"Грани судьбы" - читать интересную книгу автора

Глава 4 Тола. 8-й день до ладильских нон.

Отец Горак ушел из башни вскоре после полуночи. Насколько видел Нурлакатам — в добром расположении духа. Поиск оборотня шел пусть не быстро, зато верно. Кольцо вокруг логова чудовища с каждой ночью сжималось всё теснее и теснее. Заслуга волшебника в успехах охоты была очевидна и неоспорима.

Ни у отца Горака, ни у стоящего над ним Верховного Инквизитора Толы отца Сучапарека, похоже, не было ни малейших подозрений относительно мага. Понятное дело, бесконечно так оставаться не могло, но бесконечность Нурлакатаму была и не нужна. Необходимо было время — достаточное для того, чтобы завершить опыты. Ведь к успеху волшебник был близок как никогда. Похоже, ему удалось подобрать нужные ингредиенты и получить желанный эффект. Теперь оставалось только закрепить его, добиться устойчивости. Работа на пару, максимум тройку ночей.

Нурлакатам покосился на ряды заполненных красноватой жидкостью колб. Сейчас, когда успех так близок, отказаться от задуманного было просто невозможно. Он должен добиться результата. Должен и всё тут!

Самая сложная часть эксперимента удалась ему неожиданно быстро и просто. Раньше он предупреждал благородного Дентора, что опыты могут затянуться на долгие додекады, возможно, придётся похищать не одного оборотня, а двух или трёх. А он, Нурлакатам, смог добиться желаемого с первого раза. Формула заклинания трансформации почти у него в руках. Уничтожено навсегда… Ха!

Уршит злобно усмехнулся. Знания убить нельзя. То, что придумал один человек, сможет придумать и другой. Говорят, какой-то натурофилософ изобрёл огненное зелье, способное взрываться сильнее, чем волшебное заклятье. И, испугавшись содеянного, старик сжег свои жалкие бумаги с расчетами, а сам бежал в неизвестность. Глупец. Он думал, что избавил человечество от своего открытия? На самом деле он его только отсрочил. Рано или поздно придёт день, и другой человек научится создавать такое зелье. А потом третий человек придумает, как создать зелье, которое взрывается ещё сильнее. Это называется — «прогресс». И только наивные глупцы пытаются ему противится. А умные люди, напротив, ставят прогресс себе на пользу. Старик мог бы стать богачом и прожить остаток дней в неге и довольстве, вместо того, чтобы умереть нищим и затравленным беглецом.

Нурлакатам ошибки глупого учёного повторять не собирался. Заклятье трансформации сделает его могущественным волшебником. Конечно, первое время он будет, как и прежде, во всём подчиняться благородному Дентору, ибо сил для открытого сражения с Инквизицией у него всё равно будет недостаточно. Но это — первое время. А дальше будет видно. Возможно он поменяет себе покровителя, возможно нужда в покровители и вовсе пропадёт. Ведь заклятье позволит ему делать не только то, чего не могут делать другие, но и то, что все считают невозможным. Если всё хорошенько продумать и грамотно своим могуществом распорядиться…

Чародей вытер рукой вспотевший лоб. Главное — спокойствие. Главное — не спешить и не наделать ошибок. Не повторять роковых просчётов тех дураков, что начали примерять на себя различные блага раньше, чем сумели взять их в руки. Слишком дорого будет стоить ему такая ошибка. Но он её и не совершит.

Итак, всё внимание опытам. Ещё ночь или две — и всё должно получится. А потом — избавиться от проклятой оборотняшки. К счастью это просто. Игор просто перережет ей горло, а потом вынесет в мешке из города и утопит в польдере где-нибудь подальше от обитаемых мест. Но пока дело не закончена — девочка нужна живой. Приходится рисковать, но другого выхода нет…

С тех пор, как в городе завёлся оборотень, посещение Древа Долга давалось отцу Сучапареку с немалым трудом, и чем дальше — тем с большим. Конечно, о том, что в высокое положение накладывает отнюдь не символические обязанности, Верховный Инквизитор Толы узнал не вчера. Только глупцы полагают, что вся жизнь градоправителя или Верховного Инквизитора состоит из удовольствий и наслаждений. Нет, конечно, и такое бывает, но не так уж и часто. Гораздо больше времени уходит на исполнение обязанностей, всегда обременительных, а порой и откровенно неприятных.

Сучапареку было физически больно смотреть на изливающий кроваво-красное свечение рубин. Каждый раз, подходя к комнате, он в тайне надеялся, что камень погаснет. Можно будет вздохнуть свободно. Конечно, не велика доблесть — доложить Капитулу, что оборотень не пойманным исчез из города, но лучше уж так, чем признаваться в том, что тот прячется в городе, а городская Инквизиция ничего сделать не в состоянии. Хорошо тем Верховным Инквизиторам провинций, в чьих столицах Древа Долго ещё не установлены, а таких по периферии Империи полно, и не сосчитать. Создание Древа — обряд длинный и трудный, требующий участия в молитвах очень многих высокопоставленных инквизиторов и самого Великого Магистра. Немудрено, что в дальних провинциях кворум собирается редко.

Конечно и влияния у Верховных Инквизиторов из захолустья поменьше, и имена их в Капитуле не на слуху. Но сейчас отец Сучапарек отдал бы всё влияние, лишь бы только замять историю с оборотнем, в которой выглядел столь неприглядно. В Капитуле никогда и никого не интересовало, как тот или иной брат старался. Важен был результат. Добился цели — получи награду. Ну, а коли постигла тебя неудача, так воздай хвалу богам, что миновали тебя наказания. Или что они оказались не столь страшными, какими могли бы быть. Последнее уместно сделать даже отправляясь на плаху: для иных неудачников в Ордене практиковали амонтильядо. Говоря по-простому, по-морритски, замуровывали несчастных живыми в подземельях какого-нибудь древнего замка.

Конечно, за не пойманного оборотня никто отца Сучапарека смертью не накажет, не та вина. Но на карьере можно будет ставить жирную точку. А ведь хотелось ещё узреть башни замка Рулы, высокий шпиль храма Пантеона. Хотелось примерить белый плащ с багровым кругом. Неужели придётся доживать до конца дней своих в промозглой Толе, где чуть ли не половину дней в году с небес льётся нудный дождь?

Верховный Инквизитор раздраженно фыркнул. Ладно, посмотрим, ещё не полночь. Конечно, показания Древа не скроешь, но если сегодня или завтра оборотень будет найден или хотя бы покинет город — можно будет объяснить Капитулу произошедшее не теряя лица. Да, оборотень сейчас — самая главная проблема. Надо во что бы то ни стало обезвредить его, а потом заняться драконом. Плотно заняться. Хватит, в конце концов, поощрять глупые и недостойные забавы Луция Констанция.

И да помогут боги. Они просто обязаны помочь. Ведь всё, что делает он, Верховный Инквизитор Толы отец Сучапарек, всё на благо богов и во их имя. Ведь они, боги, могущественны и всеведущи. Так пусть же направят на истинный путь своего верного слугу.

В таком настроении и с такими мыслями отец Сучапарек вот уже какое утро покидал комнату с Древом Долга. Только этим и можно было объяснить, что до сих пор его внимание не привлекло слабое свечение, испускаемое венчающим дерево алмазом. Правда, оно было чрезвычайно слабым, но внимательный взгляд на Древо должен был подметить его в первую же секунду.

Но все эти дни отец Сучапарек бросал на Древо лишь скользящие мимолетные взгляды. Он заранее знал, что увидит свечение рубина, аметиста и берилла, и, убеждаясь в правоте своих предположений, терял к древу всякий интерес. Потому Верховный Инквизитор Толы не подозревал, что уже третьи сутки в городе находится существо, в чьих жилах, пусть и обильно разбавленная человеческой, течёт кровь обитателей высших Планов бытия, в местных верованиях именуемых аасимонами.

— Ну, вот и вы. Прошу, проходите, — приветствовал Мирон Павлинович Нижниченко появившегося в дверях Теокла. За спиной изонистского священника в темноте коридора маячили фигуры в тёмных плащах. — Надеюсь, никого больше ждать не потребуется?

— Не потребуется, — подтвердил изонист, входя в комнату. — Мы пришли все, хотя боюсь, что это вызовет подозрение у хозяина этой харчевни.

— Об этом я позаботился. Полагаю, мои объяснения его удовлетворили, — усмехнулся Мирон, внимательно наблюдая за входящими. Кроме закутанных в плащи эльфийки и огра со священником пришла немолодая пухленькая женщина в плаще и высоком остроконечном колпаке и три разнокалиберных воина: здоровяк, габаритами лишь немного уступающий Олху, бородатый крепыш неопределённого возраста и худощавый юноша с настороженным взглядом.

— Госпожу Льют прошу присесть у стола, — продолжал хозяйничать генерал. — Госпоже… госпоже…

— Моё имя Соти, — приветливо склонила голову толстушка.

— Садись, госпожа. Я могу и постоять, — поднялся сидевший у торца стола Балис.

— Благодарю, почтенный, — Соти одарила высокого воина добрым взглядом ласковой тётушки.

— Замечательно. Олх, этот табурет ожидает тебя. Почтенному Теокл и его друзьям мы сейчас предложим лавку. Саша, Женя, принесите лавку из спальни.

Мальчишки исчезли в соседней комнате.

— Мы, кажется, собирались говорить о важном деле. Зачем здесь дети? — с удивлением и недовольством в голосе поинтересовался Реш.

