"Возвращение воина" - читать интересную книгу автора (Коул Аллан)Глава 8. МЕСТЬ ЭМИЛИНовари склонилась надо мной. Сладкая улыбка играла у нее на прекрасном лице. Внешне я была Эмили, нежной, как полевой цветок. У меня были глаза семилетней девочки. Молочные зубы, напоминающие по цвету жемчужины. Но на самом деле я была Рали Антеро. С искусственной, хотя и волшебной, рукой, с единственным живым глазом и сожженной дотла душой. Однако Птица Лира видела только Эмили и обращалась именно к ней, когда говорила: — Я так долго ждала часа, дорогая, когда смогу наконец с тобой встретиться. Она непроизвольно красовалась передо мной. Белоснежная туника ослепительно сверкала на солнце. Прическу Новари украшал венок из маргариток. Браслеты с драгоценными камнями, выполненные древними мастерами, сверкали на запястьях. Кожа издавала необыкновенный аромат, напоминающий запах спелого лимона. Но я хорошо помнила, как обольстительна Новари, как умело пользуется она своим порочным искусством. Я увидела, как Птица Лира демонстрирует мне пышные формы. Легкий ветер перебирал складки ее платья, ласкал тело и подчеркивал его естественную красоту. Я помнила также и ее изощренность в магическом соблазнении. До сих пор я ощущала ее теплые руки и горячие губы, которые однажды заставили меня трепетать. Тогда я затаилась и долго выжидала, чтобы в удобный момент убить Новари. Но во владениях Мэгона эта попытка не удалась. И вот я снова встретилась с Новари. И вновь затаилась. Я огляделась с чисто детским любопытством. Казалось, только что меня кружила метель, но здесь, на вилле моего брата, где я родилась, магия Новари оградила нас от буйства стихии. В саду было по-весеннему тепло. Под приветливым солнцем кивали разноцветными головками цветы. Насекомые жадно собирали нектар, не спеша перелетая от одного растения к другому. Среди деревьев порхали, радостно щебеча, птицы. Я увидела, как старый серый кот притаился в тени куста черной смородины и ждал удобного момента, чтобы стремительно броситься на жертву. У кота был один глаз. Как и у меня, Рали Антеро. Наконец Новари произнесла: — Ну вот, Эмили. Теперь расскажи мне, что тебя тревожит. Я опустила голову и постаралась поплотнее закутаться в голубой плащ, накрыв голову капюшоном, как будто бы внезапно почувствовала холод, и спросила: — Я была очень плохой девочкой? Новари положила руку на крутое бедро и укоризненно посмотрела на меня. Затем сказала: — Ну что ж. Ты действительно помешала мне направить метель куда следует. — Я сделала так, чтобы она никуда не поворачивала, — пропищала я, пытаясь отстоять свою точку зрения. — Но на самом деле, моя дорогая Эмили, — настаивала Новари, — ты все испортила. Она махнула рукой в сторону Галаны. — Потому что из-за тебя метель кончилась слишком рано. Она продолжалась всего пару часов, вместо того чтобы бушевать в течение нескольких дней. Мне бы очень хотелось, чтобы этого не было, Эмили. Но ты вмешалась. Это просто отвратительно. — Но ведь умирали люди, — возразила я, — именно по этой причине я и вмешалась. — Но я все-таки думаю, что все это можно понять и простить, — произнесла Новари, сменив гнев на милость, — у тебя настолько деликатная натура. Мне с самого начала нужно было сделать скидку на это. Учесть при составлении заклинаний. А что… эти люди… были твоими друзьями? — Так они все умерли? — спросила я дрожащим голосом и заставила задрожать свою нижнюю губу. — Нет, моя радость, — ответила Новари, — они все… не мертвы. Твои друзья живы. Но я не могу дать никаких прогнозов насчет их будущего. Мои войска сейчас успешно преследуют их. — Почему вы не разрешите им всем просто уйти? Я бы попросила их больше не быть плохими. — О, дорогая Эмили! Это не так просто сделать, — ответила Новари. — Мне бы очень хотелось сделать тебе приятное, но я не могу. Не в состоянии, даже если бы и очень захотела. В особенности теперь, после того как они сбежали, убив директора Като. Бедняга! С нескрываемым детским изумлением я вытаращила глаза и спросила дрожащим голосом: — Като убит? Как? Новари пожала плечами. И ответила: — Я думаю, один из твоих друзей отрубил ему голову. Топором. Мне рассказали, что