"Городской охотник" - читать интересную книгу автора (Волков Алексей)

Выстрел.

«Якоже и мы оставляем должником нашим…»

И снова: «Будь с нами… Иди к нам… Пусти нас в себя… Познай блаженство… Не сопротивляйся… Ты нужна нам… Ты необходима нам! Мы хотим тебя…» Опять выстрел. Снова голос. Пистолет дергался в руках, выплевывая в Алексея крошечные кусочки смерти, глаза Ольги застилали слезы, но руки не слушались ее, палец продолжал давить на курок.

«И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго».

Девушка пыталась читать молитву, но мысли путались, слова молитвы заглушал все тот же голос в голове… К счастью, ни одна из пуль, выпущенных Ольгой и тем, что двигало ее руками, не достигла Алексея. Из воздушного бича в его руке отделялись крошечные смерчики, неслись навстречу смертоносному серебру, из которого были отлиты пули охотников, и рассекали их на части, расшвыривая осколки далеко в стороны. Боек звонко щелкнул о патронник, возвестив о том, что патроны закончились и давить на курок уже незачем. Затвор встал на задержку, оголив курящийся дымком ствол. Ольга увидела, как ее левая рука потянулась к кармашку на поясе, в котором хранились запасные обоймы, так же набитые патронами с серебряными пулями, губительными для нечисти. Она пыталась остановиться, но рука не слушалась, как будто чужая - абсолютно враждебная воля управляла сейчас ее конечностями. Все что ей оставалось - с ужасом наблюдать за тем, как собственное тело предает ее, отказываясь подчиняться сознанию. «Боже! Что же это делается!» Руки жили своей жизнью, правая сжимала пистолет, левая уже подносила к нему новую обойму, начиненную смертью. Обойма плавно вошла в рукоятку пистолета, несмотря на все попытки Ольги к сопротивлению. Рука с пистолетом стала подниматься, разворачиваясь черным зрачком ствола к лицу Ольги. Ствол медленно пополз ко рту. Глаза Ольги, и без того большие, вмиг стали огромными, наполнились отчаянием. Ствол уперся в плотно сжатые губы, обжигая их, палец медленно пополз к курку. Ольга почувствовала, как что-то горячее потекло по ее ногам и в животе вдруг стало противно холодно.

«Господи! Нет! Не-е-т!»

На левом запястье Алексея неярко полыхнуло - сработал оберег, и кожаный шнурок с костяным шариком соскользнул с его руки, ловкой змейкой метнулся к Ольге, опережая ход времени, бурой молнией пробороздив листья, взметнулся по ногам к руке, сжимающей пистолет. Ольга увидела золотистый свет, которым переливался обычный с виду костяной шарик на конце шнурка, сейчас напоминающий диковинную змейку, увенчанную золотой короной переливающихся лучей. Змейка-шнурок изогнулась на руке Охотницы, на мгновение став похожей на готовящуюся атаковать кобру, и ударила светящейся головкой в пистолет, в то самое место, где отпущенный пружиной боек уже устремился к патрону, начисто срезая и боек и капсюль, безнадежно уродуя дорогую заграничную машинку.

И как только пистолет перестал представлять опасность, руки плетьми упали вдоль тела, оружие выскользнуло из рук, и сама Ольга с тихим стоном, похожим на всхлип, повалилась навзничь. «Он меня защитил своим амулетом, обо мне думал», - мелькнуло в гаснущем сознании.

Полуголый Алексей сидел в десяти метрах от ничком лежащей Ольги, спиной к двери дома, который только что чуть не убил их болью и ненавистью десятков неприкаянных душ. С правой руки на землю тягучими каплями падала кровь, собиралась в густую лужицу на листьях около подошвы ботинка. На плотно захлопнутых дверях дома были кровью начертаны руны, запечатывающие зло внутри. Сил у Охотника не было даже на то, чтобы просто подняться, а предстояло еще обойти дом и сделать то же самое со всеми оконными и дверными проемами, не давая внезапно пробудившемуся злу вырваться наружу, в мир беспомощных людей, не только не способных противостоять ему, но и не сознающих того, что любое действие имеет последствия. Не вставая с прогретых осенним солнцем ступеней, Алексей достал из одного из кармашков на поясе перевязочный комплект, зубами разорвал стерильную обертку, достал бинт и перекись водорода. Сорвал жестяную крышечку с пузырька и, морщась, плеснул жидкость на глубокую рану на правом запястье. Перекись тут же зашипела, уничтожая способные вызвать воспаление раны микроорганизмы. Уронив пузырек под ноги, Охотник достал из пакета ватно-марлевый тампон и приложил его к ране. Затем стал плотно бинтовать. Покончив с перевязкой, Алексей поднялся и, шатаясь, пошел к распростертой на земле Ольге, которая все еще была без сознания. Он наклонился над лежащей женой (бывшей, или еще нет?), и стал хлопать ее по щекам здоровой рукой. Без результата. Достал из того же кармашка, что и перевязочный пакет, маленькую желатиновую капсулу с нашатырем и раздавил ее под носом у Ольги. Бесполезно! Попробовал поднять ее на руки и не смог. Слишком много сил потратил на борьбу со взбесившимися душами. Кряхтя, Алексей поднялся с колен и, ухватив Ольгу за куртку, волоком потащил к машине, открыл дверь и с неимоверным трудом погрузил бесчувственное тело на заднее сиденье, пнул ногой стоящий рядом кофр и присел с ним рядом. Взгляд уперся в пижонски-красное крыло внедорожника. Цвет показался неуместным, вызвал дурные ассоциации. «Перекрашу на хрен», - зло подумал Алексей и запустил руки в необъятное нутро кофра. Порывшись в нем несколько секунд, он достал кусок мела, которым обычно чертил магические знаки, и пошел к дому, на ходу бормоча про себя ругательства. Ругался на всех и вся: на себя за то, что плохо подготовился к делу и чуть не гробанулся вместе с женой, на Олега Ефимцева за то, что тот купил этот дом и приперся к ним с заказом, на сам дом, на жившего в нем светило социалистической медицины, на аборты и, почему-то, на Сталина, который и вовсе был не причастен к нынешним событиям, разве что как современник профессора. Подойдя к дому, Охотник пошел вокруг него по часовой стрелке, нараспев произнося слова запирающего наговора и размашисто чертя мелом руны на захлопнутых ставнях, прекрасно понимая, что мел не поможет. Смоет первым же дождем, а крови для такого количества окон у него не хватит, даже если он перегрызет себе коронарную артерию. Тем более что окна были на втором этаже, мезонине, чердаке, и была огромная печная труба, которую тоже надо чем-то заткнуть и запечатать. Но все это не надолго, а значит, надо было как можно быстрее найти средства навсегда обезопасить этот дом и разобраться с его бестелесными обитателями. Как лезть на второй этаж с располосованной рукой, он и представления не имел. Плюнуть на него и оставить до лучших времен? Пока рука не подживет? Пожалуй, так и надо сделать, но, как назло, за домом, там, где не было видно со стороны фасада, отыскалась лестница - старая, наверняка сразу развалится под первым, кто решит на нее взобраться. Тут же стояли банки с краской, валялись кисти, валики и прочие малярные принадлежности. Алексей вспомнил, что тут до него побывала бригада таджикских маляров - штукатуров - плотников - на все руки. Так что вопрос о том, откуда краски и веревки, отпадал. А вот вопрос о надежности лестницы актуальности не терял. Не хотелось ехать домой, заталкивать в машину складную лестницу, возвращаться обратно… Нет, решительно не хотелось. Придется попробовать себя в роли акробата, исполняющего смертельный трюк, ведь если он упадет с этой лестницы, то недолгий полет запросто может окончиться не просто ушибами и ссадинами, а вполне серьезным вывихом или переломом. Окна второго этажа располагались метрах в пяти-шести над землей, а Ольга вряд ли оклемается до ночи. Лежать под окнами дома, в котором черт его знает что набирает силу - погибель. Если уж не от того, что притаилось в доме, так от ночного переохлаждения.

Алексей обошел дом вокруг, запечатав мелом и наговором все окна первого этажа, потом вернулся к машине, открыл дверь багажника и достал бухту крепкого нейлонового троса, взгромоздил его на плечо и нога за ногу поплелся к дому. Притащил из-за дома банку с краской, ножом открыл крышку и выплеснул содержимое под стену, туда, где не было травы и листьев, а серел лишь сглаженный временем каменный фундамент. Кстати, камень выглядел гораздо старше остальной постройки. Алексей мысленно поставил галочку: стоит разобраться с этим вопросом. Потом привязал банку за ручку к тросу, и, раскрутив здоровой рукой получившееся болло, закинул его на крышу. Банка перелетела конек и брякнулась по ту сторону крыши, весело дребезжа покатилась вниз. «Интересно, хватит ли троса?» - запоздало подумал Алексей. Но сомнения оказались напрасными: бухта троса под ногами, шурша, разматывалась, банка дребезжала по крыше. В конце концов с другой стороны дома раздался металлический стук - банка брякнулась на землю.

Обмотав свободный конец троса вокруг дерева, Алексей с сомнением посмотрел на запястье правой руки - по бинту расползалось красное пятно. Рана на запястье, похоже, оказалась слишком глубокой, а может, он просто разбередил ее, пока откупоривал банку и привязывал трос. Стараясь как можно меньше нагружать правую руку, неуклюже действуя одной рукой, он подтащил лестницу к первому оконному проему и прислонил ее к стене. Потом обошел дом и там тоже привязал трос к дереву. Устало присел на нижнюю ступеньку и достал из кармана пачку сигарет «Кэптан Блэк». В меру крепкие, в меру отвратные. Вообще-то он не курил. В их семье курила Ольга, как он ни пытался с этим бороться. Но иногда, особенно когда сильно уставал и выкладывался на очередной работе, Алексей позволял себе сигаретку. А чтобы не привыкать, брал с собой крепкое и гадкое курево. Как сейчас. Охотник достал из кармана на поясе дешевую китайскую зажигалку и чиркнул колесиком, с наслаждением затянулся горьким табачным дымом и закашлялся, на несколько секунд уставился невидящим взглядом на огонек на конце сигареты и, с отвращением бросив ее под ноги, втоптал окурок рубчатой подошвой башмака в листья. Алексей поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы и полез к окну.

Пижонски-красный джип, несся по МКАД. Алексей сидел за рулем в теплом салоне, смотрел на дорогу, ему казалось, что машина заглатывает стелющуюся под колесами дорогу, как огромную серую макаронину. Других мыслей не было. Магнитола хриплым голосом исполняла что-то про молодого казака, задремавшего под ольхой. Радио «Шансон» не было любимой станцией Алексея, но сейчас было абсолютно все равно: шансон, попса, рэп. Даже уродский, по его мнению, блатняк, непонятно почему вдруг названный шансоном, не мог испортить настроение. Ольга на заднем сиденье, укутанная теплым одеялом, так и не очнулась. Что это значило, Алексей не мог понять. Скорее всего энергетический голод, который повлек за собой глубокий обморок. Хотелось бы, чтобы это был просто обморок, а не энергетическая кома. «С обмороком разберемся, - думал Алексей, пристраиваясь за идущей впереди фурой, - а с комой я сейчас фиг справлюсь. Сам на ногах еле стою. И откуда ты взялся, Олег, свет Сергеевич, на наши головы вместе со своим домом? Чтоб тя черти драли во все отверстия! Меня чуть не угробил, Ольга в отключке!… А сам сидит, водку жрет в каком-нибудь кабаке. Вот сволочь! Бизнесмен хренов! Ладно, я ему счет выставлю - не обрадуется. Будет впредь справки наводить, что покупает. А там, может, и думать научится. Сжечь его, дом этот. Да и все. Так нет, нельзя. На лирику живоглота потянуло! Воспоминания у него с этой халупой связаны! Тоже, нашелся пылкий юноша! Да в этот сарай не таджикских строителей бригаду надо было запускать, а отряд шахидов с гексогеном. Чтоб под основание, до фундамента… А подвал засыпать и бетоном залить. Так нет же… воспоминания. А я корячься теперь. Ладно, прорвемся. Не в первой. Да какой там! В том-то и дело, что с такой дрянью первый раз столкнулся. Да… то ли опыта маловато, то ли силенок. Одно из двух. Так, по приезде отзвониться Олегу и рвануть домой. Ольгу на ноги поставить и самому оклематься. А завтра с утра в Лененку, в архив. И копать там, пока чего-нибудь не выплывет.

А там уже и думать будем».

Алексей убавил звук магнитолы, а потом и вовсе ее вырубил. Вытащил из стакана на приборной панели мобильник, и, немного покопавшись в записной книжке, нажал кнопку вызова. Голос абонента раздался лишь после семи гудков и характерного щелчка. Алексей не забыл отметить этот факт.

– Ефимцев у аппарата!

– Олежек, вечер добрый! Алексей беспокоит. От дел не оторвал? Не занят ли? - саркастическим тоном спросил Алексей.

– Какой Алексей? - в голосе бывшего одноклассника слышалось неподдельное удивление. - С которым ты учился в одном классе и жил в одном дворе… - договорить он не успел, на том конце абонент прямо-таки взорвался радостью. - Леха! Братан! Ты? Е-мое, сколько лет, сколько зим! Как ты? Ты где сейчас? -

Алексей непонимающе нахмурился. С чего бы вдруг такое радушие, как будто и правда сто лет не виделись.

– Олег, притормози, мы с тобой позавчера виделись. Ты ко мне с заказом приходил… - осторожно напомнил Алексей.

– Оба-на, ты что, в киллеры подался? - пошутил Олег и жизнерадостно заржал. -

Нет, мне сейчас компромат без надобности. Я перед законом чист… - Да нет, не в киллеры. Охотник… - попытался напомнить Алексей. - Охотник! - протянул Олег. - На кого охотимся? На баб-с? Ты до них был большой охотник!

– Нет, ты не врубаешься! Хорош дурака валять! - стал закипать Алексей. - Ты ко мне в среду вечером приезжал. И просил обследовать и, если надо, заняться твоим домом. Который ты жене купил в подарок!

– Не покупал я ей дома. Нам его под заказ стройконтора построила. На Рублевке.

За каким лешим мне дом покупать? Его построить проще. Все, что нужно, уже будет. А так возись с ним потом, перепланировку заказывай, строителей нанимай… Да ну, брат, путаешь ты что-то, - голос Олега стал серьезным.

– Да как, блин, путаю, когда у меня записан твой заказ. В подробностях. И заплатил ты налом всю сумму вперед! Ты чего, не помнишь что ли? Вроде ты не пьяный был!

– Да я вообще завязал уж года два как. А то по пьяни крышу рвет - жуть просто. Но я у тебя точно не был. Мы с тобой лет десять уже не виделись… Я ж даже на свадьбе твоей не был, хоть тетя Лена и звала через мою старушку. Да и ты приглашение присылал. Нет, Леша… не я это был.

– Как же так! А кто это был? Пушкин? - взорвался Алексей. - Какого хрена, мать твою! Ты что, шутить вздумал! Олег, мы там с Ольгой чуть не подохли, а ты обратки включать!

– Сбавь обороты, Леха. И маму мою не поминай всуе, - спокойно посоветовала трубка голосом бывшего одноклассника. - Как это чуть не подохли? На машине, что ль, впилились куда?

– На какой машине! Там у тебя в доме такое твориться - кошмар! Я сам не видел, а Ольга рассказать не может - она без сознания! Мы сейчас домой едем! - Так… Странно, - сухо и бесстрастно констатировал Олег. - Звонит школьный друг, с которым мы, кстати, сто лет не виделись. Называется охотником. Утверждает, что я ему заказал очистить дом, который я жене купил. Бред. Леха, ты что, пьяный? - Да не пью я за рулем, Аллигатор! - несколько успокоившись, сказал Алексей. -

Тем более, мы только возвращаемся с твоего… или не с твоего, задания! Там не до выпивки.

– Ты вот что, Леха, сейчас ко мне в офис подъехать можешь? Ага. Можешь. Вот и ладненько. Подъезжай. Посидим, подробно мне расскажешь, как я к тебе приходил. Мы того козла, что мной прикинулся, разом найдем и накажем примерно. Адрес пиши. - Подожди, диктофон включу, - ответил Алексей и нажал кнопку на телефоне. - Я-то подъеду, ты только охрану предупреди. А то помяло меня там малость, могут и не пустить.

– Не боись, предупрежу, - и положил трубку.

– Вот, блин, и поговорили, - произнес Алексей, когда в динамике телефона раздались гудки.

Тут только он обратил внимание на то, что в зеркале заднего вида плясали синие и красные блики, а за его внедорожником, пристроившись почти в хвост, ехала патрульная машина ДПС. Коротко ревнул звуковой сигнал, давая понять, что машина следует за Алексеем не из пустой прихоти, а явно по его душу. «Чего им надо? Вроде, не нарушал…» - рассеянно подумал Алексей, все еще сжимая в руке трубку, однако, плавно нажав на тормоз, взял к обочине. Патрульная машина остановилась метрах в пяти позади. Мигалки продолжали свой бесконечный танец по кругу, озаряя местность всполохами синего и красного, придавая происходящему ощущение нереальности. Правая передняя дверь открылась, и оттуда вылез грузный гаишник средних лет и невысокого роста, с огромным пивным брюхом и выражением скуки на лоснящейся роже. Мент поправил фуражку и вразвалку направился к джипу. Алексей сидел, положив руки на баранку и наблюдая в зеркало заднего вида за приближающимся дорожным стражем. «Интересно, им всем пузо по уставу полагается, или как? Им его вместе с формой выдают, наверное», - злобно подумал охотник. Толстопузый гаишник неспешно подгреб к двери машины, и Алексей нажал кнопку электропривода, опускающую стекло. Круглая рожа инспектора, снабженная вдобавок рыжими усищами и желтыми зубами, оказалась на одном уровне с окном автомобиля. Мент нехотя поднял правую руку в жесте, который с натяжкой можно было описать как «взял под козырек», и пробубнил что-то неразборчивое.

– Извините, инспектор, чем обязан, не расслышал? - изумился Алексей.

Гаишник пробулькал, на этот раз разборчивее:

– Младшийлейтенант Борисенкодорожнопостоваяслужба. Документики предъявите. - Не хочу показаться невежливым, гражданин инспектор дорожно-постовой службы, - четко выговаривая каждое слово, сказал Алексей, - но можно взглянуть на ваши для начала. По закону имею право.

Гибэдэдэшник засопел и полез за пазуху, видимо, за удостоверением. Сначала в левый карман, потом в правый, затем опять в левый. Проведя ревизию карманов, извлек на свет божий корочки и протянул их Алексею в развернутом, что называется, виде. - Ага. Младший лейтенант Борисенко Сергей Денисович. Чем могу быть полезен, лейтенант?

– Предъявите документы. Права, паспорт транспортного средства, талон техосмотра, - неласково пробурчал мент, но уже гораздо разборчивее, чем в первый раз. Алексей откинул солнцезащитный козырек и достал портмоне с документами, протянул их в открытое окно гаишнику. Вылезать из машины принципиально не стал. В машине было тепло, сидение грело зад, а видеть рваные джинсы и то, что куртка одета прямо на голое тело, блюстителю дорожных правил не стоило, им ведь абсолютно без разницы, к чему придраться, лишь бы выбить свой полтинник. «А с меня он готов не слазить, пока деревянный полтинник не превратиться в полташ зеленый с президентом», - подумал Алексей.

Толстомордый так же нехотя, как до этого отдавал честь, принял из его рук документы и стал их листать, придирчиво изучая каждую страницу. Фотографию на правах разглядывал особенно тщательно, несколько раз сверялся с оригиналом. Потом закрыл портмоне и процедил с плохо скрываемым ехидством:

– Нарушаем, гражданин Фатеев? - растянул толстые губы в ухмылке и сам себе ответил:

– Нарушаем. - Горестно вздохнул и продолжил: - Вот из-за таких, как вы, губернаторы и гибнут, - скорбно закончил свою мысль блюститель порядка и защитник губернаторов.

– Постой-ка, командир! - Сарказма пришлось поубавить. - Что я нарушил, а? Не обгонял, не подрезал!

– Все вы так поете: не нарушал, не подрезал! А на дорогах люди гибнут! Вы, между прочим, гражданин Фатеев, много чего нарушили. Не пристегнутый едете - это раз! Транспортное средство грязное, аж заднего номерного знака не видно - это два, по телефону за рулем разговариваем, дистанцию не соблюдаем… Еще перечислять или штраф платить будем?

– Ты еще скажи, что у меня нога из окна торчала! - съязвил Алексей. Так нагло взятку на дороге из Алексея еще не вымогали ни разу.

Мент ожог его ненавидящим взглядом и открыл было рот.

– Эх, тороплюсь я, лейтенант, а то бы мы с тобой по-другому поговорили. У твоего начальства в кабинете, - проговорил Алексей голосом пустым и безразличным, запал улетучился так же быстро, как и появился, - ладно, сколько с меня? За телефон, за дистанцию, за номер? Сотки хватит?

– Хватит, только зеленой, - непререкаемо сообщил мент, - разговорчивый больно, умник. Или протокол писать и права забирать будем?

– Да нет, чего уж там, зеленой так зеленой, - примирительно произнес Алексей и полез в бардачок за деньгами. Там, на всякий случай, всегда лежало несколько сотенных купюр. Деревянных, правда. Правой рукой он достал сотенную бумажку, нарочно выбрав самую мятую и неприглядную, пальцами левой, не поднимая руки с колена, начертил сначала руну Dagaz, трансформация, а вслед за ней Wunjo, радость. Почувствовал, как его омыло теплой волной - древняя магия не подвела, но тут же закружилась голова и в позвоночнике появилась неприятная слабость - за несложное волшебство пришлось заплатить, как всегда, собственными силами. Только вот осталось их после сегодняшней заварушки не так уж много. Если еще и у Олега придется прибегнуть к магии, то сил хватит лишь на то, чтобы сотворить пару иллюзий, не больше, а потом придется неделю в себя приходить. Алексей протянул позеленевшую сотню в окно. Гаишник ловко цапнул ее пальцами с грязными ногтями, повертел, придирчиво осматривая. В глазах мелькнули алчные искорки. Он протянул Алексею его документы, радостно взял под козырек и сообщил:

– Можете следовать! - развернулся и чуть не рысью припустил к патрульной машине, хлопнул дверцей, засунув свое пузо в салон, и машина, неспешно вырулив на проезжую часть, покатила в сторону пригорода.

Алексей не спешил заводить автомобиль. Иллюзия должна продержаться около получаса, а потом бравые дорожные инспекторы просто не обнаружат долларовой бумажки и, наверняка, рассорятся вплоть до мордобоя, подозревая в хапужничестве друг друга. Ну и хрен с ними, не жалко. Хотя, дома они, наверно, белые и пушистые, их тоже кто-то любит… Но долго рассуждать о моральных качествах сотрудников ДПС, этих двух и всех остальных, не хотелось, надо было передохнуть пару минут, пока не пройдут дурнота и слабость, и двигать дальше. Алексей достал из бардачка шоколадный батончик, ужасно сладкий - сплошная синтетика. Содрал обертку и с наслаждением откусил чуть не половину: жрать хотелось зверски. Алексей искренне надеялся, что у господина бизнесмена Ефимцева найдется в офисе не только необходимый набор офисной техники и длинноногая секретарша, но и вместительный и отнюдь не пустой холодильник. «Иначе придется сожрать секретаршу», - хмыкнул Алексей и откинулся на спинку, пережевывая вязкую нугу с шоколадом и орехами. Покончив с батончиком, он скомкал яркую обертку и, пару секунд поразмыслив, щелчком отправил ее во все еще открытое окно, потом нажал кнопку электропакета, и стекло поползло вверх, отсекая его от шума автострады. В салоне стало тихо, как будто Алексей нырнул под воду. Тишина надавила на барабанные перепонки, неприятно напомнив затишье перед схваткой с невидимым злом в доме. Надо было подумать и найти объяснение тому, что же все-таки произошло там, около дома, и почему Олег так удивился, когда услышал про дом и заказ. Удивился-то он весьма натурально, а актер из него был с детства никакой. Если дом не его, и два дня тому назад приезжал не он, то кто и, самое главное, зачем затеял весь этот цирк? Они с Ольгой и так взялись бы за заказ. Во-первых, потому что редко отказывались от работы, а точнее сказать, никогда не отказывались. Во-вторых, потому что нужны были деньги, чтобы расплатиться за машину и внести долевой взнос за строительство. Деньги заказчик предложил немалые, и возможность покончить с долгами окупала все затраты времени на выполнение работы.

В ватной тишине салона мысли текли лениво и медленно… Алексей клюнул носом и тут же встрепенулся, яростно моргая и прогоняя сонную одурь. Дотянулся до пульта управления магнитолой и нажал кнопку «вкл.». Магнитола, мигнув огнями на панели, приветствовала его бегущей строкой, как желанного клиента приветствует бармен заведения, открывающегося после полудня. Пощелкав кнопкой переключения станций, Алексей остановился на той, где под приятный гитарный риф голос с немецким акцентом пел о ветре перемен. Это было лучше, чем «Юра, Юра, я такая дура» или «Голуби летят над нашей зоной» на предыдущих станциях. Тем больнее, то «Скорпов» Алексей считал, и не без основания, едва ли не лучшими рокерами прошедшего столетия. Охотник включил зажигание, и машина, взвыв двигателем, покатила по обочине. Алексей стал высматривать, как бы удачнее вклиниться в поток автомобилей, значительно уплотнившийся с момента его остановки, и аккуратно пристроился между побитой жизнью и ржавчиной «Тойотой» забытого богом года выпуска и новеньким «Лексусом».

Офис одноклассника-коммерсанта располагался на Старом Арбате в недавно отстроенном здании с подземным паркингом, бдительным охранником на въезде и улыбчивой девушкой на ресепшене. Подтянутый гард, в хорошо подогнанном костюме с гладко выбритым квадратным, как кирпич, подбородком, неодобрительно покосился на Алексея, когда тот, в рваных джинсах и куртке на голое тело, вошел в фойе. Хорошо хоть по дороге успел умыться из стоящей в багажнике фляги. Иначе заверения Олега о том, что охранники его, Алексея, пропустят, могли остаться пустыми словами. Подойдя к стойке администратора, он положил локти на столешницу (явно из дуба, а не из похабного ламината) и сообщил девушке, приветливо ему улыбающейся:

– Я к Ефимцеву, меня ждут.

– Пропуск заказан? - профессионально поинтересовалась барышня.

– Ну, если ждут, то, наверно, заказан? - попробовал съязвить Алексей. - Так, сейчас посмотрим. Ваш паспорт, пожалуйста, - так же бесстрастно попросила брюнеточка.

Алексей полез было в карман куртки, но вспомнил, что документы остались в машине, чертыхнулся и спросил у девочки за стойкой:

– А можно без паспорта? Я его в машине забыл… так неохота в ваш супер-пупергараж спускаться, - и попробовал мило улыбнуться.

Девушка стрельнула аккуратно подведенными глазками на охранника, тот едва заметно кивнул.

– Можно, только себя назовите. На кого пропуск выписан?

– На меня. Фатеев Алексей, 1974 года рождения, образование высшее, две штуки, судимостей не имею, недвижимостью за границей не владею, детей нет, почти разведен.

– Почти разведен. Это как? - в глазах девушки блеснула живая искорка интереса, не профессионального, а уже вполне человеческого.

«А почему бы и нет?» - подумал Алексей. Если Ольга и вправду собралась уходить, в чем нет сомнений, то стоит, пожалуй, подготовить запасной аэродром. Чтобы было куда приземлиться из пустой и холодной койки разведенного мужчины. - Почти - это значит не совсем, - приветливо улыбнулся Алексей, давая понять, что игра принята.

– А не совсем, это как? - парировала ему брюнетка, состроив заинтересованную мордашку.

– А не совсем, это значит почти, - вернул пас Алексей.

– А может, сходим куда-нибудь, когда будет совсем? - взяла на себя инициативу барышня.

Алексей задумался, выразительно пожевал губами и, перегнувшись через стойку, прошептал в ушко девушки:

– А почему бы и нет? Телефончик давай. «Пять звезд» тебя устроят? - Нет, я там работала официанткой. Давай лучше в «Парк авеню», там чилаут прикольный.

– Как скажешь, - пожал он плечами, - телефончик давай.

– Да, сейчас, минуточку, - девушка сняла со стопки листок для заметок и черканула несколько строк. - Держи. Мобильный и квартиры. Только на квартиру после девяти вечера не звони - хозяйка вредная.

– Оки, не буду. Так мне можно проходить?

– Да. Можно, я тебя записала, Фатеев Алексей, без судимостей, почти разведенный, - улыбнулась новая знакомая. - Меня, кстати, Светланой зовут. А тебе на четвертый этаж. Лифт там.

– А кабинет какой?

– Там весь этаж Ефимцев снимает, так что не промахнешься. Позвонишь мне? - Обязательно. Как только, так сразу, - ответил Алексей и взбежал по ступенькам к лифту. Тронул сенсорную панель и шагнул в мягко разъехавшиеся двери лифта. Охранник, слушавший их разговор, еле заметно улыбнулся. Такие игры ему приходилось видеть не однажды. Девушки, работавшие на ресепшене, в большинстве своем были в столице приезжими - несчастными винтиками огромной машины для заколачивания бабок, которой стала Москва за последние десять лет. У большинства была лишь временная регистрация по месту пребывания. Они надеялись подцепить москвича, чтобы правдами и неправдами заполучить-таки вожделенную прописку, которая открывала дорогу к более престижной и высокооплачиваемой работе, чем сидение за стойкой по 12 часов двое суток через двое. Да чего греха таить, охранник и сам был не аборигеном каменных джунглей. Приехал он из Пензы и потратил кучу времени и денег на то, чтобы легализоваться в Первопрестольной. И теперь, когда его останавливал патруль в метро, без зазрения совести показывал паспорт с печатью - читайте, завидуйте, я москвич, а не какая-то там «астраханка». Так что Светку, работающую здесь всего три недели, он понимал прекрасно. Вдруг этот крендель в драных джинсах с кучей кармашков, но зато в дорогих очках, окажется тем самым вожделенным дураком, который согласится на фиктивный брак или еще каким-то образом поможет в достижении заветной цели. Алексей тоже не был ни коренным москвичом, ни дураком, и понимал, чем может закончится флирт с секретаршей на ресепшене. Однако ходить далеко не собирался. Так, перевести в горизонтальную плоскость с парой глубинных бурений - и адье!

Лифт бесшумно и мягко встал на нужном этаже и распахнул двери. Выходи, мол, приехали. Алексей решил, что на торжественную встречу рассчитывать не приходится, и шагнул в коридор. Мягкие пастельные тона офиса, картины модернистов на стенах и масса зелени в кадках, плошках и горшках ему понравились. В офисе старого школьного друга было уютно. Чувствовалась рука профессионального дизайнера, стоившего кучу бабок. Видно было, что контора не бедствовала. Несмотря на поздний час, пол восьмого, из-за дверей слышались голоса, трели телефонов, шуршание принтеров. Он осмотрелся, увидел в торце коридора огромную деревянную дверь и, рассудив, что за такой дверью и должен скрываться начальствующий субъект, направился туда. Внезапно справа распахнулась дверь, чуть не врезав ему по физиономии, из кабинета выскочила маленькая пухлая женщина и налетела на Алексея, едва не сбив его с ног. Отскочив от него как мячик, она поправила очки и спросила, подозрительно прищурившись:

– Вы к кому, гражданин? У нас уже закрыто.

– Я к Ефимцеву, он меня ждет, - поправляя свои очки, ответил Алексей. - А у вас тут все так бегают?

– Все. Но после семи только его секретари, - пошутила она. - Пойдемте, я вас провожу. Он вас давно ждет.

Развернувшись на каблуках в сторону, противоположную той, в которой двигался Алексей, женщина бодро зашагала по бледно-зеленому напольному покрытию, мелко перебирая пухлыми ножками.

– А… разве нам не туда? - Алексей указал в сторону кабинета, куда направлялся до этого.

– Нет, там комната персонала и брифинг-рум. Кабинет шефа в другой стороне. Он не любит больших помещений. Приемная просторная, а его кабинет маленький. - Хм, агорафобия у него, что ли? - под нос пробормотал Алексей. Приемная и правда оказалась огромной. С большим письменным столом, шкафами с папками, компьютерами и аж с тремя секретарями, среди которых не оказалось ни одной цыпочки с ногами от шеи. Две солидные дамы бальзаковского возраста, включая провожатую Алексея, и за столом у двери молодой человек, референт скорее всего. Оба, и референт, и дама, сейчас усердно трудились за своими столами. Именно трудились, а не имитировали бурную деятельность.

– Хорошо платят, да? - поинтересовался Алексей у спины своей провожатой. - Да, очень. И сверхурочные неплохие. Олег Сергеевич не жадничает, и люди у него работают не за страх, а за совесть.

«Не узнаю я тебя, Аллигатор», - подумал Алексей.

Олег с детства был типом прижимистым, если не сказать скупым, хотя и рос в семье отнюдь не пролетарской. Папа - секретарь райкома, мама - зубной техник. У таких родителей, насквозь, казалось бы, положительных и правильных, дитя должно было расти паинькой. Но ничего подобного! Со школьной скамьи, а точнее, с того момента, как Олежек осознал, что благодаря высокому папиному положению все его, сынулины, выходки сходят с рук, за исключением членовредительства, малолетний хулиган постоянно что-нибудь «выкидывал». Педагоги строго выговаривали Олегу за разбитый нос одноклассника или измазанную мелом одноклассницу-отличницу, исправно информировали родителей. Те, в свою очередь, «ставили на вид» отпрыску вплоть до телесных наказаний. Это было в младших классах. В старших, несмотря на то, что в кармане Аллигатора, как стали звать его однокашники, весело звенело от двадцати копеек до рубля, выданных родителями на обед, юный сын слуги трудового народа не только не тратил, но и приумножал выданное родителями. Средства приумножения были нехитрыми: выигрывал в «чу», отбирал у одноклассников и у тех из учеников, кто не мог дать сдачи. Кулаки у юного олигарха были тяжелыми, нрав скверным, а за папой и его авторитетной должностью он был, как за каменной стеной. Алексей подружился с Олегом только после того, как сам расквасил ему нос о парту в отместку за вымазанный краской новый спортивный костюм. Вслед за таким отпором, к которому отморозок не привык, произошла ожесточенная потасовка в проходе между партами. Результатом драки стали оторванный рукав нового костюма, разбитый нос и масса пыли, собранной с пола увлеченно волтузившими по нему друг друга юнцами. После потасовки была назначена встреча в месте для разборки тет-а-тет, известном всему микрорайону и за его пределами. Алексей долго ждал после уроков на ступеньках школы, залитых ласковым весенним солнцем, но дождался только черной «Волги» председателя райкома, на которой тот примчался в школу за отпрыском, «униженным и оскорбленным этим хулиганом, детская комната милиции по нем плачет, Лешкой». Потом на крыльце школы появился и сам «оскорбленный» в сопровождении отца, грозно хмурившего брови и что-то втолковывающего сыну. Папаша проконвоировал его мимо «опасного хулигана» к машине, и оба Ефимцевых, отец и сын, исчезли из виду в возмущенном выхлопе автомобиля.

Вечером мама позвала Алексея к телефону. Звонил Ефимцев-младший. Алексей нехотя отложил книгу и подошел к телефону, ожидая угроз и обещаний расправы. Однако Олег, получив дома примерный нагоняй, не стал угрожать и стращать карами вавилонскими. После разговора с отцом, долгого и не очень приятного, Ефимцев завязал на память узелок отцовской мудрости. Отец сказал, что если не смог одолеть противника, то с ним лучше подружиться. Полезно будет обоим. Поразмыслив над изречением папаши, Ефимцев-младший решил так и поступить. И предпринял штурм бастиона Алексеевой гордыни непривычными для него самого средствами: не кулаками и пинками, а убеждением. Может, тогда и зародился в нем коммерсант, который был задавлен бандитом? Как знать. По прошествии времени ребята все же подружились. Однако Алексей наотрез отказывался принимать участие в мелкокриминальных приключениях Олега. А в остальном они были хорошими приятелями. В старших классах бегали вместе на танцы, распили первую бутылку портвейна, вместе окосели и заблевали с балкона Алексеевой квартиры горшки с цветами, имевшие неосторожность стоять на балконе второго этажа. Вместе же бегали за девчонками, поступили в институт и даже вместе отмазались от армии. Алексей по здоровью, Олег по убеждениям. Папиным. Потом их дорожки разошлись, после того, как Алексей взял академ… И вот теперь, спустя годы, он шел на встречу с одноклассником и другом, которого не видел черт знает сколько. То есть нет, как же, в среду, два дня назад. Хотя Олег и утверждает, что это был не он. Эту странность предстояло прояснить. Да и не только ее. Интересно, как теперь выглядит бывший рэкетир, а ныне преуспевающий коммерсант. Ведь и телефон Олега Алексей получил от своего давешнего визитера.

Который был не Олегом…

Провожатая подошла к своему столу, нажала кнопку селектора и, дождавшись ответа, сообщила:

– Олег Сергеевич, к вам пришли, - вопросительно посмотрела на Алексея.

– Алексей Фатеев, - сообщил тот.

– Фатеев, - передала секретарша. - Проходите, Алексей. Олег Сергеевич ждет вас.

– И указала на дверь, расположенную в торце приемной.

Алексей кивнул и направился к двери, на которой красовалась табличка с надписью золотом по черному, лаконичная и ясная: «Генеральный директор». «Блин, семейная преемственность званий. Папа - секретарь райкома, сын - „генеральный“. А я кто? Сын пролетариев. Права Ольга, наверное. Как со мной жить? Четвертый десяток разменял, а ума не нажил. За барабашками гоняюсь. Вот щас возьму и попрошусь к Аллигатору замом», - подумал на ходу Алексей, подошел к двери и взялся за ручку замка, дорогого, итальянского, как и приличествовало дубовой двери в кабинет «генерального директора». Толщина двери впечатляла. На глаз, сантиметров пятнадцать, не меньше. «Бронированная, шпоном обшитая», - решил Алексей. Толкнул дверь тамбура, которая оказалась немногим тоньше внешней и шагнул в кабинет старого школьного товарища. Кабинет поразил. Нет, не роскошью и безвкусицей. Отнюдь. Тут, как и во всем офисе, чувствовалась рука опытного и дорогого дизайнера. Стол черного дерева. Бежевый ковер на полу в ладонь толщиной. В углу кабинета весело журчал фонтанчик. В стену за фонтаном встроен огромный аквариум. Два кресла, явно не из ИКЕИ, черной кожи. У стены, противоположной аквариуму, стоял такой же кожаный диван, но бежевый - в тон ковру. На стенах гравюры в тонких рамках. Сами стены обиты тонким бежевым шелком с едва заметным глазу черным рисунком. Окон не было. Вообще.

Хозяин кабинета стоял у аквариума. Коренастый, полный, лысый, как пятка. Полная противоположность Алексею, высокому и худощавому.

– Олег? - первым начал Алексей. - Это ты?

– Паспорт показать? - ответил вопросом на вопрос Олег. Голос точно принадлежал Олегу. Обернулся. - Ну, здорово, кореш! Леха, рад тебя видеть! - И пошел навстречу Алексею, переваливаясь на коротких ногах, как моряк по палубе, раскинув руки в дружеском объятии.

– Здорово! Сто лет не виделись!

Школьные друзья обнялись, хлопая друг друга по спинам. Большие, как лопаты, ладони гулко шлепали по спине Алексея, вызывая в усталом теле неприятную дрожь. Нахлопавшись всласть, Олег выпустил Алексея из своих, мало чем уступающих медвежьим, объятий и, отступив на шаг, критически осмотрел гостя.

– Хреново выглядишь, братан. Жизнь бьет или в хиппаны подался? Я охрану если бы не предупредил, так фиг бы тебя сюда пропустили. Как клоун прямо. Садись, рассказывай. Что там у тебя стряслось? - Тон был покровительственный, а голос начальственный. Олег усадил Алексея в кресло, сам вернулся за рабочий стол и сказал, как бы извиняясь:

– Понимаешь, Леха, не могу о делах в кресле разговаривать. Расслабляюсь, отвлекаться начинаю, а за столом в самый раз. Ты устраивайся поудобнее. Чай, кофе, коньяк?

– Спасибо, чай. Крепкий, с сахаром. Сахару побольше. И, знаешь что, у меня там

Ольга в машине…

– Так, а что она там сидит? Чего с тобой не поднялась?

– Да ты знаешь… она не сидит, она лежит.

– Пьяная, что ли?

– Да нет не пьяная. Мы просто с ней вляпались по самые уши. То есть вляпался я, а она со мной была. Как всегда, впрочем… - Подожди минутку. - Олег нажал на селекторе кнопку. - Галя, сооруди-ка нам чаю. Крепкого. К чаю сливки, сахар, бренди… Ну ты в курсе. Вот теперь рассказывай. -

Сказал он Алексею и откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на животе и стал похож на Будду, по недоразумению одевшегося «от кутюр». За пару часов Алексей ввел Олега в курс дела, описав визит незнакомца, отрекомендовавшегося Олегом Сергеевичем Ефимцевым, но на деле им не являющимся. Хотя и очень похожим. Рассказал о том, что случилось у дома, то, что помнил. Сам не понял, для чего рассказал даже о том, что Ольга собралась подавать на развод. Отвлеклись они только раз, когда Галочка, миловидная блондиночка, буфетчица, а не секретарь, принесла чай на подносе, уставленном всякими вазочками и кувшинчиками. Олег слушал молча, периодически хмурясь, сдвигая густые брови, временами начинал в задумчивости пощипывать мочку уха, отчего та уже к концу первого часа приобрела багровый оттенок. Чай остыл, но на это друзья уже не обращали внимания, подливая и прихлебывая не потерявший аромата напиток. Алексей сыпал в чашку сахар ложку за ложкой.

– Ну вот. А потом я тебе позвонил… - закончил он рассказ. - Теперь вижу, что не ты был заказчиком. Но, понимаешь, в чем дело, что меня смутило: мы с тобой не виделись сколько? Лет десять? Больше?

– Одиннадцать.

– Вот именно. У нас с тобой в институте еще интересы разошлись. Мало ли, как может человек за одиннадцать лет измениться? Верно? А этот гад школу вспоминал. Убедительно так. Как мы с тобой в институте за Светкой вместе ухлестывали. Вот я и купился… и потом, он мне денег заплатил жирно. Отказываться глупо в моем положении, сам понимаешь.

– Понимаю, пожадничал ты, Леха. Вот только не могу поверить, что вся та хрень, про которую ты мне рассказывал, существует. Хоть убей. То есть умом-то я понимаю. Но в моем положении в сказки верить быстро отвыкаешь. Хотя я и крещенный, и в храм хожу. Иногда. Ты думаешь, почему у меня окон нет в кабинете? Стреляли в меня как-то, Леха. Профессионал стрелял. С крыши. В голову метил, только я встал в тот момент, как он на курок нажал. Плечо раздробило в кашу, ключицу в мелкие щепки, голосовые связки осколками кости повредило. За малым артерию не задело. Я полгода в Германии лечился. Чудом спасся. Кто заказал, кураторы мои докопались, наказали примерно. И знаешь, из-за чего заказали? Мне контракт липовый подсунули на подпись. Работал тут у меня один сученок замом. Перехватить фирму хотел. Состряпал подставу. Только я эту аферу седалищным нервом просек и не стал договора подписывать. Уволил козла, а зря. Замуровать надо было шкуру, тварь гнутую. Вот так, брат. - Ухмыльнулся Олег и потер левое плечо. - Так что теперь… - Я знал, что ты не поверишь. Не того ты склада человек, Аллигатор. Хочешь кассету с места посмотреть? Мы с Олей все на видео пишем. Все дела, где и что чистим или изгоняем. Я часто потом вспомнить не могу, что делал и как все происходило. Как будто вымарывается все из памяти. Может, оно и к лучшему. А потом я видео просматриваю и анализирую свои действия. Так хоть малость понять могу, что делал и зачем. У нас дома знаешь какой архив с этих происшествий? Голливуду продать - всю жизнь миллионером на островах загорать. Я сейчас камеру принесу, сам посмотришь, убедишься.

– Ладно, тащи, я пока насчет ТВ распоряжусь. Хотя стоп, камера цифровая? - А какая ж еще, в двадцать первом-то веке? - хохотнул Алексей. - Я мухой. Телек не стоит, мы ее к компьютеру подрубим. Он же у тебя, поди, с полным фаршем и опционом?

– Обижаешь. Там начинка такая, что натовские спецы обзавидуются. Неси, жду. Не.

Подожди. Переоденься. А то как клоун по офису у меня шаришься. Куртка бабская.

Штаны рваные. Подожди, сейчас распоряжусь, тебе подберут что-нибудь. - У тебя тут что, швейная фабрика? - изумился Алексей, оборачиваясь через плечо на Олега.

– Да нет, не швейная. Просто всякое бывает. Так, держу про запас. Себе пару костюмов, референту своему. И у охраны форма тут остается. Домой они в цивильном ездят. Так что не парься, приоденем. Рост и размер только скажи. - 190, 52, - пожал печами Алексей.

Олег снова нажал кнопку на селекторе и распорядился:

– Саша, видел, ко мне сейчас человек заходил?

– Да, Олег Сергеевич. Видел. Странный такой. В джинсах драных, - донеслось из селектора, - что-то не так? Вызвать охрану?

– Нет, охрану не надо. Подбери ему одежду. Брюки, рубашку, пиджак. Галстук… - Галстук не надо! - запротестовал Алексей. - Я его последний раз на свадьбу надевал. Как поводок у Бобика болтается.

– Хорошо, галстук не надо. Пошевеливайся, Саня. Одна нога тут - другая там. Рост 190, размер 52. Понял?

– Понял, Олег Сергеевич. Это ж мой рост и размер. Сейчас свои принесу. Через мгновение в дверь постучали, и референт принес костюм. Темно-синий, в тонкую жемчужную полоску и светло-синюю сорочку. Молча положил на диван и вышел. - Вот персонал у тебя! Тетки в приемной на тебя молиться готовы, референт рубашкой с плеча по первому слову готов пожертвовать, - сказал Алексей, снимая куртку и надевая сорочку, - чем ты их взял? Деньги большие платишь? - И деньги плачу хорошие, и отношусь по-человечески, и помогаю всегда, когда у них проблемы. Мы тут большая семья, Леха. Не мафиозный клан, конечно, но все повязаны круговой порукой. Я как дон Корлеоне в книжке. Всем помогаю и иногда прошу об ответной услуге. Только без криминала. Я ж теперь бизнесмен легальный полностью, как стекло прозрачный. Не поверишь, я даже налоги все плачу и зарплату только по белому выдаю. Угадай, сколько в Москве таких фирм и предприятий? Да по пальцам пересчитать. И мы в их числе. Вот люди и стараются. Не за страх, а за совесть. И потом, я ему за этот костюм с рубашкой доплачу к зарплате. Так что он не в накладе по любому. Беги за камерой, а я пока новости гляну. Сейчас «Дорожный патруль» начнется. Смотришь? Нет! Напрасно. Иногда интересно бывает. Алексей пожал плечам, мол, твое дело, надел пиджак, оказавшийся впору, и вышел из кабинета, на этот раз не удивляясь толстенным дверям. Быстрым шагом пересек приемную, вышел в холл и вызвал лифт.

«Елки-палки. Что же это с ним приключилось такое? Был бармалей бармалеем, а стал честным и порядочным бизнесменом. Налоги даже платит. Зарплату всю по белому! Ни фига себе! В наше-то время. Хм, странно, видит Род, странно. Надо будет потом спросить, что ж с ним такое приключилось. Но это потом. Сначала надо разобраться, куда же я вляпался, в какое такое дерьмо. И удастся ли без потерь отскрестись?» Лифт остановился, Алексей вышел в вестибюль. Светланы за стойкой не было. Тот же охранник удивленно вскинул бровь, увидев Алексея, и кивнул как знакомому. Тот ответил вежливым кивком.

– Я кое-что в машине возьму и вернусь, - сказал ему Алексей, проходя мимо.

Охранник снова кивнул.

Спустившись в гараж, Алексей направился туда, где стоял его «Нисан». Достал из кармана ключи и нажал кнопку на брелке, отключая сигнализацию, но та даже не пискнула, а замки дверей и не подумали открыться. Они и так были открыты! «Какого…» - возмущенно подумал Алексей и, открыв правую переднюю дверь, нагнулся, чтобы взять камеру. Растопыренные пальцы лапнули обшивку сиденья. Камеры не было. «Что за бесовщина? Я ж ее тут…» - подумал Алексей и открыл бардачок. Там камкордера тоже не оказалось. «Ни фига себе!» Влез в машину до половины и перегнулся через спинку сиденья. Камеры не было. На полу валялось одеяло, в которое он закутывал Ольгу. Ольга, как и камера, тоже пропала. Дверь с ее стороны была не захлопнута. Так, прикрыта. «А как же сигналка? - подумал Алексей. - Почему не сработала? Расслабилась? И куда это Ольга рванула? С камерой. Домой, что ли, поехала?» Алексей вытащил из кармана мобильник и набрал номер Ольгиной трубки. Подождал пару секунд и вздрогнул, когда за спиной раздалась трель телефонного звонка. Телефон звонил в машине. Он перегнулся между сиденьями и поворошил одеяло.

Трубка, не переставая тренькать, стукнулась об пол, выпав из складок одеяла. Странно! Ольга не расставалась с телефоном вне дома ни на минуту. Алексей сжал его в кулаке и задумался, подперев подбородок. «Странностей через край, расплющи меня Кий. Чертовщина на каждом шагу. Ольга, дом, Олег, сигналка, камера, телефон… дальше что? Пакость какая-то опять?» Хлопнув себя ладонью по лбу, как будто что-то вспомнив, Алексей вылез из машины, обошел ее, закрывая все двери на ключ. На пробу ткнул пальцем в кнопку на брелке, и сигналка коротко пискнула, подтверждая включение, на приборной панели зажглась лампочка. «Ура, заработало!» - вспомнилась реплика кота из мультика. «Только куда ж ты, Оля, милая моя, отправилась. Да еще с камерой. На прогулку?» Алексей повернул к въезду в гараж.

Подойдя к будке охранника, вежливо поинтересовался:

– Прошу прощения, отсюда женщина не выходила? Пешком. С видеокамерой в руках.

Охранник уставился на него удивленными глазами:

– Отсюда выезжают больше. Но с час тому назад одна выходила, странная какая-то. Без куртки и с камерой в руке. И глаза какие-то… как у обкуренной. Я еще подумал - туристка или студентка не наша. Их сейчас много развелось. А что без куртки, так хрен их, укурков, разберет.

– А куда пошла, не видели?

– Да что я ей, сторож? У меня работа другая. Я за машинами смотрю, а не за телками пришибленными.

– Фильтруй базар, урод, - взбеленился Алексей, - эта телка - моя жена! Понял? - А если жена, что ж ты не знаешь, куда она ушла? Че, кинула? - глумливо осклабился охранник.

– Дать бы тебе в рыло, вертухай хренов, да мараться не охота, - все сильнее заводясь, процедил Алексей.

– А ты дай, - сказал охранник и полез из будки. - Думаешь, костюм от Версаче надел и крутости прибыло, очкарик сраный. Да я на таких как ты, припонтованных, класть хотел с прибором. Оборзели, твари. Бабло гребут, так и никого за людей не считают. Быдло, думают, кругом. Да я таких, как ты, в Чечне горкой складывал. Охранник протянул руку, намереваясь схватить Алексея за отворот пиджака. Тот прижал его руку, комкающую дорогую ткань, правой рукой к груди и отступил назад. Охранник сунулся за ним, занося руку для удара. Но ударить не успел. Алексей быстро шагнул ему навстречу, неудобно выворачивая руку, ухватившую пиджак, и изо всех сил впечатал лбом в переносицу охранника. Тот хрюкнул и стал заваливаться на спину. Алексей поддержал его, высвободив многострадальный отворот из вмиг ослабевших пальцев, и усадил на стульчик в будочке.

– Сам ты оборзел, - миролюбиво сообщил телу Алексей. Тело не ответило. Алексей развернулся и быстрым шагом направился ко входу в здание. В холле подошел к охраннику и доверительно сообщил:

– Там, на паркинге, вашему плохо стало. Упал, лицом ударился. «Скорую» б ему… И потопал к лифту, на ходу пытаясь решить задачу с исчезновением Ольги и камеры. Получалось так себе. Скорее даже не получалось совсем. Задача не была неразрешимой в принципе. Логическое объяснение всему происходящему наверняка было. Но пока Алексей его не видел. Пока… Лифт, как и прежде бесшумно, вознес его на четвертый этаж, подмигивая красными циферками на табло.

По-хозяйски промчавшись по коридору, охотник ввалился в приемную, и не останавливаясь - в кабинет Олега. Тот сидел и сосредоточено вглядывался в жидкокристаллический монитор, которого раньше на столе не было. Приглядевшись, Алексей увидел, что монитор был выдвинут из столешницы на кронштейне.

– …километре Можайского шоссе, столкнулись автомобиль дорожно-постовой службы и большегрузный автомобиль VOLVO. Водитель, сержант Киряков, и пассажир, младший лейтенант Борисенко, погибли. При столкновении в автомобиле ДПС произошло возгорание. Водитель фуры не пострадал и сейчас дает показания в милиции. Предположительно, столкновение произошло по вине водителя патрульной машины, который совершал маневр остановки в зоне ограниченной видимости, - бесстрастным голосом вещал обозреватель.

Алексей метнулся к монитору и успел увидеть место аварии. Покореженная патрульная легковушка торчала из-под тупого рыла фуры, похожая на проглоченную железным змеем зверушку. Кузов легковушки и передок VOLVO были в копоти, стекол в салонах не было. С левой стороны от легковушки, около водительской двери, на асфальте глянцево поблескивало пятно, происхождение которого не оставляло сомнения. «Почему кровь по телеку не похожа на настоящую?» - мелькнуло в голове. Взгляд зацепился за номерной знак: И 386 РГ. Если еще можно было допустить, что на одном и том же маршруте дежурят два экипажа с однофамильцами лейтенантами Борисенко, то совпадение номеров было немыслимо.

– Не фига себе… - только и вымолвил Алексей. Ноги враз стали ватными и непослушными. Он дотащился до кресла и кулем свалился в него. - Чем дальше, тем страньше… - В чем дело, Леха? Что не так?

– Помнишь, я говорил, что менту на дороге сотку отстегнул? - во рту пересохло и

голос Алексея звучал хрипло. - Те самые…

– Да ты что! Те самые менты?

– Угу.

– Ни х…я себе! От дела!

– А еще в машине нет камеры. Ольги там тоже нет, кстати… Охранник на паркинге сказал, она ушла. С камерой в руке. Без куртки. И глаза у нее были как у наркоманки… Я не понимаю, что происходит.

– Да, брат, плохо дело.

– Сам знаю, что плохо. Что это, есть мысли?

– Честно? Нету… - Олег с сожалением помотал бритой башкой. - Только, похоже, влип ты, Леха, по самые помидоры. Не дрейфь, сейчас перекурим это дело, я ребят вызову. Ольгу они найдут. А с ментами тебя ничего не связывает. Это только ты знаешь, что сотку им давал, а кроме тебя, ни одна душа. Так что не боись, прорвемся. Русские друг друга на войне не бросают. Тебя мы пока спрячем… - Да куда ты меня, елкин хобот, спрячешь! Ты еще не понял, с кем мне пришлось столкнуться? Я вот тоже не понял, и разбираться не хотел бы. Только я в курсе, что тех, кто за этим стоит, ментами не взять и под суд не отдать! И можешь смело назвать меня параноиком!!! Но уж лучше готовиться к худшему! - Параноик. Депутаты, что ли, тебя достать хотят? - очумело спросил Олег. - Да какие, к псам, депутаты, Аллигатор! Глаза разуй! Я ж тебе русским языком говорил, что я не с людьми работаю! А с нечистью всякой! Видать, доигрался, охламон! Озлил кого-то из них! Е-мое, как бы узнать, кого? Они ж визиток не оставляют… Так что прятать меня не надо. Если я правильно понимаю, прятать тебя надо.

– От кого? Я что, баба? Или дитя малое? Да я сам кого угодно…

– Ох и тупой ты, Олежек, - устало вздохнул Алексей. - Я тебе еще раз повторяю: с тем, с чем я сталкиваюсь по работе, ни тебе, ни твоим бойцам не совладать. Можешь их чертями звать, можешь бесами, Сатаной или Шайтаном… Без разницы. Зло одно, как ни назови. И добро тоже одно. Я ж не зло и не добро. Я где-то между был: с добром договаривался, со злом… тоже договаривался, с помощью веских аргументов, которые мне давал Свет. Понимаешь? Помнишь, я еще в институте начал интересоваться ведовством. Мы еще дружину набирали тогда с товарищами. Доспехи, битвы реконструировали. По архивам и запасникам знаешь сколько интересного кроется? Я тогда в хранилище библиотеки МГУ нашел трактат. Переписан он был слово в слово с бересты, на которой еще до князя Владимира словенские волхвы своими резами мудрость сохраняли. Я его оттуда просто спер, внаглую. Заинтриговал он меня, понимаешь? Их там все равно десятки лет ни одна живая душа не читает. Одним больше, одним меньше. А потом и саму бересту нашел. Знаешь где? У буржуйского коллекционера на Интернет-аукционе. И купил. Всего за восемь сотен гринов. Как она в Аргентину попала - не знаю… не в том дело. Когда я эту бересту получил, FedEx-ом пришла, у меня как будто в душе все перевернулось. А потом я читал и переводил то, что там написано было. Полгода почти не ел и не спал. Перевел, прочел… А когда прочел, как пелена с глаз сошла - многое мне открылось. Помнишь, я тебе про свою прабабку рассказывал? Ну, про знахарку? Так вот, она мне то же рассказывала, что и на той бересте было написано. Что? Не скажу, не для всех это. Только для тех, чей род изначально отмечен печатью. Печатью знания. А во многом знании многие печали. - Точно. Меньше знаешь - крепче спишь, - поддакнул Олег. Он слушал Алексея, приоткрыв рот, совсем как в детстве, когда тот пересказывал Олегу интересную книгу. - Точно. Скажу тебе только одно. Есть люди, судьба которых нести бремя, непостижимое для других. То ли повезло мне с этой берестой, то ли нет - не знаю. Не могу понять. Но мы несем свою ношу во всем мире. Христиане, мусульмане, язычники, буддисты… У всех народов есть подобные мне. Мы обречены жить вне человеческой обыденности. Ни кола, ни двора - это про нас. Мы стоим на страже мироздания. И в тот момент, когда понадобится наша помощь тем силам, которые всюду зовутся Светлыми, мы встанем как один, как бы пафосно это не звучало. Такие дела, брат. Конечно, мы можем многое из того, что не дано простому человеку, но мы не бессмертны - увы. Мы можем общаться с потусторонними силами - этой способностью мы все, как правило, на жизнь и зарабатываем. А где искать друг друга, мы не знаем, но, когда придет время, объединимся. А вот простые человеческие радости нам заказаны. Ну, то есть я не аскет: водку пью, женщин не обхожу стороной. Я говорю о том, что жизнь так складывается, что у меня нет ничего, о чем я сожалел бы. Вот и теперь: жена от меня уходит, а с ней и квартира в новостройке, за которую только-только расплатились, так что снова мне по съемным углам мыкаться. - Ага, понял я кое-что. Кроме одного - менты-то причем? Че ты засуетился? Ну расшиблись и расшиблись - и хрен бы с ними. Ты какое отношение к этому имеешь? - Я? Прямое, господин директор, - ответил Алексей, - думаю, запугивают. И попытаются найти слабину… Срочно надо Ольгу отыскать!

Алексей быстро встал, снял пиджак и стал приспосабливать свой пояс с кармашками поверх брючного ремня.

– Пиджак референту отдай. А штаны с рубашкой я еще попользую, пусть не обижается. - Сиди уж, герой. Я сейчас людей отправлю - ее мигом разыщут. Сам-то сколько ее искать будешь? И где? - нажал кнопку на селекторе. - Егор, зайди-ка, дело есть. Ну вот, - уже обращаясь к Алексею, - сейчас моя служба охраны подтянется, и начнут поиски. Найдут, не боись. Ты пока домой позвони, может, она там уже? - И протянул Алексею телефонную трубку.

Тот набрал номер квартиры, где они с Ольгой жили последние полгода, прослушал серию коротких гудков и отрицательно покачал головой. Ефимцев хмыкнул:

– Может, к подруге двинула?

– Может. Сейчас попробую… - набрал еще один номер. - Приветик, Ветка! Ольга у тебя?

Нет, не звонила? Ясно, извини, что побеспокоил, у нас тут размолвочка случилась.

Да нет, ничего страшного, просто ты ж ее знаешь. Вспылила, смылась куда-то… Ага.

Если вдруг объявится, будь другом, эсэмэсочку мне скинь, лады? Угу, ну все, покедушки.

– И там нету. Олег, ты уверен, что твои бойцы ее найдут?

– Найдут, Леха, найдут. Не таких находили.

В дверь постучали. В кабинет вошел человек невысокого роста, лет около пятидесяти. Холодный взгляд, как бы невзначай, скользнул по Алексею, и тот понял, что одного этого взгляда хватило незнакомцу, чтобы запомнить его на всю жизнь. - Алексей, это - Егор Солкин, начальник службы безопасности. Егор, это - Алексей, мой школьный друг. Прошу любить и жаловать.

Алексей в который раз за сегодняшний день удивился тому, как разительно меняется манера речи Олега в зависимости от ситуации. С ним, Алексеем, он был прежним Аллигатором, с подчиненными - деловито вежливый, подчеркнуто отстраненный бизнесмен. «Забурел Олежка».

– Егор, срочное поручение. Надо разыскать человека. Женщину. Примерно час-полтора тому назад она покинула гараж под нашим зданием. Ее видел охранник на въезде в паркинг, расспроси.

– Не поможет, его «Скорая» увезла. В бессознательном состоянии. Упал, ударился головой о монитор наружки. Я думаю, сотрясение заработал, - подал голос Алексей. - Ты откуда знаешь? - удивился Олег.

– Это я его уронил, наглый больно.

– Ясно. Узнай, куда его забрали. По правилам, должны были отвезти в районную. Она тут недалеко, наведайтесь. Алексей, дай твой адрес, адреса и телефоны подруг, ее родителей, всех мест, где ее можно искать. Фото ее есть?

– Есть фото, в машине. Там в бардачке портмоне, внутри записная книжка. В ней адреса, телефоны. Все записано. А на обложке ее фото, я в мастерской специально такую книжку заказывал. Ну, сами понимаете, любовь-морковь… - Олег Сергеевич, милицию подключать, думаю, не стоит?