— Видишь ли, почтенный, этим детям просто некуда деться. Никто, кроме нас, о них не позаботится. Здесь решается и их судьба, поэтому дать им возможность участвовать в обсуждении — справедливо. Не находишь?

— Нет, не нахожу, — фыркнул юноша.

— Твоё право, — пожал плечами Мирон. — Но порядки в нашем доме мы устанавливаем сами.

Реш снова фыркнул.

— Это справедливо, — изрёк Олх. Он тоже полагал обсуждение планов в присутствии малышей изрядной глупостью, но ещё больше не хотел пускаться в длительные и пустые препирания. По чести говоря, они вот уже три дня толкут воду в ступе. Разговоров много, толку — никакого. Сегодня надо решать: либо вместе делать дело, либо раз и навсегда попрощаться со странными незнакомцами. Присутствие детей сильно склоняло ко второму решению, но, если обстоятельства позволяли, Скаут поспешных решений не принимал. Сейчас обстоятельства позволяли.

Мальчишки втащили в комнату лавку, поставили у стены. Женька одарил Реша негодующим взглядом: самому-то, наверное, лет семнадцать, не более, а туда же: «дети». Юноша то ли не заметил, то ли презрительно проигнорировал.

— Ну что ж, начнём? — предложил Нижниченко. опускаясь на табурет. — Не будем тратить время на представления, думаю, познакомимся по ходу разговора.

— Время на представления тратить не будем, но, может быть, ваш друг соблаговолит снять капюшон? — поинтересовалась Льют, кивнув на сидящего на дальнем конце стола Наромарта. — Не знаю, как в ваших краях, но у нас это выглядит невежливо.

— Pedch, elleth Lhyth Ithilgwath![1]- ответил тёмный эльф, отбрасывая капюшон. Эльфийка и её друзья замерли, пораженные открывшимся зрелищем.

— Le ben?[2]- неуверенно спросила Льют.

— Kroif Kwawelin. Fireb estaen Naromarth.[3]

— Eledhech?[4]

— Drow.[5]

— Я и мои друзья очень удивлены, увидев тебя, — овладев собой, Льют перешла на знакомую всем собравшимся морритскую речь.

— Когда мои друзья, — чёрный эльф кивнул на сидящих рядом Йеми и Мирона, — пришли к Теоклу и увидели тебя, они были удивлены не меньше тебя и твоих друзей.

Теокл натянуто улыбнулся. Мирон левой рукой отёр пот со лба, продолжая сжимать в спрятанной под плащом правой пистолет.

Скаут, внешне невозмутимый, прикидывал возможное развитие боя. Лысый человек у окна — явно воин. Высокий бородач, опирающийся о косяк двери в спальню — тоже. Да ещё похоже из тех, которых на раз не завалишь, придётся повозиться. Дети тоже не простые, во всяком случае, у старшего — кинжал в рукаве. Зато, если рывком опрокинуть стол, то Мирона и Лечка можно на время вывести из игры. Нет, лучше валить стол на драу: лучше иметь дело с двумя человеческими воинами, чем с одним чернокожим обитателем глубин. Главное, что при любом раскладе путь к двери в коридор свободен. Только вот, кто сейчас стоит за той дверью.

— Так что, начнём наконец? — прервал тягостное молчание Нижниченко. — Думаю, скрывать друг от друга нам больше нечего. Наша цель — освободить оборотня и одного раба из школы Ксантия. Ваша — освободить дракона. Мы готовы объединить усилия и оказать вам содействие и помощь. Готовы ли вы ответить нам тем же?

— Давайте определимся, какую именно помощь вы готовы нам оказать, — дипломатично ответил Теокл.

— Любую, которая в наших силах. Разумеется, если речь идёт о неоправданном с нашей точке зрения риске, мы предложим поискать другое решение. Но пока что вы не показались мне похожими на тех, кто лезет из кожи вон, чтобы побыстрее встретить свою смерть.

— "Лезет из кожи вон" — очень поэтично сказано, — улыбнулась окончательно овладевшая собой Льют. — Могу тебя успокоить: мы не ищем смерти. Ни своей, ни чужой. Твой друг подтвердит, что мы, эльфы, испытываем глубокое благоговение перед жизнью и любая смерть доставляет нам боль и огорчение.

— Госпожа абсолютно права, — согласно кивнул Наромарт.

— Тем лучше, — Мирон окончательно убедился, что единственный способ прорваться через болото пустой говорильни — это взять инициативу и не позволять разговору уйти в сторону. Иначе до заката будут обсуждать что угодно, кроме дела. — Я предлагаю наметить конкретный план наших совместных действий. Прежде всего, надо решить, кого мы будем освобождать первым.

— Я полагаю, вы что-то уже придумали? — с усмешкой поинтересовался Скаут.

— Да, мы обсудили этот вопрос. Считаем, что начинать нужно с оборотня. И объяснение тут самое простое.

— Какое же?

— Освобождение дракона поднимет шум и переполох. Нам придётся если не покинуть город, то уж точно затаиться на довольно долгое время. В лучшем случае — на хексаду. А освобождение оборотня, если у нас получится не привлекать к нему внимания, пройдёт незамеченным. Нурлакатам не в том положении, чтобы жаловаться властям или отцам-инквизиторам.

— Звучит разумно, — одобрил полуогр. — Но почему именно Нурлакатам? Вчера мы говорили о двух возможных магах-похитителях.

— Это Нурлакатам, мы знаем точно, — уверенно заявил Йеми. — Более того, нам известно, где именно он скрывает свою пленницу.

— Может быть, вы даже можете освободить её без нашего участия? — с некоторым недовольством в голосе поинтересовался Теокл.

— Именно это мы и собирались сделать сегодня ночью, — с самым серьёзным видом кивнул Мирон.

— В таком случае, не понятно, что вам нужно от нас? — заметила Льют.

— Во-первых, время. Если мы не договоримся о совместных действиях, то нам останется только надеяться, что вы не поднимите в городе тревогу, способную расстроить наши планы.

— Не стоило беспокоиться, — по лицу и тону Скаута невозможно было догадаться, говорит ли он серьёзно или же в его словах прячется ирония. — В любом случае, сегодня ночью мы предпринимать ничего не намеревались.

— Тем лучше, — энергично кивнул Нижниченко. — Но не будем забывать и о том, что наша попытка может оказаться неудачной. В таком случае, возможно, потребуется более действенная помощь.

Реш недовольно фыркнул. Полуогр всё так же невозмутимо кивнул головой.

— Хорошо, если у вас не получится, обсудим ситуацию ещё раз. Только не в таком расширенном составе.

— Мы с Лечком готовы завтра нанести вам визит и рассказать, чем закончилось дело. Это вас устроит?

— Вполне.

— Тогда переходим ко второму пункту наших планов: к дракону. Здесь ситуацию лучше знаете вы.

— Ситуация почти та же, что и с оборотнем, — Олх, наконец-то, позволил себе усмехнуться. — Мы знаем, где именно содержат дракона. Мы знаем, как его освободить. Разница ровно в одном.

— В чём же? — не утерпел Сашка. Мирон повернулся в пол оборота и бросил на подростка неодобрительный взгляд. Тот легонько пожал плечами: дескать, а что такого я сделал?

— Мы не можем освободить Ская сегодня ночью. К сожалению, в школе Ксантия отчего-то усилена ночная стража, и пока они не успокоятся, нам туда не пробраться.

— Чем мы можем вам помочь?

— Если среди вас есть маг, способный сделать хотя бы троих из нас невидимками или на время придать нам облик, скажем, маленьких птиц — это бы решило проблему, — снова усмехнулся Олх.

— Это бы очень помогло, но не решило бы наши проблемы полностью, — поправила Льют. — Магия может многое, но не надо думать, что волшебники способны исполнить любое желание.

Женька тоскливо вздохнул. На героическое фэнтези происходящее мало походило. Больше напоминало торговлю на базаре: каждому хочется и получить побольше, и заплатить поменьше. С таким подходом не скоро Серёжку, Риону и дракона вытащат из заточения. Точно, не скоро.

— Волшебников среди нас нет, — уверенно заявил Мирон. — В магии немного смыслит Наромарт, в силу своего происхождения, но…

— Сделать кого-нибудь невидимкой мне не под силу, — чуть виноватым голосом закончил тёмный эльф.

"Врут и не краснеют", — усмехнулся в душе Женька. Не ехидно, не горько, а так… равнодушно. Если честно, то и правильно делают, что врут. Охраняют душевный покой Олуса Колины Планка. Странный человек этот благородный сет. Дураку понятно, что все они тут занимаются совершеннейшим беззаконием, а моррит упорно умудрялся этого не замечать, да ещё постоянно подчёркивать свою преданность Императору. Устраивать побег дракону, значит, можно, а вот колдовать нелюдям нельзя. Не бред ли? Ну, как такого человека можно назвать нормальным? Явно у него не все дома.

