"Гомер. Илиада" - читать интересную книгу автора (Барикко Алессандро)

Терсит

Меня знали все. Косоглазый и хромоногий, я был безобразнейшим из ахейцев: мои горбатые плечи сходились на груди, а вытянутая вверх голова покрыта была редким пухом. Я прославился тем, что дерзил царям, всем царям без разбора, ахейцы мои речи слушали и смеялись. Из-за этого ахейским царям я был ненавистен. Я хочу рассказать, что узнал, и вы поймете все то, что я понял: война – это страсть стариков, посылающих в бой молодых.

Агамемнон почивал у себя в шатре. И вдруг ему показалось, что он слышит голос Нестора – старейшего и мудрейшего из нас, более всех чтимого. Этот голос сказал:

– Агамемнон, сын Атрея, как можешь ты спать? Подобает ли проводить ночи во сне мужу, коему вверено столько воинов и столько забот?

Агамемнон не раскрыл глаз. Он решил, что ему все это снится. Тогда голос приблизился и произнес:

– Внимай же, я принес весть от Зевса, что печется о тебе и с небес. Веди в бой ахейцев – ныне завоюешь ты Трою. Все боги на твоей стороне, а врагам угрожает погибель. Не забудь моих слов, когда сладкий сон удалится. Не забудь веление Зевса, проснувшись.

И голос исчез. Агамемнон открыл глаза. Он не видел, как старец Нестор бесшумно выскальзывает из шатра. И подумал, что это сон, сулящий победу. Он поднялся, оделся в мягкий, новый, прекрасный хитон, сверху набросил широкий плащ. Он обулся в самые красивые сандалии, перекинул через плечо ремень, на котором висел меч, украшенный серебряными гвоздями, и, взяв в руку скипетр своих предков, двинулся к ахейским судам, пока Эос возвещала Зевсу и другим бессмертным о начале нового дня. Агамемнон приказал звонкоголосым вестникам созывать данайцев, сам же, пока все собирались, держал совет со старейшинами. Он рассказал им свой сон, а потом произнес

– Сегодня, вооружив ахейцев, мы поведем их в битву. Но прежде я желаю испытать их словами, – естьу меня на то право. Я скажу им, что решил вернуться домой и закончить войну. Вы же станете убеждать их остаться и продолжить осаду Трои. Я желаю видеть, что будет.

В молчанье сидели старейшины, не зная, что думать. Затем поднялся старец Нестор, именно он:

– Друзья, вожди и цари ахейцев, если бы кто-то другой нам рассказал о подобном, мы бы сочли это ложью. Но сон сей увидел тот, кто слывет лучшим среди ахейцев. Так пойдемте, друзья, готовиться к бою!

Произнесши эти слова, он поднялся и первым покинул совет старейшин. Остальные же, видя, как Нестор уходит, тоже встали и, будто овцы за пастырем, пошли созывать своих воинов.

Как пчелы из горных пещер вылетают роями и вьются, нависая гроздьями над весенними цветами, так и ахейцы толпами устремлялись от своих кораблей и шатров по берегу моря к месту собранья. Земля застонала у них под ногами, и поднялся великий шум. Девять глашатаев, надрываясь, убеждали воинов слушать царей. Едва лишь народ расселся и говор унялся, как встал Агамемнон. В одной руке он держал скипетр, изготовленный некогда Гефестом. Гефест подарил его Зевсу Крониду, а Зевс – быстроногому вестнику Гермесу, Гермес – укротителю коней Пелопсу, а Пелопс – владыке народов Атрею. Атрей, умирая, его передал богатому стадами брату Фиесту, от него же скипетр получил Агамемнон, вместе с властью над Аргосом и бесчисленными островами. Сжав скипетр, знак своей власти, он заговорил:

– Герои данайские, слуги Ареса, Зевс-погубитель обрек меня на тяжкие муки. Прежде он дал мне знаменье, что я вернусь на родину, сокрушив крепкостенную Трою, а ныне велит мне, погубившему столько народа, бесславно бежать в Аргос. Стыд, друзья мои: такой народ, такое войско сражается с маленькой ратью, и конца этой войне не видать. Нас в десять раз больше, чем троянцев. Но у них доблестные союзники из других городов, они-то и не дают нам взять Илион. Девять лет миновало. Дома ждут нас супруги, и дети ждут нас дома. Дерево наших судов гниет, канаты истлели. Внемлите же мне: поспешим к кораблям и вернемся домой. Мы не возьмем Илиона.

