"Возвращение на Остров Мечты" - читать интересную книгу автора (Тихонов Алексей)

VI

Свидание с барокарами состоялось еще до конца марта. Данный покойным старостой Волчатника адрес привел к большому и все так же солидно укрепленному поселку. Безвестного бродягу поначалу попытались отогнать от тына копьями, потом грозили угостить стрелой. Услышав имена вожаков, сбавили тон, но долго сомневались, посылать ли за ними. Шагалан переминался в грязи у запертых ворот, щурился на весеннем солнце. Жала копий спрятались, зато сквозь щели частокола за ним пристально наблюдало множество настороженных глаз. Уютней от такого не становилось. Даже засевший неподалеку в лесочке конный отряд Джангеса не опередит разряжаемый в упор арбалет…

По вязкой пашне между сморщившимися грудами снега энергично прыгали вороны, с криком выдирая друг у друга какую-то падаль. Прочая птичья братия предпочитала ковыряться в едва обнажившейся земле… Наконец через стену свесился мрачного вида бородач, прервал задумчивое ожидание.

— Какого беса здесь надобно?

Они малость попререкались, определяя, кто, кому и что должен объяснять. Шагалан настойчиво требовал разговора со старшинами, рассчитывая, по крайней мере, на простое любопытство, которое не позволит от него отмахнуться. По завершении спора барокар смотрелся еще более мрачно, однако своим охранникам команду буркнул. Громыхнули засовы, тяжелая створка калитки чуть отъехала в сторону. Внутри уже собралась толпа — человек десять всяческого возраста. Особо одинокого гостя никто не опасался, хотя оружие имелось у всех и держали его наготове. Самого же Шагалана, наоборот, тотчас обыскали, отобрав сабли с ножами. Без сопротивления он отдал также подписанную принцем грамоту — цель визита тайной отныне не являлась. Лишний раз окинув юношу взглядом, бородач повел его в глубь поселка. Гостя, вдруг превратившегося в пленника, сжала с боков пара дюжих мужиков, остальные, приглушенно переговариваясь, потянулись следом.

Поселок попался просторнее Волчатника, правда застроенный куда бестолковее. Сквозь нагромождение домов, сараев, плетней и навесов пробирались будто по лабиринту. Обычной жизни шествие не нарушало, на незнакомца лишь на миг поднимали глаза и тут же теряли интерес. Вошли в большую добротную избу, в горнице за столом сидели трое. Все пожилые, степенные, украшенные как сединами, так и шрамами. Стол накрыт к обеду, разве что приглашать за него гостя никто не спешил. Один из стариков, самый седой, долго изучал грамоту, шевеля губами и водя по пергаменту заскорузлым пальцем. Потом столь же неторопливо разъяснял прочитанное на ухо каждому из товарищей.

Беседа завязывалась трудно. Пока Шагалан своими словами пересказывал предложения принца, его слушали в угрюмой, враждебной тишине. Первые же отклики оказались полны грубости и издевки. Возможно, здесь не слишком любили мелонгов, но и Демион заметным уважением не пользовался. Какое-то время барокары откровенно потешались над глупыми, самоуверенными изгнанниками. В собственной крепости, а уж в неколебимости Империи тем паче, никто из них не сомневался. Обескураженный Шагалан решился открыть последний козырь, сильный, однако опасный до чрезвычайности.

— Помнится, Огман, староста Волчатника, отнесся к этой идее внимательнее…

Хохоток оборвался, скомкался в прежнюю напряженную мрачность.

— Откуда знаешь Огмана? — скрипучим голосом спросил грамотный. — Нынче он покойник — любую напраслину возводи, из верхнего-то мира не возразит.

— Я с ним толковал еще с живым. Славный был воин и разумный вожак. Даже в предсмертные минуты сумел осознать истинный размах бед, грозящих его людям. И надеялся, что вы окажетесь не менее прозорливыми.

— Хм, что же он такое успел осознать?

— Что нашлись силы, перед которыми спасует и ваш знаменитый строй. И что эти силы уже рядом. Надо либо договариваться с ними, либо приниматься заранее копать себе могилы. Себе, своим близким, всем переселенцам.

— Страх-то какой, — скривился старик. — Чего за силы? Ты, парень, ведаешь, кто сжег Волчатник? Чья шайка отважилась? Так называй сразу. Ты там был?

— Или сам тоже участвовал в разоре? — набычился его сосед.

— Был, — выдохнул юноша. — И участвовал. Сам ломал строй Огмана и знаю теперь, что это осуществимо.

В комнате повисла оглушительная тишина. Шагалан буквально шкурой почувствовал множество яростных взоров, впившихся в него со всех сторон, прошивших и толстую кожаную куртку. Не поворачивая головы, растворился в окружающем, ощутил гневное сопение, шарканье сапога, скрип рукояти, сжимаемой нетерпеливой ладонью… Пути, по которым он будет уходить, присмотрены. Бородатые увальни пожалеют, что не связали ему руки. Вот, справа подступили чересчур, пискнула вытягиваемая сталь…

— Прекратить! — грянул мощный трубный голос.

Шагалан чуть вынырнул в обычный мир и с удивлением обнаружил, что принадлежит голос тому самому седобородому старцу. Неожиданно резво вскочив на ноги, тот уперся тяжелыми кулаками о стол, обвел барокаров властным взором, затем вернулся к юноше. Взирал пристально, недобро, но без бешенства. Что его останавливало? Говорят, хороший боец способен узнать в другом достойного соперника до начала схватки. Осанка, манера двигаться, держаться выдают немало, дополняясь чутьем, которое растет с опытом. Возможно, и сейчас старый солдат успел, заглянув в глаза дерзкого юнца, оценить его уровень. Оценить и ужаснуться. И понять, кто в этой горнице главный источник опасности, а кому следует вести себя осторожней… Впрочем, возможно, Шагалан слишком льстил себе такими мыслями, а все было гораздо прозаичнее.

Притушив жесткий взор, старик потупился, опять согнулся дугой, кряхтя, опустился на лавку. Окружавшие юношу воины в растерянности наблюдали, как их предводитель барабанил пальцами по доскам стола. Даже соседи-старейшины вытаращились на него, хотя возражать и не смели. Когда, наконец, после долгого молчания старик поднял голову, лицо его было уже печально.

— Садись, незнакомец. — Голос вновь сделался глухим и скрипучим.

Шагалан покосился на недоумевающих бородачей, отодвинул край лавки, присел. Изъеденное морщинами лицо старика теперь находилось совсем близко. Барокар пожевал губами, сокрушенно качнул седой гривой.

— И много вас таких… ратоборцев?

— Достаточно, — эхом отозвался юноша. — Больше, чем ваших поселков.

— Что, и из комнаты этой выйти сумеешь?

— И за ворота попробую.

— А там небось ждут?

— Не один, понятно, пожаловал.

— Ну, тогда повремени, молодец, уходить, — вздохнул старик. — Толковать будем. Вдумчиво. Эй, там, оставьте-ка нас. И пусть никто не мешает… Так чем же это, удальцы, Волчатник-то вам бедный не угодил?..