Тем не менее в своём безумии Олус был крайне последователен и взрослые предпочитали ему подыгрывать, чем в чём-то переубеждать. Наверное — правильно. Попробуй, убеди в чём-нибудь человека, у которого мозги клинит. У Йеми вон тоже свои заскоки: он их с Анной-Селеной боится. Реально боится. Хоть кагманец этого никогда не говорил, но маленький вампир чувствовал: неприязнь местного жителя к ребятам вырастала из страха. Нашел, кого бояться. Делать Женьке нечего, как только на Йеми охотиться. А уж Анна-Селена вообще безобидное существо. Если она уж приднестровского сына полка не выпила, когда тот ей сам шейку подставлял, то вообще, наверное, никого и никогда укусить не сможет. Сам Женька бы, наверное, не удержался. Дураков надо учить, а мелкий определённо дурак: сам вампиру под нос шею суёт: пей меня. Вот такие, наверное, и суют пальцы в розетку, а горошину — в ноздри. Мама, прячь спички и ножницы: ребёнок проснулся…

Противно скрипнула чья-то табуретка. Звук вернул внимание замечтавшегося подростка к происходящему в комнате. Говорил Наромарт.

— Конечно, я могу каждую ночь наблюдать за стражей, а потом рассказывать вам, насколько тщательно охраняются стены. Мне это будет совсем не сложно.

— Тогда на этом и остановимся, — подвёл итог зеленокожий здоровяк. Женька знал, что от наполовину орк, а на половину огр. Интересно, на какую половину кто? — И давайте перейдём к третьему вопросу. Вы говорили о каком-то рабе из гладиаторской школы?

— Да, речь идёт об одном мальчике, — кивнул кагманец. — Он ученик первого года в этой школе. К сожалению, мы не знаем, в какой именно казарме его содержат.

Олх поморщился.

— Доставать гладиатора из казармы — очень хлопотно. Их там много, незаметно этого не сделаешь.

— Вот если бы… — начала Льют и замолчала. На мгновение повисла пауза.

— Что — "если бы"? — осторожно переспросил Мирон.

— Если бы можно было передать ему небольшое послание…

— Он не умеет читать, — быстро ответил Балис.

— И потом, кто его передаст, — добавил Йеми. — Подкупить стражника, конечно, можно, но так мы приоткроем свои замыслы. А если стражник предаст?

— Связываться со стражниками в нашем положении слишком рискованно, — подтвердил Нижниченко.

— Да, я согласна. Но жаль. Очень жаль.

— А что за послание? — подал голос Сашка.

Льют и её спутники уставились на мальчишку с откровенным удивлением, но тот, ничуть не смущаясь, выжидательно смотрел на эльфийку.

— В ночь, когда мы будем освобождать Ская, он мог бы пробраться в тот двор, где содержится дракон, — пояснила Льют с лёгким раздражением в голосе. — Скаю будет нетрудно улететь вместе с одним человеком, тем более — юношей. Дракон перенесёт его через городскую стену и опустит на землю в условленном месте. А там он дождётся вашего появления.

— Боюсь, что это невозможно, — вздохнул Мирон. — Дракон — это всё же перебор. Вряд ли ребёнок осмелится подойти близко к дракону, а уж тем более лететь на нём. И это просто опасно. Наверное, свалиться с дракона легче лёгкого.

— Разумеется, удержаться на голой драконьей спине неопытному человеку, а уж тем более ребёнку, крайне сложно, — пожала плечами Льют. — Но Скай мог бы перенести его в лапах.

— Час от часу не легче. Вы представляете себе, какое потрясение для ребёнка — оказаться в драконьих лапах?

Если, конечно, здешние драконы похожи на земные сказки. А судя по рассказам Йеми, так оно и получалось.

Олх развёл руками.

— Ребёнки бывают разными. Мои дочурки летали на драконах не раз и не два. И в лапах летали, и на спине. Ничего страшного не происходило. Но, конечно, про своего ребёнка вы знаете лучше. Если страх перед драконом — неодолимое препятствие, то, конечно, нужно искать другой способ его освободить.

— Дело не в трусости, — вмешался Наромарт. — Дело в привычном и непривычном. Мне приходилось летать верхом на драконе, меня это совсем не пугало. Но по пути в Толу наш корабль попал в сильный шторм. Признаюсь, мне было сильно не по себе. А вот Балис, напротив, опытный моряк и шторм у него страха не вызвал. Но в лапах у дракона, мне кажется, он будет чувствовать себя неуютно.

— Я просто видел, что кораблю реально ничего не угрожает, — пожал плечами морпех. — Чего бояться-то? Разве что, когда проходили рифы. Но ведь у нас был отличный капитан и прекрасная команда. А вот дракона мне и впрямь вблизи видеть не доводилось. Конечно, я бы опасался свести с ним столь близкое знакомство, но если бы Йеми или Наромарт заверили меня, что это нужно и никакой опасности нет…

— Ну, так надо Серёжке так и передать, — вмешался Сашка. — Если вы ему скажете, то он тоже дракона не испугается.

— А ты откуда знаешь? — немедленно взвился Женька. В то, что капитан морской пехоты может подойти к дракону, не наложив полные штаны, поверить можно: всё-таки офицер, человек, многое в жизни повидавший. А двенадцатилетние шкеты смелые только в мечтах и на словах.

Зимой Женькин одноклассник, Витька Бродоколов пошел выносить мусор и захлопнул дверь квартиры. Ключи внутри. Квартира — на последнем шестнадцатом этаже. Родители на работе, а работа — на другом конце города. Вот и сидел Витёк до вечера на шестом, в гостях у братьев Проценко. А ведь мог бы попробовать залезть домой через балкон. Зашел в соседний подъезд, позвонил соседям — и вперёд. Только — страшно это, перелезать с балкона на балкон, когда под тобой шестнадцать этажей высоты, а потом асфальт. Лучше пусть такие трюки в кино Джеки Чан делает.

— Знаю — и всё, — отрезал Сашка и умоляюще посмотрел на Мирона. Спорить с Женькой не хотелось. Знал он таких: раз самом чего-то не может, значит и никто другой этого не может. Нигде и никогда. И жить становится очень легко: я струсил, так и кругом все трусы. Моя хата с краю, сижу и не высовываюсь… Вот и сидел бы, не вякал в спину.

А Серёжка… Нет, Серёжка был не такой. Сашка с самого начала это понял, когда узнал, как тот вместе с Балисом Валдисовичем целый день шел по пустыни. Насколько нелегко даются такие переходы, казачонок знал не понаслышке. А Серёжка вечером ничего: не стонал, не жаловался.

И потом, был он чем-то похож на самого Сашку: обоих осиротила война, оба оказались среди солдат, оба рвались в бой. Словом, хороший мог из Серёжки получиться друг, будь бы он немного постарше. Или будь помладше сам Сашка. А так… А так, хоть они и не друзья, но в том, что Серёжка всё поймёт и сделает как надо, Сашка не сомневался. Только бы старшие не отказались от этого плана и придумали, как передать малышу весточку. Потому казачонок и смотрел на генерала с такой надеждой. А ещё в голове у Сашки потихоньку начинал оформляться план операции.

— Может быть, — задумчиво произнёс Нижниченко. — Может быть, мальчик и сможет справиться со страхом перед драконом. Но есть ещё одна опасность: не поймает ли его стража на пути в драконий двор?

— Я же рассказывал, как мы пробирались внутрь, — возразил Олх. — Не ходит там никакая стража. Если каменная стена дюжину песов высотой для него не является непреодолимой преградой, то других препятствий быть не должно.

Балис улыбнулся в бороду. Дюжина песов — что-то около четырёх метров. Нужно совсем не знать Сережку Яшкина, чтобы предположить, что такая стена способна задержать его на пути к свободе. Дракон — да, дракон — это серьёзно. А стена — так, мелкое недоразумение. Стена даже в гарнизонах от самоволок большинство солдат не удерживала…

— То есть, нужно только его предупредить, чтобы в нужную ночь он оказался во дворике, где содержат дракона, — подытожил Наромарт. — Надо подумать. Может оказаться, что это не настолько невозможно, как нам показалось в начале. Посмотрим. В любом случае, сегодня ночью я понаблюдаю за тем, как охраняют дракона, и постараюсь понять, можно ли как-нибудь добраться до Серёжи.

Реш скептически хмыкнул, но ничего не сказал.

— Получается, — подвёл итог Скаут, — мы можем отдыхать и наслаждаться жизнью, пока завтра почтенный Мирон не нанесёт нам визит и не расскажет новости.

— Именно так и получается, — согласился Йеми.

Полуогр и эльфийка переглянулись.

— Что ж, мы не против немного побездельничать, — кивнул Олх. — В последние дни ребята усердно работали на Инквизицию, отдых им не повредит. Но хотелось бы, чтобы взятые вами на себя обязательства были выполнены точно и в срок.

— Мы не из тех, кто не знает цены слова, — неожиданно для Скаута ответил лысый мужчина, весь разговор молча стоявший у окна.

— Значит, договорились: завтра с утра мы будем ожидать прихода почтенного Мирона.

Толстяк трактирщик переминался с ноги на ногу и который уже раз утирал о передник потные ладони.

— Понятно всё, — махнул рукой отец Брабец. — Сообрази-ка нам лучше чего-нибудь перекусить, а то уж время к обеду, а мы ещё и не завтракали.

Бедняга выдохнул с таким шумом, будто раздувал в очаге пламя. Брат Пласил поморщился от донёсшегося запаха гнилых зубов.

— Жареных свиных рёбрышек в медовом соусе почтенные отцы откушать не желают?

— Желают, желают, — кивнул отец Брабец. — И по кружке ламбика нам принеси.

— Сию минуту, почтенные отцы, — пробормотал толстяк, пятясь задом от столика, за котором сидели инквизиторы. — Сию минуту подам. Не успеете оглянуться, как…

Поток словоизлияний прервала лавка, о которую запнулся отступающий хозяин харчевни. Трактирщик грузно грохнулся на пол, резво вскочил и с неожиданным для тучной фигуры проворством исчез в дверях кухни.

