"Как поймать длиннозавра" - читать интересную книгу автора (Запольских Вячеслав Николаевич)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— А это, — сказал Олег Медведев, нажав на сенсор голопроектора, — так называемый тарбозавр. Что переводится, как «ящер-разбойник». Длина зубов — двадцать сантиметров.

В воздухе соткалась огромная серо-зеленая туша, стоящая на растопыренных ногах, похожих на куриные. Необъятное брюхо, на мокрой чешуе которого играли отблески мезозойского солнца, как-то незаметно переходило в перепачканный взрыхленной землей хвост, на который это чудище опиралось. Несколько портили впечатление крохотные, ни на что не годные ручки, бессильно висевшие на груди. Выше была шея, за морщинистыми складками которой скрывался пищевод, способный пропустить сквозь себя бегемота в неразжеванном виде.

А на самом верху была Пасть.

Она начиналась сразу от затылка. Когда этот ящер распахивал Пасть, он, собственно говоря, распахивал всю свою башку. Череп тарбозавра состоял, в основном, из челюстей. Лишь где-то ближе к макушке все же угнездились злющие маленькие глазки.

Тарбозавр был запечатлен на слайде с открытой Пастью. Поэтому, хотя в классе было тепло, все ощутили какой-то зябкий сквознячок.

— Ударом своей массивной головы тарбозавр может сломать позвоночник любому, даже самому крупному ящеру, — сообщил Олег, довольный произведенным впечатлением. — Лет пятнадцать назад, когда освоение мезозойской эры только-только начиналось, одна такая зверюга расколола купол исследовательского танка. Между прочим, танк этот раньше работал на Плутоне, и его купол выдерживал прямые попадания крупных метеоритов.

— Ух ты! — коротко вздохнула Тася Новгородцева, не сводя глаз с голографической картинки. — А что было с экипажем?

— В последнее мгновение водитель успел перебросить танк на двести лет вперед. Однако трое все же получили серьезные ранения. Но вопросы потом. Это, — снова легонько клацнул сенсор, — «рамфоринх сордес», что в переводе с латыни означает «нечисть волосатая»…

У Олега есть двоюродный дядя. У дяди имя будто позаимствовано из какой-то оперы, и совершенно не поддающаяся запоминанию сложносоставная фамилия. Зато по профессии он — исследователь темпоральных континуумов. Правда, звучит это как-то слишком скучно. Разведчик времени — по-моему, название более подходящее. Сразу представляешь себе человека, продирающегося сквозь папоротниковые джунгли, где кишмя кишат панцирные, чешуйчатые и перепончатые завры, заврики и заврища. И если б я не был ДОЛЖЕН стать космонавтом, я бы стал разведчиком времени.

— А это, — продолжал объяснять Олег, — снимок животного, науке еще почти совсем не известного. Только один раз исследователи столкнулись с ним. Ракурс съемки был неудачным. К тому же объект стремительно двигался. В общем, это все, что удалось запечатлеть…

Запечатлеть удалось немного. Часть бронированной лапы с растопыренными желтыми когтями и довольно грязный хвост.

— По свидетельству исследователей, натолкнувшихся на этого ящера, он в полтора раза превышает размерами самые крупные из известных нам видов. А самое интересное…

Частичка голографического изображения оконтурилась рамочкой и выросла в размерах. На увеличенном фрагменте мы видели только часть усеянной роговыми наростами лапы. И на лапе этой выделялась какая-то полоска. Присмотревшись, я увидел, что полоска эта кольцом охватывает щиколотку пресмыкающегося. Совсем как повязка. То есть это и была повязка, с легкомысленным бантиком сбоку.

— Так вот, — значительным тоном произнес Олег. — Существует несколько гипотез…

Но я его уже не слышал.

— Итак, путешествие в мезозой на поиски разумного динозавра, — резюмировал Женька. — Теперь нужно взвесить все «за» и «против». Сначала «против». Полной уверенности в том, что ящер наделен интеллектом, безусловно, нет. Это раз. До четырнадцати лет нам расти еще полтора года. Стало быть, к Институту Времени нас и близко не подпустят. Это два. И третье — мы, если даже и попадем в мезозой, рискуем никогда оттуда не вернуться.

