"Земля - Сортировочная" - читать интересную книгу автора (Иванов Алексей)ГЛАВА 3– Пошли к Кобелевым, Вовтяй,- предложил мне Барбарис, когда мы вышли на крыльцо. - Они «Иж-Юпитер» купили… – Ну их, твои мотоциклы… - хмуро отозвался я. – Пошли тогда к бане, - не обидевшись, снова предложил Барбарис. - Сегодня женский день, по-зырим… – Дурак, что ли? - спросил я. - Там же окна закрасили. Слушай, Барбарис… – Чего? – Пошли в тупики к дяде Карасеву, а? Он же у Кольки Меркина собутыльник! Мы его подпоим и узнаем про ограбление денежного поезда! – И чего делать будем потом? Я подумал. – Ну, посмотрим, как будут грабить… – А чем подпоим Карасева? – Возьмем ведро картошки из вашего погреба, а у него аппарат моментальной перегонки… Он сам и подпоится. – Н-ну, ладно… - заколебался Барбарис. - А почему нашу картошку, а не вашу? Самое лучшее в таких случаях - пнуть ему хорошенько. – Дождешься ты у меня, Вовтяй… - проворчал, удаляясь к погребу, Барбарис. Спустя пять минут он вернулся. В ведре лежала холодная, черная картошка. – Годится, - одобрил я, и мы пошагали к станции. – Вот уедет Колька Меркин за границу, - через некоторое время заговорил Барбарис, - и пойдет в штурмовики к Пиночету… – Врет он все, - хмыкнул я. - И не возьмут его туда вовсе, там карате надо знать. – Дак он знает, - возразил Барбарис. - Когда его в марте братья Криворотовы побить хотели, помнишь, как он их ногами отпинал? – Это все фигня, потому что у настоящих каратистов есть разные пояса - черный там, белый, красный, а у Меркина ничего нет, даже галстука. – Купит. – Нет, - решил я. - Он, наверное, пойдет работать на радиостанцию «Свобода». Помнишь, как он критиковать любит? И я представил, как у нас на Сортировке зимними ночами слушают по радио далекий и изменившийся голос Кольки Меркина, пробивающийся через свист и Пугачеву. – Тогда он про все расскажет, - рассудительно заметил Барбарис. - И про инженера Паранина, и что тетка Рыбец из столовки свиньям ворует, и что дядя Дмитрий Карасев космический шпион и самогонщик, и про танки на железной дороге… И если будет война, на нас бомбу сразу и шандарахнут!… Я похолодел, представив над станцией ядерный гриб в десять раз выше старой водонапорной башни. – Слушай, Борька, - взволнованно сказал я, - надо этих грабителей мильтонам сдать, потому что знаешь, что будет, если бомбу скинут?… – Что? - испуганно спросил Барбарис и замолк. – Всем ерепена крача, - горько подтвердил я. – А если в Пантюхин овраг залезть, то, наверное, можно спастись от радиации… - предположил Барбарис. – Ага, очень можно, - недоверчиво хмыкнул я. – Можно! - горячо заявил Барбарис. - Надо только противогазы! – Очень противогазы, - хохотнул я. - В них, во-первых, потеешь, а в поте и будут все консервоген-ные вещества, а во-вторых, у них же в глазах стекла, и во время вспышки враз ослепнешь!… А вообще,- добавил я, - спастись можно будет только в старых карьерах, потому что там песку много. Но, самое главное, надо при взрыве крепко-крепко зажмуриться, а потом провеять всю одежду от радиации. – И трусы?… - опешил Барбарис. – И трусы, - жестко подтвердил я. – А девки?… Они тоже?… Но договорить мы не успели. Впереди показались кирпичный пакгауз и ограда из железных листов. Мы пролезли в парализованную дверку и через крапиву выбрались на насыпь. Вдоль задней стороны деревянного перрона мы пошли к паровозной стоянке. Под перроном валялись ящики, обломки кирпичей, газеты, бутылки и башмаки. Впереди показались ворота, которые охранял космический шпион дядя Дмитрий Карасев. Вообще-то он охранял тупики, где стояло обширное вагонное хозяйство. О нем все забыли, но все равно берегли. Тут стояли, сейчас припомню, два паровоза, дрезины, платформы, цистерны, еще чего-то - короче, не помню, до фига всего. Этот тупик был обнесен забором с колючей проволокой наверху, а дядя Карасев охранял ворота. Ворота были замечательные, железные, побитые, как рыцарский щит. На них был написан отрывок какого-то грозного слова: «…тужай!» Под ворота убегали ржавые рельсы, а дальше уже расплетались целым веером. Над воротами торчала будка с выбитыми стеклами. Карасев должен был сидеть там, но чаще он, совсем пьяный, лежал за будкой на панцирной сетке, сквозь которую проросла трава. – Скажешь Карасеву, что тебя дядя Толя прислал, - наказал я