И по завершении острой сцены разговор не протекал гладко, сохранялся какой-то лед недоверия, но основное сопротивление надломилось в корне. Через два часа напряженной беседы условия соглашения в целом наметили. Местные старейшины, бесспорно, не имели никакой формальной власти, но к их мнению прислушивались поселенцы по всей стране. Теперь главы хуторов получат необычное веление: в нужный момент запереться за стенами и не отвечать на приказы мелонгов. В бои ни на чьей стороне не вступать, только защищать себя, семьи и дома. Если верх берут повстанцы, барокары полагаются на слово принца Демиона, если же мелонги…

— Виниться придется, каяться, — заключил старик скорбно. — И хоть по закону имперскому свои долги мы выплатили, на службе более не числимся, но к суду потянут как за измену. Не одна голова полетит. И моя — первой. Это тоже держи в уме, парень, когда на битву с северянами отправитесь.

Поселок юноша покинул на закате. Ушел, не оглядываясь, не тревожась за спину. То был успех, существенный и несомненный. Во избежание огласки в тайну переговоров посвящались немногие, но и переволновавшийся Джангес и Сегеш восприняли известие с явной радостью. Еще до начала боев шеренги врагов редели, лишались сильных воинов. Даже строгий Эскобар позволил себе похвалу стараниям разведчиков.

Неприятностями за то же время одаривали главным образом женщины. Вся погруженная в новое состояние Кесси щебетала без умолку. Она восторженно обсуждала каждый еле ощутимый толчок изнутри, прислушивалась к скрытой, но расцветающей там жизни. Наслаждаясь этим, девушка и сама расцвела, похорошела, чуть обозначившийся животик нисколько ее не портил. Излучаемое Кесси счастье было так велико, что заражало всех вокруг. Родители, окончательно смирившись с неизбежным, отгородили дочери в доме собственный угол. Тайные походы в хлев прекратились, теперь Шагалан ночевал вместе с подругой. Хотя столь пристальное наблюдение за прорастающей жизнью и занимало, будущее нежданного ребенка представлялось туманным: спешно жениться юноша не собирался, однако и бросать юную мать на произвол судьбы не хотел. В преддверии войны любые обещания теряли вес, коль скоро давший их назавтра вполне мог попасть в безответные покойники. Юноша попытался было заговорить с Кесси о небольшой сумме денег, которая помогла бы ей в случае чего. Девушке долго не удавалось уразуметь, зачем принимать какие-то монеты. Стоило же осознать, что любимому всерьез угрожает гибель, как разразилась настоящая буря. Слезы текли рекой, рыдания едва глохли в подушке, Шагалан потратил немало сил и нежности, унимая внезапную истерику. Сам Нестион оказался гораздо прагматичнее. Он хмуро выслушал сбивчивое объяснение о грядущих потрясениях, непредсказуемости рока и повстанческой борьбе. Понимающе кивнул и молча взял подготовленные разведчиком золотые.

Отношения с Танжиной тоже складывались непросто. Темпераментная женщина, она кое-как сдерживала свои желания, покамест Шагалан посещал ватагу по крайней мере раз в пару недель. В эти редкие моменты на него обрушивался целый водопад страсти, жаждущей утоления. Только что отошедший от бесхитростной, но жаркой любви Кесси, юноша вовлекался в новый водоворот, где из него буквально выжимали новые подвиги. Обессиленным он возвращался опять к Кесси, после чего думалось уже исключительно об отдыхе. Теперь же, возглавив разведку, Шагалан наведывался в Гердонез еще реже. Ожидавшая Танжина металась загнанной львицей, каждая встреча начиналась со скандала, что, впрочем, не снижало затем накала страстей. Существование другой подружки Шагалан не счел нужным скрывать. Женщина сначала вроде бы приняла это спокойно, даже расспрашивала с интересом, откровенно возбуждаясь, о подробностях забав с соперницей. Помрачнела лишь однажды, когда полусонный юноша упомянул о беременности. Здесь также не обошлось без слез — странные звуки, разбудившие под утро, оказались рыданиями. И вновь понадобились утешения…

А в начале апреля, при очередном появлении в ватаге из затянувшейся отлучки, Шагалан ощутил какие-то чудные перемены. Люди избегали его взгляда, смущенно косились в сторону, расступались, перешептываясь. Умудренный годами старик Сегеш и тот неловко закашлялся, увидев гостя. Разведчика подобные игры заботили мало, он собирался было потребовать прямых объяснений, но не успел.

Подошел Перок, дрожащий, пунцовый от волнения, виновато прячущий глаза. Точнее, его подвели к юноше Джангес с парой мужиков и, выпихнув верзилу, остались поодаль наблюдать за развитием событий. Озадаченный Шагалан долго внимал мучительному мычанию Перка, тщась уловить суть. Потом взял его за плечи и встряхнул, чем заставил людей Джангеса напрячься. Лишь встряхнувшись, Перок наконец сумел выдавить несколько связных слов.

— Согрешил? — Юноша чуть нахмурился, ввергнув беднягу в настоящую панику. — С Танжиной?

— Угу. — Верзила глубже втянул голову.

Джангес в нерешительности переминался поблизости. Сейчас разведчик понял, что со своими людьми тот был призван не столько привести виноватого на суд, сколько уберечь его от немедленной и, вероятно, жестокой расправы. Или, по меньшей мере, постараться уберечь. Перок, похоже, уже готовился к худшему.

— Сама позволила, или силком взял? — спросил Шагалан, сохраняя на лице суровое выражение.

— Да что вы, господин… брат?! — отчаянно дернулся повстанец. — Разве б я посмел?!

— Почему бы и нет? Помнишь, жену купеческую отходил? Для нее, кстати, та история смертью закончилась.

— Да нет же! — заламывая ручищи, взвыл Перок. — Клянусь вам… брат. Честное слово! Ну, хотите, крестное целование приму?! Сама завлекла, в шалаш заманила, хватать начала… — Почувствовав, что недостойно валить все на женщину, он собрался с духом и добавил: — Хотя не скажу, будто очень противился. Каюсь, соблазн велик, загорелся. Когда такая баба предлагается… ни один мужик не устоит. Давно не случалось, вот рассудок и потерял. Ваше теперь право… судить…

— Мое?

— А то как же? Танжина ведь ваша женщина, а я… вот получилось… на чужое вроде позарился…

— Итак, сама обольстила? — усмехнулся Шагалан. — Божишься? А ты, бедолага, не стерпел?.. Ну и правильно сделал. — Перок, не веря собственным ушам, вскинул голову. — Если баба хочет, грех ее не взять. Топай, брат, нет на тебе никакой передо мной вины. С Танжиной разговаривать буду, а с тебя спрос мал.

— Так вы… прощаете меня? — изумился повстанец.

Шагалан отмахнулся.

— Нечего здесь прощать, значит, и речи о прощении не идет. Если, конечно, ты правду сказал.

— Да разве ж я бы вам, брат, в лицо лгал?! Единственно правда, как на исповеди!.. Вот только… с Танжиной… не сурово слишком…

— Понравилась баба? — прищурился юноша. — Знатная мастерица по мужской части, не отнять. Что вступаешься — молодец, но угрозы и для нее никакой. Тут в душе разбираться надо.

Танжина встретила гостя около их жилища. Стояла настороженно, но непокорно, уперев руки в бока. Глаза блестели из-под взлохмаченной рыжей гривы. Юноша, кивнув, нырнул в шалаш — народ и так вдоволь насмотрелся драматических сцен. Сбитая с толку женщина, поколебавшись, заглянула следом.

— Проходи, Танжи, — негромко позвал Шагалан. — Садись рядом, побеседуем.

