"Призыв мёртвых" - читать интересную книгу автора (Барклай Джеймс)

ГЛАВА 1

859-й Божественный цикл, 15-й день от вершины дуса

И тогда он увидел, как во второй раз умирает Изенга.

Сначала Изенга, вероятно, упал с высоты. Харбан с помощью увеличителя разглядел внизу, в расщелине на снегу изломанное тело и пятна крови.

Весьма необычная и странная смерть для карку. Однако к тому времени, когда Харбан спустился к месту падения, он испытал искреннюю, ничем не омраченную радость, поскольку тело исчезло. Причем его не утащили хищники. Ни звериных следов, ни признаков волочения не было, зато цепочка отпечатков человеческих ног уводила к лабиринту скал. В душе Харбана всколыхнулась надежда.

Но потом явился и страх, ибо было очевидно, что уцелеть после такого падения невозможно. Бросив взгляд вверх, на окружавшее его безмолвие гор, Харбан уловил блеск стекла направленного на него увеличителя. Затем с того места посыпались песок и мелкие камушки.

И тут до его слуха донесся скрип обуви по льду, и Харбан Квист, обернувшись на звук, увидел направлявшегося к нему Изенгу. Поступь его была, как всегда, уверенной, но через каждые несколько шагов он дергался, словно его череп пронзала нестерпимая боль, и обеими руками хватался за голову.

Харбан онемело застыл на месте, не в состоянии ни оказать помощь, ни убежать. Как оказалось, Изенга не просто сорвался со скал — между его ребер торчало обломанное древко стрелы. Подойдя к Харбану, Изенга рухнул ему на руки, и они вдвоем опустились на промерзшую землю. Харбан погладил умирающего по голове, похоже, тот испускал последний вздох. Растерянность в глазах старого карку обратила недавний страх Харбана в жалость. Он принялся сбивчиво лепетать слова утешения, хотя какую пользу могли принести сейчас слова, тем более что непонятно было, слышит ли его Изенга. Однако перед наступлением конца затуманенный взор Изенги прояснился, и с его уст вместе с хриплым, болезненным дыханием сорвались слова:

— Ты знаешь, что это значит. Мы все знаем.

До слуха Харбана донесся едва уловимый перестук копыт по камню и льду. Страх нахлынул с новой силой, дыхание участилось, однако он сидел, держа Изенгу в объятиях, пока тело умершего не остыло, а все подобающие молитвы не были произнесены.

Только тогда к Харбану отчасти вернулась ясность сознания. Карку осмотрелся по сторонам, и его взгляд упал на потрескавшийся, заросший плющом мемориал воинам Конкорда, павшим в кровопролитной битве, которая здесь разразилась десятилетие назад. Некогда то был величественный обелиск, увенчанный горделивым бюстом генерала Джорганеша, сложившего голову вместе со своей армией, но сейчас сквозь зелень проглядывали нацарапанные цардитами на камне оскорбления и угрозы, на тот случай, если Конкорд попытается сюда вернуться. Вдобавок заброшенный памятник заляпали застарелой козьей кровью, а генералу отбили нос.

По теснине Любек, шурша плющом на обелиске, гулял обычный для дуса зябкий ветер. Ничто, кроме забытого памятника, не напоминало о самом страшном поражении, понесенном армиями Конкорда в ходе прошлой войны с Цардом. Не осталось скелетов, не валялись выпущенные могучими метательными машинами-онаграми камни, даже наконечников стрел было уже не сыскать. Все, имевшее хоть какую-то ценность, давно подобрали и растащили обнищавшие жители разоренной войной Атрески.

Однако Харбан когда-то своими глазами видел последствия кровопролитной битвы, и эти образы по сю пору витали в его снах и наполняли молитвы, обращенные к Сердцу Горы. По правде говоря, это было не то место, которое любой карку, не говоря уж о Харбане, желал бы посетить снова. Хотя опаленные деревья выросли заново, а теперь, в преддверии генастро, согретая земля вновь покрывалась цветочным ковром, она все равно оставалась оскверненной и оскверненной навеки.

Сюда, к северной границе Карка с Атреской, Харбана и Изенгу привели слухи, теперь уже подтвердившиеся. Увы, Изенга был не единственным, кого постигла такая участь. Здесь испытывали силу, которой карку столетиями боялись, но при этом не вполне верили в ее существование. Теперь Харбан располагал бесспорными доказательствами того, что самые мрачные опасения его народа находят подтверждение.