Брат Пласил сглотнул слюну. Перекусить и вправду не мешало. С самого рассвета они с отцом Брабецом отправились по городским трактирам с целью выяснения личности подозрительных рыжих купцов. Накануне орденские кнехты прошли все городские харчевни и постоялые дома, выясняя, не живут ли в них постояльцы, похожие на человека, убежавшего от брата Пласила в толийском порту. Не пропустили даже "Чёрного дома" и таберну в морритском квартале: отец-дознаватель был человеком дотошным и превыше всего ставил поиск истины. В итоге оказалось, что в городе находятся четверо купцов, напоминающих видом незнакомца, заходившего в школу Луция. И рано по утру отец-дознаватель, прихватив с собой временно приставленного к нему отцом Сучапареком юного брата Пласила, отправился беседовать с рыжими подозреваемыми. Трое из них проживали в харчевнях, расположенных в центральной части города, а последний, по закону подлости — в маленьком трактире у Южных Морских ворот. И, разумеется, все четверо оказались не при чём: ни в одном из них брат Пласил давешнего подозреваемого не опознал.

— И что теперь будем делать? — поинтересовался юноша у нового наставника.

— Есть и пить, — ухмыльнулся в бороду отец Брабец.

— Это я понимаю, досточтимый отец, — молодой инквизитор смутился, присел на табурет, но любопытство взяло верх, и он рискнул повторить вопрос: — Я хотел спросить, как мы будем дальше искать рыжего купца?

— А что ты сам думаешь по этому поводу?

— Ну… — Пласил смешался окончательно. — Я бы допросил с пристрастием мальчишку-раба. И трактирщика из порта. И того наёмника, который продал мальчишку в школу.

— И господина ланисту, — в тон собеседнику продолжил отец-дознаватель.

— Как можно? — с искренним ужасом воскликнул юноша.

— А почему — нет?

— Но он же моррит.

— Инквизиция карает виновных вне зависимости от их положения в государстве. Волю богов не дало приступать никому.

— Но… Разве ланиста виновен?

— Разумеется, — кивнул Брабец. Выражение его лица и голос были абсолютно спокойными и серьёзными, что окончательно сбивало юношу с толку. — Разве в этом грешном мире есть невиновные? Разве не преступает любой из нас заповеди богов? Вот ты, брат Пласил, назовёшь ли себя безгрешным?

— Нет, но… Я приношу покаяние, и боги прощают мою вину.

— Верно. Грех греху рознь. Если человек искренне раскаялся, то боги могут принять его покаяние. Истина в том, брат Пласил, что люди нужны богам. Не знаю уж зачем, но нужны.

— В интернатуре нас учили, что…

Брат Брабец поморщился, и махнул рукой.

— Ты не на экзамене. Я слышал это много раз.

— Но, разве это не правда?

Отец-дознаватель пожал плечами.

— Откуда мне знать. Боги — это боги. А я всего лишь человек.

— Но ведь мы, инквизиторы, верные слуги богов.

Брабец хмыкнул. Лавируя между столиками, к инквизиторам приближался щуплый лохматый мальчонка вёсен одиннадцати с подносам в руках. На подносе оказались две высоких деревянных кружки с пивом, большая деревянная тарелка с хорошо прожаренными свиными ребрами и плошка с соусом.

— Как тебя звать, малыш?

— Эрпоэль, господин, — немного неуверенно ответил паренёк.

— Служишь трактирщику?

— Да, господин, — отвечая на вопросы, мальчишка торопливо переставлял снедь с подноса на стол.

— Отчего твой хозяин подаёт к жаркому медовый, а не острый соус?

— Не знаю, господин. Но если соус тебе не по вкусу, то я…

— Не нужно, — лёгким движением руки инквизитор остановил готового метнуться на кухню Эрпоэля. — Хорошее мясо. Мы с удовольствием съедим его и с таким соусом.

Мальчишка, тем не менее, ушёл очень поспешно. Отец Брабец хмыкнул, качнул головой.

— Видишь, верный слуга. Ничего не знает.

— Он всего лишь ребёнок.

— Боюсь, если у хозяина есть взрослый осёл, от него бы я добился ещё меньше.

— Осёл — жалкая тварь по сравнению с человеком.

— Ты думаешь, что стоишь большего перед богами, чем перед тобой стоит осёл?

Брат Пласил так и застыл с открытым ртом и куском мяса в руке. А отец-дознаватель, как ни в чём ни бывало, принялся обсасывать рёбрышко.

— Отличное мясо, брат Пласил. Отчего ты не ешь?

Мясо было и вправду отличным: сочное, хорошо прожаренное, в меру подсоленное и поперченное. Такое даже инквизиторам случалось отведать далеко не каждый день.

— Прости, отец Брабец, я внимаю твоей мудрости, — смешался юноша.

— Внимай, — милостиво разрешил дознаватель. — Внимай, но не забывай о мясе. Мудрость — вещь очень полезная, но желудок сама по себе не насытит. Что толку мудрецу в познании всех тайн мироздания, если ему нечем насытить утробу. Знавал я аскетов, изнуряющих себя молитвами и постом ради познания мудрости мира.

— И что?

Инквизитор шумно сплюнул дочиста обглоданную кость.

— Смотреть противно. Тощие, плешивые, облезлые и разит от них хуже, чем от шелудивых козлов, не к столу будет сказано. По мне, вся их мудрость медного лорика не стоит. Можно подумать, что этим мудрецам боги второй срок жизни отмерят. Гниют заживо лучшие годы, а потом бессильно воют об утерянном времени. Огурцы плесневелые.

Юноша согласно кивнул. Ограничения интернатуры изрядно тяготили его вольнолюбивую натуру, стремящуюся вкусить радостей жизни. Конечно, получив посвящение и став полноправным инквизитором Света, он приобрёл большие права, но всё равно пока что находился под жесткой опекой старших отцов-инквизиторов, державших молодого человека на коротком поводке.

— Но всё же, отец Брабец, инквизиторы — священники. Разве не священники исполняют волю богов?

— Настолько, насколько способны её постичь. Глупый человек создаёт себе бога по своему образу и подобию. Послушать некоторых мудрецов, — последнее слово дознаватель произнёс с нескрываемым сарказмом, — так Ренс, например, неотличим от старого вояки, напившегося вдрызг в деревенской харчевне и потешающего селян рассказами о былых подвигах. Да чуть ли не в каждой деревне живёт такой ветеран. Отчего же все они — не Ренсы?

Юный инквизитор молчал, не зная, что ответить. В интернатуре о богах говорили иначе, а эти речи изрядно походили на ересь. Но не может же провозглашать ересь отец-дознаватель. Или он нарочно проверяет молодого адепта на крепость веры?

— Отец мой, нас учили, что боги могущественны, но священникам ведома их воля.

— Не только могущественны, но и непостижимы, брат Пласил. Об этом мало кто думает, а надо бы чаще. Да, священники понимают прямые указания, как этот малыш с подносом. Хозяин говорит ему: "Возьми мясо" — он берёт. Говорит: "Отнеси гостям" — он относит. Но доверь завтра мальчишке управлять харчевней, послезавтра она развалится. Человек, дерзающий говорить, что ему ведомы все божьи помыслы и премудрости — глупец или болтун. Представь себе этого паренька, внушающего своим дружкам, что он знает все мысли и планы хозяина харчевни. Если они умны, то не поверят бахвалу.

После длинной речи отец Брабец освежил горло солидным глотком пива.

— Значит, все люди виновны перед богами, и боги непостижимы? — переспросил молодой инквизитор.

— Истинно так. А потому, разбирая всякое обвинение, надлежит думать только о законе. Законы даны нам божественным Императором и Капитулом. Им воля богов ведома лучше, чем нам, простым братьям.

— Но, отец Брабец, ты же сам только что сказал, что воля богов непостижима? — изумился брат Пласил.

— Боги, боги непостижимы. А воля иногда очень даже постижима, — хмыкнул старший инквизитор. — И потом, человек человеку рознь. Этот трактирный мальчишка выглядит смышлёным малым. Хм…

Из дверей кухни даже не вышел, выкатился трактирщик с деревянной плошкой в руках. Направлялся он, конечно, к столику отцов-инквизиторов.

— Почтенные отцы желали острого соуса? Вот, извольте.

— Неплохо, любезный. Сколько мы тебе должны?

— Два марета.

— Вот, возьми. И пусть твоя харчевня всегда будет так свободна от нечестия, как и сегодня.

На лице у хозяина отразилась такая радость, словно ему во двор прикатили полную бочку золота. Низко поклонившись грозным гостям, он снова попятился от столика, но, наученный горьким опытом, быстро развернулся и торопливо шмыгнул в кухню.

— Да, мальчишка соображает, — констатировал отец-дознаватель. — А бывают такие тугодумы, что страшно сказать. Ну, а мудрость Императора и Верховных Отцов оспаривают только бунтовщики и преступники. Прочие же люди исполняют законы благоговейно и с точностью.

Юноша закашлялся. Старший инквизитор резво вскочил на ноги, обогнул стол и двинул его кулаком по спине.

— Уф, — брат Пласил перевёл дух, — спасибо, отец мой.

На самом деле он вовсе не поперхнулся. Просто, насчёт благоговения и точности отец Брабец хватил, и хватил сильно. Конечно, все наставники врут, только в интернатуре, да и у отца Сучапарека всегда понятно, где правда, а где то, что должно говорить. А вот отец-дознаватель перешел от одного к другому столь резко, что юноша откровенно растерялся.