это была очень большая женщина. Я с усилием подавила непроизвольную улыбку. — Однако это не имеет для меня значения, — продолжала Новари, — Като не был моим другом. Мысли у него текли совсем в другом направлении. Видишь ли, мужчины начинают думать обо всем сразу. И их намерения вступить в дружбу с женщиной всегда оборачиваются стремлением быть поближе к ее чреслам. Но Като был полезен, этого у него не отнять. Он был диктатором Ориссы. Несмотря на то что всегда имелось достаточно кандидатов, чтобы занять его место, я не могу позволить, чтобы бедный Като остался неотомщенным. — Вдруг Новари улыбнулась, явно довольная пришедшей ей в голову мыслью, и сказала: — Однако вот что я должна тебе сказать. — Что? — спросила я, изображая детское нетерпение. — Обещаю тебе, что, когда мои люди поймают твоих друзей, я не допущу, чтобы над ними издевались и тем более — пытали. Они все умрут быстро. И безболезненно. Это я умею. — Новари радостно всплеснула руками, как будто бы только что сделала мне исключительно щедрый подарок. — Ты поняла? — спросила она, пристально вглядываясь в мои глаза. — Разве это не улучшило уже твое самочувствие? Так что мы теперь друзья? Договорились? Сделав вид, что глубоко задумалась и размышляю, я нахмурилась. Затем я улыбнулась и вместо ответа сказала: — Я хочу есть. Новари громко рассмеялась. — Что за прелесть этот ребенок! Не сомневаюсь, что мы с тобой отлично поладим. — Перейдя на более деловой тон, она скомандовала: — Пошли, Эмили. И предложила мне руку. Я молча смотрела на нее, как бы борясь с последними сомнениями и приходя к трудному, но окончательному решению. — Я не кусаю маленьких девочек, Эмили, — уверила меня Новари. Я нервно хихикнула. Потом взяла ее руку и слегка прыгающей походкой пошла с Новари по тропинке. Она привела меня к знакомой с детства скамейке в саду, на которой я вместе с Амальриком и Омери часто беседовала, ужинала, пробовала молодое вино их собственного изготовления… И все это — более пятидесяти лет назад. На сей раз нас уже ожидали подносы, уставленные всевозможными лакомствами — кексами, печеньями, пирожными. На подносах красовались запотевшие кувшины с молоком, фруктовыми соками. На блюдцах и в вазах были уложены сыры, нарезанные светящимися ломтиками, и сочные фрукты. В маленьких глиняных горшочках, поставленных в ведро со льдом, нас ожидал шербет. Я немедленно вскарабкалась на скамейку и устроилась как можно ближе к целой горе сладостей. При этом я позаботилась о том, чтобы ни на секунду не выходить из роли Эмили. Поэтому я подчеркнуто осторожно достала финик. Затем преувеличенно деликатно надкусила и принялась стряхивать с плаща невидимые простым глазом сахарные крошки. Одним словом, я была такой же привередливой, разборчивой, утонченной, как и моя маленькая Эмили. — Мне нравится, — сказала я. — Почему бы тебе не снять плащ, Эмили? — предложила Новари. — Тебе, должно быть, в нем очень жарко. Моя глубоко спрятанная сущность — Рали Антеро — торжествовала: «Ты ничего не учуяла». Псевдо-Эмили плотнее запахнула плащик. Я слегка погладила его, как будто бы он был старым надежным другом, и заодно незаметно проверила содержимое внутреннего кармана, где был спрятан серебряный лист, туго обернутый вокруг осколка волшебного корабля. — Нет, мне хорошо. Я мерзлячка. — И добавила: — Надеюсь, я вам не грублю? Новари рассмеялась. — Так вы, оказывается, маленькая принцесса! Такая положительная, чувствительная и нежная. Я тебя люблю, Эмили. Честное слово. А я в это время подумала: «Ты всегда торопила события, Новари. Ты что же — на самом деле влюбилась в ребенка?» Но почти сразу спросила высоким голосом Эмили: — Почему вы всех убиваете, Новари? Гладкое чело Птицы Лиры нахмурилось. Так обычно изображают озабоченность родители, которые сдувают пылинки со своих обожаемых чад. — Ты слишком долго слушала речи моих врагов, — ответила Новари, — вовсе я не… убиваю всех подряд. Только тех, кто заслуживает смерти. И то — только в тех случаях, когда это крайне необходимо. Мое лицо внезапно сморщилось, и брызнули слезы. — Ты убила моего папу! — вскричала я. — О, моя радость, мне так жаль, что пришлось это сделать, — сказала