"Очень страшная история" - читать интересную книгу автора (Алексин Анатолий)ГЛАВА VI, из которой становится ясно, что мне ничего не ясно Невольный страх овладел мною. Но лишь на мгновение. А уже в следующую секунду я отбросил его. Верней сказать, отшвырнул.Тем более, что Наташа сделала шаг по направлению ко мне. Совсем незаметный шажок, но я-то его заметил. Точнее сказать, почувствовал. Вообще, когда есть существо, которое тебе нравится, следишь только за ним и говоришь для него, хотя делаешь вид, что для всех. И наблюдаешь, как оно на все реагирует. И подсчитываешь, сколько раз это существо на тебя посмотрело. Тот, кто любил, поймет меня без труда! «В эту опасную минуту она хочет быть рядом со мной! — решил я. — Хочет, чтоб я уберег ее, заслонил собой!» О, как часто мы выдаем желаемое за действительное!.. — Я должна уехать электричкой, которая в семнадцать ноль-ноль, — сказала Наташа. «Должна уехать…» Даже не сказала, что «м ы должны». «Волнуется за свою маму», — подумал я. И вот удивительно: в ту минуту я позавидовал ее маме, хоть у нее было очень больное сердце, а у меня сердце было абсолютно здоровое, и, если как следует рассудить, ее мама должна была бы завидовать мне. Но я не подчинялся рассудку! — Племянник Григорий шутит, — сказал я Наташе. — Неужели ты не видишь, что он пошутил?.. — Тогда пусть откроет, — сказала Наташа. Ее желание было для меня законом! Но для Племянника оно законом не было. — Откройте, пожалуйста, — попросил я его. — Это ты, парнек? — послышалось из-за двери. — Опять тебе больше всех надо? Все сидят тихо, будто мать родная не родила… А ты один ерепенишься! Он тихо и противно засмеялся. — Откройте сейчас же! — приказал я ему. И посмотрел на Наташу. Она стояла, опустив голову. Лица ее я не видел, потому что тусклая лампочка, которую зажег Племянник, была где-то далеко, в глубине подземелья. — Ты же хотел узнать, куда тот Дачник девался? — спросил Племянник. — Вот теперь и узнаешь! — Что он хочет сказать? — Я толкнул Глеба в плечо. — Не знаю, — ответил Глеб. И вдруг мы услышали за дверью шаги: Племянник поднимался наверх. Он уходил, оставляя нас в подземелье. Страшная история началась! — Остановитесь! — умоляюще воскликнул Покойник. Громкие шаги Племянника были ему ответом. Я снова схватил за плечо Глеба. — Верни! Задержи!.. — Разве его задержишь? — Кричи! — шепотом, чтобы не выдать внутреннего волнения, сказал я Глебу. — Ори на всю дачу! — Не услышит… Он ведь уже наверх… Там ни слова… Дверь-то железная… Кричи не кричи… — А ключа у тебя нет? — Ни у кого… Потеряли… Английский замок: дверь захлопывается — и все… Открывается с той стороны… Он ведь и на щеколду… — Погребены? — тихо сказал Покойник. — Живьем? Я вспомнил про Аиду и Радамеса, которых замуровали живьем. И снова взглянул на Наташу. Кай мне хотелось, чтобы и она мысленно сравнила нашу судьбу с их судьбой! Но она думала только об электричке. Это мне было ясно. Да и можно ли было сравнивать? Ведь Аиду и Радамеса замуровали вдвоем, а нас было целых шесть человек. — О, не печалься! — сказал я Наташе. — Я выведу вас отсюда. Вы снова увидите солнце! Она взглянула на меня с легким испугом. И тогда я добавил: — Все будет в порядке! Мне так хотелось, чтоб опасность сблизила нас. Но Наташа никак не сближалась: она думала об электричке. — Я должна быть дома не позже шести. — И будешь! Я огляделся… Тусклая лампочка мрачно выхватывала из темноты отдельные предметы. Она выхватила таинственный круглый стол, который раньше, в дни своей молодости, я думаю, назывался садовым и стоял где-нибудь в беседке. У стола было три ноги, и он угрюмо кренился на ту сторону, где когда-то была четвертая. Лампочка выхватила из темноты и таинственный стул, у которого тоже было всего три ноги, чтобы столу было не так уж обидно. Непонятная, жестокая сила зло разбросала по земле странные ящики… К одной из стен загадочно прислонился кусок фанеры, с которого на нас всех угрожающе глядели одни лишь зловещие слова: «Опасно! Не подходить!» И чуть пониже свирепо чернели на фанерном листе череп и кости. Проходя мимо фанеры, Наташа случайно коснулась ее, и на пальто остался черный след краски, которая, видно, никогда не высыхала в этой могильной сырости. — Осторожно! Не подходите! — крикнул Глеб. Все вздрогнули и подавленно замолчали. Даже не очень опытный глаз мог безошибочно определить, что настроение у всех было ужасное. Я для вида пошептался с Глебом и громко, весело объявил: — Вот Глеб говорит, что племянник Григорий часто так шутит: сначала эапрет, а потом отопрет. — И через сколько же времени он отпирает? — спросил Покойник. — Через час. Максимум через два! — бодро сообщил я. — А пока давайте осмотрим окрестности. Познакомимся с достопримечательностями этого подземелья… Чтобы потом, когда мы выйдем наверх, было что рассказать! — А мы выйдем? — спросил Покойник. — А мы их увидим? — Конечно! Когда мы увидим родных и близких, они спросят нас… Лампочка все время