— Ты, брат Пласил, что-то слишком увлекаешься. Если не можешь слушать и жрать одновременно, так и скажи. Закончим трапезу, потом поговорим.

— Нет-нет, отец мой. Если тебе угодно говорить, то внимаю. Больше такого не повторится.

— Да? Впрочем, главное я уже сказал. По закону серьёзной вины ни на ком нет. Наёмник продал раба — его дело. Трактирщик дал напиться человеку — для того и трактир. Глупый мальчишка напоил дракона… нехорошо, конечно, но своё он за это получил. Пытать их закон не заставляет.

— Но, может, кто-нибудь из них скрывает тайну. Пытка заставит его сказать нам всю правду, — упорствовал молодой инквизитор.

Отец-дознаватель допил пиво, утёр бороду и усмехнулся.

— Пытка заставит его рассказать то, что ты хочешь услышать, не более того. Каков бы ни был храбрец, но стоит его взять за рёбра раскалёнными клещами, как храбрости приходит конец. Признается во всём, лишь бы пытка прекратилась. Но к правде это не имеет никакого отношения.

— Так что же мы будем делать? — невнятно произнёс юноша, торопливо дожёвывая мясо. Нехорошо получилось: наставник закончил трапезу, а он всё ещё не осилил свою порцию.

— Будем ждать. Вполне возможно, что этот рыжий и картавый купец остановился у кого-нибудь из своих друзей. Если действительно существует заговор и мальчишка играет в нём важную роль, то этот Рулон обязательно придёт в школу после ладильских календ. Вот там-то мы с ним и поговорим.

— А если заговорщики начнут действовать раньше?

— Только если мальчишка не имеет к ним никакого отношения. В противном случае получается полная бессмыслица: довести до дракона своего человека и ничего от него не узнать. Нет, такими дураками заговорщики быть не могут. Так что одно из двух: либо мальчишка-раб вообще не при чём, либо заговорщики придут за ним после календ. Мне кажется, первое намного вернее.

По коричневой от загара и въевшейся грязи голени ползла маленькая мошка. Ползла медленно, путаясь в бесцветных коротких волосинках, с трудом преодолевая подсохшие кровяные корочки поверх царапин, которых на её пути хватало. Но — ползла. И уже почти добралась до колена.

"Вот упорная", — подумалось Серёжке, — "и чего ей только нужно?"

На спине у мошки подрагивали сложенные вдоль туловища прозрачные крылышки. Нужно куда добраться — могла бы долететь. Нет же, старается, лапками перебирает, только что не пыхтит. А может и пыхтит, кто ж такую малышку услышит.

Жалко, что не божья коровка. Говорят, если божью коровку попросить:

а потом загадать желание, то оно сбывается. Серёжка бы загадал, чтобы быстрей его из школы освободили. Конечно, не самое заветное желание. Если бы у него была возможность выбирать любое желание, то он бы пожелал, чтобы снова были живы мама и папа. Но слишком уже взрослый Серёжка в то, чтобы верить, что такие желания может исполнить божья коровка. А вот маленькое чудо может и прокатит. Дома Серёжка пару раз просил "собачью звёздочку", чтобы его не спрашивали не выученного урока, и действительно, неприятности проходили мимо. А называлась звёздочка «собачьей» потому что…

Острый локоть въехал Серёжке под рёбра. Мальчишка, сразу забыв про звёздочку и мошку возмущённо повернулся к соседу.

— Не отвлекайся, Шустрёнок, — прошипел Ринк. — Вен заметит — получишь.

— Мог бы и полегче толкнуть, — недовольно, но миролюбиво пробурчал в ответ Серёжка. Чего уж там, Ринк поступил как друг. Морон и Кау сегодня уже попробовали плётки одноглазого воспитателя — за недостаточное внимание.

Юный гладиатор ничего не ответил, демонстративно уставился на происходящее на арене. А там начинался бой очередной пары.

По правде говоря, сегодня занятие у младших синих было просто классное. После обеда Вен немного их погонял гимнастикой, а потом привёл на тренировочную арену. Здесь же оказались и желтые и пара групп старших учеников — тоже желтые и красные. Ребята расселись прямо на песке широким кругом, в центре которого один за другим проводили тренировочные бои настоящие гладиаторы из школы Ксантия.

Это было здорово. Даже круче, чем в фильмах. Серёжка любил исторические фильмы. «Даки» там, или «Викинги», или что-нибудь ещё такое. Обязательно бегал в поселковый Дом Культуры, когда там крутили такой фильм. А недавно там открыли видео-салон, так вообще каждый день стало можно клёвый фильм посмотреть. С ушуистами, с каратистами… С самим Брусли, который вовсе не Брусли, а Брюс Ли. А ещё с японскими шпионами ниндзя, которые умеют прыгать по крышам, зарываться в землю и становится невидимыми. Бросил дымовуху и исчез. Классно!

Одно плохо: каждый фильм в видео-салоне стоил рубль. Где взять денег, чтобы посмотреть всё, что хочется? В кино-то проще, детский билет стоил всего десять копеек. Впрочем, Серёжка никогда не унывал. Нет денег на фильм сегодня, можно посмотреть в другой раз. А теперь вот у него, можно сказать, просмотр боевика совершенно бесплатно.

Гладиаторы, конечно, не ниндзи. В песок не зарывались и в дыму не исчезали. Но сразу было видно: сражаются мастера. Они так ловко владели оружием, что Серёжка прямо обмирал от восхищения. Подумать только, всему этому их научили здесь, в этой самой школе. Да, открой бы набор в неё в Днестровске, кое-кто из ребят бы задумался насчёт поступления. И сам Серёжка тоже бы задумался. Быть таким гладиатором — не хуже чем десантником. Или чем морским пехотинцем, как Балис Валдисович.

Только, конечно, обучать нужно по-человечески, без всяких там порок и Дворов Боли. Вот Сережке интересно смотреть на поединки, так он и смотрит внимательно. Именно потому, что интересно, а вовсе не из-за того, что сзади Вен с плёткой прохаживается.

Между тем, в круг после небольшой паузы вышли новые бойцы, и мальчишке стало не до посторонних мыслей. На сей раз против одержавшего уже две победы местного воина Шаульса, использовавшего короткий сильно загнутый меч, вышел ранее не участвовавший в поединках боец с большим овальным щитом и боевым топором.

— Ивес, северянин, — возбуждённо шепнул Ринк на ухо Сережке. — Говорят, раньше был морским разбойником.

— Сейчас Шаульс ему покажет, — уверенно ответил мальчишка. Воин с кривым мечом прочно завоевал его симпатии.

Ринк с сомнением качнул головой, но ничего не сказал.

Соперники на мгновение застыли напротив друг друга, затем медленно двинулись по кругу. Блестящие медные шлемы с личинами скрывали лица, но никто не сомневался, что глаза воинов фиксируют каждое движение противника. Вот Ивес сделал неожиданный резкий выпад, стараясь подсечь топором ногу оппонента. Шаульс отступил на полшага, пропуская удар перед собой, и тут же попытался достать руку северянина клинком. Не вышло: тот проворно отдёрнул руку.

Противники тут же набрали дистанцию и снова медленно двинулись по кругу, словно обходя друг друга. Толиец всё время финтил, проворачивая в кисти рукоятку меча. Серёжка не успел заметить, как оба гладиатора одновременно ринулись навстречу друг другу. С глухим деревянным треском столкнулись щиты. Клинок Шаульса северянин умудрился поймать в ложбину между древком и лезвием топора. На мгновение гладиаторы замерли, затем снова оба отступили.

Пока всё это выглядело разминкой. Но вот толиец перешел в атаку. Удары посыпались на Ивеса со всех сторон. Сережка едва успевал взглядом за мелькавшим клинком. Шаульс легко менял направление и уровень атаки. Вслед за ударом справа на уровне плеч следовала атака на левое бедро, которую сменял удар в голову. Но всякий раз его противник успевал либо увернуться, либо подставить щит. Своё оружие для отражения атак врага северянин не использовал, но, улучив момент, резко махнул им перед собой, заставив толийца отпрыгнуть назад и прекратить атаку.

А затем атаковал уже Ивес. Шаульсу было немного легче: он мог не только уклоняться и отбивать атаки щитом, но и парировать их клинком. При этом северянину нужно было беречь пальцы, ведь у топора гарды нет. Каждое парирование толиец пытался превратить в контратаку, однако его противник не на мгновение не ослаблял внимание и всегда успевал отражать контрвыпады.

Отведённое на поединок время подходило к концу: в верхней колбе больших часов оставалось совсем немного тёмно-синей жидкости. Северянин атаковал, ведь для него это был первый поединок, сил у него было больше, чем у ведущего уже третью схватку толийца. Шаульс, теснимый соперником, отступал по кругу, стараясь держать того на дистанции. Ивес раз за разом прибегал к излюбленному приёму: широкому горизонтальному удару, раз за разом делая всё более глубокий выпад.

И после очередной атаки не успел отдёрнуть ногу. Гнутый клинок толийца распорол северянину бедро. Ручьём хлынула кровь. Сережка на мгновение зажмурил глаза. Когда раскрыл, рычащего от боли Ивеса двое гладиаторов уже тащили под руки за пределы круга. Шаульс, бросивший меч и щит, зажимал рану. Зажимал не очень удачно: за раненым гладиатором по песку тянулась кровавая дорожка. Один из докторов хлопотал над стоящим чуть в стороне коробом. Достал оттуда небольшую выдолбленную из дерева флягу, отомкнул плотно притёртую пробку.