Новари. В ее глазах заблестели слезы симпатии и сочувствия. Она продолжала: — Сейчас я чувствую, что была невероятно жестокой и причинила тебе огромное горе. Но я сделала это не потому, что на самом деле являюсь злой волшебницей. Новари не злая волшебница, понимаешь, Эмили? Она никого не уничтожает ради собственного удовольствия. Она ненавидит причинять людям боль. Но, к сожалению, люди сами иногда заставляют ее причинять им боль. И тогда эти люди делают Новари совершенно неуправляемой. Сумасшедшей. Абсолютно сумасшедшей. Дрожащими губами я спросила: — И ты была сумасшедшей, когда убивала моего папу? Именно поэтому ты убила его? И всех остальных Антеро? Ты и тогда была совершенно неуправляемой? — Думаю, что, к великому сожалению, так и было, моя дорогая Эмили, — ответила Новари, — я уже рассказала тебе, что способна говорить только правду. А это означает, что самой себе я время от времени должна признаваться в вещах, которые заставляют меня почувствовать душевный дискомфорт. — Она вздохнула и сокрушенно произнесла: — Правда приносит столько печали. Это очень тяжелая ноша. Ты все равно не поймешь. — Так почему же ты была сумасшедшей с моими родными? — спросила я. — Какой вред они причинили тебе? — О твоей семье, моя дорогая крошка, я не хотела бы говорить ни одного плохого слова, — ответила Новари, — но правда в том, что один из них много лет назад попытался убить меня. Этого человека звали Рали Антеро. Кажется, это твоя двоюродная бабушка. Я кивнула. — Я слышала много историй о тете Рали. Она была великим воином. И заклинателем. — Именно об этой Рали Антеро я и говорю, — сказала Новари с горькой улыбкой, скорее похожей на гримасу, — Она признанный всеми герой. — И тихо добавила: — Даже мной. — Так почему же она попыталась убить тебя? — спросила я. — Ты поступила с ней подло? Была ли ты подлой с моей тетей Рали? Я была изумлена, когда, вместо того чтобы ответить, Новари заплакала. Я взглянула на нее и увидела, что она пытается найти подходящие для ответа слова. Слезы, струящиеся по ее щекам, явились совершенной неожиданностью. — Подлой по отношению к ней? — переспросила она. — Почему же? Я предложила ей почти все, чем обладаю. Я любила ее, Эмили. Она была самой сильной и самой прекрасной женщиной на свете. Рали всегда была так уверена в себе. Абсолютно надежна. Я любила ее даже тогда, когда мне пришлось бросить ее в подземную тюрьму. — Плечи Новари вздрогнули от неприятного воспоминания. Она сказала: — Я совершила небольшую ошибку. И я ни в чем ее не обвиняю. Тем более в том, что Рали рассердилась на меня за эту ошибку. Погибли люди. Вот такие дела. Пролилась кровь. Но я постаралась искупить свою вину. Я хотела сделать ее своей королевой. Равной мне во всем. — Птица Лира помедлила. Потом уточнила: — Ну хорошо. Почти равной. За исключением малого. В ответ мне хотелось всего-навсего, чтобы она поделилась со мной своим магическим мастерством, Волшебной силой Антеро. — Если ты была так добра, как утверждаешь сейчас, — спросила я, — то почему же тогда моя тетя Рали ответила «нет»? Слезы мгновенно высохли на щеках Новари, она рассердилась и воскликнула: — Потому что она была дурой! Как посмела она отвергнуть меня — Птицу Лиру? Ведь я выстрадала все, познала все горести и печали, которые выпадают женщинам. Кто же, как не я, мог бы лучше всех других понять ту боль, ту душевную муку, которую испытывала Рали? Как посмела она в ответ повернуться ко мне спиной, пренебречь моей женской мукой? Ведь я представляю собой воплощение всех земных страданий. И она об этом знала. Я все рассказала, понимаешь, Эмили. Все! Поэтому не может быть ей прощения. — Новари подошла почти вплотную ко мне. На меня нахлынул ее дурманящий магический запах. — Я создана из тысяч и тысяч юных существ, многие из которых были похожи на тебя, Эмили. Эти бедные девочки были сначала унижены, а потом уничтожены ради прихоти одного очень злого человека. — Новари прикоснулась к груди. — Все они — внутри меня, Эмили. Внутри меня стонут души этих несчастных девушек. Стонут и плачут. День за днем. Не переставая. Ты даже представить себе не можешь, что это значит — без конца слушать