— А теперь «за», — попросил я.

— Тут только одно «за». Тебе очень хочется совершить научный подвиг и войти в историю прикладной палеозоологии. Точнее, до невозможности захотелось прокатиться в мезозой и своими глазами увидеть живых динозавров.

— И тебе тоже.

— Кто б от такого отказался? — согласился Женька.

На этом мы закончили военный совет и приступили к подготовке экспедиции. Прежде всего, нужно было обзавестись машиной времени, каким-нибудь, пусть даже плохоньким, времеатроном. Только, по-моему, получить в личное пользование межпланетный рейдер на ионной тяге — и то задача не такая трудная.

— Остается одно, — сказал Женька. — Нужно сконструировать времеатрон самим.

Мы сидели в креслах из мягкого пласидианского мельхиора. Сколько я себя помню, эти кресла всегда стояли в моей комнате. И лет этак восемь назад я сдвигал их в кучку, накрывал верблюжьим пледом, долго и торжественно прощался с самим собой, потом нырял под плед, командовал «Ключ на старт!», приглушенно вопил, изображая рев ядерного пламени в дюзах, и возносился к Фомальгауту, а иногда и к Мирфаку.

Обо всем этом я поведал Женьке и посоветовал безотлагательно приступить к созданию времеатрона из уже опробованных материалов.

Женька мою шуточку не оценил. Без тени улыбки он направился к полке, где хранились фильмокниги. Быстренько перерыл все диски и с презрением в голосе изрек:

— Ну конечно! У тебя здесь ни одного труда по кибернетике. Ни одного диска по теории темпонавтики. Квантовая физика — в популярном переложении для дошкольников. Я думаю, твоя инженерная мысль не способна объять что-либо масштабнее раскладушки.

— Сам больно умный! — возмутился я.

— Ах, это я больно умный? — переспросил Женька. — А мне показалось, что это другой титан интеллекта сначала предложил поохотиться на динозавров, а потом стал шуточки шутить, когда другие уже взялись за дело.

— Извиняюсь, — сказал я. (Одна из моих самых привлекательных черт — умение признавать свои ошибки.) — Не будем ссориться. Что ты предлагаешь?

— Самый простой путь — проштудировать «Основы темпонавтики», «Единую Теорию Поля», «Аксиомы киберсинергетики» и еще десять-пятнадцать фундаментальных работ. Чувствуешь ли ты в себе достаточно мужества, чтобы пойти этой дорогой?

— Нет. (Я честен, это тоже моя привлекательная черта.) — Может, все-таки попробуем как-нибудь пробраться в Институт Времени? Выдадим себя за четырнадцатилетних, сядем в хронокапсулу — и вперед, за этим самым длинным завром.

— Длиннозавром?

— А что, подходящее название. Надеюсь, он травоядный.

— Ты сегодня какой-то не такой, — сказал Женька. — Ты меня сегодня раздражаешь. Говори прямо, будешь дело делать или шутки шутить?

Я ответил, что постараюсь его больше не раздражать своим природным остроумием, и Женька набрал на видеофоне код городского хранилища фильмокниг. На экранчике появилась фильмотекарша.

— Центральное хранилище на связи, — сказала она. — Будете делать заказ?

До начала каникул оставалась неделя. Женька все еще пытался вместить в своей голове роты, батальоны и полки формул, выстроившихся в образцовом порядке и отражающих все атаки. А у меня начинало гудеть в ушах только при упоминании какого-нибудь хроноинвертора обратного хода или субпространственного поляризатора. Вместо того, чтобы вникать в киберсинергетику, я обдумывал способы похищения времеатрона со списанной хронокапсулы, планы ночного проникновения в Институт Времени и осваивал пожилой четырнадцатилетний голос. Но первым сорвался не я, а Женька. Скрипнув зубами, он аккуратно извлек из проектора диск фильмокниги, поставил аппарат на полку и сказал:

— Это бесполезно. Кое в чем разобраться можно, но главное — это инвертор. Без него — никак. А до меня не доходит принцип его работы. И никогда не дойдет! Я тут тебе недавно что-то говорил насчет раскладушки? Беру свои слова обратно. Я не достоин произносить вслух название этого почтенного инженерного сооружения.