Оттащив подальше, друзья усадили северянина на песок. Кто-то поддерживал беднягу за плечи. Доктор с бутылкой склонился над раненым.

"Что ж они делают, он же сейчас кровью истечёт. Жгут же надо наложить!"

Сережка чуть не сорвался помогать. Остался сидеть только потому, что точно знал: ничем не поможет. Ему просто не дадут подойти к раненому. Завалят на землю, а пока будут разбираться и выяснять, что он хотел, как лучше, помогать уже будет некому. Мальчишка до боли сжал кулаки и закусил губу. Сидеть и смотреть, как человек умирает, не имея возможности помочь. Бывает ли пытка страшнее?

Северянин жадно, крупными глотками пил жидкость из фляги. Дёргался кадык. Даже с того места, где сидел Серёжка было видно, как по телу гладиатора ручьями стекает пот. Вот напиток кончился, Ивес вяло утёр рукой пот со лба. Тяжело поднялся на ноги Шаульс.

Сережка недоумённо хлопнул глазами. Умирать от потери крови раненый гладиатор явно не собирался. Наоборот, он поднялся на ноги и похромал к краю арены. Правая нога была перемазана кровавыми подтёками, да и с песка кровь никуда не исчезла. Но сейчас рана не кровила. Просто фантастика.

— Как это? — изумлённо спросил мальчишка у Ринка. Спросил в полный голос, не подумав даже о том, что за нарушение дисциплины Вен может и плёткой угостить. А вот Ринк предусмотрительно оглянулся на доктора.

Тот стоял совсем рядом, поглаживая рукоятку заткнутой за пояс плётки.

— Поясни ему, — кивнул кривой в ответ на невысказанный вопрос. — Наверное, он никогда такого не видел.

— Ну, ты совсем дикий, Шустрёнок, — выдохнул получивший разрешение говорить юный гладиатор. — Волшебный напиток здоровья, его любой Мастер Слова изготовить может. Только цену ломят… ой-ой-ой…

— И что, любую рану лечит? — изумился мальчишка.

— Конечно, нет. Если руку отрубят, то назад не приставишь.

— Сильно… — только и нашелся что сказать Сережка. Нет, в самом деле, здорово. Вообще, многое в этом мире было интересно и заманчиво. Колдовство, драконы, добрые вампиры… Хотя нет, Анька совсем из другого мира. Но, всё равно, здесь было много хорошего. Только вот сами люди устроили себе здесь плохую жизнь…

— Эй, Вен, — крикнул кто-то из взрослых гладиаторов. — Пусть твой малыш урок отрабатывает. Сгоняй-ка его в бестиарий за песком.

— Точно, — поддержал другой.

Сережка недоумённо уставился на доктора.

— Давай, — кивнул воспитатель синих. — Скажешь Леендерсу, нужен песок. Насыплешь тачку и прикатишь сюда. И чтобы без глупостей. Понял?

— Конечно, господин доктор, — отозвался мальчишка, вставая на ноги. При этом он попытался придать голосу максимальную убедительность. — Я больше не делаю глупостей.

Вен не удостоил мальчишку ответом, вместо этого протянул стёртый медный жетон.

— Вот, если стражник остановит, покажешь ему. Иначе сволочёт тебя во Двор Боли, чтобы не смел без разрешения по школе расхаживать. Понятно?

— Понятно, господин доктор.

— Не хочешь больше во Двор Боли? — криво ухмыльнулся надсмотрщик.

— Не хочу, господин доктор.

Серёжка был самому себе противен. А что делать? Глупо ведь нарываться, когда до освобождения осталось всего ничего.

— Тогда шевелись быстрее.

Странное дело, стоило только мальчишке выйти за ворота арены, как плохое настроение исчезло неизвестно куда. Растаяло, испарилось. И стало на душе легко и свободно. Потому что сейчас он был почти свободен. Даже когда тебя с урока на десять минут раньше отпускают дежурить по столовой — счастье. А ведь занятие синих — не урок… Хотя и песок возить — не по столовой дежурить.

Ворота бестиария оказались распахнуты настежь. Серёжка зашел во двор и снова замер от удивления. И опять было от чего. Дракон — ладно, драконом парнишку теперь было не удивить. А вот то, что каменные статуи, те самые, что раньше стояли около стены, теперь неуклюже суетились возле ног дракона, Серёжку ошеломило. Он сначала даже глазам не поверил, протёр их кулаками. Ничего не изменилось: статуи продолжали трудиться над правой передней драконьей лапой, похоже, натирали её какой-то мазью или чем-то в этом духе. Опять чудеса.

Серёжка огорчённо вздохнул. Чудес полно, а счастья нет. Неудачный мир. Даже жалко тех, кто здесь живёт.

Одна из статуй заковыляла от дракона в сторону Серёжки. По спине у мальчишки пробежали мурашки. В медленных и неуклюжих движениях чувствовалась страшная сила. Такая оторвёт голову и не заметит. Но почти тут же мальчишка заметил стоящий немного в стороне большой медный котёл. Статуя направлялась именно к нему и парнишка облегчённо перевёл дух.

Тем более, рядом с котлом стоял человек, который каменного чудовища, казалось, вовсе не боялся. Только это был не Леендерс, а какой-то другой, незнакомый мужчина: ниже, тоньше, моложе, в богатом кафтане, широкополой шляпе и палкой в правой руке. На происходящее во дворе он взирал с ленивой скукой.

Серёжка внимательно огляделся. Скорпион на месте, медведь на месте. Дракон — само собой. А вот хозяина двора что-то не видно.

— Господин, а где господин бестиарник?

Богатей отвлёкся от стоящей в двух шагах каменной куклы и с тем же выражением ленивой скуки уставился на мальчишку.

— Раб смеет задавать вопросы свободному человеку? Тебя мало пороли, щенок?

Внутри у Серёжки всё вскипело. Больше всего унижало, что в голосе незнакомца совсем не чувствовалось гнева. Словно перед ним не человек, а букашка какая-то назойливая. Сейчас Серёжка Яшкин ему скажет!

Нет, Серёжка Яшкин сейчас промолчит. А скажет маленький раб по кличке Шустрёнок, который должен быть тише воды и ниже травы. Потому что…

— Пристало ли господину, повелевающему каменными статуями, сердиться на глупого раба?

Кажется, здесь очень любят, когда рабы говорят о себе как о каком-то постороннем человеке.

— Статуями? — вот теперь незнакомца проняло, теперь он рассердился по-настоящему. А каменюке хоть бы что: зачерпнула в пригоршню густой мази из котла и потопала себе обратно к дракону.

— Статуями может повелевать любой маг. Я, Мастер Слова Коллетт, повелеваю не какими-то там статуями, а настоящими големами.

Парнишка только глазами хлопнул, причём совершенно искренне. Кто такие големы он не знал. В любом случае, знай бы Серёжка, что они способны двигаться — десять раз бы подумал перед тем, как дракону давать воду… Потом бы, правда, всё равно бы напоил.

— Прости меня, господин. Я жил в деревне и никогда не видел даже самого слабого мага, не говоря уж о мастере слова.

Похоже, эти слова затронули струнку в душе у чародея. Он приосанился и с нескрываемым тщеславием произнёс.

— Видно, что ты неотесанный болван. В следующий раз думай, кого ты видишь перед собой.

— Но, господин, — заныл мальчишка, — меня послали сюда по важному делу. Если я не найду господина бестиарника, меня накажут.

До чего же тяжело быть Мальчишом-Плохишом. Трусить, ныть, клянчить… Хорошо хоть, предавать никого не надо. Этого бы Сережка, наверное, никогда бы не сумел.

Волшебник хрюкнул. Видимо, это должно было означать смех.

— Тебе же хуже. Мне нет никакого дела ни до тебя, ни до этого глупого толстяка. А теперь убирайся с глаз моих, а не то превращу тебя в жабу и скормлю этому дракону.

Серёжка с испуганным видом отошел к колодцу. Угрозу мага он всерьёз не воспринял: без согласия ланисты никто чужой ему вреда здесь не причинит. Если уж бородатый Сучапарек отпустил без наказания, то не этому спесивцу командовать. Хотя, совсем маленький страх всё же шевелился: а вдруг в этом мире маги самые главные и никто им не указ. Но, в любом случае, уходить из бестиария мальчишка не собирался: Вен этого бы явно не одобрил. И насыпать тачку без разрешения тоже Серёжка не захотел, хотя и мог: песок, лопата и тачка были на месте. Но такие действия расходились с образом запуганного и послушного малыша. Играть так играть. Лучше он постоит и посмотрит, что будет дальше.

Тем более, что дальше было очень интересно. Статуи, которые не статуи, а что-то там ещё (сложное название парнишка, конечно, сразу забыл), закончили обрабатывать дракону ногу. Волшебник вытянул в направлении ящера свою палку.

— Шалдан!

Металлические оковы обвились вокруг драконьей лапы. Сережка, забывшись, восхищённо охнул. Это вам не бессмысленные «скорики-морики». К счастью, охнул так тихо, что чародей не расслышал.

— Шалман! — произнёс маг, направив палку на левую лапу. Цепь с глухим стуком упала на землю.