их стоны и причитания. Постоянно. Даже сейчас. Но сама посуди — как я смогла бы всех их выпустить на свободу и остаться после этого… Птицей Лирой? — И поэтому ты убила ее? — спросила я без всякого выражения в голосе. — Ты убила мою тетю Рали? Новари постаралась сдержать гнев. Затем кивнула. И сказала: — Да, Эмили, я убила ее. Но сначала она дважды пыталась прикончить меня. Во второй раз ей это едва не удалось. Плечи Новари непроизвольно вздрогнули от страшного воспоминания. Она пояснила: — Я не могу умереть просто так. Более того, я не уверена, что вообще смертна. Однако думаю, что рано или поздно я это выясню. — Так ты будешь жить всегда? — спросила я голосом, полным детского, почти суеверного восторга. — Думаю, что так и есть на самом деле, — ответила Новари, — и именно это я и предлагаю и тебе, Эмили. Ты тоже сможешь жить бесконечно. И когда-нибудь, когда ты вырастешь и станешь красивой и сильной, ты сможешь стать моей королевой. — А если я отвечу тебе «нет» — ты меня убьешь, как убила тетю Рали? Последний вопрос вывел Новари из равновесия. Она пристально посмотрела на меня, затем рассмеялась, пытаясь замять неловкость, и произнесла: — Вот только посмотрите, какие вопросы задает эта маленькая симпатичная девочка! Птица Лира устроилась на скамейке рядом со мной. — Ты такая прелесть, Эмили. — Глаза Новари увлажнились. — Такая умная и восприимчивая. Она крепко меня обняла, и мое лицо прижалось к ее теплому и мягкому животу. Ее пальцы рассеянно ласкали мои волосы. Но, когда Новари собралась все-таки ответить на мой последний вопрос, я сразу обратила внимание на то, что она старательно уходит от прямого ответа. — Я думаю, что у нас с тобой будет достаточно времени, чтобы подробно обсудить все интересующие тебя проблемы. Сейчас ты немного подавленна. Расстроена гибелью друзей. Я не собираюсь форсировать события. Со временем ты все поймешь. Во многом разберешься сама. И тогда наступит время, когда перед тобой откроются неограниченные возможности для получения удовольствий. Тогда я покажу тебе некоторые волшебные игры, в которые ты научишься играть. Тебя будет окружать изобилие — одежда, игрушки, подарки. Их будет гораздо больше, чем может вообразить себе маленькая девочка в самых сладких грезах. В этот момент я подумала, что сама Новари никогда не имела ничего подобного, не знала простых детских радостей, вот почему тон ее голоса стал завистливым. Но волшебница продолжала изливать свой сладкий яд: — И в конце концов люди будут вынуждены исполнять то, что ты им прикажешь. Потому что ты станешь настоящей маленькой принцессой. Представляешь, Эмили, одно твое слово — и все сразу выполнено! Все с радостью подчиняются! — Кроме тебя, — уточнила я. Новари рассмеялась. И снова с восторгом воскликнула: — Что за ребенок! Бьет не в бровь, а в глаз! — Она слегка погладила меня по спине. Затем продолжала: — Я думаю, что мы с тобой, моя прелестная Эмили, хорошо поладим. Мы будем замечательно проводить вдвоем время. Ты будешь каждое мгновение купаться в лучах счастья. — А что будет, если я не соглашусь? — спросила я. — Не согласишься — что, моя радость? — Каждое мгновение купаться в лучах счастья. Новари немного помолчала, а потом тихо произнесла: — Тогда я буду вынуждена обойтись без тебя, моя прелесть. Точно так же, как я сумела обойтись без твоей тети Рали. Вот мы и добрались до ответа на мой вопрос. Несмотря на извилистый путь, который выбрала Новари, чтобы избежать прямого ответа на мой «детский» вопрос, я сумела все-таки заставить ее сказать в конце концов правду. Внезапно я с силой вцепилась в нее и начала испуганно причитать: — Я буду хорошей девочкой! Обещаю, что буду. И заплакала. В отличие от Новари, я способна лгать. Она начала успокаивать меня словами и жестами. Это дало мне возможность еще крепче схватиться за нее и… скользящим движением скрытно послать в это самое мгновение волшебный щупалец — на разведку в Другие Миры. Послать для того, чтобы он разыскал моего маленького демона — обезьянку. И тут же услышала, как она работает совсем рядом: Чит-а-чит. Чит-а-чит. Счет идет. Счет идет. Она пробилась сквозь все слои магической защиты, поставленной