли понадобиться. Мы надеялись найти здесь подпольную группу сопротивления: во-первых, потому, что только здесь финнам было позволено иметь свою организацию, а во-вторых, потому, что врачам и сестрам приходилось не раз и воочию убеждаться в жестокости гардианов.

По-видимому, мы оказались правы. Теперь все, что мне оставалось, — убедить сестру не делать дыры у меня в черепе.

Стараясь сохранять спокойствие, я спросил ее на плохом финском:

— Эта комната прослушивается?

Вопрос изумил ее. Сестра ответила по-фински, но так быстро, что я ничего не понял. Не верьте рекламам курсов изучения языка под гипнозом — с их помощью вы так и не научитесь бегло владеть языком, как бы долго и старательно ни занимались. Особенно если этот язык финский.

Я поднял руку, останавливая ее:

— Прошу вас, помедленнее. Я плохо понимаю по-фински.

Нахмурившись так, что весь ее лоб собрался в морщины, сестра повторила — на этот раз внятно и неторопливо:

— Какая тебе разница, гардиан? Если нас и подслушивают, то только твои друзья. — Она злорадно усмехнулась, и эта усмешка до неузнаваемости исказила ее миловидное лицо. — По правде говоря, они только считают, что эта комната прослушивается. Но мы сменили здесь несколько проводов. То, что они услышат, они примут за твой храп.

Вот и славно. По крайней мере я мог говорить без опасений. Внезапно у меня промелькнула тревожная мысль.

— Но откуда мне знать, что вы сами… не гардиан?

Более гневное выражение лица вообразить себе было невозможно. Палец сестры дернулся на спусковом крючке.

— Верю, верю, — от неожиданности я заговорил по-английски, но опомнился и перешел на финский. — Все в порядке. Вы меня убедили.

Сестра фыркнула:

— Зато ты меня совсем не убедил, идиот. Если вы хотите шпионить здесь, по крайней мере пришлите того, кто говорит по-фински не хуже нас.

— Я не шпион! Я на вашей стороне.

— Чепуха! Мы о тебе ничего не знаем. Ты не здешний. Слушай, шпион, ты испытываешь мое терпение.

Если она и впрямь считала себя терпеливой, то меня ждали большие неприятности, когда она придет в ярость.

— Я из Лиги! Из Лиги Планет! Меня отправили сюда!

Сестра усмехнулась:

— И твой корабль стоит в доке рядом с военными кораблями гардианов?

— Я — Терренс Маккензи Ларсон, командир корабля РКЛП—41 «Джослин-Мари» флота Республики Кеннеди. Личный номер 498245.

Едва заметное сомнение мелькнуло в глазах сестры, но она не опустила лазер. Я считал, что она начинает мне верить.

— Ты лжешь, — заявила она после минутного колебания. Вероятно, мои слова не показались ей убедительными. — Если ты из Лиги, почему же тебя прислали только сейчас, а не три месяца назад, когда здесь появились эти чудовища?

— Я пробыл на этой планете — или внутри ее, как вам угодно, — менее двадцати часов.

— И как же ты сюда пробрался? По личному шлюзу?

Теперь я сам начал терять терпение.

— В сущности, да.

Сестра взорвалась смехом.

— Шпион, да ты совсем новичок в своем деле! — заявила она, отсмеявшись. — Что бы ты ни пытался сделать, такая задача тебе не по зубам.

Я вздохнул, повернулся на постели и только тут заметил в комнате огромное окно. Передо мной расстилалась кормовая часть Вапауса: я различил утес, с которого спустился, и понял, что надо делать.

Повернувшись к сестре, я увидел, что она по-прежнему хмурится.

— Не могли бы вы принести мне хороший… как же это по-фински… бинокль?

Моя просьба вновь рассмешила ее.

— Разве у тебя нет собственного, шпион?

— Послушайте, можете смеяться сколько угодно, только принесите мне бинокль, и я покажу вам мой личный шлюз. Без бинокля вам его не разглядеть.

— Мы зря теряем время. Но чтобы прекратить эту ерунду, я выполню твою просьбу и посмотрю, что ты станешь делать дальше. А потом узнаем, зачем ты сюда явился.

— Замечательно! Великолепно! Только принесите бинокль.