И пошло-поехало. Женька сообщил мне, что коэффициент интеллекта у него — на уровне автомата газводы (который, как известно, был изобретен Героном Александрйским в первом веке до нашей эры). Дальше — больше. Видно, злости на себя у него за это время порядочно накопилось. Я едва успевал вставлять «Ну что ты, что ты», «Да дался нам этот длиннозавр с этим инвертором». Нас прервал сигнал вызова на видеофоне. Экран вспыхнул, и появилась Тася Новгородцева.

— Привет, старики! — сказала она. — По какому поводу шум?

Женька взял себя в руки и вежливо ответил, что мы обсуждаем деликатные вопросы глубоко личного характера.

— Но с широким общественным резонансом, — добавил я.

— Ну ладно, не буду мешать, — сказала Тася. — Я только хотела спросить, не найдется ли у вас взаймы парочки синергорезисторов и одного модулятора темпорального поля?

— Зачем? — быстро вскинул голову Женька.

— Да так… Есть одна задумка. Только, наверное, ничего не выйдет. Никак не могу разобраться в теории дельта-перехода.

— Да тут и разбираться нечего! — завопил Женька и устремился к видеофону. Некоторое время они с Тасей обстреливали друг друга устрашающими научными терминами, спорили, дразнились и высовывали языки, а потом экран погас, и Женька отпал от видеофона в подставленное мной кресло.

— Уф! — сказал он. — Все-таки мы везучие люди. Новгородцева тоже собралась в мезозой за длиннозавром. Хроноинвертор у нее почти готов. Только вот дельта-переход осилить не могла… В общем, готовься в дальнюю дорогу.

Это был первый день летних каникул. Под хронокапсулу мы приспособили обыкновенный дорожный мобиль, подсоединили к блоку управления времеатрон и установили на шкале отметку «81 266 454» — столько лет назад и был обнаружен разведчиками времени гигантский ящер с забинтованной ногой.

Путешествие во времени длится недолго. Все равно — на год ли ты возвращается в прошлое или на миллионы лет, минуты три-четыре слышится высокий свистящий звук, а если взглянуть в окно, там нет ничего, кроме белесой мути. Потом появляется странное ощущение: с места ты вроде бы не двигался, а начинает клонить вперед, как по инерции.

Когда началось торможение, Женька включил сферокомпас и нацелил наш мобиль на тот географический район, где через восемьдесят миллионов лет раскинется пустыня Гоби.

И вот — полная остановка. Мы качнулись в креслах, потом откинулись на спинки, совсем как в допотопном грузовике. Только ухабов не было — а интересно, встречаются в межвременье ухабы?

Потолок мобиля отъехал и впустил в салон душный запах нагретого болота.

— Приехали! — едва сдерживая ликование, крикнула Новгородцева и первая выскочила наружу. Следом вылез я, последним выкарабкался Женька, придерживая у бедра кобуру лаузера. Это было его именное оружие. Сувенир на память о космическом рейсе звездолета «Гамаюн» к планете Челюсть и о сражении с агрессивной империей Верховного Генералиссимуса. У меня, вообще-то, был такой же лаузер, только мама его сразу после нашего возвращения отобрала и теперь хранила за семью силовыми барьерами.

В лицо пахнул горячий ветер. Над головой шелестели и похрустывали кроны могучих древовидных папоротников. На гигантских плаунах сидели, задрав хвосты и отчаянно дребезжа крыльями, чтоб не сдуло, двухметровые стрекозы. И что самое удивительное, — под ногами не было травы. Росли только какие-то водянистые пучки по щиколотку высотой, а пространство между ними было рыжим от сырой, прилипающей к подошвам глины.