Новари. Я освободила ее от заклинания, она тут же радостно заверещала и с невероятной скоростью умчалась прочь. Наверное — в свой обезьяний рай. Затем я слегка отстранилась от Новари и начала проявлять беспокойство в ее объятиях, как обычно делают маленькие девочки. Она позволила мне отойти, и я соскочила со скамейки и стремглав бросилась к фонтану, потом к могиле моей матери. — Куда же ты собралась, Эмили? — спросила Новари, поднимаясь вслед за мной. — Вон туда, — ответила я. И этот мой ответ прозвучал достаточно обычно для семилетней девочки. Около маминой могилы я внезапно остановилась. — Чаще всего я играла здесь, — сказала я, когда Новари приблизилась. Она шла не спеша, легкой, грациозной походкой. Казалось, что она плывет над тропинкой. — Надеюсь, что и в будущем ты вдоволь наиграешься в этом чудном месте, в конце концов — это был твой дом. И теперь он будет твоим навсегда. Но жить в нем ты будешь вместе со мной. Я научу тебя новым играм, в которые ты сможешь играть столько, сколько душа пожелает. — Чаще всего я играла с Амальриком и Халебом, — сказала я, — они были моими братьями. Новари нахмурилась. Она спросила озабоченным голосом: — Как же так, Эмили? Я не знаю, кем был Халеб, но Амальрик Антеро был твоим двоюродным дедушкой. Вовсе не братом. Я пожала плечами и произнесла: — Может быть, это призраки? Я показала на могилу и пояснила: — Вот особое место для моей матери. Затем я показала на фонтан и сказала: — А это — особенный фонтан. Новари начала заметно нервничать. Она сказала: — Да ладно тебе, Эмили. Ты ведь очень хорошо знаешь, что это могила Эмили Антеро, твоей прабабушки. Той, в чью честь ты была названа. Скажи, наконец, какую игру ты затеяла на сей раз? — Это не игра — все правда. — И я нахмурилась. Затем предположила: — Но, может быть, и другой призрак. Здесь много призраков Антеро. Очень и очень много. Я отвернулась и быстро достала из кармана голубого плаща свернутый в тугую трубочку серебряный лист. Я развернула его и зажала в кулаке осколок моего серебряного корабля. Затем я погрузила серебряный лист в воду фонтана. Лист моментально посвежел и повеселел, как будто бы только что упал с волшебного дерева. Сверкающие крупные капли гулко шлепались на мраморные плитки у моих ног. Я снова повернулась к Новари, изобразив внезапное смущение и робость. — Что это такое, Эмили? — спросила она, указывая на сверкающий лист. Как можно сдержаннее я ответила: — Подарок. Для тебя. Казалось, что Новари была польщена. — Какая приятная неожиданность, первый подарок… Но она все еще медлила, ее пальцы замерли вблизи листа. Она изучала неожиданный подарок. — Серебряный лист, — наконец промолвила она, — очень мило. Где ты его достала? — Я вырастила его сама, — с гордостью объявила я, — потратила очень много сил. Потому что сначала мне пришлось вырастить дерево. Какой же лист без дерева? Я каждый день, в течение долгих и долгих недель, поливала саженец в цветочном горшке. А потом родился лист. — Я подняла указательный палец и пояснила: — Только один. И протянула его Новари. — Если хочешь, возьми. — Затем пожала плечами, как будто бы потеряв к листу всякий интерес. — Я могу вырастить теперь сколько угодно таких листьев. Новари потянулась за подарком. Под листом я спрятала острый осколок серебряного корабля, и в тот момент, когда Новари почти прикоснулась к подарку, я больно ее уколола. Вскрикнув, она отдернула руку. И сердито посмотрела на капельку крови, выступившую на пораненном пальце. — Мне очень жаль, — произнесла я. И подняла серебряный осколок. Затем пояснила: — Он тоже лежал у меня в кармане. Должно быть, прилип к листу. — Тебе следовало бы быть более осторожной, Эмили, — немного рассердившись, проворчала Новари. Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. — Это случайно, я не хотела испортить подарок, — произнесла я, едва не плача и дрожа всем телом, — ты ведь не станешь неуправляемой, правда? Ты не станешь убивать меня, правда? За такую маленькую оплошность? — Конечно же, не стану, что ты, Эмили, — с явным раздражением произнесла Новари. — Хорошо. Давай сюда свой лист. Мне нравится подарок. Большое спасибо. Потом я подарю тебе что-нибудь. И мы станем лучшими друзьями. — Раз и навсегда, — подтвердила я. — Да, дорогая Эмили. Теперь давай мне твой лист. И я отдала ей, так неумело и неуклюже, чтобы она прикоснулась к нему пораненным пальцем и чтобы ее заколдованная кровь смешалась с волшебным веществом, из которого состоял мой лист. Новари взвыла так, как будто только что угодила рукой в чан с щелоком. Она отскочила, яростно размахивая руками и пытаясь сбросить лист. Но он расплавился, плотно прилип к ее коже и жег ее волшебным огнем. — Отстань, отстань, чертов лист! — выкрикивала Новари и изо всех сил встряхивала руками. Наконец она восстановилась в достаточной мере для того, чтобы создать заклинание и выкрикнула: «Исчезни!» Расплавленный лист растаял в воздухе. Но кожа на руке Новари оставалась ярко-красного цвета, как обваренная. Она с грозным видом приблизилась ко мне, ее гнев, казалось, вот-вот заставит воздух вспыхнуть и загореться. Я почувствовала нестерпимый жар. Думаю, что Новари испытала поначалу нечто похожее, когда я пустила в дело свой «подарок». Я почувствовала удушающий сернистый запах отравы, который сопровождал созревающее в голове Новари заклинание убийства. Я сделала вид, что съежилась от страха, но в тот же момент послала свои магические щупальца вперед, заставив их как можно быстрее обнаружить пробелы в защите Новари. Тогда я смогла бы воспользоваться своим секретным оружием. — Что же ты наделала, Эмили! — закричала Новари. — Что же ты натворила! Молния расколола небо пополам. И голос моего любимого ребенка, напоминающий голос рассерженного великана, грозно спросил: — Эмили? Хочешь заполучить Эмили? Где же? Где же она может быть? Вслед за этим послышался смешок, и небо слегка замерцало от воздействия мощного биополя Эмили. Она произнесла волшебные слова: Последовала еще одна вспышка молнии, и перед моим взором возникло огромное белое облако. Оно выглядело как увеличенная голова Эмили. Новари изумленно посмотрела на меня, потом на облако. Ее рот широко раскрылся. Впервые я увидела, что черты лица Новари исказились до неузнаваемости. Вслед за этим мы услышали: — Эмили приказывает — стоп! Впечатление было такое, как будто бы небо раскололось. Сначала его пронзило одно длинное зазубренное копье молнии. Затем второе, третье… молнии сверкали все быстрее и быстрее. Казалось, вот-вот с бледного зимнего неба на землю обрушатся желтые брызги взорвавшегося солнца. По цветущему саду пронесся ледяной ветер. Цветы замерзли. Насекомые попадали на землю. Вода фонтана превратилась в ажурный каскад, похожий на россыпь горного хрусталя. Одноглазый кот, жалобно мяукнув, стремглав помчался в поисках укрытия. Вслед за этим я услышала, как со стороны Галаны, откуда-то издалека, зазвучало отдаленное, многократно отраженное эхо мелодии, исполняемой ураганным ветром на огромной лире Новари. Но вовсе не она играла на лире. Под музыку, под веселый, энергичный мотив детский голос пел: Начался снегопад. Ярко сверкающие снежинки выплывали из облака, медленно опускались на землю и вскоре закружились вокруг нас настоящей метелью. Я твердо шагнула навстречу Новари. Мои тяжелые солдатские сапоги скрипели на только что образовавшемся белом покрове. Новари с нескрываемым изумлением посмотрела на меня. Черты ее лица еще раз исказились — теперь уже судорогой суеверного страха и запоздалого прозрения. Теперь я была высокой и сильной. Женщиной-воином, закованной в броневые доспехи, с пиратской латкой на правом глазу, яростным взглядом левого, живого глаза и золотой волшебной рукой, пульсирующей от избытка энергии. И в волшебной руке я держала серебряное копье, в которое превратила осколок волшебного корабля, спасшего меня некогда от смерти в рудниках Короноса. — Рали! — вскрикнула Новари. Я увидела, как на ее лице отразилась целая гамма новых чувств, — она полностью оправилась от шока и была готова к сражению. Ее изумление перешло в гнев, а гнев сменился ненавистью. Вслед за этим вокруг Новари замерцало незнакомое мне слабое сияние. Она потупила взгляд и очень мягко произнесла: — Рали… В ее голосе слышалась огромная, не высказанная до конца любовь. Я много раз старалась