Такой прием оказался для подруги столь ошеломляющим, что она как-то разом утратила весь свой гонор. Обмякшая, опустилась на лежанку. Некоторое время оба молчали, созерцая пол.

— Уже просветили? — спросила женщина. — Перок?

— Он. Действительно сама пожелала?

— Сама. — Танжина вздохнула глубоко, со стоном. — Мочи не стало эту истому терпеть, тебя поджидая. Все нутро истерзалось, спеклось, хуже пытки какой! А Перок ни при чем. Славный парень, простоватый, но… сильный.

— Обратно на больших мужиков повлекло? — хмыкнул Шагалан.

— В такую минуту всякий мужик лучше разгуливающего где-то дружка, — покосилась Танжина. — Теперь-то чего? Бить будешь?

— Зачем? — пожал плечами юноша.

Танжина громко, надрывисто всхлипнула и повалилась ему лицом в плечо.

— Ну неужели рука сама к плети не тянется? Проучи меня, Шагалан, глупую, похотливую кобылу, чтобы впредь неповадно было, иссеки до крови. Что мне для этого еще сотворить? Всю ватагу через себя пропустить, да?

Он кончиками пальцев вытер у нее начавшие собираться слезы.

— Ты свободная женщина, Танжи, а не моя вещь. Вольна поступать, как подсказывает сердце. Я же не Голопуз, понуждать не намерен. Была со мной, когда того желала, нынче можешь выбрать другого. Любого осчастливит подруга вроде тебя.

— Свободная женщина? — Голос Танжины дрожал. — Да если б ты только знал, как мне опостылела такая свобода! Тоже ценность! Обычные бабы, завидующие мне, на самом деле во сто крат богаче. Они имеют дом, мужа, детей, законную плеть, наконец!..

— Далась тебе эта плеть. Что, новая волнующая причуда? Успокойся, милая, ничего не случилось страшного.

— Ничего страшного… — Женщина зашмыгала носом у него на груди. — Чудо ты мое горькое, на беду подаренное. И ревности в тебе не растормошить, не то что любви. И не покорить тебя, и не бросить… Ни слез не ведаешь, ни подлинного веселья… Сподобил Господь… Как там твоя пузатая-то? Ты уж побереги ее, милый, постелью не утомляй, пускай выносит дите. А пока это длится, я как-нибудь твою силу приму. Хотя строгой верности не обещаю, но от долга своего не отрекусь… И нечего скалиться! Тебя еще многому учить предстоит, папаша, а то одни головы отрывать и умеешь. А в учении ведь, как издревле заведено, главное — почаще повторять усвоенное. Ну-ка, иди сюда!..

Толикой неприятностей поделилась и Ринара — тем более странно, поскольку ее отношения с Шагаланом оставались весьма запутанными. Похоже, девушка сама не могла решить, как вести себя с единственным другом, а потому металась из крайности в крайность. Если вчера она казалась милой, улыбчивой и едва ли не кокетливой, то сегодня безо всякой видимой причины замыкалась и хмуро отфыркивалась исподлобья. Впрочем, такие перепады отмечались давно, Шагалан привык взирать на них философски, терпеливо дожидаясь очередного светлого периода. Однако в последний месяц возникла иная беда — на юную недотрогу обратил внимание Эскобар.

По прибытии в Валесту командор к монашеской аскезе отнюдь не стремился. Не в пример прочим обитателям лагеря, он мог свободно его покидать, посещая окрестные деревни и городки. А при наличии хоть каких-нибудь монет в кармане тамошние харчевни с трактирами охотно поставляли путникам любые удовольствия: еду, выпивку, игры, женщин. Не обошел интерес командора и Зейну. Смуглянка откровенно старалась и очень быстро заполучила Эскобара в ночные гости. Судя по крикам, сообразительная девушка явила все свои умения, в результате чего ее особый статус в отряде сохранился в неприкосновенности.

Удивительно, зачем при таких возможностях потребовалась еще и Ринара, вдобавок учитывая, что в податливости ее никто бы не заподозрил. Тем не менее Эскобар с усердием взялся за сложное дело. В напряженном ритме подготовки вторжения он умудрялся выкраивать время для учтивых бесед с пугливой девушкой. Та уклонялась от встреч по мере сил, но кавалер находил ее всюду, к тому же на правах командира подчас бесхитростно вызывал к себе. Сказалось ли тут необычное для Ринары галантное обхождение или впитанное с молоком матери благоговение перед дворянством, только шаг за шагом Эскобар продвигался к цели. Вскоре он уже отправлялся с прелестницей на долгие прогулки. По словам ребят, девушка, жутко скованная, смущенная, позволяла командору вести себя под руку и шептать что-то на ушко.

Шагалану подобные события радости не приносили, однако он и на сей раз не препятствовал. Работы скопилось полным-полно. Пока остальные днями пропадали на площадках, шлифуя мастерство, разведчики принялись непосредственно готовить грядущую высадку. В придачу командор лично затеял новые занятия: научить ребят воевать единым отрядом, спаять толпу великолепных бойцов в целостный отлаженный механизм. Непривычная задача давалась трудно. С похвальным терпением Эскобар взращивал тонкие нити взаимодействий, постоянно изобретая и отрабатывая ситуации, из которых ученикам предлагалось достойно выпутаться. В начале апреля он же учредил своеобразный совет, ограниченный, в отличие от предыдущих, загодя очерченным кругом лиц. Кроме самого Эскобара его составили Беронбос, прибывший из Амиарты Бойд, а также Шагалан, Рокош и Керман, успевшие поднатореть в таких заседаниях.

— Важнейший из вопросов, друзья, — срок, — обвел присутствующих жестким взглядом командор. — Очевидно, что вторжение вызревает и неотвратимо свершится. А любой плод требуется убрать вовремя, ни кислятина, ни гнилье не нужны. Наши союзники с Востока, как известно, желали бы заварухи на исходе месяца, но это связано исключительно с их заботами, их расчетами и планами. Не секрет — вступающий первым отвлекает врага и облегчает жизнь последователям. Только вот себе он жизнь осложняет… а то и укорачивает. Если же отрешиться от всяческих посторонних просьб, то откроется совсем иная картина: именно нам подобало бы дождаться лета, войны на Востоке, когда Империи будет уже не до Гердонеза. Аналогично и с принцем — если его рыцари высадятся первыми, то отвлекут мелонгов, расчистив нам дорогу.

— Демион вряд ли согласится, — буркнул сердитый с самого приезда Бойд. — Он не до такой степени отважен и глуп, чтобы очертя голову бросаться в пекло.

— Разумеется, он предпочтет бросить туда других. К примеру, нас. Закавыка в том, что мы не можем непомерно долго сидеть, выясняя, у кого крепче нервы. Удобный момент пройдет, плод переспеет и испортится, пользы не получит никто. Если тем временем еще и Диадон не выдержит удара… вторжение вовсе утеряет смысл.

— Тогда потерпим до финала войны, — пожал плечами купец. — Ведь, как понимаю, добейся Империя успеха на Востоке, нас неизбежно передушат всех до одного. Какая разница, удастся очистить до этого Гердонез или нет?

— Это как же? — громыхнул трубный голос Беронбоса. — Люди потратили на нас десять лет, обучали, наращивали наши силы. Единственное, что попросили в ответ, — пораньше высадиться на родной земле. Не денег, не власти или почестей, просто выполнить свой долг перед Гердонезом не слишком поздно! И мы им откажем даже в такой малости?