Так говорил он, и взволновались наши сердца. Собранье заколыхалось, как колышутся волны в бурю или обширная нива во время грозы. И я увидел, как люди с воплями радости помчались к своим кораблям, поднимая огромное облако пыли. Они убеждали друг друга захватывать корабли и спускать на широкое море, очищали рвы, вынимали подпоры из-под килей, и крики жаждущих вернуться домой возносились до неба. И в это мгновенье я увидел многоумного Одиссея. Он стоял неподвижно. Он не пошел к кораблям. Печаль терзала сердце его. Внезапно, сбросив плащ, он ринулся к Агамемнону и, взяв из его рук скипетр, молча побежал к кораблям. Каждому из вождей, что попадался навстречу, он кричал:

– Остановись! Забыл ты, что нам говорил Агамемнон? Он их испытает, а после жестоко накажет. Остановись сам, и остановятся воины!

Он бил пробегающих воинов скипетром:

– Стойте, безумцы! Сядьте, несчастные трусы, взгляните на ваших царей, учитесь у них.

Наконец ему удалось подчинить их. От кораблей и шатров ахейцы устремились обратно на место народных собраний с шумом, подобным звуку морского прибоя. И тут я решил, что пора мне сказать свое слово. Там, перед всеми, в тот день я пронзительно закричал:

– Эй, Агамемнон, чем ты еще недоволен? На что ты сетуешь? Твой шатер полон золота, меди и пленниц – тех самых, что ты выбираешь, когда мы их приводим к тебе, разорив города. Жаждешь еще золота, что принесут троянские старцы как выкуп за своих сыновей, захваченных нами в бою? Или желаешь новой рабыни, чтобы делила ложе с тобой и принадлежала тебе одному? Нет, это несправедливо, если царь ведет данайцев на смерть. Друзья, не будьте трусами, отплывем же домой, а его оставим под Троей услаждаться чужою добычей, пусть посмотрит, полезны мы были ему или нет. Он оскорбил Ахиллеса, несравненно храбрейшего мужа. Он отнял его награду. Если бы Ахиллес воспылал по-настоящему гневом, эта обида была бы последней из тех, что нанес Агамемнон.

Ахейцы слушали меня. Многие из них затаили злобу на Агамемнона за тот спор с Ахиллесом. Итак, они слушали меня. Агамемнон молчал. Но Одиссей подошел ко мне и сказал:

– Громко болтаешь, но речи твои безумны. Из всех пришедших под Трою ты самый презренный, Терсит. Ты дерзаешь оскорблять Агамемнона, вождя и владыку народов, лишь потому, что ахейцы дают ему большую долю добычи. Но я говорю и в том клянусь тебе: если когда-нибудь вновь я услышу твои безрассудные речи, то, схватив тебя, я сорву твои одеяния: хитон, плащ и все остальное и, жестоко избив, голым, в слезах, погоню к кораблям.

