"Земля - Сортировочная" - читать интересную книгу автора (Иванов Алексей)ГЛАВА 5В нашей Сортировке всего два красных флага - над поссоветом и на доме у Лубянкина. Над поссоветом флаг истрепанный, выгоревший, а у Лубянкина его жена тетя Тоня каждый год к седьмому ноября меняет старый флаг на новый. Из политических атрибутов у Лубянкина дома еще есть портрет Сталина и какая-то грамота в рамке под стеклом. Все у нас говорят, что из старых флагов тетя Тоня шьет мужу нижнее белье. Только удостовериться в этом никому не удавалось. В нашу общественную баню Лубянкин не ходит, потому что считает, что представитель власти обязан быть уже высшим существом. Даже на огороде он копается хоть и без фуражки, но в форменных брюках и кителе. В детстве я думал, что Лубянкин совсем особенный человек. Однажды я целый день (только обедать домой ходил) просидел в лопухах за уборной Лубянкина. Я хотел проверить, человек он или нет. Нет, решил я тогда, не человек. Человек не может целый день есть, пить и больше ничего не делать. Один лишь Леха Коробкин сумел развеять миф о Лубян-кине, когда на своем мотоцикле врезался в его баню, - и Лубянкин выскочил наружу в одной мыльной пене на голое тело. Хозяйство свое Лубянкин вел исправно, и порядок у него был образцовый. Из передвижного имущества у него имелось: мотоцикл «Хорьх» (очень старый, списанный со службы и отремонтированный Лубянкиным самолично), корова Пролетарка, котенок Васька (купленный для ловли мышей в подполе за 15 копеек на прошлой неделе у алкаша Сморыгина), свинья Зинка и кабан Враг Народа. Жена Лубянкина тетя Тоня была очень хорошей тетенькой, но какой-то мелкой и суетливой. Продавщица Бескудникова из «промтоваров» признавалась, что за всю ее работу Тонька Лубянкина не давала ей денег бумажками, а все только мелочью, хоть десять рублей. И в доме у Лубянкина полно было всякой мелкой чепухи - занавесочек, салфеточек, вышивок и половичков. Подходя к дому, я увидел, как на скамеечке у низенького заборчика и вокруг по всему двору стоят горшочки и баночки с цветами и рассадой. Я прошел мимо них, взлетел на крыльцо и открыл дверь. Лубянкин сидел в большой комнате под картиной «Девятый вал», читал газету «Социалистическая индустрия» и гладил котенка Ваську у себя на коленях. – Ты к кому? - оглянувшись, удивленно спросил он. – К вам, - запыхавшись, ответил я и сел на сундук напротив него. – В чем дело? - спросил он, откладывая газету. Васька принялся бодать головой его заскорузлую, как подошва, ладонь. Я перевел дыхание и сообщил: – Вы только не пугайтесь… У нас мужики решили денежный поезд ограбить… – Так. Прикрой дверь и сядь за стол, - строго велел мне Лубянкин и прихлопнул окошко, пока я бегал. – Какой денежный поезд? - спросил он, когда я вернулся и сел. Я поскреб башку, соображая, как бы мне все это рассказать, и более-менее связно изложил все, что я слышал о поезде. – Ну, - сурово согласился Лубянкин, - я еще давеча об этом знал. – От кого? - опешил я. – От кого надо, - строго отрезал Лубянкин. «И он тоже от тетки Меркиной…» - разочарованно понял я. Яркий костер моей страсти подернулся пеплом сомнения. – Так что за мужики там в банде? - профессионально начал выяснять Лубянкин. - Фамилии, номера цехов, явки? – Колька Меркин…- неуверенно выдал я.- И все «меченые»… – Есть улики? – Они… - И тут я похолодел от внезапно нахлынувшего воспоминания. - Они… застрелили Поло-винкина!… – Кого?! - шепотом завопил Лубянкин, выпучив на меня свои шары. Клянусь, что если бы они грохнули Ниппеля или Огрейко, он бы спросил: «Чего?!.» А тут его поразила именно жертва, именно то, что это - По-ловинкин! – Половинкина? - с искаженным лицом переспросил он. – Ага, - обомлев, подтвердил я. Лубянкин вскочил и забегал по комнате. Вдруг он остановился в дальнем углу, искоса глянул на меня и тихо спросил: – Что, подловил, провокатор? Я даже не понял, что он это мне говорит, и даже оглянулся по сторонам, а потом осторожно посмотрел в окно. И тут за сиренью в палисаднике я увидел, как по улице спокойно шагает убитый Половинкин в натуральном, так сказать, виде. Я повернулся обратно к Лубянкину, ничего не соображая. – Вот ты и попался, знаменитый контрразведчик!… - медленно и злорадно сказал Лубянкин. Я оцепенел. Мне снова захотелось оглянуться. Лубянкин не торопясь вынул из кармана пистолет и наставил его на меня. – Руки вверх, мятежник, - велел он. Я почувствовал, как руки сами собою поднялись у меня над головой. – Кто руководил этим расстрелом? - быстро спросил Лубянкин. – Орленко, - пискнул я. – Ага, вот ты где, майор Оллего, - кивнул Лубянкин. - Узнаю почерк… Он подошел к столу, вытянул руку и уткнул дуло пистолета мне в лоб. «Сейчас как саданет!…» - подумалось мне. – Ну-с, неуловимый ВАСКА, то есть Восставшей Армии Свободы Контрразведывательный Агент, и где же у ваших повстанцев Информаторий?… И тут как бы случилось чудо. Молча и упруго котенок Васька зигзагом взлетел на стул, потом на стол, а оттуда прыгнул на физиономию Лубянкина и повис на ней, как пушистый противогаз. – Убью, падла!!! - заорал Лубянкин и рванулся ко мне, но упал, повалив стол. С ревом Лубянкин сорвал котенка, но я уже прыгнул через него, пронесся под самым потолком, осыпав его висюльками с люстры, и вылетел в дверь. – Получай!! - завопил Лубянкин и пальнул мне в спину, когда я был уже в прихожей. Я почувствовал ледяной удар где-то ниже поясницы. Сбегая с крыльца, я услышал, как внутренний голос шепнул мне: «Нагнись, идиот!…» Я нагнулся. Надо мной с реактивным воем промчался ухват и вонзился в стену сарая, как двузубое копье. – Мент поганый! - крикнул я Лубянкину и выскочил за калитку. Окошко на фасаде дома с дребезгом распахнулось. Из него высунулся Лубянкин с кровавыми царапинами на морде. Одной рукой он держал за горло котенка Ваську, а в другой руке был все тот же пистолет. Я оглянулся. В этот миг меня окатили две вспышки и дважды ударило - в лоб и в пузо. Я осатанел и через заборчик схватил пару горшков с рассадой. Один горшок унес вглубь комнаты участкового лейтенанта Лубянкина, а другой угодил в «Девятый вал». Но остановиться я не смог и принялся метать горшки один за другим, как мортира. Началось маленькое Бородино. За полминуты все окна в доме опустели. Герань усыпала подножие стены, как фашистские флаги подножие Мавзолея в День Победы. Черепки порхали вокруг, как бабочки, а пыль висела тучей. Когда горшки кончились, я перебежал улицу и забрался в огород Девяткиных, переполз его в картофельной ботве, одолел забор и чинно пошел по переулку Робеспьера по направлению к дому. |
||
|