представить себе именно этот момент. Наше решающее сражение с Новари снилось мне бесчисленное количество ночей. Снилось и тогда, когда я в течение нескольких месяцев плыла по бурным морям, под тяжелыми, мрачными небесами в Ориссу от самого конца мира, где до этого мы спали с Салимар в ледяной могиле, чтобы встретиться с Новари в последний раз. Мне казалось, что я готова высказать ей очень и очень многое. По крайней мере — сказала во время всех тех воображаемых встреч. Каждое слово ранило. Каждое слово несло в себе заряд неприкрытой ненависти. Но, встретившись с Новари лицом к лицу, я почувствовала, что ненависть исчезла. И это меня удивило. Удивление еще больше возросло, когда я увидела, как Новари приветливо кивает головой. Между нами стало возникать чувство, близко напоминающее взаимопонимание. Вновь Новари произнесла тихим, очень спокойным голосом: — Рали… Мои губы начали быстро раскрываться, когда я — почти непроизвольно — захотела произнести что-нибудь в ответ. Легкая улыбка тронула губы Новари, и она немного наклонилась вперед, чтобы получше услышать мои первые слова. Но я не вымолвила ни слова. Вместо этого я метнула копье. Божественная рука придала броску такую силу, что стремительный полет волшебного копья, казалось, взорвал воздух и оглушил меня внезапным всплеском магического поля. Новари вскинула руку, чтобы отразить бросок. Но я направляла копье с помощью божественного глаза. Это дало мне возможность уверенно вести его сквозь защитные заклинания, поставленные противницей. Я изо всех сил ударила в разрыв, созданный в этой защите маленькой испуганной обезьянкой. Силой воли я заставила копье вонзаться глубже, пронизывая все слои ослабленной магической защиты, пока оно не добралось до энергетического центра. Силой удара Новари отбросило далеко в конец сада. Она судорожно схватилась за грудь и отчаянно вскрикнула от боли. Затем упала на снег, который тут же окрасился ее кровью. Когда Новари вскрикнула еще раз, я бросилась вперед, потому что, вопреки всем ожиданиям, рана не оказалась смертельной. Я устремилась к серебряному копью, намереваясь проткнуть Новари насквозь и глубоко вонзить острие в землю. Но в то мгновение, когда я прикоснулась к нему, Новари исчезла, копье упало на снег. Я быстро обернулась, чтобы не получить от Новари удар в спину, и вынула меч из ножен. Птица Лира скрючилась у могилы моей матери и без успеха пыталась подняться. По ее прекрасному белому платью струилась кровь. Увидев, как я устремляюсь к ней, Новари снова вскрикнула. На этот раз ее крик напоминал вопль смертельно раненной хищной птицы. Я увидела, как она превращается в большую золотую Птицу Лиру. Волшебные когти вырвали меч из моей руки и далеко его отбросили. Раздался взрыв, напоминающий взрыв шаровой молнии, и я столкнулась с твердой, но едва заметной даже с помощью моего божественного глаза матовой поверхностью новой магической защиты, созданной Новари. Сразу за прозрачной защитой я увидела Новари, у которой постепенно вырастали за спиной золотые крылья, похожие на крылья Птицы Лиры. Вслед за этим послышался громкий шелест, сопровождающий обычно разряды магического поля. Птица Лира проникла в Другие Миры, чтобы восполнить запасы почти полностью растраченной энергии. Я увидела, как в нее начал вливаться божественный огонь, вливаться яростно и неудержимо, точно, внезапно прорвав плотину, вниз устремилась горная река. Я ударила по матовой поверхности защиты Новари своей золотой рукой, пытаясь во что бы то ни стало добраться до нее, пока она окончательно не превратилась в Птицу Лиру. Вначале я почувствовала, как защита поддалась, но почти мгновенно вновь затвердела. Я поняла, что через какое-то мгновение будет слишком поздно. И будет все потеряно. И в этот момент я услышала детский крик: — Эмили приказывает — нет! Ударил гром. Казалось, что воздух внезапно выжжен огнем. Такова была сила заклинания, созданного Эмили. Снег быстро растаял, и по земле побежали бурные горячие ручьи. Ручьи слились в один быстрый водный поток, который промчался мимо меня и проник под защиту Новари. Он омыл могилу моей матери, и отполированная руками Антеро и временем поверхность