— Не озирайся, Новгородцева, — тоном знатока посоветовал я. — Цветочков на здешних лужайках не бывает. Покрытосеменные появятся через пятьдесят миллионов лет, не раньше.

Тася пробурчала что-то вроде «Без тебя знаю», присела на корточки и принялась ковыряться в земле отломленным прутиком — иголкой мезозойского хвоща. Не знаю, что она там хотела найти, но нашла серое насекомое с котенка величиной, похожее одновременно на рака и на мокрицу.

— Ой!

Ракомокрица заскрежетала членистым хитиновым панцирем, выставила перед собой остренькие клешни и застыла в оборонительной позе. Женька невольно потянулся за лаузером, но потом махнул рукой. Слишком маленькая была тварь, чтобы тратить на нее заряд антивещества. Кроме того, у космических первопроходцев и у разведчиков времени есть золотое правило: оружие пускать в ход только в крайних случаях.

Итак, мы добрались до места и до времени, где обитает длиннозавр. А что же делать дальше, куда идти, где искать разумного ящера? Этот вопрос мы заранее не продумали. И поэтому стояли на полянке слегка растерянные. Ветер гнал рыжую пылевую поземку, трещали стрекозы, угрожающе скрежетало откопанное Тасей насекомое. Было жарко. И как-то не по себе.

Вдруг откуда-то донесся свирепый рык, от которого задрожали кроны папоротников. В окрестностях бродило чудовище вроде тех, что мы видели на слайдах. Теперь оно могло раздвинуть плауны и появиться во всей своей плотоядной красе.

— Может, вернемся в мобиль? — предложил я. — Все-таки безопаснее путешествовать, когда знакомишься с местными достопримечательностями через обзорные окна.

— Так ведь мобиль — не танк, здесь мы быстренько застрянем, — возразила Тася. — давайте лучше пешком двинем, а? Или боитесь?

— Мы не боимся, а взвешиваем все «за» и «против», — объяснил я. — И в данный момент лучше действительно пройтись пешочком. Только вот куда?

— Хо-хо! — беззаботно воскликнула Новгородцева. — Все равно неизвестно, где этот длиннозавр водится. Пойдем, куда глаза глядят.

Наши глаза глядели в сторону пригорка, на котором пышно развесили свои чешуйки сигиллярии, предки будущих деревьев. Под ногами похлюпывало, хвощи царапались, но что самое ужасное, откуда-то появились тучи комаров. Их мы меньше всего ожидали встретить в далеком прошлом планеты.

Когда добрались до вершины пригорка, вид у нас был довольно жалкий.

— Это вам не с челюстианцами воевать, — сказала Тася, развязывая свой рюкзак. Она вручила нам по баллончику «Антикомарина», мы обрызгались аэрозолью, счистили в ботинок грязь, потом решили съесть по бутерброду — в общем, сам собой получился привал. На пригорке нашлось много сухого валежника, и вскоре к небу поднялась струйка дыма.

— Можно сюда на выходные приезжать, — начал строить планы Женька.

— Только речки здесь нет, — вздохнула Тася. — Старики, искупаться бы сейчас, а?

— А в снежки поиграть не хочешь? — поинтересовался я. — Или на бронтозавре покататься верхом?

— Хо-хо! Смотрите, дельтаплан летит!

— Какой тут может быть дельтаплан, ты чего?

— Да вон же, вон! Наверное, разведчики времени развлекаются. А вдруг они нас увидят? Надо погасить костер.

Но вместо того, чтобы последовать совету Новгородцевой, Женька вскочил, схватил огромную охапку хвороста и бросил в огонь. Пламя взвилось и заплясало, распугивая оставшихся комаров.