Держа на руках обмякшее тело Изенги, обретшего наконец заслуженный покой, Харбан снова начал подниматься по склону. Услышав грохот отдаленной лавины, он остановился и устремил взгляд на белые пики, чьи вершины терялись в густом сером мареве. Не знамение ли это? Еще один знак, подтверждающий слова, сказанные Изенгой фактически уже за чертой смерти…

— Может быть, мы уже опоздали, — печально промолвил Харбан и продолжил путь.

Дел предстояло немало. Изенгу следовало захоронить в скальных катакомбах под деревней Иллин-Квист, где он прожил всю свою жизнь. В таком месте, где его невозможно будет пробудить снова. А еще Харбану придется поговорить со стражами Интен-Гор, Сердца Горы. Они должны узнать, что он видел, и определить, суждено ли сбыться пророчеству. И если это так, то именно Харбану предстоит отправиться на поиски тех немногих, кто сможет их спасти.

Глубоко в недрах горы пророчества и писания древних уже подвергли глубокому, тщательному изучению. В самом сокровенном месте Карка, там, где Вечная вода омывала остров, на котором пребывало Святилище сердца, а жрецы и хранители, сменяя друг друга, бодрствовали день и ночь, произошла кража. И теперь следовало ждать неминуемой беды, ибо было ясно — Он жив.

И Он придет за ними.

Томал Юран, король Атрески, принял пергамент, но не развернул его, зная, что это ознаменовало бы собой его последнее действие в качестве правителя страны. Перед ним на почтительном расстоянии стояли мужчина и женщина, по обе стороны от них с бесстрастными лицами застыли гвардейцы, в чьих блестящих доспехах отражались огни факелов, освещавших тронный зал. Множество солдат толпилось в каждом коридоре замка, а тысячи других охраняли каждый дюйм его страны. Все с гербом Дел Аглиосов.

— Это именно то, о чем я думаю? — спросил он.

На троне Юран чувствовал себя неуютно, да и сам тронный зал, давно очищенный от регалий и геральдических знаков Конкорда, выглядел голым и обшарпанным. Снаружи холодный ветер дуса обдувал старые камни замка, печально завывая среди башенок и арок. Да, король Атрески и представить себе не мог, что все закончится именно так. Владыка Земли и Звезд свидетель тому, что его мечты были полны любви и света.

Да, он видел это совсем не так. Сколь жалкий конец! И ведь им не понять, что на самом деле у него просто не было выбора. Любое решение, какое бы ни принял Юран в те роковые дни, в конечном счете навлекало беды на простых жителей Атрески. На его народ, который когда-то восторженно скандировал его имя, а теперь требовал его смещения.

— Я встречу свою судьбу как слуга Конкорда, — тихо произнес Томал Юран.

Он посмотрел на женщину. В ней была сила. И красота. То же Юран видел в ней и десять лет тому назад.

— Это не та судьба, которую я когда-то желал для тебя, Меган, — промолвил он.

— Это было до того, как ты отвернулся от Конкорда, — парировала она.

— А ты отвернулась от меня.

Юран не смог скрыть прорвавшуюся в голосе нотку раздражения. Годы, проведенные в Эсторре, явно пошли Меган Ханев на пользу, а приобретенная за это время властная осанка лишь усиливала ее красоту. Она была одета в элегантную тогу и столу из тончайшей тундаррской ткани, на длинных, зачесанных назад черных волосах красовался золотой обруч с плетеной кожаной сеткой, а темно-карие глаза все еще лучились юношеской энергией.

Прежде чем выступить вперед, Меган бросила взгляд направо, на стоящего рядом с ней мужчину и получила в ответ одобрительный кивок. Юран вдруг почувствовал, что мужество начинает покидать его. Меган протянула руку к королю Атрески и провела по его лицу.

— Ты видел мир за пределами этого замка? Цардиты ободрали его до нитки. Ничего не осталось. Тебе ли не знать, что они забирают все, что только захотят. — Меган вздохнула. — Что случилось, Томал? Почему ты сделал это?

— Я не мог сидеть сложа руки и смотреть, как истребляют наш народ.

— А вместо этого они умирали тысячами на твоих границах с Нератарном и Гестерном, — проворчал спутник Меган. — И все потому, что ты оказался слаб перед лицом врага.