— Это не малость, дружище, — поморщился Бойд. — Речь о сохранении наших жизней.

— Да мы и сами туда не пироги есть собирались! Совестно и мыслить, господа любезные, о том, чтобы прятаться за чужие спины. А вдвойне постыдно делать это исподтишка! Ведь никто же не говорил хардаям накануне их отъезда, мол, мы намереваемся дождаться окончания боев? Что, зазорно было выказать собственную трусость?

— Не путай трусость с рассудительностью, все-таки разные вещи!

Эскобар покачал головой, не одобряя бурные препирательства старых приятелей, покосился на Шагалана. Тот, уловив взгляд, поднялся.

— Просьба наших учителей значит очень много. — Холодные, негромкие слова разом перекрыли шум спора. — По-моему, мы должны помочь Диадону так же, как своей родине. Не отсиживаться в кустах, а влиять на ход войны. Если все, что в наших силах, — вовремя вторгнуться, быть посему. Существуют ли иные доводы для отсрочки, кроме заурядных опасностей военных кампаний?

Эскобар окинул взором остальных ребят, вздохнул.

— Хорошо. Пускай конец апреля — начало мая. Как ни печально, данный обет воистину стоит дорого. Что по местам высадки?

— Скоха и Дайсар большей частью завершили осмотр интересующего нас куска побережья, — отозвался Шагалан. — Есть три неплохие точки, еще одна — едва ли хуже. Правда, для переправы рыбачьих лодок не хватит и на половину отряда, потребуется докупить пару баркасов.

— Опять купить. — Бойд фыркнул. — Казна и так почти пуста. А лодки разведчиков?

— Это не в счет, там тесно и вдвоем, — ответил командор. — Получи деньги, Шагалан, и займись покупкой. Привлеки кого-нибудь из тех же рыбаков, они не дадут всучить дрянной товар. А точки ваши хотелось бы исследовать тщательно и лично. Организуешь мне поездку с кем-то из разведчиков?

— Могу и сам сопровождать.

Эскобар помедлил, разглядывая бесстрастное лицо юноши.

— Договорились. Из мест выберем лучшее, а заодно… хоть потрогаю родную землю. Все эти годы о подобном мечтал.

— А есть ли вообще смысл выбирать, командор? — вступил Керман. — Помнится, мы рассматривали вариант, в котором делимся на маленькие отряды. Бороться с ними куда сложнее, а ударная мощь останется внушительной. Но в этом случае логично высаживаться именно в нескольких местах сразу.

— Верно, имелся такой вариант, — кивнул Эскобар, помолчав. — Тут подоплека в том, друзья, как мы собираемся строить нашу будущую войну. Если рассчитываем на долгие недели и месяцы маневрирования, уловок, мелких стычек и постепенной очистки страны, то это вполне разумно… Однако в последнее время я все увереннее склоняюсь к иному пути… Я неплохо узнал ваши, друзья, возможности — они весьма велики и продолжают расти, тогда как силы врага тают. Ушли полки для восточного похода, готовы отказаться от сопротивления барокары, стражники губернатора показали себя никчемными куклами. По сути, настоящий бой ожидается лишь с мелонгами, которые вдобавок распылены. А при таком раскладе напрашивается единый сосредоточенный удар. Например, на столицу. Защитные укрепления там слабые, сотню-полторы латников мы вырежем на улицах без труда. Кажется, принц страстно желал Ринглеви? Получит ее в подарок. Пусть высаживается прямо в порту и начинает созывать своих затаившихся по щелям сторонников. Если их действительно наберется столько, сколько обещалось, дальнейшие события обойдутся и без нас. Барокары запрутся на хуторах, стражники разбегутся, оставшиеся горстки варваров истребят. И неважно, сделают это наемники, благородные рыцари или разбойники из лесных ватаг. С Божьей помощью справятся, а нашу выпросят разве что при серьезном отпоре. Как вам подобный план, друзья?

— Недурственно, — усмехнулся Рокош. — И главное — не усомниться, кого считать подлинными героями-освободителями, так?

Эскобар нахмурился.

— Полагаешь, нам не под силу пробить любой вражеский заслон?

— Почему же, под силу. Тем не менее, командор, это еще не повод выискивать по пути самый прочный из заслонов.

— Скажу вам больше, командор, — вклинился в разговор Шагалан. — Целесообразно не только раздробиться на мелкие отряды, но и резко увеличить число отобранных точек. Каждый отряд должен иметь несколько вариантов и высаживаться независимо, совершая выбор едва ли не в последнюю минуту. Потом, если захотите, можно сливаться вместе и идти хоть маршем на Ринглеви. Лишь момент высадки требует особой заботы.

— К чему такие сложности? — Командор поднял бровь.

— Тут один ответ — Гонсет. Я досыта наслушался о его удивительных талантах, кое с чем столкнулся лично. Этого врага трудно переоценить. Пожалуй, лучше бы Император отозвал из Гердонеза наместника, чем полки.

— Да, да, — кивнул Эскобар. — Знаю, здорово вас застращал старик Гонсет. Однако давайте, друзья, не рисовать жуткие картины, а обращаться к сухим фактам. У разведки есть основания думать, будто мелонгам известно что-либо о нас?

— Конкретно ничего, — неохотно согласился юноша. — Но иначе и быть не могло! Гонсет вечно все предпочитает творить в глубокой тайне. Вспомните, как прилежно он обставлял уход отозванных полков? А попробуйте-ка сказать, от кого это пряталось? От ватажников? Или от наемников принца? Да ведь и остающихся войск вполне достаточно для подавления любых беспорядков. К чему лишние хлопоты? Опять же пропавший исповедник мессира Иигуира…

— А что исповедник? Нашлись какие-нибудь следы?

— Нет, но… его посвятили чересчур во многое. Подобные люди просто так не пропадают.

— В самом деле? — Командор насмешливо прищурился. — Извини, Шагалан, но твои доводы крайне слабы. Вернее, это вообще не доводы. Удивляюсь, что ты не присовокупил к ним давнишнее нападение карательного отряда. Вдруг там тоже не случайность, а коварные происки Гонсета?

— Тогда, вероятно, была все-таки случайность, — буркнул разведчик. — Мелонги зачищали побережье и, не ведая, наткнулись на наш лагерь.

— Рад, что ты не отрицаешь хотя бы это. А теперь вообрази, имеется уйма причин, способных породить твои факты. Крупные воинские силы всегда норовят вывести втайне. Даже слухи о том частенько провоцируют если не войну, то набеги на оголенные земли. Желающим же оторвать себе кусочек Гердонеза, ты в курсе, несть числа. И Валеста — не райские кущи, здесь в окрестностях балуются разбойники, грабят, режут всех подряд. Почему бы в их лапы не угодить и священнику? Чем он лучше других? Я бы, может, заколебался, будь таких совпадений и случайностей, скажем, десяток. Но это все! Как ты там говорил? Существуют ли иные доводы, кроме заурядных военных опасностей?

— Я видел его глаза, — упрямо произнес Шагалан.

Эскобар поморщился.