"Да это же у него волшебная палочка!" — понял Серёжка. Ничего себе. В сказках и мультиках палочки маленькие, изящные. Меньше школьной указки. А здесь — с черенок от лопаты. И слово волшебное странное. Шалман — что-то такое вроде воровского притона. Тошкина бабушка всё время ругалась, увидев ребят играющими в карты: "Устроили тут шалман…"

— Работайте, — прищёлкнул пальцами Мастер Слова. Статуи, неподвижно стоявшие подле дракона, зашевелились и приступили к растиранию лапы.

Волшебник повернулся к Сережке, на его лице играла самодовольная улыбка.

— Понял, дикарь, что такое настоящее волшебство?

Мальчишка постарался придать лицу самое восторженное выражение. По правде сказать, слишком уж больших усилий это не потребовало: что там не говори, а зрелище впечатляло. Вот только сам маг вёл себя неправильно, словно начинающий клоун из мюзик-холла. Разве великий чародей будет хвастаться своими способностями перед каждым встречным мальчишкой?

— То-то, — неопределённо, но многозначительно подвёл итог волшебник. Чувство собственной значимости его прямо распирало, но, похоже, он и сам понимал, что зритель попался мелковат. От такого и восхваления звучат неубедительно. Но тут мага осенило.

— А ну-ка, достань мне воды, живо!

"Ещё чего", — подумал Сережка, а вслух произнёс:

— Сейчас, господин волшебник.

— Не "господин волшебник", а "господин Мастер Слова". Я тебе не какой-то там юнец, только что сдавший экзамен.

— Сейчас, господин мастер слова, — покорно согласился мальчишка. — Только не превращайте меня в жабу.

Вообще-то почти наверняка можно было перед чародеем не расстилаться. Подумаешь "мастер слова". Вен ясно сказал: ученики обязаны беспрекословно исполнять приказы, только если их отдают ланиста, казначей, командир стражников и свой доктор. В остальных случаях можно и возразить. Скажем, попробовал бы сейчас Леендерс припахать его клетку чистить, Серёжка имел полное право отправить его куда подальше: без согласия доктора бестиарник не имел права загружать мальчишку работой. Да что там имел право, обязан был отказаться: занятия для ученика гладиатора намного важнее чистоты клеток.

Вот и поить всяких приходящих магов никто Серёжке команды не давал. Но волшебник может нажаловаться? Может. Будет скандал? Ну, скандал, не скандал, а маленький скандальчик точно будет. А Вен сказал, чтобы никаких скандалов. Так что, игра в Плохиша продолжается. В запуганного и трусливого Плохиша.

Волшебник расхохотался.

— Боишься? Правильно боишься. Рабы должны знать своё место и прислуживать господам с душевным трепетом.

Серёжка не удержался и фыркнул в колодец. Ещё чего. Вот бы наколдовать так, чтобы этого волшебника забросило в лагерь армии Спартака. Там бы ему быстро объяснили, что и кому рабы должны. Никакая магия бы не помогла… Хотя, «никакая», наверное, слишком сильно сказано. Если можно заставить работать здоровенных каменных истуканов, то, наверное, и целую армию магией уничтожить можно. Только ведь "мастер слова" не сам колдует, а с помощью своей палки. С палкой, наверное, и Серёжка сможет статуями управлять и драконьи оковы открывать. А вот что волшебник может сам — это вопрос.

"А без спичек ты кто? Ноль без палочки", — вспомнился фильм и ехидная маленькая девчонка, очень похожая на Иринку.

Вытащив ведро, Серёжка поставил его на край сруба. Чародей, потеряв интерес к мальчишке, наблюдал за трудами своих «роботов». Видимо, ему не столько хотелось пить, сколько себя показать. Ну и фиг с ним. Всё равно делать нечего: бестиарника как не было, так и нет, а без него грузить тачку смысла не имело. Или плюнуть на всё?

Уж больно интересные были сегодня занятия. Смотреть на поединки настоящих гладиаторов Серёжке нравилась гораздо больше, чем наблюдать за вознёй каменных санитаров. Обидно зря терять время. Но, нагрузить тачку сейчас, после такого простоя — это точно получить от Вена за нерадивость. Нет, теперь оставалось только стоять на своём.

Мальчишка присел на корточки, оперся лопатками о сруб колодца. Оставалось только ждать и надеяться, что толстяк вспомнит о своих обязанностях и вернётся в бестиарий. Его-то, наверное, во Двор Боли за провинности не отправляют, иначе не шатался бы непонятно где посреди рабочего дня.

— Шалдан! — прервал его размышление окрик мага. Тот снова вытянул свою волшебную дубинку, назвать которую палочкой у Серёжки не поворачивался язык, и снова само собой захлопнулось металлическое кольцо на лапе дракона.

— Место! — маг прищёлкнул пальцами. Каменные статуи так же медленно и безразлично направились к стене, где стояли, когда мальчишка в первый раз попал в бестиарий. Чародей, утратив интерес к происходящему, прислонил посох к стеке сторожки Леендерса, подошел к колодцу и принялся пить прямо из бадейки.

"Великий мастер слова, а пьёт из ведра, как поросёнок", — ехидно подумал Серёжка и на всякий случай отодвинулся подальше. Мелко подрагивающие руки волшебника доверия не внушали. Уронит ещё ведёрко, обольёт водой, а она холоднющая, да и день сегодня не слишком жаркий. Хорошо хоть, без дождя.

Утолив жажду, маг поставил бадью обратно на край колодца, повернулся к успевшим встать на место статуям и опять прищёлкнул пальцами.

— Забвение!

Снедаемый любопытством Серёжка встал на ноги и поинтересовался:

— Господин, и теперь никто не сможет заставить их ходить?

Чародей улыбнулся высокомерно-холодной улыбкой коммерции советника из фильма "Снежная королева".

— Пока я не отдам приказа, их никто не сможет сдвинуть с места.

— И сам ланиста?

— Ланиста? Командовать големами ему не под силу. Ему подчиняются только рабы, воины…

— Эй, Коллетт, ты здесь? — в воротах бестиария появился стражник. — Господин ланиста требует тебя к себе. Немедленно!

— Сию минуту!

Надменное выражение с лица мага словно тряпкой смахнули. Теперь оно светилось сладкой угодливостью. Торопливо, чуть ли не в припрыжку, он выскочил в переулок.

"Ему подчиняются только рабы, воины и ещё некоторые надутые маги", — ехидно закончил фразу мальчишка и тут его взгляд упал на сиротливо стоящую в образованном стенами сторожки и двора углу метлу. Ой-ой-ой…

Серёжка почесал лохматый затылок. Бросил взгляд вокруг себя. С ближней башни закуток не видно: мешает сторожка. С дальних тоже не разглядеть: стены заслоняют. Только крыша той башни, что как раз во дворе учеников-первогодков, поднимается над уровнем стены, но она пуста.

Мальчишка задумчиво опустил голову. Он понимал, что пришедшая в голову идея была уже не шалостью и не бессмысленным вызовом. Если удастся её осуществить, то господам плохо будет на полном серьёзе. Но если его застукают, тогда на полном серьёзе будет плохо ему. Тут уж принудительным загаром не отделаешься. Ланиста отдаст его отцу Сучапареку, а тот… За вчерашний вечер ребята подробно рассказали новичку, кто такие инквизиторы и как они поступают с теми, кого считают виновными. Если хотя бы половина этих рассказов — правда, то инквизиторы эти ничуть не лучше фашистов.

Парнишка вздохнул. Попытаться осуществить задумку — риск, да ещё и какой. В его положении рисковать, конечно, глупо. Буквально накануне освобождения подвергнуть себя смертельной опасности может только дурак. Умный спокойно досидит во дворе до прихода бестиарника, привезёт доктору тележку песка, сторонясь неприятностей и проблем дождётся освобождения… И, каждый раз, подходя к зеркалу будет вспоминать, как трусливо бросил в беде дракона. Вспоминать и мучаться от стыда. Нет уж, спасибо.

Мальчишка ещё раз огляделся. Ни души. Ну и ладно. Пусть он, Серёжка Яшкин, дурак. Зато — не подлец. Нарочито медленно, заложив руки за спину, он подошел к сторожке. Если за тем, как он ходил вокруг колодца наблюдал стражник из башни, то у того не должно возникнуть никаких подозрений. Быстро схватив метлу, выдернул древко, поставил рядом с палкой волшебника. Один к одному, никто не заметит подмены. Мальчишка быстро сунул волшебную палку в пук прутьев и поставил метлу в угол, а обычную палку оставил на месте. Тяжело дыша, вернулся к колодцу. Изнутри тело била мелкая дрожь. Только бы не заметили, только бы не заметили. Но вокруг было спокойно и тихо.

Серёжка зачерпнул воды, обтёр горящее лицо, а потом снова присел у сруба. И почти сразу услышал в переулке шаги.

— А ты что тут делаешь, шкет?

— Меня господин доктор прислал за песком, господин бестиарник. Вот.

Мальчишка протянул Леендерсу жетон.

— Да? А почему ведро наверху? Опять дракона поил?

— Господин бестиарник считает меня дураком? Разве кто-нибудь, побывав во Дворе Боли возвращался туда добровольно?

Толстяк довольно ощерился.

— Что, щенок, пробрало? Будешь знать! А почему ведро наверху, я тебя спрашиваю?

— Я поил мага, господин бестиарник. Ведь за это не наказывают, правда?

Леендерс довольно расхохотался, тряся жирным брюхом. Вид маленького испуганного мальчика явно доставлял ему удовольствие.