— Тебя там не было, казначей Джеред. Они сокрушили бы Харог без особых усилий.

Лицо Джереда не выражало сочувствия. Он все еще выглядел крепким и полным жизненных сил, хотя в его коротко подстриженных волосах уже решительно господствовала седина. Дело, надо полагать, шло к шестидесятилетию. О том же свидетельствовали и морщины на лице, однако это был не тот случай, когда возраст означал слабость. И не тот человек.

— Выходит, ты на самом деле не понял, — сказал Джеред. — И тогда, и теперь мы составляем единый Конкорд, а в единой стране так случается, что кто-то должен умереть, чтобы спасти остальных. Но ты ведь никогда не понимал, что мир существует и за пределами Атрески.

— Не надо поучать меня, Джеред.

— Нет уж, послушай. Тебе и твоим людям следовало умереть за Конкорд, когда Цард стоял у твоих ворот, но ты предпочел вступить в переговоры и поверить лживым речам цардитов об освобождении. Если то, что я видел, проезжая через твою некогда прекрасную страну, называется освобождением, на мой взгляд, куда предпочтительнее быть рабом. Каждый лишний час, который бы ты продержался, мог дать Конкорду время для организации эффективной обороны. А после победы мы смогли бы возместить Атреске понесенный урон.

— Да нас просто разорвали бы в клочья, — возразил Юран, с неудовольствием улавливая в своем голосе жалобную нотку. — У них было десятикратное превосходство!

Джеред кивнул.

— Зато твое самопожертвование могло бы спасти впятеро больше народу, чем, возможно, умерло бы в этих стенах. К тому же Атреска стяжала бы славу страны героев, благословляемой Адвокатом. Весь Конкорд воздавал бы ей почести. Ты стал бы его величайшим сыном. Но вместо этого ты предпочел трусость и предательство. Неужели ты и вправду думал, что у нас не хватит сил вернуться? Неужели ты думал, будто Цард защитит тебя, когда наши легионы снова собрались у твоих границ? Атреска принадлежит Конкорду.

— Я предпочел личной славе жизни моих соотечественников, — прошептал Юран.

— И мы слышим, как их благодарность звучит из каждого окна, — съязвил Джеред. — И видим ее намалеванной на каждой стене.

Юран прикрыл глаза. Мысли отчаянно метались в его голове. Будь он проклят, этот человек. Его слова звучали так правдоподобно… послушать его — все так просто. Только вот тогда его здесь не было. Он не ощущал ужас и отчаяние народа, который Юран поклялся защищать.

Король Атрески почувствовал, как рука Меган поднимает его подбородок. Ее лицо находилось очень близко, в глазах стояло глубокое сожаление.

— Я так долго мечтала о том, как мы будем жить вместе, — тихонько промолвила она.

— Я тоже.

— Даже после того, как я узнала, что Атреска отделилась, мне хотелось верить, что ты к этому непричастен. Но оказалось, что это дело твоих рук. Мне не оставалось ничего другого, как принести обет верности в первую очередь Конкорду, а не Атреске.

Юран улыбнулся и протянул руку, ему хотелось дотронуться до нее. Но женщина отпрянула от его прикосновения, и по ее щеке покатилась первая слеза.

— Все, что связано с тобой, остается моей величайшей гордостью и величайшим триумфом, — ласково сказал Юран. — Не совершай ошибок, которые допустил я.

— Несомненно, она будет более внимательно слушать своих наставников, — буркнул Джеред и, помолчав, обратился к спутнице: — Меган.

Тон казначея заставил Юрана нахмуриться и вопросительно взглянуть на Меган, которая выпрямилась и отступила на шаг.

— Ты должен прочитать приказ, — напряженно произнесла она, словно эти слова дались ей с трудом — Прости.

— Не извиняйся, — покачал головой Юран. — Ты знаешь, в каком-то смысле это для меня даже облегчение. А то ведь боюсь, что я не в безопасности даже в собственном дворце.

Он перевел взгляд на пергамент, сломал печать Конкорда, развернул свиток и прочел декларацию об установлении власти Конкорда над Атреской, с указанием имени нового маршала-защитника, который будет управлять страной. Сам он упоминался в документе в качестве низложенного правителя, чью судьбу предстояло определить согласно закону и предписаниям Адвоката. На губах Юрана невольно появилось подобие улыбки — грамота почти слово в слово повторяла ту, что он вручил низложенному королю Атрески двадцать лет тому назад.