Дельтаплан, до этого спокойно паривший высоко в небе, вдруг резко пошел вниз, прямо на нас. Через несколько мгновений раздался свист рассекаемого воздуха. Я ничего еще не успел сообразить, как Женька уже выхватил из костра и поднял над головой пылающую ветку. Потом дневной свет померк, весь мир наполнился визгом и клекотом, а я вдруг обнаружил, что лежу в кустах. Рот полон земли, из носа — кровь, перед глазами хороводы звездочек. Кое-как приподнялся, встал на четвереньки. У костра в такой же позе — Маковкин. Таси нигде не видно. Огромный птеродактиль, летающий ящер, прыгает, волоча обожженное крыло, и верещит, задрав к небу крокодилью пасть.

Все так же, на четвереньках, я подобрался к своему рюкзаку, вытащил маленький пистолет с обоймой усыпляющих капсул и, держа рукоятку обеими руками, прицелился в «дельтаплан». Щелкнул боек. Птеродактиль пару раз каркнул, совсем как ворона, глаза его затянулись пленкой, и он опрокинулся на землю.

— Старики! — послышался откуда-то свистящий шепот. — Где я?

Новгородцеву мы нашли в глубокой рытвине неподалеку. Когда мы ее оттуда вытаскивали, пошел дождь — горячий, насыщенный какими-то солями. Душные испарения земли, плесени и папоротников смешались с запахом химикалиев. Потом началась гроза. Тысячи сверкающих молний рвали в лоскутья багрово-серое небо. Удары грома слились в непрерывный грохот. Уже непонятно было, где мы бредем — по земле, по ручью или по озеру. Потоки воды уносили сломанные ветви, мелких ящериц, дохлых стрекоз. Из хлопьев пены показывались на мгновение тупые мордочки земноводных, хватали свою добычу и снова исчезали. Вода доходила до колен. И вот когда мы вконец обессилели, появился длиннозавр.

Он был большой. Я сам себе показался размером со спичку, когда в струях дождя высоко над мокрыми сигилляриями выросла его спина. Ящер, похоже, принимал теплый мезозойский душ. Он наслаждался, выгибая туловище и подставляя дождю то один бок, то другой. От его тела поднимался пар и сливался в вышине с грозовыми тучами.

Мы были так измучены, что сразу и не поняли, как нам повезло. Разумный ящер, двуногая сенсация, живой свидетель трагедий и драм мезозойского леса!

Мы подобрались поближе.

Длиннозавр держал в маленьких передних лапах кусок мыла величиной с наш мобиль, и намыливал себе подмышку. Повязки на его ноге уже не было.

— Внимание! — охрипшим голосом скомандовал Женька и поднял свой пистолет.

— А мощности нашего времеатрона на него хватит? — Я сделал попытку пошутить. — Не придется его по частям транспортировать?

И тут Тася Новгородцева вдруг прислонилась спиной к стволу плауна и жалобным, дрожащим голосом сказала:

— Мальчики, ну пожалуйста! Не надо его усыплять! А если вас кто-нибудь так? Представьте: стоите под душем, жизни радуетесь, а тут — ампулой в спину… Мальчики, а? Пойдем назад?

— Давно ли мы у тебя «мальчики», а не «старики»? — рассердился я. — Уж от кого, от кого, а от тебя я этого не ожидал. Стыдись. Возьми себя в руки.

— Может, это и не очень вежливо, — объяснил Женька, — только другого выхода я не вижу. Когда переправим его в наше время, тогда и извинимся. Он нас поймет. Еще спасибо скажет.

Длиннозавру потребовалось пять ампул. После первой он вздрогнул, обернулся и увидел нас. Глаза его выразили живейший интерес. Он шагнул в нашу сторону, — и еще две ампулы впились ему в грудь. Следующий шаг был вялым. Глаза длиннозавра стали скучными. Еще два выстрела — и он шумно вздохнул и улегся, подломив под себя два или три ствола.

— Новгородцева! — позвал Женька.

Тася не отзывалась. Она брела назад, к мобилю. Мы двинулись вдогонку. Но из тумана, из дождевой дымки вдруг надвинулась исполинская тень. Земля содрогнулась от тяжких шагов. Я в страхе схватился за пистолет.