Барбарису, поднял с земли специальный болт и загрохотал по створкам. Через некоторое время я услышал хруст шагов, а потом скрежет засова. Карасев со скрипом приоткрыл створку и высунул лохматую голову в репьях. – Борька? Вовка? - спросил он, увидев нас. - Вам чего? – Батя прислал… - фальшиво залопотал Барбарис, протягивая ведро. - Просил, как обычно… – Заходи! - заметно приободрился Карасев. Заперев ворота, он перехватил ведро и свистнул своего пса Байконура, у которого были желтые, спившиеся глаза. Мы пошагали по тропинке вдоль забора. Кругом рос чертополох и стояли вагоны. В пустое синее небо скучно торчали ободранные семафоры. Байконур молча брел за нами в высоченной траве, как подводная лодка. – Дядь Мить, - окликнул я Карасева, - вас еще не выследили шпионы диктатора? – Не, Вовка, - сказал он. - У них квалификации не хватает. Мы вышли к свалке металлолома. Все здесь проржавело до дыр. Сбоку аккуратно стояла летающая тарелка дяди Карасева, очень напоминающая трактор «Беларусь», но без колес. – Дядь Мить, - опять спросил я, - а вы правда на ней из созвездия Геркулеса прилетели? – Правда, пацаны, - серьезно ответил Карасев, откинул кожух и высыпал картошку в специальную дырку. - Хотя, может, и из Козерога. Я еще плохо в вашем небе разбираюсь. Он залез в кабину, протер рукавом мутные циферблаты и нажал на рычаг. Затарахтел мотор. Густой сивушный дух пополз во все стороны. Байконур со стоном зевнул и лег на засаленную землю. – А почему ваша тарелка самогон гонит? - спросил Барбарис, не обладавший зачатками поэтического мышления. – Он, пацаны, в еённом двигателе как смазочное масло, - пояснил Карасев, выколачивая из ведра земляные крошки. - Раньше-то, в Козероге, я не знал, что его пьют, а здесь узнал. Двигатель мне сейчас не нужен, а эту систему я эксплуатирую. Он поставил ведро, достал шланг, купленный в прошлом году у артельщика Полубесова за литр сивухи, и опустил его в ведро. Потом подкрутил вентиль-барашек и присел на ящик. Мы с Барбарисом тоже сели. – А Байконур пьет? - спросил я. – Все пьют, - ответил Карасев. - Подрастешь, и ты будешь. Одиноко мне, пацаны, вот я Байконура и приучил. – А как же друзья?… - Я забросил удочку насчет Меркина. – Стараюсь в одиночку, - ответил Карасев. - Боюсь шпионов. – Так вообще не пейте, - сказал Барбарис. – Молодой ты еще, Борька, - грустно произнес Карасев. - Жизни не понимаешь. Для меня, может, это идейный принцип. – Какой еще принцип?… - буркнул Барбарис и качнулся. Я тоже почувствовал, что все поплыло: кабина трактора собралась взлететь в созвездие Козерога, застенчиво засветившееся на небе, у Карасева неудержимо отрастали перепончатые уши и глаза вылазили на стебельках, а Байконур парил в невесомости все в той же лежачей позе. – Такой принцип! - задиристо крикнул Кара-сев. - Я знаешь кем раньше был? Знаешь?! Я лайнер-лейтенантом был, и орденов у меня висело, как у… как у… - он потряс свой ватник за грудь, - как у Гагарина!… Я профессиональный разведчик был и повстанцев выслеживал!… В ведро из шланга потекла тоненькая струйка. – Выследил?… - спросил я, плавая в сивушном тумане и уже плохо ворочая языком. – Пацаны вы мои милые, глупые!…- Карасев обнял нас и попытался заплакать. - Да ведь их хрен выследишь!… Они вот где-то здесь замаскировались, а где, ерепена крача, не понятно никому!… Я с трудом припомнил, зачем сюда приперся. Карасев дрожащими руками приподнял ведро и хлебнул через край, а потом немного плеснул в миску Байконура. Барбарис спекся и задремал, подперев кулаком щеку и поставив локоть на колено. – Дядя Карасев, - твердо сказал я, - я у тебя что спросить-то пришел… - Голова моя пылала. - Самое главное… это… Ты мне скажи: повстанцы - они кто?! – У меня знаешь какая кв-в-валификация?… - спросил Карасев и потряс меня за плечи. - Я с этой самогонкой так з-замаскировался… Другой агент сто лет учиться будет, как под землянина подделаться, а я уже… Уже!… А диктатор наш галактический, ере-пень крачовый и крача ерепенная, разжаловать меня хотел!… – А у тебя… к-классификация!… - тонко и злобно крикнул я. – Да!… - вскинулся Карасев. - Мне нельзя ее терять!… И… и… - он наконец всхлипнул и прижал меня к себе,- и я ж люблю вас… Там же одни андр-роиды, выпить не с кем… Вовка, друг… Как же я там без тебя?!. А больше я уже ничего не помню. |
||
|