— Видно, и вправду кое-что в Конкорде никогда не меняется, — промолвил Томал Юран.

Но когда прочел написанное ниже, слова замерли у него на устах.

— Кое-что меняется, — проворчал Джеред.

Юран покачал головой и снова уставился на поразившие его строки. В желудке сжался ледяной ком, и на какой-то миг перед глазами все расплылось.

— Так не должно быть! — попытался возразить он, цепляясь за ускользающую надежду. — Это не соответствует традиции Конкорда. Я ведь знаю, как это бывает. Все знают! Низложенному правителю предоставляется выбор. Клятва верности, не просто…

— Ты не низложенный правитель некогда независимого государства, — оборвал его Джеред. — Ты изменник Конкорда, узурпатор, самозванно провозгласивший себя королем одной из подвластных Конкорду земель. На тебя эти традиции не распространяются.

Сердце Юрана билось так громко, что он почти не слышал слов Джереда. Он чувствовал, что его бьет дрожь, но ничего не мог с этим поделать. Юран снова посмотрел на пергамент, потом на Меган, которая, в свою очередь, глядела на него. Губы ее тоже дрожали.

— И ты подписала это? — Он указал на подпись Меган под приказом о его казни.

— Я исполнила то, что велит мне судьба, — глухо проговорила она. — Стража, уведите короля Юрана.

Воины слева и справа двинулись к нему. Юран пытался сохранить достоинство, но едва плеч коснулась чужая рука, как остатки мужества покинули его, сметенные половодьем страха. Он ухватился за последнее, что у него было, — раньше он надеялся за это купить себе свободу, а теперь мечтал выторговать хотя бы жизнь.

— Вы не можете так поступить со мной! Я нужен вам живым! Вы не знаете, почему устоял Цард!

Стражники подталкивали его к двери. Он уже не видел Меган и Джереда, но знал, что они смотрят ему в спину.

— Только я могу вам помочь! Они хотят вернуться, чтобы закончить дело, и вам не хватит сил не только победить, но и отбиться. Ни у кого не хватит! Даже ваши драгоценные Восходящие не смогут остановить то, что он выпустит на волю…

По короткому приказу Джереда солдаты остановились и развернули Юрана лицом к нему. Казначей подошел и сильно сжал его челюсть крепкими пальцами. Он заинтересовался, и Юран усмотрел в этом свой шанс.

— Или вы гарантируете мне смягчение приговора, или я ничего вам не скажу. Сохраните мне жизнь, и я помогу вам…

После недолгого размышления Джеред едва заметно кивнул.

— Кого ты имел в виду, когда сказал «он»? — спросил казначей.

Зал заполняли мертвецы. Хуран на шаг отступил. Да и кто бы не попятился, увидав такое. А ведь это была главная сила его войск. Сила, которой предстояло пройти победным маршем по обломкам Конкорда, гоня перед собой в ужасе разбегающиеся остатки его армий.

Так, во всяком случае, уверяли Хурана.

Короля Царда уверяли и в том, что эти воины будут нести его знамя и провозглашать его имя без страха и сомнения. Идеальные солдаты, слепо верящие и без раздумий подчиняющиеся. Великая сила, голос которой, пусть пока еще не столь громкий, обещал грозно зазвучать. Понять, какие возможности это сулит, было совсем несложно.

Все так, однако правда состояла в том, что по-настоящему эта сила принадлежала не ему. А человек, который вернул это воинство к управляемому подобию жизни и держал его под контролем, обладал возможностями, находившимися за пределами понимания Хурана. Его привел к королю Томал Юран в качестве подарка своему покровителю, но чем мог обернуться этот дар для Царда?

— Разве это не прекрасно? — спросил Гориан.

— Что? Танец мертвых? — вопросом на вопрос откликнулся Хуран.

Гориан, стоявший рядом с ним, не боялся.

— Несомненно, несокрушимость этой армии придает ей красоту. Она способна маршировать без отдыха, сражаться дни и ночи напролет, не ведая ни страха, ни усталости. Идеал дисциплины и преданности, недостижимый ни для одного из хваленых легионов Конкорда. Никто из этих бойцов не думает о себе, о своей семье — у них нет других целей, кроме назначенных тем, кто посылает их в бой. Это несравненная боевая сила. И если их будет много — они непобедимы.