— Ох, вот этим лишь, прошу, не увлекаться! Еще чуть-чуть, и докатимся до мистики, высших сил, колдовства. А зловредного Гонсета превратим в главного чудодея Поднебесной? С Божьей молитвой… Да вам ли, выученикам хардаев, объяснять?.. В конце концов, нас ожидает война, а не поединок волшебников! Война не совсем обычная, но люди как-никак дерутся уже веками, сложно сочинить очень новое… Впрочем, раскопают разведчики что-нибудь воистину серьезное, обещаю первым признать их правоту. Только поторопитесь, друзья, раз уж сами настояли на раннем вторжении. А пока… предлагаю придерживаться моего плана. Следовательно, на тебе, Шагалан, лодки и места высадки. Не передумал сопровождать меня?

— Съездим, — буркнул юноша себе под нос.

— Вам с Керманом, — командор повернулся к Рокошу, — продолжать занятия. Предельно напряженно, даже самозабвенно. Все лишние дела побоку. Селяне, очевидно, вот-вот затеют пахоту — ни одного человека в помощь. Время сбережения каждого куска хлеба миновало, наступает решающий рывок. Отсюда и тебе, Алиссен, задание — исподволь опустошай запасы. Прикинь, что потребуется максимум на месяц, резко увеличь паек ребятам, пускай отъедаются. Если же запасов мало, закупайте, не жадничайте.

При упоминании денег Бойд тихо застонал.

— Неподходящий момент, Тинас, считать гроши, — бросил в его сторону Эскобар. — Либо добудем много больше, либо поляжем, и вовсе ничего не понадобится. И еще забота тебе, Рокош, — займитесь привезенным оружием.

— Мы начали его готовить. — Юноша пожал плечами.

— Речь не только о том, чтобы насадить лезвия на древки, подремонтировать и заточить. Хотя и это важно. Дадим оружие в руки ребятам. И не потрогать, не распределить за день до битвы, а наработаться с ним вволю. Коль уж идем в бой не с шестами и палками, то и заниматься должны с настоящим железом, срастаясь с ним существом. Вдобавок каждый подберет инструмент по вкусу.

— Подобрать, конечно, здорово, — почесал в затылке Рокош, — лишь бы народ не покалечил друг дружку на радостях-то от новых игрушек. Одно дело шестом махать, другое — отточенной сталью. И доспехи не всегда помогут.

— Что ж, осторожней машите, иного пути не вижу. Доспехи, кстати, тоже посмотрите. Их, разумеется, на всех не хватит, отберем бойцов получше, обрядим и заставим трудиться в полном вооружении.

— Тогда скорее уж не получше, а покрепче, — фыркнул Рокош. — Остальные что, голышом отправятся?

— Выходит, так: валестийские панцири слишком тяжелы, лодки утопим. Высадимся в чем есть, дальше, надеюсь, мелонги поделятся… Впрочем, к местным оружейникам съездить стоит: купите каких-нибудь немудреных щитов, а там, авось, и кольчуги приличные…

— Да вы представляете ли, сударь, — неожиданно взорвался Бойд, — каких денег потребуют столь обширные закупки?! Возьмите то, заплатите за это… Вы действительно намерены потратить все наши сбережения до последнего медяка? Ведь если что-то пойдет наперекосяк, мы останемся нищими оборванцами! Неужели не понятно? Просто немыслимо не сохранить ничего на черный день!

Эскобар выслушал гневную тираду купца, глянул на него исподлобья. Губы скривила язвительная улыбка.

— Я неизменно верил в твою деловую сметку, дорогой Тинас. Убежден, ты не допустишь, чтобы мы зализывали раны босыми и голодными. Если же подобная неприятность таки случится, постараемся и тут выкрутиться. По моим прикидкам, королевского золота имеется еще немало. Однако раз ты настаиваешь на обратном… ладно, проведем ревизию. Подсчитаем наличность, вклады, оценим прежние расходы…

— Вы что, мне не доверяете? — покраснев, взвизгнул Бойд. — Я столько лет добровольно тащил на себе этот воз, а теперь меня собрались ревизовать?

— Что поделаешь, дружище? — Командор уже откровенно ухмылялся. — Деньги нужны позарез, а казна, с твоих слов, пуста. Придется выскребать все зернышки по углам закромов. Вот, например, бродят упорные слухи, якобы твои, Тинас, новые коммерческие затеи в Валесте подняты на наши общие средства.

— Ложь! — Толстяк вскочил на ноги, сжал кулачки. — Гнусный оговор!

— Может быть и так, — развел руками Эскобар. — Завистливые люди склонны распускать лживую молву. Хотя не нахожу, в конце концов, в этом ничего предосудительного: чем годами прятать золото под лежанкой, рациональнее направить его в оборот. Там оно не только сбережется, но и прибыль родит, верно?.. Вот только не следует забывать, для чего деньги брались изначально. Главная цель — Гердонез, не выгода! Потому я и предлагаю осмотреть наше достояние. Если оно окажется совсем худым, обратимся к должникам. Выведем средства из оборота, продадим имущество… Убыточно, разумеется, но как же иначе? Во имя свободы родины вытерпишь и не такое, правда?

Насупленный, красный как вареный рак купец выдавил через ярость.

— А вот представьте себе, господа, старому Бойду тоже небезразлична родина! И в голове его не одна нажива. Желаете привлечь мои средства? Извольте! Знали б меня лучше, не сомневались бы — на благо Гердонеза я с готовностью отдам все. Даже если там и затесался королевский сребреник, то лишь сперва, когда дела в Валесте едва поднимались… Да и к чему что-то выведывать, раз я при необходимости выложу и свое, и общее, не деля? Потребуется, сниму последнюю рубашку, отберу кусок хлеба у семьи…

— У тебя, Тинас, появилась семья? — Командор изогнул бровь.

Бойд сбился, замешкался, покраснел еще больше.

— А почему бы и нет? Я не так стар, чтобы не подумывать о женитьбе.

— Бесспорно, — усмехнулся Эскобар. — Вдобавок весьма обеспечен. Уж не та ли дама, приезжавшая с принцем, счастливая избранница?

— Да в чем вопрос-то? Я не властен ныне в собственном доме? Помнится, сударь, мы вместе взялись освобождать Гердонез, а не устраивать мою частную жизнь! Хейди — прелестная женщина, нежная и заботливая. Что вы имеете против нее?

— Господь с тобой, Тинас! — Командор картинно всплеснул руками. — Разумеется, ты можешь жить с тем, с кем захочешь. Просто… — он вдруг посерьезнел, — пока наша миссия не выполнена, а особенно накануне ее выполнения, советую поостеречься. Забавляйся, дружище, с кем угодно, в Амиарте довольно борделей, только в дом пускай с опаской. Твоя личная миссия тоже не завершена. Ты уверен в своей новой подружке?

— А что случилось? — огрызнулся Бойд. — Теперь уже вам, господин Эскобар, всюду мерещатся шпионы Гонсета? Вероятно, заразная болезнь. Успокойтесь, Хейди такая же беженка из Гердонеза, как и мы с вами. Правда, идеи мести мелонгам не вынашивала, жизнь опустила ее на самое дно, однако это не повод оскорблять ее подозрениями! Что вы в состоянии о ней знать?

— Главное — чтобы ты, Тинас, знал достаточно, — устало отмахнулся командор. — И боюсь я узреть в ней скорее не шпиона, а хищницу без стыда и совести. Из тех, кто бестрепетно прокладывает себе дорогу грудью, насмерть присасывается к подвернувшемуся денежному человеку. Из тех, кто всегда склонны к измене… Впрочем, тебе виднее, лишь бы дело не пострадало. Полагаю, ты все-таки повременишь с женитьбой, по крайней мере до лета?