Продолжая целиться мне в голову, сестра поднялась, нажала кнопку аппарата внутренней связи и что-то негромко и быстро проговорила в микрофон. Затем она снова села и несколько минут ждала молча.

Рослый и плотный мужчина в халате поверх мундира военного врача вошел в палату, неся бинокль. Не говоря ни слова, он протянул бинокль сестре, а та передала ему лазер. Мужчина прицелился мне не в голову, а в грудь — разница несущественная.

Сестра бросила бинокль на постель, но я взял его и протянул ей.

— Нет, посмотрите вы.

Не подходя ближе, сестра потянулась и забрала у меня бинокль.

— Куда смотреть?

— Вы знаете, где находится площадь Рус? — На эту площадь выходила улица, по которой я шел, спустившись с утеса. Я молча порадовался тому, что сумел запомнить это название.

— Да.

— Отлично. Теперь ведите биноклем вверх от площади, прямо до скалы. Ну, как?

— Готово.

— Теперь поднимитесь вверх по скале — чуть выше облачного слоя, ближе к оси.

Сестра послушалась. Я наблюдал, как она осмотрела поверхность скалы, вдруг остановилась и повела биноклем вниз, словно заметив нечто достойное внимания.

— И что же вы видите?

— Нечто вроде дыры в Кормовом утесе. Вверху, на козырьке дыры, что-то блестит — по-моему, металл. — Голос сестры дрогнул. Очевидно, я все-таки убедил ее.

— Это и есть мой личный шлюз. Если вы дождетесь ночи и пошлете своих разведчиков, коммандос или кого угодно, вы сможете осмотреть этот туннель. Вы увидите, что он выходит в каменный пузырь с прорезанным и вновь закрытым отверстием в стенке. Кроме того, в пузыре вы увидите стандартный скафандр с опознавательными знаками Лиги, лазер с пустыми батареями и еще несколько инструментов. Мой корабль спрятан по другую сторону солнца.

— Вы и в самом деле из Лиги? — Теперь в голосе сестры прозвучало удивление и надежда.

— Да.

— Мы даже не надеялись, что вы когда-нибудь появитесь… — Внезапно у нее вспыхнула новая мысль: — Какова численность вашего войска?

Я вспомнил об экспериментальном передатчике материи.

— Если повезет, около пяти тысяч человек.

Сестра метнулась из комнаты. Похоже, победа осталась за мной.

Затем последовала общая суета, во время которой плотный мужчина невозмутимо направлял лазер мне в грудь. Меня фотографировали и снимали отпечатки пальцев — я так и не узнал зачем.

По-видимому, моя сестра всеми силами пыталась привлечь ко мне внимание некой важной персоны. Несколько раз она выходила из палаты и снова входила — нерешительно и настороженно, словно прикидывая, правду ли я сказал.

Наконец дверь распахнулась и в палату вошел солидный, держащийся с достоинством мужчина в форме медика — очевидно, прибыла долгожданная важная персона. Отпустив мужчину с лазером, вновь прибывший уселся рядом с моей постелью.

— Сестра Тулкаас рассказала о вас нечто чрезвычайно любопытное, командир, — произнес он на безупречном английском. — И где же войска, о которых вы говорили?

— Полагаю, на расстоянии четырех световых недель отсюда.

Мужчина и глазом не моргнул, но я заметил, как лицо сестры Тулкаас исказилось от разочарования.

— Разве вам неизвестно о существовании ракетной системы? — осведомился врач.

— Мы должны провести войска сквозь нее.

— Каким образом?

Я смутился.

— Доктор, нельзя ли мне встать и рассказать об этом за столом? И желательно за столом с завтраком? Прошу прощения, но мне не удавалось поесть как следует уже несколько дней.

— Разумеется, можно.

— Отлично. — Я вскочил с постели и тут же снова укрылся одеялом. Облачение пациентов финского госпиталя не включало брюки. Врач улыбнулся при виде моего смущения.

— Сестра, подайте командиру Ларсону халат из шкафа.

Сестра принесла халат и помогла облачиться в него, не вытаскивая меня из-под одеяла — несомненно, в этом сказывалась длительная практика. Я завязал пояс и снова поднялся.