— Но ведь они дерутся, не ведая ни чести, ни любви. Ни преданности, ни веры. Их не воодушевляет возможность погибнуть, сражаясь за своего короля. Верность — вот стержень любой армии, без которого она ничто.

— Ты находишься в плену устаревших суеверий, мой король, — коротко рассмеялся Гориан. — Нет ничего слаще второго шанса. И ничего хуже страха этот шанс упустить. Мы обладаем всей полнотой власти над каждым из этих мертвых людей. Они сделают для нас все. Разве это не верность?

Хуран поежился. День снаружи был теплым, но здесь, глубоко в сердце его замка, сохранялся холод. Он неотрывно смотрел на мертвых, стараясь подавить в себе отвращение. Король не мог отделаться от навязчивого ощущения неправильности происходящего… Очевидное восхищение Гориана делом своих рук лишь усугубляло это чувство.

Мертвые сами пребывали в растерянности. Здесь, в преддверии погребения, собралась примерно дюжина неупокоенных. Судя по всему, они воспринимали окружающий мир, что-то понимали, но, будучи целиком подчинены чужой воле, хранили полное молчание. Среди них было несколько мальчишек, умерших накануне от оспы, мужчина, которого подвело сердце, парень со свисавшей на грудь головой, повешенный за кражу домашнего скота, и молодая женщина, скончавшаяся при родах.

Все они прошли через агонию, через ужас перехода от жизни к смерти, а теперь вдруг оказались пробужденными. Хурану было любопытно, не воспринимают ли они свое нынешнее существование как загробную жизнь. Вообще-то, по большому счету это и есть своего рода загробная жизнь, правда, такая, о какой не говорилось в писаниях и учениях всех известных королю религий. В этом посмертии не было никакой славы, никакого блаженства и, уж конечно, никакого покоя. Гориан вдохнул в мертвецов новую жизнь, поддерживаемую силой, которая черпалась из земли под их ногами и передавалась от одного к другому. Гориан говорил что-то о «цепи», о «токах» — Хуран не понимал, да и едва ли это имело значение. Достаточно вещественного доказательства правоты колдуна — этих людей с пустыми глазами, в той самой одежде, в которой они умерли.

И все же Хурану приходилось отгонять навязчивую мысль о каком-то изощренном обмане. И это при том, что он лично убедился в смерти каждого. Видел их безжизненные, холодные на ощупь тела, удостоверился в отсутствии пульса. Все они не дышали — а теперь дышали!

В следующее мгновение мертвецы рухнули наземь и застыли недвижно. Хуран перевел взгляд на Гориана. Восходящий нахмурился.

— Что случилось? — спросил король, стараясь не выдать облегчения от того, что ожившие мертвецы вновь стали обыкновенными трупами.

— Это новые способности и лишь начало пути, — сказал Гориан. — Я их уже испытывал, правда, опытов было всего несколько и они никогда не ставились сразу на многих людях. Но это действует. А как улучшить результат, я знаю. Однако чтобы сделать армию сокрушительной, мне не обойтись без помощи.

— Чьей помощи? Откуда?

Гориан улыбнулся.

— Твоей помощи, разумеется. Просто подготовь страну к войне, направь свои армии туда, куда мы договорились, и предоставь все мне. Я вернусь быстро, ты и глазом моргнуть не успеешь.

Хуран посмотрел на Гориана. Интересный малый — молодой, ему всего двадцать пять лет, но властный и исполненный уверенности в своей силе. И выглядит отменно: рослый, величавый, его светлые кудрявые локоны вскружили головы всем женщинам при дворе. Ни дать ни взять, один из героев Конкорда. Вдобавок еще и облаченный в тогу, одеяние, которое Хуран находил дурацким, а вот Гориан любил и настаивал, чтобы для него шили именно такое. Гориану нравились подобные игры, хотя эта была уж особенно мелочной. Конечно, большинство людей не решались противоречить желаниям Гориана Вестфаллена. Но он, Хуран, к большинству не относился.

— Нет уж, Гориан. Ты все время будешь у меня на виду. Своих людей я поведу сам, а ты последуешь за мной.

— Как тебе будет угодно, мой король.