— За это не наказывают. А вот за то, что ты тут болтаешь, вместо того, чтобы работать, розги отведать можешь. Живо за дело!

— Да, господин! — пискнул Серёжка, испуганно втянул голову в плечи и опрометью бросился к песчаной куче. Пусть толстопузый смеётся, посмотрим, как он будет смеяться завтра. Если всё получится, по головке его ланиста не погладит. Скорее, отправит во Двор Боли, там бестиарник на своей шкуре попробует то, что устраивал другим. Должна же и в этом мире быть справедливость.

Тачку песка Серёжка накидал почти в один момент, выкатил в проулок, на углу столкнулся с возвращавшимся волшебником. Ещё раз пришлось делать испуганный вид, спешно сворачивать в сторону. Чародей неразборчиво буркнул что-то недовольное, но останавливаться не стал. Ну, и ладно. Лишь бы только ему не пришло в голову испытать волшебную палку перед уходом из бестиария. И остановится подождать нельзя: нужно сделать так, чтобы подозрение ни в коем случае не пало на него, Серёжку. А если он будет постоянно вертеться под ногами, то могут и заподозрить.

Запыхавшись, мальчишка вкатил тачку на арену. Гладиаторы продолжали учебные бои, ученики по-прежнему сидели вокруг поля боя, только теперь оно сместилось с центра к воротам.

— Почему так долго? Плети захотел? — накинулся на Серёжку Вен.

— Простите, господин доктор. Господина бестиарника не было на месте, не мог же я насыпать песок без него.

— Почему — не мог? — опешил наставник синих.

Серёжка уставился на доктора честнейшим взглядом законченного шкодника.

— Господин доктор, мне же приказано быть тише воды и ниже травы. И чтобы никаких скандалов. Вот я и…

— Так теперь и будешь всего бояться? Ты будущий гладиатор или слякоть? Все законы выполняют только слабаки. Сильный человек законы себе выбирает сам. Он нарушает правила, и остальные признают его право на это — потому что он сильный. Понял?

Мальчишка растерянно моргнул.

— Не совсем, господин доктор.

Вен криво ухмыльнулся.

— Понимай. И быстрее. Иначе будет плохо. Здесь не нужны ни слабаки, ни неуправляемые смельчаки. Если ты будешь ходить по струнке, ты никогда не станешь таким, как они.

Широким жестом наставник указал на воинов-гладиаторов.

— Важны не только сила и умение, но и воля. Тот, в ком нет внутренней силы, чтобы сражаться, обречен проигрывать. Пусть у него будет гора мускулов и море мастерства, ему это не поможет. Настоящего воина отличает крепость внутри. А если там пустота…

Доктор выдержал короткую паузу.

— Если там пустота, то уже ничто не поможет. Это не воин и даже не человек. Травоядная скотина, гнилой орех, тупой осёл. Хочешь быть покорным и тупым скотом? Говори!

— Не хочу, господин доктор, — отчаянно мотнул головой Серёжка.

— Тогда смотри на них, — Вен снова указал на гладиаторов. — Каждый из них — смелый воин, готовый выступить против самого сильного врага. В их сердце нет страха. Но когда им отдаёт приказание господин ланиста, они выполняют его беспрекословно. Ты должен стать таким же. Понял?

— Нет, господин доктор.

— Не понял? Почему? — Вен изумлённо уставился на мальчишку.

— Я так не умею, господин доктор, — признался Серёжка, окинув наставника доверчивым взглядом. — Я могу быть смелым, могу — покорным. Но чтобы смелым и покорным одновременно — я так не умею.

И парнишка виновато пожал плечами. Ланиста изумлённо моргнул, хмыкнул, в свою очередь очень внимательно посмотрел на мальчишку.

— Вот, значит, как. Хорошо, буду тебя учить. Хочешь ещё раз попасть во Двор Боли?

— Конечно нет, господин доктор, — искреннее ответил Серёжка.

— Замечательно. Будь смелым, но имей ввиду: за провинность ученикам первого года обычно назначается дюжина плетей. Ты же получишь вдвое. Теперь понял?

— Кажется, понял… господин доктор.

Идиотская мысль, что наставник хочет услышать эту паузу и не накажет, как ни странно оказалась верной. Вен довольно ухмыльнулся и толкнул парнишку к сидящим синим.

— Смотреть за боем внимательно, запоминать! Кау, Бианг, быстро засыпьте там кровь и тоже смотреть!

Как ни были насторожены Йеми и Балис, но возвращения Наромарта не почувствовали ни тот, ни другой. Казалось бы, умение незаметно подкрадываться не пересекалось ни с одной из многочисленных профессий тёмного эльфа, тем не менее, он умудрился появиться буквально из ниоткуда. Только что никого рядом не было, а вот уже стоит привычная высокая фигура, традиционно укутанная в чёрный плащ.

— Дело плохо, — без предисловий заявил Наромарт. — Между каждым этажом башню опоясывают защитные заклятья.

Мужчины синхронно кивнули. Балис даже не удивился тому, что для использованного эльфом слова ему вспомнился более подходящий по смыслу эквивалент из английского языка — glyph. Специальным образом нанесённый набор символов, способный хранить магическую энергию сколь угодно долго.

Хорошо быть полиглотом.

— А если сверху? — предположил Йеми. — Ты можешь поднять меня на крышу?

— Может, и смогу. Но это тебе не поможет. Защита поставлена между каждой парой этажей. Всего их семь, а Риону прячут на пятом. Тебе в любом случае придётся проходить два слоя. А прямо на окно, уж извини, мне тебя не усадить.

— Я понимаю, — досадливо произнёс кагманец.

Вопреки обыкновению, сейчас его недовольство вызывал никак не эльф. В том, что Наромарт старается сделать для спасения Рионы всё, что в его силах, сомнений не было. Другое дело, что проклятый волшебник оказался человеком предусмотрительным. Хотя, может быть, дело и не в Нурлакатаме: несколько дюжин вёсен назад башня Рэлль принадлежала городскому братству Мастеров Слова. Потом маги отстроили себе новую башню, а в старой, по традиции, селился кто-нибудь из оседающих в городе магов-чужеземцев. Наверняка, защитные заклятья остались с давних пор. Магия, не молоко: сколько не жди, всё равно не прокиснет.

— А что за заклятия? — на всякий случай поинтересовался Йеми.

— Так просто не определишь. С нарушившим границу может произойти всё, что угодно. Паралич, удар молнии, ослепление, приступ боли. Всё зависит от фантазии того, кто их накладывал. Но, в любом случае, в башне сразу станет известно, что заклинание сработало.

— И разрушить магию ты не сможешь?

— К сожалению, это выше моих сил.

Кагманец горестно вздохнул. До окошка, за которым держали в заточении Риону, было буквально рукой подать. А он стоял и ничего не мог сделать.

— И нет никакого-никакого пути, чтобы обойти заклинания? Даже самого-самого узенького? Может, я сумею проползти? — вдруг переспросила Рия.

Ящерка изрядно всех удивила, предложив свою помощь при освобождении Рионы. За время путешествия к ней сформировалось стойкое отношение, как к необременительной нагрузке. От вейты давно уже почти ничего не скрывали, но и на какую-либо помощь с её стороны не рассчитывали. Вот и от помощи сначала просто отмахнулись: куда ей. Но почти тут же Йеми осознал, что прирождённая скалолазка, вейта при подъеме на башню обойдёт любого человека с закрытыми глазами, отношение к инициативе Рии быстренько пересмотрели. В итоге, освобождать Риону отправились четверо: Наромарт в качестве разведчика, Рия — на подстраховке, Балис — на случай, если события примут совсем скверный оборот. Йеми же предстояло выступить в главной роли: влезть на стену, перепилить решетку и спуститься вниз вместе с племянницей. Но, увы, всё оказалось намного сложнее.

— Сплошной барьер, — вздохнул Наромарт. — В своё время кто-то не пожалел ни времени, ни сил, чтобы обезопасить своё жилище.

— Лучше бы этот кто-то был не столь дотошен, — проворчал раздосадованный кагманец. Очень хотелось пожелать неведомому магу полное ведро неприятностей, но какой смысл? Наверняка он или все они давно мертвы, а что душам до проклятий этого мира? Может, конечно, кто и способен отсюда достать их и там, в неведомых краях, но уж точно не жупан Йеми Пригский.

— Лучше бы, — согласно кивнул Балис. — Но есть то, что есть. Раз мы не можем отключить эту сигнализацию, надо искать другой путь. Завтра что-нибудь придумаем. А сейчас лучше уйти, нечего здесь торчать попусту.

Йеми вздохнул. Воин был абсолютно прав, и это раздражало ещё больше.

— Идите. А я на разведку к гладиаторской школе. Рию до харчевни проводите.

— Я и сама могу дойти, — прошипела ящерка, плотнее кутаясь в плащ. Гаяускасу в её ответе почудились интонации обиженной старшеклассницы: не опекайте меня как маленькую, я уже выросла. И снова остро кольнула притаившаяся в засаде боль: Кристина.

— Конечно, можешь, — мягко ответил тёмный эльф. — Но всем нам будет спокойнее, если сначала вы втроём дойдёте до харчевни, а уж потом Балис и Йеми отправятся к себе.

— Да ладно, проводим, — нарочито недовольно проворчал Гаяускас, не давая нахлынуть неприятным воспоминаниям. — Ты, главное, сам будь осторожнее.

— Не беспокойся. Я же обещал, что не стану рисковать. Только выясню, как охраняют школу и где держат Серёжу — и ничего больше.