— Еще один момент, — предупредил я. — Нет ли у вас специалиста по гипнозу? Я не решился захватить с собой ни единого документа или записи, но у меня много важной информации. Мне хотелось спрятать ее ненадежнее — на случай, если я попадусь вашим приятелям гардианам. Информация закодирована в подсознании, вызов осуществляется с помощью трех отдельных команд в состоянии гипноза. Чтобы узнать эти команды, вам придется ввести меня в легкий транс.

— Я вызову мистера Кендрела, — заверил врач и повел меня в коридор.

— Это последний пароль, командир. Как только я произнесу его, вы очнетесь, полностью вспомнив всю закодированную в памяти информацию.

Голос доносился до меня словно издалека, но я не придавал этому значения.

— Сейчас начнется обратный отсчет, и после него я произнесу пароль. Итак, пять, четыре, три, два, один… Маннергейм! Вы все помните?

«Еще бы», — тупо подумал я и ответил вслух:

— Да.

— Отлично. Теперь пойдет отсчет до трех, и я прикажу вам очнуться. После этого вы придете в себя, но по-прежнему будете все помнить. Вы готовы? Один… два… три… просыпайтесь!

Мой мозг словно сразу переключился в рабочее состояние, и я открыл глаза, в первый момент ничего не увидев перед собой. Поморгав, я повернулся к гипнотизеру.

— Дайте мне бумагу и ручку.

Мне пододвинули требуемые вещи, и я принялся царапать длинный столбец цифр, торопясь и опасаясь что-нибудь забыть. Этими цифрами были координаты антенны, уровни напряжения и тому подобное. Затем последовала схема принимающего устройства со всем вспомогательным оборудованием, по которой хороший инженер-электронщик запросто мог собрать необходимую цепь.

— Командир, вы можете объяснить, что все это значит?

— Минутку доктор. Мне надо вспомнить подробности. Пожалуйста, дайте мне карту планеты.

Последними в память были заложены координаты места, где надлежало установить принимающее устройство — широта и долгота. Быстро оглядев карту, я провел одним пальцем по линии требуемой долготы, а другим — по линии широты.

И повторил все сначала. А потом еще раз.

Координаты оказались неверными. Участок поверхности планеты с координатами сорок пять градусов западной долготы и пятнадцать градусов северной широты находился под водой.

Я сел и уставился на карту, а потом закрыл глаза и сосредоточился. Нет, координаты я вспомнил правильно. Я вновь оглядел карту. Чертыхнулся. Покусал ногти. Указанный участок по-прежнему находился под водой, вдали от берега.

— В чем дело, командир? — осведомился врач.

— Эта карта, конечно, составлена точно. — Я не решился произнести эти слова вопросительным тоном.

— Разумеется.

Я обернулся к врачу, который до сих пор не назвал своего имени.

— Тогда понадобится кое-что объяснить. Совсем недавно в Лиге был разработан передатчик материи. Имеется лишь экспериментальный образец, но создатели уверены в его надежности. Мой корабль встретился с курьером, доставившим основные компоненты для принимающего аппарата. Мне было приказано прибыть сюда. Передатчик — более сложная и точная система, он требует больших затрат энергии. Корабль флота США «Мэйфлауэр», на борту которого находится передатчик, направит сюда пять тысяч человек вместе со снаряжением со скоростью света, оставаясь за пределами вашей солнечной системы. Луч передатчика будет направлен на Новую Финляндию, в точку с указанными координатами. Войска должны прибыть именно в эту точку, или они погибнут. Но это место скрыто под водой, и берега от него далеко.

— Финским кораблям запрещено выходить в море. Водные пространства контролируют гардианы.

— И пять тысяч человек не поместятся ни на одном корабле, — заключил я.

— Поразительно! Неужели эти люди действительно будут перенесены сюда? — Обернувшись, врач взглянул на гипнотизера. — Такое возможно?

Мистер Кендрел пожал плечами и ответил:

— Теоретически — да. Такой аппарат планировалось создать еще со времен изобретения двигателя С2 с применением того же принципа. Говоря упрощенно, здесь действует тот же эффект, который позволяет кораблю развивать сверхсветовую скорость во вращении, — если не считать того, что он остается статичным, или, точнее, применимым к любой точке пространства. Короче, найден способ заключить участок пространства в своего рода пузырь и перетащить его в нормальный космос контролируемым образом. По-моему, именно так они и решили эту проблему — Мистер Кендрел оказался начитанным специалистом.