И он принялся бить меня скипетром по плечам и спине. Я согнулся под его ударами. Густая кровь залила плащ, и я разрыдался от боли и унижения. В страхе я опустился на землю и стал вытирать слезы, а все вокруг надо мной насмехались. Тогда Одиссей поднял скипетр и, повернувшись к Агамемнону, заговорил громким голосом, чтобы его слышали все:

– Сын Атрея, ахейцы тебе готовят позор. Они обещали тебе разрушить крепкостенную Трою, а сами рыдают, как дети, как вдовицы, и просят лишь возвращенья домой. Нет, не могу я на это роптать, ведь минуло девять лет, как мы здесь, мы томимся по милым супругам. Но, мужи ахейские, стыд нам – сражаться столь долго и домой возвратиться ни с чем. Потерпите, друзья! Вспомните день, когда мы собирались в Авлиде, готовя гибель Приаму и Трое! Вы помните, что там случилось? У ключа под красивым, светлым платаном мы приносили жертвы богам. И вдруг кровавый, страшный для взора дракон – создание Зевса, появился из-под алтаря и устремился вверх по стволу. Там таилось гнездо воробьев, и дракон пожрал всех, кто в нем был: восемь птенчиков и мать их девятой. И тотчас же обратился в камень. Мы безмолвно дивились увиденному. Но Калхас, вы помните речи Калхаса? «Этим знамением Зевс предрекает нам бессмертную славу. Змий убил восемь птенцов и мать их девятой, значит, нам сражаться с троянцами девять лет. Но на десятый год мы возьмем этот широкоуличный город». Так он сказал нам. И вы видите, как предсказанье сбывается у вас на глазах. Послушайте меня, славные воины ахейцы. Не бегите. Останьтесь здесь. И мы возьмем великий город Приама.

Громким криком ответили ахейцы, и корабли ужасающе вторили их шумному восторгу. В этот самый момент Нестор, мудрец, снова взял слово:

– Агамемнон, веди нас в бой с неукротимой волей, как прежде. Никто не засобирается в обратный путь, пока не овладеет женой троянца и не отомстит за боль от похищения Елены. А если какой-нибудь трус решит вернуться домой, смерть настигнет его раньше, чем он успеет добежать до своего корабля.

В тишине все слушали Нестора. Старики… Агамемнон едва не преклонил колено:

– И снова, старец, ты говоришь мудро. – А потом посмотрел на нас и приказал: – Идите готовьтесь: сегодня сраженье. Поешьте, пусть каждый отточит копье, почистит щит, покормит коня, проверит колесницу. Весь день мы проведем в бою, и только ночь разнимет пылких воинов. Ваша грудь взмокнет от пота под все-покрывающим щитом, а рука обессилит, бросая копье. Но любого, кто рискнет покинуть поле боя и укрыться подле кораблей, настигнет смерть.

Громко в ответ закричали ахейцы и рассеялись между судов. Все пошли готовиться к бою: кто-то есть, кто-то оттачивать копья, кто-то молиться. Кто-то приносить жертвы богам, моля уберечь себя от смерти. Вскоре цари, потомки Зевса, начали строить войско в отряды и, бегая между рядов, побуждать к отправлению. И неожиданно сраженье показалось нам слаще дома. Мы шли в своих бронзовых доспехах, и казалось, пожар занимался в лесу, издалека было видно, как блестят наши шлемы на солнце. Подобно огромной стае птиц, которая, опустившись с неба, шумно садится, хлопая крыльями, на большой луг, мы заполнили собой долину Скамандра. Земля страшно гудела под топотом ног и копыт. Мы остановились у реки перед Троей. Тысячи воинов, как весенние цветы, усеяли долину. Мы все хотели одного: кровавого боя.

Гектор и его союзники, чужеземные вожди, приказали своим людям вооружиться и вывели их из города – пеших и конных: страшный шум докатился до нас. Мы видели, как они поднимаются на одиноко вознесшийся посреди долины холм, называемый Ватиея, и строятся по приказу своих предводителей. Мы видели, что они пошли на нас с криком словно птицы, предвещающие в небе смертельную схватку. Мы устремились навстречу, дыша боем, но в безмолвии. Из-под наших ног поднялось в воздух плотное облако пыли, что, подобно ночи или туману, покрыло собой все вокруг.