– Да, не стоит. Если вдруг, подчеркиваю, если вдруг не справитесь сами - тогда подключай наших знакомых. Но я на тебя рассчитываю. Выполняй Егор, докладывай каждый час.

Егор повернулся к Алексею спросил:

– Вы к машине со мной спуститесь или ключи дадите?

– Зачем? Ах, да, портмоне… Вот ключи.

Спустя час, который прошел в ожидании и напряженном осмыслении ситуации, на столе у Олега зазвонил телефон:

– Ефимцев слушает. Да Егор, говори. Понятно. Так, - Олег нахмурился. - Ты уверен?

Что? У тебя свидетель есть? Вези его сюда, немедленно. Тут с ним побеседуем. Жду.

– Нашли?

– Да как тебе сказать, - сказал Олег, в задумчивости подергав себя за мочку уха, которая только начала принимать нормальный цвет. - Найти не нашли, но знают, где она. И везут человека, который ее видел. Вот такие дела, брат. - А почему не Ольгу везут? Где она, что с ней?! Какого хрена урода какого-то везут?

– Видишь ли Леха… держись за воздух. Похоже, ты теперь вдовец. Ольга твоя час назад с моста сиганула… - С какого моста, ты о чем? - не понял Алексей. - Она плавать не умеет! - Успокойся, дружище, - мягко проговорил Олег. - Давай-ка я тебе коньячку плесну.

Если не умеет плавать, это хана, Леха. С Бородинского моста, на Смоленской набережной. В Москву-реку. Там и мастер спорта по плаванью не выплывет. Ты успокойся, Леха, всякое бывает. Выпей лучше, помогает. Я точно знаю.

– Откуда? - глупо спросил Алексей.

– Да вот. Я тебе как-нибудь потом расскажу. Хотя, нет. Лучше… Сейчас расскажу… - достал из бара бутылку «Камю», налил в бокалы с толстым дном на два пальца. Подумал и налил до краев. Один бокал протянул Алексею, второй взял сам. Сделал большой глоток, поморщился, смачно выдохнул, как будто пил не дорогой заграничный напиток, а пошлейшую сивуху.

Алексей слушал, как Олег успокаивающим тоном, словно проповедник по радио, рассказывает о гибели своей жены и сына. Слушал и не слышал. В голове мелькали одна за другой сцены из семейной жизни. Счастливые моменты проносились перед мысленным взором один за другим. Знакомство, первое свидание, пикник у родителей Алексея за городом, предложение руки и сердца. Ольга улыбалась, смеялась, шутила. Была абсолютно счастлива. Ольги больше не было. Развод - это одно. К этой продцедуре их совместная жизнь подкатилась как-то незаметно. Точно так же, тихо, без шума, пыли и ненужного скандала Алексей планировал и расстаться. Потом, много позже, он, наверное, пожалел бы о том, что позволил этому случиться. А может, и нет. Как знать.

Потом навалилось-нахлынуло чувство вины. Огромное, многопудово-неподъемное. Он сам виноват в смерти Ольги. Ну не имел он права таскать любимого человека с собой по всяким опасным домам, подворотням, подвалам и погостам. Не имел! Если только и вправду любил и дорожил! Пылинки должен был сдувать! А она, как истинно любящая женщина, ездила с ним повсюду, безропотно разделяла тяготы его нелегкой работы, терпела его скверный, желчный характер. Старалась быть не только женой, но и другом. Однако всему есть мера и всему приходит конец! И нельзя сказать, что тот развод, которым грозила Ольга, стал бы для Алексея неожиданностью. Нет, в наше время таким финалом отношений никого не удивить. Сколько их общих знакомых не выдержали вместе и пары лет. Алексей же с Ольгой еще долго протянули по нынешним меркам. Пять лет - не шутка.

Но развод - это развод…

А вот так вот. Чтобы навсегда, была и нет…

Тугой ком подступил к горлу. Дыхание перехватило, в глаза подкатили злые слезы. Даже могилы у нее не будет! Не достать ведь ее из этой реки. Грязной, мутной, с непонятными течениями и бурунами. Водолазы, конечно, постараются, поищут. Да что там найдешь, когда за стеклом шлема муть и грязь с илом пополам? Руку вытяни - и уже кажется, что она растворилась на уровне локтя. Если случайно не наткнутся -

шиш! Эх, Оля, Оля…

Голос Олега успокаивающе обволакивал.

Алексей поднял бокал с коньяком, посмотрел сквозь него на свет, растянул губы в невеселой, хищной какой-то ухмылке, и залпом опрокинул выпил. Ощутил, как огненный ком скатился по горлу и рухнул в желудок, расплескавшись по его стенкам, и сразу же по телу пошло приятное тепло.

Зажмурился, прислушиваясь к шуму в голове. Задержал дыхание, протянул руку к бутылке, налил еще. До краев.

Через край.

Рука ощутимо подрагивала, и бутылка пару раз звякнула о хрусталь бокала.

Фатеев сидел, вслушиваясь в речь друга, который после выпитого стал едва ли не

самым родным человеком на свете. «Блин, сейчас развезет…» - подумал Алексей

неуверенно. Встал и, пошатываясь, подошел к огромному аквариуму. По стенке полз

сомик, прилепившись к стеклу присоской рта. На дне корячилась, пытаясь залезть

на скользкую стенку, морская звезда, маленькая, розовая, и оттого выглядевшая

особо беззащитной в этом необъятном аквариуме. «Совсем как я. Пыжится, непонятно

для чего…»

– Олег, ты не надо… не утешай меня… я в порядке.

Маханул так же, как и первый бокал, залпом, второй.

И рухнул на пол, пьяный в дым. Хорошо, что на полу мягкий ковер…

Разбудил Фатеева звон посуды на кухне и запах жарящейся яичницы с беконом. Запах отозвался в желудке омерзительным спазмом, а звон посуды грянул колоколом в голове. «Какого хрена? Чего ей не спится?» - ворочались в голове тяжкие, как свинцовые шары, мысли. Ворочались и гулко бились о чугунную пустоту черепа, порождая новые спазмы в желудке и вспышки боли в затылке.

– Оля! - попытался позвать он. Но слова застряли в горле, сухим песком обдирая глотку. Вспомнил… Приподнялся на локтях, обвел комнату мутным взглядом. Мысли не успевали за зрением, тяжко перекатывались в пустом черепе, соприкасаясь со стенками и друг с другом, порождали в голове глухой гул.

– Бля-а-а-а… - то ли простонал, то ли промычал Алексей.

Взгляд нашарил на прикроватной тумбочке бутылку боржоми, покрытую капельками конденсата. Алексей неувереннными движениями скрутил с бутылки пробку и присосался к горлышку, как к живительному источнику припадает верблюд, на голом энтузиазме пересекший пустыню Гоби. Высосав почти половину, он уже осмысленнее смог осмотреться вокруг.

Комната была незнакомой. Просторная и светлая, без лишней мебели. Просто спальня. Для гостей скорее всего. Неуютная. Не обжитая: все на своих местах, расставлено в безупречном порядке, ни на миллиметр ни сдвинуть, не нарушив гармонии. «Хых, - толкнулось в голове, - фэн-шуй рулит, однако».

То ли от холодной минералки, то ли от гармонии, навеянной древней китайской наукой, в голове прояснилось. Мысли не колотились судорожными пленниками о стенки черепа. Желудок не просился на свободу. Притаился, гад. Выжидал подходящего момента.

Допив минералку, Алексей поставил бутылку на стол и спустил ноги с кровати. Ступни коснулись чего-то мягкого, приятно пружинистого. Осмотревшись по сторонам, он увидел опрятно развешанную на вешалках одежду. Джинсы, футболка, мягкий блейзер с надписью слева на груди. На джинсах висели носки. Новые. И почему-то белые. «Ах да, одежда-то спортивная. Значит, и носки положено белые», - вспомнил Алексей. Подбитым псом доковылял до вешалок. Стащил джинсы и уставился на фирменные этикетки, налепленные где попало. «Новые», - даже не удивился, а констатировал начавший отходить от алкоголя разум. Тело же молча и деловито ободрало бумажки и нашлепки, просунуло в штанины ноги и вжикнуло молнией, едва не прищемив самое дорогое. Футболку он надевать не стал, с голым торсом пошлепал на запах еды.

Желудок спазматически скакнул к горлу, и Алексей приказал ему:

– Заткнись, гад.

Квартира была большая, в двух ярусах. Пока он спустился на первый этаж, шлепая босыми ступнями по деревянным ступенькам винтовой лестницы, пока сориентировался по запаху, где кухня, прошло какое-то время. Тупо стоять посреди огромной гостиной и оглядываться по сторонам было, может, и интересно, но сначала следовало закинуть в пустой организм какой-нибудь еды. Нужно восстановить хоть часть сил, что вчера были так щедро выплеснуты Алексеем в поединке со злом, оккупировавшим старый дом за городом. Ну а потом уже стоило подумать о том, кто же виноват и что, черт возьми, делать.

То, что Ольга не сама сиганула с моста, было фактом несомненным. В ее понимании самоубийство было грехом смертным. А значит, и поступить так она не могла. В ней очень сильна была жажда жизни и вера в Того, перед кем придется держать ответ. Алексея же, с его верой в изначальные силы, в Гром, Солнце и Молнию, Мать-Землю, она называла язычником. И была права. Это был ее выбор - верить в того, кто пришел после. Но сначала, считал Алексей, были силы природы, олицетворенные людьми в пантеоны богов. Эллинами и Романцами - вера в олимийцев-вседержителей, народов, не вкусивших гнилостной цивилизации Рима - в богов и духов, населявших Мать-Землю. Однако никакие божества не защищали человека и не управляли им. Боги, любые, только давали человеку жизнь и после смерти спрашивали: «Достойно ли прожил отмеренное»?

Взгляд Фатеева бегло скользнул по комнате, ни на чем особо не задерживаясь. Он отметил, что и тут все расставлено и разложено в соответствии с правилами фэн-шуй. У мебели в гостиной даже не было острых углов, дабы поток «ци» беспрепятственно устремлялся от одного окна к другому. Острых углов не было и в самой комнате. Мягкие и скругленные очертания располагали, манили. «Присядь, отдохни, отринь размышления о бренном и насущном. Подумай о вечном». Насущным, однако, сейчас был душ, зубная щетка и кусок мыла. Душ контрастный. Мыло душистое, а полотенце, по возможности, вафельное. И стоило для начала разыскать ванную. А после уже завтраки и размышления о бренном и вечном.

Но вдруг, как за ржавый гвоздь, взгляд зацепился за нечто, стоящее на низеньком плетенном из лозы столике. Камера… На столе стояла цифровая видеокамера, близняшка Ольгиной, или та самая.

Алексей неуверенно подошел к столику, присел перед ним на колени, молча уставился на камеру, как на ядовитого гада, пытаясь загипнотизировать взглядом. Маленький цифровой «Панасоник» был нем и безжизнен. Осторожно протянув руку, Фатеев взял камеру, бережно, как хрупкую драгоценность. Откинул панель видоискателя и замер в раздумье. Его ли это аппарат? Конечно его, сомнений нет. Вот, в правом углу дисплея глубокая царапина - это когда он первый раз взял с собой Ольгу и оставил ее снимать события. Она испугалась и уронила камеру. Вот откуда царапина. Что он увидит, включив камеру? Он догадывался: на восьми гигабайтах памяти были запечатлены события вчерашнего дня. Не весь день, конечно же, только то, что происходило у дома. То, чего Алексей не знал. И, кажется, знать не хотел… Но включить и увидеть своими глазами то, что там происхоило, было просто необходимо. Ведь надо было решить две проблемы: первая - что дальше делать с домом и метущимися душами, там поселившимися, и второе - есть ли связь между домом и теми событиями, которые стали происходить вокруг Алексея с той самой минуты, как он приблизился к этой обители зла в сопровождении Ольги. Для начала надо было сделать так мало… включить воспроизведение.

Палец неуверенно коснулся кнопки с маленьким зеленым треугольничком. Услужливый японский механизм предложил выбрать, какой файл будет воспроизведен. Их почему-то оказалось два. Алексей решил начать с первого. Зачем перескакивать? Хотя и странно, почему файлов два. Может, Ольга выключила, а потом снова включила камеру? «Разберемся по ходу», - решил Алексей.

Ультраяркие цвета на дисплее резанули глаз. Все было каким-то ненастоящим, нереальным: ядовито-желтые листья, ярко-синее, с каким-то фиолетовым отливом небо и силуэт дома, смотревшийся на экране пятном чернил настолько глубокого черного цвета, что, казалось, сам свет, не отражаясь, тонул в нем без следа. Бесстрастная оптика и на этот раз осталась безответна к буйству сил, которые стремились взять верх друг над другом, поэтому Алексей увидел только, как его пригнуло к земле, как налетевший непонятно откуда ветер сорвал одежду, услышал голос Ольги, бормотавшей слова моливы, кажется, «Отче наш». Затем щелчки выстрелов, приглушенные маленьким динамиком рекордера, мир закружился в окошке видоискателя: камера упала на землю. Все закончилось. Изображение погасло. - Так, теперь второй посмотрим… - пробубнил под нос Алексей и включил воспроизведение второго файла.

Темнота. Видимо, не хватало света для того, чтобы картинка стала отчетливой и ясной. Но вместе с тем создавалось впечатление, будто включенную камеру несли в руке по плохо освещенному помещению. Вот появилось яркое пятно выезда из гаража, несущий камеру на мгновение остановился, выйдя из полумрака. Ольга, конечно же это была она, привыкнув к свету, двинулась дальше. В ее прогулке от Арбата до Бородинского моста не было решительно ничего интересного. Но финал ролика, снятого Ольгой и срежесированного неизвестным постановщиком, захватил Алексея. Ольга установила камеру на ограждении моста и молча стала переходить проезжую часть, как зомби. В походке ее, обычно легкой и подвижной, была какая-то тяжесть. Неуклюже переставляя ноги, она подошла к ограждению моста на противоположной стороне, и, повернувшись к камере лицом, помахала рукой, как будто прощаясь. А потом просто перевалилась через перила. Так же молча и тяжко, как до этого шла к ограждению. Взвизгнули тормоза, несколько машин остановились у места происшествия. Пассажиры и водители кинулись к ограждению. Один из них бежал, на ходу снимая куртку. У тротуара он будто споткнулся о невидимую веревку, протянутую на уровне голени и, кувыркнувшись головой вперед, рухнул на тротуар, так и оставшись лежать на нем. По его лицу расползалась восковая бледность. Кажется, он что-то сломал. Потом Алексей увидел, как к камере шмыгнул тип, за несколько минут до этого вылезший из такси, протянул руку, и изображение снова пропало. Вышедший из кухни Олег застал друга на полу у столика. Тот раскачивался вперед-назад, зажав голову руками. Из уголков плотно зажмуренных глаз по щекам текли слезы. Алексей издавал тихое, зарождающееся где-то под сердцем рычание. Олег положил руку на плечо товарища. Тот встрепенулся и красными от слез глазами посмотрел на Олега.

– Откуда? - только и произнес он.

– Ее у того таксиста забрали. Свидетелей менты опрашивали, а эта крыса камеру им не показала. Только когда на него ребята надавили, отдал. Ладно, Леха, вставай. Пошли позавтракаем. Тебе сейчас горячего похлебать. Ты вчера нажрался в стельку.

С двух стаканов. Совсем пить не умеешь.

– Умею, - Алексей шмыгнул носом и поднялся. - Просто я вчера выложился почти полностью, вот и… - Ага, видел. Ты, это… прости, что сразу не поверил.

– Завтракать мы не будем, Олег. Может статься, что завтрак этот будет для одного из нас последним. И вообще, мне сейчас лучше уехать отсюда. Прямо сейчас. Я, кажется, понял, что происходит. Они, кто бы они не были, убирают всех, кто соприкоснулся со мной после дома. У тебя попа нет знакомого? Тебе бы сейчас в церковь или лучше в монастырь. Там отсидеться, пока я не разберусь, в чем дело. - И уже поднимаясь по лестнице: - И всех, кто со мной вчера контактировал, тоже с собой возьми.

– Куда, блин, возьми?! - возмутился Олег. - Я что, похож на религиозного фанатика, который перед каждым попом поклоны бьет? Да я в церкви был последний раз уж и не вспомню когда! Да я… я попов на дух не переношу! Ворюги они! - На себя посмотри! - проорал Алексей из спальни, натягивая блейзер. - Тоже мне, добродетель воплощенная! Собирай манатки и людям позвони. Референту своему. Секретарше. Охранника возьми. Того, поджарого с колючими глазами. И девочку, что вчера на ресепшене дежурила. Всех забирай и вали в церковь. И сиди, пока я не позвоню.

– Да не поеду я! Когда я тебя в беде бросал? Ты меня что, обидеть хочешь? - Ага. Не бросал. Помню, - пробубнил Алексей под нос, шнуруя ботинок, - только втравливал. Пойми ты, дурья голова, ты мне только мешать будешь. Если я прав, то я сейчас опаснее прокаженного. Себя я смогу уберечь! А на то, чтоб двоим задницы прикрывать, у меня может сил не хватить. Видел, что с Ольгой стало? - Голос Алексея взвизгнул оборванной струной.

– А церковь при чем? У меня хата есть - ни один гад не достанет. Мы туда поедем.

Там все, что надо, есть! Там хоть месяц осаду держать можно!

– Боги! За что мне такой дурак достался в друзья? Да там тебя в два счета достанут. А на святой земле им труднее будет. Вот что, собирай всех. Хватит разглагольствовать, - в голосе Алексея зазвенели металлические нотки. - Я вас в Лавру отвезу. Там отсидитесь. Место поколениями святость хранило. Там еще до Крещения капище Перуново было, а еще раньше, тоже священное место чуть ли не со времен неандертальцев. Там вас не достанут. Не могу я с тобой возиться, Аллигаторище, пойми, не-мо-гу. Последние слова Алексей произнес по слогам, как маленькому ребенку втолковывая товарищу прописное.

– Ладно, хрен с тобой. Сам от помощи отказался, - зло бросил Олег и потянулся к телефону. - Не говори потом, что я не предлагал помочь.

– Не скажу, - облегченно произнес Алексей, надевая куртку. Олег достал из карамна трубку мобильника, потыкал толстым пальцем по кнопкам и, приложив ее к уху, вышел в соседнюю комнату. Через пару минут он вернулся. - Значит так, Леха. Сашка и Светка в офисе. Надо за ними заехать. Егор сказал, что сам доберется до Лавры. Сейчас я еще Петровну наберу. Странно. На работе ее нет, домашний не отвечает, мобильный молчит. Может, приболела? - удивленно спросил Олег.

– Что значит, не отвечает домашний? - спросил Алексей. - Почему нет на работе?

Часто она так?

– Вот и я говорю, странно, - подтвердил Олег. - Не тот человек она, что б вот так на работу раз - и не выйти. Она обычно всегда предупреждает. День отработает, дела подтянет, а потом только в больницу… Леха, может с ней тоже?!! Ты ж сам говорил! Какого мы тогда тут ждем, едем быстрее! Может, ей помощь нужна! - Нет, Олежек. Торопиться не стоит уже. Раз не отвечает, значит, мы ей уже не поможем. Они глушат наверняка. Сразу на убой. Второго шанса у человека не будет. Но поторопится стоит. Живых хотя бы убережем, если успеем. Ты готов? - Всегда готов! - по пионерски отрапортовал Олег. Но в голосе не было пионерского задора. Глухая злоба плеснула вместе с немудреным молодежным слоганом прошлого века: «Ну, суки, доберусь я до вас», так следовало понимать его реплику. Олег подцепил за ручку огромную сумку. Когда только успел собрать?

– Двинули!

– Моя машина где? - спросил Алексей.

– Где-где, в п…е! - рявкнул Олег. - В гараже стоит у офиса со вчерашнего дня.

Тебя сюда на моей доставили.

– Угу, нехорошо. Там много штук разных. Полезных и нужных.

– Не бойся, не разворуют.

– За воровство не боюсь. Боюсь, что некоторые из них могут пригодиться, пока до офиса будем добираться.

– У тебя там что, оружие? - недоверчиво спросил Олег.

– Не только. Хотя и пара стволов тоже есть.

– А разрешение? А менты? Ты что, охренел, со стволами по городу ездить!

Заластают в раз! Да ты!…

– Успокойся, Аллигатор, еще ни разу не ластали. Кому не надо, тот просто стволов не найдет.

– Нычка? - понимающе спросил Олег.

– Что-то вроде, - загадочно усмехнулся Фатеев.

Черный BMW хищной акулой выскользнул из подземного гаража, расположенного под домом. Тихий переулок, заваленный осенней листвой. Старая кирпичная стена прямо перед капотом автомобиля. Алексей покрутил головой и увидел на стене синюю табличку: Щетининский переулок. Обернулся назад. Здание, из которого они выехали, не вписывалось в окружающий пейзаж, казалось, сбежавший из шестидесятых годов двадцатого века. Неподалеку дворник, тип с пропитой рожей, но зато в фуражке, шаркал метлой, гоняя листья по асфальту. Туда-сюда, туда-сюда… Мусорные баки, выкрашенные серебрянкой с охряной надписью «ДЭЗ № 13»… Буква «Д» казалась истекающей кровью от обилия краски, цифра три, наоборот, была намазюкана уже не краской, а почти голым энтузиазмом. Одинокий фонарь горел над подъездом соседнего дома. Никого из жильцов многочисленных коммуналок, которые наверняка наполняли этот дом, не интересовало, что утром вроде бы фонарям гореть не следовало. Строение же, под которым располагался гараж, было похоже на брикет карамельного эскимо, засунутого зачем-то в лоток с семечками. Светленькое и чистенькое, оно сверкало стеклами витрин расположенных в нем квартир-студий с помпезной вывеской над входом «Жилой комплекс Новая Ливадия». Охранник в форме цвета хаки, отутюженных брюках и до зеркального блеска начищенных туфлях взял под козырек восьмиугольной, как у американских копов, фуражки и нажал кнопку, закрывающую створки гаражной двери. Олег тихонько нажал на педаль, и машина, дитя высоких технологий и баварских умельцев, выехала на проезжую часть, на секунду замерла перед поворотом и, мощно рыкнув движком, выкатилась на Большую Полянку. «Десять минут - и мы на месте, если пробок не будет», - подумал Алексей. Через Большой Каменный мост, по Знаменке выехали на Арбатскую площадь и свернули на Новый Арбат. - По старому проезд запрещен, - как бы извиняясь, сказал Олег. - Постоим в пробках или у «Праги» встанем?

– Давай у «Праги». Тут до тебя пешком пять минут, - согласился Алексей и стал осматривать содержимое карманов и кармашков пояса. Он не мог припомнить, забирал ли он пояс из машины, когда ходил к Олегу, или нет.

– Откуда? - спросил Алексей, взглядом указывая Олегу на свое снаряжение. - Ха! Мы тебя когда ко мне в машину кантовали, ты вдруг орать начал. Типа, никуда не пойду без своего пояса! Скоты все и твари, мол, верните на место снарягу! Ну, пришлось твое барахло с собой взять, а то ты уже драться собирался. - Олег на секунду умолк и добавил: - Пьянь.

Почти все, за исключением использованных им в стычке у дома амулетов, было на месте. Как-то угнетало, правда, отсутствие кобуры под мышкой, привычной тяжестью оттягивавшей плечо, когда Алексей отправлялся на охоту. Но стволы лежали в его «Ниссане», укрытые от чужого взора надежным, отводящим взгляд, заклятьем, простеньким настолько, что поставить его смог бы и ребенок, но, как известно, чем проще устройство, тем оно эффективней. Хоть на «АК» посмотрите. Прост как топор, а сколько лет считается лучшим в мире образцом стрелкового оружия. То-то же… «Ничего, доберемся, экипируюсь полностью», - успокоил себя Алексей. Друзья быстрым шагом, не обращая внимания на художников и лотки со всякой мелочевкой для туристов, проскочили квартал и свернули в переулок ко входу в офисное здание, где располагалась контора Олега.

В фойе, на мягком кожаном диванчике, поставленном тут специально для посетителей, их уже ждали. Светка - девчушка с ресепшена и Александр - референт Олега. - Пошли за мной, - скомандовал Олег.

Референт поднялся молча, привык, не рассуждая, выполнять команды босса. А Светлана недоуменно уставилась на Олега:

– Куда пошли? Я сегодня во вторую смену работаю! Меня вызвали. Что случилось, объясните хоть? Куда пошли? - нервно затараторила она.

– С этого дня ты работаешь у меня, - сообщил ей Олег, - сейчас мы отправляемся в срочную командировку. На неделю. По дороге все расскажу. - Как это у вас работаю? А отсюда меня кто уволил? Я заявления не писала. И об увольнении меня не предупредили! Я права знаю. За две недели положено предупредить!… - Так ты у меня работать отказываешься? Ладно. Как знаешь. - Нет, нет! - поспешила возразить девушка, - Олег Сергеевич, что вы! Я, конечно же, согласна. Но я ведь еще тут должна две недели… так неожиданно это… - Ничего ты не должна, - отрезал Олег. - С твоим начальством я сам переговорю. Поехали, а то поздно будет.

Олег, вроде бы, и уговаривал ее, и в то же время приказывал начальственным тоном. Девушка колебалась. Переводила взгляд с одного на другого: с Олега на Алексея и обратно.

Алексей подошел к ней, обнял за плечи и зашептал на ухо, зарывшись в копну волос, пахнущих каким-то сногсшибательным парфюмом.

– Светочка, золотко, поехали. По дороге я тебе все объясню. Но сейчас нет времени. Честное слово, промедление смерти подобно. Клянусь, ничего с тобой не приключится. Я обещаю.

– Обещаешь? - лукаво сверкнула глазами Света.

– Обещаю… - ответил Алексей, увлекая ее к выходу из офисного здания. - Олег, едем на моей машине. Грузимся. Кому-нибудь надо заехать домой, в аптеку или еще куда? Едем на неделю, не меньше. Значит, брать нужно на месяц. Алексей открыл водительскую дверь и уселся за руль. Остальные тоже заняли места в салоне: Олег рядом с водителем, а референт и секретарша - сзади.

Молчавший на протяжении всей сцены референт смущенно откашлялся и сказал:

– Мне в аптеку надо. Инсулин купить. Диабет у меня, - виновато проговорил он.

– Диабет? А почему я не в курсе? - обернулся к нему Олег.

– Да вам-то зачем, Олег Сергеевич? Я вообще боялся, что вы меня уволить можете.

Чего с больным возиться.

– Дурак ты, Сашка. Ты не задумывался, как ты смог стать у меня референтом? - голосом удава Каа поинтересовался Ефимцев. - Я ведь отцу твоему обещал, что пригляжу за тобой. Или ты объяснил себе продвижение от менеджера отдела закупок до секретаря-референта генерального директора своими особыми способностями? За полгода, если помнишь. Твой отец просил, чтоб ты не догадался о том, что тебя продвигают наверх. Сразу скажу, ты умный парень, звезд, правда, с неба не хватаешь. Твой старик так и сказал. Но ты очень исполнительный работник. А таким, как ты, в наше время цены нет.

– Вы знали моего отца, Олег Сергеевич? Вы были друзьями? Я вас ни разу у нас дома не видел. Вы с отцом работали вместе?

– Работали, - ухмыльнулся Олег. - Работали. Я у него в оперразработке был. Это он добился, чтоб я не организатором по делу пошел, а свидетелем. Представляешь, Леха? - Олег повернулся к Фатееву, сосредоточенно вертящему баранку. Тот на мгновение оторвал взгляд от дороги и вопросительно вскинул брови. - Я свидетелем пошел по делу вместо организатора. Петь пришлось у прокурора соловьем. А показания мои полотдела в ГБ редактировало. Иначе бы сел. Плотно и надолго. А так отделался легким испугом. Хотя, если честно, не таким уж и легким… до сих пор помещений с окнами не люблю.

– Александр, тебе в какую-то конкретную аптеку надо? Или сойдет любая?

– Любая сойдет. Вон, у «36 и 6» остановите. Я мигом.

Алексей припарковался у аптеки, еле втиснув машину между других тачек. Как обычно, мест у тротуара, где можно было припарковаться, было крайне мало. Автомобили разных марок теснились у тротуара, как нанизанные на нитку бордюрного камня бусины.

Референт распахнул дверь и, выпрыгнув на тротуар, быстрым шагом направился к аптеке. Створки двери на фотоэлементе разъехались, пропуская его внутрь, и он тотчас же исчез за стеллажами с лекарствами. Только видно было макушку с аккуратно подстриженными волосами.

– Ну, блин, бразильский сериал, - раздалось с заднего сиденья. - Олег Сергеевич, извините за вопрос, но моих родителей вы, надеюсь, не знали? - Нет, твоих не знал. Ты тут только потому, что Алексей Николаевич переживает за твою жизнь, - как из ушата окатил ее Олег. - Хотя я не обманул. Если выберемся живыми - будешь работать у меня.

– Что значит «выберемся живыми»? Вы меня куда везете? - вытаращила глаза Светлана. - Как вас понимать? Немедленно отпустите меня! Я буду кричать! Милици… - звук застрял у нее в горле, скомкался и смолк. Алексей разжал пальцы, сложенные знаком Isa.

– Помолчи, пожалуйста, и послушай теперь меня, - устало произнес он. - Сейчас придет Сашка, и я все вам расскажу. Повторять одно и тоже по нескольку раз я просто не желаю. Пока лишь скажу - мы все здесь в смертельной опасности. Поняла? -

Светлана молча кивнула хорошенькой головкой с перепугано распахнутыми глазами. «Красивые глаза» - про себя отметил Алексей. - «Надо бы…» Что надо будет сделать, додумать Алексею не дали. Щелкнул замок открываемой двери, и в салон, впустив утреннюю прохладу, ввалился Сашка-референт. - Нет, ну представляете, народ пошел? Без рецепта продали и даже вопросов задавать не стали. Куда мир катится? Обычно полчаса мурыжат, пока до старшего менеджера не доорешься… Алексей повернул ключ в замке зажигания и осторожно вырулил на проезжую часть, стараясь вклиниться в поток машин. Затем попросил Олега подержать руль. - Нафига? - удивился Ефимцев.

– Минуту подержи, я быстро.

– А пока стояли, ты этого сделать не мог?

– Пока стояли, не мог, - согласился Алексей и стал складывать пальцы в странные фигуры, которые несколько удивили пассажиров. Кисти рук порхали, как бабочки, пальцы переплетались в причудливые фигуры. Вдруг от кистей Алексея сверкнуло ярким светом, вспыхнувшим, как отражение солнечных лучей в гранях бриллианта. Свет на мгновение окутал салон и всех находящихся в нем и истаял, как утренняя дымка в лощине.

– Это что было? - судя по голосу, референт был в шоке. - Что за спецэффекты? - Я поставил защиту. Ну, то есть не совсем защиту. Так, следящий контур. Если вдруг кто-то или что-то решит причинить нам вред, мы узнаем о его намерении заранее. - А раньше ты этого сделать не мог? - недоверчиво поинтересовался Олег. - Раньше не мог. Я же не бочка бездонная, из которой можно силу черпать. Нужно было всех вместе собрать и контур навести в движущейся машине. Иначе мы бы уехали, а следилка на месте осталась. И показывала бы мне мультики о том, как наше место, где мы парковались, автомобили занимают. Ясно? Если объект заклятья в движении, то и заклинать его надо, двигаясь. Понял? Вижу, понял. Молодец. Теперь слушайте все… - Что слушать? Какие заклятья? Олег Сергеевич, о чем это он? - изумился уже референт. И шепотом, склонившись к спинке сиденья Олега: - Он что, от переживаний умом тронулся, ваш друг?

Алексей скорчил страшную рожу, снова сложил пальцы в Isa и махнул рукой со сложенными в причудливый знак пальцами в сторону референта. Тот заткнулся и так же удивленно, как и Светлана за несколько минут до него, вытаращил глаза. - Теперь я коротко введу вас всех, ты, Олег, тоже послушай, в курс дела. Вам должно было показаться странным, что Олег Сергеевич позвонил вам с утра и велел собирать вещи, якобы готовясь в командировку. И если Александр привык к этому, то ты, Светлана, явно была озадачена этим звонком. Скажу сразу: нам всем грозит опасность. Почему? Потому что вы имели неосторожность на протяжении вчерашнего дня так или иначе входить со мной в контакт. Уже погибло три человека, - голос Алексея дрогнул, - включая мою жену. С чем это связанно, толком сам не знаю, но есть предположения. Дело в том, что я зарабатываю на жизнь… как бы это поточнее сказать? Слово экзорцизм слышали? Знаете, что означает? Вот примерно тем же зарабатываю и я. Все это гораздо реальнее, чем, к примеру, голливудские фильмы про всяких Ван Хелсингов. «Константин» смотрели? Вот что-то типа этого. Едем дальше.

Кроме нас, людей, на протяжении тысяч лет рядом обитают существа, невидимые глазу простого смертного. Называть их можно по-разному: полтергейсты, духи, привидения, барабашки. Но суть в том, что они есть. И не стоит их отрицать только потому, что мы их не видим. Предки умели ладить с ними. С добрыми и не очень, домовитыми и шкодливыми, опасными и безвредными. Любой конюх мог наложить заговор на коня, отпугивающий кикимор, любительниц заездить скотину до смерти. Любой хозяин мог договориться с домовым, чтобы тот помогал содержать дом в достатке. Повивальная бабка, принимая роды, знала заговор для укрепления духа роженицы. Сейчас, мы, человеки разумные, в большинстве своем не верим ни в черта, ни в бога. А зря.

– Почему не верим? Я крещеная! - искренне возмутилась Светлана. - А на исповеди давно была? А причащалась когда последний раз, крещеная? Не помнишь? То-то же. Не перебивай. Выслушай, потом спросишь, - оборвал ее Алексей, продолжая крутить баранку. - И в России, и в США, и в Японии ученые, кучка энтузиастов, изучают сейчас тот мир, в котором проживают наши «соседи», граничащий с нами теснее, чем нам кажется. Но трудно изучать то, что не желает быть изученным. Тонкий мир противится им, не поддается. Однако яйцеголовые уже собрали кое-какие факты, дающие им основания полагать, что мир старинных мифов и легенд про домовых, леших и прочих духов реален не менее, чем наш автомобиль, который для того же лешего является диким чудищем о четырех ногах. Но есть люди, которые не делают выводы из кучки фактов, а знают точно. Я один из них. История долгая и, на мой взгляд, запутанная. Я не один, нас много, и все мы разные. Все верим в разных богов. Но суть в том, что мы существуем в этом мире, чтобы не дать нашим «соседям», потерявшим разум и контроль над собой, ввергнуть человечество в хаос. Можно сказать, что мы стоим на страже. Порой мы сталкиваемся с проявлениями агрессии. Чаще это недопонимание сути явлений как с одной, так и с другой стороны. Но… иногда, особенно в последнее время, одержимые безумием нематериальные существа пытаются творить зло… Вчера я столкнулся с этим. Ближе, чем хотелось бы. Алексей вкратце рассказал пассажирам о событиях у дома, разбившихся гаишниках, гибели Ольги. Олег слушал не очень внимательно, уже все зная. Референт, наоборот, аж подался вперед, как взявшая след собака, и впитывал каждое слово. Светлана же сидела, вытаращив глаза, приоткрыв рот и прижав ладони с наманикюренными ноготочками к щекам, враз побледневшими то ли от волнения, то ли от страха. - Если кто не верит, можете взглянуть собственными глазами. У меня с собой камера с записью. Ольга писала… - закончил рассказ охотник. Недоверчивых не нашлось. Лишь тихонько вздохнула на своем месте Светлана. Сашка-референт только и сказал:

– Ни фига себе! Голливуд отдыхает.

Было около 10 часов утра, и потому кольцевая, в отличии от раннего утра и вечера, была относительно свободной. Алексей молча вел машину, его спутники так же безмолвно осмысливали рассказ.

– А куда мы едем? - подала голос Светлана.

– Прятаться, - буркнул в ответ Олег, которого раздражала сама мысль о том, что ему, человеку авторитетному, курируемому госслужбами, предстоит отсиживаться, как последнему шнырю.

– Слушай, Леха, может, я все же тебе помогу чем? Я все-таки не жиган какой, я человек с весом.

– Что с весом - вижу, - Алексей покосился на брюхо Ефимцева, - но, я уже говорил, ты едва ли мне поможешь. Ты будешь первым, до кого они попытаются добраться. Отсидишься, ничего с твоим авторитетом не станет. Сейчас модно по всяким пустыням и скитам ездить, набожность свою показывать. И потом, насколько я знаю, у людей твоего бывшего круга верующие и набожные пользуются некоторым авторитетом. Я не прав?

– Пользуются. Только я с тем кругом порвал. Раз и навсегда. Иначе, знаешь что мне обещали кураторы? Остров Огненный. Знакомо такое место из российской географии? Ага, знаешь. Так там не курорт, люди рассказывали. Я одного типа знал, в молодости еще, которого помиловали. Он верховный суд задолбал апелляциями. Ну и адвокаты подсуетились. Оправдали его. Только вышел он оттуда седой весь, даже в подмышках. И худой, как швабра. Туберкулеза не нажил, и на том спасибо. А ты говоришь… Так что, Леха, я теперь перед законом чист, как стекло.

– Да, богатый у тебя багаж житейских историй. Вот как раз ими и будешь развлекать наших друзей. А то, знаешь ли, братия телевизоры и видики не жалует. Хоть настоятель у них и прогрессивный. Даже компьютерный класс есть при академии. И Интернет. Правда, читать можно только новости и православные сайты. И вообще, вдруг тебе там понравится? Свежий воздух, тишина, благодать. Может, потом и уезжать не захочешь?

– Да иди ты… - обиженно буркнул Олег и засопел. Насмешек приятеля он не мог терпеть с детства: половину не понимал, на вторую половину не мог вовремя ответить и срезать острослова достойным ответом.

Однако, как не пытался шутить Алексей, разряжая обстановку, чувствовалось, что он напряжен. Ожидание скрутило его в тугую пружину, не позволяя расслабится. - Алексей, а скажите, вам не страшно? - подала голос Светлана, отчего-то обратившись к Охотнику «на вы». - Я вот, например, после вашего рассказа… Остановитесь около кустиков каких-нибудь, пожалуйста.

– По-маленькому приспичило? - спросил Сашка. Поняв, что едут они по делам, никоим образом не связанным с его профессией и занимаемой Олегом должностью, он расслабился. - Тебя проводить, Светик?

– Не стоит, - вмешался Алексей, - я сам провожу. Вон тот перелесок подойдет? - Вполне. Только я с трех лет привыкла без помощников справляться, - съязвила Света. - Как-нибудь без вас обойдусь.

Алексей свернул на обочину и остановил автомобиль, не глуша двигатель. - Как знаешь, подглядывать за тобой никто не собирался. Просто, мало ли чего. Я от машины пока добегу, тебя там сто раз сожрать успеют.

– Кто? Одичавшие хачи-дальнобойщики? - отбрила его Светлана. - Не обязательно. Сейчас нам стоит опасаться даже пролетающей птицы. Хотя, если честно, в машине нам находится всем вместе еще опаснее. Но за машиной я слежу, а ты сейчас покинешь охранный контур. Впрочем, это твое дело. Хочешь рисковать понапрасну, от ложной стыдливости - welcome. - Алексей напустил на себя безразличный вид и тронул пальцем кнопку на панели магнитолы. Голубая подсветка вспыхнула, оживляя серую панель. Алексей потыкал кнопку настройки станций, нашел «Радио семь на семи холмах» и удовлетворено хмыкнул. Повернулся к Светлане и сказал:

– В общем-то иди, конечно, не в машине ж тебе нужду справлять, в самом деле.

Только, когда что-то приключится, ори погромче, а то я могу и не услышать.

Видишь, радио работает.

Олег глянул на друга как-то неодобрительно. Алексей предпочел не замечать взгляда, которым одарил его школьный товарищ. Светлана, фыркнув рассерженной кошкой, распахнула дверь, собираясь выскочить из машины. Дальнейшее произошло в считанные мгновения. Так быстро, что наблюдавший за всем как бы со стороны Олег не успел даже удивиться… Алексей дурным голосом заорал:

– Куда, мать твою! - и стал оборачиваться к Светлане, как-то слишком медленно и неудобно, пытаясь перегнуться через спинку сиденья и дотянуться до девушки. Воздух разорвал рев клаксона большегрузного автомобиля.

Референт «щучкой» рванулся за Светланой, перенесшей уже ногу через порог и собравшейся вылезти прямо со стороны проезжей части, схватил ее за шиворот и втянул обратно в салон. Затрещала ткань блузки, на пол сыпануло вырванными с мясом пуговицами.

Хлопнула дверца, которую Светлана не выпустила из рук, и через мгновение мимо с гулом пронеслась фура. За ней еще одна. И еще… Если бы Сашка не втянул Светлану обратно, то в вечерних новостях сегодня сообщили бы о крупном дорожно-транспортном происшествии со многими жертвами. В числе которых были бы и все пассажиры красного «Ниссана».

– Жить надоело, да?! - бешено заорал на белую, как полотно девушку, Алексей. - Я перед кем тут полчаса распинался?! Я что, твою мать за ногу и за щеку, пустому месту вещал?! Чуть сама не подохла, дура, и нас не угробила! Блядь… - остывая выдохнул он, - прежде, чем сделать шаг, осмотрись вокруг. Сто раз, двести, если надо. И пока я не разрешу, сидеть там у монахов и в сортир ходить только втроем. Иначе… Сами видели, что иначе.

Все сидели, как в воду опущенные. Сидели и молчали. Светлана одной рукой пыталась запахнуть разорванную на груди блузку, второй старалась достать из сумки платок. Получалось плохо, дрожали руки. Сашка матерился сквозь зубы и силился приладить на место сорванный ноготь. Олег, как колода, сидел рядом и не шевелился. Казалось, даже забыл о том, что надо дышать.

– Леха, послушай, что по радио передают, - просипел он и прибавил громкость.

Алексей удивился было, чего это Олег вдруг охрип.

– Чего послушать? - Алексей повернулся к Олегу.

– Радио, говорю, послушай, - повторил Ефимцев.

Алексей прибавил громкость и оцепенело уставился на такого же недоумевающего Олега.

Ликующий диктор обзора новостей даже не пытался унять свою жизнерадостность, так и хлещущую из динамиков. Сообщая ТАКИЕ новости, по мнению Алексея, восторга стоило бы поубавить и проявить хотя бы сострадание. Но диктору было явно наплевать и на ситуацию, которую он комментировал, и на людей, пострадавших в этом ЧП, и вообще на весь мир, кроме себя самого. Восторгаясь собственным остроумием и красноречием, невидимый жизнелюб рассказывал о том, что сегодня утром, в 8 часов 25 минут, на станции метро «Алексеевская» произошло чрезвычайное происшествие. С перрона на рельсы, прямо под приближающийся к платформе поезд, упала женщина. Машинист не успел остановить многотонную машину, в результате чего несчастная была разорвана на части, что вызвало, похоже, особый восторг новостийщика. Отрезанная поездом голова женщины, видимо, ударившись о стену, отлетела в темноту туннели и до сих пор не найдена. Личность погибшей милиции удалось установить по документам, находящимся в сумочке покойной. Движение по зеленой ветке метро было приостановлено. Тело пострадавшей на карете «Скорой помощи» было отправлено в ближайший морг, откуда и исчезло при невыясненных обстоятельствах. «Кстати», - вставил ремарку диктор, явно от себя: «Восемью часами раньше из еще одного столичного морга, также при загадочных обстоятельствах, исчезли два тела милиционеров, погибших накануне в ДТП на Можайском шоссе. Милиция ведет расследование обстоятельств гибели Перовской Татьяны Дмитриевны, упавшей под колеса поезда, и выясняет связь между погибшими милиционерами и секретарем господина Ефимцева, крупного предпринимателя, некогда преступного авторитета. Следствие выясняет, имел ли место несчастный случай или произошло преднамеренное убийство». Диктор включил запись интервью с несколькими очевидцами происшествия. Все, как один, говорили, что на платформе, как и положено в час пик, была обычная утренняя давка, поэтому женщина могла запросто свалиться под колеса приближающегося поезда, когда толпа ломанулась в вагон. Оказавшийся на месте происшествия репортер радиостанции опросил пятерых свидетелей, которые находились ближе всех к Перовской на момент гибели. Никто из опрошенных странностей в поведении погибшей не заметил. Только девчушка лет четырнадцати сказала, что за мгновение до того, как Перовская свалилась на рельсы, стало вдруг как-то очень холодно, совсем не так, как бывает, когда поезд приближается к платформе и гонит перед собой поток теплого воздуха из тоннеля. Похолодало так, что девушка успела даже озябнуть. В это время она заметила, как по лицу Перовской пробежала тревожная тень, будто она решалась на что-то. А потом упала под подъезжающий состав. Упала, как будто невидимая рука сдернула ее с перрона. И даже не успела вскрикнуть, как из-под колес поезда, заполнившего истошным ревом всю станцию, под ноги отхлынувшей толпе брызнула кровь из раздавленного тела. Заголосили женщины, сбежались работники метро. А когда юная свидетельница опустила взгляд, то увидела, что ее новые камелотовские кроссовки из снежно-белой замши с алыми полосками вдруг стали багровыми. Хватило доли секунды, чтобы понять - это кровь погибшей. И девчонка брякнулась в обморок. Алексей помолчал, прищурился. На щеках заиграли желваки.

– Олег, а у ментов головы были? - Обалдело поинтересовался Алексей.

– В каком смысле? У каких ментов? - Подал голос с заднего сиденья референт. - Да у тех, которые Леху по дороге в город тормознули. А потом, спустя пару часов, разбились. Вдребезги. Их в «Дорожном патруле» показывали. Но голов я не видел, трупов там уже не было.

– Надо узнать, в какой морг их отвезли и что там с их головами. Если и у них головы не было, то я, кажется, догадываюсь, кто нас загоняет. Как дичь. А бошки ему, как трофеи. Вот только в толк не возьму, зачем ему еще и тела. Чучела набивать? Раньше за ним такого не водилось, - задумчиво сказал Алексей. - За кем, за ним? Ты что, знаком с этим уродом? - Ефимцев не скрывал возмущения. - Не то чтобы знаю. На брудершафт не пили, просто о нем должны знать, я думаю, знают, все мои, так называемые, «коллеги по цеху». Он… назовем его Собиратель. Имени духов нельзя произносить, не рискуя их призвать, поэтому я буду называть его так. И вам советую. Так вот, мир духов не делится на плохих и хороших. Они, там у себя, по ту сторону реальности, все равны и одинаковы. Просто некоторые из них лояльны к своим соседям, людям. Это домовые, овинники и прочие альвы, которых испокон веков называли Малым Народцем, Соседями, Ближними. Эти помогают людям из чистого любопытства, потому же и идут на контакт с нами охотнее всех остальных. Некоторые холодно безразличны. Это стихийные духи. Договориться с ними стоит большого труда. Тут нужна взаимовыгодная сделка. Некоторые воспринимают людей как… в общем, все по-разному. Как пищу, как удобрение, как животных. Этих мы зовем демонами, вампирами, нежитью. С ними договориться не получается. Все они схожи в том, что относятся к человеку не как к разумному виду, а как к расходному материалу. Кто-то собирает души смертных, догадайтесь, кто. Кто-то взращивает на наших слабостях новые виды порока и греха. А некоторые просто убивают, как охотники, вешая на стены дома головы охотничьих трофеев. Так вот, я столкнулся с Собирателем, как раз после того, как… - Алексей задумался, подбирая выражение, - после того, как открыл для себя ИХ мир. После того, как обрел знание о потустороннем мире. Это один из самых отвратных типов среди охотников; его, как я понял, даже свои не очень-то жалуют, Тогда я был слаб и не мог дать надлежащего отпора. И этот тип счел меня легкой добычей. Но один человек, священник, заслонил меня собой. Передал мне частицу своей силы, которая сделала меня неизмеримо сильнее. И из дичи я превратился в Охотника. Охотник на Охотников, круто, правда? Алексей помолчал, достал из бардачка курево. Открыл пачку, вынул сигарету и, повертев ее в пальцах, засунул обратно. Секунду подумав, с отвращением вышвырнул сигареты вместе с пачкой в окно, бурча под нос что-то вроде: «Жизнь дерьмо, не стоит делать ее еще гаже», - и завел автомобиль. Переключил скорость, выжал сцепление и выехал на автостраду. Только потом он соизволил продолжить, внимательно следя за дорогой, стелящейся серой змеей под колесами.

– Тот человек, священник, он тоже был из наших. Охотник. Целитель. Но исцелял не тела. Он выжигал плесень, взращенную в людях жителями Потустороннего мира, из самих душ. Кем бы стал я без его вмешательства - не знаю. Но хорошо, что не овцой, в страхе ожидающей прихода хищников. Живя в мире, разделенном на волков и овец, я с детства хотел быть псом. На страх первым и на защиту вторым. Я и стал им. Но это лирика. А проза вот в чем. В тот раз я отправил Собирателя на длительный отдых. Думал, что на длительный. А вот теперь, похоже, он решил взять реванш. Он, бесспорно, будет пытаться загнать меня в угол. Унизить и растоптать, при этом породив во мне чувство вины, страх и желание смерти. Я сам должен захотеть смерти, тогда, лишенный всего, что мне было дорого, и всех, кто был мне близок, я буду желанной добычей для него. Загнанный и опустошенный. Тогда его победа принесет ему удовлетворение.

– А какого хрена он к нам привязался? Мы тебе не родня, не сватья-братья, - злобно бросила Светлана Алексею. Так злобно, как будто швырнула комком навоза прямо в лицо.

– А ему без разницы: родня, друзья, случайные знакомые. В их мире вообще нет родственных уз. Дружбы нет тоже. Так что все, кто со мной контактировал с того момента, как он вышел на охоту, обречены. Мы для него все одинаковы. Одним трофеем больше, одним меньше. Главное, что для меня, моей головы, он приготовил почетное место, - усмехнулся Алексей. - В принципе, я никого не держу силой. Можете уйти. Все. Может, со мной он расправится раньше, а может, я завалю его до того, как он поотрывает вам головы. Но когда вы все будете собраны в одном месте, и под защитой, которую ему трудно преодолеть, я легче смогу его взять. Он обязательно появится. За несколько дней до того, как прекратить охоту на вас, он покажется мне. И бросит вызов. Как Охотник Охотнику. А потом - потом не знаю… Я первый раз приму вызов от демона. Там посмотрим. Как говорится, упремся - разберемся. Но так просто я ему не дамся. И поэтому лучше будет, если вы поразмыслите и согласитесь с моим решением укрыться в святом месте. Думайте. - Чего там думать, прыгать надо, - пробасил Олег. - Я с тобой, Леха.

– Я тоже с вами, Алексей, - подтвердил референт. - Такого со мной еще не случалось.

Как у Кинга в книжке.

– А я нет! - резко бросила Светлана - Я не хочу быть приманкой. Это не книжка, Саша, а этот… охотничек не супергерой. Ты что, не видишь? Он сам не знает, что будет делать дальше! Остановите машину, я вернусь в город! И пойду в милицию. Там лучше знают, как от психов защитить. Останови машину, шизик! - приказала она Алексею. - А вы тоже все психи! - выплюнула она в лицо референту. - И ты псих, книжек начитался! И ты, толстый урод! - это уже Олегу. - Надеюсь, что милиция вас скоро поймает, банда ненормальных! Останови, говорю! - Твое дело. Твоя жизнь. Я не ангел, защищать всех подряд. Иди. Только вспомни, что я тебя предупреждал, когда твою бестолковую головку будут приколачивать к стене над каминной полкой, - сказал Алексей и нажал на тормоза. - Остановка на той стороне. У тебя деньги на автобус есть?

– Не твое дело, псих! - взорвалась девушка. - Как-нибудь доберусь.

– Угу, доберешься, как же, - пробурчал Олег.

Светлана взялась за ручку двери, но прежде, чем нажать ее, как заметил Алексей, внимательно осмотрелась по сторонам. И даже когда выходила, посмотрела под ноги на место, куда должна была наступить. Каблучки зацокали по асфальту, Фатеев открыл окно и, сплетя пальцы, вначале знаком Mannaz, а потом очень быстро в знаки Eihwaz и перевернутый Uruz, махнул ими в сторону удаляющейся Светланы. - Вот так. Пусть идет. Теперь ее дух сможет выстоять против одной атаки Собирателя. А ко второй я надеюсь успеть сам. Возможно, за ней он придет в последнюю очередь. Таких, как она, эгоистичных и не думающих о других, он очень любит приберегать напоследок. Я читал о нем хроники. Записи того старого священника. Иначе не смог бы его одолеть в первый раз. Но ее мы не бросим. Обещал ведь. Я привязал к ней Защитного Следопыта. Часть моего сознания всегда будет рядом. А когда придет он, я буду готов к его приходу. Знаю, пафосно звучит, но так и будет. Я уж постараюсь. Вы мне помочь не сумеете, поэтому просьба - не мешайте делать мою работу. Договорились?

– Договорились, - хором отозвались оба спутника Алексея.

– Ну вот и зашибись. Поехали дальше, а то к ночи не доберемся.

– А много у тебя еще в запасе этих твоих фокусов? - поинтересовался Олег.

– Думаю, всем хватит, - многозначительно заметил Алексей. Тем временем Светлане удалось преодолеть полосу движения со стороны Алексея, и теперь она стояла на осевой линии автострады, испуганно озираясь по сторонам, ища прореху в сплошном потоке автомобилей.

Алексей краем глаза заметил, как справа от девушки воздух подернулся легкой дымкой, заклубился. Он заорал не своим голосом и толкнул дверь машины. В то же мгновение щелкнули замки, блокируя все четыре двери. За стеклом с ревом пронеслась фура, потом еще одна, и еще. Большегрузы пошли сплошным потоком. В просветах между машинами Алексей увидел, как девушку взметнуло в воздух, как котенка. Пространство вокруг нее сгустилось, стало тягуче серым. С ревом пронесся очередной грузовик, отгораживая зрителей от сцены, где разворачивалось страшное действие.

И снова Алексей увидел Светлану. Рот девушки был перекошен в безумном крике, глаза испуганно вытаращены, ноги били воздух, правой рукой она как будто пыталась до кого-то дотянуться.

Снова фура.

Алексей рванул пистолет из бардачка, передернул затвор и выпустил полобоймы в просвет между мчащимися грузовиками.

Он целился в то, что клубилось около несчастной. Первая пуля со звучным шлепком врезалась в серые клубы. Мозг прорезал вопль на такой высокой ноте, что, казалось, сейчас лопнут глаза. Будто под порывом ветра марево разлетелось кусками, Светлана рухнула на асфальт и попыталась ползти. Снова фура.

Алексей выматерился, провел по стволу рукой, и тот засиял расплавленным золотом, свечение втянулось в пистолет, как будто поглощенное жадным ртом. Алексей опять нажал на курок, и теперь стороннему наблюдателю было видно, что из вспышек пламени на конце ствола вылетали яркие лоскуты и, как в рапидной съемке, медленно плыли сквозь пространство.

Так же медленно, как будто время замедлило свой бег, воздух у ног девушки снова стал непрозрачным и вязким. Ее снова вздернуло вверх и лицом вперед швырнуло навстречу летящим пулям. Пять кусочков свинца с глухим чмоканьем вошли в тело, а следующая фура подцепила уже мертвую девушку на капот. От удара труп отлетел в одну сторону, правая рука с куском плеча и головой - в другую. Туфелька на высокой шпильке брякнулась на капот «Ниссана».

До Лавры добирались почти в полной тишине, особо не разговаривая. Алексей зло сжал зубы и, играя желваками на скулах, молча вел машину. Костяшки пальцев на руле побелели от напряжения. Олег и Сашка тоже молчали. Говорить не хотелось.

Больше на всем пути к Лавре происшествий не было, если не считать патрулей ГАИ:

один у Королева, другой у Воздвиженского. Как стервятники, они, было, ринулись останавливать машину, решив, что красный «Ниссан» может стать источником добычи в виде пресловутых денежных знаков, вокруг которых крутились все мысли экипажей патрульных машин. Но Алексей, не останавливая машину, выставлял в их сторону руку с затейливо сложенными пальцами и как будто стряхивал с нее воду, после чего особо ретивые блюстители порядка мигом находили другую жертву, решив, что пижонски размалеванный «Ниссан» не стоит даже отмашки полосатым жезлом.

– Елы-палы, Леха, с тобой как с мигалкой ехать, - попытался нарушить молчание Олег. - Ни одна собака не остановит. Я вот только не пойму, почему те менты вчера тебя остановили? Ты ж мог… - Мог, Олежек, мог, - охотно отозвался Алексей. Молчать, видно, не было сил. Надо было говорить. Все равно о чем. - Вот только сил у меня не оставалось на что-то серьезное. Так, морок на купюру наложить, а глаза отвести я б и кошке не смог. Да, кстати, и не отведешь ей глаза. Странные создания кошки. Как бы между двух миров живут. Всех видят, все понимают. Да, если увидите кошку, пока меня не будет рядом, которая без причины встревожена, имейте в виду, по ту сторону, за чертой, разделяющей миры, что-то нехорошее происходит. И даже, быть может, опасное для вас. Так что советую сразу переместиться в другое место. Другой этаж, другая комната… куда угодно, - это наставление Алексей дал своим пассажирам уже на подъезде к Посаду.

По тихим улочкам засыпанным желтыми листьями, маленького городка, так разительно отличавшегося от шумной и бестолковой столицы, машина прошуршала по направлению к Лавре. Нестись на бешеной скорости, распугивая случайных прохожих, не хотелось, и потому Алексей вел машину на скорости не более разрешенных сорока километров в час. Старинные постройки, помнившие еще Пушкина и Достоевского, равнодушно провожали заморское авто пустыми глазницами окон. Суете и спешке тут не было места. Даже яркая кричащая раскраска внедорожника казалась неуместной на фоне окутанных багрянцем и золотом деревьев, посеревших от старости стен и рытвин на дорогах, правда, не мощенных, а асфальтовых.

Неспешно выкатив на площадь перед монастырем, авто затряслось по старинной брусчатке, которой был вымощен подъезд к обители не как дань моде, но как напоминание о тех днях, когда асфальта не было вообще, а по брусчатке весело цокали копытами лошади, запряженные в кареты, розвальни, экипажи. Даже Алексею на миг захотелось сидеть не за рулем авто в уютном салоне, а молодцевато уперев руку в бок и перекинув через плечо отороченный каракулем ментик, лихо прогарцевать на горячем текинце, приводя в трепет барышень и вызывая неодобрительные взгляды у их почтенных мамаш и нянек.

Алексей остановил машину, заглушил двигатель и вышел из авто со словами:

– Приехали, господа. Вытаскиваем вещички и топаем за мной. Пока я буду говорить с настоятелем - молчать. А то еще испортите все. Я сам договорюсь. - Что испортим-то? - недовольный бас Олега заставил его обернуться.

– Да, собственно, испортить можно, что угодно. Настоятель тут старик с характером.

Я его давно знаю, вот и попробую договориться. Так что уж сделайте одолжение.

– Ладно, будем молчать. Так ведь, Сашка?

– Ага, помолчим. Я тут, кстати, ни разу не был. Я по сторонам поглазею. Но обещаю молчать. Как рыба. - Референт, и, по совместительству, сын друга бывшего бандита, вытаскивал сумку из багажника. Олег стоял и смотрел на золоченые купола, как будто вспоминая что-то.

– Знаешь, Леха, я ведь тут жил. Полгода. После того, как… - его голос дрогнул, - ну, ты понял. Тяжко было. Я даже застрелиться хотел, но люди добрые не дали. А тут пожил и понял, что есть люди, которым еще хуже и гаже, чем мне. Даже если учесть, что я потерял близких людей. Тут вообще попрятались те, кто боится мира. Боится и не любит его. Как старая дева ненавидит молодого водопроводчика. Я тогда решил, что тут живут одни трусы, которые опасаются трудностей. Вот и не остался, хоть и была поначалу мыслишка посвятить жизнь служению богу и все такое. Решил, что жить надо полной жизнью. Нести крест, быть изгоем или, наоборот, звездой тусовки - не важно. Главное, не прятаться от жизни и ее испытаний в четырех стенах, оправдывая себя служением высшим силам. Надо жить и помогать людям. Как только можно. А придет время помирать - там уже и сам поймешь, достойно прожил или нет. Ведь ни один старец тебе этого не подскажет, как жить правильно, самому надо разобраться. Так ведь, Леха?

Алексей достал свой пояс с кармашками, надел его. По привычке подпрыгнул - не звенит и не стучит. Потом достал из бардачка «глок» и сунул его в кобуру. Достал второй и запихал за пояс сзади. И только потом ответил, застегивая куртку:

– В общем, да. Не стоит ждать подсказки от высших сил. Только твое дело, Аллигатор, как ты пройдешь свой жизненный путь. Начало и конец у него для всех одинаковы. А вот на самой дорожке масса развилок. Каждому - свой поворот. Надо только не ошибиться и выбрать верный. Я вижу, ты выбрал правильно, или, по крайней мере, руководствуясь теми искрами добра, что есть в душе каждого. То-то я так удивился, когда ты мне начал про законность, белую зарплату и человеческое отношение к персоналу толковать. На тебя это было не похоже. На прежнего тебя, такого, каким я знал тебя в молодости. Но это очень хорошо, что пройдя через тяжкие испытания, ты не озлобился, а стал таким, как есть. Молодчага, Олежек. Я не жалею, что приехал к тебе за помощью. И теперь точно знаю - ты не мог меня так подставить, хотя поначалу я и сомневался в твоей честности. - Знал бы ты, через что я прошел, Леха. Я сам в людях знаешь сколько сомневался? Человек человеку волк, а с волками жить… сам понимаешь. А сейчас… Я рад, братан, что мы снова вместе. Как раньше. Жаль только обстоятельства не радужные. Под ногами хрустел гравий, покрывавший дорожку к воротам обители. Навстречу шли люди. Разные. Мужчины и женщины, молодые и старые, бедные и зажиточные. Но все несли на себе печать прикосновения к сокровенному, к чуду. Храм, в котором хранились мощи преподобного Отца Сергия, давал всем страждущим такую возможность. Говорят, в самом храме, как реликвия, стояли кованные железные ворота с дырой посередине. Рассказывали, что когда войска Наполеона стояли под Москвой, артиллерия Бонапарта упражнялась в стрельбе, используя старинный храм в качестве пристрелочного ориентира. Ядра не могли причинить вреда толстенным стенам, но одно из них проломило кованые ворота и, влетев в храм, заполненный спасающимися от канонады обывателями, не взорвалось, что тут же было объявлено чудом. Алексей полагал, что это была случайность - просто выпал фитиль, не более чем совпадение, удачное для прячущихся в храме. Сам-то он знал, что надо было не прятаться, дожидаясь смерти или чудесного спасения, а браться за топоры и вилы и бить французишек что есть мочи. Как известно, боги помогают тем, кто сам не дурак за себя постоять. Однако стоило признать, что каждый волен «выбирать по себе женщину, религию и дорогу». Его собственная вера в тех, чьи имена нынче сохранились лишь на древних скрижалях да в памяти профессоров с кафедры истории, казалась адептам господствующей веры настолько же смешной и неправильной, насколько Алексей сам считал курьезным поклоняться тому, кто дал себя убить, не оказав яростного сопротивления, как подобало мужу. Но, кому бы ни возносили молитвы и проклятия те и другие, Враг у них был общий. Хоть и менял имена с течением времени. И боролись с ним каждый по-своему. Сейчас Алексею предстояло вверить своих спутников заботам такого же, как и он сам. Но не Охотника, а Целителя. Этот человек был единственным посвященным в те же тайны. Единственным, о ком он знал. Бесспорно, в такой огромной стране их должно быть немало. Знать друг о друге им не полагалось, а об этом Целителе Алексей узнал в ту пору, когда только примерял на себя роль Охотника и сам был добычей. Узнал от того инока, что отдал ему свою силу в борьбе с Собирателем. Монах, верно, расплачивался за свою слабость посмертно, но Алексей был искренне ему благодарен за его поступок. Умирающий служитель белого Бога открыл новообращенному Охотнику, где искать подобного, пусть и не во всем, ему. И сейчас они должны были встретиться вновь.