— Даю слово.

— Тогда поговорим о твоей части работы, дружище. Тут два поля битвы. Прежде всего — Амиарта. Нужно подготовить двор Валесты к грядущим переменам. Без лишних деталей, шепотом, на уровне слухов. Помощи от них никто не ждет, но не должно быть иллюзий насчет вероятной смуты в Гердонезе после варваров. Власть ни в коем разе не рухнет и, следовательно, сумеет, если что, защитить себя.

— С этим понятно, — проворчал Бойд. — Не первый год там вращаюсь. Публика не героическая, но на легкую поживу падкая.

— Затем принц. Как ни безнадежно, толкай его в поход изо всех сил. Своих прикормленных набежников пусть выдвигает не позднее середины месяца. Пока начнут шуметь, пока подтянутся мелонги, пока набегаются за пиратами… Самим господам рыцарям тоже не к лицу засиживаться. Намекни Демиону на других охотников до престола, это его здорово подстегнет. И вообще, как бы установить с обитателями Даго постоянное сношение?

— Почему бы не пригласить сюда кого-нибудь из приближенных принца? Я стану представителем у них, он — у нас. Так и поддерживать связь в любой момент.

— Неплохо, — кивнул Эскобар. — Только что дальше делать с соглядатаем?

— Да что угодно! Связь можно вовремя пережать, а гостя… ну хотя бы взять его в поход. Или сложит голову в бою, или красочно распишет сюзерену ваши славные подвиги. Я, безусловно, рассчитываю на второе.

— И за то спасибо, дружище.

Минуло еще две недели. Вовсю бушевал апрель, благодатное тепло разливалось по продрогшим за зиму рощам. Из-под каждого комочка настырно лезло что-то зеленое, на полянах белели первые цветы, гомонил суматошный птичий хор. В иной год ребята не отказали бы себе в удовольствии созерцания подобного праздника пробуждающейся жизни. Сейчас было не до того. К привычной толкотне в лагере добавился непрерывный железный лязг — многие целыми днями не снимали доспехов, а уж с новеньким оружием не желали расставаться вовсе. На площадках ныне мелькали росчерки настоящей стали, и, хоть не обошлось без ранений, восторг бойцов не знал границ.

Позволив всему совету поучаствовать в принятии решений, Эскобар затем осуществлял их твердо и последовательно. Прибыл представитель принца, коим оказался успевший чуток познакомиться с поселенцами граф Ронфрен. Для высокого гостя с оруженосцем выделили хижину, по местным меркам вполне комфортабельную. Впрочем, никаких претензий на роскошь опытный воин не выражал, молча принимая услуги диковинных союзников. Несколько дней он держался угрюмо, отстраненно, почти не высовывался на улицу. В конце концов, то ли скука, то ли любопытство, то ли наказ сюзерена погнали-таки его в лагерь. Граф подолгу стоял у площадок, наблюдая за занятиями, снисходил подчас до одобрительного кивка. К разговорам не стремился, отвечал односложно, но как-то раз вступил на утоптанный в камень квадрат земли. Теперь, когда никому ничего не требовалось доказывать, его встретили теплее. Что-то изобразили, что-то объяснили, сообща попробовали какие-то приемы. Если графа и смущали поучения со стороны мальчишек, въевшийся в кожу загар прятал это надежно. Резвился рыцарь до седьмого пота, весело и увлеченно. А совершенно запалившись, ушел переводить дух, сперва искренне пожав новым товарищам руки.

Обо всем этом Шагалан узнавал по преимуществу со слов друзей. Сам он до площадок добирался нечасто, мотаясь то по побережью Валесты, то по дебрям Гердонеза. Со Скохой достали пару добротных баркасов, нынче рыбаки на пляже конопатили их и смолили. С определенным напряжением ожидалась поездка с Эскобаром, но Творец, видимо, предпочел потерпеть с испытанием — в последнюю минуту отправиться с командором вдруг вызвался Скоха. Возражений не прозвучало, обменявшись понимающими взглядами, все разошлись.

Кое-какие усилия разведчик предпринимал и в Гердонезе. Разоблачить за столь короткий срок возможные козни Гонсета было, разумеется, делом немыслимым, а значит, не появлялось и аргументов, способных убедить командора в истинной опасности врага. Самое досадное, у Шагалана отсутствовали даже рычаги, методы или пути обнаружения планов мелонгов. Как назло, никаких серьезных событий в окрестностях, никаких облав, сеть атамана, выполнив главную задачу, похоже, погрузилась в блаженную расслабленность. Потому Сегеш с откровенным удивлением выслушал просьбу юноши вновь настроить ее на активный поиск. Цель прежняя — отслеживать воинские отряды, но внимание смещалось к югу, к проливу, к побережью, откуда и подобало заняться войне.

День мчался за днем, чем больше работы старались втиснуть в каждый, тем быстрее исчезали они во мраке прошлого. Словно лодки, перегруженные добром, дни булькающей вереницей уходили в пучину, торопя, подталкивая людей к решающему рубежу. Двадцатого числа Ронфрен сообщил, что флот пиратов атаковал западный берег Гердонеза. Лихим наскоком разбойники овладели множеством мелких городишек и деревень, а вскоре будто бы захватили Шуанси. В это верилось уже с трудом — город размерами и гарнизоном не уступал Галаге. Тем не менее, новость по своим каналам подтвердили Сегеш и Бойд. Бесстрашием или хитростью, но удалось добиться почти невообразимого: вроде бы и сражения заметного не случилось, однако гарнизон, отбиваясь от чудом проникших за стены головорезов, сам покинул город. Разграбление, согласно молве, последовало ужасающее.

Так или иначе, принц сдержал обещание и запустил маховик войны. Долго хозяйничать на западе пираты, конечно, никак не могли, шайкам не устоять перед имперскими полками. Вопрос теперь был только в том, сколь велик окажется запас времени, как скоро Гонсет соберет и переправит к Шуанси войска. И переправит ли вообще. Волнение в стране внезапный налет породил нешуточное, власти взялись спешно снаряжать рати, с разных сторон доносили о бурном перемещении вооруженных отрядов. На первый взгляд, все раскручивалось именно так, как и предполагали обитатели Даго. Шагалана же смущали в творящемся лишь два момента: прежде всего — пестрота привлекаемых врагом сил. Осведомители Сегеша сообщали и о мелонгийских латниках, и о десятках барокаров, не успевших еще отгородиться от войны. Вперемешку с ними попадались едва организованные толпы угрюмых губернаторских стражников, а то и вовсе наемные городские дружины. По рассказам, варвары щедрыми посулами или угрозами поднимали любые имеющиеся войска, многие города и области буквально оголялись, кое-где уже попахивало разгульным безвластием. Кроме того, вызывала недоумение явная хаотичность в перемещениях: одни источники твердили о колоннах, топающих на запад, иные — на юг, третьи — на восток. Подчас отряды просто двигались навстречу друг другу, и вычленить места их скопления никак не удавалось. Это больше напоминало панику, но Шагалан не допускал у Гонсета подобной слабости, да и набег пиратов не смотрелся до того уж устрашающим.