Наконец, мы сблизились. И остановились друг против друга. И тут из троянских рядов вышел вперед боговидный Парис с накинутой на плечи шкурой пантеры, с луком за плечами и мечом у бедра. Грозно потрясая зажатыми в руке копьями с медными наконечниками, он вызывал на единоборство ахейских царей. Менелай, едва лишь увидел Париса, вспыхнул радостью, будто голодный лев, нежданно набредший на оленя и готовый пожрать его. Пылая решимостью отомстить обидчику, он быстро соскочил с колесницы на землю с оружием в руках. Парис, заметив его, затрепетал и прянул назад, избегая смерти, словно путник, что при виде дракона в торных ущельях, бледный от ужаса, обращается в бегство. Так и Парис на наших глазах скрылся в толпе троянцев. Но Гектор принялся укорять его:

– Несчастный Парис, прельститель и лгун. Или не видишь, что посмешище ты для ахеян? Они-то считали тебя настоящим героем, обманувшись твоей красотой. Теперь они знают: ты трус и нет в твоем сердце отваги. Разве не ты, будучи гостем царя Менелая, у него похитил супругу и вернулся с нею из дальней страны, на горе отцу и народу троянскому, но на радость врагам? Отчего же не хочешь теперь сразиться с Менелаем? Ты узнал бы, каков в бою тот, чьей женой ты владеешь. И не помогли бы тебе ни твоя кифара, ни пригожее лицо, ни прекрасные кудри. О, робкий народ мы, троянцы, иначе давно уж в могиле под грудой камней лежал ты – виновник стольких несчастий!

И тогда Парис ответил:

– Ты вправе ругать меня, Гектор. Сердце в груди твоей непреклонно, как пронзающая дерево секира…

Ты осуждаешь мою красоту… Но разве ты отвергаешь дары, коими боги нас награждают? Не дозволено смертному выбирать их. Слушай же: если ты хочешь, чтобы я бился с Менелаем, повели всем успокоиться – и троянцам и ахейцам, а мы станем сражаться за Елену у них на глазах. Кто из нас победит, тот и жену введет в дом, и все сокровища получит. А троянцы и ахейцы заключат мир. Троянцы и впредь пусть владеют плодородными землями Трои, ахейцы же вернутся в Аргос богатый, знаменитый жен красотою.

Радость овладела Гектором после этих слов. Он выступил вперед и, подняв копье, дал знак троянцам остановиться. Они повиновались, а мы натянули луки, многие бросили в него камни, но Агамемнон воззвал к нам:

– Стойте, друзья, не стреляйте! Гектор намерен говорить речь!

И мы тоже остановились. Все умолкли, и Гектор заговорил:

– Послушайте! Услышьте, что предлагает Парис, из-за коего разгорелась вражда: положите на землю оружие, сам же он один на один сразится с Менелаем. Пусть решится в бою, кто введет в дом Елену и богатства получит.

Оба войска сохраняли молчанье. И тогда послышался могучий голос Менелая:

– Послушайте и меня, чье сердце сжигает и обида, и жажда отмщенья. Пора вам примириться – довольно бедствий вы претерпели из-за вражды между мной и Парисом, ее виновником. Мы сразимся вдвоем, и погибнет тот, кому суждено. А вы примиритесь немедля. Пусть ахейцы представят ягненка для жертвы Зевсу, а троянцы белого агнца и черную овцу – солнцу и земле. И пусть призовут владыку Приама, чтобы сам он клятву принес: его сыновья надменны и вероломны, он же стар, а старцы умеют прозорливо смотреть назад и вперед и соблюдать взаимную пользу. Пусть он придет и клятвой утвердит мир, чтобы никто не дерзнул нарушать то, что сделано именем Зевса.

Я слышал его слова и видел, что оба народа преисполнились радостью в чаянии положить конец изнурительной войне. Я видел, как воины спускались с колесниц, снимали доспехи, покрывая землю медным ковром. Никогда еще мир не был так близок. Я обернулся, отыскивая Нестора, мудрого старца Нестора.Я хотел заглянуть ему в глаза. И в его глазах увидеть конец войны, безумие жаждущего битвы и ярость оправдывающего ее.