«Сказать по правде, - думал Алексей, топая по дорожкам обители, но не забывая при этом контролировать следящий контур, - „прошлая встреча с Целителем закончилась не очень тепло“. Для него оставалось загадкой, как можно так фанатично пытаться убедить человека в том, что истинное имя силы, простирающей длань над всеми людьми, таково, как записано именно в этих, „вот, посмотри сам, язычник“, книгах. Как можно не понимать, что высшей силе нет разницы, как ее называют подопечные. Важна сама вера. Те же, кого именуют Богами, всего лишь посланцы этой силы. А имя ей Мать-Земля, Природа, Гайя. Все же те, кого принято считать всемогущими богами, лишь проводники ее воли, иначе зачем им прибегать к помощи опекаемых? Сам он общался с Матерью Живой посредством Сварожичей, ее детей от отца Рода. Целитель, к которому вела их гравиевая дорожка, предпочитал называть своего посредника древним иудейским именем. Хотя и не было в том большой разницы. И зачем убеждать его в том, что нет Земли и сущего на ней? Не понятно. Мысли ретивыми альвами путались в голове. Вот интересно, как встретит его отец Леонид? Опять будет гневно клеймить еретиком или благословит, как смиренный служитель своего Господа, проливая елей отпущения на израненную грехами душу. Сам Целитель, по собственному мнению, был безгрешен и непорочен. А то, что в миру был тем еще бабником, да и сейчас был горазд огладить взглядом ладную послушницу или прихожанку - не в счет, ведь согласно последним исследованиям историков даже у Иисуса с Марией Магдалиной были дети, так почему бы и нет? А то, что инок любил вкусно покушать, теша плоть, так это вовсе и не грешно, ведь в пост он скоромного не вкушал, а пиво и вовсе считал самым что ни есть монашеским питьем и поглощать его готов был ведрами, правда, когда бывал вдали от своего непосредственного начальства - отца настоятеля. О том, что гораздо более высокое начальство пристально следит за каждым шагом чада и слуги своего, монах не задумывался. Однако все это ни в коей мере не мешало ему быть хорошим человеком и достаточно толковым священником, что в сочетании и делало его просто великолепным Целителем. Паства же считала его замечательным батюшкой и к тому же почитала за провидца, что было чистой правдой. Зрить будущее у Леонида получалось очень неплохо. Алексей даже завидовал этому дару. Но, с другой стороны, в бою этот дар не был так уж полезен, как способность, к примеру, замедлить ход времени и ускользнуть за грань человеческого мира, коими Алексей владел замечательно.

Правда, ходить по миру тонких духов ему не нравилось. Там было холодно, все время сыро, как будто в приморском городе поздней осенью. И еще запах - странный настолько, что Алексей не мог его охарактеризовать, как не пытался. Необычная смесь аромата цветущей акации, запаха любимой женщины и острой вони чего-то химического. Это просто был запах не его мира, хотя для жителей мира потустороннего воздух его собственного мира был отнюдь не ароматом амброзии. Алексей собирался всеми средствами избежать религиозного спора со священником.

Переубеждать его у Алексея не было никакого желания. Ни в прошлые разы, ни сейчас. Он хорошо помнил, как вспыхивал праведным гневом чернец при всякой попытке указать на его, отца Леонида, заблуждения… Поднявшись на второй этаж учебного корпуса, а потом спустившись по узким извилистым лестницам на цокольный этаж, троица прошла по мрачному коридору со сводчатыми потолками и вышла в просторный холл жилого корпуса. Насколько Алексей был в курсе, в цокольном этаже здания жили семинаристы первого года, на втором, соответственно, второго. Третий же этаж занимали академисты и отцы-наставники. Одним из наставников, к его чести, любимым семинаристами, и был отец Леонид. Алексей отчего-то на ходу передумал идти к настоятелю и решил направиться сразу к Целителю. Деревянная лестница, недавно отремонтированная и еще даже не испоганенная покраской, вывела их на третий этаж, который разительно отличался от этажа цокольного. Для чего надо было так унижать будущих священников, селя их в полутемные катакомбы, было еще одной загадкой, предположительный ответ на которую витал в мыслях Алексея, но так и не оформился окончательно. „И тут дедовщина“, - думалось порой Фатееву.

В дверь стучать не пришлось, провидец уже ждал их, и едва Алексей с товарищами подошел к двери в его так называемую келью, она распахнулась, и отец Леонид предстал перед гостями. Невысокого роста мужчина, тонкий в кости, с длинными волосами, собранными в пучок, и редкой бородкой. Обильные возлияния и регулярное нарушение заповеди „не чревоугодничай“ никак не отражались на фигуре отца Леонида, чему Алексей не уставал удивляться и даже потихоньку завидовать. Если бы он сам в таких объемах поглощал пиво и разнообразные к нему заедки, любимой из которых у монаха являлись креветки, то через пару недель ощутимо прибавил бы в весе. А через месяц и вовсе стал бы пыхтеть при подъеме на пятый этаж. Приходилось поддерживать себя в форме, изнуряя тело упражнениями в тренажерном зале три раза в неделю и ежедневными утренними пробежками. Отец Леонид хитро прищурился, от чего стал похож на вождя мирового пролетариата, для конспирации отрастившего волосы и напялившего подрясник. Священник скрипучим голосом поприветствовал всю троицу:

– Ну-с, язычник, за чем пожаловал в обитель Господа? Умы его служителей смущать будешь или помощь нужна? - Глаза монаха улыбались по-доброму. Алексей не сомневался, что отец Леонид знает, за чем пожаловали нежданные гости, но все же счел нужным ответить.

– Да, батюшка, за помощью. Только не фыркай, отче, не мне помощь нужна. Им. -

Алексей мотнул головой в сторону своих спутников. - Они православные, так что помочь им твой дог. Для себя я не ищу у тебя поддержки. Не в этот раз. Но скоро она мне понадобиться, и ты, надеюсь, не откажешь?

– Не откажу, язычник, Господь заповедовал нам спасать даже души заблудших во тьме ереси. Давайте уж, проходите в келью. Не через порог же беседовать. Рассказывайте, что приключилось, и чем смиренный служитель церкви может вам помочь.

Келья не отличалась роскошью, как и положено было жилищу того, кто избрал своей стезей смирение плоти и отказ от мирской суеты. Простая кровать, застеленная ровно и аккуратно, как в армии. Стол. Два стула, лавка у стены. Полки с книгами. И огромный иконостас, практически во всю стену. С него скорбно смотрели на вошедших лики святых подвижников. Взгляд Спасителя с одного из образов, казалось, прожигал насквозь, выворачивал наизнанку душу и, в то же время, умиротворял. „Непонятная смесь ощущений“, - отметил про себя Алексей, не раз бывавший уже в этой келье. Всякий раз ему казалось, что Спас Ярое Око постоянно следит за ним нарисованными глазами, не признавая в нем человека, достойного находиться на святой земле. Но земля эта святая не только для православных. Давным-давно, во времена далеких предков, здесь располагалось капище Перуна. Из-под корней огромного дуба, многие столетия служившего окрестным народам местом поклонения покровителям, бил родник холодный и чистый, струями своими омывая чашу, в которую складывались корни векового исполина. В дуб были врезаны челюсти кабанов, волков, медведей. Бог воинств и героев находил временное пристанище в кроне дуба, а по особым случаям ствол исполина служил ему лестницей с небесной тверди на твердь земную. Волхвы жгли костры вокруг священного дерева, не давая им погаснуть ни на мгновение. Чуть ниже, по склону холма, раскинулась березовая роща. Светлая и привольная. В Купальские ночи в роще горели костры, но уже посвященные другому богу - молодому Яриле. Парубки с девчатами прыгали через костры, пели песни, водили хороводы и гонялись друг за другом в лунных сумерках рощи. С Купальских вечеров до следующего года на ветвях берез развевались разноцветные ленточки, жертвуемые девушками богу плодородия.

А потом пришли крестители Руси. Огнем и мечем они согнали окрестные племена в новую веру, срубили священный дуб, извели под корень Ярилину рощу. И долго еще ратились брат с братом, выясняя, чья вера праведна: заповедованная пращурами или принесенная византийскими находниками. В конце концов победила вера новая, молодая. А несогласные ушли в дальние лесные заимки, чтобы жить по прародительским заветам и не держать ответа перед князем или жрецами нового бога, именуемыми пастырями и святыми отцами.

Много позже на месте священного дуба и чудной рощи вырос монастырь. Иноки заключили вольно бьющий родник в камень, превратив его в источник со святой водой. Он не возражал, так же, как и сотни лет назад, журчали его струи, даря людям прохладу и свежесть. Правда, теперь разбивались они не о гостеприимную ладонь старого дуба, а о подставленные каменные борта, но святости для таких, как Алексей, не утратили. Частички живой мощи трепетали под камнем, воды родника давали им выход наружу, даруя мир всем верующим. Мир, в котором люди постоянно находили причину для кровопролития. Родник будто пытался объединить непримиримых, указывая на то, что все они - дети одной силы, имя которой - Жизнь.

– Присаживайтесь, гостенечки, - предложил отец Леонид. - Только уж места на всех не хватит, не обессудьте.

– Да чего уж там, батюшка, - пробасил Олег, густо, по-детски покраснев. -

Постоим, если что. Мы люди простые.

– Вы уж точно простой, - усмехнулся провидец. - Господин Ефимцев, присаживайтесь. К столу прошу. И вы молодой человек, - обратился он к Сашке. - А этот еретик пусть постоит, - хитро улыбнулся монах и кивнул на Алексея. Тот ни капли не обиделся, привык за годы к такому общению. При каждом удобном случае монах не упускал возможности попенять Алексею на его неверие. - Откуда ты знаешь Олега? - задал он вопрос уже в спину монаха с болтающейся по ней жиденькой косичкой.

– Так кто ж его не знает? - Ответствовал инок. - Про него газеты пишут, в новостях рассказывают. Милиция, опять же, разыскивает.

– Как разыскивает?! - вскинулся Олег. - За что?

– Да вот, хотят проверить вашу причастность, господин коммерсант, к трагической гибели некоей особы, неудачно упавшей под колеса поезда нынче утром. И пытаются выяснить, нет ли связи между вами, ее гибелью и гибелью двух доблестных служителей дорожной милиции, ведь у этих трех жертв, как на грех, исчезли головы. - Вот же бля! Ой, простите, батюшка.

– Бог простит, - ответил отец Леонид. - В следующий раз следи за речью. - Извините, - убито потупился Олег. И, как школьник, пробормотал: - Я больше не буду.

– То-то же, - назидательно воздел перст монах. - Сквернословие есть грех. Так, Леша?

– Угу, - помычал Алексей, давясь неуместным смехом. Вид притихшего Олега, бандита и крутого бизнесмена, растерявшего враз всю крутость перед тщедушным монахом, был настолько неожиданным, что Алексей не смог удержаться. Собрав волю в кулак, он попытался подавить смех. Правда, не совсем удачно. Пришлось прикрыть рот ладонью и отвернуться к двери, отступив в тень, за предел светового круга, отбрасываемого настольной лампой в зеленом абажуре.

– Можешь даже не рассказывать, язычник, во что ты влип и куда втянул людей. Я и так все знаю. Плохо только, что невинные погибли. А все остальное… Тоже плохо. Но с Собирателем тебе рано или поздно пришлось бы столкнуться. Он не простил тебе своего поражения. И жаждет реванша. Такова уж его природа. Правильно сделал, что привез людей сюда, Алексей, - по имени обратился к Фатееву отец Леонид. -

Хоть мы и разной с тобой веры, но делаем одно дело. Я могу тебе помочь. И не только словом, но и делом. Я смогу поддержать тебя в бою. Буду защищать твой разум, чтобы ты не попал под влияние Собирателя. Он очень силен в воздействии на разум, это его особенность, поэтому он особенно опасен. В прошлый раз тебе помог наш брат во Христе. В этот раз я помогу тебе. Так что ступай с Богом, язычник. Да прибудет с тобой милость Всевышнего и Богородицы, - стал выпроваживать Охотника отец Леонид.

– А как же „запретить разум“? - изумился Алексей.

– Обещал и сделаю. Мне для этого ритуалов бесовских творить не надо. И нечего на меня зыркать! Ступай себе, говорю! О людях я позабочусь. Нечего тут тебе, еретику, рассиживаться! Прочь иди!

– И на том спасибо, батюшка, - насмешливо поклонился Алексей, прижав руку у груди. - Олег, вот, возьми. Может пригодиться. Мало ли что. От Охотника не убережет. А от мелочи всякой может помочь… Он достал из-за ремня пистолет, проверил обойму и передал его другу. - Как пользоваться, сам знаешь. Пули там серебряные, заговоренные. Так что… - В обители Господа не место оружию! - проговорил монах, неодобрительно разглядывая черный угловатый пистолет в руках Алексея.

– А… - начал было Олег, но осекся под суровым взглядом монаха. - Но в этот раз, язычник, я думаю, Господь попустит. Не грех защитить себя и ближнего, если жизни, дару Его, угрожает опасность. Иди уж.

– Да, пойду. Еще до Москвы добираться. - Алексей развернулся и взялся за ручку двери. - Отец Леонид, пригляди, пожалуйста, за этими двумя хорошенько. Не хочу, чтоб из-за меня еще люди гибли. Сделай милость.

– Пригляжу, Алексей, пригляжу. Постой минуту, послушай, что скажу. Тот дом, где ты был. Завтра же, утром, нам с тобой надо там побывать. Те, кто долгие годы копил там злобу, все души невинно убиенных и их убийц - они очень опасны. Ты разбудил эти силы, и теперь стоит поторопиться с их успокоением, долго твои заговоры их не удержат. Один ты не справишься. Я помогу тебе подчистить. Так что завтра на рассвете мы должны быть там.

– Спасибо, отче. Я очень рад, что хочешь помочь. Вот только, как быть с охраной этих людей?

– Переждут завтрашний день в храме. У мощей Преподобного с ними ничего не случится. Там намоленое место. Нечисти туда хода нет. Хоть самому Вельзевулу. - Лады, так и быть, рискнем. Я буду ждать. - Алексей нажал ручку и вышел.

Обернулся еще раз через плечо, как будто никак не хотел расставаться, и сказал:

– Удачи вам, ребята. Надеюсь, увидимся еще, - и, закрыв дверь, пошел по коридору. Когда он был уже у лестницы, дверь кельи с треском распахнулась, и в коридор выскочил Олег.

– Леха, ты там поосторожней! Себя побереги! Мне дохлый друг на фиг не нужен! - проорал он, презрев тишину обители. Эхо, будто ужаснувшись святотатству, заметалось по узкому коридору, шарахаясь от стенок.

Алексей остановился и, обернувшись, приложил палец к губам: „Тихо“. Молча кивнул головой и так же молча стал спускаться вниз.

В машине Алесей сел за руль и свесил ноги из кабины. Порылся в бардачке в поисках сигарет и, ничего не найдя, вспомнил о своем намерении вести здоровый образ жизни, раскаялся в содеянном. Курить хотелось зверски. Не потому, что он был заядлым курильщиком, нет. Просто в жизни каждого человека бывают моменты, когда мучительно охота чего-то, а чего - не ясно. Может, даже дешевую сигарету. Сейчас был тот самый момент. Мелкорубленые табачные листья, завернутые в бумагу, казались желаннее всего на свете. Ну вот хоть бери и тащись до ближайшей палатки за пачкой.

Идти никуда не хотелось. „Если быть честным, - подумал Алексей, - то ходить неохота вообще“. Хотелось влезть в горячую ванну, взять в руки хорошую книгу и откупорить бутылочку холодного пивка, обязательно светлого. Рядом не было, однако, не то что ванны, даже и пивной не пахло. Но стоит ли ехать в столицу для того, чтобы забывшись на пару часов тревожным сном в холодной постели, потом вскакивать ни свет ни заря и снова гнать машину в Лавру, чтобы забрать отца Леонида. Разумнее поискать гостиницу на месте и заночевать в ней. Эх, жаль, забыл спросить у монаха о ближайшем приюте путников. Но время было еще не позднее, и можно отыскать гостиницу с помощью местных. Хотя этих самых местных еще тоже надо было найти.

Время вечерних сериалов еще не пришло, но на улицах было уже как-то… пустынно, что ли. Вечная судьба маленьких российских городков, постигающая их каждый вечер. Пустеют улицы, зажигается свет в окнах, и после девяти на улице уже трудно кого-либо отыскать, за исключением припозднившегося алкаша. Да и тот будет спешить домой, не желая нарваться на патрульных и провести ночь в холодной. Осенний ветер лениво перебирал листву на тротуарах, вдали залаяла собака, где-то заорала автомобильная сигнализация. И все.

„Да и пошли они со своей гостиницей!“ - в сердцах подумал Алесей. Раздраженно убрал ноги в салон и шарахнул дверью так, что тяжеленная машина заходила ходуном. „В крайнем случае, смогу перекантоваться в машине“, - решил он и повернул ключ в замке зажигания.

Двигатель железного коня отозвался добродушным урчанием, как будто человеческий гений запихал под железный капот не пару сотен лошадиных сил, а одного добродушного обожравшегося кота, вздумавшего помурлыкать на коленях у хозяйки. Послушная воле водителя импортная агрегатина тронулась с места, шурша щебнем. „Интересно, почему маленькие япошки делают такие вместительные тачки, - вдруг подумалось Алексею. - А кто их загадочную восточную душу поймет, - решил он. - Поеду, все же поищу гостиницу“.

Изрядно поплутав по городу, распугав стайку прогуливавшихся в осенних сумерках девиц и выспросив дорогу у едва державшегося на ногах аборигена, он подъехал-таки к искомому месту. Здание на вид было так себе. Не „Уолдорф Астория“, но выбирать не приходилось. На вывеске желтыми по черному буквами было указанно, видимо, с целью отпугнуть тех, кого не смутил вид застиранных штор и висящих на проводах лампочек, наглых, как выставленная в окно задница извращенца, что это - гостиница третьей категории. Что означало примерно следующее: „Оставь надежду всяк, сюда входящий“. За порогом следовало оставить надежду на душ, чистое постельное белье и одноместный номер без храпящего и отравляющего воздух вонью дешевой колбасы и пива соседа-командировочного.

К огромному удивлению Алексея, гостиница оказалась уютной и чистой. Может, оттого, что номеров в ней было не больше десятка, а может, потому что номера одно- и двухместные, располагались в одном крыле здания, а номера, в которых заселялось от трех до десятка постояльцев, находились за поворотом коридора в стороне, противоположной номерам „для нормальных“, как окрестил их Алексей. Он на полном серьезе полагал, что отдохнуть и тем более хорошо выспаться в номере, где соседей больше одного, не получится.

Такая предубежденность жила в нем со времен студенческой общаги - сумрачного пятиэтажного дома на границе городских новостроек и частого сектора, с полутемными коридорами, маленькими комнатушками на пять человек и перманентно неработающими общими удобствами. Он до сих пор не мог понять, за каким бесом его понесло жить в гостиницу, когда всего в пяти станциях метро и нескольких минутах на трамвае жили его родители в уютной, пусть и двухкомнатной, квартирке. Вероятно, захотел свободы, а родители не стали препятствовать причудам отпрыска. Дежурной за стойкой регистратуры не оказалось. „Понятно, - подумал Алексей, - постояльцев здесь не ждут“. Он вдруг почувствовал, как усталость минувшего дня вдруг навалилась непомерным грузом. Охотник отошел от стойки и опустился в огромное зеленое кресло, стоявшее в фойе. Кресло с протестующим выдохом приняло на себя его вес.

Алексей откинулся на спинку и прикрыл глаза…

В следующий момент он услышал негромкое покашливание, будто кто-то хотел обратить на себя внимание, но не знал, как. В огромном зеленом кресле, около маленького журнального столика, густо уставленного комнатными растениями, сидела пожилая женщина. Она почему-то показалась Алексею знакомой. Так бывает - смотришь на человека и кажется, что ты его знаешь, но не можешь вспомнить, кто он такой.

– Извините, не подскажете, где персонал? - поинтересовался он у старушки. - Ужинают, наверное, - безразлично произнесла она. - Ты, милок, вон в ту дверь постучи, там они, - ткнула она во вторую по счету дверь рукой, сморщенной, как куриная лапка.

– Спасибо. Сейчас постучу.

– А я думаю, не тревожил бы ты людей, мил-человек. Пускай себе кушают. А мы пока побеседуем. Ты, я вижу, человек занятой, все бежишь куда-то, торопишься. Оно и понятно: ответственность на тебе большая за людей, тебе доверенных, за людей, которые о тебе и слыхом не слыхивали, за всех. Но сейчас остановись хоть на минутку, порой это необходимо… „Почему бы и нет? - подумал Алексей. - Все равно ведь ждать придется, пока они там наобедаются.

– А и посижу бабушка, поболтаю. Всегда приятно с пожилым человеком, жизнь повидавшим, пообщаться.

– Ну вот и славно, вот и уважил. Мне помочь тебе хочется, мил-человек. С женой твоей большое несчастье случилось. Да и ты сам стоишь на пороге важного испытания. Алексей вздрогнул, будто из сиденья кресла в него ударило током. „Она меня знает!“ - Откуда знаете? - прошептал Алексей.

– Я, милок, многое знаю. Если веришь - дальше слушай. А не хочешь, иди вон, людям ужинать мешай. - И озорно, как молодая, сверкнула глазами, перекинула через плечо толстенную косу темно-русых волос, подернутых сединой. - Верю, наверное… - помолчав, сказал Алексей. - Продолжайте… Пожалуйста. - Так вот, беда с ней. Душа ее в большой опасности. И тебе, касатик, решать, спасется твоя любимая, или нет. Самому тебе в ее терзаниях точку поставить придется. Там, где все это началось, там и закончиться должно. Закон такой у мироздания, соколик. Выход там же, где и вход. Только порой разглядеть его ой как трудно. Ты не глазами смотри. Ты душой ищи, сердцем слушай. Они не подводят. Завтра, как поедешь туда, будь сторожен, не рассчитывай на помощь того, кто обещал. Жди помощи от того… кого знаешь с детства.

Старушка неуловимым движением придвинулась к Алексею, будто и не было разделяющего их стола, и мягко, по-матерински накрыла его сжатые в кулаки кисти своими маленькими теплыми ладошками. Фатееву вмиг стало тепло и уютно, как в детстве, когда маленького мальчишку-сорванца гладила по голове ласковыми руками мать. Его окружил запах свежей травы, душистого меда, разогретой летним солнцем земли. Алексей погрузился в нахлынувшие на него ощущения. Растворился… Ему показалось, что листья всех растений на столике повернулись вслед за старушкой, как будто ловя свет Солнца.

– От Олега? Да как он поможет? - удивился Алексей. - Ему ж самому помогать надо!

Того и гляди…

Алексей внимательно вгляделся в лицо пожилой женщины. В нем отражалась спокойная, величественная красота прожитых лет. И вновь она показалась ему знакомой. Видел ведь, тысячу раз видел. Вот только где?

– Все, что должно произойти, завтра произойдет. Не страшись злых, не доверяй добрым. Верь только себе и своему другу. И ничего не бойся: того, что ты не сможешь преодолеть, не может с тобой и случиться, - сказала загадочная старушка. Алексей сидел, схватившись руками за голову.

– Сложную дорогу ты себе выбрал? Как считаешь? Думаешь, что не легкую. И прав ты, косатик, только не ты дорогу выбрал, она сама тебя нашла. Если бы ты не мог пройти по ней до конца, то вряд ли когда увидел бы ее начало. На такой путь просто так не встать. И не сойти с него так просто. Не тебе уже решать - достоин или нет, выдержишь ли? Не сломаешься ли? Все уже решено. Давно. За много лет до твоего рождения.

– Не понял? - ошалело спросил Алексей. - Как до рождения? - А как же! Думаешь, случайно ты бересту ту отыскал? И прочесть смог. До тебя ее расшифровать пытались лучшие умы - да не возмогли. А ты смог! А все потому, что не всем ту грамотку читать можно. А бабка твоя, зря, думаешь, тебя каждый год к себе на каникулы забирала да по лесам с собой за травами да кореньями таскала? Легенды тебе рассказывала, травы учила различать, голоса леса слушать. Хочешь, скажу, что за свиток на бересте тебе в руки попал?

– Хочу, - тяжко выдохнул Алексей и сглотнул.

– А отыскал ты, милок, то, что все ищут. Всю жизнь найти пытаются, и не могут.

Судьбу ты свою нашел, свой Путь.

– Это я и без вас знаю, - обиженно ответил он.

– Нет, не знаешь. Это ведь был свиток твоей судьбы, голубчик. Вот почему его прочесть не могли до тебя. Твоя судьба - только для тебя. Ты, когда прочел его, узнал свою судьбу. И тотчас же забыл, что прочел. Так ведь? - Так.

– Сейчас даже и не вспомнишь, что там написано. Верно?

– Да. - Алексей впился взглядом в лицо старухи. - А вы знаете, что там написано? - Да, знаю, - просто ответила она. - Я, почитай, касатик, про всех знаю. Только сказать могу лишь им. Чужую судьбу не могу рассказать. Запретно то.

– А как же? Вы же только что про Олега говорили и про…

– Нити судеб человеческих выпрядены давно. И пряжа судеб переплелась в причудливом узоре, Лешенька. Там, где твоя судьба переплелась с другой, я могу тебе приоткрыть тайну. Я тебе и так сказала больше, чем положено. Щелкнул замок открываемой двери, в коридор хлынул дружный женский хохот.

Алексей вздрогнул от неожиданного шума и… проснулся.

– Так что, Петровна, ты повнимательней с ним, поняла? - задорным голосом произнесла невидимой за стеной собеседнице вышедшая из дверей тетка лет сорока с лишним. Именно тетка. В домашних тапках, черной, до середины голени, юбке, казенного вида белой блузке с огромной брошкой из стекла и жести.

– Вы вселяться, молодой человек? - спросила она, проходя за стойку регистратора. - Документы тогда давайте, - скомандовала она деловито и хлопнула дверкой, отгораживая себя от „этих, приезжих“.

Алексей встал, поставил на пол сумку, в которой принес из машины часть своего снаряжения, и подошел к стойке, доставая из кармана паспорт и деньги. - Я ненадолго. Переночевать и все.

– Жена из дому выгнала? - участливо поинтересовалась тетка.

– Да нет, не выгнала. Я тут проездом. В Лавру приезжал. Да вот, припозднился что-то. А в ночь ехать не охота. Я и решил… Скажите. А у вас одноместные номера есть? - с безумной надеждой спросил он.

– Есть. Только сейчас все заняты. Могу двухместный дать. Он пустой, только, сразу предупреждаю, в любое время подселить кого-нибудь могу. - И выжидающе уставилась на Алексея сквозь стекла очков, которые успела нацепить на нос, едва войдя за стойку. Сквозь толстые стекла глаза ее казались огромными, отчего она становилась похожа на добрую старую черепаху Тортиллу.

– Мне бы одному. Давайте я вам за два места заплачу? И вы не будете подселять, а? - Не могу, молодой человек. Не положено. - „Не положено“ было сказано сухо и казенно. - Сами подумайте, а вдруг начальство с проверкой? - Какая проверка в два часа ночи! - вскинул удивленно брови Алексей. - Я ж не на год заезжаю. Переночевать и все.

– Не положено. Вам переночевать, а я места могу лишиться, - как дауну, стала втолковывать ему тетка. - Где я, предпенсионница, потом в этом городе работу искать буду? В школе уборщицей? Есть люкс, - внезапно сменила она гнев на милость. - Он вообще пустой. Почти всегда. С телефоном, телевизором… - Сколько? - вздохнул Алексей, мысленно считая деньги в кармане и пытаясь решить, спускаться ли за бумажником к машине или хватит рассованной по карманам мелочевки.

– Шестьсот пятьдесят рублей сутки. Сутки с девяти ноль ноль. Сейчас… - она посмотрела на часы, весящие на стене справа, - двадцать один тридцать. Значит, за полсуток… - Понятно. - Алексей подал ей паспорт и полез в карман за деньгами. - А душ у вас тут общий?

– Да, но у вас в номере тоже есть.

– Вот и славно, - пробормотал Алексей себе под нос.

– Так, распишитесь тут и вот тут, - протянула ему огромную амбарную книгу тетка.

Он молча расписался.

– Вот ваш ключик. Номер прямо по коридору, последний справа. Там замочек заедает, мы слесаря уже вызвали. Вы ключик в замок вставите и пошуруйте им туда сюда, - посоветовала она.

– Спасибо. Справлюсь. Мебель обещаю не ломать, - заверил ее Алексей. И, подхватив за ремень сумку, двинулся по коридору. Но прежде, сам не зная зачем, обернулся и посмотрел туда, где сидела старушка. Конечно, никого не увидел, только над креслом, в котором она сидела, кружился, исполняя причудливый танец, одинокий мотылек, невесть как попавший в фойе гостиницы. Да причудливо шелестели под невидимым ветерком искрившиеся, как будто умытые весенним дождем, листья комнатных растений, никогда не знавшие дождя и привольного ветра. „Не может быть! - удивился Фатеев, ошалело глядя на пляшущего мотылька и шелестящие листья. - Неужто сама Жива?!“ На какую сторону коридора выходили двери номеров одноместных, а на какую - двухместных, Алексей угадал сразу. По пролетам между дверями. По левую сторону, правда, располагалась ниша, в которой стоял дерматиновый диванчик приятного зеленого цвета, деревянный стол, покрытый лаком, и множество горшков с цветами. Горшки стояли везде. На подоконнике огромного, во всю стену окна, на полочках, прибитых к стенке, на непонятно как затесавшемся сюда серванте.

За столом закусывала шумная компания кавказцев, разложив на газетке копченую курицу, зелень, помидоры и сладкий перец. Из пластиковой бутыли они разливали по пластиковым стаканчикам густую рубиновую жидкость и громко разговаривали на своем гортанном наречии. Судя по всему, азартно спорили.

Миновав пару дверей, Алексей увидел… холл, что ли. Те же огромные зеленые кресла, такой же зеленый диван, неизменные фикусы в бочках и цветы в плошках. На тумбе, напротив дивана, стоял большой телевизор с плоским экраном. На диване группа мужчин, кто в спортивных штанах и майках, кто в джинсах и рубашках, азартно болели за гоняющих в телевизоре мячик футболистов. Футбол Алексей не любил, считал его спортом глупым и лишенным изящества. То ли дело фехтование или художественная гимнастика. А потому и прошел мимо болельщиков, уставившихся в хрустальный глаз телевизора, удостоив их только мимолетным взглядом. Дойдя до конца коридора, он развернулся у двери. Двустворчатой, в отличие от остальных дверей в этом коридоре. Следуя совету регистраторши, пошуровал ключом в замочной скважине и, толкнув дверь, вошел в номер. Номер оказался просторным, весь в сумерках и тенях от циклопической мебели, являющейся, наверное, визитной карточкой этой гостиницы. Те же зеленые диван и кресла. Стол и стулья, наоборот, резали глаз лакированной некрашеной древесиной. Тумбочка у двери, на которой примостился допотопный дисковый телефон. На окнах толстые зеленые гардины. И вездесущие цветы. „Блин, хорошо, что у меня нет на них аллергии“, - подумал Алексей, присаживаясь на диван и ставя сумку между ног. В стене напротив дивана виднелась еще одна дверь. „Надо полагать, душ“, - заключил Алексей. Рядом с дверью, чтобы удобно было смотреть с дивана, стоял телевизор. Такой же здоровенный „Самсунг“, что и в холле, где болели за здоровенных мужиков, пинавших толпой маленький кожаный мячик, несколько постояльцев гостиницы. Оглядевшись, Алексей нашел пульт и нажал кнопку ON.

Тихо щелкнув какой-то релюшкой у себя в недрах, телек включился, озарив номер призрачным синеватым светом кинескопа. Потыкав кнопки пульта, Алексей нашел какой-то музыкальный канал с грудастой ведущей, удовлетворенно хмыкнул, бросил пульт на диван и стал стаскивать куртку, подаренную Олегом. Кинул ее на диван. Потом расстегнул пряжку ремня и скинул на кровать свою амуницию. За ней последовали джемпер, джинсы и носки. Ботинки он снял сразу, как только вошел в номер. Не хотелось топтаться в грязной обуви по пускай и старому, но все же ковру на полу.

Шерстяной ветеран, раскинувшийся под ногами, приятно щекотал ступни, за целый день изрядно уставшие в ботинках. Постояв несколько минут, давая отдых ногам на теплом ковре, Алексей направился в душ, ожидая увидеть там казенного вида эмалированный поддон, по недоразумению именуемый стоячей ванной, и сиротливо торчащий из стены душ. Однако ожидания его не оправдались. Душ был хороший, современный. Душевая кабина поблескивала пластиком и хромом, на полках выстроились одноразовые туалетные принадлежности, на полотенцесушителе висело махровее белое полотенце, а на вешалке - белый махровый халат.

Алексей с наслаждением ступил босыми ногами на приятно шероховатый кафель душевой, проигнорировав одноразовые тапки, приткнувшиеся на уголке сливного бачка. Откровенно кайфуя, поперекатывался с пятки на носок, прежде чем встать в душ и открыть воду. Наконец шагнул в кабину, задвинул дверь и повернул кран с горячей водой. Тугие струи хлестнули по уставшему за день телу, обжигающие ручейки потекли по волосам, спине, бедрам. Нащупав ногой пробку, Алексей закрыл сток и почувствовал, как ступни стали погружаться в горячую воду. По телу стала расползаться приятная истома.

– Кайф, - простонал Алексей.

И резко повернул кран, меняя воду с обжигающе-горячей на ледяную. Тут же захотелось завизжать, как девчонка, которой показали раздавленную грузовиком крысу, и выскочить из душа. Но спустя несколько секунд тело привыкло к ледяным струям и с благодарностью откликнулось на резкую смену температуры. Для порядка повторил процедуру несколько раз… И тут ему показалось, что в номере тихонько хлопнула дверь, даже не хлопнула, а так, легонечко щелкнул замок. Для уборки в номере было поздновато, а французскую горничную в номер он не заказывал. Алексей, не выключая воды в душе, вышел из кабинки. Накинул халат. Кто бы ни был незваный гость, появляться перед ним, отсвечивая голым достоинством, не хотелось. Потом стал растирать руки, разминать пальцы. Как профессиональный массажист готовится к сеансу, так и он разогревал руки, подготавливая их… к чему? Там видно будет. Драться или сплетать пальцы в замысловатые сочетания - нет разницы. Руки - основной инструмент любого человека, и должны быть наготове. Врезать по зубам или оставить руну гораздо проще, когда связки разогреты и готовы к нагрузке. „Да, похоже, ошиблась Мать Сущего, поспать мне сегодня вряд ли дадут“, - подумал охотник.

Алексей сунул полотенце под воду и подождал, пока оно намокнет. Отжал, чтобы не капало и, скрутив жгутом, перекинул через шею. Получился импровизированный кистень. Таким если по роже да с разворота - сотрясение гарантировано. И, тихонько приоткрыв дверь, выскользнул в номер.

Проникших поживиться его имуществом бандитов он не обнаружил. Соблазнительной блондинки, томно раскинувшейся на кровати, тоже не было. Совсем было решив, что ему послышалось, Алексей сделал два шага и тут одно из кресел, огромное и тяжелое изделие отечественной мебельной промышленности, медленно и величаво, как отходящий от пристани Титаник, отъехало спинкой вперед и чинно развернулось. В кресле Алексея - аж продрало по коже - сидел тот самый господин, который четыре дня тому назад, отрекомендовавшись Олегом Егоровичем Ефимцевым, его школьным другом, заказал чистку дома, которая чуть не стоила Алексею жизни и совершенно определенно - рассудка Ольге. Сходство между Олегом настоящим и его двойником было. При этом разительное. Но что-то подсказывало Алексею - это не Олег. Тот же бритый наголо череп, то же тугое пивное брюхо, гладко выбритый подбородок и внушительно выдвинутая нижняя челюсть. Белый льняной костюм, совсем не уместный осенью, лучше смотрелся бы где-либо в тропиках у экватора. Сорочка расстегнута до третьей пуговицы, выставляя напоказ мощную золотую цепь в палец шириной на внушительной волосатой груди. В общем, внешность визитера была как будто срисована с Олега, оставшегося в Лавре.

Но отец Леонид ни в коем случае не дал бы ему покинуть обитель сегодня ночью. А стало быть, возможны два варианта: либо Олег скрутил тщедушного Целителя в бараний рог и смылся помогать школьному другу, либо, что вероятнее, это не Олег. - Здравствуй, Охотник. - Голос пришельца позвучал гулко и в то же время приятно. Слова же его не оставили сомнения - Собиратель. Или тот, кто вечно служит ему не за деньги, а из страха оказаться не просто трофеем на стене, а живым чучелом, бессловесным растением, лишенным возможности ходить, говорить, чувствовать себя живым. Но не лишенным возможности мыслить и ощутить боль… Впрочем, судя по тону, с которым гость обратился к Алексею, явился сам Собиратель. Но пока не за трофеем - нет. Была у них всех привычка. Страстишка даже, более свойственная человеку, чем существу, стоящему неизмеримо выше него в пирамиде эволюции. Все охотники, ищущие жертв в мире человеков, любили упиваться страхом своих жертв. А для этого запугивали их елико возможно. Вот так вот, являясь ночью, демонстрируя фокусы с мебелью или еще какие - у всех свои выверты.

Сказать, что Алексей боялся того, кто явился к нему в закрытый номер, было бы преувеличением. Один раз он уже видел это существо, орущее от страха и забрызгивающее все вокруг густой кровищей из рассеченного надвое тела, медленно растворявшегося в воздухе. Бояться того, кого побил однажды, пусть и с помощью другого, более опытного человека, было глупо. Алексей и не боялся. Опасался, как противника сильного и пришедшего подготовленным к схватке, если таковая состоится. Сам же он к поединку готов не был. Как и во время первой встречи. Но тогда он был зеленым новичком во всем, что касалось запредельного. Теперь же прошли годы - сила Алексея возросла, к ней прибавился опыт многих схваток и покровительство тех, кому он поклонялся еще со школьной скамьи. В тот, первый, раз он был просто невидим и не ощутим для своих высших покровителей. Всего лишь человек, чья аура вдруг вспыхнула ярче и мощней. Мало ли от чего: погиб близкий человек, ушла жена, родился сын, любимый человек сказал „ДА“.

Алексей скинул на пол мокрое полотенце, которое стало остывать и холодить шею. К тому же температура в комнате резко падала, что случалось всегда при появлении Охотников из потустороннего мира. Нападения он не ожидал, не в характере Охотников вот так вот появиться в человеческом облике и сразу же нападать. Нет, подобный маневр предпринимался исключительно в утилитарных целях: проследить, запугать, подставить. Сражаться же он предпочитали в своем естественном виде, который был более приспособлен для драк, чем человеческое обличье. - Собиратель… - сказал Алексей. - Стучать не пробовал?

– Для чего? Ты же и так почувствовал, Охотник.

– Я почувствовал. А приличия как? Тебе не писаны?

Алексей подошел к дивану, на котором были разбросаны вещи, и стал молча одеваться, повернувшись спиной к гостю.

– Если говорить о приличиях, то ты тоже плохо воспитан. Да, мы с тобой давние знакомые, человек, но я не разрешал обращаться ко мне на „ты“. Хотя это ваши глупые человеческие выдумки. Вы - это когда много. А если один - ты. И, к тому же, я уже не Собиратель. Теперь я Коллекционер. Изволь называть так. И ведь у вас, людей, считается неприличным встречать гостя голым? Не так ли? - Так то про званых гостей. А я что-то не припомню, чтоб хотел видеть твою гнусную рожу. И вообще, шел бы ты на хер.

Фатеев надел кобуру, пристегнул ее к поясу. Сел на диван и стал шнуровать ботинки. Пистолет достал из кобуры, демонстративно проверил обойму. Патроны блеснули, как будто подмигивая тусклым серебром. Передернул затвор и положил ствол рядом. - К чему этот фарс, человек? - сказал вроде бы равнодушно ночной пришелец. - Ты же знаешь, простым оружием тебе меня не взять. Да и не собираюсь я с тобой драться. Сегодня не собираюсь.

– То-то ты рожей передернулся. Понял небось, что пульки там серебряные? -

Алексей закончил шнуровать ботинки, выпрямившись, взглянул в глаза собеседника. - Вот теперь давай поговорим. А то как-то неправильно - ты одетый, а я перед тобой в халате.

Демон ухмыльнулся, ехидно показывая полный рот зубов, которому позавидовал бы и крокодил. В сочетании с вполне человеческой внешностью эти зубки смотрелись… впечатляюще. А потом по его фигуре пробежала легкая рябь, как по поверхности лужи от легкого ветра, и он предстал перед Алексеем в истинном облике. В общем-то человекообразная фигура. Две руки, две ноги, голова. На этом сходство с человеком заканчивалось. Закон сохранения массы тела, казалось, спасовал перед существом из мира, где о законах физики даже и не слыхивали. Только что в кресле сидел крупный мужчина, и вот появилось нечто, что можно было охарактеризовать просто: „человек-спичка“. На костях абсолютно не было плоти, только серая кожа, местами покрытая толстыми чешуйками, местами поросшая плотной шестью. И то, и другое проглядывало, как островки из серой, казавшейся рыхлой, словно тесто, кожи. Алексей знал по прошлому столкновению, что от чешуек отскакивают пули. Каких сюрпризов ждать от шерсти, проклевывавшейся из-под кожи страшилища, еще предстояло выяснить. В прошлый раз демон был гол, как колено манекенщицы. Такой твари положено было иметь когти. И они были, по мнению Алексея, даже в избытке. Двенадцать когтей на том, что заменяло чудищу шестипалые руки. Тонкие и прямые, как вязальные спицы. Несмотря на свою толщину, они казались прочнее легированной стали, и даже, вероятно, могли поспорить прочностью с титановыми сплавами. Алексей отметил про себя, что не хотел бы оказаться под ударом таких коготков, да и врагу не пожелал бы. На ногах когти имелись тоже. Но, в отличие от тонких когтей на верхних конечностях, эти были толстые и кривые, как у медведя. К тому же, они втягивались в пальцы, что Коллекционер демонстрировал каждую секунду. Втянул - выпустил. Втянул - выпустил. Этакий акт устрашения. Вроде как у кошек шерсть на загривке дыбом встает.

Рожа создания этого потустороннего существа тоже отличалась редким уродством. Пасть, широкая и безгубая, полная кривых желтых зубов. Над ней пучки тонких, постоянно шевелящихся отростков. Что-то вроде усов. Тонкая щель дыхательного отверстия вертикально рассекала рожу над отростками. Весь этот кошмар делали еще ужаснее глаза - белесые, как два сваренных вкрутую яйца. Ушей, волос, бровей не было. Те же островки чешуи и пучки шерсти, что и на всем теле.

Вся фигура чудища постоянно слегка подергивалась и двигалась, как будто урода бил мелкий не проходящий тик.

Тощий урод не занимал даже четверти кресла, в котором с трудом помещалась до этого фигура Олега, накинутая демоном как маскарадный костюм. - Если тебе так будет удобней, то я сменю этот надоевший человеческий облик на истинный. Ваши оболочки, Охотник, своей непрактичностью наводят дрожь. - А твоя истинная оболочка наводит дрожь своей уродливостью. Не пытайся меня шокировать, Собиратель. Да и потом, вдруг кто войдет? Увидят такого урода… Я ведь так понимаю, разговор у нас будет приватный? Компания милиции нам ни к чему, так ведь?

– Во-первых, Коллекционер. Потрудись запомнить, - проскрипело существо в кресле. - Во-вторых, не будем тыкать пальцем в уродов. Все относительно, Охотник. На моей стороне бытия редкостный урод как раз ты. И в-третьих, по началу разговор будет очень приватным. А немного погодя прибудут гости, которых ты, вероятно, будешь рад видеть. Как минимум, одного.

– Понятно. Так ты не один приперся? С компанией? Кого приволок, расскажешь или мне грызть ногти, сгорая от любопытства?

– Терпение, человек. Спешить некуда. У меня в запасе вечность, чтобы пополнить коллекцию таким прекрасным экспонатом, как ты. Жаль, что вы, люди так недолговечны. Ты знаешь, что большинство экземпляров моей коллекции начинают портиться спустя пару столетий? И при этом отвратительно воняют. Приходится от них избавляться. Выбрасывать на свалку. Пустая трата времени, скажешь? Отнюдь. Есть упоение в преследовании жертвы, которая должна занять место очередного протухшего экспоната. Ваши наркоманы испытывают нечто подобное, приняв дозу. - Ха. Так ты еще и торчок, а не просто урод? - усмехнулся Алексей и смачно сплюнул под ноги демону, стараясь угодить в коготь. Не попал, ноги существа, как и все тело, находились в постоянном движении. - Лечиться не пробовал, наркоша? В комнате становилось все холоднее, Алексей уже начал подумывать о том, чтобы на футболку надеть блейзер.

– Нет. Не пробовал. И не хочу, если по правде. Подобное положение дел меня устраивает. Заставляет ответственнее относиться к своим обязанностям. - Обязанностям? - удивился Фатеев. - Каким?

– Объясню. Как думаешь, что случается с душами тех, кто становится экспонатом в коллекции? Моей и мне подобных.

– Да хрен же вас, наркоманов, поймет.

– Так вот, человек, души - прибежище вашей сути - собирают другие. Их всего двое. Нам, стоящим ниже их в иерархии, но выше просто Собирателей, разрешено коллекционировать тела. Собирателям - части тел. Каждый из нас надеется стать тем, кому высочайше дозволят собирать… - Души? - высказал предположение Алексей и потянулся за свитером. - Нет. Не души. А лишь их слепки. Ауры, как вы их называете. Тех, кто может собирать души, всего двое. От создания мира это число неизменно. Сказать, как их зовут?

– Не стоит, - вмиг пересохшими от внезапной догадки губами прошептал Алексей.

Захотелось придержать челюсть руками, чтобы не брякнулась об пол. - Так вот, для того, чтобы приблизиться к этим двум и стать от них по правую руку, надо очень упорно работать. Собирать тела, освобождая души. Чтобы двое, сидящие на тронах, каждый на своем, могли пополнить коллекцию. И дать право приблизиться к ним на ступеньку как верным поставщикам. Некоторых устраивает их положение. Но не меня. Признаюсь, я тщеславен. Никто не может рассчитывать стать Самим. Это невозможно. Но занять место подле, по левую руку от моего Князя - вот моя мечта. Ты, Охотник, твои душа и тело могут приблизить меня к ее исполнению. Если мне удастся подготовить твою душу к тому, чтобы она заняла достойное место в коллекции моего господина… В этом случае мне обещано изменение статуса. Я стану Антикваром - тем, кто может собирать ауры. Они не пропадают с течением времени, в отличие от телесных оболочек. А только ярче светятся, запертые в коллекционных витринах. Чем дольше душа занимает место в коллекции моего господина, тем ярче аура. Излучая цвет муки и страдания. Страха и ужаса. Безнадежности и отчаяния. Я видел такую коллекцию. Восхитительно… - Псих, - выплюнул Алексей пересохшим ртом. Облизал губы шершавым, как палка, языком. - Чокнутый урод.

– Нет. У вас это называется сделать блестящую карьеру. Я ведь молод. Гораздо моложе тех, кто уже давно стали Коллекционерами, но ни на шаг не приблизились к тому, чтобы стать Антикваром.

Алексей надел куртку. В комнате было очень холодно. На мебели появился иней. Изо рта клубился пар. Мокрые волосы сосульками повисли у лица. Существо в кресле зашлось противным трескучим смехом. Впечатление было такое, будто демон подавился мокротой и сейчас пытался прокашляться. - Я заболтался с тобой, человек. Пора встречать гостей! Приготовься! - взвизгнул он, давясь смехом.

И воздел руки, как балаганный фокусник. По ним побежали злые серые искры. Мир вокруг поплыл, словно вся комната вмиг погрузилась под воду. Алексей схватил пистолет и кинулся к сумке, у другого конца дивана, ставшего вдруг необъятным, как футбольное поле.

Демон, заливаясь булькающим сухим смехом, хлопнул в ладоши. Серые искры брызнули с когтистых лап.

– Прошу! - провозгласил он, как профессиональный мастер конферанса.

И исчез, растаял…

Растянувшись в немыслимом прыжке, Алексей успел подцепить сумку до того, как мир вокруг него окончательно изменился.

И рухнул в пыль, толстенным слоем покрывавшую пол номера.

Встал на ноги и осмотрелся, не выпуская из рук пистолета и сумки. Вся обстановка стала… слов подобрать он не мог. Складывалось впечатление, что он оказался в далеком будущем, где провинциальная гостиница развалилась от старости и запустения. На полу, прямо под ногами, ровным квадратом, занимавшим все пространство комнаты от стены к стене, лежала бурая труха, некогда бывшая ковром. Огромный диван кособоким инвалидом перевалился на один бок. Дерматин высох и потрескался. Из дыр торчали пружины и какая-то непонятная волокнистая набивка. На окнах не было штор. В некоторых тускло поблескивали уцелевшие стекла, в пыли и копоти. Остальные были просто заколочены чем придется. В ход пошли ржавые листы железа, обрезки досок, куски мебели.

Где-то капала вода. И еще раздавался противный скрип. Как будто вилкой водили по ржавой сковороде.

– Ни фига себе! - сказал Алексей удивленно и поднял руку, чтобы почесать в затылке. Больно врезал по нему рукояткой пистолета и коротко выматерился. В помещении было сыро и зябко, но не холодно, как за мгновение до этого. Волосы стали оттаивать, и вода холодными струйками потекла за шиворот. - Ну и где обещанные гости? - просто, чтобы заглушить постоянный раздражающий скрип вилки о сковородку, вопросил Алексей. Голос звучал глухо, как в тумане. Фатеев присел на краешек дивана, опасаясь пружины, которая могла в любой момент прорвать ветхую обшивку и вонзиться в зад. Поставил рядом сумку и потянул на себя молнию. Надо было рассортировать ее содержимое и разложить в порядке экстренной необходимости.

Первыми из сумки на свет, если можно было назвать светом серое марево, сочащееся через пыльные стекла, появились две запасных обоймы. Коробка патронов. Пачка обыкновенной поваренной соли, пузырьки и склянки с отваром и вытяжками из различных трав. Два пузырька Алексей отставил в сторону и стал сосредоточенно распихивать содержимое сумки по карманам и кармашкам.

Надел пояс и щелкнул пряжкой. Достал со дна боевой нож с лезвием зеленоватого оттенка. Попытался пристроить его на пояс и, не найдя свободного места, просто достал из сумки скотч и примотал ножны к правому плечу рукоятью вниз. Проверил, легко ли выходит из них клинок, и удовлетворенно кивнул.

Из бокового кармашка сумки достал подвеску замысловатой формы из янтаря и надел на шею. Достал несколько костяных фигурок, причудливо изукрашенных затейливой резьбой, и сунул их в карман куртки. На запястье правой руки намотал широкую льняную ленту.

Затем, разворошив ногой труху, некогда бывшую ковром, сел прямо на пол, откупорил один из пузырьков и выпил содержимое. Посидел, прислушиваясь к ощущениям, и начал нараспев проговаривать фразу на давно забытом языке. Откупорил второй пузырек и стал втирать его содержимое в одежду, кожу, волосы. Очень тщательно натер пистолет и нож. Затем поднялся на ноги и попрыгал на месте, проверяя по привычке, не бряцает ли снаряжение.

Дверь номера, раньше блестящая свежим деревом, теперь потрескалась и рассохлась так, что открыть ее было невозможно.

Алексей от души саданул по ней ногой. Рифленая подошва с грохотом впечаталась в посеревшую поверхность. Натужно взвизгнул дверной косяк, брызнули в стороны щепки, и Фатеев, едва не пропахав носом пол, вылетел в коридор. Сама дверь оказалась на удивление прогнившей. Хотя, когда он пробовал открыть ее рукой, ему так не показалось.

Пристроив сумку за спиной наподобие рюкзака, он двинулся по коридору к регистратуре. На ходу проверил патроны в обойме, пощелкал курком, заглянул в ствол. Пушка, вроде, не состарилась, а вот патроны выглядели более тускло.

Коридор был таким же мрачным и запущенным, как и номер. Толстый слой пыли, сухие листья в кадках вместо растений, украшавших ранее коридор. Рассохшиеся двери номеров кое-где отсутствовали, кое-где были плотно закрыты. Одна, в дальнем конце коридора, была распахнута и ходила ходуном, издавая громкий скрип, как будто кто-то дергал ее за веревочку, привязанную к ручке, или порывы ветра не давали заслуженной пенсионерке дожить век спокойно. Однако в стоялом затхлом воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка.

В маленьком холле, где всего полчаса назад азартно болели любители футбола, тоже было пусто. Не было даже мебели, на которой восседали болельщики. Зато был телевизор, стоящий прямо на полу и заросший пылью. Но он работал, хотя и не показывал картинки. На экране крупными хлопьями плясал снег помех. Звука не было. Но вот стала проявляться картинка, не четко, как на старой затертой пленке. Изображение дергалось, фигура человека на экране рывками перемещалась, двигалась к какому-то забору. Алексей присмотрелся и понял, что смотрит ту пленку, которая была снята камерой Ольги. Последние секунды.

Вот черно-белая фигура подошла к парапету моста, постояла мгновение, как будто принимая решение, и перевалилась через перила. И тут же неизвестный оператор кинулся будто вдогонку за Ольгой. Обогнал ее и развернулся объективом навстречу падающей. Изображение резко увеличилось, прыгнув в экран. Алексей увидел лицо жены. В глазах застыл страх, не страх даже, а безграничный ужас. Губы же были растянуты в радостной улыбке, как будто она падала не в серую холодную воду, а бежала навстречу любимому человеку, которого не видела много дней. Волосы растрепало ветром. Картина была душераздирающей.

Изображение пропало. И снова кадры с того момента, как Ольга установила камеру на перилах моста. И снова шаг в бездну, полет, лицо крупным планом. Но на этот раз оно было перекошено гримасой безумного хохота. Экран опять померк. И Ольга во второй раз шагнула с моста. Теперь лицо ее было маской олицетворенного ужаса. Страх плескался в глазах, свел судорогой скулы, перекосил губы, которые что-то беззвучно шептали. Картинка остановилась, но не исчезла. И Алексей мог рассмотреть лицо во всех подробностях: широко распахнутые глаза, зрачки расширены так, что не видно радужки. И губы, шепчущие что-то. Сначала Алексей подумал даже, что молитву. Но нет, не переставая, она шептала одно лишь слово. Повторяя его вновь и вновь. И это было его имя. Она произносила его так, как шептала ему в минуты близости, прижимаясь к его груди.

Сердце предательски споткнулось, волна злобы, бешенной, омыла его сознание. Алексей поднял руку, направил ее в сторону телевизора и нажал курок. Грохот выстрела почти слился с хлопком взорвавшегося экрана. Изображение исчезло, разлетевшись сотнями блестящих кусочков. И в каждом были губы Ольги, шептавшие его имя. Непонятно откуда появился звук. Тихий шепот заполнил помещение. Голос, такой близкий и родной, ставший вдруг далеким и безжизненным, с механическим безразличием шептал его имя. Издалека раздался смех. Смех Ольги. Сначала звонкий и радостный: так она смеялась, когда Алексею удавалось удачно пошутить. Потом он превратился в безумный истерический хохот, перемежающийся всхлипами и стонами. Алексей попытался зажать уши - не помогло. Голос звучал в голове, гулко отдаваясь внутри черепа, не находя места. Послышались и другие голоса. Были среди них такие, которые невозможно забыть - голоса родных людей. Они успокаивали, не давали разуму ускользнуть. Других, неизвестных - было больше, они что-то требовали от него, заходились в безумных воплях и истеричных криках. И фоном всему звучало его имя.

Алексей почувствовал, как пол уходит из-под ног, ухватился свободной рукой за покрытую ржавыми потеками стену. Сжал пальцы и, ощутив лишь пустоту, полетел куда-то во мглу.

Падение оказалось недолгим, но приземление выбило воздух из легких и свело горло в мучительном спазме. В лицо сыпануло крупным песком. Алексей уперся руками и попытался встать. Ладони погрузились в песок, но не глубоко. Крупный кварцевый песок приятно холодил руки. Слышался шум прибоя. Песок был влажным. Прибой набегал, казалось, со всех сторон одновременно.

Охотник поднялся, тряхнул головой, провел по лицу рукой, очищая его от песка, и открыл глаза. Кругом стояла такая темень, что хоть глаз выколи. Алексей запустил руку в один из кармашков и достал армейский фонарик. Нажал кнопку. Лампочка вспыхнула ослепительно ярко. Так, что Фатееву снова пришлось зажмуриться. Когда в глазах перестали прыгать лиловые круги, он попытался осмотреться. Несмотря на яркость, фонарь не давал света! Лампочка исправно горела, рефлектор отражал свет… и все. Казалось, что луч был обрезан на уровне небьющегося стекла. Алексей видел светящийся круг, но рассмотреть, что было под ногами, не мог. Фонарь не помогал разглядеть окружающее, а наоборот, делал Алексея превосходной мишенью для тех, кто мог притаиться в темноте. „Как в тире“, - подумал Фатеев, выключая фонарь и пряча его в кармашек.

Он опустился на чуть влажный песок, поджав под себя ноги, сел на пятки. Сунул пистолет, который умудрился не выронить в падении, в кобуру под мышкой, но не закрыл ее. Положил руки на колени ладонями вверх и сплел пальцы левой руки в знаке Mannaz, а правой в знак Wunjo, заставляя себя прозреть в темноте, пытаясь раздуть в себе частицу света Прадеда Солнце, данную каждому от рождения. В такой связке древние руны он использовал впервые, но знал, что именно эта комбинация должна помочь ему увидеть мир вокруг, тонувший во мраке. Он плотно зажмурился, ведь смотреть он собирался не глазами. Направил потоки сил, струившихся в жилах, в ладони и, когда закололо пальцы, сплетенные в древние знаки, сложил ладони лодочкой, зачерпнул что-то из темноты и сделал движение, будто омывал лицо.

С глаз спала пелена. Очертания окружающего мира проступили из темноты. Изображение было немного странным, желто-серо-черным, как на приборе ночного видения. Но, тем не менее, четким и резким. Размотав льняную ленту с запястья, Алексей плотно завязал глаза, чтобы не открыть их случайно и не ослепнуть перед лицом врага. Мир, который он увидел новым зрением, не был особенным, хотя и странным. Ни циклопических башен, пронзавших небо, ни невообразимых страшилищ, рыскающих вокруг в поисках обеда, здесь не было. Но не было и людей. Хотя здания и их расположение вызывали какие-то смутные ассоциации. То ли он был уже тут, то ли видел где-то. „А может, так лучше? - подумал Алексей. - Там, где люди, всегда опасность“. Хотя чего ждать от мира, лишенного жизни, он тоже не представлял. Алексей посмотрел под ноги. Там действительно был песок. Крупный, светлый песок.

Впрочем, учитывая новую особенность зрения, песок мог быть и красным, и зеленым. В следующий момент Охотник вдруг осознал, что не увидел волн, накатывающих на берег, чей шум был первым, что он услышал, попав в это странное место. Волны не накатывали. Они просто… громоздились огромными торосами, застывшими барханами пены вздымаясь над берегом. Это было то, что называли цунами. Огромная, чудовищных размеров волна в обрамлении бурунов поменьше застыла, нависнув над берегом, грозя в любой момент обрушиться многотонной массой воды и смерти вперемежку с грязью и обрывками водорослей. Вот-вот упадет, ломая пальмы, смывая крохотные, как игрушки, бунгало.

– Пальмы?! Бунгало?! Мать-перемать! Где же я!

Такие перемены в окружающем мире не сулили ничего хорошего, к гадалке не ходи. Знать бы только, к чему готовиться. К чему-то просто плохому или же такому поганому, что просто туши свет. Алексей решил, что в любом случае, немедленная гибель ему не грозит, и ладно. Не в обычаях Собирателей - Коллекционеров просто глушить жертву страхом, а потом убивать. Нет. Душа будущего экспоната должна была как следует промариноваться в пережитом ужасе. В обстановке постоянного нервного напряжения и изматывающего душу ежеминутного ожидания смерти. И потом, в планы его старого знакомца, как понял Алексей, входил поединок. Но состояться он должен был не здесь и не сейчас. Сейчас то что происходило вокруг, было всего лишь приготовлением маринада соответствующего вкуса. Потом должно последовать погружение в маринад. А после уж извлечение и разделение на части. Тело нам, душа вам.

„Хрена тебе в обе руки, а не душу в коллекцию, козлина рвотная, - злобно подумал Алексей. - Только покажись - разорву в клочья“. Душа вдруг закипела злобой и яростью за то, что сейчас происходило. За ссору с Ольгой. За его глупую драку не пойми с чем около дома. За гибель Олеговой секретарши. Да даже за тех ментов на дороге. Ярость, вызванная цепочкой абсолютно не связанных друг с другом событий, которые оказались просто ловко расставленной ловушкой у него на пути. Однако в эту ловушку попался бы кто угодно, пришла в голову Алексею утешительная мысль. Не в силах человеческих, даже если они и несколько превосходят силы простого смертного, предусмотреть и просчитать ловушку, устроенную одним охотником другому.