— Замечательно! Какое удивительное изобретение! — Вдруг врач задумался, а затем вернулся к нашей нынешней проблеме. — Но почему войска не могут прибыть в какое-нибудь другое место? Неужели этот луч настолько узок?

— Дело не в ширине направляющего луча, а в допплеровском отклонении. Точка, из которой направляется луч, и вторая, в которую он направлен, должны быть неподвижны относительно друг друга. Точка с указанными координатами будет перемещаться с определенной скоростью в тот момент, когда сигнал достигнет Новой Финляндии. Вращение планеты вокруг солнца, вращение ее вокруг собственной оси, даже отклонения, вызванные этим спутником, — все было тщательно учтено. Если же сигнал при приеме исказится, то и войска окажутся… искаженными.

Значит, они могут появиться в виде гигантов? Или пигмеев? А может, вывернутыми наизнанку? Или изогнутыми в виде синусоиды?

Принять войска невозможно. Закрыв глаза, я попытался представить, каково шагнуть в машину, ожидая, что сейчас чудесным образом окажешься на другой планете… и никогда этого не дождаться. Быстрая и легкая смерть, которую не сознают сами погибшие. Неужели они и впрямь погибнут, застыв на мгновение субъективного времени, которое растянется на вечность? Или просто исчезнут?

Хрустнув переплетенными пальцами, сестра Тулкаас встала, уставясь в никуда.

— На краткий миг у нас была надежда, а теперь она рассеялась. Вашей Лиге следовало бы поучиться читать карты, прежде чем посылать людей на гибель.

— Карина, ты несправедлива, — возразил врач. — Вся беда в смещении координат. Это вполне объяснимо, командир: составляя первые карты планеты, мы пользовались произвольными координатными сетками. Но когда пришло время строительства, оказалось, что одна из первых строительных площадок города находится как раз на базовой координатной линии всей планеты. Вместо того чтобы переносить стройку, мы предпочли сместить линии долготы. Ваши войска были направлены в самое подходящее место — если судить по старым картам.

— А теперь эти люди наверняка погибнут, — заключил я.

Вдруг сестра Тулкаас взорвалась:

— Зачем вообще вы затеяли все это безумие?

Я отвел взгляд от стола, который изучал так пристально, словно намеревался проделать в нем дыру.

— Что?

— Почему вы, вместо того чтобы заниматься своим делом, потащились сюда, подали нам ложную надежду и погубили столько людей из-за дурацкой ошибки?

— Потому, Карина, — решительно возразил врач, — что командир — достойный человек, посланный Лигой, членами которой все мы являемся, и потому, что Лига обязана попытаться помочь нам. А что касается дурацких ошибок, в них виноваты только мы сами, составив неточные карты и проиграв войну прежде, чем прибыло подкрепление.

— Но мы и вправду поступили глупо, — признался я. — Нам следовало знать о новых картах. Для этого Лиге и понадобилась разведывательная служба. Поскольку еще шесть месяцев назад мы об этом даже не задумывались, вы проиграли войну, а мы погубили войска. Люди погибли, даже не зная об этом.

Врач собирался что-то ответить, когда вмешался новый голос.

— Эти люди не погибли. — В разговор вступил гипнотизер Кендрел. — Насколько я понял из теории и схемы, нарисованной вами, как только вместе с радиосигналом в приемник поступит пузырь пространства с заключенными в нем войсками, мы можем извлечь их, когда нам вздумается. И мы сделаем это, соединив простой приемник, схема которого набросана вами, с устройством для сохранения сигналов. Ваш корабль может выровнять скорость в космосе относительно принимающего устройства. Сигнал можно принять без искажений и сохранить в приемнике. Затем мы перевезем сохраняющее устройство туда, где должны появиться войска.

Последовала гробовая тишина.

Невысокий лысоватый мистер Кендрел смущенно улыбнулся и впервые заговорил по-английски:

— Видите ли, командир Ларсон, электроника — мое хобби.