Как бы то ни было, все смутные подозрения оставались исключительно домыслами. Юноша мог сколько угодно чувствовать, что события развиваются не совсем так, как хотелось, однако для предъявления командору он по-прежнему ничем не обладал. А тут вдобавок и личные их отношения, без того сдержанно-ледяные, внезапно обострились. Недели через полторы после памятного совета Шагалан, потрудившись на побережье, возвращался в лагерь. Смеркалось, мир остывал от теплого, духовитого дня. По дороге попались Арашан и Аусон. Нагруженные железом, взмокшие, они неторопливо брели домой с вечерней тренировки. Переглянулись, остановились, загораживая путь.

— В чем дело, братья? — устало спросил разведчик, поскольку сами начинать разговор ребята не спешили.

— Такая… закавыка, брат… — Аусон в нерешительности потер пальцем шрам на подбородке, подарок имперских карателей. — В общем-то, не наша забота… но тебе следовало бы знать. Ринару сейчас неподалеку видели. С командором. Под ручку шли, шушукались.

— Ну и что? — Шагалан пожал плечами. — Будто это их первая прогулка. Если Ринару устраивает подобная компания…

— Да она-то, как обычно, великой радости не выказывала… — Арашан подкинул в руках громыхнувшую ношу. — Скорее уж командор на взводе был, так и льнул к девке, на нас фыркнул. А прогулка и вправду не первая, только до сих пор, брат, все они засветло случались, днем. Смекаешь? При свете вблизи десятков глаз особо не забалуешь. Не то что нынче.

— Как бы твою недотрогу на спину не оборотили, — пояснил Аусон прямолинейнее. — Невинность порушат, потом не заштопаешь.

— Если ей хочется… — Шагалан вздохнул.

— А ты в том уверен, брат? Если девка на кого и теплеет взглядом, то на тебя. А с командором… это больше матери ее, Марики, затея. Вообразила старуха дочери удачную партию устроить, даже про набожность со стыдом забыла напрочь. Сама девку на свидания выталкивает, а та перечить не приучена. Оно, конечно, Эскобар высоко после войны взлететь может, да война еще и не началась. Главное же, полагаю, Ринара для него — игрушка, свеженький, непорочный цветочек, не более. Такому уровню притязаний под стать какая-нибудь родовитая маркиза или графиня. А простая деревенская девушка?.. Стало быть, здесь Марика просчиталась: и выгоды не обретет, и дочери душу опоганит.

— Чего же мне теперь, следить за ними? — нахмурился разведчик. — А добром сладятся? Свечку рядом подержать?

— Вопрос, — усмехнулся Арашан. — Ну, брат, ты его тут, пока не поздно, решай, а нам идти надо. Замучились эту чертову тяжесть таскать, перевезти бы за пролив да там и бросить… А молодые наши вон в ту сторону направились, за холм. Кто знает, вдруг потребуется?

Когда друзья растаяли во мраке, Шагалан с минуту переминался, затем развернулся и пустился, переходя на бег, по еле различимой в свете ущербной луны стежке. Достиг первых кустов, замер. Мало того, что он бесцеремонно лез ныне в чужие дела, так и отыскать укрывшуюся в темноте пару весьма затруднительно. За долгие годы заросли проштудированы лучше собственной ладони, но ситуацию это не облегчало, в ночи без шума поисков не получится. А с шумом… Что он вообще намерен предпринять, если найдет любовников? Не напоминает ли это глупость, именуемую людьми ревностью?..

Сдавленный вскрик впереди пресек колебания. Юноша сорвался с места, изгибаясь между веток, метнулся на звук. Через несколько скачков вопль повторился. Сомнений не оставалось: кричала девушка, и в голосе ее слышалась не любовная истома, а ярость борьбы и призыв о помощи. Теперь уже Шагалан ринулся напрямик, с треском разметывая заросли. Цель совсем близко. Новый, захлебывающийся отчаянием крик. Серые шевелящиеся пятна на крохотной прогалине. Более темная фигура прянула стремительно прочь…

Ринара, скорчившаяся, торопливо собирала свое растерзанное платье. Убедившись, что она в порядке, разведчик перевел взгляд на Эскобара. Мужчины застыли сейчас в трех шагах друг от друга, в позах, внешне безобидных, но таящих полную готовность к бою. Словно древние хищники сошлись они тут, над телом самки, и никто не хотел уступать. Бесстрастные лица, холодные глаза, настороженные руки. Столкновение таких бойцов могло выйти жестоким и с непредсказуемым финалом. В пользу Шагалана были молодость, быстрота и, как он надеялся, чуть большее мастерство. На стороне Эскобара — опыт. И короткий, едва изогнутый меч. Просветленный при участии хардаев дух против хардаевской же стали.

Какое-то время бойцы лицом к лицу, без единого движения оценивали один другого, настраивались на мгновенную схватку. Ощутив важность момента, даже сидевшая на земле Ринара прекратила всхлипывать и затаилась. Наконец ладонь командора шевельнулась, медленно вытянула наполовину из ножен матовую полосу клинка. Шагалан отметил: явная угроза, а если решился на кровь, грозить смысла нет.

— Что ты здесь забыл, брат? — выдавил сквозь зубы Эскобар.

— Мне не по душе принуждение в лагере, — ледяным тоном отозвался юноша, не теряя ни грана готовности. — И около него.

— Напрасно беспокоился. Ничего страшного, заурядные человеческие дела.

— А по-моему, девушка не желает этими делами заниматься.

— Чепуха, бабские капризы. Все они поначалу дрожат и брыкаются, зато дальше их не остановишь.

— Но если она упорствует всерьез, силком волочь нельзя.

— Нельзя? И ты собираешься мне не позволить… брат?

— Не позволю.

Еще секунду они мерились волчьими взглядами, потом Эскобар выпрямился, вздохнул и с лязгом спрятал клинок.

— Будь по-твоему, Шагалан. Я не настолько глуп, чтобы сокращать собственную армию накануне войны. Тем более ради девичьих прелестей. Ты каждой бабе так бросаешься на выручку, или эта ценна особенно?

— Оставьте ее, командор.

— Понятно. Диковинная у нас все же компания — военачальник подчиняется своим солдатам! И ведь во имя чего шум… Скажи-ка, малышка, разве тебе было плохо со мной?

Испуганно вздрогнув, Ринара сжалась в комок.

— Уходите, сир… пожалуйста…

— Хочешь побыть с ним? Ах, маленькая плутовка! Ладно, извини, если чересчур… торопился и напирал. Надеюсь, между нами обойдется без обид. Ты остаешься, Шагалан?

— Я помогу девушке, — сухо ответил разведчик.

— Что ж, помоги. — Эскобар оскалился: — Возможно, у тебя получится удачнее. Лишь бы тоже не помешали в самую важную минуту, примчавшись на ее вопли.

С этими словами он повернулся и, хрустя ветками, ушел в темноту. Молодые люди, не шевелясь и затаив дыхание, внимали его шагам. Когда же те стихли совершенно, Ринара вдруг разразилась неистовым рыданием. Ее трясло и качало, она едва не тонула в неукротимом потоке слез. Шагалан опустился на колено, прижал к груди голову девушки: разговорами здесь не утешить, следовало просто дать выплакаться. Придерживая содрогающиеся плечи подруги, продолжал чутко слушать лес. Не то чтобы он вправду опасался нападения — Эскобар, вероятно, был и не чужд коварству, однако в данном случае явно не испытывал в нем нужды. Девушка, похоже, действительно служила ему всего-навсего аппетитной забавой, рядом с высокими политическими целями не стоившей ни гроша.