Но, пожалуй, стоять на одном месте не стоило. Надо было двигаться. Куда - другой вопрос. Если все происходит именно так, как Алексей представил себе, то в этой ловушке должна быть и подсказка. Знак, указывающий, куда идти и что делать. Указующий перст, если угодно. Не даст ведь Коллекционер накрыться медным тазом своему лучшему, как он сам сказал, экспонату? Или даст? Нет, выведет. Промаринует как следует - и выведет.

Невдалеке виднелись домики-бунгало, на которые должен был обрушиться девятый вал, превращая крохотные аккуратные постройки в груду строительного мусора. Думать нечего, двигаться стоило именно к ним. Искать подсказку на пустынном берегу глупо. Прикажете песок просеивать? Или в воду нырять? То-то же. Алексей направился к крайнему домику, просто потому, что он был ближе остальных.

Может, там, а может, в другом или в следующем бунгало найдется подсказка-выход. Насколько ужасна она может быть, Алексей предпочитал не думать. Что толку ломать голову, пытаясь проникнуть в ход мыслей существа, у которого с человеком столько же общего, сколько у карася с раскаленной сковородкой.

Неспешно шагая к домику с плетеной в виде циновки, как он уже успел разглядеть, дверью, Алексей осматривался. И все больше и больше проникался мыслью, что его занесло на побережье Малайзии, всего пару лет тому назад смытое огромной приливной волной. Когда-то курорт - теперь просто свалка, так и не отстроенная. Но сейчас катастрофа еще не произошла. До нее остались считанные мгновения… Домик приближался. Ноги уверенно топали по песку. Куртка на плечах начинала уже мешать - было жарко, как и положено в тропиках. Алексей даже принялся абсолютно беззаботно что-то насвистывать.

И вдруг услышал, как за ним зашуршал песок. Почти так же, как от набегающей волны. Только в несколько крат громче. Земля дрогнула под ногами. Он обернулся. И сбился с шага, замерев на мгновение. Огромная волна пришла в движение. Неспешно, величественно двинулась к берегу. Пред ней, противореча всем законам физики, со скоростью курьерского поезда неслись мелкие волны, смывая песок, вырывая с корнем пальмы.

А в самой волне виднелись какие-то темные вкрапления. Явно инородные. Они поднимались из глубины к поверхности, обретая четкость и контуры, проступая наружу медленно, как из киселя, преодолевая поверхностное натяжение воды. Это были люди. Может, еще живые, может, мертвые. Лучше бы уже мертвые, отстрадавшиеся в пасти стихии. Как куклы, изломанные капризным ребенком и выброшенные в океанский прибой. Вывернутые ноги. Заломленные под неестественным углом руки. Тела, выгнувшиеся в совсем немыслимых позах. Мужчины, женщины, дети. Взгляд выхватил за лицо девочки лет шести. Малышка в купальнике, наверняка пестром, прижимала крохотными ручонками к груди куклу. Светлые локоны растрепались и шевелились под водой, отчего были похожи на змей на голове Горгоны. Рот широко раскрыт в последнем вздохе. Глаза закатились так, что видны были только белки.

Алексею хватило мгновения, чтобы увидеть эту ужасающую картину. И запомнить на всю оставшуюся жизнь. В следующее мгновение какая-то исполинская сила стала рвать тела на куски. Рука девочки, намертво вцепившаяся в куклу, отделилась от тела и поплыла по поверхности, оставляя за собой мутный след, который наливался багровым… Тело мужчины, застывшее неподалеку от ребенка, стало скручиваться, будто хозяйка выжимала мокрое полотенце, и вдруг лопнуло, издав отвратительный хруст. Оно разлетелось в разные стороны кровавыми половинками. За верхней половиной тела тянулась какая-то серо-бурая гирлянда. Алексей понял, что это внутренности. Выйдя из минутного оцепенения, Фатеев побежал. Сломя голову. Не оглядываясь больше. Побежал к тому самому домику, куда шел с самого начала. Никогда в жизни он не бегал так быстро. Казалось, что на бегу колотил пятками по спине. Полы куртки больно хлестали по телу. Кобура тяжеленным кирпичом молотилась о ребра. В мозгу полыхнуло: „Не уйти! Скинуть куртку, нафиг кобуру. Иначе не уйду!“ Алексей поднял взгляд от земли, по которой с грохотом, как по ржавому железу, молотили его башмаки. Прикинул расстояние до белой стены со спасительной дверью на ней. Откуда он знал, что спасение там, за тонкой циновкой? Просто чувствовал, как пес чует приближение землетрясения. Еще чуть-чуть. Совсем немного. Вперед!

Ну же!

Он снова глянул на спасительную дверь и почувствовал себя Алисой в Зазеркалье:

дверь не приближалась. Будто он уперся в невидимую стену и бежал, надсаживая легкие, на месте. Алексей остановился как вкопанный, и в тот же момент дверь, как хищный зверь, бросилась ему навстречу. В спину ударила набегающая волна. Тугим кулаком приложила промеж лопаток.

Алексей запнулся, и, выставив руки перед собой, полетел навстречу двери. Хлипкая конструкция сорвалась с петель, и Алексей канул в темный дверной проем. И ухнул вниз.

Короткий полет окончился на пыльном и грязном полу. Алексей открыл глаза и снова ничего не увидел.

Беспомощно пошарил руками вокруг.

Потом ругнулся и стянул с глаз повязку…

Он снова был в том же коридоре той же гостиницы. Толстый слой пыли покрывал пол и изрядную часть одежды Алексея. Что-то прилипло у рта. Он провел рукой по перемазанному лицу и с омерзением смахнул комок сухой паутины вперемежку с остатками насекомых.

Над головой снова был потолок в трещинах и потеках, покрытый глубокими оспинами отвалившейся штукатурки. Один из стыков стены и потолка сочился влагой. Штукатурка вздулась серым пятном и стала отваливаться. Огромный такой кусок - метр на метр, не меньше.

Алексей перекатился к противоположной стене и резко вскочил, бросая тело в сторону от места, куда должен был рухнуть кусок сырой извести. С тяжелым грохотом штукатурка обрушилась. Попала бы в голову - пиши пропало, как минимум сотрясение. И какой он боец с сотрясением? Никакой.

– Вот сволочь, - прошептал Охотник, оглядываясь.

За десять минут его отсутствия здесь ничего не изменилось. Прах, тлен и запустение. Облезлые стены в потеках грязно-ржавого цвета. Разбитые плафоны свисают с потолка на длинных проводах, как огромные нелепые фрукты. В одном из плафонов судорожно мигает лампочка, пытаясь исполнить свое предназначение: дать свет. Видно, не судьба. Ее мерцание похоже на биение мотылька о стенки стеклянной банки, где его закрыли любознательные детишки: задохнется или нет? Лампочка не выдержала - мигнула еще несколько раз, все слабее и слабее, и потухла. А потом лопнула. Тихо и грустно, будто испустила последний вздох.

Вокруг потемнело.

Фатеев полез за фонариком, так невовремя подведшим его в предыдущий раз. Фонарик вспыхнул, осветив кусок коридора перед Алексеем.

И сразу же, буквально в пяти метрах от него, тусклым светом ночника вспыхнула еще одна лампочка в разбитом плафоне. Из-за осевшей на ней пыли свет казался серым и безжизненным. Но все же он был. А батарейки стоило поберечь. Мало ли… Алексей выключил фонарь и отправил его в карман. Тусклый свет лампочки, сиротливо болтавшейся под потолком, выхватывал из темноты приоткрытую дверь. Дверь, поскрипывая, качалась на петлях от порывов легкого ветерка. Из-за двери раздавались престранные звуки: мокрые всхлипы, приглушенное шипящее бормотание и резкие щелчки. Алексей достал пистолет, скинул предохранитель и передернул затвор. Холодная рифленая рукоятка приятно остудила сбитую в кровь ладонь.

Мелким шагом, подняв пистолет на уровень плеча, Охотник направился к двери вдоль стены, стараясь ступать как можно тише. То, что дверь открывалась в его сторону, несколько смущало. Однако деваться некуда. Алексей бесшумно подкрался к двери и попытался заглянуть в щель между косяком и дверным полотном. Ничего не увидел, кроме неверного, трепещущего света либо от свечи, либо от керосинки без колпака. Ногой Алексей придержал дверь, чтобы не распахнулась внезапно, и обошел дверной проем, подумав: „Какого лешего? Чего я прусь туда, как дебильный герой голливудского ужастика? Наверняка там сидит какое-нибудь страшилище и жрет одного из постояльцев. А я ему на закуску. Хотя, с другой стороны, Собиратель, вроде, обещал разобраться со мной в другой раз. Ага, и кто бы, интересно, поверил страшилищу с такой рожей, как у него? А мне вот приходиться верить. Другого-то выхода нет. Ладно, проверим“.

Охотник подцепил грязным носком ботинка дверь и резко ее распахнул, одновременно приседая и отступая за стену, будто уходя с линии огня.

Звуки не прекратились: шипение, словно кто-то пытался что-то сказать, одновременно дуя в широкий шланг; сипящее бульканье и резкие щелчки. Алексей осторожно высунулся из-за угла, поводя стволом пистолета из стороны в сторону, и оцепенел.

За столом сидели двое. В милицейской форме. Оба залитые кровью от плеч и до коленок. В руках они держали карты и азартно швыряли их на стол, будто нарочно стараясь щелкнуть громче, чем получилось у другого. На столе лежала всего лишь одна купюра: сторублевая банкнота, почему-то зеленоватого оттенка, как у долларовой купюры. В пустой винной бутылке стоял огарок свечи. Расплавленный воск залил бутылку, причудливыми потоками изукрасив пустую тару, превращая ее из обычного стеклянного утиля в диковинный канделябр. Рядом на столе стояли две головы. На одной была надета милицейская фуражка кокардой назад, на макушку другой кто-то прилепил второй свечной огарок. Воск стекал по волосам, спутавшимся от засохшей крови, и капельками слез застывал на лице. Глаза у головы были широко распахнуты, рот шевелился, пытаясь что-то сказать, но вместо слов получалось то самое шипение.

Из разорванной шеи ближнего к Алексею трупа фонтаном била кровь, начавшая уже сворачиваться, лениво расмазываясь по мышиного цвета форме. Он даже разглядел, что трахея трупа судорожно сжимается, сипя и булькая от попавшей в нее крови. Алексей почувствовал, как спазм сжимает желудок и рот наполняется противной кислой горечью. Он еле успел наклониться, и его стошнило желчью. Прямо на ботинки, и без того уже грязные дальше некуда.

Сидящие за столом обернулись, если можно так сказать о безголовых трупах. Мутные, залитые воском буркала одной головы уставились на него.

Второй мертвец сгреб свою башку за волосы, сбив при этом фуражку на пол, и повернул ее лицом к Алексею. В мертвых глазницах бурыми сгустками застыла запекшаяся кровь. Фатеев заметил, что правой щеки у головы просто не было. Как будто огромный нож срезал плоть, обнажая кости и зубы. Во рту ворочался распухший синий язык. По языку ползла муха. Зеленая.

„Николай Васильевич обрыдался бы от зависти“, - подумал Алексей, имея в виду Гоголя, сумасшедшего гения малоросских земель.

Тот, что со свечкой на голове, Алексей узнал его, был младшим лейтенантом Борисенко, жадным до чужих денег радетелем правил движения, внезапно исчезнувшим из морга. Второй, в фуражке задом наперед, наверное, водитель патрульного экипажа… А играли они на его сотку. Вот почему она зеленоватая. Морок, наведенный Алексеем больше суток назад, не рассеялся полностью. Кто-то помогал иллюзии держаться столь длительное время.

Голова лейтенанта, разлепив залитые воском губы, прошамкала:

– Нехорошо, гражданин Фатеев, купюры фальшивые распространять. - Ага, нехорошо. - Поддакнула вторая голова, сжимаемая рукой владельца. Толстая зеленая муха даже и не подумала слететь с языка.

– Придется вас задержать и сопроводить для дознания. - Проговорила первая голова.

К губе прилип кусок воска, но ей было без разницы.

– Да, придется. - Поддакнула вторая.

Менты дружно поднялись, роняя стулья, и двинулись к Алексею. Лейтенант забыл голову на столе, второй же продолжал сжимать свою за волосы, только наклонился поднять фуражку. Взял ее за козырек, повертел в руке, пытаясь пристроить на голову. И нахлобучил ее себе прямо на обрубок шеи, из которого продолжала фонтанчиком бить кровь.

„Нихера себе, представление!“ - пронеслось в голове у Алексея. Трупы милиционеров, тем временем, неспешно приближались к нему, шаркающей походкой. Труп лейтенанта шарил по поясу руками, нащупал кобуру и достал оттуда пистолет. В свободной руке у второго, как из воздуха, материализовалась дубинка. Короткий обрезок резиновой дубинки с поперечной рукояткой. Алексей выскочил за дверь и захлопнул ее, прижавшись к ней спиной. Сердце в груди бешено колотилось, пытаясь проломить ребра и выскочить наружу. Почему бы и нет. Ходят же тут безголовые люди. Почему бы не бродить человеку с сердцем наружу. За спиной у Алексея бухнуло, дверное полотно разлетелось в щепки. Одна из них пропахала щеку, оставив глубокую борозду и вонзилась в стену напротив. Он упал на колени, прикрывая голову руками. Потом завалился на спину, в падении разворачиваясь лицом к двери, и стал методично нажимать на курок. Пять выстрелов слились в один. Коридор заволокло кислой пороховой гарью. Пули, кусочки заговоренного серебра, гулко шлепнулись в дверь и блестящими комочками осыпались на пол. От неожиданности Алексей даже выматерился трехэтажным замысловатым матерком, который не раз слышал в деревне у своей бабушки, будучи мальчишкой. Как известно, черное слово беду прочь гонит. Но тут беде явно было фиолетово. За дверью грохотнуло еще два раза, и пули, пробив дверь, будто она была из бумаги, впились в штукатурку слева и справа от его головы. Он обалдело глянул на еще дымившееся отверстие и, вскочив на ноги, переместился к стене, где была дверь. Выщелкнул обойму из пистолета и сунул ее в карман: нечего переводить дорогое серебро. Достал из кармашка на кобуре обойму с простыми патронами. Резко вогнал ее в рукоятку пистолета и, переместившись к двери, почти в упор разрядил всю обойму в дверь, не боясь рикошета. Свинец прошил дерево без особого труда, и Алексей услышал, как пули с глухими шлепками вошли в мертвую плоть. Но звука падающих тел так и не последовало. Не стоило даже и рассчитывать свалить оживший труп простой пулей. А заговоренное серебро не пропускала дверь. Рассуждать о природе феномена времени не было. И потому Алексей, не вставая на ноги, на четвереньках, рысью отбежал назад, освобождая проход своим преследователям. Достал из кармашка флакон с солью и щедро сыпанул серых кристаллов на пол перед собой. Это должно на какое-то, пусть и недолгое, время остановить мертвяков. По поверьям его предков, мертвяку, восставшему из могилы, следовало отрезать голову и приложить ее к заднице. Задача упрощалась тем, что головы у его оппонентов и так были отделены от тела. А осложнялась тем, что, в отличие от обычных мертвецов, эти двое использовали оружие и, кажется, даже неплохо соображали.

Алексей сунул пистолет в кобуру и поднял перед собой правую руку, выставив ее вперед, словно обороняясь.

Дверь номера, простреленная в нескольких местах, с треском распахнулась, врезавшись в стену так, что с потолка вновь отвалился кусок штукатурки. Левой рукой Алексей выхватил из ножен, прикрученных скотчем к плечу, клинок.

Из распахнутой двери показался тот, что нес башку в руке.

Алексей правой рукой собрал с рассеченной щеки немного крови и окропил ею клинок. Кровь, встретившись с лезвием из зеленоватого металла, вспыхнула ярким рубиновым светом и растеклась по ножу тонкой полыхающей пленкой.

В коридоре показался второй труп, с пистолетом. Первый бестолково топтался на месте, наступив на разбросанную соль. Серые кристаллики прожгли подошвы ботинок. Голова в руке тоненько взвыла, вывалив язык из ощеренного рта. Алексей собрал еще немного крови, сочившейся из глубокого пореза, в ладонь и сжал ее в кулак, произнося наговор. Почувствовал, как в кулаке что-то толкнулось, будто он сжимал там маленькое живое существо, и швырнул то, во что превратилась его кровь, кровь Охотника, в сторону мертвяков, топчущихся у соляного пятна. Тот, что с пистолетом, подтолкнул своего напарника в спину и он ступил на разбросанную по полу соль уже обеими ногами. Ботинки задымились, башка заверещала совсем уж нестерпимо и мертвец рванул навстречу Алексею, пытаясь как можно быстрее преодолеть препятствие. Соль там, где прошли его дымящиеся ноги, выгорала, оставляя чистый пол.

Кровь маленьким пульсирующим шариком слетела с ладони Алексея и зависла на середине пути между ним и мертвым милиционером. „На кой хрен я им сдался? - между делом спросил себя Алексей. - Да кто же их, безголовых, знает“, - сам себе и ответил. Второй безголовый поднял руку, в которой был зажат пистолет, и разрядил всю обойму в Алексея. Большая часть пуль вошла в мертвое тело его напарника, не причинив, впрочем, тому особого вреда.

Те пули, которые миновали труп, вспыхнули и задымились, едва достигнув расстояния до висящего в воздухе багрового шарика, и тяжелыми каплями упали на пол. Линолеум, старый и высохший, тотчас же задымился. Сфера, созданная Алексеем из собственной крови, выполнив свою задачу и защитив создателя, растаяла в воздухе без следа. Теперь, когда пули больше не угрожали Алексею, он спокойно шагнул назад, достал пистолет и, прицелившись, выстрелил в голову, которая болталась в руке мертвяка. Эффект от выстрела если и не превзошел ожиданий охотника, то, по крайней мере, порадовал. Башка разлетелась вдребезги, кровавые ошметки брызнули на грязные обои. Тело качнулось назад, как будто пуля ударила его в грудь, и рухнуло навзничь прямо на рассыпанную соль.

И тут же вспыхнуло чадным рыжим пламенем.

Второй мертвяк еще пару раз нажал на курок. В ответ последовали только сухие щелчки бойка. Аккуратно засунув бесполезный „ПСМ“ в кобуру, ходячий труп по стеночке обошел полыхающие веселым огнем останки напарника и двинул на Алексея. „Как будто видит, падла!“ - констатировал тот, наводя тупой ствол „глока“ на фигуру бывшего гаишника. Тупорылая буржуйская машинка гулко рявкнула, выплевывая кусочки серебра в фигуру, приближающуюся к Фатееву.

Мертвец дернулся несколько раз, когда пули с чавканьем вошли в его плоть, и деревянной колодой опрокинулся на спину, подняв тучи пыли. Обезглавленное тело конвульсивно дернулось, выгнулось мостиком, замерев на пару секунд, и затихло. Хотелось верить, что навсегда.

Алексей перевел дыханье. Прислонился спиной к стене и засунул нож, все еще искрящийся бордовыми бликами, в ножны.

В огромное окно, забитое и заколоченное досками и кусками линолеума, что-то тяжко грохнуло, заскрипело, посыпалась труха. Еще удар. Судя по звуку, с той стороны что-то крупное, размером не меньше человека, пыталось вломиться в забитый оконный проем.

„Елки зеленые! Третий этаж ведь!“ - изумился Алексей. Вздохнув, он снова достал пистолет и стал обходить оконный проем, насколько позволяла ширина коридора. Слева, оттуда, где лежали безголовые трупы, послышалась возня. Одного взгляда хватило, чтобы понять: серебро не сработало. Тот мертвяк, которого Алексей завалил выстрелом в безщекую голову, обугленный и дымящийся, поднимался снова. Тяжко, с неимоверными усилиями, роняя на пол куски обугленной плоти, труп вставал, придерживаясь руками за стеночку, как самый обычный алкаш. Вслед за ним стал подниматься и второй. Сел, как будто оглядываясь, потом встал на карачки. И на четвереньках, как порождение наркотического бреда, рванул к Алексею. „Ах вы твари!“ - ругнулся тот и, опустившись на колено, смоченной собственной кровью рукой провел черту на полу поперек коридора.

Полыхнуло. Алексея отделила от надвигающихся на него мертвецов тонкая пленка, будто от стены к стене натянули мыльный пузырь. Только переливающаяся пелена искрилась оттенками красного, а не всеми цветами радуги.

Мертвяки по ту сторону преграды остановились, будто понимая, что через пленку нельзя пройти без вреда для себя. Первым сунулся вперед тот, что стоял на карачках. Как собака, обнюхивающая стену, ткнулся обрубком шеи в преграду и тут же отскочил, дрыгая им, словно ошпаренный. Из комнаты, где осталась его голова, раздался тонкий визг. Второй, которого Алексей про себя назвал „головешкой“, стоял и, покачиваясь, как под порывами ветра, ронял на пол дымящиеся куски сгоревшей одежды и ошметки плоти.

Удары в оконный переплет не стихали, высохшее дерево жалобно скрипело, на пол под окном сыпался мелкий мусор. От одного из ударов, особенно сильного, с подоконника свалился горшок и, брякнувшись об пол, раскололся вдребезги. Серая, лишенная жизни почва горсткой пепла просыпалась на пол. По доскам, закрывающим оконный проем, зазмеилась тонкая трещина.

Спустя миг за спиной Алексея грохнула дверь, шмякнув о стену. Раздались тяжелые, шаркающие звуки, сопровождаемые тонкими всхлипами.

„Бля, даже смотреть не надо, кто там!“ - подумал Алексей и обернулся. Мертвяки, отделенные от него тонкой преградой, становившейся все незаметнее с каждой минутой, радостно зашевелились, закряхтели, забулькали. Твари чувствовали - скоро, очень скоро преграда, сгорая, истончится до такой степени, что сквозь нее можно будет пройти. Пройти и впиться лапами, утратившими сходство с человеческими руками, в мягкую податливую плоть того, по чьей вине, как они считали, они приняли смерть и обречены на ужасные посмертные мучения. А из глубины коридора на Алексея надвигалось нечто, ранее, несомненно, бывшее человеком. Женщиной. Жертвой несчастного случая в метрополитене. В сравнении с этой жуткой фигурой обезглавленные менты казались безобидными детьми. Тело несчастной словно разорвали на куски, а вернее, так и было, а потом, вывернув куски наизнанку, кое-как сшили. Грубо и неряшливо. Как шьют только в морге. В обычном городском морге. Толстыми черными нитками, грубыми стежками. Стягивая куски мертвой плоти без всякой жалости: мертвому все равно. Прочно ли пришиты руки и ноги или на живую нитку - ему без разницы.

Существо, язык не поворачивался назвать его женщиной, стояло, опираясь в пол тремя конечностями. Двумя верхними и одной нижней. Еще одна тащилась сзади, на толстой нитке, густо пропитанной засохшей кровью. Голова в ссадинах и кровоподтеках тоже была пришита к телу. Криво и бестолково. Сейчас тварь пыталась поднять голову, чтобы посмотреть на противника, омерзительно дергая плечами. Но разорванные мышцы шеи только судорожно сокращались, заставляя висящую голову конвульсивно дергаться. При каждом таком движении груди существа мотались из стороны в сторону, вызывая приступы тошноты у Алексея.

Издав тяжкий вздох, тварь двинулась на Алексея, подрагивая изуродованной головой.

Нога, висевшая на нитке, тащилась сзади, издавая хлюпанье. Охотник дождался, когда существо подойдет достаточно близко, и прыгнул на него, оттолкнувшись правой ногой от пола, а левой в ботинке на толстой каучуковой подошве приземлился на спину твари. Хрустнул хребет. Тварь заверещала. Лопнули нитки, соединяющие правую руку с туловищем, и трепыхающаяся конечность отлетела в сторону, шмякнулась о стену и, к великому удивлению Алексея, недвижно осталась лежать там, куда упала.

Теперь он был лицом к лицу со всеми тремя. Однако легче от этого не было. Как с ними совладать, если даже серебро, верное средство против нежити всех сортов, тут беспомощно.

Тварь с переломанным позвоночником беспомощно возилась на полу у него под ногами, пытаясь подняться. Скребла пальцами по полу. Пыталась вывернуть голову и посмотреть на своего мучителя. Смотреть в глаза мертвяку, ставшему ужасающей пародией на Франкенштейна, Алексей не захотел. Достал пистолет и выстрелил в затылок чудища, покрытый спутавшимися волосами. Череп треснул с противным звуком, как перезревшая тыква. И из него, как из тыквы, вывалилось содержимое - серо-розовый губчатый мозг и глаз, судорожно подергивающийся от сокращения глазных мышц. Крови не было. Алексей поднял глаза к потолку и возблагодарил богов, которые помогли утихомирить хоть одного из противников. Потом достал из кармашка на поясе горсть крохотных семян и стал осыпать ими подергивающийся труп. Сначала по кругу, потом нарисовал в круге крест и пересек его косым крестом - символом Грозы. Маленькие зерна тут же начали прорастать, зеленым ковром укрывая тело, а корнями намертво привязывая его к полу. Вскоре посреди коридора образовалась целая клумба из вьюнков… нелепо выглядевших в этом загаженном здании.

Под сплошным покровом живых цветов слабо копошилось мертвое тело. Вскоре маленькие, но цепкие растения с ускоренным циклом жизни должны полностью переработать труп, после чего сами умрут, рассыплются в прах, прожив свою короткую жизнь быстрее, чем отпущено природой.

Алексей окинул быстрым взглядом поле боя. Увиденное ему понравилось. Хотя два мертвяка, бестолково болтающиеся у защитного барьера, позитивных чувств не вызывали. Преодолеть препятствие, поставленное силами жизни - алой кровью живого человека - они смогут уже скоро. Можно, конечно, развернуться и через окно вылезти из гостиницы, чуть не ставшей для Алексея западней. Но как знать, куда ведет это окно? Уж точно не на улицы доброго старого города. А значит, нужно добить этих двоих, чтобы не маячили и не мешали разобраться с ситуацией.

Охотник посмотрел под ноги и со вздохом опустился на колени, прямо в пыль и мусор. Чего уж там! И так, как свинья, вывозился.

Стал доставать и расставлять перед собой пузыречки, коробочки, скляночки. Потом поднял руки перед собой, сцепил большие пальцы и начертил ими в воздухе знак Eihwaz, укрепляя барьер, за которым топтались мертвяки. Барьер вспыхнул неистово, усиленный знаком. Чудища отшатнулись, будто опаленные пламенем. Алексей довольно кивнул стриженой головой и стал снимать мокрую куртку. Потом содрал свитер и футболку. Окунул палец в один из пузырьков и начертил три вертикальные полосы у себя на лбу. Достал нож и полил его жидкостью из другого флакона. Все манипуляции он сопровождал напевом - заговором на давно канувшем в Лету языке предков. Клинок, отливающий зеленью, потемнел и даже как будто перестал отражать свет, померк, слился с мраком.

Затем Фатеев зачерпнул пахучую мазь из очередного тюбика и стал втирать ее в тело.

Там, где состав касался кожи, она приобретала сероватый оттенок, каменея. Обычный человек, не подготовленный к подобным манипуляциям, загнулся бы от одной Каменной кожи. А предстояло еще наложить на себя Ярость и Могильный зуб. Кожа - для непроницаемости кожных покровов, Ярость - подхлестнуть организм и ускорить метаболизм, а с ним и скорость, Могильный зуб - исключительное средство против нежити. Можно будет руками рвать ожившие тела в клочья.

Закончив с манипуляциями, охотник поднялся и провел поперек груди кончиком ножа. Плоть, усиленная составом и наговором, поддалась лишь слегка. Клинок, сотканный из тьмы, обагрился каплей крови и злобно зашипел. Рукоять толкнула ладонь мириадами крошечных ледяных игл. Тонкий порез затянулся практически мгновенно. Гул ударов, доносившихся со стороны холла от забитого окна, на мгновение стих. Потом раздался удар жуткой силы, от которого, казалось, затряслись стены, и в коридор вкатился мохнатый ком. Распрямился. И предстал перед взглядом Алексея огромным, по грудь взрослому человеку, матерым волчищей с полосой седой шерсти, тянувшейся от глаз к затылку лобастого черепа. За ушами зверя седина переходила на хребет и сбегала до самого кончика хвоста.

Волколак, широко расставив передние лапы, каждая толщиной с голень взрослого мужчины, мотнул башкой, явно пытаясь прийти в себя. Коротко рыкнул, ощерив аршинные клыки, белые как снег. И рванулся вперед… Алексей отшатнулся назад, выставляя перед собой клинок, а второй рукой судорожно чертя в воздухе знак Isa, рассчитывая остановить волчару, распластавшегося в прыжке. Но вопреки разумному представлению об оборотнях зверь прыгнул на спины мертвяков. И принялся яростно рвать их клыками и когтями. Подмял под себя „головешку“ и кубарем покатился с ним по полу, пытаясь перекусить мертвяку хребет. Второй труп неуклюже развернулся и, переваливаясь с ноги на ногу, поспешил вступить в драку. Алексей сложил пальцы в руну Hagalaz, снимая защитный барьер, и серой молнией с невероятной скоростью, так что даже очертания тела размылись в воздухе, рванул на помощь нежданному пришельцу.

На коротком замахе снизу всадил нож в спину мертвяка. Туда, где у живого человека бьется сердце. Клинок радостно взвыл, как свора голодных псов, учуявших кровь, и стал поглощать ту силу, которая помогала мертвяку двигаться и жить вопреки всем законам природы.

Сам же Алексей подхватил судорожно бьющееся тело и, подняв его над головой, выставив правое колено, со всех сил опустил на него мертвяка, ломая тому хребет. Зачарованный клинок звякнул о пол, выпав из раны. Труп, теперь уже на сто процентов умерщвленный, кулем рухнул на пол. Для уверенности Алексей перевернул его на грудь, заломил руки за спину и, достав из кармана осиновый колышек, пригвоздил ладони мертвяка к телу, одновременно стараясь попасть в позвоночный столб, чтобы окончательно лишить того возможности двигаться.

Волколак расправился со своим противником и теперь стоял над бесформенной обугленной грудой, для острастки порыкивая на нее. Когда в куче что-то шевелилось, зверь лапой бил по останкам. Удовлетворенно рыкнув, поднял заднюю лапу и помочился на кучу, всем своим видом показывая: „Моя победа. Ты ни при чем!“ - Да не нужен он мне, - хмыкнул Алексей, наклоняясь за ножом. - Себе оставь. Со мной тоже драться будешь?

Волк отрицательно мотнул лобастой башкой.

– Ага. Понятно. - Охотник перевел дух, успокаивая прыгающее в груди сердце. -

Помогать решил? С чего хоть?

– Гая… - мысленно услышал знакомый голос. Волчья пасть не приспособлена к

человечьей речи. - Гая… помочь… велела…

– Гая? Дух Земли?

Зверь качнул головой, соглашаясь.

– У тебя… э… морда поцарапана. Дай обработаю.

– Нет… само… гвоздь… - тяжко толкнулись в голове Охотника слова зверя.

– А если не гвоздь? - Алексей кивнул в сторону обугленных останков. - Если этот?

– Заживет… как… на собаке… - выдохнул зверь.

Алексей улыбнулся.

– Ты, я смотрю, шутник.

Зверь согласно рыкнул.

– Я тебя знаю? - поинтересовался Алексей.

– Знаешь… Олег…

– Чего Олег? - не понял Алексей.

– Я… Олег…

– Чего? - изумленно протянул Фатеев. - Ты - Олег?

– Да…я…

– Ух. Чудны дела твои, Господи. Давно?

– Давно… Потом рррасскажу… Выбиррраться давай… поп ждет… - Зачем? - очумело задал глупый вопрос Алексей.

– Скоро… рррассвет…

– А…

– Пошли… - скомандовал волк.

Алексей подцепил с полу вещи, напялил мокрую одежду и сам не заметил, как мир вокруг стал прежним. Он стоял в коридоре гостиницы. Лампы, в целях экономии включенные через одну, тускло освещали коридор. В каком-то из номеров храпели. Густо, с переливом. Алексей позавидовал здоровому сну человека, который даже не подозревал, что происходило рядом. Хотя в эту ночь большинство людей должны были мучить кошмары. Уж больно сильно столкнулись сегодня Навь и Явь. Алексей направился к выходу. Зверь, припадая на лапы, крался сзади.

За стеклом регистратуры мирно дремала женщина, положив голову на скрещенные руки. - Сладких снов, - пожелал ей Алексей, попутно осеняя ее знаком Tusaz, призывая на нее крепкий, хоть и недолгий сон.

Открыл дверь и, не таясь, стал спускаться по лестнице мимо дверей офисов на втором этаже и магазина на первом, еще закрытых. Волк следовал за ним, поджав хвост и осторожно ставя лапы на ступени.

– Ты что, высоты боишься?

– Нет… - рыкнул зверь.

– А что хвост поджал?

– Падал… когда… ходить… учился…

Алексей усмехнулся. Понятно. Делая первые шаги в образе зверя, Олег пару раз кувырнулся с лестницы, и теперь звериная половина его натуры воспринимала лестницу как опасность. Мелкую, но болезненную.

Дверь на улицу распахнулась от легкого толчка. Волна свежего предрассветного воздуха накрыла Алексея с головой так, что он чуть не захлебнулся в этой свежести. После затхлой вони, которой пришлось дышать по милости Коллекционера, - неслыханное блаженство.

Волколак подкатился к машине мохнатым шаром и приглашающе глянул через плечо на Алексея янтарным глазом. Вдалеке залаяла какая-то шавка. Оборотень, пригнув голову к земле, утробно рыкнул, и моська зашлась истерическим визгом. Алексей открыл заднюю дверь и отошел в сторонку, пропуская волколака в салон. Тот ловко запрыгнул внутрь. Как будто только тем и занимался, что ездил на задних сиденьях в облике зверя. И тут же удобно развалился на весь задний диван, свесив правую лапу и голову.

Алексей курил, присев на высокое крыло „Ниссана“. Задумчиво вдыхал горький табачный дым, выпуская его через ноздри. И молча смотрел на дом, который всего пару дней тому назад чуть не стал причиной его гибели и свел в могилу его жену. На душе было гадко и пусто. Гадко потому, что Алексей понимал: устранив проблему с домом, в чьих подвалах таилось зло, до поры до времени сдерживаемое его наговором и рунами на оконных и дверных проемах, он не справится с Коллекционером, решившим превратить его в экспонат коллекции. То, что началось не здесь, и закончиться должно не здесь. Это только в сказках бывает - уничтожь источник зла и… потекут молочные реки в кисельных берегах. Фигушки. Жизнь - не сказка, увы. И зло, простое, готовое уничтожить на своем пути все, что живет и движется, отнюдь не то ЗЛО, которое всегда побеждают герои американских боевиков. Тут частный случай. Застарелая злоба неупокенных душ, обреченных на вечные страдания погубившим их психом. Скорее всего и душа самого доктора, бывшего владельца дома, тоже скитается где-то в окрестностях.

Непонятно, почему принято считать, что призрак - неупокоенный дух, не способен причинить вред живому. Брехня. Душа, чистая и безгрешная - сама по себе - большая редкость - безусловно не способна на такое. Если она не отягощена грязью прижизненных поступков, которые сам же человек и считает грехом, то, безусловно, не способна причинить ни то что маломальский ущерб, но и просто воздействовать на физический мир. Она легка и невесома, тоньше эфирного дуновения. Другое дело - душа злодея: убийцы, насильника. Еще при жизни человек осознал, что за его грехи последует наказание. Если не в мире людей, то в мире духов, который Алексей для себя именовал Изнанкой. Такая душа, исторгнутая из тела, зачерствевшая еще при жизни, становится материальной субстанцией, способной не только навредить, но и убить самым изощренным способом. Таращившийся на Алексея и его спутников глазницами окон дом был полон именно таких духов. Почему? Ведь были это души еще не родившихся людей, не запятнавших себя ложью и неверностью, лицемерием и пороками. По логике вещей, следовало бы просто совершить над домом, как над огромной братской могилой, обряд очищения и на том успокоиться. Но только в том случае, если бы все безвинные погубленные души не соседствовали на протяжении десятилетий с черной душой своего мучителя. Тут по принципу „с кем поведешься“. Вырванные из утробы матери и несформировавшегося тельца души младенцев от такого соседства утратили свою невинность и чистоту. Стали озлобленными на весь мир неупокоенными духами, жаждущими мщения. И не важно кому мстить… важен сам факт. Страх и эманации смерти подпитывали силу и ярость маленьких убийц. А тут еще наверняка не обошлось без вмешательства Коллекционера, который не зря выбрал это место в качестве сцены для первого акта поставленной им драмы.

Охотник выплюнул окурок себе под ноги, растер его башмаком, втаптывая в золото опавших листьев. Критическим взглядом окинул своих спутников. Компания была и впрямь странная.

Священник, даром что переодетый в цивильное. Жидкая бороденка и схваченные на затылке в конский хвост волосы однозначно выдавали в нем служителя культа. Или хакера, леший знает зачем вылезшим из Интернета в пятом часу утра и приехавшим за город. „Нет, как его ни одевай, все равно - поп. Взгляд у него какой-то… просветленный, что ли“, - подумал Алексей и покосился на второго спутника. Огромный волк с полосой седой шерсти вдоль хребта сидел, вывалив язык, словно собака. Или даже овчарка. Немецкая. Одна беда - овчарок ростом по грудь взрослому человеку в природе не существует. Зверюга дружелюбно махнула хвостом, подняв вихрь опавших листьев, и кивнула головой, как будто спрашивала что-то. - Так, подождем до утра. В темноте я туда не полезу. И на рассвете тоже. Пусть солнце взойдет. Тогда и посмотрим. Олег, - сказал Фатеев, обращаясь к волку, - ты пойдешь со мной.

Зверюга довольно лязгнула зубами. Стоящий рядом с ней тщедушный человечек, священник, шарахнулся от огромной пасти. Но не стал шептать молитвы или осенять себя крестным знамением. Просто покачал головой, явно не одобряя подобного соседства. - Леонид. Ты останешься у машины. И будешь вести нас в доме. Целителям не стоит соваться туда. Хватит и нас. Будешь подпитывать меня. Олега питает Мать Земля, поэтому ему твоя поддержка, исходящая от Святых Духов, что для задницы дверца. Только помешает. А мне пригодится. Когда мы войдем, сразу веди нас. Особое внимание обрати на то, что происходит вокруг, и что, по твоему мнению, мы не заметили. Хотя… да. Именно так. Держи наши действия под контролем и подпитывай меня. Вот такая у тебя задача. Справишься? В своем затворничестве сил ты накопил предостаточно.

Так что думаю…

– Да, Алексей, достаточно, - перебил его священник. - Потому и предложил тебе помощь с этим делом. Иначе я сюда бы и не сунулся, даже с Казанской за пазухой. Целитель, он, знаешь ли, не Охотник. И не Воин, тем более.

Монах кивнул на волка, который улегся на листья, вытянув мощные передние лапы и положив на них лобастую голову. Казалось, даже дремал, гад. - Я не собираюсь обращать тебя в мою веру в последний момент, - продолжил отец Леонид.

– И не пытайся даже, - хмыкнул Охотник.

– Вот и я о том же. Ты закоснел в язычестве, Алексей. Но если ты сегодня погибнешь, а случиться может всякое, сам понимаешь, душа твоя вечно будет обречена на адские муки. Как и те, кто сейчас уже ждет тебя в доме. Потому что умрешь ты без причастия и покаяния. Это прискорбно. Ты, язычник, чем-то дорог мне. Хотя, как я уже и говорил, я не одобряю твоих убеждений. Но, видно, горбатого могила исправит. Может… причастишься?

Алексей присел на бампер автомобиля и пристально посмотрел на священника. Аколита религии, которая извела веру его предков. Как ни странно, тот не отвел глаз. Взгляд его был чист и невинен, как у младенца или человека, познавшего истину бытия. Абсолютно честный взгляд невинного человека. - Знаешь, Леонид, я молюсь своим богам. И не хаю чужих. Давай не будем заводить твой любимый спор. Ты знаешь, я не отрекусь от веры предков. Да, я был крещен православным. Но в несознательном возрасте, как и велит обычай. А свою веру, веру моих предков, задолго до Христа возносивших молитвы своим Богам, я принял уже осознанно. Я точно знаю, нет разницы, как называть бога: Будда, Христос или Перун. Бог един во всех ипостасях. Мне безмерно жаль, что вы, проводники воли Всевышнего в нынешнем мире, не понимаете того, что раньше, до крещения Руси, знал любой ребенок. Бог - он повсюду. В листьях деревьев. В каплях воды. В тебе и во мне. Вы говорите, что Бог есть любовь. Но вспомни, как пылали костры, на которых жгли еретиков в Европе по приказу инквизиции. Вспомни, как огнем и мечом насильно крестили Русь. Где здесь любовь, Леонид? Где? Порой мне кажется, что вы искренне заблуждаетесь. И служите вовсе не Всевышнему, а его антиподу. Да, были войны и до прихода христиан. Страшные и кровопролитные. Но они были понятны. Война за новую землю для рода. За новые угодья для охоты, чтобы выжил род. Но никогда, ты слышишь, монах, никогда наши предки не навязывали свою веру соседним народам. Поэтому давай раз и навсегда прекратим наш спор. Я не намерен терять время на пустую болтовню. Договорились? Посмотри на Олега. Он крещенный православный. Но он оборотень, чудовище, если воспринимать его с позиции твоей веры. Однако он ходит в церковь. Даже иногда на причастие. И Господь, тот Господь, которому молишься ты, не карает его. Разве это не достаточное доказательство твоих заблуждений?

Мы делаем одно дело, Леонид. Я рад, что не вызываю в тебе злобы или ненависти. Мы полезны друг другу. И тем связаны воедино. Посмотрел бы на нас кто со стороны - и я не поручился бы за его рассудок. Мы более чем странная компания: священник, язычник и православный оборотень, зверь языческий, как ни крути. Так что давай просто сделаем то, зачем сюда явились, и забудем друг о друге до поры до времени. Пока опять не припрет. Лады?

– Ты не переубедишь меня, язычник, так же, как мне не дано переубедить тебя. Что касается твоего друга, - новый кивок на волколака, - я согласен. Он феноменален. И его стоило бы изучить. Как он может входить в храм. Принимать причастие. Мне это не понятно. Но это все потом. Раз уж Господь свел нас троих вместе, значит, в том есть его промысел. И противиться воле Его я не вправе. Значит, я помогу вам.

Отец Леонид развернулся к машине, открыл дверцу и уселся на заднее сидение.

Потянул воздух носом и сообщил:

– Ты в курсе, Фатеев, что у тебя в машине псиной воняет?

– В курсе. Там этот… мохнатый на заднем сиденье ехал.

„Этот мохнатый“ поднял голову с лап и оскалил огромные острые зубы, будто в улыбке. Глаза зверя задорно блеснули.

– Не за машиной же ему бежать по шоссе было. Вот и прикидывался там собакой. Только не пойму, как такой теленок вообще в машину поместился. И не развалил ведь ничего. Слышишь, Олег, ты, если обратно перекинуться не сможешь, не огорчайся. Я тебя к себе возьму. Будешь в гостиной на диване жить.

Волк рыкнул. То ли соглашаясь, то ли, наоборот, возмущаясь. В присутствии монаха он ни в какую не желал показать, что может говорить.

– Ну, до рассвета надо чем-то заняться, - сказал отец Леонид, доставая из машины, старой потрепанной „шестерки“, на которой приехал, плотный сверток и трехлитровый китайский термос. - Я предлагаю позавтракать. Тут бутерброды с сыром, рыбные котлеты и чай с медом.

– А ты запаслив, как я посмотрю, - ответил на предложение Алексей. Нырнул в свою машину и тут же вернулся, неся одноразовые стаканчики.

– Не я запаслив, а ты слишком предсказуем. Я так и знал, что раньше рассвета в дом ты лезть не захочешь. Хоть и спешил сюда засветло.

– Ну и ладно. Зато хоть позавтракаем на природе. А то со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было. Ты есть будешь? - обернулся Алексей к оборотню, с шумом втягивавшему воздух влажными ноздрями.

Зверюга радостно оскалилась, как бы давая понять: „Попробуйте только не дать, сам возьму, не обрадуетесь“.

Священник развернул сверток, расстелил газету прямо на земле. Достал из кулечков бутерброды и положил на газету. Пакет с котлетами поставил рядом. Развернул целлофан и стал скручивать крышку с термоса. Разлил чай в подставленную Алексеем пластиковую тару и вопросительно уставился на оборотня. Тот отрицательно замотал башкой, давая понять, что чай, пусть и с целебным медом, его абсолютно не интересует. И выразительно уставился на кулек с котлетами.

Монах поставил термос. Достал из кулька котлету и бросил ее оборотню. Лязгнули мощные челюсти, качнулся вверх-вниз кадык на шее зверя под серой шкурой, и крохотный, по сравнению с волком, кусочек пищи навсегда исчез в его необъятной пасти. После чего он снова уставился на мешочек с котлетами.

Алексей весело засмеялся, наблюдая эту сцену.

– Ну уж нет, потерпи, дружище! - хлопая себя по ляжкам, проговорил он. - Тебе этот кулечек на зубок. Сожрешь и не заметишь. А нам надо бы подкрепиться с преподобным. Так что делим поровну. Согласен?

Вновь последовал кивок лобастой головы.

Тем временем священник опустился на колени перед импровизированным столом и что-то зашептал. Алексей знал, что монах благодарит Господа за дарованную им пищу. Сам же охотник так не поступал, потому что считал всякий кусок, который оказывался у него на столе, собственной добычей. Тем, что заработал честно за деньги. Он не мог взять в толк, какая связь между Богами и пищей на столе. Но, тем не менее, к пище всегда относился с уважением. Отламывал хлеб руками, как велит традиция, а не резал ножом. Ел аккуратно, чтобы не запачкать стол, который у его далеких предков именовался Божьей Ладонью. И никогда не позволял себе выбросить объедки в мусорное ведро или отхожее место, считая это святотатством. Всегда скармливая объедки бездомным кошкам и собакам, за что был не любим соседями по подъезду. - Скажи, Алексей, - начал монах, прихлебывая чай из стаканчика, - тебя не страшит, что рядом с тобой сидит… сидит… вот это?

Он кивнул на волоколака, который, зажав бутерброд между передними лапами, рвал на маленькие кусочки, смачно пережевывал и аккуратно глотал. На выпад инока он не обратил ни малейшего внимания, будто не понимал, что речь о нем. Прикидывался тупым зверюгой.

– А что меня должно страшить? То, что у него четыре лапы, хвост и пахнет он псиной?

– Нет. Это же зверь. Нечистое порождение нечистой волшбы. А мы все же, как-никак, пытаемся бороться со злом, которое, возможно, его и породило. А вдруг он неожиданно вцепится тебе в глотку? Это же животное. Дикая, неразумная тварь. „Неразумная тварь“, зевнув с подвывом, показала пасть, полную отменных зубов. - Поверь мне, он разумен настолько же, насколько ты и я. Знаешь, в чем твоя проблема, Леонид? Она в твоей вере. В религии, которая все непознанное приписала одним махом к проискам Лукавого. А между тем, наши предки умели жить в гармонии с природой. И я верю, что на заре времен каждый человек мог перекинуться в животное-предка.

– Первобытный тотемизм.

– Да как хочешь назови. Суть не меняется. И, исходя из моей веры в силы природы, а не в обожествленную, поставленную с ними на одну ступень, персоналию, -

Алексей достал из пакета бутерброд и положил на него котлету, - я склонен больше доверять ему, чем тебе. Не обижайся, но совсем недавно я узнал нечто, что может пошатнуть вашу веру и все ее догмы. Узнал из источников, близких к достоверным. - Интересно, от кого? - с сарказмом вопросил монах. В глазах его светилась готовность до конца, костра и креста отстаивать свою веру.

– От того, кто загнал меня в это положение, когда я вынужден пить чай в компании священника и оборотня около дома, куда мне совсем неохота идти. Я бы предпочел сжечь его к псам, а потом на пепелище, когда духи будут лишены материальной опоры в нашем мире, провести очистительный обряд. Так вот, этот самый Собиратель открыл мне глаза на их иерархию. И иерархию тех, кого мы привыкли считать антиподами демонам. И, самое главное, показал мне, что цели одних не очень-то отличаются от целей других.

– Хм, и ты поверил порождению Отца Лжи? Признаться, я считал тебя более разумным, язычник. Ты закоснел в языческой ереси. И теперь хочешь совратить меня с пути служения Господу. Вынужден тебя разочаровать - у тебя ничего не выйдет. - Да нужен ты мне, как зайцу стоп-сигнал, - хмыкнул Алексей, откусывая кусок от бутерброда. - Мне незачем и некого обращать, - продолжил он, пережевывая хлеб с котлетой. - В веру нельзя обратить, как ты не поймешь, монах. Человек сам, слышишь, сам должен выбрать то, во что склонен верить. И как называть тех, кому будет возносить молитвы. Вы своими проповедями насилуете человеческую душу и разум. Лишаете его доброй воли… - Ты не прав, Алексей. Добрую волю и возможность делать выбор людям дал Господь в своей милости. Для того дал, чтобы чадо неразумное выбрало, пойти ли ему по пути Господа или погрязнуть в неверии.

– В том-то и дело, что чада неразумные. Где ты видел родителя, который отпустит свое чадо, не указав и не наставив его на верный путь. Не лезь в огонь - обожжешься. Не мочи ноги - заболеешь. Тот же, кому ты молишься, Леонид, поступает со своими чадами не как добрый родитель. Ему в общем-то плевать, по какой стезе пойдет человек. Будет ли он добрым православным или безбожником. Но если дорога к Нему, как ты говоришь, ведет к царствию небесному, то не странно ли, что он не стремится указать людям этот путь? Верный путь. Вместо этого позволив чадам бродить вокруг да около?

– Не забывай, язычник, что только достойным открыто царстве небесное. И только достойные будут у его престола в день страшного суда. Сто сорок тысяч праведников в белых одеждах.

– Не маловато ли? Полтораста тысяч за всю историю человечества?

– Это будут достойнейшие.

– Ну и ладно. Мы отдалились от предмета спора. Я хотел лишь сказать, что Олегу верю больше, чем всем святошам вместе взятым. Мы служим одним силам, и он это понимает. Хоть и называем их по-разному. И ни он, ни я не пытаемся запудрить мозги ближнему. Просто живем, как живется.

– Да, как неразумные животные.

– Почему же? Очень даже разумные. Я всю жизнь, во всех поступках руководствовался совестью. Как и положено человеку. Когда не знал, как поступить, поступал по совести. Да, нажил врагов. И осталось мало друзей. Но так бывает со всеми, кто слушает веление сердца. А Олег… Он ведь тоже крещеный православный. Ходит в храм, изредка исповедуется. А то, что он способен менять свою форму - это и дар, и проклятие. Лейкантропия - это прекрасный способ подготовить себя к ситуации, критической для простого человека. Стать сильнее. Быстрее. Обрести запредельную сноровку. Для этого мне, например, надо иметь при себе туеву гору разных отваров и амулетов. Это моя цена. Его цена - непереносимая боль. Ты можешь представить, что твориться в организме человека, когда идет перестройка костей скелета и даже спинного мозга? Не хотел бы я пережить такое. Так что свой звериный облик он с лихвой искупает болью, которая постоянно с ним. Волчий облик - это просто форма, наиболее близкая и удобная Воину Матери Природы. Ты, к примеру, просто Целитель, и тебе не нужно быстро бегать и далеко видеть. Тебе хватает посланного твоим Богом. Вряд ли ты способен понять его или меня. Поэтому давай прекратим дискуссию. Да, забыл сказать, когда Воин Гаи принимает боевую форму, он не утрачивает разума. Даже сохраняет дар к речи. Олег сейчас просто не хочет с тобой говорить. Почему? Спроси сам.

– Как так? - удивленно уставился на волка священник.

– А вот… так… - пролаял зверь и оскалился, будто улыбаясь. - Думал… все… кругом… дураки?

Монах поставил стакан на землю, отложил бутерброд и истово перекрестился, что-то бормоча про себя.

– Рассказать, как… я стал… таким? - Слова натужно выталкивались через волчью глотку, не приспособленную к человеческой речи. - Я… не просил, как и… он. Волк качнул головой в сторону Алексея.

– После того, как мы с тобой разбежались в универе, помнишь, Леха? - слова по-прежнему выпадали из пасти, как увесистые камни, но постепенно слушатели стали привыкать к паузам между словами.

– Так вот, - продолжал Олег. - Ты взял академ и куда-то потерялся.

– Да не потерялся я. Просто… уехал. Пришлось.

– Ну да. Я и говорю - потерялся. Так вот, собрал я братву. Я тебе тоже предлагал, Леха, ты отказался. Стали помаленьку коммерсантов потряхивать. Ну, как это обычно делается: плати за защиту или завтра сгоришь на хрен. Некоторые соглашались, некоторые, таких было немного, решали проверить, как быстро к ним пожарная дружина приедет. Обычно задерживалась. Ненадолго, но хватало, чтоб точка выгорела дотла. Потом этот коммерс становился сговорчивее.

Монах неодобрительно покосился на Олега и покачал головой, от чего жиденький конский хвост забавно закачался за плечами.

Волколак лязгнул в его сторону огромными зубищами.

– Мелкую шелупонь, вроде тех, что трусами да носками на рынке торгуют, не трогали. С них брать нечего. Фиг с одной палатки наторгуешь. Так, на кусок хлеба. Трясли таких, у кого были ларьки, магазины.

Потом кто-то предложил подмять стоянки. Не те, где легковушки на ночь оставляют, а где фуры стопорятся на ночь. Ну предложил. Я подумал и решил: а почему бы и нет. Раз есть маза, так надо по-полной. Стволы у нас были. Народ подобрался не робкий. Понтярщиков порожняковых не было. Отморозков тоже. Не лютовали особо. Три шкуры с народа не драли. Честно крышевали, в общем. Те, кто под нами ходил, платили исправно и жили, не боясь шпаны и отморозков. Бабла хватало. У всех тачки были. Хаты. Телки там и прочий марафет, кому надо. Правда, торчков у меня в бригаде не было. Они… беспонтовые. И своих продадут за дорогу кокса, и к зверствам излишним у них тяга.

Ну так и решили мы с бригадой пощупать Ашота Равзавнова. То ли азер, то ли армянин. Хрен его знает. Он тогда держал стоянку на Каширке. Наехали мы на него тяжелым танком. А он нас по матери обложил, быков своих черных с пушками и пиками натравил. Те же отморозки беспредельные. Им что трахать, что резать, один хрен, лишь бы кровь текла. Ну, повздорили мы с ними крепко. Сереге Паленому легкое прострелили, так что половину потом добрые айболиты в Склифе отрезали. Еще двоих расписали под хохлому.

А вечером того же дня заявились ко мне на хату. Решили меня на бабки выставить. За „беспокойство, моральный вред и ущерб деловой репутации“. Ашот долго лясы точил. Понтовался, фраер дешевый. Короче, застрелился я с ними это дело перетереть за городом. Там, на Подольских курсантов промзона такая есть классная. Задница географии. Ну там и застрелились. На пять вечера. Я со своими в три приехал. Двоих с автоматами усадил в засаду, так, чтоб наши восточные друзья в случае чего под перекрестный огонь попали. Хотя, какое там „в случае чего“. Я их решил валить вглухую. Всех. Чтоб ни одна сука не ушла. Капу загнал в лесок ближайший на дерево с „СВД“. Он должен был Ашота валить. Не на глушняк. А так, ноги прострелить. Я с ним сам хотел разобраться.

К пяти часам эти твари подтянулись. Договаривались мы по-честному чтобы. Он десять бойцов, и я десять. Так этот урод весь свой тэйп, наверное, притащил. - Тэйпы у чеченов, - поправил его Алексей.

– Да по херу. Много их понаехало. Очень много. Хорошо хоть я заранее народ по нычкам отправил. Тех двоих с автоматами, Капу на дерево. Я когда платок уронил, такое началось! Я, Леха, лучше ничего придумать не смог, веришь? Вспомнил, как ты мне рассказывал про то, как рыцари за платок дамы друг друга в землю вколачивали, и решил, что это братве знаком и будет. Мол, начали.

Ну и пошло-поехало, блин. Страх, что началось. Ты когда-нибудь в людей, живых людей, стрелял? Когда в тебя палят со всех сторон. Нет, не стрелял. Дым, кровища, хрипы, мат.

Наших половину сразу положили.

А тут Капа выступил в сольной партии. Хорошо так выступил, гад. Сначала он Ашота глушанул. Не как договаривались, правда. А намертво. А потом с автоматами вступили бойцы. Положили мы этих нерусей всех. Трупы в тачки запихали и подожгли к чертовой матери, своих собрали, и ходу.

Это мы потом узнали, что эта гнида под легавыми ходила. И с ним там мусоров пара была. Так на них же не написано, что они менты. Мы и их под шумок покоцали. До смерти.

Народ потом кто в бега подался, кто на дно залег. Только один флаг, такое началось, убиться пассатижами.

Волчара, понурив голову, очень по-человечески вздохнул. Речь зверю давалась все легче и легче. Хотя и не был его голосовой аппарат приспособлен к членораздельной речи. Алексея это, в общем, не удивляло. Отец Леонид сидел, вытаращив глаза и уронив челюсть на пол.

– Красноперые бивнями землю рыли. Весь МУР на ушах стоял. Там, оказалось, был сынок какого-то из ихних генералов замазан. Ему Капа полчерепа снес, так что еле опознали.

Короче, нашли нас. Заластали. Кого раньше, кого позже. И быстренько осудили. Кому восьмерик, кому чирик. Мне, как лидеру „преступной группировки“, впаяли пятнашку с конфискацией. Когда приговор зачитывали, у отца плохо с сердцем стало. Прямо в зале суда. Меня под конвоем в „хату“ выводили, а его „Скорая“ увозила. Я даже на похоронах у него не был.

Отправили меня в Читинскую область. Лобзиком тайгу валить. Как я там первую зиму пережил - не знаю. Обмороженных было море. У кого ноги, у кого руки. Один баран за лом без рукавиц ухватился, у него в них, видишь ли, руки скользили. Так лом со шкурой от рук отдирать пришлось. Пока воду кипятили, чтобы руки от лома отлить, у него уже пальцы белеть начали. На такой случай у старшего отряда спирт полагался во фляжке. Только куда там. Спирт выжрали, только на делянку вышли. Ну, лом-то мы от него отодрали. Отодрали, а на нем куски шкуры висят. А из ран на руках кровь так лениво сочится. Как из порезов крохотных. До такой степени сосуды померзли.

А по весне нас погнали на новую вырубку. Каторга, а не вырубка. Кстати, на зоне я крещение принял. К нам поп с проповедью приезжал. Видно, подвижника из себя корчил. Заодно и крестил зеков. Но это зимой было. Легче мне не стало. Но все же… А весной, по яйца в грязи, нас на новую делянку перевели. Кругом болотище, гнус заедает. В тайге, Леха, знаешь, какой гнус. Нашим комарам и близко не летать. Фуфайку, твари, прокусывают. А мелкая мошка пролазит даже в сапоги. Вечером распухшими пальцами портянку сматываешь, а из нее на пол кровавые комки падают. Мошка раздавленная вперемежку с тиной и кровью.

Был у нас один старичок из местных. А может, и не старичок, просто сморщенный, как печеное яблоко. Тунгус какой-то. Эх… Помню, один раз на яблоню там наткнулись, на полудикую. Так яблоки, веришь, всем отрядом пекли и жрали. Короче. Рассказывал он, что было рядом с тем болтом в стародавние времена какое-то капище ихнего древнего бога с именем „хрена с два выговоришь“. Бог тот был воином. Хотя какие там у них войны? Леший их разберет. А после того, как у них там где-то метеорит упал, капище ушло в болото. А, вспомнил! Кугу - Юмо бога звали. А потом среди урок слух пополз, что тут неподалеку клад древний в болоте. Вроде Золотой Бабы что-то. Откуда взялся - хрен его знает. Только мы там все как с ума посходили. В бега намылились. А куда бежать? Прикинь, я как-то на пихту забрался. Высокая была, зараза. Ветки толстенные до самой верхушки. А верх как будто отломан. Так я залез, по сторонам глянул, и веришь, Леха, очко заиграло не по-детски. Сколько глаз видит - тайга. Не нашему лесу чета. Такая глушь, что по ней пять километров в день пройти - подвиг. Нет, от погони, конечно, уйти там можно. Только куда идти, если даже не знаешь, где ты есть?

Оборотень понурил голову, переводя дыхание.

– Ага. Так, значит, стал я корешей лагерных отговаривать, - продолжил он. - А они поупирались, уроды, рогом в землю, и хоть убивай. Золотая лихорадка им глаза застила. Только о рыжевье и думали. А как с ним куда потом - хрен их знает. В общем, сорвались они. Шлепнули вертухаев пару, пушки ихние похватали и налегке двинули. Ну, меня, как самого крайнего, красноперые колоть начали. Твоя, мол, шушера, ты должен быть в курсе, куда пошли, что делать собрались. Я-то в курсе был, понятное дело. Только что ж я, падла последняя, корешей выдавать? Ну, скажу я тебе, Леха, там, конечно, выдумщики попались. Чуть жилы тянуть начали. Почти кранты мне пришли. Слил я братву вчистую. Куда пошли, зачем, что планировали. А мусора, твари позорные, решили еще и проверить, как там в старину в Сибири преступников наказывали. Привязали меня голого к дереву у болотины, рядом мяса кусок тухлого кинули. Зверь, понятно дело, не подойдет: человеком пахнет. А вот гнус - ему по фигу. И человек еда, и мясо протухшее тоже. Так вот, раньше, если человек ночь выдерживал и с ума не сходил - его отпускали. Эти скоты и решили проверить - с катушек съеду или нет. Им ведь по хрену было: сдохну, выживу. Начальник расчистки, майор Тришко, самогон с утра вместо чая потреблял. Да и остальные, кто не пил, тот на траве сидел или еще на какой дряни. Так что мозги у них полностью поразжижались. Списали бы меня в естественную убыль. Деревом придавило, медведь поломал или в топь ухнул. Таких случаев было тьма.

Значит, прикрутили меня к дереву, одежду срезали и ржут стоят. Потом один с кухни мясо притащил. Синее. Заветренное, червями так и кишит. И шмат этот мне прямо в рожу кинул. Губу разбил, падла.

Стоят они, курят, смотрят, как по мне мошкара, как по проспекту, гуляет. Я ж даже отмахнуться не могу ни фига. А они смотрят и ржут. Смешно им смотреть было, как я дергался и извивался. Постояли, да и пошли в расположение. Я им вслед сначала умолять слезно начал, а потом, когда понял, что им интереснее опыт свой до конца провести, стал их матом крыть почем зря. Я раньше и не подозревал, что слова такие знаю. Много чего интересного придумал, и на „х“, и на „п“.