выхватывала из темноты лицо Наташи Кулагиной. Вернее сказать, я то и дело смотрел на Наташу. — Кого ты больше всех любишь? — внезапно спросила она. «Тебя!» — хотел я ответить. Но она бы мне не поверила, потому что это была неправда. Больше всех я все-таки любил маму и папу. Потом Костю… А потом уж ее. Не мог же я это сказать! — Кого ты больше всех любишь? — повторила она. — Вообще… или у нас в классе? — Скажи еще: в нашем звене! — А ты кого? — Маму. — Я тоже маму и папу. — Нет, я не маму и папу, а именно — маму. Я могу за нее умереть. А ты можешь за кого-нибудь умереть? «Могу! За тебя!» — рвался вперед мой язык. Но что-то ему мешало. — Можешь? За маму?.. — Я как-то не думал… — И правильно делал: самое страшное для матери — пережить детей своих… — Эту мысль ты должна записать! — Какая же это мысль! Это истина. Вот и все… Поэтому я должна уехать на электричке в семнадцать ноль-ноль! — Так и будет! Я тебе обещаю!.. Но как я выведу ее из подвала — это было неясно. «О, если я что-то придумаю! — мечтал я. — Она будет считать меня избавителем, героем, спасителем своей мамы, за которую она готова отдать даже жизнь!» — То, что было еще час назад, кажется сейчас таким замечательным. Даже прекрасным, — сказала Наташа. — Хорошее по-настоящему ценишь на фоне плохого. Ты замечал? — Да! Конечно… Еще бы! Сколько раз! Эту мысль ты обязана записать!.. Наташа почти шептала. Но я улавливал каждое слово, потому что, когда она ко мне обращалась, слух мой становился каким-то особенным. И если бы рядом в такие минуты что-нибудь взрывалось и грохотало, я бы этого не услышал, а услышал бы только ее голос. «Странное дело, — лезли мне в голову мысли, — маму я люблю больше, но не думаю целый день о том, что люблю ее. А Наташу люблю меньше, но думаю об этом все время. О, как много в нашей жизни необъяснимого!» Острая наблюдательность подсказала мне, что Наташа разговаривала только со мной. И это вернуло мне силы, которые понемножечку начинали уже уходить. Я снова готов был жить, бороться, искать выход из положения. Верней сказать, из подвала. Лампочка выхватила из темноты лицо Покойника. Но лучше бы она не выхватывала: бледные губы его дрожали. Я решил оживить Покойника! — Снаряжаем спасательную экспедицию, — объявил я. — Сами себя будем спасать? — пролепетал Покойник. — Да! И ты вместе со мной пойдешь впереди! Где-то здесь должен быть выход. В крайнем случае мы будем пробиваться сквозь стену. Как в «Графе Монте-Кристо». Ты помнишь, Покойник? Эдмон Дантес и аббат Фариа пробились друг к Другу. А ведь это было не на даче, а в замке Иф: там стены покрепче. — Их обоих кормили. А мы умрем с голоду. Принц Датский положил руку Покойнику на плечо. Глеб, казалось, изучал земляной пол, которого не было видно. — Алик же сказал нам, что племянник Григорий будет шутить всего час или максимум два, — объяснила Миронова. Она одна, мне казалось, сохраняла абсолютное спокойствие. Теперь она видела командира во мне, а команды волноваться я не давал: она и не волновалась. — Конечно, Племянник откроет дверь. Ты права, — сказал я Мироновой. — Но мы не обязаны ждать его помощи. Освободиться своими силами — вот в чем задача! Наташа улыбнулась — чуть-чуть, еле-еле, да еще было полутемно, но я заметил ее улыбку. Ну конечно: я говорил, как с трибуны. Но ведь надо было ободрить, у всех поднять дух! — А может, лучше кричать? — предложил Покойник. — Кто-нибудь да услышит… — На даче же… И в поселке тоже… — сказал Глеб. Он вдруг снова перестал договаривать фразы. — Идемте! Вперед! — сказал я. Взял Покойника за руку, и мы двинулись. Мне хотелось взять за руку и Наташу, но я не решился. Мы двинулись по подземелью. Сверху падали леденящие капли. Ноги то и дело проваливались в коварные углубления. Кромешная тьма окружала нас, как заговорщица. Неверный свет тусклой лампочки остался в неясной, мрачной дали… Ядовитый запах сырости уже не радовал меня, и мне не хотелось дышать полной грудью. «Читать детективные истории — это совсем не то, что участвовать в них, — рассуждал я. — Я хотел играть во что-нибудь страшное, а тут самый настоящий кошмар обрушился на нас всех. Только я не должен показывать виду, что тоже волнуюсь… Придет ли племянник Григорий? Откроет ли дверь? И зачем он ее закрыл? Зачем?! А что значат его слова: „Ты же хотел узнать, куда тот Дачник девался? Вот теперь и узнаешь!“?» — Покойник!! — крикнул Покойник. Он весь дрожал. "Наверное, рехнулся, — подумал я. — Нервы не выдержали!. — Протяни… Ты сразу… Как я… — Верхние его зубы не попадали на нижние. И он, как Глеб, не дотягивал фразы до конца. Я протянул руку и нащупал… скелет. Он стоял в темноте. Ребра и череп… Уже не нарисованные, а самые что ни на есть… — Назад! — крикнул я. Мы бросились обратно, к неверному свету тусклой и мрачной лампочки. Но теперь она казалась нам целым солнцем. Внезапно догадка озарила меня. «Так вот как погиб тот Дачник! Вот куда он исчез!..» Неужели и нас ждала та же горькая участь? |
||
|