Мало-помалу рыдания стихли. Всхлипывая и утирая мокрое лицо, Ринара оторвалась от груди юноши, глянула на него снизу вверх и смущенно отвернулась.

— Успокоилась? — негромко спросил Шагалан. — Все миновало, незачем длить переживания. Как ты?

— Что ты имеешь в виду? — Ринара покосилась с подозрением.

— Только самочувствие. Встать сможешь?

— Смогу, — буркнула девушка, разглаживая юбку. — И, если хочешь знать, в остальном я также в полном порядке… Не успел он… немного…

Отводя глаза от Шагалана, она поднялась на ноги. Дернулась в сторону, потом воротилась, произнесла себе под нос, теребя подол.

— Наверное… должна поблагодарить… Совсем уже отчаялась… противиться сил не хватало… Жутко вот так… беспомощной…

— Не забивай голову, Ринара. Я не сделал ничего выдающегося.

— Ну да-а, — протянула девушка. — Я же не слепая. Господин Эскобар… он очень сильный… и с оружием. А ты был готов с ним драться голыми руками… Невзирая ни на что… Как ты нас нашел?

— Ребята подсказали. Встретили вас по дороге и сообразили — добром подобные прогулки обычно не кончаются.

— Да. — Ринара понурилась. — Вот и всем это понятно. Одна я, выходит, такая дура.

— Ты ни о чем не догадывалась? Или мать настояла?

— И мать тоже. И сама надеялась… уладится. Он был… любезным, учтивым… Не то, кстати, что вы, ребятки.

— Точно, — хмыкнул юноша, — мы командору, конечно, не чета. Благородным изыскам не обучены, правда, и девок силком в кусты не таскаем.

— Ой ли? А ведь исключительно о том и думаете! Разве я не вижу ваших горящих глаз? Особенно после того, как кормежку увеличили… По лагерю пройти боязно.

Шагалан пожал плечами.

— Я и не говорю, будто тебя никто не хочет. Ты красивая девушка, которую естественно вожделеть. Но заметь, насиловать собрались вовсе не те, кто обжигал взглядами. От ребят ты такой низости получить не могла.

— Великодушнее дворян? — усмехнулась Ринара. Потрясение, похоже, потихоньку проходило. — Ладно, рыцарь мой, ступай следом.

Со злосчастной прогалины она юркнула в темноту вполне уверенно. Юноша едва успел нагнать, уцепился хвостом за размытой серой тенью. Не сразу сообразил, что идет в противоположную от лагеря сторону, по лесной полосе к самому краю владений поселенцев. Хотел окликнуть взбалмошную девку, но та немедленно принялась тонуть во мраке, потребовалось прибавить шаг. Где-то здесь он бродил минувшим летом, переживая 'кончину мессира Иигуира. Кажется, совсем недавно, хотя с тех пор чего только не приключилось. Где-то рядом и памятная землянка… По таким дебрям, правда, не лучшая идея — носиться ночами: разогнавшись, рискуешь влететь в терновые заросли, неприступной стеной опоясывающие лагерь, разодраться в кровь. Прерывается же терновник в двух точках — на охраняемых просеках к дороге и бухте. Да вдобавок на милой тропинке к побережью, куда сунуться впотьмах не решился бы даже он сам.

Шагалан уже вознамерился было догнать и отвести сумасбродку домой, но тут она вдруг встала как вкопанная. Юноша не налетел чудом. Ринара вывернулась из его ладоней, плавно двинулась кругом.

— Знакомое место? — В голосе ее засквозило прежнее, почти забытое озорство.

— Место как место, — осмотрелся Шагалан. — Ничего особенного.

— Э-э, лукавишь, рыцарь! — Девушка хохотнула. — Вот именно сюда года… четыре или, может, три назад вы с мальчишками бегали… скажем, развлекаться. И вытворяли такое!..

— Тебе-то откуда знать? — Говоря по совести, укрытий для секретных игрищ имелась масса, он и не старался упомнить все.

— А вот и знаю! Зейна водила, когда мы дружили. Показывала, разъясняла…

Юноша с нарочитым укором покачал головой.

— Как не стыдно порядочным, богобоязненным девочкам подглядывать?!

— Ха, это как не стыдно порядочным мальчикам заниматься таким… язык не повернется назвать? И где только прыть бралась? Голодные, уставшие, избитые, а сюда силы находили.

— Зов плоти, что ж тут поделать? — хмыкнул Шагалан. — Не молитвами же умерщвлять.

— Зов… — осевшим голосом подтвердила Ринара. — Да, тяжкое испытание измыслил Творец, наградив человека вечно алчущей плотью. И жизни порой мало на обуздание ее страстей.

— У тебя это вроде получалось неплохо.

— Что ты понимаешь, рыцарь?! Ты даже не догадываешься, какие кошмары я тщусь удержать в себе! О том, чтобы подавить, пока нет и речи.

— А ты всерьез надумала их давить? Все до одного? Стоит ли?

— Стоит, — вздохнула Ринара. — Стоит, Ванг. Не ведаю лишь, по плечу ли мне сей труд. Грехов много, плоть сильна…

— Зовет?

— Бывает. До бестелесного ангела мне еще ой как далеко. Вот и сейчас… с господином командором… Ведь в ужасе Небеса молила об избавлении, легче б, наверное, смерть принять до срока, чем так… А плоть о своем мечтала. Мокрая вся и горячая уже была, дрянь. И силы покидали не потому, что он… слишком могуч… Просто плоть бороться не желала. Выходит, ты меня не только от поругания и позора оградил… Может, и жизнь спас…

— Ты этим, подруга, рассудок-то не забивай. — Юноша нахмурился. — В лагере тебя никто бы не срамил, главное — самой выдуманной виной не упиться. А уж если благополучно разрешилось, то подавно забудь. Выводы сохрани, а остальное забудь как страшный сон.

— Попробую забыть. — Ринара прекратила описывать около него медленные круги, замерла напротив, в трех шагах, повернувшись спиной. — Что же до выводов… Господин Эскобар… там… произнес одну фразу… чаю, единственную, в которой водилось зерно истины. Ведь совсем скоро вы все отправитесь в бой, да? А на войне гибнут даже такие герои. Неведомы планы Господни, выживет ли .хоть кто-нибудь?.. Выживешь ли ты… Мы останемся на мирном берегу, но в случае чего и наша судьба плачевна. Так неужели… неужели до смертного часа кусать локти… попрекать себя последней гордыней?.. Зачем эта проклятая непорочность, если большее не увижу тебя?..

Она суетливо и неловко завозилась у плеча, потом, всхлипнув, опустила руки, и платье с шелестом стекло с нее. Рывком развернулась навстречу остолбеневшему Шагалану. Пыталась удержаться, однако ладони сами собой дернулись, закрывая извечным жестом запретное. Потупила голову, и упавшие волосы спрятали лицо. Юноша шагнул вплотную, коснулся дрожащих плеч. Вид был ослепляющий, он раздувал неистовый огонь, выжигавший разум, но тот еще терпел.

— Ну что же ты, Ванг? — срывающимся голосом прошептала девушка. — Или не знаешь, что надо в такие минуты делать?

Словно отсекая себе пути к отступлению, она вдруг распахнула руки и прильнула к нему всем телом.