А когда солнце садиться начало, мошки стало еще больше. Как будто кто ее специально выпустил. Слеталась на запах дохлятины, а тут и я. Жив-живехонек. И даже не сопротивляюсь.

Короче, эти твари, кажется, мне даже в голую задницу пролезли. Глаза закрывать было бесполезно, между век норовили пролезть. И жрали, жрали, жрали. Ты в курсе, Леха, что у мошки зубов, больше чем у акулы? И что они не жалят, как комар, а именно откусывают куски шкуры?

– В общем-то в курсе. - Большего сказать пораженный до глубины души Алексей не смог.

– А я был не в курсе. Ну, да не важно. Одним словом, чуть не пришли мне там вилы двухконечные. Я сознание потерял. А очнулся от запаха. Как будто кто-то в костре веник палит. Глаза разлепил - точно. Тот самый тунгус, что мне про капище рассказывал, (как гад из барака свалил - непонятно), костерок развел, травки туда какие-то подкидывает. А сам сидит, в бубен тихонько постукивает и что-то монотонно так бормочет, сука. Противно - жуть. Я на себя посмотрел - мошки нет. Тело - как только что родился, ни одного укуса. Зато весь я какими-то значками размалеван. Знаешь, знаки такие странные. Как будто их пьяная эпилептичка рисовала в приступе. Ломаные, как психованные. Когда он их нарисовал - не помню. А этот деятель в бубен постучал, коренья какие-то в костер кинул, вскочил. В руке ножик. Маленький, но острый - как сейчас помню. Взвыл пришибленной собакой и начал вокруг меня скакать. Скачет и полосует меня ножичком. Не глубоко правда, но кровь так и брызжет. И в огонь. От каждой капли костер вспыхивает, как от бензина. И в пламени мне стали картинки всякие видеться. Люди, звери. Какая-то безумная карусель. Я опять отрубился. Ненадолго правда. Он меня в чувство привел, отвязал. Я упал. Ноги не держали. А он нож в землю между ног воткнул и говорит, перекувыркнись, мол, через нож. А сам по ту сторону стоит. Я силы собрал, кое-как оттолкнулся. Думал, поймаю поганца - удавлю.

Фиг там.

Только локтями земли коснулся - меня такая боль полоснула, думал ежа рожу против шерсти. Я сначала решил, что это у меня затекло все. А этот гад бубен подхватил, скачет кругами и одно талдычит: „Кугу-Юмо, Кугу-Юмо“. И тут меня как начало крутить и ломать, ты и вообразить не можешь.

Ты даже не представляешь, как мне вдруг стало херово. Думал, помру на месте, а эта гадина узкоглазая будет стоять и смеяться. Мол, принес в жертву своему Куге-Юме белого человека. Я как червяк извиваться стал, пополз к этому шаману гребаному. Думал хоть доползти и вцепиться мертвой хваткой. И не вырвался бы он уже тогда. Придушить его сил бы у меня хватило. Только не тут-то было. Кости стало так выкручивать, что казалось, полопаются. Позвоночник в узел завязался. Не дополз я до него. Почувствовал, как руки-ноги хоть и задеревенели, удлиняются. Рожу будто в тиски зажали и тянут с двух сторон. Я на ладони тогда глянул и чуть со страху не обделался. Пальцы стали укорачиваться прямо на глазах, шерстью обрастать. Когти появились. Толстенные такие, острые. - Волк вытянул перед собой лапу и с видимым удовольствием продемонстрировал когти, растопырив пальцы. Алексей оценил увиденное. Когти были действительно толстые и мощные. Даже на вид - острые, как бритва. Такими по башке тяпнуть - голова с плеч, по шпале железнодорожной - в щепки шпала.

– И шерсть стала проростать. Как будто по мне тысячи мурашей побежали. Побежали, а потом стали вгрызаться в кожу. Только, блядь, изнутри. Я увидел, как руки стали обрастать шерстью.

Густой, серой.

И тогда я завыл. Мне казалось, что со страху. Но нет, оказалось, я завыл потому, что зверь, проснувшийся во мне, подал голос.

Огромная, дикая зверюга. Волк, которым я стал.

Только я не сразу понял это. Сказать по правде, в тот момент я вообще соображал туго.

Прошло много времени, прежде чем я приноровился держать зверя под контролем. Мое сознание, человеческая его половина, постоянно терялась, растворялась в животной сущности.

А старый тунгус, его кстати звали Тимофей Петров, шаман и знахарь, учил меня быть человеком в зверином облике. Я поначалу его имени сильно удивлялся. А потом расспросил, и оказалось, что такие имена у них стали появляться с приходом русских поселенцев. Так что Петров там, Николаев - самые чукотские фамилии. У него, конечно, и на своем языке имя было, но его он не говорил.

От того болота он увел меня на веревке. Как собаку. И я покорно шел за ним, подавленный и безвольный от ужаса. Меня надо было вести, и потому я шел за Тимофеем. В глубь тайги, в обход топи.

Смутно помню, как вернулся к этому дереву и снова перепрыгнул чертов нож, покрытый высохшей кровью.

Кажется, я даже еще не успел перелететь его, когда судорога снова скрутила меня. Прямо в воздухе. Я рухнул на землю, покрытый холодным потом и кровью, сочившейся во время трансформации изо всех пор. Долго лежал на холодной земле на краю болота, пытаясь отдышаться. Потом встал и побрел в сторону лагеря. Голый, окровавленный, грязный.

Когда я приковылял к периметру, оказалось, что сейчас поздний вечер того же дня, когда меня прикрутили к дереву у болота. Шухер стоял изрядный. На вечерней поверке выяснилось, что не хватает еще одного зека. Меня.

Наш вечно пьяный начальник отряда, хохол, протрезвел, и его шестерки носились по лагерю, как мухи. Создавали примерно такой же гул и суету, как эти насекомые. Меня заметили на подходе к лагерю.

Повязали.

Отмудохали как следует, для острастки.

Сунули на месяц в карцер. Холодный бетонный мешок с узеньким окошечком под самым потолком. С дыркой параши в одном углу и тоненькой струйкой воды, сочащейся из крана над дыркой. Света, я имею в виду электричество, в этом каземате не было. Полумрак днем и темнота, хоть глаз коли, ночью.

Но мне это не было помехой, честное слово.

Гораздо больше раздражал запах параши. Запах всех предыдущих постояльцев карцера. Через пару дней я к этому привык. Холод меня не мучил вовсе. Что-то произошло с моим телом, со всем организмом. То, что наверняка угробило бы меня человека, было абсолютно безразлично мне нынешнему.

Ночами, во снах ко мне приходил старик-шаман. Приходил и рассказывал истории двух миров. Мира людей и мира духов. Истории вечного, с начала времен, противостояния. Учил пользоваться новыми возможностями. Не знаю, как он это делал, но сны оставались со мной, в отличие от обыкновенных снов, которые поутру забываются. Когда прошел месяц, который я должен был отсидеть в холодном каменном мешке, я уже знал многое о двух мирах. И усвоил, как пользоваться своими новыми возможностями. Я понял, что теперь мне предназначен новый путь. Путь Воина, вставшего на защиту мира и Жизни в этом мире. Знал, что я не один, что те, с кем мы делаем одно дело, не ведают друг о друге, если только судьба не сводит их намеренно. Знал, что Мир один, и сила, стоящая над Миром - одна. Как бы ее ни называли.

Имя этой силе Жизнь.

Мои взгляды на нее изменились всего за месяц. Радикально. Я стал ценить любое ее проявление.

Но до этого я убил. Первый и последний раз убил человека. Точнее, трех… Тех уродов, которые оставили меня умирать, прикрученного к каргачу, вывороченному из болота. Умылся кровью. Попробовал ее на вкус.

Не понравилась.

Как сказал Тимофей, это правильно. Иначе я оказался бы простым перевертышем, не умеющим контролировать себя. И ему, Тимофею, пришлось бы меня убить. Не допустить появления чудовища.

Как-то раз я спросил шамана, почему он выбрал меня. Почему надо мной свой ритуал провел. Ведь полным полно кругом чукчей ихних. Знаешь, Леха, что он ответил? Он сказал, что чем ближе к природе народ - тем труднее ему побороть в себе зверя. Зверь из них вырывался наружу, и они уходили в леса. Навсегда. Хищным зверем, безмозглым чудищем.

А потом…

Короче, потом я вышел. И попал под контроль… госорганов.

Вот такая каша, брат.

Оборотень умолк и вывалил язык, как простая собака, переводя дух. Морда зверюги приобрела унылое выражение.

Отец Леонид молча перекрестился.

Алексей ковырял кончиком ножа землю между носов ботинок.

Первым пришел в себя священник. Прокашлялся и сказал, подняв глаза к небу:

– Рассвело уже. Скоро пойдем?

– Скоро, - ответил Алексей, тоже посмотрев на небо, окрасившееся на востоке нежно-розовым.

Волколак кивнул.

Алексей поднялся, вложил нож в ножны. Снял куртку и, аккуратно сложив ее, убрал в машину. Потом достал пояс. Надел его. И, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал:

– Заболтались мы. Пойду я. Подготовлюсь. - И тяжелыми шагами направился в аллею, по которой они подъехали к дому. Дальний конец аллеи выходил на восток. Туда, где огненным шаром поднималось солнце. Податель благ и Отец Сущего. Подтянул штаны на коленях, сел на землю, поджав под себя ноги. И, глядя на разгорающееся в небе светило, обратился к нему с просьбой: „Отец, Податель благ и Создатель Сущего. Я нечасто к тебе обращаюсь. И вообще нечасто молюсь. Знаю, только слабый умоляет о помощи. Сильный поможет сам, когда увидит, что нужна помощь. Сегодня мне понадобится твоя помощь, Отче. Ибо я не слаб, но сила, противостоящая мне, велика. Не знаю, смогу ли одолеть ее без Твоей помощи. Ибо силен мой нынешний враг. Силен и безжалостен. Ты послал мне подмогу, Отец Небесный. Благодарю тебя. Я сделаю все, что в моих силах. Но прошу: присмотри сегодня за нами. Плоть слаба, и всякое может произойти. Пошли нам свое благословение и поддержку, Податель Благ“.

Охотник почувствовал ласковый солнечный луч, теплой отеческой рукой он коснулся головы и плеч, омывая их родительским теплом. Казалось, что Солнце улыбнулось в ответ на немудреную просьбу Алексея, ласково и ободряюще. Как будто сказало: „Ступай, сыне, делай свое дело. А я не подведу“.

Алексей поднялся, отряхнул штаны, поправил пояс. Постоял несколько минут, подставив лицо ласковым солнечным лучам. Почувствовал, как растеклась по жилам сила солнечного света. Он не старался разобраться в природе этой силы. Просто стоял и поглощал то, что щедро дарил ему Отец Солнце.

„Как же так? Живем все под одним солнцем, дышим одним воздухом. Но почему, вразуми меня Прародитель, почему все мы, вкусившие от твоей доброты, такие разные? Почему убиваем друг друга? Почему нам так просто обидеть слабого и пройти мимо просящего о помощи? Почему воюем, не признавая того, что Ты един? И все мы дети твоего тепла, на каком бы языке ни говорили, какого бы цвета ни была наша кожа. Убиваем, насилуем, надругаемся друг над другом? Вразуми меня, Отче. Почему мы все, сколько бы нас ни было, пользуясь на Земле Твоими благами и Ее щедротами, так редко поднимаем глаза к небу, чтобы взглянуть на тебя, и так часто, с таким удовольствием отравляем и убиваем Землю? Вразуми меня, Отец Солнце. Дай ответ“.

И вновь теплое касание отеческой ладони дало понять, что его слова услышаны. В голове раздался голос. Уверенный голос взрослого мужа, отца многих детей, рачительного и крепкого хозяина.

„Род создал вас одинаковыми, сыне. Чистыми и добрыми. Но мы не смогли уследить за вами, хотя долгие годы вы были добры и честны. Даже Чернобог со своим Змеем не смогли сделать вас хуже. Те, кто жил по заветам предков, не знали слов „злоба“, „предательство“, „жадность“. Потом мы проиграли битву с новыми богами, пришедшими со всех сторон Мира. Новые боги принесли иные заветы. Нас стали забывать. Наши святилища перестали посещать и чтить нас в праздники. Мы стали терять силу. И в конце концов ее осталось только на то, чтобы не погибнуть самим. Не говоря уже о том, чтобы пестовать вас. Как можем, мы оберегаем наших детей. Ты и подобные тебе тому прямое подтверждение. Мы ведем войну там, куда нет доступа смертному. Вы помогаете нам своими победами на земле. Вспомни, однажды так уже было. Когда Перуна приковали в ледяной пещере, вырвав из груди его сердце. И кто помог тогда богам? Вспомни. Помог человек! Кузнец Кий. Но Морана-смерть долго ходила тогда по земле в сопровождении Кривды и Чернобоговых присных, попирая Живу и Правду“.

Эту старую легенду Алексей знал. Знал, как хитростью и лестью заманили Перуна в подгорные чертоги змей Цмок и Морана. Украли золотую секиру, опоили доверчивого Бога. А потом вырвали из груди пламенное сердце и заточили его в ледяные чертоги исподнего, Навьего мира. И наступила зима, длившаяся долгие годы. Много умерло людей и зверей, пока не спустился в эти чертоги первый кузнец Кий, ставший потом побратимом Перуна. Он разбил тяжким кузнечным молотом лед, сковавший сына Сварога. Сразил кузнец Цмока с Мораной и вывел побратима на белый свет. „Боги, даже сильнейшие из них, не всесильны, даже сильнейшие из них нуждаются в нашей помощи. Так же, как мы постоянно нуждаемся в их поддержке и защите, - подумал Алексей. - Спасибо тебе, Отец Солнце“.

Когда он подошел к машине, то услышал там спор, который вспыхнул, судя по всему, сразу после его ухода. Отец Леонид, встопорщив жиденькую бороденку с блеском в глазах, долженствующим означать свет истинной веры, наседал на волколака. Тот пытался аргументированно возражать, но разве можно переспорить священника, искушенного в словесных баталиях?

– …Как мог ты, православный христианин, ходить в Божий храм, присутствием своим пороча святость места? Как мог ты искать защиты в стенах храма, ты, языческой волшбой обращенный из доброго чада церкви в чудовище, взалкавшее и испившее крови человеческой, искать приюта и защиты в стенах обители? - Да какая разница, батюшка? Меня туда Алексей привел. Мол, защита тебе нужна. Мне то есть. Как будто я сам себя защитить не могу. Так его не переспорить ведь, как и тебя. Я ему пытался сказать, но постоянно рядом были люди… - оправдываясь, не поднимая глаз, бормотал волк. - И потом, молнии меня не поразили на месте. Земля не разверзлась. Значит, я так же угоден богу, как и ты. - Для бога все чада его! Даже заблудшие! Даже потерявшие облик человеческий! Но тебе должно было запереться в дальний монастырь подальше от людей. И там постом и молитвами искупить сей грех!

– Да какой на мне грех-то? Я что, людей жру, кровь девственниц пью? - Грех твой в том, что ты отринул заповеди Спасителя, дав в своей душе прибежище языческой ереси, тем самым презрев заповеди Господа нашего. Подошедшего Алексея отец Леонид, стоящий к нему спиной, не видел. А вот волк уже бросил на него умоляющий взгляд.

Алексей кашлянул. Священник обернулся, глаза его лихорадочно блестели.

– Явился! Еще один язычник… - пробурчал монах, как-то сразу успокаиваясь.

– Да какая тебе разница, Леня? Ты меня сколько пытался в свою веру перекрестить?

Теперь за Олега взялся. - Алексей хохотнул. - Так он, вроде бы, уже крещеный.

Так ведь?

Волколак утвердительно мотнул головой.

– Тьфу на вас, поганцы! - яростно сплюнул под ноги священник. - Только и надежды, что сами от своих заблуждений отречетесь. Как с вами прикажете быть? - Оставить нас в покое. И не пытаться силой вернуть нас туда, откуда мы ушли по своему рассуждению. Ведь Бог, как его не назови, дал нам свободу выбирать. Я выбрал сам. Олега выбрали. Я свой выбор менять не намерен. А он, - Алексей кивнул головой в сторону зверя, вывалившего язык из красной пасти, - он, сдается мне, должен искупить что-то, вероятно, свои былые беззаконные деяния, прежде, чем ему дадут возможность вновь выбирать. Сколько раз я тебе говорил, борода, перестань ты меня в свою веру обращать. От меня отступился, а тут новые уши нашел? Прекрати, Леонид. Не время сейчас. Два дня назад, почти на этом же месте, я с Ольгой так же начинал дело. Чуть сам не погиб. - Алексей вздохнул. - А она сгинула. Любая свара наша на руку тому, кто в этом проклятом доме сидит. Потом будем выяснять разногласия. А сейчас давайте делать то, зачем мы сюда с утра пораньше приперлись. Все, работаем. Олег, ты со мной в дом. Ты, батюшка, прикрывай нас тут.

– Я уж не подведу. Да поможет нам Господь.

– Перун нам подмога.

Священник неодобрительно покосился на Алексея и кисло скривился. Ну никак не мог он признать, что высшая сила едина для всех, независимо от того, как ее называют. Алексей тем временем двинулся к двери. Волколак встал и, как хорошо вышколенная собака, затрусил у его правой ноги. Вот только ростом собака была с молодого бычка.

Подойдя к двери, Алексей приложил к ней ладони. Закрыл глаза и вслушался в собственные ощущения. Руки обожгло холодом. Дом, как живое существо, казалось, дышал, пульсировал. В нем ощущалось биение недоброй силы, готовой уничтожить все на своем пути. Все, что жило и двигалось. В чем текла горячая кровь. Только до поры до времени эту силу сдерживали наговоры и простенькие, но эффективные руны, нанесенные на окна и двери.

Дом, как созревший нарыв, пульсировал переполняющей его слепой злобой.

„Будем оперировать“, - подумал Алексей отнимая руки от двери. - Я сейчас распечатаю двери, и мы войдем, - сказал он, обращаясь к Олегу, нетерпеливо переминавшемуся с лапы на лапу рядом с Алексеем. Под его весом ступеньки жалобно поскрипывали.

– Входим, и ты прикрываешь мне спину. Как настоящие напарники в фильме.

Справишься?

– Когда я тебя подводил? - густым басом ответил волк.

– Слушай, я хотел спросить, - повернулся к зверю Алексей. - Почему ты мне сразу не сказал? Может, все по-другому повернулось бы? - с грустью в голосе проговорил он.

– Тебе сразу не сказал… не был в тебе уверен.

– Понятно. Сашку в храме оставили?

– Поп его собирался у мощей оставить. Наверно, так и сделал.

Алексей растер ладони, встряхнул, и пальцы его замелькали в замысловатом танце. Губы зашевелились, проговаривая слова наговора, распечатывающего двери. Ладони засветились рубиновым светом, как будто кто-то поднес к ним мощный фонарик. Стали видны кости, кровеносные сосуды. Алексей поднял руки к груди ладонями перед собой и потянул нечто, видимое лишь ему одному, на себя. На лбу выступили бисеринки пота.

По ладоням к кончикам пальцев побежали яркие всполохи, концентрируясь на пальцах. На лбу у Фатеева вздулась жила. Лоб и виски обильно вспотели. Алексей никак не мог преодолеть сопротивление.

Он резко выдохнул и выбросил руки перед собой, отталкивая что-то от себя. В то же мгновение вспыхнула запирающая дверь руна. Вспыхнула ярким янтарным светом, и дверь, как от сильного удара, рухнула внутрь дома. Яркий свет озарил огромный холл.

– Громче не мог? - недовольно проворчал волколак.

– А зачем. И так знают, что мы явились по их души.

Внутри было сумрачно и грязно. Как в любом доме, долгие годы стоявшем заколоченным и необитаемым. Из щелей в ставнях лился утренний свет, тонкими клинками разгоняя мрак. Тот неохотно отступал, но тут же снова сгущался там, куда не попадали лучи Солнца.

– Ну что, пошли? - спросил Алексей у волка.

Тот молча кивнул в ответ.

Неожиданно трудно оказалось сделать первый шаг в затхлый полумрак, где притаились множество неупокоеных душ. Внутри была смерть. Смерть в чистом виде. Движимые безумной злобой, направленной на все живое, души невинно убиенных под водительством их убийцы вмиг должны были расправиться со всяким, кто осмелится ступить на их территорию.

Пыль взвилась невесомыми облачками, когда подошва тяжелого ботинка опустилась на скрипучий рассохшийся пол. Следом по сухому дереву зацокали когти вошедшего вслед за Алексеем волка.

Воздух в помещении, как и ожидал Алексей, был затхлым, с легким привкусом плесени. Пыль клубилась в солнечных лучах, проникающих сквозь щели в ставнях. Со стен свисали куски обоев, посеревших и выгоревших. Во времена, когда здесь еще жили люди, обои, вероятно, были роскошными, как и вся обстановка в доме. Но мебель и ковры были заботливо вывезены, и внутри дом был абсолютно пустым. Глазу не за что зацепиться. На стенах кое-где можно было заметить прямоугольник более темный, чем вся остальная стена. „Ага, тут висели картины“, - догадался Алексей. За спиной чихнул волк. Пыль, поднимавшаяся клубами из-под башмаков идущего впереди Алексея, раздражала его чувствительный нос. Тем не менее, повинуясь древнему инстинкту, он пытался обнюхивать каждый сантиметр пола. - Извини. Я постараюсь меньше пылить, - проговорил Алексей, не поворачиваясь.

– Да ладно, - услышал он в ответ.

Алексей вышел на середину холла и остановился. Он чувствовал, как вокруг сгущается воздух, наполненный копившейся годами злобой и сейчас готовой выплеснуться на него и Олега.

Охотник осмотрелся, пытаясь разобраться, куда идти. Где сосредоточено то, с чем следует покончить раз и навсегда. С чего начинать?

Широко раскинув руки, Алексей стал вращаться на месте по часовой стрелке. Потом запел. Слова древнего, мертвого языка привычно слетали с губ, отражались от пустых стен и эхом отдавались в пустых коридорах и комнатах. Тело с каждым произнесенным звуком настраивалось на то, чтобы, подобно локатору, улавливать малейшие эманации зла. Древняя песня звучала все громче и вдруг стихла, оборвавшись внезапно. Алексей открыл глаза, достал из кармашка на поясе флакон с белым кварцевым песком и стал, тихонько постукивая по нему пальцем, сыпать его на пол, вычерчивая причудливый узор.

Волколак стоял и, не шевелясь, наблюдал за манипуляциями друга. Там, где песок касался слоя застарелой пыли, он тут же наливался ярким светом, который казался отражением солнечного. Причудливый узор ложился под ноги Алексея, с каждым его шагом озаряя затхлое помещение холла. Становилось все светлее, будто внезапно вернувшийся хозяин распахнул окна, давая солнечным лучам ворваться внутрь. Когда Алексей закончил вычерчивать узор, весь холл был озарен янтарным сиянием.

– Это что? - поинтересовался волк, обнюхивая песок.

– Это - кварцевый песок. Из карьера под Иваново. Редкий песочек. - Что песок, я уже почувствовал. А что редкий, на нюх не определить. Я говорю - для чего?

– Сам не догадался?

– Нет. Я же не ворожея какая-то. Ты тут специалист. Я всего лишь для поддержки силой.

– Объясняю для тех, кто в танке. Любая кристаллическая структура является универсальным накопителем и хранилищем информации. Этот кварцевый песок нарыт, просушен, просеян и заговорен мной на „аккумуляцию“ солнечного света. Говоря проще, эти кристаллы накапливают в себе свет Солнца. Именно свет. Теперь он высвобождается под действием окружающей среды и моего заговора. Энергоемкости этих кварцевых „аккумуляторов“ должно хватить на пару часов. Плюс к этому, излучаемый ими свет - это не аналог искусственного освещения, а именно свет Солнца в чистом виде. Поэтому, находясь в освещенной им комнате, мы защищены от всякой нежити и нечисти, которая боится солнечного света.

Эту тираду Алексей произнес занудным менторским тоном, как бы давая понять не в меру любопытному волколаку, что не стоит его отвлекать от дела, когда он, Алексей, занят тем, что готовит плацдарм для боевых действий. Волчара с подвывом зевнул и с лязгом захлопнул пасть, что должно было значить: „Понял.

Молчу…“

Теперь, продемонстрировав Олегу, что он не любит отвлекаться во время работы, Алексей разделся до пояса и, поджав ноги, уселся на пол. Достал нож и стал резкими, рубящими ударами наносить на доски пола руны вокруг себя. Окружив себя кольцом рун, резким ударом вонзил нож в пол за пределами круга. Доски, рассохшиеся за долгие годы, жалобно заскрипели.

Вслед за этим на излучаемый кристаллами песка свет он извлек из кармашков на поясе лист омелы, несколько деревянных колышков размером с палец, десяток шариков величиной с ноготь мизинца, по виду керамических, обрывок льняной веревки, завязанной замысловатым узлом. Все это легло прямо поверх линий из песка и излучающих свет.

Потом Алексей достал пузырек с плотно притертой пробкой, заполненный густой и вязкой жидкостью.

Откупорив пузырек, стал натирать ею руки и лицо. Помещение тут же наполнилось запахом мяты, мелиссы и еще чего-то резкого, но приятного. Втираемая жидкость, соприкоснувшись с кожей, становилась радужно переливчатой и тут же впитывалась, оставляя приятный аромат трав.

Дошла очередь и еще до одного флакончика. Из него Алексей окропил лежащие перед ним предметы. Лист, веревочку, колышки и шарики. Коснувшись их, жидкость на мгновение вспыхивала, исходя ароматным паром, в котором Олег нюхом волка учуял бобровую струю и корень вороньего глаза. Третий компонент будоражил сознание зверя, вызывая желание скрыться, бежать или что-то делать. Зверь нетерпеливо переминался с лапы на лапу, не решаясь переступить границы защитного круга, очерченного Алексеем, или отвлечь того вопросом, хотя его и снедало любопытство. От запахов трав голова его начала кружиться и в мозгу, в его звериной части, возникало ничем не обоснованное стремление к действию, которое с трудом удавалось сдерживать.

Волколак увидел, как Алексей достал из поясного кармана лист тонкой белой бумаги, положил ее на пол и стал методично разрезать на маленькие треугольные кусочки ножом, который аккуратно извлек из пола. После сложил из них полукруг и тоже окропил жидкостью из пузырька.

Сначала матовая, поверхность листков вслед за этим заблестела, как стекло. Алексей поднял один из обрезков, провел по грани краем ногтя. Удовлетворенно хмыкнул и стал складывать листки стопкой. Те издавали мелодичный звук, будто друг о друга бились хрупкие хрустальные снежинки. Алексей аккуратно сложил обрезки в один из многочисленных карманов на поясе.

– Долго еще? - спросил потерявший терпение волк.

– Теперь, будь любезен, не отвлекай меня. Мне надо найти решение проблемы. Есть два варианта. Первый: сжечь этот дом к псам, залить бетоном площадку и провести ритуал очищения на этом месте. Тут есть огромный минус - на пожар наверняка приедут доблестные пожарные, и тогда силы, которые годами копили здесь злобу, развернутся вовсю.

Второй вариант: неупокоенные души, движимые злобой и находясь долгое время рядом с духом своего убийцы, приобрели столь же пагубные наклонности. Они связаны с ним узами более прочными, чем родственные. Они подпитываются от этого маньяка. То есть от его духа, обреченного скитаться по Земле, пока в аду не потеплеет. -

Алексей усмехнулся. - Значит, нам надо помочь этому… упокоиться. И когда связь загубленных душ с убийцей прервется, они станут свободными и смогут обрести упокоение. Тут я вижу лишь один минус - пострадать можем только мы с тобой. Какой вариант тебе больше нравится?

– Ээээ… - промычал волколак озадаченно. - Подыхать, как собака, конечно, неохота. Но если эти, - энергичный кивок в пространство, - разгуляются среди живых людей, проблем будет гораздо больше. Значит, надо рисковать собственной шкурой. Так ведь?

– А тебе охота? - спросил Алексей, поднимая взгляд на Олега. Глаза его отливали янтарем в свете крошечных искусственных солнц.

– Ну… надо - значит, надо, - проворчал оборотень. - Гая велела помогать тебе. Я и помогаю… - Но подыхать то неохота? Угадал?

– Неохота… - абсолютно честно признался волколак, потупив взгляд. - То-то же и оно. Так что теперь, и это очень серьезно, постарайся меня не отвлекать, - сказал Алексей, вперив взгляд в огромные глаза волка. И у того, и у другого глаза налились янтарным светом. - Понял?

– Угу… - промычал волк и отвел взгляд от пристальных глаз Алексея. Алексей снова уселся в центр круга и прикрыл глаза. Даже сквозь веки они источали свет, похожий на свет Солнца.

Пальцы рук вновь стали сплетаться в удивительные фигуры. Перед ним вспыхивали и гасли рунические символы. Что они означали, наблюдавший со стороны Олег не понимал: как он и сказал, он был всего лишь силой, приданной Всеобщим Духом в помощь тому, кто умнее и искуснее в решении сложных задач. Олег не обижался. Драться ему со школы нравилось больше, чем мудрствовать над книжными страницами. Упоение схваткой значило для него гораздо больше, чем выстраивание сложных многоходовых комбинаций, в которых он был не мастак. Садануть тяжелым кулаком по физиономии противника, услышать треск костей, сомкнуть зубы на глотке врага - вот для чего рождался мужчина, по мнению Олега. И вместе с тем, он признавал право на существование таких, как Алексей. С их хитрыми заклятьями и колдовскими штуковинами.

Тем временем вокруг Алексея соткался кокон из магических рун, светящихся яркими всполохами. Кокон вибрировал и дрожал. Казалось, он жив и дышит. Вибрация постепенно нарастала, по поверхности кокона побежали вспышки ослепительно-яркого света. И вдруг множество лучей ударило во все стороны и, разлетевшись в мелкую золотистую пыль, проникли в коридоры, комнаты и закоулки дома, служившего прибежищем злу.

Вокруг Алексея, там, где только что был кокон и рунный круг, закружился, свиваясь в тугие кольца, вихрь из светящихся пылинок, бывших частичками рунного круга и рунного кокона. Олег заметил, что руны, начертанные ранее его другом на полу, исчезли. Вместо них зияли воронки с обуглившимися краями, курившиеся легким дымком. Через считанные мгновения к танцу мельчайших частиц света присоединились те, которые были отправлены на разведку в серый, пропахший сыростью и плесенью сумрак дома. Возвращаясь, они сливались с уже кружащимися вокруг охотника мерцающими пылинками, присоединяясь к их хороводу. Вот уже последняя из них влилась в общую круговерть, принося с собой крупицы информации о происходящем под покровом мрака. Кружение их стало неразличимо глазу, они сжались так плотно, что почти обхватили Алексея золотистым покрывалом. Оно легло на его плечи, облегая фигуру, и стало растворятся в его теле, так же, как до этого один из его отваров. Несколько мгновений потребовалось, чтобы прейти в себя от обилия полученной информации. Маленькие соглядатаи - пылинки - по его беззвучной просьбе, отправляясь в путь, собрали не только сведения о том, что и как происходит здесь сейчас. Они заглянули в прошлое этого дома. В то время, когда в нем кипела жизнь, а в подвале, за толстой дверью с великолепной звукоизоляцией, как и предполагал Алексей, царила смерть.

В его мозгу пронеслись картины пышных банкетов, устраиваемых хозяевами дома. Пьяные гости, под звуки патефона отплясывающие то кадриль, то лихую цыганочку с выходом.

Картины ужасных семейных склок, которые разворачивались между хозяином и хозяйкой дома, как только гости разъезжались, покинув гостеприимную обитель. Картины смерти пациенток доктора, погибавших на столе от кровотечения, когда пьяный хирург трясущимися руками задевал крупный кровеносный сосуд. Сизые ошметки плоти, сочащиеся каплями крови, вырываемые безжалостной сталью убийцы из материнской утробы, отправлялись в эмалированный таз, а потом прямиком на задний двор, в выгребную яму.

Но то, что Алексей увидел дальше, не могло прийти ему на ум во время первого визита.

Безумный доктор, доведенный до исступления обуревавшей его идеей, пытался собрать в своих подвальных лабораториях гомункулуса, следуя примеру Виктора Франкенштейна. Безумец кромсал и шил человеческие тела. Мертвую плоть пытался срастить с еще живой, отъятой от дышащего человека. В ход шли труды по хирургии и древние трактаты по оккультизму и магии.

Все эти видения, проносясь в мозгу Алексея, вызывали только одно желание:

разорвать безумного владельца дома на тысячи кусков, а душу, почерневшую от жестокости, утопить в выгребной яме, в последнем пристанище его жертв. Алексей поднялся. Он был словно припорошен золотой пылью. Частички ее истаивали на коже, будто снежинки от человеческого тепла.

Вставшего с колен охотника изрядно шатало. В голове гудело, будто там угнездился рой рассерженных диких пчел.

Волколак озабоченно подался к Алексею и подпер его плечом. Тот благодарно опустил руку на встопорщенную холку зверя. После пронесшихся в сознании видений ноги подкашивались, в горле пересохло и хотелось пить. Непослушными руками Алексей снял с пояса фляжку с водой из того самого ключа в Лавре и сделал изрядный глоток. Сразу заметно полегчало.

– Значит, расклад такой. Как я и предполагал, тут действительно когда-то в подвале располагалась подпольная лаборатория. Там наш добрый друг доктор делал всякие нелегальные операции. Аборты там и прочее. Но не это главное. Док между делом баловался черной магией и оккультизмом. Видимо, в детстве перечитал Мэри Шелли. И решил примерять на себя лавры Франкенштейна. Забыл, мудак, чем все кончилось. Так вот… - Алексей вздохнул. - В подвале лаборатория в двух ярусах. На первом он оперировал женщин. Выковыривал из них нежелательные последствия бурных романов или постылых семейных отношений. А этажом ниже людей резал и шил. Пытался создать искусственного человека. Из людей с различными физическими и умственными показателями пытался собрать суперчеловека. В то время, кстати сказать, подобные опыты проводили нацисты. Ты же в курсе, что Адольф был свернут на оккультизме? Так вот, скорее всего доктор работал под пристальным оком органов. Когда пришло время, не знаю чего, то ли результатов он не добился, то ли просто слишком многого стал требовать, но его грохнули. Прямо в подвале и стрельнули. Долго не церемонились. И знаешь, что самое интересное? Дом, в котором мы сейчас с тобой находимся, в 39-м, после того как всю семью профессора переселили на Колыму, сожгли. Вся его родня погибла. Не мне тебе про лагеря рассказывать. Однако, как не странно, души тех, кого тут замучили в попытке постичь тайны непостижимого, не исчезли, а привязанные к месту своей смерти обитающим тут духом убийцы остались здесь навечно. Попа ведь сюда не пригласили, обрядов нужных не провели.

Так что дом этот - добротная иллюзия. Ловушка. Скорее всего, приготовленная для меня тем, кого не хотелось бы сейчас вспоминать. Но с ним придется разбираться позже. А может… Ладно. Поступим вот так. Насколько я понимаю, ты в этом облике невосприимчив к любой магии? Так?

Волколак утвердительно кивнул.

– Это хорошо. Я не жмот конечно, но свои снадобья на тебя тратить не смогу. Дело в том, что они сварены с учетом моих биологических ритмов и обмена веществ. Для любого другого каждый из отваров может стать смертельным ядом. Так что извини. Едем дальше. Раз уж ты наделен огромной физической силой и ловкостью, то, я полагаю, тебе лучше быть впереди. А не прикрывать мне спину. Не хочется подставлять тебя под удар, но ты сам должен понимать. Тут решает не сила. Значит мне надо проникнуть как можно дальше. И без твоей помощи мне не справится. Скорее всего, дом будет сопротивляться, поскольку он - ловушка, в которую мы с тобой удачно вляпались. Интересно, что там поп делает?

– Молится… - рыкнул волк. - Чувствую.

– Ага, так у тебя еще и повышенная чувствительность к воздействиям на потоки Силы! Тоже хорошо. Мне не придется распыляться. Будешь за локатор. Без обид? Зверь снова кивнул.

– Значит, так. Физические воздействия на себя берешь ты. Воздействия с помощью направленных потоков Сил, магические, я беру на себя. Когда дойдемтуда, где грохнули профессора, работать придется обоим. Чувствую, там сопротивление мы встретим нешуточное.

Алексей заложил руки за спину, перекатился с пяток на носки несколько раз и подвел черту.

– Ну вот, вроде и все, что хотел сказать. Так что, пошли что ли?

Еще один кивок лобастой башкой.

– В путь…

Волколак отодвинул Алексея массивным плечом и зашагал по направлению к коридору, уходящему вдаль и, судя по всему, огибающему весь дом по периметру. Алексей пошел следом.

Волк топал по коридору, впечатывая мощные лапы в пыль, покрывающую пол толстым слоем. Под серой шерстью энергично двигались лопатки зверя, при каждом шаге топорща шкуру на загривке. Огромная голова склонилась к полу, влажный нос с шумом вбирал воздух, будто волк шел по следу. Собственно, так оно и было. Только след этот был неразличим глазом. Волколак шел по следу эманаций зла. Безошибочно определяя путь к его средоточию.

Коридор уходил куда-то в пространство и никак не поворачивал. По прикидкам Алексея, они уже давно преодолели расстояние, равное длине дома, и им пора было свернуть. Но было некуда. Из темноты появились ступени, ведущие наверх. Они были покрыты ковровой дорожкой, старой и прогнившей. На дорожке, если хорошенько приглядеться, можно было разобрать бурые разводы. Как если бы по ступенькам проволокли мокрую тряпку, смоченную бурой краской.

– Это кровь, - сказал волколак не оборачиваясь. - Человеческая.

– Кого-то наверх тащили? - спросил Алексей.

– Не знаю.

– Ясно.

Как ни странно, ступеньки под ногами не скрипели. С тех пор, как Алексеевы разведчики-пылинки вернулись и доложили о том, что дом всего лишь иллюзия, ее создатель перестал беспокоиться о достоверности ловушки. Зачем? Она ведь и так сработала. Алексей вдруг почувствовал, абсолютно неожиданно, что ноги отрывать от ступеней стало тяжело. Будто приходилось выдирать их из болота. Глянул вниз и обомлел. Ступени, до этого казавшиеся незыблемыми, стали мягкими, как кисель. Ноги утопали в них, проваливаясь почти по щиколотку. А вот волк перед ним, наоборот, шагал по ступенькам твердо, неутомимым шагом, уткнув нос в пол. Алексей почувствовал, что он проваливается, его затягивает в трясину, где были ступени. Ноги провалились до середины голени, потом по колено. Затем он ухнул до середины бедер. Стены вокруг него стали смыкаться, отрезая его от шагавшего впереди напарника.

– Олег! - заорал что было сил Алексей.

Волк мгновенно развернулся и кинулся, было, на выручку, но стены почти сомкнулись и могучая фигура волколака просто не пролезла в тонкую щель между ними. Зверь утробно зарычал и кинулся в проем, пытаясь с разбегу протиснуться в него. Тщетно. Слишком массивная голова, слишком широкие плечи не пролезали в щель, которая с каждым мгновением сужалась.

Он попробовал достать до Алексея лапой. Когтистая пятерня молнией мелькнула в щели между сходящихся стен, но не достала до руки Алексея, которой тот пытался дотянуться до Олега.

Стены сходились, отсекая их друг от друга. Волколак с разгону еще раз врезался могучим телом в проем. И снова тщетно!

Алексей понимал, что все происходящее вокруг не более чем иллюзия, морок. Но и иллюзия могла быть пагубной, особенно если тот, кто сотворил ее, готовил смертельную ловушку, створки которой сейчас медленно, но неотвратимо захлопывались. Стены окончательно сошлись, отрезав Олега от увязшего в жиже Алексея. Страннно, но охотник мог дышать и даже видеть через них. Сам он увяз уже по грудь, и выбраться не представлялось возможным. К тому же он увидел, как по ту сторону отгородившей его от волка преграды стены стали вспучиваться гигантскими пузырями и лопаться, как огромные нарывы, исторгая из себя комки слизи.

Соприкоснувшись с полом, слизь покрывалась мелкой рябью и начинала шевелиться, как будто под ее поверхностью, укутанное коконом из протоплазмы, билось живое существо. Вслед за этим поверхность пузырей лопалась, выпуская наружу отвратительных существ, ужасных, как видения в наркотическом кошмаре. Или мороке, сотворенном для убийства.

По коридору, где пол был прочным, в отличие от предательских ступеней, стали расползаться странные создания. Они казались сплетением щупалец, ног, клешней, когтей и рук. В груди уродов бессмысленно пучился бельмастый бугор, вокруг которого шевелилась мягкая бахрома фиолетовых ложноножек. Свора этих тварей окружила волколака и теперь сжимала вокруг того кольцо в узком пространстве коридора.

Зверь, вздыбив шерсть, угрожающе зарычал. Попятился. И прыгнул, резко оттолкнувшись лапами от пола. Взмыл выше надвигающихся на него со всех сторон уродов и приземлился за спиной у одного из них. Резко развернулся, и мощные челюсти с острыми зубами сомкнулись на торсе чудища, почти перекусив его пополам. Из огромной раны на пол и на морду волка хлынула густая фиолетовая жижа. Шерсть там, куда попали капли крови неведомой твари, задымилась.

Волколак обиженно рыкнул и лапой нанес удар еще одному, стоящему рядом чудищу.

Урод отлетел к стене и вместо того, чтобы расплющиться об нее, канул, как в воду.

По стене даже пошли круги.

В тот же миг вся свора выбравшихся из стен страшилищ кинулась на волка, скрыв его под кучей тел. Щупальца пытались обвить мохнатое тело, руки вцепится покрепче, а клешни - отодрать кусок от животного.

Волк яростно взвыл, из-под груды тел донесся хруст ломающихся костей, отрываемых конечностей и влажные шлепки, как будто некто молотил куском сырого мяса об пол. Капли фиолетовой крови разлетались во все стороны, оставляя на полу и стенах дымящиеся прожженные следы.

Алексея засосало в податливую жижу уже по шею, когда груда тел будто взорвалась изнутри. Уроды, навалившиеся кучей на Олега, бросились врассыпную и бесследно исчезли в стенах, откуда выбрались за насколько минут до этого.

Волк, взлохмаченный и весь в клочьях дымящейся шерсти, с каплями крови, стекающими с оскаленных клыков, кинулся, было, Алексею на выручку, но встал, как вкопанный, перед преградой, отделившей его от товарища.

В этот момент Алексея окончательно засосало под липкой жижей, в которую обратились ступени. Он еще успел заметить недоуменное выражение на морде волколака, увидеть, как тот развернулся и мощными скачками понесся в конец коридора. Видимо, волчье чутье, помноженное на чувствительность к воздействиям на силовые потоки, подсказало ему верный путь к тому месту, где медленно сходившиеся до этого створки ловушки должны окончательно захлопнуться.

Проваливаясь в неизвестность, уже в третий раз за минувшие сутки, Алексей попытался сгруппироваться в полете и упасть так, чтобы не свернуть шею. Погружение было недолгим, зато приземление оставляло желать лучшего. То есть и не приземление вовсе. Охотник больно ударился спиной о поверхность, которая тотчас же разошлась под ним и сомкнулась над головой. Он забарахтался, завертелся под водой, грязной и мутной, как в ведре у уборщицы, и, вытянув руки, стал опускаться на дно.

Вопреки ожиданиям, до дна было не так уж и далеко. Метра два, не больше. Алексей оттолкнулся от него ногами, почувствовав при этом, как подошва заскользила по дну, покрытому каким-то налетом, и пробил головой поверхность воды, которая с неприятным чавкающим звуком выпустила его наружу. По лицу стекали капли грязной жижи.

Охотник протер лицо и осмотрелся, пытаясь удержаться на плаву. Он оказался в бассейне, до краев наполненном грязью. По ее поверхности плавали буроватые комочки, при внимательном рассмотрении напоминающие паутину. Жидкость, которую не поворачивался язык назвать водой, мерно колыхалась, будто на дне бассейна работал электромотор. Алексей порадовался тому, что не наглотался бурой дряни из этого водоема. Это могло закончиться как минимум расстройством желудка, которое сейчас было бы ой как не к месту, а как максимум… кто его знает. Двумя сильными гребками охотник подплыл к краю отстойника, как он про себя решил называть бассейн, и, вцепившись пальцами в борт, вылез наверх. Спрыгнул на пол и стал осматриваться по сторонам, чувствуя, как неприятно покалывает кожу и щиплет глаза.

Он оказался в просторном помещении, несколько метров в высоту, потолок которого терялся во мраке. Из мрака свисали обрывки веревок, казавшиеся мохнатыми от налипшей на них пыли, перекрученные тросы и цепи, покрытые ржавым налетом. „Блин, ну какая же убогая фантазия, - подумал Алексей, оглядывая помещение. - Как в плохом ужастике: веревки и цепи“. За свою карьеру охотника он несколько раз попадал в то место, которое именовал Изнанкой, или Потусторонним миром. И всегда там были цепи. Для чего и зачем, он не разбирался. Не до того было. Вот и сейчас он, судя по всему, опять, уже не по своей воле, выпал из мира людей в мир, населенный существами странными и даже страшными. Не всегда агрессивными, но и не очень дружелюбными. Тут были такие, что сосуществовали с человеком. Издревле их знали люди: домовые, овинники, банники. Все те, кто помогал в нелегком быту, питаясь за счет людей положительными эмоциями. Тем они и довольствовались, слабые и беззащитные жители этого призрачного мира.

Те, кто был немного сильнее, начинали пакостить человеку, вызывая в нем эмоции отрицательные и поглощая их эманации, которые, как известно, гораздо сильнее, чем эмоции, вызванные добрыми делами. Таких люди называли кикиморами, марами, лешаками.

Но были и такие, кто не довольствовался простыми человеческими эмоциями, такими, как злоба или радость. Они питались страхом, были гораздо сильнее первых и во много раз злобнее и хитрее вторых.

С первыми Алексей дружил, вторых предпочитал держать на коротком поводке, третьих… Вот именно с третьими ему все время и приходилось возиться больше всего. Мало того, что они были злобными и изворотливыми, так, вдобавок, отличались недюжинным интеллектом. Как тот, с которым он столкнулся пять лет назад, в самом начале карьеры охотника; его-то и предстояло прикончить, чтобы конфликт между ними пришел к логическому завершению.

Судя по всему, Алексей действительно оказался в некоем подобии коллектора для сбора нечистот. В слабом свете, который струился из стыков между полом и стенами, можно было разглядеть, что пол под ногами пересекается вымощенными в камне желобами, неглубокими, по которым в бассейн стекались нечистоты. Алексей присел и кончиками пальцев коснулся жидкости в одном из желобов, пролегавшем прямо у него под ногами. Пальцы тронули маслянистую жидкость, в нос шибанул запах железа и какой-то кислятины. Он поднес пальцы к лицу и присмотрелся. Потом потер палец о палец, растирая жидкость, которая оказалась кровью.

По другому желобу текла вода, немного мутная, с неприятным запахом. В третьем… он даже не стал проверять, что там. По запаху и так все было ясно. Но несмотря на обилие запахов, достаточно сильных и резких, вони в помещении не было. Да, воздух был несвежим, спертым и застоявшимся, как и положено в запертом помещении без окон. Каждый запах ощущался лишь тогда, когда Алексей приседал над желобом.

Все желоба, вместе с текущими по ним нечистотами, тянулись к стенам и уходили не под них, что было бы логично, а поднимались по стенам к потолку, который тонул во тьме. Судя по тому, что жидкости в желобах не свободно падали вниз, как и полагается текущей сверху жидкости, а мерно текли, не разбрызгиваясь по сторонам и не увеличивая скорости, законы физики тут работали несколько иначе, чем в привычном Алексею мире.

То, что физика, основа основ того мира, в котором был рожден Фатеев и другие ему подобные, конфликтовала с законами, основополагающими в мире Изнанки, он усвоил еще во время первого своего визита сюда. Тот, самый первый визит, который чуть не закончился плачевно, Алексей запомнил навсегда, ведь схватка с Собирателем завершилась именно на Изнанке. Его полумертвого, истекающего кровью и обессиленного, Собиратель прихватил в свой мир. Для того, видимо, чтобы прикончить поближе к своему логову. Но забыл, что неуязвимый в мире Алексея, не подвластный законам физики, он смертен и уязвим у себя. А вот Алексей… Этот странный феномен, плюс вмешательство православного батюшки не дали молодому Охотнику погибнуть. Зато после этого случая Фатеев обрел новую способность, благодаря которой не раз выживал уже позже. До невероятности ускориться в своем родном мире, проникнуть в Изнанку и выскочить там, где противник его не ожидает увидеть. И, если понадобится, нанести решающий удар, пусть даже и в спину. Для тех, с кем приходилось иметь дело охотникам, честь была пустым звуком. У нечисти нет чести. С вурдалаком нельзя говорить на языке парламентских выражений. С ним надо говорить на языке вурдалака.

Единственно понятном…

Оттуда, куда он провалился, Алексею надо было выбираться во что бы то ни стало. В мире реальности предстояло решить одну маленькую проблемку. Размером в особняк позапрошлого века. А потом наведаться сюда, обратно в мир Изнанки, полностью симметричный миру людей и надрать зад тому, кто все это подстроил. Но сначала все же выбраться.

Будучи абсолютно симметричным миру, населяемому людьми, Изнанка отличалась от него тем, что там, где в реальности стоял старинный дом, на Изнанке был такой же площади подвал. А любое строение Изнанки отражалось в реальности, как абсолютно симметричная ему яма. Грань между мирами служила невидимой осью координат. С одной стороны (с той, что с плюсом) располагалась Явь, а с другой (со знаком минус) - Изнанка. Или, как называли ее наши далекие предки, - Навь. Навий мир.

Мир мертвяков, мелких бесов, волшбы и Черного Солнца.

Зато тут было большое преимущество. В Навьем мире сила, которую Алексею необходимо было собирать посредством разных ритуалов для совершения волшбы, была щедрыми потоками разлита повсюду. Для обитателей же Изнанки преград в ее использовании не было ни там, ни тут. К тому же, уязвимый к их чарам и воздействиям в Яви, Алексей становился невосприимчив к ним в Нави. Это защищало от физических неприятностей. Таких, как кирпич на голову или нож в почку. Его организм регенерировал с невероятной скоростью, латая практически любые дыры в считанные мгновения.

Будь его воля, Алексей даже отправлялся бы сюда в отпуск. Но вот обитатели Изнанки смотрели на людей примерно так же, как пассажиры переполненного вагона метро на внезапно появившегося снежного человека. Все допускают, что он есть, но в вагоне ему не место.

Алексей хлопнул в ладоши, растер их, встряхнул, и с пальцев сорвались крохотные светлячки, которые тут же закружились перед его лицом, образуя две источающие призрачный лиловый свет сферы, одна из которых взмыла под потолок, освещая пространство помещения мертвенным, но достаточно ярким светом. Вторая же облетела зал, отыскивая проход и собираясь послужить создавшему ее человеку проводником. Шар-проводник уверено направился в глубь зала, туда, где клубился густой мрак, не позволяющий Алексею разглядеть, что же там происходит. Свет проводника немного померк, едва он окунулся в окружающий сумрак, но, тем не менее, остался виден. Алексей смело направился за удаляющимся огоньком, стараясь не отставать. Света от шара-фонаря было достаточно не только для того, чтобы идти и не спотыкаться, но и чтобы разглядеть окружающую обстановку. Он шел по смыкающемуся высоким сводом коридору, выложенному из грубо обтесанного гранита. Шершавые стены покрывала пыль, резко, как будто сметенная, исчезавшая на уровне полутора метров от пола, чистого до такой степени, что он казался вымытым с шампунем, продезинфицированным и покрытым защитным раствором, отталкивающим пыль, грязь и мусор. Алексей прикоснулся рукой к стене, будто желая проверить ее материальность. Осторожно, кончиками пальцев, готовый тот же час их отдернуть, если вдруг цельная на вид стена разверзнется под рукой зубастой пастью. Однако стена, оказавшаяся каменной, не спешила наброситься на Алексея. Он, осмелев, приложил к камню ладонь. На ощупь тот был шершавый и теплый. Совершенно сухой. И слегка вибрировал. Чем была вызвана вибрация - работой какого-то механизма или неким действием потоков силы, он не знал. И не спешил выяснить. Впереди, там, где светящийся проводник качался в метре над полом, показался силуэт. Маленький, человекообразный. И исчез, как будто истаял, когда проводник миновал его. Сделав несколько шагов вперед, Алексей на всякий случай начертил в воздухе руну остановки Isa и оставил ее висеть прямо перед собой, готовый метнуть в противника, если он появится.

Еще через пару шагов он услышал невнятное бормотание, покашливание и легкий шелест. Похоже, некто сметал сор с пола крошечной метелкой из перьев. Тихое такое шарк-шарк-шарк.

Еще через пару шагов Фатеев сумел разобрать слова, произносимые надтреснутым старческим голоском.

– Ходют и ходют, ходют и ходют. Никакого спокою нет. Кхе-кхе.

И снова шарк-шарк-шарк метелкой по камню.

Когда Алексей подошел ближе, то увидел, что и покашливание, и шарканье издавал старичок малого роста, примерно по колено взрослому человеку. Одет он был в смешной зипунишко, подпоясанный ветхим вервием, щегольские фиолетовые порты с заплатой на колене. Плетеные лапти были надеты почему-то на босу ногу, как домашние тапки. Из широкого ворота зипуна высовывалась старческая головенка на тощей морщинистой шее. Видны были лысина и борода. Борода, густая и растрепанная, казалось, начиналась под самыми глазами старика и за широченным воротом заканчивалась. Лысую, как бильярдный шар, макушку венчала турецкая ермолка, лихо заломленная набок. В руках у старичка действительно была метелка из перьев какой-то огромной птицы, которой он обмахивал стены и усердно мел пол.

Алексей встал как вкопанный. Он ожидал встретить кого угодно, но никак не престарелого домового, следящего за порядком.

Старичок усердно мел пол, казалось, не замечая Алексея. И не переставал бормотать под нос с плохо скрываемым раздражением:

– Ишь, шастоють тут, охламоны. Не звали их сюдыть, а они всяко шастоють. И туда, и сюда. Как будто тут тракт проезжий, а не энтот… как его… коллектор. То волк пробежит, натопчет, то Светоч пролетит, отвлекает. А тут еще ентот встал, как оглобля… -

Домовик повернулся к Алексею и вопросительно уставился на него черными бусинами глаз без белков: - Чего надоть? Че преперси? Ась? Я вам тут что, крепостной, за вами порядок наводить? Я потомственный в тридцать третьем колене… - Кхм, - откашлялся Алексей. - Прощения прошу, Хозяюшко, если побеспокоил. Разреши пройти. Не чини препятствий.

– Да чего уж там, чинить-то? - сварливо ответил домовой. - Раз уж ты суды притопал, стал быть, обратно не повернешь. Знать, энтот путь единственный. Да ты и вежество знаешь, повинился перед Дедушкой. Дык, как тебе после этого препятствия чинить? Не можно. Только вот мыто подорожное изволь оставить, мил человек.

– Мыто? - удивился Алексей. Первый раз пришлось столкнуться с домовым, требующим откупного.

– А ты как думал? - ехидно прищурился старикашка. - Я тут главным смотрителем поставлен, стал быть, мне и мыто востребовать не зазорно.

– А ты кто такой будешь, дедушка? - поинтересовался Алексей, прикидывая, куда бы лучше припечатать наглеца висящей перед ним руной.

– Я-то? Я-то буду главный смотритель коллектора Града на Коровьей Реке! - гордо грохнул себя кулачишкой в грудь старичок. - А вот ты кто таков, молодец? Что тут шастаешь без подорожной?

Алексей едва сдержался, чтобы не засмеяться.

– Неужто нынче в коллекторе принято подорожные спрашивать? - подхватил он навязываемую старичком игру. Глушить его ворожбой не хотелось.

– Принято, принято!

– И с волка спрашивал?

– С волка не спрашивал, - честно признался старичок. - Как с него, твари бессловесной, спросить. Где он подорожную хранить-то будет? Под хвостом, что ля? А у тебя карманов вон сколь, поди, в одном хоть да завалялась грамотка подорожная?

Али нету?

Старичок хитро прищурился и снизу вверх посмотрел на Алексея, давая понять, что просто так от него не отделаться.

Фатеев стоял, спешно ища выход из ситуации. Можно было глушануть старого хама подвешенным и готовым к использованию знаком. Можно было просто проигнорировать. Однако не хотелось оставлять у себя за спиной рассерженного домового, который, к тому же, был в своей вотчине, а значит, и силу имел немалую, и потому мог стать для Охотника, торопящегося найти выход, серьезным препятствием на пути. „Видно, и впрямь платить придется. К чему там у нас домовики неровно дышат?“ Алексей расстегнул один из кармашков и достал оттуда колоду игральных карт. Маленькие, в половину карточного листа карты он использовал в самых разных ситуациях: прозреть путь, заморочить упыря, да мало ли применений у простых с виду карт? Достал, хрустнул колодой, ловко перекинув ее с ладони на ладонь и, присев на корточки, почтительно протянул ее старичку.

Глазки-бусинки под кустистыми бровями радостно блеснули, старинушка выпростал покрытую серым пушком ладошку из широкого рукава и проворно сцапал колоду. Бухнулся задом на пол, прямо где стоял, и стал с упоением перебирать карточные листы, перекладывая их в одном ему ведомом порядке. Домовые питают просто сверхъестественную страсть к картам, - так говорила Алексею его бабушка.

– Ой, уважил старика, ой, уважил, человек прохожий, - радостно забормотал он. -

И кто ж ты такой будешь? И вежеству учен, и ведовству сподобен, со старшими уважителен и не скуп на подарки… Ты кто, добрый молодец? Королевич, али князь, быть может? Ежели князь, так прости, батюшка, не признал тебя.

Пальчики домового ловко перебирали карты, метелка, которой он только что мел пол и стены, сиротливо валялась рядом, забыта и брошена. Перебрав карты и упрятав их за отворот зипуна, домовой встал, поклонился Алексею, придерживая рукой ермолку. Выпрямился и посмотрел тому прямо в глаза.

– Спасибо тебе, добрый человек. Я теперь с таким подарком живо отыграюсь. А то я давеча свою-то колоду проиграл Стрижу Живлякичу. Он, окаянный, ох играть же мастак! Хоть и молод еще - трехсот лет от роду еще нету. Сказывают, он в скорбном доме при узниках свет увидел. Там и рос, значит. Там и выучился. А у нас ведь как - строго - без своей колоды играть не моги. Чужую взаймы не бери. Так мне пришлось сюда, на его место, будь он неладен, стать. А он - на мое. Я раньше при корчемном доме обитал. Там и народ веселый, и кормежка сытная. А Стриж этот по малолетству тут служил. А как у меня даже колоду отыграл, так я просить стал отыграться. Ну и поставил свое место против колоды, имущества и жалования своего. Ну и… вот. - Домовой тяжко вздохнул. Потом озорно блеснул глазками и продолжил радостно: - А теперь я этого Стрижа разом… - Так я пойду, дедушка? - спросил Алексей.

– Ага, ступай мил человек, ступай. Только смотри, в пути нигде не задерживайся, как увидишь чего непонятного - не присматривайся. Белое за черное принимай, воду - за камень, птицу - за зверя, - назидательно произнес старичок. - Ступай себе. Алексей осторожно обошел домового и зашагал дальше по коридору за светочем. Не успел отойти и десятка шагов от места встречи, как за спинной раздался дробный топот, и он услышал:

– Эгей, мил человек! Погодь, не торопись! Я с тобой пойду, - догнал его домовой, путаясь в полах своего одеяния. За несколько секунд, что Алексей его не видел, он полностью преобразился. На нем были мягкие кожаные сапожки, а в них заправлены просторные серые порты в широкую полоску. Рубаха из синего атласа с косым воротом, расшитая петухами. На голове красовался картуз, которые носили приказчики у мелких купцов. За ухо была заткнута ромашка, непонятно где взятая. - А тебе зачем со мной, дедушка? - поинтересовался Алексей. - Дык, знамо дело, вдвоем веселее. Ты же, поди, выход ищешь? И не знаешь, куда идти? А я знаю. Я тебя выведу, не сумлевайся! Твой светун, он ведь тут тоже заблукать может. А я не заблукаю - тыщу раз тут хаживал.

– Да ну?

– А то! Я тут все входы-выходы знаю! - хвастливо заметил домовой. - Не одну, поди, сотню лет землицу топчу. Тебе куда надобно попасть-то?

– Если б я еще и знал, дедушка, - вздохнул Алексей.

– Чаво, пойди туда, не знамо куда? Достань то, не вразуми что? - Да нет. Мне… выход найти надо. Понимаешь… а, - махнул рукой Алексей, - давай я тебе с самого начала расскажу. Сам разберешься. Ты, как-никак, старожил. - Ага, ага, - закивал головой старичок, от чего ромашка за ухом смешно замотылялась вверх-вниз.

Алексей коротко пересказал события прошедших суток. О доме, гибели жены, о товарищах, согласившихся помочь… Умолчал только о том, что он Охотник. Ну зачем маленькому исподнику знать о том, что есть люди, которые иногда усмиряют этих самых исподников… Порой даже не очень дружелюбно. Домовик кивал головой, хмурился, ворчал под нос неразборчивое. Потом сообщил Алексею, что звать его Ждан, сын Лыбедя. Алексей тоже представился, соблюдая приличия.

– Только ты того, не серчай… - смущенно пробормотал домовой. - Тут, у нас то есть, я тебе помогу. А в вашей стороне я тебе не помощник, извини уж. Там у вас такое делается - помыслить страшно. Как живете - непонятно. По дорогам такие чуды-юды рыскают - жуть просто. Огнем из глаз слепят, рыкают, и вонь от них уж и вовсе несносная. Так что не обижайся… Я один раз сунулся было к вам, так еле живым ноги унес. Так что и не проси, к вам не пойду. А тут у себя помогу: и дорогу верную укажу, и ежели биться тебе придется с этим изувером - тоже помогу. - И на том спасибо.

– Да чего уж там. Когда мне бы еще представилось с дедом моим подвигом поравняться? Так что это тебе спасибо, прохожий человек. - И снова блеснул на Алексея маленькими глазками. Вообще, Охотник заметил, что у этого старичка было два выражения глаз: угрюмо-насупленное, из-под бровей, и лукавый прищур. В основном старичок-домовичок лукаво щурился, напоминая Шолоховского героя, деда Щукаря. И еще картуз этот, залихватски сбитый на затылок лысой, как бильярдный шар, головы. - Ага, стой-ка, - поднял маленькую ладошку вверх Ждан.