камня весело заблестела. Я почувствовала запах сандалового дерева, любимый запах моей матери. Затем я услышала, как ее призрачный голос прошептал мне прямо на ухо: — Я здесь, Рали! Собрав все силы воедино, я ударила по поверхности матового купола защиты Новари. На этот раз она разбилась вдребезги, и осколки разлетелись в разные стороны. Я двинулась вперед, вынимая на ходу кинжал. Новари, которая теперь полностью превратилась в Птицу Лиру, начала приподниматься над землей, ее огромные крылья бешено заработали. В когтях были зажаты остро заточенные лезвия, напоминающие косы. С них слетали разряды магических молний. Птица Лира бросилась в атаку. Я бросилась навстречу, готовая дать отпор и победить. Рядом неотступно следовал призрак моей матери. Вслед за этим мне показалось, что время остановилось. Я почувствовала себя совершенно спокойной. Мысли стали кристально чистыми. Я была готова умереть. В это невероятное мгновение я вспомнила всех Антеро, всех тех, кто сражался и умирал. Некоторые из них погибли, не совершив подвигов. Но они до конца оставались Антеро. И я почувствовала, что принадлежу к ним, являюсь одной из них. Я подумала об Эмили, которая теперь была последней надеждой семьи на будущее. Если будущее вообще возможно. Призрак моей матери прошептал мне: — «Рали» — означает «надежда». Следом вздохнул ветер: — Рали — это надежда. До меня донеслись другие голоса. Призрачные голоса Антеро. Сначала я услышала Халеба и Гермиаса. Затем остальных — мужчин и женщин, детей и стариков, — все они звали меня, шептали мое имя. И вслед за этим я услышала, как Амальрик произнес твердым голосом, как бы приказывая мне: — Возьми нашу силу, Рали. Призови на помощь наши души. Борись, Рали, борись! И я боролась. Сначала я почувствовала, что становлюсь сильной, как богиня. Я топнула ногой по земле, земля треснула, и я достигла источника адской энергии. Закон Серого Плаща стал и моим законом. Все те скрытые от простого смертного механизмы, которые порождают вес, тепло, свет и штормы, которые терзают нас, стали мне доступны и понятны. И к этому я добавила закон Рали: волю к жизни. И превратила его в огромный плазменный сгусток и метнула его в налетающую Птицу Лиру с яростным криком: — Эмили — не перечь! В последний раз на предельно высокой ноте взвизгнули струны магической лиры. Птица рухнула на землю. Когда я подбежала к ней, птица вновь превращалась в Новари. В прекрасную Новари… Едва она приобрела свой истинный облик, на меня накатилась океанская волна скорби и печали. Такова была сила ее зловещей магии. Я молча смотрела, как Новари прощается с земной жизнью. Вскоре она замерла. Затем ее лицо расслабилось, стало спокойным и умиротворенным. В последний раз слегка раскрылись ее губы, и я услышала, как она прошептала: — Свободна… Ее шепот вызвал легкое ароматическое облачко, и я с изумлением отступила. Из тела Новари стали появляться полупрозрачные призраки девушек. Они поднимались к замерзшему небу под звуки божественной мелодии, исполняемой на золотой лире. Это были призраки тех девушек, которых принесли в жертву ради создания Новари. Сотни, тысячи девушек. Некоторые — совсем еще девочки. Другие — молодые женщины. И все так прекрасны, что сами боги должны были с наслаждением смотреть на них. Девушки исчезли. Музыка смолкла. Наступила тишина. И я почувствовала внезапное одиночество, потому знала, что меня покинули и призраки Антеро. Взглянув на землю еще раз, я увидела, что там, где только что лежало тело Новари, осталось белоснежное платье. Силы оставили меня. Неуверенно повернувшись, я осмотрела любимый с детства сад. Было холодно. Растаявший снег уже успел вновь замерзнуть. Ровные ледяные лужицы, как отшлифованные грани бриллианта, отражали яркий солнечный свет. Я вспомнила Салимар, которая ждала меня вдалеке, за морями, покрытыми льдинами и айсбергами, за вечно заснеженными необозримыми просторами, где кончается земля и начинается наша любовь. По моим щекам покатились слезы радости. Две-три слезы имели привкус горечи. Это была горечь сожаления о печальной судьбе зловещего создания — Птицы Лиры и несчастной женщины, которую я знала как Новари. |
||
|