Алексей вопросительно глянул на домового, замершего, как истукан, и настороженно вслушивающегося в окружающие звуки.

– Шарится кто-то, - сообщил тот, тыча пальцем за угол. - Кто такие - не ведаю. Ты вот что, тут постой, а я проверю пойду. Я-то здешний, а тебя всякая собака за версту как чужака облает. Годи тут.

Махнул в воздухе маленькой ладошкой, и как будто включился усилитель звука -

Алексей услышал все, что происходило за углом. Шелест, шарканье, вздохи и сопение. Домовой уверенно повернул за угол, смешно топая начищенными до блеска маленькими сапогами-„бутылками“.

Какое-то время из-за угла доносилось бормотание, кряхтение и шарканье, которое поначалу Алексей не слышал.

Потом раздался уверенный и даже командирский голос домового, который спрашивал, строго, как генерал на параде, какого рожна они тут делают. Неведомые „они“ невнятно бормотали, как будто извиняясь. Голос Ждана нарастал, становился громче, обретал вовсе уж начальственный оттенок. Он отчитывал тех, кто ошивался за углом, как нашкодивших школьников. Те, судя по всему, оправдывались. В конце концов домовой аргументированно объяснил своим собеседникам, куда им стоит идти и кого там искать. Раздалось возмущенное бормотание, переросшее в громкий ор, скорее похожий на шум погромыхивающих в жестяной банке камней, чем на нормальную речь. Но старичок, судя по всему, прекрасно понимал и этот язык, потому как вслед за возмущенной тирадой раздался его гневный выкрик: „Ах ты семя блядино! Вот я тебя ужо!“ Что-то с треском полыхнуло так, что на противоположной от прохода стене на мгновение появились четкие тени причудливых очертаний, отдаленно напоминающие человеческие. Раздался визг, лязг и удаляющийся топот. Из-за угла запахло горелой шерстью.

Алексей удивленно ахнул. Старый домовой, хоть и ссылавшийся на немощь по сравнению со своим предком, шарахнул таким заклятьем, против которого Алексею не хотелось бы ставить защиту, ибо она сожрала бы половину, а то и больше его сил. Страшно представить, какими силами обладал старый хитрец, когда был при месте. А о том, насколько силен был его героический дед, и вовсе думать было тошно. Из-за угла показался сам Ждан, на ходу отирая лицо от копоти огромным, как простыня, носовым платком. Половину лица он уже вытер, а вторая была черна, как у шахтера, только что вылезшего из забоя. Глаза победоносно блестели. Борода топорщилась и курилась дымком.

– Ишь ведь, чего удумали, ехиднины дети! В моем околотке досмотр учинять! Без моего ведома! Не спросивши, не предупредивши!

– Кто?

– Как кто? Да эти вона! - Дед возмущенно мотнул бородой в сторону угла, из-за которого вышел. - Псы ищейные. Сказывали, что человека ищут. Не тебя ли? - А что, тут людей много? - угрюмо спросил Алексей. Весть о том, что его уже ищут, оптимизма не вселяла. Если ищут, значит, придется драться. Тратить силы. Которые потом не восстановить так просто. А до Изнанки дотянется ли Леонид своей поддержкой, ожидающий их у машины, - не известно. Как только он подумал об этом, его плеча ободряюще коснулась невидимая, но уверенная рука. По телу пробежала волна тепла, окутала с ног до головы, придавая сил и уверенности. В голове прозвучали слова, сказанные вроде бы голосом отца Леонида: „И не только до Изнанки дотянусь. Не бойся - ступай. Ты выследи и останови. А я со своим делом справлюсь. Поддержу, не беспокойся“.

Услышанное придало уверенности и даже обрадовало.

Сила, щедро вливаемая в Алексея, струилась по жилам, будоражила в предвкушении боя.

– Да нет, не много. Можно сказать даже, что ты единственный, - ответил домовой.

– Значит, ищут меня все же?

– Да уж кого еще? - вопросом на вопрос ответил старичок. - Ну да тебе всяко тут не схорониться, а дело делать надо. Так ведь?

– Верно…

– Стало быть, дальше пошли? - поинтересовался Ждан. - Этих-то я прогнал. А другие когда еще встретятся!

– Да уж веди, Сусанин, - усмехнулся Алексей.

Ждан Лебядич смело завернул за угол и зашагал перед Алексеем, по-прежнему не давая тому себя обогнать.

– Слушай, Ждан Лебядич, а как это так выходит, что я тебя обогнать не могу? В тебе росту пол-аршина, а бежишь так, что не угнаться? - спросил Алексей маячащую перед ним спину домового.

– Так что ж непонятного-то? Я ведь у себя дома. Будь я у тебя - я б за тобой не угнался. Говорят же, что дома и стены помогают. А дорожка сама под ноги стелется. Опричь того я тут не один раз хаживал, а ты первый раз себе дорожку торишь. Вот и приотстал. Смекаешь?

– Смекаю… - озадаченно протянул Алексей.

Когда вывернули из-за угла, взору Алексея предстали обугленные стены и пол. На полу, покрытые гарью, валялись предметы, которые, судя по всему, были оружием у тех самых „ищейных псов“, о которых говорил домовой. Огромных размеров бердыш на толстом древке. Цепь, оканчивающаяся шипастой гирей с голову младенца. Здоровенный двуручный меч, кривой, как турецкий ятаган, однако с двухсторонней заточкой.

– Сколько их было? - спросил Алексей у бодро шагавшего домового.

– Двое всего.

– А почему…

– Да потому что у одного четыре руки было. В верхних двух бердыш, в нижних - меч. - Опять гомункулусы. Похоже, что тот, кто их при жизни делал, где-то неподалеку трется.

– Может, и так, - ответил домовой. - Ты не отставай, а то потеряешься.

– Где? Тут все прямое, как по нитке. Вот только что-то холодает. Воздух и вправду становился заметно холоднее. Алексей почувствовал, как по коже, хоть и доведенной наговорами до полной нечувствительности к физическому воздействию, побежали мурашки. К тому же одежда была еще мокрой после купания в нечистотах.

– Это только кажется, - ответил домовой. - А на самом деле, кабы ты без меня тут тащился - враз потерялся бы. Мне-то тут каждая дорожка ведома, да и я им тоже знаком. Вот они меня и ведут, куда потребно. Тебя же тут никто и знать не знает. Не наш ты. Да еще и человек вдобавок. Тебе тут одному ох и нелегко стало бы. Так что не теряйся.

– Слушай, Ждан, а почему холодает? Там, в коллекторе, теплее было. Намного, - сказал Алексей, пытаясь растереть зябнувшие руки. Изо рта уже шел пар. Пока еще не густой, но тоже ничего приятного… - Дак, чего непонятного-то? Чай, к выходу подходим. У нас-то самый конец зимы стоит, почитай. Месяц Лютень. А у вас небось лето.

– Да нет. Осень…

– А чего ж ты голышом приперся? Или холоду не имеешь?

– Почччему? - Алексей почувствовал, что уже начинает промерзать, даже голос дрожал. - Ммерзну, не видишь? Просто, когда одежки нет, врагу и зацепиться лишний раз не за что. Если бы еще маслом облиться, как древние греки, чтобы из рук выскальзывать. Но нельзя… - Почему? - поинтересовался домовой, уверенно шагая вперед и не оборачиваясь. - Потому, что масло как органический субстрат к себе притягивает магическое воздействие и как следствие его усиливает. Может так шарахнуть, что только подошвы и останутся.

– Да ты что?! - Домовой остановился и удивленно всплеснул руками - Вот не знал не ведал! А почему?

– Потому что органика, - коротко бросил Алексей, лязгая зубами от холода. - Ты что, не мерзнешь?

– Нет. Не мерзну. Я вообще к холодам привычен. А что такое органика? - То, что имеет растительное или животное происхождение. Из зверя или травы, там, какой. Вот масло к примеру: льняное из льна делают, а лен что?

– Трава…

– Так, а масло сливочное из чего делают?

– Какое?

– Ну… коровье, - нашелся Алексей.

– А-а-а, так, стало быть, из молока коровьего, там, али козьего. Только я козье не люблю: воняет - спасу нет. Я его не ем вовсе.

– Понял теперь? - спросил Охотник домового.

– Да вроде понял, что ж я, совсем умом скудный? Только я этого всего не знал.

Мне оно ни к чему. Ты ведун - тебе и ведать положено.

– Вот я и ведаю. Только что-то уж совсем замерз.

– Ох ты ж батюшки! Погодь-ка минутку…

Старичок полез в карман, достал крошечный сверток, встряхнул его, подбросил, и перед Алексеем опустился наземь зипун. Тот самый. В котором был Ждан, когда они встретились. Только нормального, вполне человеческого размера. Алексей удивленно глянул на старого домового.

– Чего пялишься? Надевай, а то околеешь совсем, - буркнул Ждан. - Ну, забыл я про него, что зыркаешь?

Алексей с удовольствием напялил на себя зипун, почувствовал, как теплые завитки овечьей шерсти приятно защекотали тело.

– Спасибо, Ждан Лебядич!

– Да чего уж там. Чуть не заморозил тебя, путник. Ты уж того, не серчай. Алексею вот уже в который раз показалось, что временами речь домового неуловимо изменяется. То он говорит, как замшелый деревенский старик, вкрапляя в свою речь массу простонародных выражений. А то вдруг его речь становится плавной и ровной, с привычной с детства манерой построения фраз, без диалектических словечек, которые не то чтобы резали слух, но временами заставляли просто соображать немного медленнее, поскольку не сразу находились синонимы старинным фразам и оборотам. Что уж там и говорить, старикашка был ох как не прост. С ним, пожалуй, стоило держать ухо востро. Мало ли чего можно ожидать от изнаночника. Хотя домовые отродясь не творили с людьми непотребств, свойственных остальным жителям Изнанки, но все же были народишком хитреньким, себе на уме, что называется. Овчинная шкура подаренной домовым одежды приятно согревала начавшую уже терять чувствительность кожу, нос же, наоборот, стал стынуть, как и кончики ушей. Алексей поднял огромный, по самую макушку, ворот, сунул руки в просторные рукава, и ему стало намного уютнее.

Дальше шли молча. Холод усиливался. Вскоре Алексей ощутил, что у него стынут ноги, а джинсы, влажные после купания в коллекторе, превратились в стоящие колом вериги, сковывавшие движение. Алексей прикинул даже, что неплохо бы остановится и чем-нибудь увесистым отбить со штанов намерзший лед. „Блин, застужу все как есть“, - подумал Алексей, с завистью глядя на домового, которому все было нипочем.

Еще примерно десять минут пути прошли в молчании. Петляя по различным закоулкам и отноркам, путники вскоре приблизились к выходу настолько, что стал виден свет, льющийся из щелей в неплотно прикрытой двери.

Алексей удивился, что в таком монументальном сооружении из огромных каменных глыб дверь была настолько хлипкой. Обычная дощатая дверь, сбитая вкривь и вкось, как у деревенского сортира, даже не была повешена на петли. Просто стояла в дверном проеме и даже не падала.

Остановились у двери. Ждан Лебядич подошел и осторожно постучал, как будто собирался не выйти, а наоборот - войти. Притом в чужой дом. Дверь, скрипнув, неспешно отворилась.

Яркий свет ударил в дверной проем, на мгновение ослепив Алексея даже сквозь пальцы руки, которой он быстро прикрыл глаза.

А потом его оглушил шум. Не такой, конечно, как в большом мегаполисе, в котором он жил. Но сразу стало понятно, что по ту сторону двери тоже большой и густонаселенный город.

Скрипел снег под множеством ног, лап, копыт и черт знает чего еще. В морозной свежести отчетливо разносились гортанные выкрики на незнакомом Алексею языке. Раздавался равномерный, явно механического происхождения стук. И над всем этим в воздухе стоял звон. Приятный звон, похожий на благовест, раздающийся по большим праздникам с колоколен Москвы. Когда с глаз спала пелена, Алексей шагнул наружу вслед за старым домовым, так удачно ставшим его провожатым, и осмотрелся. Казалось, что пейзаж с домами, дорогами, фонарными столбами сошел с открыток начала прошлого века. Дома, не выше трех этажей, были густо укрыты снегом. По расчищенной дороге неслась повозка, запряженная тройкой вороных коней. Из-под копыт в воздух взлетали куски снега, выбитые из мостовой. Охотник разглядел, что между возницей и повозкой была натянута тонкая сетка, специально для защиты от снега. Присмотревшись внимательнее, Алексей с удивлением увидел, что у коней, влекущих повозку по снежной дороге, вместо привычных копыт на самом деле были когтистые лапы, покрытые такой же шкурой, как и скакуны. Возница был бородат, волосат и… в чешуе. Там, где на его роже не росли волосы, виднелись крошечные серые чешуйки, переплетающиеся, как у змеи, в сложный узор.

За спиной возницы на мягких скамьях разместилась разухабистая компания - и люди, и нелюди. Все они как будто вывалились из кабака на Басманной, где только что пили водку из запотевших графинов, закусывали стерлядкой в сметане и зразами с пылу с жару. На передней скамье, спиной к чешуйчато-мохнатому кучеру, примостилось нечто коротконогое и короткорукое, в синем армяке нараспашку, красной рубахе, которая буквально лопалась на пузе. Куцые лапы с толстыми, похожими на сардельки пальцами с перепонками безжалостно терзали гармонь, растягивая меха, что было сил и насколько хватало длины рук. Инструмент жалобно визжал, издавая звуки, мало похожие на музыку. Однако вся компания радостно гоготала и скалилась. Напротив „гармониста“, облапив тонкими, как будто свитыми из проволоки, руками двух пышнотелых красоток, обряженных в парчу и батист, сидел „человек“. Его длинные ноги, даже вытянутые под соседнюю скамью, были согнуты в коленях, потому что не помещались в повозке. Одет он был в сюртук, который сидел на нем как влитой, черные лаковые штиблеты с белыми гетрами и обтягивающие худые ноги бриджи. Белая крахмальная манишка торчала из-под отворотов сюртука. Из рукавов струились кружевные манжеты. На голове была бейсбольная кепка. Самая обычная бейсболка, каких в Москве тысячи.

Дамы, которых обнимал щеголь в бейсболке, были на вид нормальными женщинами. На первый взгляд. Разве что несколько бледнее, чем положено. При внимательном рассмотрении, если бы на него у Алексея было время, можно было бы заметить, что у красавиц широкие тонкогубые рты, да такие, что иная лягушка просто лопнула бы от зависти. Маленькие носики-пуговки и вовсе были без ноздрей. А в остальном они были очень даже аппетитными пышечками, не лишенными некоторого обаяния. Тройка со звоном и топотом пронеслась мимо Алексея и домового, обдав их мелкой снежной крошкой из-под лап и полозьев. Кучер гаркнул что-то, должно быть, предупреждая зазевавшихся пешеходов.

Мимо прошла дама, шелестя парчой и кружевом. Под руку с ней шло, ползло или перетекало что-то, больше похожее на полутораметровую кучу подгнившей и проросшей картошки. Из него торчали бледные отростки-усики, которые находились в постоянном движении. В воздухе стоял острый запах кислятины, давным-давно перепревшей, как старая закваска. Однако дама не испытывала дискомфорта, а наоборот, прижималась к своему кавалеру округлым бедром, которое угадывалось под множеством юбок, и тихонько хихикала, скромно прикрыв пальчиками руки маленький ротик. Кавалер, переваливаясь с боку на бок, довольно урчал, видимо, тоже смеялся. Таких пар на улице было много. Как ни удивительно, они не вызывали недоумения у окружающих, большинство из которых было не менее странными, чем эта пара. Вот по противоположной стороне улицы прошагал скелет, закованный в огромные ржавые доспехи. На плече он нес шпагу, размером больше подходящую великану. Но костлявого пешехода это нисколько не смущало. Равно как и то, что кончик шпаги был загнут на манер кочерги.

Над крышами, громко выкрикивая скабрезности в адрес гуляющих, пронеслась стайка крошечных существ на маленьких метлах. На головах у них красовались шляпы наподобие той, что носил Гендальф. Широкополые, с острым верхом. Черные старушечьи платья развевались от порывов встречного ветра, являя красные, как кумач, панталоны всем, кто потрудился бы задрать голову к небу, дабы рассмотреть летящих. Но всем, кроме ошарашенно уставившегося на них Алексея, маленькие злые летуньи были безразличны.

– Баньши, - пояснил Ждан, заметив недоумение Алексея. - В Ирландский квартал полетели. Домой.

– Ага. - Охотник очумело качнул головой. - Ирландский квартал, говоришь? Ты куда меня привел?! Это совсем не то место, где я был! Это же Изнанка! Ты что, шутки вздумал шутить? - напустился Алексей на домового, испуганно втянувшего голову в плечи. - Мне нужен дом, из которого я попал в коллектор! А ты меня куда привел? Меня там дело ждет! Мне еще там неупокоенных духов надо угомонить! Там Олег и поп! Они на меня рассчитывают! А ты что? Эх… Их же без меня там… Алексей обхватил голову руками и сел в снег.

– Да что ты раскричался-то? Знаю я, куда тебя вести, знаю. Только ты пойми, через коллектор нам было не выйти. Ну, то есть ежели б я один шел - тогда без вопросов, а с тобой - не вышли бы. Там тебя ищут. Тех двоих помнишь, что я шуганул? Они же по твою голову были отправлены. Пойми, тебя там повсюду ищут. Тут тебе гораздо безопаснее. А выход в твой этот дом мы и так найдем. Но через это, - домовой мотнул головой, указывая на дверь, из которой они только что вышли, - мы не пойдем. Там теперь всякой ловчей твари понагнали столько, что просто страх. Не пробраться там. Сейчас вот извозчика возьмем и двинем. Я тут местечко знаю, оттуда легко от нас к вам попасть можно. И недалеко оно. Да и ты ведь сам, я чую, можешь проход себе открыть.

– Чуют хрен в заднице! - огрызнулся Алексей, глядя на снег под ногами. - Ты пойми, голова, я когда в этот дом заходил, я знал, зачем туда шел. Я сражаться шел. И со мной товарищи были. А теперь где они? Там! А я тут! И ни грамма силы впустую потратить не могу! Если я сейчас себе проход открою, это значит, моя защита ослабнет. Или в нужный момент на руну просто сил не хватит… Я весь в наговорах и амулетах. Они меня подпитывают на случай, если дело жарким будет. Так что ты уж постарайся, старинушка, всеми богами тебя заклинаю, выведи меня отсюда. Иначе, если я не успею, там, откуда я в твой коллектор проклятущий свалился, может беда случиться. Погибнут два хороших человека. А что потом начнется - даже думать тошно. Так что давай, лови извозчика, Ждан… Алексей поднялся, под ногами скрипнул снег.

– Пойдем, пойдем, - засуетился домовой. - Они обычно вон там стоят, у гостиного двора. Ах ты, беда-то какая! Что ж ты сразу-то не сказал, что там у тебя затеялось-заварилось? Я б тогда уж какой-либо другой путь нашел. Теперь-то нам тем путем, что пришли, дороги нет. Он только так: раз в день вошел и раз в день вышел - все. Больше, хоть ты расшибись об дверь - не пустит. Ох, беда… Ты тут погоди, я сейчас… Мигом обернусь… Только вот до угла, а там извозчики… Щас я, мигом… - протараторил домовой и что было сил припустил к углу, смешно закидывая пятки аж к лопаткам. С его головы слетел картуз, да так и остался валяться на утоптанном снегу: поднимать он его не стал.

Алексей вздохнул и привалился к стене спиной. „Ну вот что ты будешь делать, - подумал он. - Всякий раз, как дело принимает серьезный оборот, появляются трудности, которые из-за меня становятся почти непреодолимыми. Как тут быть? Просчитывать все наперед? На десять, быть может, двадцать шагов вперед? Да нет. Не выйдет… Всегда можно учесть фактор неожиданности. Только вероятность определенного стечения обстоятельств не просчитать. Обстоятельств этих может быть миллион. Вот сейчас, например, Ждан за шкипером побежал, а у меня, как у нелегала, местные стражи порядка документы захотели проверить. Какие тут у них документы, кстати? Усы, лапы и хвост? Я даже понятия не имею, как они выглядят. И есть ли тут у них полиция или что-то в этом роде? Нет, наверняка есть силы, контролирующие порядок и следящие за его соблюдением. Вон на улицах как чисто и аккуратно. А что веселых граждан много - так ведь не задирают никого, витрин не бьют. А я стою тут, как тополь на Плющихе. И за версту во мне чужака небось видно. Прикажете драться с местными, если вдруг чего? А как же… Я же ведь тут крут. Практически неуязвим. Эх, наверное, в этом все же промысел божий, что я буду, судя по всему, сражаться со своими врагами тут, в Изнанке. Вот только как мне того психопата-доктора, из-за которого я в дом поперся, угомонить? Кстати, как раз в нашем мире, на этом месте должен быть подвал, где была лаборатория. А если так, то, может, и ехать никуда не надо? Может, мне нужно искать его тут? Может, он ждет, как паук, сидит тут в укромном уголке, и ждет, дергая за ниточки. Это я сейчас о ком? О докторе, конечно. Хотя и Собиратель, пардон, Коллекционер вполне может рядом притаиться. И даже очень может быть, семьдесят шансов против тридцати, что он где-то поблизости и наблюдает, гад. Измотает меня, все мои силы высосет, а потом вышибет в наш мир и прикончит… Очень даже запросто. Ага, подведем итоги. У нас есть…“ - Куну и такера?

Подвести итоги ему не дали. Размышления были грубо прерваны чувствительным толчком в плечо. Алексей встрепенулся и поднял взгляд от снежной белизны, на которой в задумчивости чертил узоры носком башмака.

Перед ним стоял урод. По другому не скажешь. Огромная башка, непропорционально большая по сравнению с телом, впрочем, тоже немаленьким, с вытаращенными, черными, как уголь, буркалами. Лысая и серая. Без ушей, со слуховыми отверстиями, затянутыми тонкой кожистой пленкой, как у рептилии. Огромные надбровные дуги. Глаза без ресниц. Тонкогубый рот с брылями, как у бульдога.

Алексей даже удивился, что из уголка рта не свисает сопля слюны, как у собаки. Широкоплечий торс страшилы был укутан в замысловатую конструкцию из меха, кожи и черт-те пойми чего, нелепую настолько, что нашим земным модельерам, даже самым эпатажным, до нее додуматься не светило даже в наркотическом бреду. Из-под меха и кожи торчали руки существа, голые и такие же серые, как и башка. На ногах было некое подобие трико, обтягивающее шишковатые ноги. Обут он был точь-в-точь в такие же ботинки, как у Алексея.

„Ни фига себе, - удивился Алексей, мазнув взглядом по Rover-ам на ногах урода, - да у них тут, похоже, импорт налажен. Гармошки, ботинки, бейсболки - все наше, из нашей половины!“ За спиной урода маячили еще трое таких же, как он, страшилищ, как будто срисованные под копирку.

– Извините, - проговорил Алексей и подвинулся в сторонку. - Я вам, видимо, проход загородил.

Существо сделало шаг к Алексею, проговорило, шамкая губами, но при этом густым басом:

– Куну и такера? Якуну ниса ки? - И снова собралось толкнуть его в плечо. Алексей повернулся в полоборота, пропуская мимо себя руку страшилы, и снова отступил на два шага. Удаляясь от заветной двери.

– А ки саноро тани ва?! - обрадованно взревело существо и прыжком метнулось к Алексею, занося обе руки для удара.

– Эй, ты чего? - заорал на него Алексей, уходя от удара, грозящего оглушить. - Я же извинился!

– Он сказал вам, уважаемый, что вы ему не нравитесь, и он намерен вас убить, - сообщил вежливый голос из-за спины.

Алексей обернулся, чтобы глянуть на говорящего, и пропустил чувствительный удар по уху. В голове загудело.

„Да, похоже, полиция у них прямо как наша - когда нужна, фиг сыскать“, - мелькнуло в сознании, в то время как тело само, на рефлексе, проделало необходимое. Шаг назад.

Урод подался вперед, явно обрадованный успехом, и снова замахнулся. Захват запястья, неприятно влажного и холодного на ощупь. Вот так. Теперь довернуть кисть по часовой стрелке, разворот на левой пятке… И урод под действием инерции и приема Алексея полетел наземь, подняв облако снега. Троица, стоявшая за спиной своего то ли вожака, то ли родителя, взревела и ринулась на обидчика. Удары посыпались со всех сторон.

Алексей успел заметить, что вокруг собралась толпа. Но разнимать дерущихся никто не думал. На лицах, рожах и харях читался живейший интерес. На подмогу рассчитывать не приходилось.

Конечно, Алексей помнил, что он был неуязвим в Изнанке. Технически. То есть убить его тут не могли. Но, когда тебя избивают, это все равно очень больно и неприятно, даже если все заживет, как на собаке, в кратчайшие сроки. А потому он крутился ужом, старательно уходя от ударов, не очень умелых, но от этого не менее болезненных.

Тем временем толпа вокруг росла. Прохожие жаждали насладиться зрелищем. - Да отцепитесь вы от меня, наконец! - заорал Алексей, предпринимая попытку избежать драки.

И пропустил еще один удар. Под копчик.

Небо разорвалось от боли, как петарда, из глаз брызнули злые слезы. Алексей взвыл прищемленным котом и ринулся на обидчиков, нанося удары куда и чем попало. Ногами, руками, локтями и коленями.

Мягкая холодная плоть расползалась от ударов, как студень. Из ран брызгала какая-то жижа, заливая лицо и руки. Раздавался хруст и ор на незнакомом ему языке. Впрочем, общий смысл был ясен.

Поймав одного из нападающих за голову, Алексей подпрыгнул и что было силы впечатал колено в мерзкую рожу.

Раздался хруст, гораздо более громкий, чем раньше, и существо кулем рухнуло ему под ноги.

– Ну что, суки, кто следующий?! - прорычал охотник, задыхаясь.

Из-под головы поверженного расползалось по снегу синее пятно.

„Ага, кровушка-то у нас голубая“, - съязвил про себя Алексей.

Следующих не нашлось. Только что азартно лупившие Алексея существа отшатнулись.

Толпа зрителей попятилась.

Алексей окинул хмурым взглядом оставшихся в живых уродов и понял, что уложил того, который спровоцировал драку.

– Доно та сареман… - пробормотал один из нападавших униженно, отступая спиной к толпе. - Кии-та рино со вагешан. Дано та сареман де.

– Он говорит, что не будет драться. Вы убили старшего в их прайде. Они уходят, - услужливо перевел тот же голос из-за спины.

Алексей обернулся на голос, тяжело дыша и пытаясь унять дрожь, всегда появлявшуюся в теле после драки.

Там стоял человек. На вид самый обыкновенный, каких в каждой толпе из ста девяносто. Обычный, ничем не запоминающийся. Высокий, худощавый, со скучающим выражением на лице и легкой улыбкой, приклеившейся к губам. Каштановые волосы коротко пострижены и аккуратно уложены. Тонкая шкиперская бородка обрамляла худое лицо. Глаза… неприятно проницательные, смотрящие, кажется, в самую душу, взгляд которых было трудно выдержать.

– Это т'сари. Они глупы, агрессивны и злопамятны. Как ваши шакалы или гиены. В отличие от своих четвероногих собратьев в вашем мире, они не падальщики, но не прочь полакомиться мясом чужака, которое сами добывают. Самая низшая ступень в иерархии касты Охотников. Но на тех, кого они считают добычей, т'сари предпочитают охотиться. Загнать и разорвать для того, чтобы пожрать еще горячую плоть. Сказать по правде, сейчас они не охотились. Это был ритуальный поединок. - Понятно. Вчетвером на одного - это у вас значит поединок, - сказал Алексей и наклонился поднять зипун, скинутый в снег, чтоб не мешал. - Тогда мне вовсе неохота участвовать в мордобое.

Отряхнул снег, прилипший на тонкие колечки овчины, и влез в одежду, поежившись, когда не до конца слетевшие комочки снега коснулись разгоряченного тела. - Ну, мордобоя у них просто не бывает. По одному они трусливы и нападают только в крайнем случае. Сейчас же вас спровоцировали на нарушение общественного порядка и Уложений о пристойном поведении.

– Нарушение порядка? Кто первый начал, я, что ли? - возмутился Фатеев. - Безусловно, вы были спровоцированы и вынуждены защищаться. Но поймите меня верно: вы - чужак. Не из нашего мира. Мы у вас, в вашем мире, всего лишь паранормальное явление, аномалия, о реальности которой осведомлены немногие избранные, вроде вас. А в нашем мире к тому, что из вашей, низшей, реальности к нам иногда прорываются ваши сородичи, уже давно привыкли и даже, с учетом прецедентов, создали некий свод неписанных правил поведения при встрече с вам подобными. Но, несмотря на то, что этическая сторона проблемы вашего появления оценена верно, сторона моральная нами не рассматривалась. Ваши сородичи, попав к нам, редко ведут себя адекватно. Самым типичным проявлением эмоций является агрессивность, подобная той, что демонстрируют неразумные животные в незнакомой угрожающей обстановке. Поэтому большинство моих сородичей считает вас существами низшего порядка. Вероятно, они недалеки от истины, но я предпочитаю думать, что вы не менее разумны, нежели мы. Вдалеке раздался шум и гомон, который приближался к месту безобразной драки и гибели одного из аборигенов Изнанки. Толпа зашумела, расступаясь. Незнакомец шагнул к Алексею и потянул его за рукав в сторону.

– Мы заговорились, уважаемый. Однако пора уносить ноги, как говорят в вашем мире.

Сейчас тут будут стражи порядка…

– Ну, блин, совсем как у нас, - протянул Алексей, следуя за незнакомцем. - Когда менты нужны - их нету, когда все кончилось - тут как тут.

– Пойдемте, здесь недалеко, - произнес незнакомец и шагнул в стену, увлекая за собой Охотника, который только и успел подумать о том, что сейчас расшибет лоб о камень. Однако они оба без всякого сопротивления провалились в стену, казавшуюся незыблемой, как египетская пирамида, словно в густой туман. На мгновение взгляд заволокло мутью, и они уже оказались в помещении, отделенном от места происшествия не только стеной, но и, как подсказало чутье, немалым расстоянием. На первый взгляд могло показаться, что они перенеслись в конец девятнадцатого века. В кабинет ученого Викторианской Англии.

Стены, обшитые панелями из мореного дуба, газовые рожки для освещения, толстый ковер под ногами и до блеска начищенный паркет там, где нет ковра. Массивный стол из красного дерева, крытый зеленым сукном, на котором стоял письменный прибор из малахита и лежали кипы бумаг, кресла с высокой спинкой: одно за столом и одно перед камином, в котором весело полыхал огонь. Этажерки, плотно заставленные древними фолиантами. На открытых полках громоздились чучела диковинных зверей и птиц. Лежали обломки каких-то минералов, осколки костей, обрывки бумаги, кристаллы и еще бог весть что.

Колбы. Реторты. Различные механизмы непонятного назначения…

Создавалось впечатление, что Алексей попал в кабинет естествоиспытателя, сторонника теории Дарвина и соратника Циолковского.

Пока Алексей оглядывал комнату, а это заняло у него от силы пару секунд, незнакомец, приведший его сюда, внешне изменился. Нет, у него не выросли рога или копыта, отнюдь. Он просто сменил гардероб. Радикально. И если раньше на нем была одежда, соответствовавшая моде того времени, к которому принадлежал Алексей, то теперь он был одет так, чтобы полностью соответствовать обстановке кабинета. Белая крахмальная рубашка со стоячим воротником, шейный платок, стального цвета жилет с тонкой цепочкой из кармана в карман, черный сюртук, узкие брюки и черные лаковые туфли с белыми гетрами.

Незнакомец приветливо улыбнулся Алексею и указал рукой на кресло. - Присаживайтесь, Алексей, - и шевельнул пальцами. Кресло, стоявшее у камина, тихонько приподнялось, оторвав от пола массивные резные ножки, пролетело по воздуху и встало напротив стола так, чтобы сидевшие собеседники могли видеть друг друга.

Охотник не заставил просить себя дважды. Кресло оказалось мягким и удобным. Алексею даже стало совестно, что уселся в антикварную мебель в абсолютно грязных штанах, а перед этим еще и испачкал старинный ковер грязными ботинками. „А какого лешего, собственно…“, - подумал он и, отринув всякие сомнения, поудобнее устроился в кресле, закинув ногу за ногу и завалившись на спинку, мягкую, как перина.

– Замечательно, что вы не испытываете тревоги по отношению ко мне и месту, в котором мы с вами оказались. Это облегчит нашу беседу и, я надеюсь, улучшит взаимное понимание. Чай, кофе, абсент? - осведомился незнакомец. Алексей кивнул.

– Абсент и кофе. С сахаром, пожалуйста.

– Как угодно.

Незнакомец повел рукой в легком, непринужденном жесте, и около правого подлокотника кресла, в котором сидел Алексей, появился изящный сервировочный столик с дымящимся кофейником, вазочкой с сахаром, маленькой высокой стопкой, белой, как снег, фарфоровой кофейной парой и бутылкой абсента, в которой переливалась густая зеленая жидкость. Рядом с бутылкой лежала тонкая серебряная ложечка с дырочками и коробка спичек.

Алексей протянул руку, взял бутылку и наполнил стопку на две трети. Потом положил на нее ложечку, в ложечку кусочек сахара, извлеченный из вазочки ажурными серебряными щипчиками, полил на сахар абсент из бутылки и, чиркнув спичкой, поднес ее к ложечке. Крепкий напиток занялся голубоватым пламенем, сахар покрылся пузырьками, приобрел густой коричневый цвет и стал, плавясь, стекать в стопку через дырочки. В комнате запахло жженой карамелью. Алексей аккуратно задул горящий сахар, снял ложечку и одним махом осушил стопку. Рот наполнился полынной горечью пополам с карамельной сладостью. По пищеводу прокатился огненный сгусток и рухнул в желудок.

В голове приятно зашумело. Тело приобрело воздушную легкость. Усталость как рукой сняло.

– Приятно увидеть знатока, - улыбнулся незнакомец. - Но, для начала, позвольте все же представиться. Меня называют Антиквар. Но вы можете звать меня просто Илья. Так вам будет проще. Вас, насколько я осведомлен, зовут Алексей Фатеев. И вы Охотник.

Последнее слово Илья произнес именно с большой буквы. Охотник. Это говорило о том, что он прекрасно осведомлен о том, что это такое - быть Охотником. - Именно так, - подтвердил Алексей, наполняя чашку прекрасным ароматным кофе, бросая в него один кусочек сахара. Отхлебнул. Отсалютовал Антиквару чашечкой. -

Прекрасный кофе и великолепный абсент.

– Спасибо. Кофе из Вест-Индии, абсент из Франции. Все начала XIX века. Так что, как видите… - Что у вас за интерес ко мне? - задал вопрос Фатеев, прихлебывая горячий густой напиток. - Только не пытайтесь убедить меня в том, что вы спасли меня из чистого человеколюбия. Ведь в драку вы не вмешались, хотя могли бы разогнать эту шпану одним мановением руки.

Алексей кивнул на сервировочный столик, появившийся из ниоткуда.

– Но как только я проломил голову этому… как их там?

– Т'сари, - подсказал назвавшийся Ильей.

– Точно. Вы стояли и ждали, пока я зашибу одного из них. Зачем? Чтобы потом спасти от ваших блюстителей порядка? Чтобы я стал от вас зависим. А из этого следует, что вы как-то намерены использовать мое пребывание в вашем мире. Как? И зачем? - Вы весьма проницательны, Алексей. Что делает вам честь. Если уж на то пошло, то признаюсь, что и эту шпану нанял я, - усмехнулся Антиквар, сцепил ладони в замок и положил их на столешницу.

– Ну вот и славно. Признавшись в том, что вы режиссер, признайтесь теперь и в том, что за драму вы ставите. И какая роль в ней отведена мне? Не люблю неизвестность, знаете ли. - Алексей налил себе еще одну чашку кофе.

– Замечательно держитесь, Алексей. Я рад, что не прогадал с выбором. Что ж, я с удовольствием расскажу, зачем вы мне.

Насколько я осведомлен, вы стали жертвой охоты. На вас охотится некий Коллекционер. Мне нужно, чтобы вы убили его и доставили мне его голову. Вот и все.

– Я в любом случае собирался его убить. Могли бы просто попросить и не устраивать такой спектакль с дракой и милицией.

– Не спорю. Но я хочу быть уверен в том, что вы убьете его, а не он вас. И что вы доставите мне его голову.

– Зачем вам это? - удивленно спросил Алексей, вскидывая брови. - Все просто. Он тоже экспонат. Надеюсь, вы осведомлены о нашей иерархии и порядках?

– Более или менее, - кивнул Фатеев.

– Тем лучше. Я являюсь Мастером Цеха Антикваров. От начала времен мастеров в нашем цехе было ограниченное количество. И в него входили потомственные Антиквары. Среди нас нет места выскочкам, поднявшимся из низов. - Зря. Выскочки очень честолюбивы, амбициозны и упорны в достижении цели. - Согласен. Но есть традиции, которые этот Коллекционер, еще недавно бывший Охотником, наверняка нарушит, завладев своим нынешним трофеем. То есть вашей, прошу меня простить, головой. Мало того, что впервые за многие века безродный сможет занять место в Цехе среди потомственных мастеров. Он создаст прецедент, что в дальнейшем может стать пагубным для Цеха, когда всяческое отребье решит, что оно вправе вступать в наши ряды. Наши устои были незыблемы на протяжении веков. Цех поддерживал своих членов, оказывая им помощь в ситуациях, которые по той или иной причине становились неразрешимыми для отдельного мастера. Получивший поддержку Цеха Антикваров, в свою очередь, делал все для того, чтобы могущество и влияние организации росло и крепло. Из года в год. Из века в век. В данное время в Цехе Антикваров состоит дюжина активных мастеров, каждый из которых по праву происхождения достоин быть в нашем кругу. Как видите, всего двенадцать особ стали членами нашего общества, которое отнюдь не является тайным, но вступить в Цех, не будучи потомственным Антикваром, - невозможно.

Этот выскочка опасен. Опасен для нас, для устоев и традиций. Дело еще и в том, что наше общество, наш социум, поделен на касты. Закрытые касты, переход из низшей в высшую невозможен в принципе. За нарушение законов можно лишиться прав и стать изгоем, перейти в низшую касту. Обратного пути в этом случае нет. Есть путь только вниз.

В его же лице мы имеем пример того, что за некоторые заслуги можно поменять не только социальный статус, но и, скажем так, свое происхождение. В истории вашего мира, Алексей, таких примеров множество. Люди, рожденные в низших слоях общества, выбивались наверх и становились у руля власти. Но вспомните, какой хаос вызывала подобная смена власти. Взять хотя бы Гитлера. Весь ваш мир был ввергнут в войну, жестокую, кровопролитную на долгие годы. Некоторые народы до сих пор не могут прийти в себя от пережитого тогда. Еще пример? Извольте -

Наполеон. То же самое.

Мы опасаемся, и не без причины. Мы видим пред собой пример вашего мира, который развивается несколько быстрее нашего.

Так вот. Этот молодой выскочка слишком стремительно взлетел наверх, и мы заподозрили неладное, стоящую за ним силу. Первыми встревожились мы, Цех Антикваров. Именно из-за того что нам есть, что терять. Прежде всего власть и влияние на общество. Влияние на тех, кто устанавливает Законы.

Потом всполошились другие Цеха. Охотники, Провидцы, Целители. Все, кто считается, и небезосновательно, влиятельными сообществами, подняли тревогу. Знаете, Алексей, в нашем мире, в отличие от вашего, никогда не было войн. Никогда. Понимаете? Мы делали все возможное, чтобы не уничтожать друг друга. Все конфликты и противоречия решались поединком. Это незыблемая традиция, прошедшая века и обретшая силу Закона.

Но теперь, когда низшие слои увидят перед собой пример этого выскочки, как у вас говорят, поднявшегося из грязи в князи… Боюсь, что это может привести к массовой попытке смены статуса. И тогда достойные будут попраны и ничтожества будут попирать их. И все это может вызвать недовольство и перерасти в открытый конфликт между кастами. Нам это не нужно.

К сожалению, убить виновника грядущих беспорядков в поединке нет возможности. За века, проведенные в вашем мире, изобилующем способами и средствами уничтожения себе подобных, он стал… профессионалом боя и интриги. Он силен, хитер и безжалостен. И, помимо прочего, поединок чести разрешен только между представителями одной и той же касты. На данный момент, он - представитель касты Коллекционеров. В принципе, мирной и не агрессивной. Следовательно, любой, вызвавший интересующего нас субъекта на бой, со стопроцентной вероятностью становится мертвецом. А у нас жизнь считается наивысшей ценностью.

– У нас есть еще честь и совесть, - заметил Алексей.

– Пустое. Когда встает вопрос о жизни и смерти, большинство живущих предпочитает сделать выбор в пользу жизни, презрев муки совести и замарав честь. - В том-то и дело - большинство, - грустно улыбнулся Алексей и поставил чашку на стол. - А меньшинство, сделавшее выбор в пользу чести и совести, вопреки смерти, как раз и подтверждает, что жизнь сама по себе не есть высочайшая ценность. - Не буду спорить. Вернемся к сути. Так вот, из представителей Коллекционеров не нашлось достойного противника герою нашего рассказа. А давайте-ка для удобства назовем его, скажем, Иван?

– Пусть будет Иван. Мне без разницы.

– Замечательно. Так вот, Ивану противников не нашлось. Так как среди кротких Коллекционеров нет бойцов. Среди Антикваров, боюсь, таких тоже не сыскать. Что нам остается? Верно. Привлечь специалиста со стороны.

Советом Глав Цехов принято решение найти такого специалиста в вашем мире. Ответственным за выполнение избрали меня, Мастера Цеха Антикваров. И я выбрал вас. По двум причинам. Вы двое уже сталкивались раньше, и победили вы, Алексей. - Мне тогда помогли, - недовольно буркнул Фатеев и снова потянулся к кофейнику.

Уже остывшему.

– Один момент. - Его собеседник повел рукой, и столик исчез. А потом появился вновь. С полной бутылкой, чистыми чашками и дымящимся кофейником. Еще одно движение пальцев - и кресло вместе с Алексеем переместилось к камину. Рядом появилось кресло, где сидел Антиквар. И между ними столик с кофе.

– Давайте перейдем сюда. Что наверняка растопит лед, - улыбнулся Антиквар. Глаза остались такими же холодными и непроницаемыми.

– Все, что произошло с вами за последние несколько дней, - умело подстроенная западня. И, к огромному сожалению, не мной. Очень хорошо спланировано. Я наблюдал за ходом событий. И, отдаю вам должное, вы проявили способность к противостоянию нашему, надеюсь теперь общему, оппоненту. Во всю эту постановку я смог вмешаться только под конец. Направив вам того, кто вывел вас практически на меня. Дальше в развитие событий вмешался я лично с тем, чтобы они не приняли для вас слишком тяжкий поворот.

И вот мы здесь и беседуем.

– Что мне в вашем предложении?

– Прежде всего не стоит забывать, что вы - убийца. Вы убили главу прайда напавших на вас т'сари. Вас разыскивают стражи. Т'сари не откажутся от мести и нападут в удобный для них момент, но в гораздо большем количестве. Кроме всего прочего, я помогу вам выйти в ваш мир и помогу решить проблему с домом, стоящим на костях убиенных в давние времена. И еще окажу помощь, не физическую, разумеется, а, скажем так, техническую, в бою с врагом. Как видите, для вас выгоды много больше, чем для нас.

– Стоп. Что значит „стоящий на костях убиенных в давние времена“? О чем вы говорите? - Я говорю о доме, с которого, собственно, и начались события, приведшие вас ко мне.

– Но что значит…

– „Стоящий на костях“?

– Нет. Я про давние времена.

– А, тут все просто. Дом, в котором жил тот, чей дух сейчас объединяет и дает силу многим душам нерожденных, построен на месте капища одного из божеств темной стороны бытия. Там приносились жертвы. Человеческие. И исполнялись страшные обряды. Позднее там был монастырь, куда царь Иван IV ссылал неугодных, а в подвалах, „во славу Господню“, были замучены сотни „еретиков“, всей вины которых порой только и было, что умение читать. Царь ведь ненавидел свой народ люто. - Да, слышал, - кивнул Алексей.

– Позже еще один ваш царь, Петр, построил там охотничий домик, поскольку монастырь был разрушен поляками. В этом домике тоже творилось разное, и погибших было много. Запоротые до смерти холопы. Бабы, что не вынесли бесчестие, творимое царскими присными.

Потом дом сгорел.

Может, кто-то поспособствовал этому, может, по пьяной удали подожгли царевы ловчие. Это, собственно, и не важно. Важно то, что спустя двести лет практически на том же месте, плюс минус метр, был построен загородный особняк одного академика, очень близкого тогдашнему руководителю вашего государства. По заказу руководителя страны там проводились, так называемые, „научные“ изыскания. В ход шло все. Научные труды по анатомии и философии, каббалистические трактаты, списки с шумерских и египетских свитков. Профессор пытался раскрыть секрет бессмертия. Как известно, тогдашний ваш руководитель, как и большинство руководителей до него, панически боялся смерти. Он, несмотря на жестокость и кровожадность, был человеком глубоко верующим, видимо, сказалось образование, полученное в семинарии. И, как всякий верующий, боялся посмертного воздаяния за то, что сотворил. Ведь на его совести миллионы жертв. Он боялся Ада, не понимая того, что страх смерти, постоянно испытываемый им, и был Адом. Его персональным прижизненным Адом.

И вот по его приказу академик Боровицкий, человек с мировым именем, признанный не только в России, но и далеко за ее пределами, начал изыскания. Почему и ради чего? Ответ прост. Вы, люди, очень привязаны к той ячейке общества, что называете семьей. А вся семья Боровицкого с того самого момента, как он был назначен руководить проектом под кодовым названием „Феникс“, стала заложником могущественного психопата.

Сначала академик работал только из страха. Страха за жизнь близких. А потом, втянувшись и нащупав верную нить, стал работать исключительно для того, чтобы создать технологию превращения человека в бессмертное существо, причем, как можно быстрее. Это нельзя даже было назвать энтузиазмом. Это была одержимость… Одержимость работой, одержимость идеей, одержимость результатом.

Алексей слушал, не перебивая. То, что рассказывал Антиквар, было не просто интересно.

Эта информация в корне меняла то, что можно было назвать расстановкой сил. Теперь Алексею открывалось происхождение той злой силы, столкновение с которой чуть не стало для него роковым.

– В конце концов человеческая жизнь утратила всякую ценность для того, кто клялся не причинять вреда жизни вольно или невольно. Ваши жрецы, которых вы именуете священниками (что за нелепость), сказали бы, что Боровицкий был одержим бесами. Может, и так, если счесть бесами проявления простейших человеческих чувств. Любовь, страх, жажда познания… Все то, что сделало человека человеком, в его случае стало причиной жестокости, превосходящей все мыслимые пределы, - продолжил Антиквар, неподвижный как статуя.

– Но как же дети? Я почувствовал, что тут было очень много детей, принявших смерть в утробе матери? Он что, еще и абортами подпольными подрабатывал? - Нет. Боровицкий не занимался искусственным прерыванием у ваших женщин вынашивания потомства. Некоторые из его ритуалов, назовем их так, требовали частей не рожденного ребенка, его крови, околоплодных вод, кусочков живой плаценты и так далее. Дело в том, что с давних времен данные… - Илья замолчал, явно пытаясь подобрать правильное выражение, - назовем их ингредиентами, считались мощнейшими донорами и акцепторами магических сил, которыми вы, люди, не можете управлять без подручных средств. Все процедуры применения этих ингредиентов, сутью которых является жизнь, подробно описаны в различных оккультных трактатах вашего мира с древнейших времен. А, как я уже говорил, Боровицкий создал чудовищный сплав науки и магии. Этот сплав не был темным или светлым. Он, если можно так выразиться, бесцветен. Как муть, поднятая со дна реки, не имеет цвета, но загрязняет поток, так и этот симбиоз науки и волшебства замарал и светлые, и темные силы в равной степени. Потому вы, Алексей, приехали к дому Боровицкого для того, чтобы утихомирить неприкаянных духов. Сказать по правде, вы могли, да, наверное, и должны были погибнуть прямо там. Но некая сила, бесспорно, стоящая над суетой обоих наших миров, вмешалась и оказала вам неоценимую поддержку. Однако мы отвлеклись от основного повествования, к которому необходимо вернуться. Так вот, когда Боровицкий был готов к тому, чтобы представить заказчику результаты своих работ, причем не обнадеживающие догадки и теории, а готовый секрет бессмертия, по роковому стечению обстоятельств вся семья академика погибла в автомобильной катастрофе. Жена, совершеннолетняя дочь, студентка университета, в котором, кстати, и вы, Алексей, учились тоже, и два сына. Мальчики были близнецами. Водитель, находившийся за рулем автомобиля, не выжил. Выжил лишь один из охранников. Он, как ни странно, отделался ушибами и царапинами. И не мог восстановить в памяти промежуток времени с того момента, как семья Боровицкого села в машину, до того, как его извлекли из сплющенной едва ли не в лепешку машины. Вот вам еще одно разительное отличие наших миров. Наши транспортные средства абсолютно безопасны для пассажиров.

– Да, зато в истории, которую вы мне излагаете, слишком много роковых случайностей. Прямо готический триллер, - усмехнулся Алексей. - Мне даже временами начинает казаться, что вы прекрасно знаете тех, кто стал причиной „роковых случайностей“. - Не буду отпираться. Знаю. И более того - сам причастен к некоторым из них. Круг интересов нашего Цеха гораздо шире, чем может показаться на первый взгляд, - кивнул Антиквар, изобразив губами улыбку. - Существует он давно, а я являюсь одним из старейших его членов.

Однако вернемся к главному.

После того как Боровицкому сообщили о гибели родных, он впал в неистовство. Разогнал персонал, угрожая им пистолетом, заперся в лаборатории, уничтожил все результаты исследований, сжег весь использованный им человеческий материал в котле отопительной системы и пустил себе пулю в лоб. Он решил, что его семья была уничтожена по приказу руководства. Что ж, не так сильно он и ошибся. Его семью действительно уничтожили по приказу. Но по приказу нашего руководства и нашими руками. - Илья печально вздохнул и внимательно посмотрел на свои ладони, лежащие на подлокотниках кресла, как будто ожидал увидеть на них проступившие следы крови. - Открытие, сделанное Боровицким, привело бы к пагубным последствиям как для нашего, так для вашего мира. А реакцию академика было легко предугадать и направить в нужное русло.

Впоследствии дом, служивший лабораторией, был передан некоему закрытому ведомству.

А затем выставлен на торги за долги этого ведомства. Так он и попал к Ивану. Здание привлекло его именно тем, что в нем таился огромный потенциал, не имеющий аналогов в наших мирах. Он спланировал использовать эту силу в своих целях. И использовал. Что чуть было не стоило вам жизни… Эдакое оружие, наделенное злобной волей и разумом.

Как вам известно, дух самоубийцы до сих пор привязан к месту своей гибели. Он покусился на то, что ему не принадлежало. На многие жизни, отнятые им якобы с благой целью. И в том числе на свою… Теперь его дух, отягощенный грехом массовых убийств и грехом самоубийства, не может быть принят в мир мертвых. Так же как и души тех, кто принял тут смерть на протяжении многих веков. Он питает их ненавистью, с которой умер, а они дают ему силу не развоплотиться полностью. Что для духа было бы последней, Истинной смертью. За которой лишь небытие. Вот что вам, Алексей, надлежит знать о том месте и о происхождении сил, с которыми вам предстоит столкнуться.

– Значит, есть еще и то, чего мне знать не надо? - устало спросил Алексей. „Странно, - подумал Охотник, - мои Прознатчики рассказали немного другую историю этого проклятого места. Врет господин Антиквар и не краснеет. Вот только для чего?“ - Да, есть. Во многом знании многие печали, поверьте мне.

– Охотно верю. А теперь давайте поговорим о том, какую помощь вы намерены мне оказать и как, собственно, собираетесь выводить меня отсюда. Конечно, я могу сделать это и сам. Но без особой надобности предпочел бы не тратить силы попусту. Они у меня отнюдь не бесконечны. А черпать из мира так же запросто, как это делаете вы, обитатели Изнанки, я не умею.

– Да, я сразу почувствовал, что вы накачали себя заемной силой при помощи ритуальной магии и амулетов. В вашем нынешнем состоянии вы похожи на воздушный шар, надутый ребенком. Распусти ниточку - и воздух выйдет. Так же и вы, Алексей. Как только вы начнете использовать свой ресурс, то уже не сможете остановить убывание силы. Я прекрасно это понимаю. И поэтому намерен снабдить вас кое-какими артефактами, которые поспособствуют успеху нашего мероприятия. И которые вы с равным успехом сможете применить как против духа Боровицкого и всего того сонма душ, которыми он повелевает, так и против Коллекционера, смерть которого нужна нам обоим и еще некоторому количеству разумных существ. Выход в ваш мир, прямо к тому месту, откуда вы провалились сюда, я открою. У меня есть, скажем так, особые полномочия на общение между мирами. Что касается артефактов - для этого нужно проводить вас в хранилище нашего Цеха.

Держать дома предметы, взаимодействующие с силой, у нас строго воспрещено.

– Пешком пойдем или отправимся на таксо? - не удержался от колкости Фатеев. - Зачем пешком? Как я уже сказал, властью Совета Цехов я наделен рядом чрезвычайных полномочий. И поэтому доступ в хранилище я тоже смогу открыть нам прямо из этого кабинета.

Илья встал, одернул на коленях брюки, поправил манжеты рубашки и повернулся лицом к центру комнаты. Достал из кармана маленький кристаллический цилиндрик голубого цвета, зажал его в кулаке и произнес короткую отрывистую фразу на непонятном Алексею языке.

Воздух сгустился, а в центре комнаты свился в тугой, видимый жгут и хлестнул в потолок. По фигуре Антиквара промчался быстрый всполох, и на ковре стала разрастаться яркая точка лазурного света. Яркое, диаметром с метр, пятно стало ритмично пульсировать, озаряя всю комнату неверным голубоватым свечением. Илья разжал кулак, где был зажат кристалл, и на пол ссыпалась щепотка безжизненного серого праха.

– Прошу, - указал он рукой в сторону портала. - Становитесь в середину. Вы сразу же окажетесь в хранилище. Сразу по прибытии сделайте шаг в сторону, чтобы нам с вами не столкнуться. Я отправлюсь следом.

– А почему не вы первый? - спросил Алексей, с опаской покосившись на мерцающий призрачным светом круг на полу кабинета.

– Как только я войду, портал сразу же закроется. Я окажусь в хранилище, а вы останетесь тут, - объяснил Илья.

– Транспорт зашибись! - пробормотал Алексей и шагнул в мерцающий круг. Его сразу же оглушило тишиной и опалило холодом. Все вокруг разлетелось ослепительными клочьями, и мир потух.

Всего на мгновение.

А потом вернулись звуки и запахи, которых не было в портале.

В хранилище, куда попал Алексей, выйдя из яркой вспышки на каменном полу, нашлась масса интересных вещей, которые он с удовольствием прихватил бы с собой. От некоторых из них исходил ощутимый поток силы, но не разливался окрест, а как бы сдерживаемый невидимым полем, пульсировал на расстоянии полуметра от артефакта. Каждый из предметов, как понял Алексей, имел долгую историю и обладал огромной силой. Ему, человеку, в общем-то, случайному, как он сам считал, в этой круговерти миров среди их обитателей, оставалось только завистливо мечтать да молча, пряча досаду в глубине души, выслушивать то, что рассказывал о свойствах предметов сопровождавший Охотника Илья.

Антиквар снова сменил облик. Теперь он был одет в черную шелковую мантию, тяжелыми складками струящуюся до самого пола, на голове была шапочка средневекового студента, у которой кисточка свисала на правую сторону, что, как помнил Алексей, означало принадлежность носителя к корпусу магистров.

Илья вел Алексея вдоль стеллажей, заполненных самыми невообразимыми на первый взгляд вещами, о происхождении которых, даже после долгих изысканий, Алексей вряд ли смог бы догадаться. Пряча восхищение, он слушал то, что Антиквар рассказывал о той или иной диковинке, мимо которой они проходили. „Глаз Иноса“, „Зов Братства“, „Лесная Легенда“ - красивые названия носили причудливые игрушки, силы каждой из которых хватило бы на то, чтобы сровнять с землей городской квартал, если знать, как ее использовать. Или в мгновение ока поднять лес, густой и непроходимый, площадью в пару десятков гектар. Менторским тоном Илья повествовал об истории и происхождении артефактов, одни из них рекомендуя Алексею, а о других запрещал и думать.

В помещении, освещенном обыкновенными газовыми рожками, было прохладно и гуляли сквозняки, так что Алексею, бредущему за неторопливо шествующим перед ним Антикваром, пришлось плотнее закутаться в овчинный зипун, который дал ему Ждан. В конце концов прогулка, долгая и утомительная, закончилась тем, что Илья выдал Алексею, как в детской сказке, три вещицы. Старое потертое кольцо, которое с трудом налезло на мизинец правой руки, так, что оно соприкоснулось с обручальным кольцом. Древний гребень, вырезанный из кости, должно быть, какого-то доисторического предка всех мамонтов, отправился в карман джинсов, на что Илья неодобрительно покачал головой. Пришлось переложить его в один из множества кармашков. Еще была короткая палочка толщиной в палец со сплошной причудливой резьбой, изображающей смертельную битву былинных зверей - семаргла и феникса.

На вопрос о том, как ими пользоваться, Илья ответил, что диковинки сами подскажут, что и когда с ними делать.

Алексей молча кивнул, пытаясь приспособить резную палочку в петлю для стрел на поясе. Вошла идеально, словно влитая.

Неловко потоптавшись на месте, Илья сообщил Алексею, что второй портал он будет вынужден открыть не только в пространстве, но и во времени, чтобы вернуть Алексея в тот самый момент, когда он должен был выпасть из своей реальности в мир Изнанки. На вопрос, зачем такие сложности, Илья ответил коротко: „Так надо“. „Партия сказала надо, комсомол ответил есть, - недовольно пробурчал Алексей, - кого есть, нам по фигу“.

Когда Алексей пристроил должным образом подарки, Антиквар вновь извлек из складок манжет кристалл, на этот раз красный, и сжал его в кулаке, произнеся нараспев магическое заклинание, которое Алексей даже и не пытался запомнить, кристаллов-то у него все равно не было.

На этот раз смерч, подняв облачко пыли, взвихрился посреди хранилища и, оставив после себя мерцающие призрачным голубоватым светом концентрические круги на каменном полу, исчез. Алексей хмыкнул и сделал шаг в сторону открывшегося прохода в пространстве и, как утверждал Илья, времени. Вблизи переливающихся лазурью колец стоял неслышимый уху, но ощутимый всем существом гул, как будто стоишь у трансформаторной будки.

– А чего это гудит? - задал глупый вопрос Алексей.

– Напряжение эфирных полей, соприкоснувшихся с пространственно-временным континуумом, - ответил Антиквар.

– Нормально, - сказал Алексей и шагнул в мерцание портала. Тут же в лицо ударило горячим ветром, словно он стоял на гребне бархана во время песчаной бури. Подаренный старичком-домовым зипун треснул по швам и клочьями разлетелся в стороны. Алексей ощутил, что тело стремительно иссыхает. Посмотрел на руки и увидел, как суховей уносит с них серую пыль, некогда бывшую верхними слоями кожных покровов. „Вот падла, - мелькнуло в мозгу, опаленном горячим ветром и чудовищной догадкой, - решил прикончить“.

Спустя миллионную долю секунды он почувствовал, что волосы на голове и теле то ли укорачиваются, то ли прорастают внутрь.

Тело изогнула жуткая судорога.

„Если выживу, никогда больше не полезу в такой портал, будь он неладен“, - зарекся Охотник, и тут же доски пола больно ударили его по подошвам ботинок. Алексей рухнул на колени, вокруг облачком взвилась потревоженная его падением пыль.

Впереди раздавались утробное рычание и яростный визг, гулкие удары и глухой рык.

Алексей мотнул головой, приходя в себя.

Огляделся и увидел знакомую картину: впереди, в нескольких шагах, раздавал увесистые тумаки наседавшим на него уродцам волколак. Те, вереща и взвизгивая, яростно кидались на огромного зверя, но, как волна разбивается о скалу, бессильная причинить вред вечному монолиту, так и твари разлетались в стороны, шмякались об стены с противным глухим звуком и растворялись в их поверхности, оставляя только мокрые подтеки на грязных обоях.

Бросив взгляд под ноги, Алексей увидел, как под ним растворялось темное пятно, подозрительно напоминающее очертаниями человека, будто погружающегося в мутную глубину.

Внутренне содрогнувшись, нечасто приходится видеть себя, тонущего в грязных досках пола, Алексей шагнул вперед, наощупь доставая из поясного кармана тонкую стальную цепь с круглой гирькой на конце. Гирька была украшена бородатым ликом Прадеда-Солнца. Для любой нечисти получить удар таким орудием значило надолго отправиться если не в Серые Пределы, то, как минимум, в продолжительный нокаут. Охотник намотал цепочку на кулак и зажал ее в руке, оставив свободным полуметровый конец. Крутнул получившийся кистень над головой и с удовлетворением услышал, как запел рассекаемый заговоренным металлом воздух.

Затем в два шага преодолел расстояние до „кучи малой“ и с наслаждением хлестанул одну из тварей поперек спины. Урод жалобно взвыл и рассыпался в прах. Тот жирными серыми хлопьями осел на пол и стены. Следующий выродок мрака получил удар поперек оскаленной морды и, так же как и первый, взорвался ошметками жирной копоти.

Волколак в гуще схватки упоенно крошил мерзких уродцев: кого страшенными когтями, проламывая головы, кого мощными челюстями, перекусывая надвое. Одного боднул головой, после чего уродец откатился к стене и там затих.

Последнего из многочисленной визжащей и плюющейся своры уложил Олег, придавив лапой к полу и молниеносным движением челюстей оторвав страшилищу голову. Уродец дернулся и затих, вытянув задние конечности, как по стойке „смирно“. - Странно, а у меня они взрывались, - сказал Алексей, утирая испачканное сажей лицо.

– То у тебя, - прорычал в ответ волколак, отряхиваясь. На стены брызнули капли серовато-зеленой слизи, заменявшей уродцам кровь.

– Я что-то таких раньше не видел, - сказал Алексей, пытаясь протереть перепачканной рукой глаза. - На макак-переростков похожи.

– Геббиты, - рыкнул, как выплюнул, волколак. - Недозвери… недочеловеки… Звериная натура в схватке замутила человеческий разум, и поэтому говорил он с явным трудом.

– Дальше пошли… - скомандовал зверь и, ощерившись, двинулся вперед по узкому коридору, направляясь к лестнице. Хвост несколько раз хлестнул по упругим бокам и настороженно замер.

– Мне тут кое-что порассказали про этот дом.

– Грм?… - вопросительно отозвался волколак.

– Понимаешь, я был на Изнанке… Провалился… Там повстречал одного человека… нет, не человека… Некое существо, которое удачно прикидывалось человеком… - Антиквар-р-ра? - проявил осведомленность Олег.

– Ты откуда знаешь? - удивился Алексей.

– Знаю, - отрезал зверь.

– Ну и фиг с тобой… - обиделся Алексей. - Так вот. Этот тип, Антиквар, рассказал мне историю этого места… не то чтобы я содрогнулся от ужаса, но все же местечко неприятное исторически… В общем то, тут обитает поблизости спятивший дух безумного ученого. Это, можно сказать, заслуга еще наших предков. Тут, оказывается, просто место нехорошее… Я так полагаю, некая геоаномалия… Место слияния миров. Точка соприкосновения Изнанки и нашего мира. Что рано или поздно и приводило психику любого человека, оказавшегося тут, к коллапсу… Из подсознания выползало всякое… Если вкратце, то духов и призраков со всякими геббитами тут собралось примерно так лет тысячи за полторы… А во главе у них… - Дядька Черномор. Угадал? - перебил его волколак.

– Блин… Ты дошутишься, лохматый, - цыкнул на него Алексей. - В общем, рулит всей этой веселой кампанией абсолютно чокнутый дух покончившего с собой доктора наук, профессора то ли биологии, то ли медицины… И, как бы странно это ни звучало, но подпитывает всю эту нечисть именно дух профессора. А его злобу и силу в свою очередь питают все остальные духи и прочее… Вот такой круговорот дерьма в природе. Чтобы решить проблему этого гребаного дома, нам надо либо утихомирить дока, предел сил которого не известен, либо прикончить весь его паноптикум, который его питает. Есть идеи по этому поводу, остряк?

– Прорвемся как-нибудь… - пробурчал зверь и невозмутимо зашагал дальше. Полутемный коридор, по которому они шли, был узок настолько, что громадный волколак полностью перекрывал его ширину своими мощными плечами. Тугие мышцы валунами играли под серой шкурой, огромные лапы, с растопыренную пятерню, мягко ступали по прогнившим доскам пола. Настолько мягко, что те даже не скрипели под огромным зверем весом, наверняка больше центнера.

Алексей прикинул и решил, что, по всей видимости, закон сохранения массы пасует перед природой существ, подвергшихся трансформации „вер“. В человеческой сущности Олег был невысокого роста, примерно метр шестьдесят или семьдесят, хотя коренастый и плотный. С чрезмерно густой вторичной растительностью на теле и полным отсутствием волос на голове. В зверином облике, преображенный магией „вер“, он, поднявшись на задние лапы, был выше Алексея минимум на две головы. О ширине плеч зверюги не стоило и говорить, поскольку даже у Мистера „Олимпия“ она породила бы стойкий комплекс неполноценности. При случае следовало поинтересоваться этим аспектом бытия перевертышей.

Но пока разгадка трансформации массы оборотней отодвигалась на второй план. На первый же выходили две задачи: навсегда угомонить мятежный дух академика Боровицкого, после смерти обретшего способность не только повелевать чудовищами, но и порождать их: омерзительные подобия живых существ, вместо души и жизни наделенные лишь слепой жаждой причинять боль и страдания, сеять смерть и ужас везде, где бы ни появились. И сейчас они были готовы ворваться в мир ничего не подозревающих людей, чтобы устроить жесточайшую резню. Бойню, в которой люди будут просто беззащитными жертвами. Манекенами, на которых отрабатывают приемы рукопашного боя. Остановить маленький локальный Армагеддон не сможет даже все сообщество посвященных. Одержимые жаждой убийства, духи рассеются по многомиллионному городу, убивая и уничтожая. Изменяя тела и исторгая из них души. Вторая задача была не намного проще первой. Нужно было всего лишь отыскать и уничтожить рвущегося к вершинам власти обитателя Изнанки. И принести его голову Антиквару, заказавшему гибель неугодного.

Сказать по чести, Алексей сильно сомневался в тех мотивах, которые изложил ему Илья. Была в его версии маленькая нестыковочка. В чем она заключалась, пока сказать было трудно, но Алексей искренне надеялся разобраться, что к чему. „Уж больно неохота быть просто пешкой в игре тех, которые становятся ферзями“, - подумал Алексей. Знатоком шахмат он не был, но что такое „проходная“ пешка, уяснил с детства. С тех пор, как отец учил его игре древних мудрецов, которая ни в какую не желала раскрыть свои тайны непоседливому Алексею. Это были задачи, так сказать, глобальной важности. После их решения оставались такие мелочи, как улаживание конфликтов с правоохранительными органами, обозленный прайд мелких стервятников в мире Изнанки, залечивание ран и восстановление внутреннего ресурса сил. Плюс к этому жена пропала без вести… И куча прочих мелких ежедневных „приятностей“.

Нескончаемый пыльный коридор убегал куда-то вперед и вперед, и, как показалось Алексею, уже должен был несколько раз обогнуть дом по периметру. Но конца ему пока видно не было. Впереди по-прежнему маячила лестница, словно линия горизонта: сколько ни топай - не дойдешь. По сторонам зато стали появляться двери. Самые разные. От простых межкомнатных, забранных матовыми стеклами, до шикарных резных арочных портиков. Навряд ли строители задумывали в этом особняке такое количество разнокалиберных дверей. Скорее уж они служили для отвлечения внимания. „Либо для того, чтобы из-за них кто-либо выпрыгнул нам на спину“, - невесело резюмировал Алексей, между делом подергав ручку двери, мимо которой проходил. Старая бронза, покрытая патиной, даже не повернулась под рукой, не то чтобы открылся замок. Однако Алексея это не успокоило. Он внутренне сжался, собрал свое сознание в тонкую иглу и попытался проникнуть им за дверь. Результат был такой, будто с головой окунулся в ледяную воду, по которой половодьем гонит огромные льдины. И тут же его, как пинком под зад, вышибло обратно. Перед глазами поплыли радужные круги, колени предательски подогнулись. Чтобы не упасть, он ухватился рукой за дверной косяк и почувствовал точно такую же вибрацию, которую ощутил, стоя у портала в Хранилище Цеха Антикваров. Как там сказал Илья? „Напряжение эфирных полей“? Попросту портал.

Алексей пошел дальше, пытаясь догнать неутомимого волка. Он стал прикасаться рукой к каждой двери, мимо которой проходил. И за каждой звучал ровный вибрирующий гул.

„Да что же это такое? - подумал Алексей. - Тут все как червями источено.

Сплошной портал. Интересно, куда?“

– Эй! - громким шепотом окликнул он волколака. - Олег! Подожди… Зверь остановился и вопросительно глянул на Алексея через плечо. - Тут кругом порталы за дверями! - громко прошептал Алексей.

– И что? - равнодушно спросил Олег. - Тебя это смущает?

– Эээ… - у Алексея отвисла челюсть от такой реакции друга. - Не то чтобы очень, но… - Вот и молчи в тряпочку! Иди и не отвлекай. - Человеческая сущность вновь взяла верх над зверем, и Олег снова стал говорить легко, без надрыва и надсадного сипения.

– От чего не отвлекать? Куда идти?

– Ты что, не понял, где мы? - Волколак неуловимым движением развернулся к Алексею мордой. - Тут кругом сплошной портал. Тут все место, к твоему сведению, переход из мира в мир. Как тамбур. Как со станции на станцию в метро… - И ты молчал? - попробовал возмутиться Алексей.

– Я думал, ты в курсе, - ответил зверь.

– Индюк тоже думал… - огрызнулся Алексей.

– Сам такой, - совершенно по-детски отреагировал Олег. И улыбнулся во всю пасть, полную великолепных белоснежных зубов.

– Так, а идти-то нам куда? - чуть было не заорал Алексей.

– За мной иди, - коротко посоветовал Олег и двинул вперед к недосягаемой лестнице. - Я чую… - Кого?

– Того. Его чую. Боровицкого. Я ж говорил тебе вроде… Я чую движение магических потоков. Это природа волколаков. Тебе смотреть и искать надо, а я и так вижу… И чую. Нам всего-то делов по той лестнице наверх подняться. Там, наверху, комната. Кабинет, по-моему, где нас уже ждут. Твой этот чокнутый ученый. Но есть одна проблема. До лестницы еще дойти надо. Ты сам уже понял, что придется помотаться… Тут и мое чутье бессильно. Может, с первого раза попадем, куда надо, а может, со сто первого. Точки привязки там больно нестабильны… И еще, нас наверняка запутать попытаются… Так что держись, Леха… Как там говорили: „Сече быть“? Будет нам, Леха, сеча. - Тоже чувствуешь?

– Да, - коротко ответил волколак и резюмировал после небольшого раздумья: -

Лучше бы не чувствовал.

– Может, ты еще в курсе, что нам делать? - поинтересовался Алексей. - Кто тут у нас ведун-охотник? Я или ты? - серьезно спросил Олег. - Вот ты и ведай. А мне велено тебя, дурака, защитить по мере возможности. - Ясно. С больной на здоровую? Ладно, топаем. Каждую дверь проверять будем или как?

– Можно каждую. Можно через одну. Можно через десять. Результат будет один. Как в рулетке. Повезет - не повезет.

– Ясно, - повторил Алексей и почувствовал, что ему охота поправить очки на переносице, которые он потерял еще, кажется, в начале дня, там, в старой гостинице в небольшом подмосковном городке… Но, как ни парадоксально, и без очков он сейчас видел лучше не придумаешь. То ли остаточный эффект заклятья „Прозрение“, использованного им в странной сумеречной реальности, то ли некое „напряжение эфирных полей“ вмешалось в его биополе, подправив там и подлатав тут.

Сам он этого не делал, хотя и мог выправить дефект зрения легче, чем иной офтальмолог поставил бы ему диагноз „близорукость“, поскольку считал, что очки придают ему серьезность и некий, если угодно, изыск. „Шарман, бля“, - как он сам шутил иногда, глядя на себя в зеркало и вспоминая француженку из анекдота. Алексей достал из кармана щепоть соли, зажал ее в сложенных лодочкой ладонях, дунул, произнес несколько слов на древнем языке, на котором говорили с Перуном и Волосом. Разнял ладони. На одной остался лежать кристалл, переливающийся густым молочным свечением, веретенообразной формы.

– Посторонись-ка, - попросил он Олега. И, едва тот неуклюже, что было неудивительно при его габаритах, развернулся в тесном коридоре и попятился, смешно по-собачьи поджав хвост, как Алексей метнул кристалл в дверь, перед которой они стояли. Тот как будто нехотя оторвался от ладони своего создателя, вытягивая за собой тонкий шлейф алых капель, бравший начало в ладони Охотника, и, внезапно ускорившись так, что даже звериные глаза волколака разглядели только размытый силуэт, шарахнул в дверь.

Едва кристалл соприкоснулся с тонкой фанерой, которая, как подозревал Алексей, неприступна так же, как сейф-хранилище в банке, по двери побежали тонкие трещины. Потом брызнула кровь, которая шлейфом вытягивалась из сосудов Алексея, и преграда разлетелась вдребезги, осыпав стоящих людей острыми щепками. Щепки, не долетев до Алексея пары сантиметров, вспыхнули и истаяли в воздухе. У правого бедра Охотника что-то шевельнулось, тот пошарил рукой и понял, что резная палочка, которую любезно выдал ему Антиквар, начала работать, окутывая своего носителя невидимым, но от этого не мене мощным, чем стена огня, защитным барьером. Олега, стоявшего на пару шагов в стороне, и вовсе не задело. Алексей удовлетворенно хмыкнул, раскрытой ладонью похлопал по палочке и переложил ее в карман, застегнув молнию. Не потерять бы, пригодится. - Силен, - констатировал из безопасного отдаления волколак. - И защиту ставит, и двери, как тараном, крушит. Только объясни, зачем так шумно? Может, она бы и так открылась?

– Пусть знают, - в пространство проронил Алексей, - что я очень зол.

И шагнул за дверь.

Волколак неодобрительно покачал лобастой башкой, вздохнул.

– Пижон. Но силен, чертяка.

И тоже шагнул в распахнутую дверь.

В одних помещениях пахнет вкусно и по-домашнему. В других неистребим канцелярский запах. А в некоторых стоит затхлая вонь, будто там отродясь не проветривали. Нужно ли объяснять, что к чему?

Конечно же, в первом случае это дом, милый сердцу дом, куда торопишься с работы и с аппетитом съедаешь огромную тарелку вкусного борща с чесноком и сметаной, приготовленного любящей женой. Как приятно махнуть тридцать граммов доброй водочки из запотевшего графина и, сказав „спасибо“, не дежурное, нет, а с искренней благодарностью, улыбающейся тебе женщине, усесться в уютное кресло с интересной книжкой, вполуха слушая воркотню супруги и возню детей.

Второе - это место, где большинство из нас обречены проводить огромную часть жизни, добывая хлеб насущный себе, чадам и домочадцам. Некоторые стремятся придать уют и ему, хотя подсознание реагирует на такие потуги, как на глупую пародию на уют домашний, нещадно напоминая, что дом есть дом, а работа - это работа, как ни пыжься, пытаясь обустроиться с удобствами на казенном месте.

В третьем случае, наверное, самом распространенном в нашем мире - это затхлая вонь подъезда, где пьяные гопники справляют нужду. Застарелая вонь подвала, откуда нерадивые хозяева по весне забыли вынести начавшую прорастать и гнить картошку. Или затхлый смрад, по-другому не назовешь, помещения, где живет одинокая, полубезумная старая карга, в молодости из-за сугубой склочности нрава обделенная вниманием мужчин, в старости же, то ли за бессвязные речи, то ли за безумный вид, а может, и за стойкую кошачью вонь в квартире, игнорируемая соседями. Вот именно такая вонь - подъезда, облюбованного наркоманами, гнилых корнеплодов и неистребимого мускусного кошачьего запаха - ударила в нос Алексею, переступившему порог комнаты. Как будто шибануло деревянным молотком между глаз. Так, что в первые секунды он зажмурился и ошалело замотал головой. Тут же его чувствительно толкнуло в поясницу что-то большое и лохматое.

Вошедший следом за Алексеем зверь оглушительно чихнул, пригнув к полу голову, от чего вокруг поднялись клубы пыли.

Затхлая вонь не имела видимых причин. Ни гнили у стен от сваленных кучами овощей, не меток по углам от сонмища кошек вкупе с распоясавшейся шпаной. Комната была пуста, будто в ней и не собирались ставить мебель или, как в чулан, сваливать всякий хлам. Кроме пыли, толстым слоем покрывавшей пол и сбившейся в комки ближе к стенам, там ничего не было. Просторная комната, примерно восемь на пять метров, без единого окна. Только в дальней стене, напротив Охотника и волколака, была дверь. Родная сестра, не иначе, той, что только что разлетелась кучей щепок. В идеале, она вела на улицу. Но, насколько помнил Алексей, дверей на улицу на уровне второго этажа, а он неведомым образом знал, что этаж второй, не было. Значит, эта дверь также вела в непонятные пределы.

– Пошли, что ли? - спросил у Олега Алексей.

– Пошли. Обратно, судя по всему, нас не пустят.

– С чего ты взял?

– Сам посмотри.

Алексей обернулся и увидел, как дверной проем, сквозь который они только что вошли, зарастал кирпичной кладкой. Сначала все пространство проема пронзила ржавая арматура, с которой свисали клочья паутины. Потом стали появляться кирпичи, как будто невидимый каменщик-стахановец пытался перекрыть все нормативы по кладке. Кирпичи покрылись штукатуркой, и, по еще мокрой извести, легли обои. И не только в дверном проеме. Вся комната с тихим шелестом обросла обоями веселенькой расцветки. По светло-голубым полянам прыгали зайчики, сжимавшие в передних лапках гипертрофированные морковки, похожие на фаллосы, за зайчиками гнались лисички с безумными глазами. В малиновом небе гнусно ухмылялось улыбкой кариозного монстра кислотно-оранжевое солнце, простирая лучи над лисичками, зайчиками и морковками.

– Дурдом, - выдавил Алексей, наблюдая, как из пустоты материализуется инвалидное кресло с намертво прикрученной к нему капельницей. В кресле сидел некто, судя по комплекции, ребенок, с иссушенными, как у мумии, конечностями. В руки, плечи, кисти несчастного были вонзены множество игл, тонкими пуповинами соединенные с сосудами в капельнице. Как заметил Алексей, из одних сосудов в тело сидящего что-то поступало, другие же, наоборот, вытягивали что-то из мумифицированного тела. Ноги сидящего прикрывал клетчатый плед. Одна рука была скрыта пледом и что-то сжимала под ним. „За хер оно там держится, что ли?“ - мелькнуло в голове Алексея. Каталка с протяжным, рвущим душу скрипом развернулась на одном колесе и покатилась к ошарашенным друзьям.

Волколак оттер Алексея плечом и шагнул навстречу.

Голова сидящего в кресле, до этого безвольно болтавшаяся, как у паралитика, с заметным трудом поднялась. Тонкие губы землисто-серого цвета разошлись в ухмылке, обнажив мокро поблескивающие беззубые десны.

Плотно зажмуренные веки дрогнули, под ними заходили белки глаз, как будто несчастный пытался осмотреться.

Приглядевшись внимательнее, Алексей заметил крошечные белые точки по краям век - давно заросшие шрамы от хирургических ниток, которыми были зашиты глаза страдальца.

Каталка, надрывая нервы и слух скрипом, как от ржавого ланцета по поверхности операционного стола, подкатилась практически вплотную к стоящим плечом к плечу друзьям.

Плед, зацепившийся за что-то на полу, сполз, открыв картину еще более жуткую, чем верхняя часть туловища, истыканного иглами. Ног у сидящего в кресле не было. И ребенком он казался, вовсе не потому что был мал. Просто части туловища, примерно от пупка и ниже, не было, как и ног. Там в страшном переплетении скручивались металлические конструкции, покрытые то ли ржавчиной, то ли засохшей кровью, и тонкие, некогда прозрачные трубки, по которым что-то, пульсируя, двигалось вверх и вниз. Бурая масса неясного происхождения прикрывала места соединения металла и полимера с живой плотью.

Сидящий в кресле человек с лязгом и долгим, протяжным утробным стоном поменял положение, упершись руками в сидение каталки так, чтобы стать хотя бы немного выше. Металлопластиковая конструкция, заменившая ему часть кишечника и ноги, случайно зацепилась за торчащий из подлокотника винт, отчего существо вздрогнуло всем телом, по лицу его, и без того изможденному и перекошенному страданием, прокатилась судорога боли.

Он поднял руки и протянул их навстречу друзьям, завороженно наблюдающим за всеми его передвижениями.

Тонкие, как у птицы, пальцы, обтянутые серой пергаментной кожей, сжимали двух кукол, сделанных тщательно и кропотливо. Волк и человек. Вылепленные из чего-то мягкого, они были так старательно изготовлены и обработаны, что не оставалось ни малейшего сомнения в том, кого они изображали.

Вторая рука существа сжимала несколько игл, матово поблескивающих в неверном свете появившейся, как будто проросшей из потолка, лампочки без абажура. - Не пройти дальше… - чуть слышно прохрипело существо, шепелявя и проглатывая звуки. - Не пройти… вам… нет дороги туда.

– Это кто сказал? - спросил Алексей.

– Он, - ответило существо, кивнув головой куда-то за спину и вверх. - Не пройти… Не пущу… Иссушу… Закручу… Выпью… - забормотал сидевший в каталке. - Остановлю… выпью тело… разорву плоть… избавлюсь от боли… Выпью… Выпью… Выпью… Алексей только и заметил, как часть капельниц, ранее соединенных с телом хозяина, покинула его плоть и взвились в воздух.

Дальше он не успел ничего предпринять.

Волколак оттолкнул его плечом в сторону, сам метнулся в другую, уходя от летящих в него игл.

Существо, сидящее в кресле, издало булькающий смешок и вонзило одну из игл в куклу волка, видимо, посчитав его более опасным или наиболее питательным. Олег взвыл человеческим голосом, рухнул на пол и попытался встать. Задние лапы подогнулись, и он снова рухнул в сухую пыль.

Существо опять издало булькающий смешок и вонзило вторую иглу в куклу Алексея. У того в животе взорвался огненный шар, будто его лягнули в пах, и ноги, подломившись в коленях, перестали слушаться. Стали ватными. Алексей рухнул на пол, как подкошенный.

Скрипя и переваливаясь с боку на бок, кресло вместе с обитателем откатилось назад так, чтобы можно было видеть обоих скорчившихся на полу. „Чем ты смотришь-то, падла“? - подумал Алексей и попытался встать, опершись на руки. Все, что у него получилось - немного приподняться на локтях. А перед ним, меньше, чем в трех шагах, так же силился подняться огромный волк.

Глаза зверя горели неистовой злобой. Пасть была ощерена в грозном рыке. Урод в каталке громко захохотал. Смех его был похож на кашель человека с пересохшим горлом.

– Выпью… Выпью… Выпь… - слышалось в этом шелестящем смехе. За его спиной шевелились и извивались, как волосы Медузы, десятки трубок-капельниц, увенчанных острыми жалами игл.

Иссохшие ручки существа сжимали кукол, по одной в каждой руке, с вонзенными в нижнюю часть туловища иглами.

„Я тебе сейчас „выпью!“ - зло подумал Алексей и перевернулся на спину. Запустил пальцы в один из кармашков на поясе и достал моток бечевки со множеством узелков. Тем временем кресло-каталка развернулась и двинулась к пытающемуся подняться волку.

– Человека-зверя первым… первым… первым… Много… много… много… выпью много… - бормотал сидящий в кресле урод. - Долго… долго пить… хватит надолго… - уже нечленораздельно бормотало страшилище.

Змеями извивались трубки с тонкими жалами.

Волколак напрягся всем телом, готовый броситься и перекусить пополам существо в коляске, как только оно приблизится на достаточное расстояние. Даже с обездвиженными задними лапами он был смертельно опасен… Волк ощерил клыки, зарычал. Глухо, утробно. Как будто бросая последний вызов. Кресло остановилось вне пределов досягаемости для Олега, трубки взвились в воздух и как будто выстрелили в его сторону. С огромной скоростью устремились к огромному, покрытому шерстью телу.

В этот миг воздух за спиной „калясочника“, как назвал его про себя Алексей, взвыл, застонал.

По комнате от Алексея к Олегу пронесся порыв ветра, сметая пыль с пола. Тугие багряные нити с увязанными на них стальными крючками-грузами взметнулись в воздух, за спиной сидящего в кресле, и захлестнули его тугими путами. Впились в мертвенно-серую плоть; подобно скальпелю, отсекли трубки капельниц, которые тут же, извиваясь змеями, упали на пол.

Олег посмотрел на Алексея и увидел у того на пальцах растянутую бечеву, как в детской игре-паутинке, переплетающуюся замысловатым кружевом. Нить врезалась в пальцы Алексея так, что побелели ногти. Но он продолжал их натягивать. Багряные нити, окутавшие „колясочника“, продолжали сжиматься. Тот взвыл, тонко, по-детски. Вопль рванулся к потолку и растаял, даже не породив эха.

Вслед за этим послышался треск раздираемой пергаментной кожи, тонкий хруст крошащихся костей, скрежет сминаемого железа… Существо, пытавшееся преградить Алексею с Олегом дорогу к двери по ту сторону комнаты, верещало на таких высоких нотах, что, казалось, барабанные перепонки не выдержат и лопнут.

Вскоре визг перешел в громкое бульканье, когда нить, накинутая Алексеем, перерубила сухонькую шею урода. Бульканье перешло в хрип и вслед за тем стихло… Сухо стукнула и покатилась по полу голова с зашитыми векам, которым теперь не суждено было разомкнуться.

Коляска вместе с сидевшим в ней неподвижным телом завалилась на бок, как труп… Только колесо со смятым ободом продолжало крутиться, будто у трупа конвульсивно содрогалась нога, оглашая затхлый полумрак комнаты пронзительным скрипом. Из разжавшихся пальцев на пол упали две куклы.

Алексея пронзил новый приступ боли, родившийся внизу живота. Огненным всплеском затопил сознание и отхлынул.

Рядом судорожно бился волколак: его кукла упала на кончик иглы, торчащей из мохнатого бока игрушки, и потихоньку, причиняя неимоверную боль живому существу, погружалась в его кукольную копию.

Алексей скинул с пальцев нитку-удавку, так лихо скрутившую врага, и цепляясь за выступы и неровности пола, подполз к куклам.

Протянул руку и выдернул ушедшую в мохнатый бок игрушки стальную шпильку. На губах волколака вздулись пузыри кровавой пены, хребет выгнулся дугой, грозя лопнуть от напряжения… Видно, что воткнуть иглу в куклы, которыми старые шаманы порой управляли людьми, что вынуть, было одинаково болезненно для того, кого она изображала.

Он поднялся на негнущихся лапах, роняя хлопья кровавой пены с ощеренных клыков, и полупрорычал, полупрошептал:

– Осторожнее… убьешь на фиг…

– Больно? - спросил Алексей.

– Щекотно, - просипел волколак.

– Мою подтолкни, я не дотянусь.

Волчара осторожно наступил лапой на куклу, которая изображала коротко стриженного мужчину, зубами ухватил иглу и потянул. Осторожно, чтобы не причинить другу чрезмерной боли… Алексей почувствовал, как по внутренностям прокатился спазм, завязывающий кишки в узлы, выворачивающий суставы, и заскрипел зубами, чтобы не заорать. Показалось, что из него вытягивают кишки.

Олег тихонечко вытащил иглу и выплюнул ее на пол. Та с тонким мелодичным звоном упала в пыль… Алексей попробовал подняться и сесть. Получилось довольно неуклюже, словно отсидел ноги за долгую поездку в неудобном „Икарусе“. Подтянул их под себя и встал.

Качнулся, ноги не слушались.

И ухватился за мохнатое плечо, которое с готовностью подставил школьный друг.

– Знаешь, Олег… - он помолчал пару секунд, ожидая чего-то, а может осмысливая. -

Если нам будут так рады за каждой дверью, как этот, - кивок в сторону тихо

вращающегося колеса кресла-каталки, - то я долго не продержусь. Вскроюсь, как

устрица…

– Может, я тут для того, чтобы ты дольше протянул?

– А ты за тем и послан?

– Наверное, да… Мне велели тебя охранять. Вот я и охраняю. А для чего - не моего ума дело. Если так надо Духу Жизни - значит, надо.

– Блин, а кто он такой, этот дух жизни? Чего ему от меня нужно?

– Мне не докладывали. У тебя, кстати, кровь идет. Рука…

Алексей поднял ладони и отрешенно посмотрел на растопыренные пальцы. С правой ладони свисали обрывки бечевки, густо усеянной узелками. Просмоленная дратва врезалась в кожу, и теперь с пальцев капала кровь. Тяжко падала в пыль под ногами, тут же впитываясь в грязные доски пола.

– Кажется, мы его подкармливаем, - устало произнес Алексей.

– Кого его? - не понял волколак.

– Дом.

– А дом тут при чем?

– При том. Слушай, может, присядем? А то что-то сил совсем нет… А дел еще по горло.

Проковылял к стене и, опершись о грязные обои спиной, сполз на пол.

– Помнишь, я тебе рассказывал, что тут было раньше? Тут веками гибли люди. Страшно, мученически. Женщины, дети, мужчины… с изначальных времен тут было дурное место, посвященное Темным силам.

Олег по-собачьи сел на зад, укрыв лапы лохматым хвостом.

– И вот что интересно - место вроде не для Темных… Тут ведь река недалеко, чистая такая река… широкая. Без бурунов и омутов. И дом, вроде, на холме стоит, а Темным ведь не молились на возвышенностях. Короче, хрен его поймет, что тут за аномалия. Но факт.

И вот, тут на протяжении веков собиралась боль, страдание, страх… Погибли многие, а сила дурного места только росла. С каждой жертвой, с каждым умершим. Но то, что происходило тут в начале века двадцатого, кажется, насытило это место до краев. Насытило и усыпило… Ну, знаешь, как удава - нажрался и в спячку на месяц. А спячка затянулась на семь с лишним десятков лет. И потом его разбудили. Я могу, конечно, и ошибиться, но мне кажется, что разбудил его мой заклятый друг. Понимаешь, когда я только стал заниматься всем этим, - Алексей сделал рукой широкий жест, будто хотел сгрести в охапку окружающее их пространство, - я столкнулся с одним из жителей Изнанки. Ты, небось, в курсе, что у нашего мира есть Изнанка?

– Более или менее, - буркнул Олег.

– Неприятный тип оказался. Ему почему-то взбрело в голову, что меня неплохо было бы убить, а мою башку принести как трофей к себе в Цех. Он был Охотником. Я теперь понимаю, почему я стал его целью. По незнанию я несколько раз выпал в Изнанку, а там не очень-то любят проявления нашей реальности. Точно так же, как и мы тут не жалуем гостей с той стороны. Зовем их демонами, бесами, нечистой силой. Пытаемся изгонять, порабощать или вовсе изничтожить. Ничего удивительного, что и мы заслужили подобное отношение с их стороны. Но если у нас этим делом занимаются одиночки, которых судьба редко сводит больше чем по двое, то у них охота на проявления потустороннего, нашего, мира поставлена на поток, так сказать, с государственным размахом. Обитатели нашего мира реальности не осведомлены о существовании Изнаночной стороны. И, попав туда, случайно или намеренно, начинают вести себя неадекватно. Плюс к этому, прослеживается интересный парадокс: как только существо переходит границу родной для него стороны и попадает в тот мир, который для него является Изнанкой, тут же обретает некие, скажем так, неизвестные, необычные свойства. Люди, к примеру, попав в Изнанку, становятся неуязвимы к физическому воздействию, а так же к воздействию посредством слабонаправленных потоков сил. Изнаночники же, попав к нам, становятся малоуязвимыми, плюс к этому, изрядно усиливают свои способности к манипуляции потоками сил. Ну, и еще один момент, наши в Изнанке в большинстве случаев начинают дебоширить. Удержаться-то трудно. Как только человек осознает, что он неуязвим… ну, сам понимаешь. А вот жители той стороны, наоборот, часто проникают к нам для охоты. В силу своей осведомленности о сопряжении двух миров, малоуязвмости и усиленных способностях к… кхм… магии, что ли. Но, слава богам, что к нам не ломятся все, кто там живет. Только Охотники. Специальный Цех. Если угодно - каста, что вернее по смыслу и по сути.

Так вот, тот тип выследил меня. И решил, что молодой Охотник из смежного мира будет неплохой добычей. Он чуть не прикончил меня. Но мне помогли. Один хороший человек. Сам он, правда, погиб, но перед смертью влил в меня столько силы, доставшейся ему от Распятого Бога, что я смог-таки одолеть противника. Но не убил. Не сумел. Просто лишил его сил в Изнанке, где он и прозябал последние пять лет по нашему исчислению. У них там время течет немного иначе. Но потом каким-то образом ему удалось восстановить силы, вернуть прежний статус. После чего, используя все свои возможности, он совершил невероятное по меркам Изнанки. Он был перемещен из Цеха Охотников в Цех Коллекционеров. Что повлекло за собой некую нестабильность в четкой структуре общественных взаимоотношений Изнаночников. Теперь он нацелился на Цех Антикваров. Что, как мне сказали, должно и вовсе пошатнуть устои Изнанки. Вот тот самый „разрушитель устоев“ теперь решил использовать накопленные здесь силы, безусловно, темные, как бы пафосно это ни звучало, чтобы стереть меня в порошок. Но не всего целиком. Некоторые части меня необходимы ему для продвижения по „карьерной лестнице“. А точнее - голова. Ну и такой пустяк, как душа. Он вначале разбудил эти силы еще несколькими смертями. Хватило всего-то пары таджиков. А потом тупо заманил меня сюда, использовав твое имя.

Вот такие пироги с котятами…

А тебя мне, значит, придали, так сказать, на усиление… Значит, у этого самого Духа Земли, как ты говоришь, есть во мне заинтересованность. Алексей начал размышлять вслух. Сидеть и строить догадки было гораздо приятнее, чем тащиться куда-то по затхлым коридорам в тусклом свете, отбрасываемом болтающимся под потолком Светочем.

– Может, выйдем хоть отсюда? - поинтересовался волк. - А то как-то мне тут… неуютно, что ли.

– На фиг. Дай подумать, лохматый. Да куда тут идти?

Алексей достал из кармана индивидуальный пакет, зубами разорвал обертку, сплюнул под ноги. Вынул из пакета пластиковый флакон с перекисью и, морщась от боли, стал поливать ею на изрезанные пальцы.

Кровь на ранах зашипела, сворачиваясь, и стала грязными хлопьями падать под ноги сидящему Охотнику. Промыв раны, Алексей извлек из того же пакета пластырь и стал деловито заматывать им пальцы.

По тому, как ловко он оказывал себе первую помощь, сразу было видно, что подобная процедура ему не в новинку.

– А знаешь, Олег, я тебе даже завидую. На тебе все раны, как на собаке, заживают.

– А ты, можно подумать, никакого заклинания не знаешь, да?

– У меня не заклинания, а наговоры. Знаю, конечно, только силы тратить не хочу. Пока можно, буду использовать традиционные методы лечения. Как в армии: внутрь аспирин, снаружи зеленку, - улыбнулся волколаку Алексей. - Остряк, блин.

– Слушай, с самого утра хочу спросить: а чего ты не перекинешься в человека?

– И отсвечивать перед тобой голым задом?

– Да сдался мне твой зад.

– Тоже силы берегу. Между прочим, когда в волка перевертываюсь, практически без побочных эффектов проходит. А если обратно в человека - сутки потом отходить. Голыми рукам бери. Много я такой навоюю?

– Тебе виднее. Хорошо хоть у меня аллергии на псину нету.

– Это были б твои проблемы, - огрызнулся Олег.

– Ага, точно. От аллергии у меня наговоров нет. Наши предки о такой заразе и не подозревали даже. Хотя, они о многом не знали. Многое самому приходится придумывать прямо на ходу. Но перед этим долго-долго вникать в суть явления. Как заставить батарейку в фонарике дольше работать?

– Да как-как, новую купить, - оскалился, должно быть улыбаясь, Олег. - Дубина лохматая, - беззлобно выругался Алексей. - Вот, к примеру, я сегодня был в таком месте, где не то что „Энерджайзер“, „Крону“ не найти. А силы распылять там ой как не охота. Вечная батарейка была бы очень кстати. Есть у меня и такой наговор. Но, один фиг, пришлось Светоч пускать, потому как электрический свет там не светил… - рассуждал Алексей, заматывая пальцы. Оборвал белую полоску зубами.

– Слушай, Леха… Как думаешь, нам дадут отсюда живыми выйти? - ни с того ни с

сего спросил Олег. И посмотрел на Алексея, который закончил перевязывать руки и

теперь неуклюже заталкивал набор с пластырем в карман. В желтых глазах волка

мелькнула тоска…

– Честно?

– Угу…

– Понятия не имею. Я и сам, Аллигатор, не пойму, если честно, всей этой канители. Раньше, до того, как нас сюда подрядили, все было просто и понятно. Как у латинян: „Пришел, увидел, победил“… Со всякой мелочью в основном приходилось пересекаться. А сейчас задним нервом чувствую, что-то большое намечается. А мы с тобой, брат, как две щепки в водовороте. Мы, да еще тот поп у машины… Как ни крути, он тоже с нами. Хоть в этот поганый могильник, - Алексей обвел взглядом пыльную комнату, - и не полез.

С другой стороны, нас тут двое, что само по себе гораздо лучше одного. Я ведь даже представления не имею о том, с чем ему там столкнуться придется… Надеюсь, что ему там будет легче.

Ладно, пошли… Надо выбираться. Да и задницу надрать не забыть парочке ретивых.

Так ведь?

– А то! - оживился волколак. Бездействие, даже вынужденное, даже для того, чтобы зализать раны, его тяготило. - Пошли, брат Леха. Куда двинем? - Вперед. Там, - Алексей кивнул за спину, - мы уже были. Давай, ты вперед, я за тобой.

– Точно… - осклабился волколак. - Только кишки побаливают. У… сволота, - прогудел он и, проходя мимо останков того, кто был повинен в этой боли, шарахнул по ним лапой. Воздух заклубился облаком бурой пыли, и труп, неизвестно когда успевший иссохнуть до пергаментной тонкости, рассыпался в прах, оставив после себя только силуэт на полу. Тут же инвалидная коляска стала стремительно покрываться бурыми пятнами ржавчины… Коричневая короста ржи поедала металлические части, дерматиновое сидение посерело, пошло трещинами. Из трещин вылезла набивка, тоже стареющая на глазах. И вывалилась на пол, подобно кишкам из дыры в животе. Олег отпрянул назад.

Алексей, чтобы не быть сбитым с ног мохнатой тушей, отскочил в сторону.

Волколак утробно зарычал.

Алексей поднял перед собой руки, как будто скатывая снежок из невидимого снега.

Между пальцев побежали холодные злые голубые искорки.

Волк вздыбил шерсть на загривке и оскалился, не сводя взгляда разгоравшихся янтарным светом глаз с коляски и следов трупа.

Тлен и разрушение перекинулись с останков их недавнего противника и его коляски на пол. Под толстым слоем пыли стремительно и неотвратимо стали дряхлеть доски пола. Краска вздулась пузырями и растрескалась, мелкой коричневой чешуей устлав пол.

Разложение, как тень от застилаемого тучей солнца, прянуло на стены. Обои почернели и съежились. По ним побежали трещины сверху вниз, как будто кто-то полосовал по стене когтистой лапой, и бумага грязными клочьями падала на пол… Не сговариваясь, друзья рванули к двери в противоположном конце комнаты. Алексей на ходу обернулся и всадил в пол за собой рвущийся из рук снежок, скатанный из холодного голубого света.

Раздался легкий мелодичный звон, будто столкнулись несколько сосулек или кусочков льда в бокале, воздух наполнился свежестью, в стороны брызнули холодные острые льдинки.

Алексей закрыл лицо рукой и прыгнул в дверь, которую снес мохнатым плечом волколак. И во второй раз за сегодняшний день его ноги коснулись снега. Алексей недоуменно оглянулся и увидел, как позади исчезает призрачный силуэт двери, через которую он попал сюда.

Перед ним стоял волколак, из разинутой пасти зверя клубами валил пар.

– Где мы? - спросил Алексей.

– Не знаю… А что там было? За дверью…

– Там был Тлен. Есть такое заклятье у Высших. Оно, похоже, на труп было подвешено.

Вроде растяжки. А ты его активизировал…

– И что было бы?

– Пошли лучше выход искать… А то мы тут либо с голоду околеем, либо дуба дадим.

По дороге объясню.

– Есть что объяснить?

– Кажется, есть, - ответил Алексей и двинулся вперед по снежной целине, раскинувшейся сколько хватало взгляда. Снежные торосы громоздились там и тут, под ногами скрипел снег, в небе разливался серый сумрак, как в ненастный зимний день. Солнца видно не было, за облаками, затянувшими небо, не было видно даже размытого неяркого пятна. Алексей почему-то решил, что солнце тут не светит совсем. Идти было легко. Ноги не утопали в снегу, а, продавив белый пушистый ковер, ступали по тверди.

– Так вот. Ты стронул спусковой крючок ловушки. Я даже и думать не хочу о том, что было бы, коснись нас Тлен. Сгнили бы заживо.

– Но ты же им живой нужен. По крайности - с головой.

– А эту ловушку и не мой знакомый ставил. Это выдумка того, кто сторожит сейчас этот дом. Кто питается накопленной там силой и повелевает духами. Это наш дружок академик. Я так понимаю, что изучать управление стихиями и силами он стал еще при жизни. И, судя по всему, очень глубоко окунулся в стихию Смерти. А после смерти преуспел… Ты этого кадавра разглядел?

– Кого?

– Ну, того гада в комнате…

– А что его разглядывать? Был полудохлый, теперь совсем дохлый. - Я к тому, что понял ли ты, с чем мы столкнулись? Как сказал бы средневековый алхимик, мы столкнулись с гомункулусом, силой нечистой волшбы созданным и в кадавра обращенным. Очень искусно сделанным кадавом, даже обладающим разумом. Я затрудняюсь сказать, был ли Тлен его последней волей или же это его создатель сделал „коробку с двойным дном“. Хрен его знает. Но факт есть факт. Только что мы чуть не гробанулись. Если бы я не кинул Морозко, то ты бы даже к двери не прикоснулся бы. Не ушли бы мы, в общем… там бы и сгнили заживо. В рекордные сроки.

– Д-а-а-а-а… - озадаченно протянул Олег, - дела…

– Твоя очередь меня просветить - куда нас занесло.

– Я понять не могу, куда. Портал был такой мощный, что воздух до сих пор звенит… Давай отойдем подальше, я тогда определюсь, где мы и где выход. - Выход там же, где и вход… - задумчиво пробормотал Алексей. - Там же, где и вход… Поворачивай оглобли! - заорал он. - Попробуем обратно на остаточном течении Сил проскочить!

Развернулся и в два прыжка оказался рядом с тем местом, где в воздухе все еще дрожал неясный силуэт двери.

Подскочил, рухнул на колени и стал судорожно шарить по карманам, то и дело матерясь сквозь зубы.

Нашел, полез в карман, достал маленький ножичек из позеленевшей бронзы, размером с ладонь ребенка.

Рванул его из ножен и полосонул себя по запястью с наружной стороны. Слишком боязно было резануть в запале и повредить сухожилья… Алая кровь брызнула на снег и зашипела на лезвии, впитываясь в потемневший от времени металл.

„Который раз за сегодня уже кровь себе пускает. Истечет на хрен…“ - отстраненно подумал Олег.

Немигающие глаза хищника смотрели на капающую на снег влагу жизни. В глубине его звериной сущности, подавляемая человеческим сознанием, ворочалась мысль, нет, не мысль даже, а алчная потребность - „даром пропадает“. И желтые глаза неотрывно следили за каждой канувшей в снег каплей.

Алексей, не обращая внимания на перетаптывавшегося и сопящего за спиной волколака, подставил сложенную лодочкой ладонь под тяжкие капли.

Шлеп…

Ударилась о кожу первая.

И замерцала, переливаясь багрянцем.

Шлеп…

Еще одна коснулась кожи и, слившись с первой, так же, как ее предшественница, заискрилась-заиграла.

Кап - кап - кап… Чаще закапало в подставленную ладонь. Алексей стал сжимать и разжимать кулак, как во время переливания крови, ускоряя ток в жилах. „Кажется, он полный псих. И даже не ботаник, как в школе!“ Когда в ладони набралась уже изрядная лужица, Алексей поднес ее к губам… „Неужто выпьет?“ - ворохнулось в голове волка.

… и стал тихонько шептать над кровью на певучем, незнакомом Олегу языке. Голос из шепота возрос до вполне слышимого, взлетел к крику… И не успели еще слова древнего напева растаять в морозном воздухе, плеснул кровью на уже едва видимый контур двери.

Очертания ее вспыхнули багровыми искрами, как за мгновения до этого кровь в ладони Алексея, и стали явственно проступать в воздухе. Пара секунд - и над заснеженной равниной в воздухе появилась дверь. Обычная, деревянная дверь. Серая и обшарпанная.

Алексей с тяжким то ли вздохом, то ли стоном - видно, все же много сил отдал вместе с кровью - поднялся, взялся за ручку и потянул дверь на себя.

Напрасно…

Повернул ручку и толкнул дверь - результат тот же.

Подергал.

Тщетно…

Выругался, сочно и со смаком, помянув какого-то Хравна, его волосатые ляжки и задницу… И замер в растерянности. В петле, там, куда он сунул выданную ему Антикваром резную палочку, трепыхнулось.

Он опустил руку, слепо пошарил и достал подаренный артефакт. Узор на нем мерцал и переливался так же, как и силуэт двери незадолго до того.

Покрутив в пальцах непонятную штуковину, он хотел поднести ее к замку. Ключ, коим она и оказалась, трепыхнулся в окровавленной ладони, и Алексей разжал пальцы, зачарованно наблюдая за тем, как ключ сам взмыл в воздух и устремился к двери. Полотно двери вздрогнуло и завибрировало.

За спиной шумно переминался волк. Снег протестующее заскрипел и просел под мощными лапами.

Ключ плыл по воздуху к двери.

И по мере его приближения вибрация усиливалась. Вскоре дверь уже буквально рвалась с петель, словно некто огромный и неимоверно сильный, ухватившись за ручку с обратной стороны, изо всех сил сотрясал утлую конструкцию. Ключ, который по мере приближения к тому месту, где по логике вещей должен был быть замок, наливался изнутри яростным алым сиянием, которое Алексею нравилось все меньше и меньше.

Он сделал шаг назад… Потом еще один…

– Ложись… - злым шепотом приказал он Олегу и рухнул в снег, пятная его кровью из рассеченного запястья.

И тут рвануло!

Не так, конечно, как взорвался бы заряд пластида, а без дыма и грохота, но с яростной вспышкой пламени. Щепа брызнула в разные стороны… Снег вокруг вскипел и испарился… По спине вжавшегося в наст Алексея прокатилась волна жара столь сильного, что, показалось, одежда задымилась, а кожа пошла волдырями.

Где-то позади злобно рыкнул волк.

Алексей приподнял голову и посмотрел на дверь. Края проема дымились, а за ним была видна комната, оклеенная легкомысленными обоями с зайчиками. Щепки от разлетевшейся на мелкие куски двери вонзились в стены, кое-где и в зайчиков, которые корчились, истекая настоящей кровью и скаля совсем не заячьи зубы. На противоположной стороне комнаты был виден портик двери, рама которого тоже дымилась, правда, не так интенсивно, как первая.

– Елкин хвост! - удивленно присвистнул Алексей, поднимаясь на ноги и отряхивая снег. По спине прошлось холодное дуновение. Он закинул руку за плечи и потрогал спину. Пальцы коснулись голой кожи.

„Сука…“ - ни о ком конкретно не думая, выругался Алексей. Содрал через голову остатки одежды и бросил под ноги.

Сзади заскрипел снег. - Что это было? - задал вопрос ошарашенный Олег.

– Золотой ключик, бля, - хмыкнул Охотник. - Путь свободен, так ведь?

– Так.

– Тогда не спи, двинули. Только вот что, давай так, ты мне спину прикрывай. Я пойду первым. И давай бегом, что ли? Задолбало тут возиться. Если так за каждой дверью: взрывать да полосовать себя ножом, - Алексей коснулся губами глубокой раны на запястье, кожа, рассеченная ножом, стала сходиться, кровь буреть, запекаясь, - то меня надолго не хватит.

Волк согласно мотнул головой.

– Тогда бегом марш!

Их еще долго мотало от одной двери к другой. И за каждой крылось нечто неожиданное, совсем не похожее на предыдущее.

Алексей на бегу объяснил Олегу, чем, по его разумению, рвануло дверь, и заочно поблагодарил того, кто предоставил ему такую грандиозную отмычку. По его тону Олег понял, что, если им на пути встретится тот доброхот, то Алексей, минимум, даст ему в рожу. А максимум… Даже думать не хотелось.

Несколько раз приходилось вступать в бой, короткий и жестокий, с непонятными существами. Волколак крушил и рвал супостатов обстоятельно, с тщанием, как делал все, будучи в облике человека.

Алексей, изрядно обозленный, разметывал нечисть шумно и быстро. Тело, усиленное боевыми наговорами, превратилось в боевую машину, разум ярился и ревел разбуженным среди зимней спячки медведем. Сам Алексей что-то пел на том самом протяжном и красивом языке, на котором он до этого читал все заклятья. Только теперь в напевах не было приятной, ласкающей слух мелодичности. В них слышался страшный рев сшибающихся армий, грохот сталкивающихся щитов и звон скрестившихся мечей. Стоны поверженных и вопли победителей. Голый по пояс, перепачканный сажей, пылью и блестящий от пота, он был страшен. Волосы на голове стояли дыбом, в глазах, как казалось Олегу, мелькали бирюзовые всполохи.

Руки и ноги со страшной силой крушили черепа и кости. Брызгала кровь или то, что ее заменяло у вставших на их пути врагов. Скоро руки Алексея уже по локоть были обагрены ею, а шерсть исправно помогавшего ему волколака местами слиплась и торчала, как иглы ежа.

Сколько комнат и коридоров им пришлось пройти, Олег не мог и вспомнить. Где-то между первым и вторым этажом, а может, между тем и этим миром, они вломились в помещение с абсолютно прозрачными стенами и увидели… парк, окружающий проклятый дом-ловушку. Под легким ветерком трепетали желтые, бурые, багряные листья. Рубинами сверкали в ветвях гроздья рябины. Солнце, не по-осеннему яркое и праздничное, дарило тепло всему живому.

Откуда-то снизу поднимались чад и клубы жирного дыма. Алексей посмотрел под ноги и зарычал не хуже волколака. Проследил взгляд Олега и увидел, как у скрученных взрывом останков автомобиля, жадно облизываемых рыжими, как листья клена, языками огня, группа существ, штук пять или шесть, точнее было не разобрать, сгрудясь, копошилась у чего-то, напоминавшего черный мешок размером с человека. Рвали его на клочки и, кажется, жрали. Олег содрогнулся от омерзения и осенившей его догадки.

„Хана попу“…

Алексей слепо шагнул к стене, прозрачной, как стекло, но прочной, как сталь, и толкнул ее руками. На стене остались грязные отпечатки растопыренных пальцев. Толкнул еще раз. Врезал кулаком. Пнул изо всех сил ногой.

Обернулся к Олегу.

Бывший бандит, видавший виды тертый калач, явно был испуган. Волк поджал хвост между лап и пятился в страхе. Матерый волколак готов был обмочиться от ужаса, как сеголеток, гнавший оленя, а выскочивший на медведя.

– С'Тари… Антиквар… Илья… - прошелестели бледные губы. Алексей развел руки в стороны, поднял их на уровень плеч ладонями вверх, ноги приняли боевую стойку. Прозрачный пол под ногами полыхнул тем же безумным синим цветом, что и глаза Охотника. Сполохи сложились в круг, вращающийся по часовой стрелке. Незнакомые Олегу знаки по внешней стороне круга бежали против часовой стрелки.

Одна из тварей, почуяв опасность, подняла голову и вскрикнула. Вся стая кинулась врассыпную.

Взгляду Олега предстал разорванный труп. Жиденькая бороденка, испачканная красным, топорщилась в зенит. Прямо на ласковое солнышко.

Алексей громко выкрикнул:

– Ха! - и с хлопком сложил ладони перед собой. Потом резко сжал кулаки, и Олег услышал хруст. Разбегающихся уродов смяло, перекрутило, подняло в воздух. На листья брызнула кровь, и изуродованные трупы разлетелись в стороны. Один из них шмякнулся о ствол дерева и застрял в развилке. Остальные бесформенными кучами рухнули в листву и, пачкая золотой ковер осени, покатились кубарем. Последнего около минуты молотило обо все, обо что только можно: стволы деревьев, устланную листьями землю, чадно догоравший остов машины. Охотник безумным юродом метался по комнате, выкрикивал странные слова, а труп чудища вертело, крутило и молотило. Потом останки с огромной силой были отброшены вверх так, что застряли в кроне одного из деревьев.

Фатеев бессильно опустился на пол, как будто из него разом вынули все кости, и всхлипнул. Как мальчишка.

– Я гублю все, к чему прикасаюсь… - еле слышно пробормотал он, закрыл лицо испачканными ладонями и заплакал. Горько и безутешно.

Олегу захотелось подойти к другу, обнять его за плечи, утешить. Но язык прилип к глотке, как бы понимая тщетность слов лучше, чем разум. Да и волчьими лапами обниматься было малость неудобно.

Так они и сидели: Охотник, уткнувшись лицом в ладони и вздрагивая всем телом, а в двух шагах от него, насторожив уши и чутко вслушиваясь в окружающие звуки, огромный волк, в данный момент больше смахивающий на овчарку-переростка, охраняющую хозяина.

Сидели недолго, минут пятнадцать.

Алексей шевельнул пальцами, над ладонью в воздухе появилась руна Солнечного Огня, Sowelu, и тело несчастного священника, желавшего послужить своему богу, но ставшее пищей для стервятников из другого мира, вспыхнуло чистым белым пламенем. И в считанные секунды рассыпалось в прах.

Потом Охотник поднялся, отряхнул штаны от налипшего на них сплошного слоя грязи. Осознав тщетность попыток, в сердцах плюнул на пол, который неизвестно как и когда стал вновь деревянным, утратив прозрачность.

– Пойдем, добьем гадов, - кивнул он головой Олегу.

– Куда? Я тут уже ни фига не чувствую… - жалобно сознался Олег. - Я весь последний час за тобой шел.

– П-о-о-о-нятн-о-о-о, - протянул Алексей. - Компас сбился?

Прямо на глазах он вновь становился самим собой: собранным, деловитым и ироничным.

– Тогда давай и дальше шагай за мной. Я уже вижу, куда нам.

Коротко щелкнул пальцами, и к потолку вновь взмыл яркий, лучащийся Светоч. Маленькое солнце поднялось к потолку, украшенному гирляндами заросшей пылью паутины, и, не торопясь, двинулось вперед, как бы приглашая следовать за ним. Алексей первым шагнул вперед и махнул рукой волколаку.

Тот степенно поднялся, отряхнулся, будто только что вышел из воды, и тронулся следом, осторожно ставя лапы на пыльный пол.

Внезапно, так, что оба друга не успели и заметить, все вокруг изменилось. Вроде только что были в одной комнате, а потом дружно мигнули, и за это время неизвестный шутник перенес их совсем в другое место или комнату.

Обветшалые стены раздвинулись в стороны, потолок взмыл ввысь, под ногами вместо скрипучего дерева оказался твердый камень.

– Затрахали эти метаморфозы, - хрипло проговорил Фатеев. Алексей остановился, оглянулся и начал спешно плести какое-то заклятье. Потом подозвал к себе Олега и, как в сказке: дунул, плюнул, и вокруг них замерцала матовая пленка, похожая на огромный мыльный пузырь, в центре которого они и стояли.

– Сфера защиты, - пояснил Алексей. - Отражает любую атаку. Но есть минус - нет циркуляции воздуха. То, что в ней выдышим, и хорош. Потом либо сферу рассеивать, либо учиться СО перерабатывать.

Охотник двинулся дальше, осторожно ставя ноги на мраморный пол, будто боясь провалиться. Волколак старался не отставать, но, в то же время, и не наступать на пятки товарищу.

А Сфера катилась с ними, создавая непреодолимый защитный барьер. - Мне или кажется, или там впереди действительно лестница. Не видишь? - подал голос Фатеев.

– Нет.

– Странно… разберемся.

Олег огляделся по сторонам, стараясь не отставать от Алексея. Посмотреть было на что.

Судя по всему, они снова угодили в какую-то червоточину в мировом пространстве и очутились в совсем ином месте, чем родная Земля. Об этом говорила архитектура и внутреннее убранство зала. Огромного, подавляющего своими размерами помещения с колоннами, скорее напоминавшими оплывшие и изогнувшиеся от жара свечи, чем творение разумных зодчих.

Высоко под потолком были прорезаны окна столь малого размера, что, казалось, неверный полусвет - и тот едва проникал в них. Под потолком чуткие уши зверя уловили шелест и шуршание, будто на невидимых балках там, под завесой мрака, гнездились сотни маленьких крылатых существ, сейчас активно перелетавших с места на место.

Пол под ногами был из камня, который Олег определил как мрамор, хотя и не был сведущ в геологии.

Шедший впереди Алексей о таких мелочах и не задумывался. Упругим шагом двигался вперед. Шагом охотника, преследующего дичь, раненную и загнанную. Которую теперь только и оставалось добить и праздновать победу.

Весь он был какой-то… напружиненный, как будто готовый извергать молнии и огненные шары. Олег видел такое в одной компьютерной игре. Там из чернокожего мага, мечущегося в серых подземельях, так и хлестали магические молнии и шары огня, полчищами укладывавшие всякую нечисть, посягавшую на нежный филей волшебника. На мгновение показалось, что его друг вот-вот превратится в такую же машину смерти, кося всех и вся на своем пути смертельными заклятьями. А вдруг у него уже и крыша поехала, и он не узнает его, Олега, школьного товарища и университетского собутыльника. И тогда, приняв его за одного из этих, которых надлежит истреблять немедленно и неукоснительно, шарахнет по нему чем-то ужасающе мощным, как по той двери над снежной пустынею, и останутся от него только клочья паленой шерсти да белые зубы, разлетевшиеся далеко окрест. Так, что и хоронить-то будет нечего. А может, Алексей станет чем-то вроде берсерка и тогда вообще способен натворить дел голыми руками, даже не прибегая к помощи всяких там магических фейерверков. Если так, и приятель, действительно, свихнулся от пережитого, и кинется на него с голыми руками, то Олег нимало не сомневался, что физически он гораздо сильнее Охотника. Но вот проблема. И не одна: первое, Алексей все же был друг, а второе, его велено было оберегать и защищать, а никак не рвать в клочья, спасая свою серую шкуру. Которая, как известно, однозначно дороже любой другой, даже если это песец или горностай, напяленный на твою даму.

Мысли в голове крутились такие, что не дай бог кому подсмотреть - со стыда сгорел бы.

Тем временем Алексей стал подниматься, будто ступал по невидимой лестнице, и даже держался рукой за перила.

А вот Олег никакой лестницы не видел и поэтому встал, как вкопанный. Занес лапу, шагнул вперед и больно грохнулся о невидимую преграду, отделявшую его от друга, идущего наверх, и уже поднявшегося над полом метров на пятнадцать. Там, куда он стремился, в самом верху лестницы-невидимки распахнулась дверь, из которой ударил свет. Яркий, теплый и манящий.

Тем временем Алексей уже почти дошел до загадочной двери и остановился в раздумии.

Олег увидел, как его друг встрепенулся, будто кто-то позвал его по имени, в одно мгновение преодолел оставшееся расстояние до двери и исчез. Волколак бросился на разделившую их преграду и отлетел назад, как если бы с разбегу кинулся на стену из чистого каучука. Покатился мохнатым шаром по полу, вновь ставшему деревянным, и больно ударился о противоположную стену. Вскочил на лапы и застыл. Он снова был в той комнате, где Алексей одним движением рук разметал стервятников, терзавших тело прибывшего с ними священника. Осталось только завыть от горькой досады, но не было времени на глупости. Надо было искать выход, или вход или что-то, не важно что, могущее указать путь к исчезнувшему, как в воду канувшему, другу.

Волколак склонил голову к полу, уткнувшись в него влажным носом, и пошел по периметру комнаты, вынюхивая и прислушиваясь к внутренним ощущениям. Если есть вход, то должен быть и выход.

Алексей шагал по лестнице, механически переставляя ноги: левая - правая, левая - правая… Нахлынувшая непонятно откуда усталость гнула книзу стопудовым тяжким грузом. Сознание мутилось, будто не спал неделю.

Уголком разума, свободным от сонной одури, он понимал, что все это неспроста, все неладно. Однако тело двигалось и жило, повинуясь чужой воле. Алексей постарался понять, что или кто пытается на него воздействовать… бесполезно. Он не мог, или ему не давали ощутить источник этого воздействия.

„А где Олег“? - подумал Фатеев и попытался обернуться, поискать взглядом друга. Но шея будто одеревенела. Мышцы заскрипели, как старые трухлявые лесины. С неимоверным усилием удалось повернуть голову на четверть оборота и, скосив глаза, подобно камбале, бросить взгляд себе за спину.

Волколак стоял внизу. Метрах в пятнадцати. У самого основания лестницы. Вот он попытался сделать шаг вперед, и тут же отшатнулся, будто наткнулся на каменную стену.

Алексей помимо своей воли отвернулся и сделал еще шаг вперед. Последний. Он стоял на площадке перед дверью. Красный ворсистый коврик для ног с легкомысленной надписью „Welcome“ белыми буквами. Обитое черным дерматином полотно двери. Дверная ручка и замок „Булат“. Дверь его московской квартиры. В которой он собирался прожить с Ольгой долго и счастливо. Собирался до тех пор, пока она не сказала о том, что уходит. А он, как будто мелкий бес вселился, даже не остановил, не попробовал отговорить.

Мысли тревожно забились под сводами черепа. Заметались и стали складываться в стройную теорию. Не мог он сам так себя вести. Ведь любил ее так, что готов был носить на руках. Так, что замирало дыхание, когда смотрел на нее, сладко спящую. Так, что готов был жизнь положить за нее.

Да и Ольга, в чем он был уверен, любила его не меньше. Видно это было в каждом ее вздохе, жесте, взгляде… Нельзя так притворяться, просто невозможно. „Или все же может быть всякое? Нет! Только не с нами! Не со мной и не с ней“! - быстрее птицы пронеслось в мозгу.

И кусочки мозаики сложились воедино. Все те мелочи, которые не давали ему покоя вот уже двое суток, встали на свои места, будто уложенные умелой рукой мастера. Все, начиная с самого первого мгновения, с той минуты, как некий заказчик назвался его школьным другом и предложил большие деньги за пустяковый заказ. Вот тут-то и следовало насторожиться. Понять, что не все так просто, как расписывает клиент. Но банальная человеческая жадность взяла верх. Деньги нужны всегда и всем. А тут еще за машину плати, за квартиру плати… Вот и ухватился с блеском в глазах и придыханием в груди.

А следовало просто сесть и подумать, как обычно делал, прежде чем брать заказ.

Дальше - больше…

Внезапный всплеск агрессивности со стороны человека, ближе которого, как он думал, и не сыскать.

Его полное безразличие к ней.

Безумно мощный прорыв Сил у дома, с которым он не справился бы, не помоги стихийники.

И дальше, как по накатанному… сплошная подстава.

Единственное, что нарушило планы неведомого кукловода, было то, что Алексей помчался к Олегу выяснять, какого такого лешего… что за на фиг… и почему, бля. Хотел начистить морду, а обрел союзника.

Который сейчас отстал и не мог подняться вслед за ним. Сказал, будто не видит лестницу. Не видит или не хочет идти?

Если первое, то, значит, лестница эта только для него одного. Если второе, то можно ли сомневаться в том, с кем прошел уже огонь и воду? Вдруг и он часть сложного плана.

Плана, конечной целью которого является его, Алексея, гибель.

С этим стоило разобраться, и по возможности быстрее.

Все это пролетело в голове стремительнее пули. Буквально четверти мгновения хватило на анализ ситуации. Разум вдруг очистился от сонного наваждения. Алексей снова мог управлять своим телом. И решил подвести итоги.

И тут он услыхал голос. Голос человека, которого счел погибшим два дня назад.

Ольга!

– Алешка! - позвал голос.

Алексей встрепенулся и шагнул вперед, протягивая руку к двери. - Алешка, помоги! - снова раздалось в воздухе. В два прыжка он оказался у двери и рванул ее на себя.

В глаза хлынул свет, яркий и добрый.

Пол из-под ног, в который раз за последние дни, ушел вниз, и Алексея подхватило мощным смерчем, тугим, и вместе с тем мягким. Как будто его надо было доставить в некую точку пространства, бережно, как фарфоровую вазу древних китайских династий.

Смерч поднял его над полом, закрутил, завертел… Проник в каждую клеточку существа, вывернул душу наизнанку. Но так бережно и осторожно, как будто был ученым психотерапевтом, а не буйством эфирных полей.

Вся жизнь пронеслась у Алексея перед глазами. Как старая пленка в древнем кинопроекторе, перекручиваемая назад. С того момента, как он шагнул к двери. И до самого его первого вздоха. На этот раз сознанию не потребовалось и четверти мгновения, чтобы увидеть весь жизненный путь.

А смерч, поднявший его от пола, пронес его по неведомым далям и бытиям и осторожно поставил на ноги.

Впервые за сегодня стихия не припечатала его задом об пол. А аккуратно, как ту же вазу, поставила и даже, кажется, пылинки сдула.

Клубившееся перед глазами сине-фиолетовое марево истончилось и тонкой кисеей спало с глаз.

Алексей стоял в прихожей своей квартиры на проспекте Вернадского. За те дни, что его не было, тут ничего не изменилось. Вот только запах… едва уловимый запах тлена и, кажется, газа.

Что за?…

Газ, выходя из дому, он закрывал тщательнейшим образом, а протухнуть тут было нечему.

По квартире плыло туманное марево, причудливо искажая очертания знакомых предметов. Туман не туман, дым не дым… Алексей запустил руку в карман и извлек оттуда первое, что попалось. Резной костяной гребень. Еще один подарок от Антиквара.

Повертел его в пальцах, припомнил, как рванула дверь от соприкосновения с ключом, выданным тем же Ильей.

Хмыкнул и запихал гребень обратно в карман. Решив про себя, что к этим игрушкам прибегнет в последнюю очередь. А то, может статься, что и жить ему станет негде после этих штучек. Дверь-то вон в какие щепы разнесло.

Достал из подсумка кедровые плашки с рунами, любовно выжженными каленым ножом и окрашенными собственной кровью и, подкинув их на ладони - Mannaz, Uruz, Perth, Wunjo, Dagaz - шагнул из прихожей в комнату.

Туман, заполнивший квартиру от прихожей до балконной двери, колыхнулся и принял его в себя, вода.

Звуки сразу стали приглушенными, будто злой шутник напихал ему ваты в уши. Зато запах стал ощутимее, гуще. Показалось, что если пройти еще пару шагов, то можно будет кануть в него, как в туман.

Очертания знакомых предметов плыли и изменялись.

За окном дурным голосом взвыла автомобильная сирена и замолкла, как будто оборвали провода.

Тут же утробно завыла другая сигнализация. Сигнал воздушной тревоги, сигнал общего сбора, которого Алексей не слыхал с детства. С тех пор, когда отец раз в полгода по вот такому же сигналу на целый день уходил на военные сборы, сквозь зубы матеря вся и всех.

Сначала показалось, что ошалевший динамик орет за окном. Но после стало понятно - звук был замкнут в пределах квартиры. И Алексей, и сирена, судорожно оглашавшая пространство воплями, были здесь пленниками. Стены комнаты, гостиной, как называла ее Ольга, поплыли в стороны. Туман белесыми нитями потянулся за ними. За какие-то минуты комната, обычная гостиная, правда, в доме с улучшенной планировкой, стала размером с актовый зал в школе. Вот только мебель осталась та же. Журнальный столик. Стулья. Диван и два глубоких кресла. Телевизор. Акустика. Полки с цветами, книгами, дисками. Почти все из ИКЕИ. „Дизайнерское“ барахло.

Алексей ждал. Сжав во взмокшей разом ладони пять рун: Я, Сила, Посвящение, Свет, Прорыв.

Странная комбинация, но очень четкая, практически исключающая двусмысленные толкования. Пять знаков давали точную картину. Чем их больше, тем яснее, но и читать сложнее.

Обычно Алесей доставал три руны. Хоть убейся - три и все. Но теперь удалось ухватить за подол вертихвостку Судьбу и получить от нее подсказку. К тому же каждая руна сама по себе была еще и оружием. Как правило, Алексей использовал знаки рун, складываемые движением ладоней. И руны слушались его. Правда, не давали того эффекта, какой получился бы, используй он те самые деревянные плашки, изготовленные собственными руками.

„Помогут“, - мелькнуло в голове.

Алексей до хруста сжал руны и двинулся к своему любимому креслу. Подошел и сел. Стоило просто подождать дальнейшего развития событий. Неспроста же он тут оказался? Все, что может ему понадобиться - у него под рукой; нервы на пределе, бежать куда-то - увольте.

„Городецкий отдыхает“, - весело подумал Алексей и положил ноги на журнальный столик, прямо на стеклянную столешницу. Была бы дома Ольга - фиг бы позволила. Механически подкидывая руны на ладони, он размышлял. Снова в голове проносились события прошедших дней, лица. Все вертелось, будто в котле у повара, заботливо перемешивающего варево событий и происшествий.

И как охотник, крадущийся к сторожкой дичи, шаг за шагом, мысль за мыслью, стараясь не вспугнуть и не издать лишнего шороха, он подбирался к ответам. Кто?

Зачем?

Почему?

Хлопнула входная дверь, и Алексей вздрогнул всем телом. В любимом кресле он расслабился, а теперь вспомнил об опасности.

Оттолкнулся ногами от пола и вместе с креслом развернулся к прихожей.

В дверях стояла Ольга и смотрела на него огромными серыми глазами. - Милый, я дома! - куда-то в сторону спальни крикнула она. - Сейчас иду, мой родной. - Голос у нее был теплый и ласковый.

– Что? - тупо спросил он. - Ты откуда тут? Откуда?

Ольга распахнула легкое осеннее пальто, нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги. Красные, на высоченной шпильке - Алексей сам настоял, чтобы они их купили. Уж больно понравилось, как они сидят на ее ножке.

Ольга тем временем расстегнула сапоги, отшвырнула их в угол, повесила пальто на вешалку и вошла в комнату. Прошла и села напротив.

Алексей вместе с креслом повернулся к ней. И впился глазами в любимую женщину, которой не должно было здесь быть. Она ведь погибла два дня назад! Хотя он и не видел тела, но такая уверенность не покидала его все эти дни.

Погибла. Нет ее.

Тем более запись на видеопленке более чем наглядно демонстрировала то, как она перегнулась через парапет моста и упала в воду.

– Ты звала меня. Я пришел, - глупо обронил он. - Только я не пойму, как же? Ты ведь умерла? Утонула.

Говорил он спокойно и сухо. Как будто ронял камни себе под ноги. И оглядывал Ольгу. Не верил ей. Не верил этой квартире, не верил мебели… Самому себе, леший задери, не верил.

И тут до него дошло, что было не так, что не понравилось ему в вошедшей в комнату Ольге.

Следы!

На полу, там, где она прошла от двери к креслу, остались мокрые следы! Словно она только что вышла из душа и босыми ногами прошлепала к креслу, на ходу вытирая голову полотенцем.

„Умертвие“, - стрельнуло в голове.

– Как это я утонула? Где? Что с тобой?

– Оля, не надо. Не горячись. Я не знаю, где мы сейчас и что с нами происходит. Не могу понять. Но у меня есть пленка, видеопленка, на которой заснято то, как ты ухнула с моста в реку. Она в машине… - Как это „ухнула с моста“? - подозрительно прищурилась Ольга. - С какого моста? - С Арбатского. Ты сама сбросилась в воду.

– Что значит сама? Как это сама? Чекнулся?! Самоубийство - грех! Мы не вправе распоряжаться тем, что нам не принадлежит! - истово заговорила она. - Как, сама! Грех великий, Лешка!

– Оля, пойми, я не видел тела. Я не уверен…

– Тела не видел! А перед тобой что? Не тело??! - она в запале рванула блузку на груди. Ткань с треском разошлась, явив свету великолепную грудь, поддерживаемую чисто символическим бюстгальтером. Груди упруго качнулись. - Это что, не тело?! Алексей, как завороженный, уставился на полуобнаженную грудь жены. То, что он увидел, было абсолютно невероятным. То есть грудь была конечно красивой, но привычной. А вот отсутствие нательного крестика, с которым Ольга не расставалась даже в бане, креста, переходившего в ее семье из поколения в поколение, от матери к дочери, - не было.

Обычно он свисал на цепочке с шеи Ольги и прятался в ложбинку на груди. Но сейчас ни цепочки, ни крестика не было. Живая Ольга ни за что бы не рассталась с семейной реликвией. Тем более, что была она истово верующей, что порой даже осложняло взаимопонимание между ней и Алексеем на ниве „семейного долга“. Однако, несмотря на все заветы Белого Христа, как называл его Алексей, истинно христианского смирения в ней не было ни на грош. Характер у Ольги был достаточно стервозный и склочный. Хотя Алексей и пытался сглаживать конфликты, иногда у них разгорались нешуточные ссоры. Наиболее активной стороной в которых была Ольга. Скандалила. Потом плакала, потом мирилась.

Потом опять находился повод.

– Оля, а где твой крест? - спросил Алексей и сжал правую руку в кулак. Кедровые плашки сошлись со стуком. Про себя он начал читать заговор. - Какой крест? - сделала большие глаза, будто не понимая о чем речь, Ольга. - Твой нательный крест, - ладонь начало жечь будто горчичником. - Ты с ним не расставалась.

– Ах, этот крестик! - удачно изобразив забывчивую дуру, воскликнула Ольга. - Он стал мне мешать. Там, на полочке лежит, в ванной. - И неопределенно махнула рукой в сторону коридора. Правя рука уже собралась метнуть руну Силы, Алексей напружинился, готовый сорваться с места… - Понимаешь, Лешка, тебя так долго не было… Очень долго. Мне пришлось пережить несколько… трудных месяцев.

– Не заговаривай мне зубы, Оля.

– Я не заговариваю, - Ольга бросила быстрый взгляд в прихожую. - Я… понимаешь… подожди минутку, ладно?

И, вскочив с кресла, быстро прошла через коридор в спальню. Алексей застыл соляным столбом прямо в кресле. Еле сдержал готовую сорваться с пальцев руну. Ну не мог он, не мог вести себя с этой взбалмошной красавицей как с врагом, которого следовало обездвижить и… по ситуации. Он поднялся, усилием воли гася рунические знаки, и осторожно последовал за Ольгой.

Из-за закрытой двери раздался детский плач.

Стараясь ступать как можно тише и не задеть мебель, которая все еще меняла очертания, а порой и место в зыбком мареве, наполнявшем квартиру, подкрался к двери и приоткрыл ее. Чуть-чуть. На сантиметр, чтобы взглянуть. Ольга стояла спиной к нему, склонившись над детской кроваткой с балдахином и противомоскитной сеткой.

– Сейчас, маленький мой, сейчас, - ворковала она.

В кроватке пищало и копошилось.

– Сейчас я тебя покормлю, маленький. Мамочка покормит своего принца. Да, - продолжала сюсюкать она. - Наш папочка вернулся, отвлек мамочку. Ох, этот папа… - Какой на хрен, папа? - Алексей открыл дверь и шагнул в комнату. - Его папа, - ответила Ольга не оборачиваясь. - Ты.

И, аккуратно достав младенца из кроватки, повернулась к Алексею.

„Так ангелов рисуют. Херувимчиков“, - подумал Алексей.

Сравнение было более чем удачным. На руках у Ольги улыбался маленький ангелочек. Все как положено: курчавые светлые волосики, голубые, как небо, глаза, щечки с ямочками. Не хватало крылышек для полноты картины. Малыш был упитанный, ладненький. - Откуда он? Чей? Что за нафиг?

– Это твой сын, Алешка. Твой сын, - чуть не по слогам, как дебилу, сказала ему Ольга.

– Откуда?

– Что значит откуда? Из тех же ворот, что и весь народ. Родила вот, пока тебя не было. Но не сомневайся - он твой. Твой и мой. Я тебе хотела сказать… перед тем как раз, когда мы в этот дом поехали. Я того, что там было, не помню. Я помню, что очнулась в машине, твоей машине, в каком-то подземном гараже. Потом появился этот человек, который приходил к нам с заказом, и сказал, что ты пропал. Исчез. Зашел в дом и не вышел. Предложил мне скрыться, так как, мол, те силы, что сокрыты в доме, могут быть опасны для меня и будущего ребенка. Я спросила, откуда он знает про ребенка. Он ответил, что долго общался с женщинами в „интересном положении“. И все видит буквально по глазам. Он предложил мне… исчезнуть на время. Родить в спокойном месте. А потом вернуться. Все расходы обещал взять на себя. Он так и сделал, как обещал. Правда, повел меня пешком, потом мы взяли такси и поехали. Поехали куда-то за город. И попали в чудное место. Понимаешь, как будто санаторий для рожениц, но я там была одна. То есть там были люди, странные, правда, очень молчаливые. Но такие… радушные. За мной и малышом отменно ухаживали. Роды прошли без осложнений.

Потом снова появился Илья, когда Алешке - Алексею Алексеевичу - исполнилось ровно три месяца, и перевез нас обратно. Сюда, к нам домой.

– Илья? Ты сказала Илья?

– Да, а что?

– Ничего… ничего. Продолжай.

– Пойдем в гостиную. Сядем. Его покормить надо.

Женщина прошла мимо Алексея в коридор. Он уловил легкий запах каких-то духов, молока и еще незнакомый, но тревожный аромат.

В большой комнате Ольга опять заняла кресло, в котором сидела до этого, расстегнула блузку и стала кормить малыша.

– А я думал, что ты будешь кормить его из бутылочки. Ты всегда так переживала за свою грудь.

– Глупый, ребенка нужно кормить естественно. Не травить химией с первых дней.

Успеет еще.

Алексей-младший тем временем, блаженно прикрыв глаза, сосал грудь. - Я вот не пойму, как же так. Я не видел тебя три дня. На видео записана твоя смерть. А ты говоришь, что меня не было… - Ровно девять месяцев. Я была уже на третьем, когда ты пропал. - Да не пропадал я, Оля. Не пропадал, - теперь настал черед Алексея втолковывать непонятливой Ольге, как за несколько минут до этого она объясняла ему, что сын его. - Три дня - это не девять месяцев. Тут что-то не так. Крепко не так. Где тут мышь, не пойму. Оля, не может этого быть! Не может!

Он повысил голос. Сын (пока Алексей принял это, как данность) приоткрыл глазки, глянул на расшумевшегося папашку, и раздражение улеглось само собой. Как не было. - Правда он прелесть? - невпопад спросила Ольга.

– Правда… - буркнул молодой отец. - Начнем с того, что ты не хотела ребенка.

Пила эти проклятые таблетки, считала дни цикла…

– Я перестала их пить. Но не сказала тебе. Чтобы ты особо не воодушевлялся. Между приемами надо делать перерыв. Вот в это перерыв ты и успел. - Она лукаво улыбнулась. - Я сначала не хотела его оставлять. А потом, знаешь, как будто он меня в сердце толкнул: это наш сын. Но вот долго думала, говорить тебе или нет. Только решилась, и ты исчез.

– Да не исчезал я!!!

– Ладно, ладно… не исчезал. Но все равно. Тебя почему-то очень долго не было. - Оля, я говорил, что не видел тебя три дня. И, леший меня возьми, не надеялся увидеть! ТЫ по-гиб-ла! Есть свидетели! Есть видеозапись. Ее и Олег видел. И вообще, я не пойму, как я тут у тебя оказался! Мы с Олегом были в том самом доме! Доделывали дело, которое начали с тобой! Я поднялся по лестнице, мне показалось, что ты зовешь на помощь, и вот я тут! И ты тут, и пытаешься доказать мне, что я стал счастливым папочкой, но, бляха-муха, пропустил момент рождения сына! И чуть было не пропустил момент зачатия! Бред! Как такое может быть?! - Да, я звала тебя, - очень тихо, опустив глаза, сказала она. - Каждую ночь, ложась одна в холодную постель. Каждый день, ловя на себе взгляды мужиков в метро, на улице в магазине… Звала. Ты был нужен мне. Теперь я немного привыкла справляться одна, но все же мне тяжело без тебя. Ты даже не представляешь, как мне тебя не хватало все эти месяцы.

– Опять то же и потому же! - воскликнул Алексей. - Ладно, допустим, что меня не было где-то около года. Допустим? Примем за точку отсчета. Вопрос: где я был в этом случае? Я ответить не могу. Ты тоже. Кто может? Кто знает ответ? Едем дальше! Ты родила сына.

Алексей стал нервно расхаживать по комнате, рубя правой ладонью воздух. - Допустим, что это мой ребенок. Тогда вопрос номер два: кто тебя нянчил на протяжении года, в какой пансионат возили? Ты прекрасно знаешь, что у меня нет таких друзей, которые могли бы вывезти тебя в рай для рожениц за пределы страны, да еще почти на год. Пусть на девять месяцев - хрен редьки не слаще! Вопрос третий: почему тебя не удивляет, что я тут? Спустя столько времени? Всякая нормальная баба махнула бы рукой, да и забыла. И я скажу, зная твой характер, что ты так и поступила бы.

– Оказывается, ты меня совсем не знаешь, - грустно пробормотала она и закусила губу.

– Может, и так. Но сейчас я немного взвинчен. Видишь ли, на протяжении последних трех суток меня только и делают, что пытаются убить! Вокруг меня гибли люди! Знакомые и не очень! Меня швыряет из мира в мир, из отражения в отражение, как пушинку ветром! А тут еще это! - Алексей указал подбородком на ребенка. - Ничего такого, чему стоило бы верить! И в свете случившегося твое поведение мне кажется немного странным… Хотя, по моему, малыш несколько похож на меня. Объясни мне, забодай меня комар, что тут происходит!

– Объяснить? А ты уверен, что хотел бы услышать правду? - раздался тихий голос из-за спины.

Алексей резко крутанулся на месте, приседая, одновременно чертя в воздухе руну защиты. По коже резво побежали мурашки, будто кто-то сыпанул за шиворот пригоршню снега.

В дверном проеме, привалившись спиной к косяку, стоял давешний знакомец из заштатной провинциальной гостиницы.

Широкие плечи, белый пиджак, расстегнутая на груди сорочка. Золотая цепь на широченной груди.

И спокойная улыбка, как будто приклеившаяся к физиономии с массивной нижней челюстью.

– Уверен, Охотник, что захочешь знать правду? Обо всем, что происходило? Приятно ли будет тебе узнать, что ты всего лишь марионетка? А я дергал тебя все это время за веревочки? Признаюсь, не сам. Некий Антиквар составил этот план, а меня выбрал исполнителем. За что мне, скромному, но амбициозному Коллекционеру, было обещано невиданное. Признаться, можно было заламывать цену выше, поскольку задуманное и вовсе невероятно. С твоего позволения, я присяду, в ногах правды нет. - Ее нигде нет, - зло ответил Алексей. - Пешком постоишь.

– Хм, как невежливо с твоей стороны не предложить гостю присесть. Хотя ты прав, сидеть в присутствии женщины… Пусть даже мертвой.

Визитер плавно повел рукой, но Алексей не успел отреагировать на это движение, и кресло с Ольгой и ребенком, приподнявшись над полом, мягко подлетело к Коллекционеру. И так же мягко опустилось на пол.

Ольга теперь была недвижна, как будто замерзла в мгновение ока. Она прижимала одной рукой малыша к себе, другую вскинула для того, чтобы убрать со щеки сына локон волос.

Алексей удивился, почему это у трехмесячного малыша такие густые и длинные волосы.

Улыбающийся незнакомец протянул руку к малышу и бережно поднял его.

Алексей рванулся было к нему…

– Стой смирно, Охотник! Замри! - скомандовал Коллекционер, и мышцы Фатеева тут же налились свинцовой тяжестью.

– А вы, мадам, подите вон. - И ногой столкнул окоченевшую Ольгу с кресла. Та, как кукла, с деревянным стуком завалилась набок, упала на спину и осталась лежать с нелепо подогнутыми руками и ногами. - Освободите сиденье, прошу вас, - глумливо хохотнул Коллекционер.

„Убью, сука, - мысленно поклялся Алексей. - В порошок сотру“! - А ты, горе, стой смирно. И постарайся не испугать малыша. Ему нужен покой и приличное воспитание. И обучение, которого ты ему дать не сможешь. Поэтому мальца я заберу с собой. А эту падаль надо прибрать. - Указал он подбородком на неподвижное, как колода, тело у кресла.

– Я те уберу! - яростно выдохнул Алексей.

– Силен! - удивленно воскликнул Коллекционер. - Силен. Но ты полностью в моей власти. Ничего сделать не сможешь. Только стоять и смотреть. С этими словами враг Алексея шевельнул рукой, сложив пальцы причудливым образом. Такого сочетания тот не знал, а потому сразу же завязал узелок на память: буду жив, постараюсь восстановить жест. Вдруг да пригодится.

– Испарись! - буднично повелел Коллекционер.

Неподвижное тело женщины у кресла вздрогнуло, потекло. Потом по нему прошла судорога, мелкая настолько, что, казалось, под кожей пробежали разом мириады муравьев. Несколько секунд, и все было кончено. Осталась только слабо испаряющаяся лужица на ковре. Спустя мгновение исчезла и она.

Только обручальное кольцо тоскливо поблескивало в ворсе, как блеклое напоминание о прошедшем.

– Вот так. Иллюзия человека, и ничего более. Морок. Майя.

Очертания комнаты поплыли, потекли. Стали стремительно меняться, превращаясь в нечто незнакомое Алексею. Углы оставались на месте. Исчезла, ставшая уже привычной мебель, раздвинулись стены. Окна, наоборот, сузились, практически не пропускали с улицы дневной свет, до такой степени они были замызганными. Стены покрыла черная плесень, на пол вместо ковра лег густой слой пыли. По углам комнаты, как будто соткавшись из теней, появились жаровни и полыхнули призрачным фиолетовым пламенем.

Из пола вырос огромный трон из костей, топорщащийся клыками, рогами, зубами и леший знает, чем еще. На троне восседал, закинув ногу на ногу и подперев щеку рукой, давешний знакомец.

Антиквар Илья.

Фиолетовый камзол из мягкого бархата, обтягивающие бриджи, ботфорты с огромными пряжками. У трона стояла, прислоненная к подлокотнику, шпага. Рядом с троном появилась колыбель, куда Коллекционер очень бережно, даже почтительно, положил ребенка, сына Алексея. И попятился в тень за монументальное сиденье Антиквара, переломившись в глубоком поклоне.

Сам же Охотник теперь стоял, прикованный цепями к столбам, изображающим перевитых до полной неразличимости змей и стебли растений. То ли неживой фиолетовый свет жаровен отбрасывал на них неверные блики, то ли это и в правду был некий жутковатый симбиоз растения и гада, но как бы там ни было, конструкция, к которой оказался принайтован Алексей, шевелилась. Неприятно так перетекая, струясь и извиваясь.

– Вот и встретились снова, Охотник! - вместо приветствия произнес Илья. - Или может уже не Охотник, а дичь? Хотя, наверное, неважно, как тебя называть! -

Антиквар сделал брезгливое движение, как будто стряхивал с тонкой кисти прилипшую мерзость. - Главное то, что мой план, давнишний план, увенчался успехом. Полным успехом, заметь!

Антиквар протянул руку, указывая на колыбель с младенцем.

– Поразительно! Признаться, я даже сам не ожидал, что все пройдет так легко! Хотя мне и не обойтись было без помощи… твоей помощи. Почти добровольной, - ехидно добавил Илья. - Стоило немного тебя направить, подтолкнуть - и все! Мне даже практически не пришлось ничего делать самому. Хм… Вы, люди, такие предсказуемые и управляемые. Вами движут страхи и желания. Если их знать, то можно дергать за ниточки, управляющие любым из вас! Любым!

– Зато ты треплешься много, - зло бросил Алексей и рванулся из своих оков, пытаясь освободиться. Бесполезно. Путы держали крепко.

Антиквар засмеялся, сложил ладони лодочкой и резко развел их в стороны. Повинуясь его движению, столбы, к которым крепились путы, разошлись в стороны, натягивая цепи, и выросли вверх. Ненамного. Сантиметров на тридцать. Но и этого хватило, чтобы Алексей повис на цепях, не доставая до пола, распятый между столбами.

Хрустнули растянутые безжалостной силой суставы.

Алексей почувствовал, как буквально завопили от нагрузки мышцы. Боль хлестнула раскаленной плетью, ослепляя. На мгновение лишая возможности соображать. Охотник заскрипел зубами - только бы не заорать!

– Гораздо лучше! - удовлетворенно воскликнул Илья. - Это заставит тебя лишний раз не открывать рта. Не перебивать и вежливо слушать.

– Да иди ты… на север и в горы, - прохрипел Алексей.

– Конечно, пойду! Непременно пойду! Но для начала я должен закончить маленькое дело… Ритуал. И знаешь как? Хотя… Не буду торопить события. Время у нас еще есть. Я, пожалуй, расскажу тебе, зачем все это. Просто, чтобы скоротать время и причинить тебе боль, а себе доставить удовольствие… - Время до чего? - спросил болтающийся над полом Алексей. Столбы, словно повинуясь приказу, стали изгибаться, натягивая цепи. Снова пришлось заскрипеть зубами.

– Я разве позволил тебе говорить? - поинтересовался Илья, вплотную подходя к Алексею. - Позволил?

Ноги Антиквара в начищенных до зеркального блеска ботфортах оторвались от пола, и он взмыл в воздух прямо перед Алексеем, взял его за подбородок. - Посмотри мне в глаза, человек! Посмотри и скажи - разве я похож на того, кого можно перебивать? А?!

– На козла пидарасливого ты похож, - прохрипел Алексей, превозмогая боль в вывернутых руках. - Вырядился, как клоун… И, набрав полный рот слюны, плюнул, метя в лицо Антиквара. В лицо не попал. Но попал на камзол.

Илья посмотрел на растекающийся по груди слюнявый след, достал из воздуха батистовый платок, вытер слюну.

Уронил платок на пол.

И наотмашь ударил Алексея по лицу. Ладонь была затянута в перчатку из тонкой кожи, пальцы унизаны перстнями с драгоценными каменьями. Импровизированный кастет врезался в скулу вздернутого на дыбе человека, кроша зубы и раздирая кожу. Рот тут же наполнился металлическим привкусом. Илья провел рукой по лицу Алексея, там, где по щеке быстрой горячей струйкой побежала кровь, и рана сразу же затянулась.

– Какой я несдержанный! До начал ритуала ни одна капля твоей крови не должна пасть на пол этого зала. Хотя я пролил тут достаточно крови… Заметив, что Алексей собирается сплюнуть наполнявшую рот кровь на пол, Антиквар плотно зажал ему рот окровавленной ладонью. Пробормотал несколько слов и убрал ладонь.

Алексей попытался тут же сплюнуть на пол, но почувствовал, что не может разлепить губы.

– Лучше проглоти. Не умрешь. Человек может проглотить до четырехсот граммов крови. Потом у него срабатывает рвотный рефлекс. Я проверял. Я изучал вас очень внимательно.

Илья опустился на пол, заложил руки за спину и пошел вокруг конструкции, на которой был подвешен Алексей.

– Если ты пообещаешь больше не перебивать, - с издевкой продолжил Антиквар, - я продолжу.

Ты наверняка знаешь, что наши миры сосуществуют давно. С начала времен. Ты привык называть наш мир Изнанкой, как будто ваш мир - это лицо мироздания! Кто чья изнанка - это еще вопрос. Но сейчас мы его решать не будем. Так вот, существует мнение, что взаимное проникновение миров не должно превышать разумного предела. О величине этого предела, равно как и о том, что произойдет с мирами при их слиянии, нет единого мнения. Но, как мы уже могли убедиться, если один житель нашего мира проникает в ваш мир, а ваш, соответственно, к нам, ничего ужасного не случается. Такие явления не редкость. Из чего можно сделать далеко идущий вывод о том, что либо данного количества недостаточно, либо… Вот это второе „либо“ и заставило меня задуматься. А что если не правы те, кто предрекает коллапс пространств? Что если можно многому проникнуть во многое? Почему случаи проникновения из мира в мир единичны? Некоторые, например, ты, могут позволить себе беспрепятственно шляться между мирами, внутренним чутьем определяя или используя некий ресурс организма, самостоятельно создавая точку прохода. Кстати, если это тебя порадует, то подобной способностью обладаешь ты один. Не издевка ли это высших сил? Наделить такими возможностями потомка обезьяны. Я принялся изучать этот вопрос.

Антиквар неспешно прошествовал к трону и устало опустился на массивное сидение. Откинулся на спинку, протянул в требовательном жесте перед собой руку, в которой тут же оказался резной серебряный кубок с темной жидкостью. Илья пригубил, с наслаждением прикрыл глаза и, помолчав несколько мгновений, продолжил:

– Вскоре я выяснил интересную деталь: в вашем мире раз в поколение рождается человек с подобными способностями. Он, в нашем случае - ты, способен замыкать на себе силовые линии обоих миров. И из-за того, что потоки сил двух разных миров соприкоснулись, в той точке пространства, где ты находишься, появляется проход из мира в мир. Очень просто, не так ли? Молчи, не отвечай! - в притворном испуге воскликнул Илья. - Ты сам, даже не осознавая этого, способен либо погубить два наших мира, либо привести их к слиянию и процветанию! Но есть проблема - ты не умеешь контролировать эту свою способность. И, вероятно, никогда не научишься. Но на это способен твой ребенок. Как написано в наших Скрижалях Давних, отцом этого младенца должен быть ты, а матерью - женская особь из нашего мира. Алексей промычал что-то невнятное, но судя по интонации - угрожающее. - Что? Ты говоришь, что под страхом смерти не вступишь в связь с женщиной нашего мира? Поздно, друг мой. Уже вступил. И даже более того, зачал этого великолепного малыша!

Антиквар указал рукой на мирно агукавшего в колыбели младенца. - Есть, правда, еще одно условие: младенец в возрасте трех месяцев должен быть напоен кровью его отца. Не спрашивай, почему! Не знаю! Так написано, а значит, так должно быть! Проверять, так ли это - нет ни времени, ни желания! Ведь следующей возможности придется ждать… А так как мы имеем тут все, что нам необходимо… то я лишь жду необходимого расположения светил, которые направят геомантические потоки в нужном мне направлении и усилят их интенсивность.

О том, когда ты успел сделать ребенка нашей самке, я тебе, пожалуй, тоже расскажу. Весь последний год по вашему времени ты жил с пустышкой из нашего мира. У нас есть возможность закладывать в сознание необходимый алгоритм действий, предварительно вычистив сознание объекта от основных императивов. Правда, вложенные последовательности действий держатся не очень долго - по опять же вашему времени, что-то около года. А больше мне было и не надо. Ты заметил, что в последнее время характер твоей супруги стал меняться не в лучшую сторону? Заметил, конечно.

В воздухе между Алексеем и Ильей соткался призрачный фантом. Как будто плавающая в воздухе картинка с размытыми краями. Даже не картинка, а что-то похожее на кинопроекцию. Как если бы за спиной Алексея стоял проектор, а изображение от него сейчас висело в воздухе перед Охотником.

Их последняя ссора, количество которых, и правда, за полгода сильно возросло, снова прокручивалась перед глазами. Услужливая память подсовывала ему эти картинки. Весь год за ними следили. С гаденькой усмешкой потирая в предвкушении холодные ладони.

– Вот ваша последняя ссора. Просто великолепно! Не так ли? А вот еще… - Антиквар повел рукой, и Алексей увидел себя, пытающегося остановить поток Сущностей, вырвавшийся из дома, и Ольгу, исступленно палящую в него из пистолета. Жмущую на курок до тех пор, пока боек не стал щелкать вхолостую.

– Этого ты не знал? Я удивил тебя? Все это я взял из твоей памяти, хорошенько в ней покопавшись.

Алексей мотнул головой.

– Это наглядно продемонстрировало тебе ее изменения, дабы подтвердить мои слова. Всплески агрессии становились чаще и мощнее по мере того, как сознание твоей супруги вытесняло сознание, гостившее в ее мозгу. Душа. То, что вы именуете душой, подвело меня. И чуть не расстроило весь мой план. Великолепно продуманный и разработанный план. Отчасти рискованный, правда. Но, как у вас говорят? „Кто не рискует, тот не пьет шампанское“?

„Засунь свой хорошо разработанный план в свою хорошо разработанную задницу, урод!“ - хотел сказать Охотник, но наложенная на него Печать Молчания не дала открыть рта. Осталось удовлетвориться тем, что он произнес это про себя донельзя обидным тоном.

– Потом, под предлогом самоубийства, мы выкрали твою женщину. Постановка была реалистичной, не так ли? С моста в реку! - Илья захохотал. - Видел бы ты свое лицо! А потом мы присматривали за ней и приняли у нее роды. Твоего сына. И отправили обратно, в ваш ничтожный мир, ибо ребенок должен был расти дома. „Интересно, долго ты еще трепаться собрался? То, что ты что-то сделал с Ольгой, я уже понял. Но что со мной в постель ложится не то что не жена - не человек даже, как я мог этого не заметить?! Занят был своими мыслями? О чем думал? Или подделка настолько совершенна, что я не заметил подмены… Как, однако, все он просчитал и подстроил. Спровоцировал меня на то, чтобы я сам ввязался в его авантюру, проявил свои способности. Потом убрал псевдо-Ольгу. А меня загнал сюда. Даже не загнал, я сам пришел. Да еще и массу народа по дороге ему на заклание отдал. Ну, как-нибудь с ним я разберусь. Или не разберусь? С тем, что я не могу управлять своими способностями, он крепко ошибся. Могу. Только сам еще не пойму, как. Но могу. А что если попробовать отсюда, прямо из этого зала, двинуть в Изнанку? Хотя, судя по тому, как лихо он тут пользуется Силами, и своими, и заемными - это не наш мир, но и не Изнанка. Неужели междумирье? Межа миров? Место, не принадлежащее ни одному миру? Но в нем невозможно находиться долго без подпитки из независимых источников. Где, кто его подпитывает?“ - Суть всего этого обмена душами заключалась в том, что тело само по себе - ничто. Все зависит от населяющей его сущности. Таким образом, проведя необходимые замены, мы получили нужный результат. Сознание нашей самки определило поведение твоей жены. И на то время, пока оно хозяйничало в ее теле, оно стало телом особи нашего мира. Великолепно, не так ли?

Легкий щелчок пальцами, и мерцающая картинка лопнула, точно мыльный пузырь, и разлетелась мириадами сверкающих частиц.

– Да, кстати, твою настоящую жену ты мог бы найти живой и невредимой в нашем мире… но, увы, у тебя осталось слишком мало времени. Мертвый, ты вряд ли сможешь ее разыскать. Какая незадача, - с притворным сожалением промолвил Антиквар. -

Еще раз открою тебе глаза. В том доме, с которого началось твое приближение к моему замыслу, и впомине не было злобных духов или неупокоенных душ. Живет там призрак одного вашего ученого мужа, и только. Остальное дело рук моих помощников. И мой дар убеждения, реализованный в беседе с тобой, обезьяна. Алексей закрыл глаза, сосредоточился, пытаясь уловить движения потоков сил, струящихся вокруг.

Начертал в сознании руну отрицания, которая тут же вспыхнула перед глазами и начала медленно вращаться вокруг продольной оси. Вращение становилось все быстрее и быстрее, пока светящийся знак не слился в сплошной золотистый диск. Плавно подлетев к лицу Охотника, он слегка коснулся его губ, как будто нежным поцелуем, и Алексей почувствовал, что рот свободен от наложенного Ильей заклятья и снова можно говорить.

Алексей улыбнулся во весь рот, как Чеширский кот, и смачно сплюнул на пол слюну пополам с кровью из рассеченной щеки.

– Ни одна капля моей крови, говоришь, не должна упасть на пол?

Илья, как ужаленный, дернулся всем телом на своем троне из кости.

– Что ты наделал! - взвизгнул Антиквар вскакивая. - Ты! Потомок обезьяны!

Удерживавшая Алексея конструкция стала съеживаться и иссыхать прямо на глазах. Илья кинулся к стоящей у трона шпаге, и вот уже клинок грозно сверкнул в свете пламени жаровен.

– Ты уничтожил труд всей моей жизни! - заорал Илья. - За это ты поплатишься своей!

И ударил Алексея прямо в грудь длинным прямым выпадом. Удар был красив. Смертельно прекрасен и безумно опасен. Если бы он достиг цели, то лежать бы Охотнику с пробитым насквозь сердцем.

Но как раз в тот момент, когда сверкающее острие должно было пронзить грудь Алексея под ребром, туда, где бился живой мотор, и остановить его навсегда, иссохшие столбы, между которыми висел Алексей, не выдержали тяжести висящего на них тела и с сухим треском, похожим на хлопок маленькой петарды, обломились. И Алексей рухнул на пол.

Шпага Антиквара только прочертила на груди и левом плече глубокую борозду, которая тут же украсилась бахромой крови.

– А-а-а-а! - сам не свой заорал Илья и попытался нанести еще один удар, метя на этот раз в голову. Алексей перекатился в сторону, успев ногой заехать по кисти Антиквара. Шпага вылетела из рук и упала на пол, мелодично зазвенев на каменных плитах.

Из-за трона выскочил зверообразный Коллекционер, все это время скрывавшийся в тени.

Теперь только фигура его напоминала человеческую. В остальном он принял свой истинный облик, в котором и пребывал большую часть жизни в своем мире. Хотя теперь его было не узнать. Видимо, вместе со сменой статуса полагалась и смена облика. Как костюма.

Мощные кривые ноги попирали пол. Брюки трещали по швам, раздираемые могучими мускулами. Белый пиджак и сорочка лопнули по швам и теперь лохмотьями висели на чудовищно мощном торсе. Золотая цепь с крестом буквально врезалась в толстенную, как бревно, шею. Все тело было покрыто густой шерстью, на груди завитой в щегольские косички.

Всю эту махину из прочных костей, мышц и шерсти венчала голова карикатурно маленьких размеров по сравнению с шириной плеч или обхватом бедер. Но страшнее всего было то, что звериным был только облик Коллекционера. Глаза же горели отнюдь не злобой и жестокостью, как можно было бы ожидать, глядя на огромные ладони, которые существо то сжимало в кулаки, то разжимало. В глазах, спрятавшихся под выступающими, как у неандертальца, надбровными дугами, читался недюжинный интеллект. В чем Алексей уже имел возможность убедиться при первой своей встрече с ним, едва не окончившийся трагически для молодого Охотника. Хотя в последнюю встречу с Алексеем он все же предпочел человеческий облик, показавшись в своем реальном обличии лишь на несколько минут.

Алексей поднялся с колен, опершись руками о пол. Кровь из раны, оказавшейся на удивление глубокой, заливала левый бок, смешивалась с уже высохшей кровью и слизью чудищ, имевших неосторожность встать на пути Охотника, и уже пропитала штанину.

Алексей прислушался к биению собственного сердца, к току крови в жилах. Выходило, что ни один крупный сосуд не задет.

„Тогда почему хлещет, как из поросенка“? - удивился он.

– Проще простого, друг мой, проще простого, - точно прочитав мысли Охотника, ответил ему Илья. - Для исполнения ритуала нужна была твоя кровь. Много крови. Но не хлынувшей потоком, а вытекающей постепенно. А потому мне пришлось накладывать на это великолепное оружие, - Антиквар отсалютовал Алексею клинком, который вновь неведомо как оказался его руке, - заклятье Кровотечения. Мне даже не понадобится убивать тебя. Сам истечешь кровью. Остановить кровотечение ты не сможешь. Но я с удовольствием отдам тебя своему прислужнику, который помогал мне только потому, что рассчитывал сам прикончить тебя. Видишь, он даже подобрал себе подходящий для этого облик при морфинге.

Алексей быстро охлопал себя по карманам, пытаясь вспомнить, что из своего богатого арсенала он уже потратил, а что еще осталось. По всему выходило, что, шарахаясь по комнатам проклятого во всех отношениях дома и просто пачками укладывая разную нечисть, он израсходовал весь свой разнообразный запас амулетов и волшебных диковинок. Только на пальце тускло поблескивало кольцо, да карман на правом бедре оттягивал гребень. И то, и другое было подарено Ильей. А потому, припомнив способ, каким была открыта дверь, Охотник решил не рассчитывать на подаренные погремушки. Тем более, об их действии он не имел и малейшего представления, а вспомнив, в какую мелкую щепу разнесло дверь на снежной равнине, только укрепился в своем решении.

Скрутил с пальца кольцо, достал из кармана гребень и швырнул себе под ноги.

Пол тут же вздыбился, в стороны брызнуло каменным крошевом.

Илья захохотал. Громко, победоносно.

И, развернувшись спиной к Охотнику, неспешно подошел к трону, сел, положил шпагу на колени и сказал:

– Замечательно! Просто великолепно. Ты только что создал Арену. Вокруг Алексея, кроша мрамор пола, вырос невысокий бортик, испещренный причудливым узором, показавшимся Алексею знакомым. Поверх камня, как ростки бамбука после дождя, опасно встопорщились острейшие, костяные клинки. Диаметр арены, как на вскидку определил Алексей, был около пяти метров. И выбраться из нее, не располосовав себя до костей об ограду, возможности не было. Как будто истаяв на том месте, где он стоял, в круге материализовался звероподобный Коллекционер. Единым движением сорвал с себя остатки одежды и предстал перед своим соперником в первозданном виде, явив свое звериное естество. - На Арене нет привилегий, - зазвучал откуда-то из-под сводов голос Ильи. Хотя сам он никуда не делся, а все так же величественно восседал на троне. - Нет правил. Нет сильных и слабых. Нет бессмертных и неуязвимых. Равны все. Уязвимы все. Смертны все. Сила против силы. Без магии. Без оружия. Только то, что досталось тебе при рождении!

Илья снова захохотал!

– Ты обречен, Охотник! Зверь, я отдаю его тебе!

Волосатый противник Алексея радостно взвыл и бросился вперед, расставив узловатые ручищи в надежде ухватить, сжать, раздавить соперника.

„А где же продолжительный и занудный монолог?“ - подумал Алексей, отскакивая.

Дальше думать стало просто некогда.

Волосатая махина с ревом носилась по арене, гоняя Охотника от стены к стене. Тот увертывался, кувыркался, отскакивал.

Кровь продолжала течь из рассеченного плеча. Хорошо, хоть, не хлестала, как полагалось бы из такого глубокого пореза, а сочилась по капле. Но, если учесть глубину и длину пореза, то общая кровопотеря была просто удручающей. Выходило, что если в ближайшие десять минут Алексей продолжит убегать от кидавшегося на него с ревом страшилища, рассчитывая на помощь неизвестно откуда, то по истечении этого времени зверюга просто возьмет его голыми руками. Выносливости-то у нее хватит.

В очередной раз с трудом увернувшись от чудовищных лап, Алексей попробовал сотворить наговор, запирающий отверстые раны. И тут же в голове разорвалась бомба, а Антиквар на троне издевательски захохотал.

– Никакой маги! Никакой магии, голубчик!

„Ну и не надо“, - мысленно огрызнулся Алексей и, воздев руки над головой, как будто сжимая в них невидимый меч, рванулся навстречу окончательно утратившему человеческий облик Коллекционеру.

И сошелся с ним грудь в грудь. Как будто с разбегу врезался в стену. Тут же вышибло дух из легких и в глазах потемнело.

Урод рыкнул с явным удовлетворением и сгреб Охотника в охапку, да так, что затрещали кости. Боль ломающихся ребер огненным клинком пробороздила торс и врезалась в сознание.

Неимоверным усилием воли Алексей погасил вспышку боли и, собравшись, коротко, без замаха, неумолимым карающим движением вогнал большие пальцы рук под мохнатые надбровные дуги.

Глазные яблоки не выдержали удара и лопнули под пальцами, как икринки гигантского осетра. Алексею даже показалось, что он услышал легкий хлопок. Пальцы провалились, как в гнилой помидор. Из глазниц хлынула кровь вперемежку с тем, что было глазами существа.

Коллекционер взвыл дурным голосом и разжал лапы, прижав ладони к изувеченным глазницам.

Алексей отскочил назад, поскользнулся в собственной крови, щедро окропившей пол под ногами, и опрокинулся на спину.

Это его и спасло от разящего удара.

Осознав, что он лишился чего-то очень важного в жизни, урод шагнул вперед и нанес сокрушительный удар окровавленным кулаком.

По инерции его пронесло на пару шагов вперед, и, не откатись Охотник после падения в сторону, лежать бы ему с расплющенной грудной клеткой. Скользя в крови, Охотник вскочил на ноги за спиной страшилища. И с разбегу, сколько позволял размер Арены, врезал обеими ногами под лопатки зверюге, надеясь сломать тому хребет. Но чудовищный мышечный каркас защитил позвоночник от удара рубчатых подошв.

Однако случилось то, что должно было случиться. Свое взяли законы физики. Под собственным весом тело, ускоренное душевным пинком в спину, проскочило вперед и, выставив мохнатые лапы перед собой, с разгона врезалось в ограждение из костяных лезвий.

Воздух взвизгнул, рассекаемый сразу десятком клинков, рванувшихся к жертве со скоростью разящей змеи. Они пронзили мохнатую тушу в нескольких местах, пропоров тело насквозь, выставив свои окровавленные клювы из спины Коллекционера. „Ни хера себе стеночка“, - подумал Алексей, устало переводя дыхание. Каждый вздох давался с трудом. Саднили сломанные ребра и, кажется даже, осколок кости пронзил легкое. Рот медленно, но неотвратимо наполнялся кровью.

– Н-е-е-е-е-т! - закричал на троне Илья. - Ты умрешь, человек! Все равно ты умрешь здесь!

Голос Антиквара сорвался на истеричный визг.

Алексей устало наклонился, подгреб к себе обрывки щегольского белого костюма Коллекционера и, глубоко выдохнув, стал туго перетягивать ребра. Илья протянул руку, сделал движение, как будто отмыкает невидимый замок, и извлек из ниоткуда желтый кристалл размером с палец. Коротко, без замаха, швырнул его на пол.

Алексей почувствовал, как по залу прокатилась волна магического возмущения.

Всколыхнулись потоки сил…

В круге арены, очерченном изгородью из живых клинков, плиты прорезал свет. Будто кто-то короткими взмахами клинка разрубал пол под ногами. Желтое сечение поднималось выше, расползалось вширь… окружая Алексея. В круге, намеченном росчерками невидимого меча, появились маленькие смерчи призрачного голубого сияния, в которых Алексей признал уже виденные им ранее порталы, которыми пользовался Илья.

Как можно быстрее Охотник закончил перевязку и шагнул в центр круга. Отступать к ограждению, как показал опыт Коллекционера, было смертельно опасно. Из порталов вылились существа… другого определения для них Алексей просто не мог подобрать. Таких страшилищ он не то что никогда не видел, но и представить себе не мог. Длинные тонкие ноги были причудливо изломаны во множестве суставов, руки болтались ниже… фиг их знает, какой из многочисленных суставов был коленным, но, если не ниже колен, то почти цепляли пол длинными роговыми когтями. Тела, покрытые плотной зеленоватой шкурой, были усеяны костяными пластинами, как куртка викинга заклепками. Рога, клыки и прочие воинственные атрибуты членовредительства тоже были на месте.

Алексей с тоской понял, что живым ему отсюда не выбраться. Как не крути. Он приготовился хотя бы умереть так, чтобы там, куда смертный попадает по окончании земного бытия, не стыдно было бы смотреть в глаза тем, кто его встретит. Хотя вот чего-чего, а помирать не хотелось вовсе.

Хотелось выбраться из затхлой сырости опротивевшего до тошноты дома. Добраться до квартиры и завалиться в горячую, чтобы мигом покраснела кожа, ванную.

А потом спать. Спать и слышать как рядом, под боком, тесно прижавшись горячим бедром, ровно дышит во сне любимая жена.

Но реальность, к сожалению, оставляла очень мало шансов на то, что так может произойти.

Если верить словам Ильи, Ольга где-то в мире Изнанки. И ее еще можно найти и спасти.

Но кто спасет его, Алексея? Рассчитывать на помощь Олега, пропавшего неизвестно куда в самый неподходящий момент, кажется, не стоило.

Уроды тем временем вылились из порталов, которые с тихим шелестом растаяли у них за спиной. И застыли, таращась на Алексея маленькими глазками, глубоко усаженными между костяных пластин, как будто ожидая приказа, которого не было. Твари стояли в тупом ожидании, шевеля лапами, как сонные рыбы плавниками.

Алексей застыл в недоумении: чего еще задумали?

– Убери этих гадов, - услыхал он знакомый голос, приглушенный, как будто говоривший набил рот лакомством и не мог проглотить. А говорить надо. - Убери их немедленно!

Одного короткого взгляда туда, откуда доносился голос, хватило, чтобы понять:

помощь пришла. Как раз тогда, когда уже и не ждали.

У трона, как тряпичная кукла, лежал Илья. Руки его судорожно пытались столкнуть с себя огромного волка, который придавил его к полу передними лапами. По спине волка от затылка до кончика хвоста бежала широкая, в ладонь взрослого человека, полоса седой шести, сейчас красной и слипшейся сосульками от покрывавшей зверя крови. Надорванное правое ухо обильно кровоточило, с левого бока, под лопаткой, слезла шерсть, как будто от кислотного плевка. - Убери их, - прорычал волк.

В ответ раздался голос, невнятно что-то бубнивший, как будто говорящий засунул голову в огромный чан.

Алексей осторожно, бочком, протиснулся между изготовившимися к атаке страшилищами, стараясь не касаться их тел. Мало ли что.

Присмотрелся внимательнее и увидел, что Олег, а в том, что это был он, истерзанный, окровавленный, но все же он, держал поверженного Антиквара зубами за голову, точнее, за лицо. Несильно, но чувствительно сжимая челюсти. - Отпусти! - промычал Илья. - Отпусти!

Выбросив руку в сторону, он попытался нащупать шпагу, валявшуюся рядом. Ухватил ее за рукоять и попытался поднять с пола, чтобы нанести удар волколаку. Олег, недолго думая, правой передней лапой изо всех сил наступил на клинок. Тот звонко хрустнул, и металлические обломки со звоном брызнули в стороны. Алексей почувствовал, как дернуло распоротое плечо.

Первым порывом Охотника было кинуться к ограде, но он вовремя вспомнил о ее коварстве и, остановившись в шаге от ставших стремительно удлиняться шипов-клинков, прокричал Олегу:

– Не убивай его! Он знает, где Ольга!

Волк выпустил лицо Антиквара, но только для того, чтобы тут же взять его за глотку. Осторожно сошел с груди. От Алексея не укрылось, что зверь завалился на ту лапу, которой только что разломал заговоренный клинок.

Волколак попятился назад, заставляя Антиквара подняться, а затем встать на колени. - Как ему оттуда выйти? - спросил волколак и попытался кивнуть головой на Арену, отчего Илья судорожно, как кукла, всем телом мотнулся вслед за головой волка. - Из Арены выйдет только победитель! - торжественно взвыл придушенный Антиквар.

– Тот, кто останется в живых, тот покинет Пространство Арены! Это закон!

– Хорошо. Как мне их победить? - прокричал Алексей.

– Ты не победишь их! Они созданы убивать! Не раздумывая, нести смерть! Это арханты! Бойцы! - Волк сжал зубы, Илья тоненько заверещал. - Ауууй! Но сейчас они еще не получили приказа, ждут! В бою их тебе не взять! Я отдам приказ, и ты будешь разорван на множество кусков!!!

– А ты помолчи лучше, - недружелюбно проговорил волк и сильнее сжал челюсти.

Антиквар захрипел, лицо его стало краснеть.

– Не придуши его насмерть! - крикнул Алексей. Затем протиснулся в центр круга, образованного стоящими архантами, осмотрелся по сторонам. Охлопал себя для верности по карманам, покачал головой, явно не удовлетворенный результатом. Ногой изо всех сил врезал в грудь стоящему перед ним страшилищу.

Существо издало короткий выдох: „Ух“, - и спиной вперед отлетело к ограде Арены. С тихим змеиным шелестом костяные клинки скользнули вперед и пронзили арханта, обагрившись, как не странно, красной кровью.

– Я их и побеждать не буду, - проворчал Алексей и пошел по кругу, ногами подталкивая своих несостоявшихся противников хищному ограждению. - Просто убью. Не прошло и минуты, как все было кончено.

Все страшилища, вышедшие из порталов на Арену, были мертвы. - Все, - сказал Алексей и похлопал ладонью о ладонь, как будто отряхивая руки от пыли. - Дело сделано.

Зашелестев, стали исчезать, втягиваясь, клинки ограждения. Трупы недавних противников Алексея попадали на пол, лишенные опоры.

Бронзовое ограждение, из которого прорастали безмолвные и неумолимые шипы, ушло под землю.

И только круг взломанного камня под ногами да несколько истерзанных трупов странных и страшных существ свидетельствовали о произошедшем. Алексей брезгливо перешагнул ближайший к нему труп, на ходу наклонился, чтобы поднять осколок клинка шпаги, и подошел к волколаку. Хлопнул его по мохнатому плечу:

– Ты очень вовремя, друг. Хотя и задержался, если честно.

– Заблудился я, - буркнул волколак, не выпуская шеи Антиквара. - С этим что будем делать? А то у меня челюсть затекла.

– Сейчас я с ним буду разговаривать. Я так думаю, что, как существо разумное, он сразу ответит на мои вопросы. Иначе придется спрашивать с пристрастием. Ты понял? - обратился Охотник к Илье и поводил для ясности у него перед носом осколком клинка.

– Подержи его еще секундочку. Когда скажу - отпускай.

Алексей полез в карман, достал руну, взглянул на нее, отправил обратно, вытащил следующую. С третьей попытки достал нужную.

Приложил плашку к пропитавшейся уже кровью повязке, потом сжал ее в кулак и с криком „Отпускай!“ впечатал кулак с зажатой в нем кедровой плашкой в бок стоящему на коленях Антиквару.

По телу Ильи прошла судорога, потом пробежало золотистое сияние, пахнуло хвойным лесом, разогретой на солнце еловой смолой.

Тело Антиквара покрылось тонкой янтарной корочкой, и он, как колода, с тихим, но отчетливым треском завалился на бок, глухо ударившись об пол. - Теперь не убежит.

– Что это было? - спросил Олег, трогая лапой лежащее в неподвижности тело, как кошка трогает воду.

– Янтарный кокон. Он теперь проваляется так несколько часов, в зависимости от того, как быстро его организм сможет растворить в себе сковавшие мышцы соединения. А пока я его поспрашиваю.

– А как он тебе ответит? У него же мышцы…

– Не все. Дыхательный и речевой аппарат не затронуты. Мне же обездвижить, а не убить надо было. Будем каяться, падла? - обратился он к лежащему Антиквару. -

Или сразу на куски резать?

– От меня ты ничего не узнаешь! - выплюнул тот.

– Неверная позиция, - усмехнулся Алексей и всадил Илье подобранный с полу осколок шпаги в колено. Пошевелил его в ране и вырвал обратно. Антиквар заорал от боли.

– Продолжать или начнем разговаривать? У тебя есть еще одно колено и прочих суставов тьма тьмущая.

– Что тебе от меня надо?!! - закричал Илья, захлебываясь от боли. - Где Ольга? - спокойно, буднично, будто сотни раз до этого пытал своих противников, спросил Алексей, глядя куда-то в сторону.

– Не знаю. Я не знаю.

Алексей без предупреждения вонзил обломок в плечо лежащему противнику.

– Не зн-а-а-а-ю я-а-а-а-а! - снова взвыл Антиквар.

– Кто знает? - так же безразлично задал новый вопрос Охотник. - Никто не знает, - проскулил Антиквар. - Ее просто перенесли в наш мир и отпустили. Самой ей не выбраться. Потому с ней и возиться не стали! Я не знаю даже, жива она или нет!

– Кто знает? - повторил вопрос Алексей.

– Чувствующие должны знать! Сын твой может ее чувствовать!

– Это мой сын? - кивком указав на колыбель, Алексей поднес клинок к глазу Ильи.

– Да! Да! Твой!

– Ты говоришь, что он сможет открывать проходы там, где захочет, и туда, куда ему заблагорассудится?

– Да! Он будет расти, и его сила будет расти! Он будет очень быстро расти!

Быстрее, чем обычный человеческий ребенок раз в пять! Посмотри сам! Алексей взглянул в колыбельку и с удивлением отметил, что лежащего в ней малыша никак нельзя было назвать трехмесячным. Месяцев пять-шесть точно.

„Это сколько же прошло времени?“

– Как ее найти? Как найти Ольгу?

– Тебе надо искать ее в нашем мире! Среди нас! Тебе будет нелегко это сделать! - злорадно прокаркал Илья.

– И на твою помощь не рассчитывать? - меланхолично спросил Охотник. - Да!!! Не рассчитывай! - прокричал Антиквар. - Ты не найдешь ее среди нас! Сил не хватит! Из нашего мира она могла уйти в любой другой мир Множества! - Чего? Куда уйти?

– В любой мир Множества! Ты, примитивное существо! Ты полагал, что миров два?

– Да, думал… - изумленно пробормотал Алексей.

– Идиот! Их Множество! Они не похожи один на другой так же, как не похожи твой мир и мой! Она может быть где угодно! Тебе ее не найти!

– И чего я тогда с тобой вожусь? Помощи от тебя не жди. Может, прикончить тебя? - сказал Алексей и картинно подкинул в воздух обломок шпаги, поймав его у самого лица Антиквара. Алексей подмигнул волку так, чтобы Илья не заметил. Тот принял игру, кровожадно оскалившись, сделал шаг к лежащему.

– С удовольствием оторву ему башку… - прорычал зверь.

– Оторви! - выкрикнул Антиквар. - Оторви! Как потом отсюда выбираться будете?!

Где жену искать будешь?!

– Ты же, вроде, сказал, что не знаешь, где ее искать? - нехорошо прищурился Алексей.

– Да, не знаю, где! Но знаю, как!

– И как же?

– Ты гарантируешь, что я останусь в живых?!

– Нет. - Холодно обронил Охотник, качнув головой. - Только твоя разговорчивость может гарантировать тебе жизнь. Так что начинай петь, птенчик, начинай петь. Пока я добрый. И вот он не проголодался.

Алексей кивнул на волка. Вид зверя был страшен. Окровавленный, с почти оторванным ухом и развороченным боком. С оскаленных клыков на пол капала слюна пополам с кровью. Кого больше испугался Антиквар: всклоченного волка или хищно прищурившегося Алексея, непрестанно поигрывающего клинком у носа жертвы, не известно.

Но петь начал.

– Ты сам не сможешь найти ее во Множестве, - быстро, скороговоркой, глотая окончания слов, затараторил Илья. - Твой сын, этот вот малыш в колыбели, сможет помочь тебе. Но для этого надо выждать. Всего год по вашему времени. Год, за который он подрастет и войдет в силу. Тогда ты, по крайней мере, сможешь беспрепятственно проходить из мира в мир. Как только ты попадешь в наш мир, ты сможешь чувствовать свою женщину. Но только для этого тебе нужна будет ее вещь, которая долгое время была в контакте с ней самой. Лучше будет, если ты найдешь прядь волос, кусочек ногтя, что угодно.

– Ну, положим, волосы я найду. - Алексей вспомнил расческу дома, которой Ольга расчесывал волосы. На ней всегда оставался изрядный пучок. - Что дальше? - Дальше? Дальше тебе надо носить эти волосы на теле. Опять же, весь тот год, пока малыш будет расти. В конце концов энергетическая структура ее тела сможет войти в резонанс с твоей, и ты почувствуешь ее. Как магнитная стрелка. Вплоть до километра.

Используя слияние ваших энергетических ресурсов как компас, малыш сможет открыть проход точно там, где она находится.

– А ничего, что она год там одна будет? - с сарказмом спросил Алексей. - Ты забыл, что проникая в наш мир, вы становитесь неуязвимы? А мы, проникнув в ваш, еще и усиливаем свои способности к управлению силами. Но что может случиться с неуязвимым существом? Пропитание она сможет найти себе в любом случае. Голодная смерть ей не грозит. Год протянет как-нибудь.

– Так, понял. Дальше. Как растить мальчика?

– Да никак. Пусть растет, как обычный ребенок. Только тебе, видимо, придется сменить место жительства. Потому что расти он будет очень быстро. Через 3 месяца по вашему времени он будет выглядеть как годовалый ребенок. Говорить и ходить начнет еще раньше. Как только он пойдет, следи за ним очень внимательно. Он сможет спонтанно, неосознанно, манипулировать пространством. Когда вам будет пора отправляться, ты поймешь сам. А там собирай припасы и в путь. Не хочу желать тебе удачи. Ты враг. Либо ты, либо я.

– Не боишься, что прикончу сейчас?

– Нет. Ты не сможешь. Полчаса назад прикончил бы, не задумываясь. Сейчас уже не сможешь.

– А если он? - Алексей снова кивнул на Олега.

– А ему сейчас и вовсе не до меня. - Илья хитро улыбнулся. - Ожог у него на боку видел? Он его доконает. Сам посмотри, он из последних сил сидит. Выбирайтесь отсюда. Я не буду мешать. Мой план сорвался. Ребенок вырастет в вашем мире. Я не смогу его контролировать, потому что не провел ритуал. Проиграл сегодня я. Но если мы столкнемся с тобой еще раз, Охотник, я подготовлюсь лучше. - И хрен с тобой, гад. Убить бы тебя, да ты прав, рука не поднимется. Я не палач. Полежи тут с часик, пока не отойдешь, а мы пошли. Сам говоришь, времени у нас мало, недосуг нам. Только скажи, чем лечить моего друга?

– Просто уходи. Задержитесь тут еще ненадолго, и его не спасти. Как только окажешься в своем мире, ты поймешь, как ему помочь.

Алексей поднялся с корточек, шагнул к трону. Остановился у колыбели.

– Хм. Мой сын! - пробурчал он. - А может, и правда, мой?

– Твой. Я чувствую это. Он пахнет как ты. И чей-то еще запах. Не знаю чей, - устало проронил волколак. - Знаешь, давай-ка и правда выбираться отсюда. А то у меня лапы подкашиваются.

– Мой, говоришь? Ладно, проверим. - Алексей достал малыша из колыбели, взял его поудобнее и попытался сложить пальцы рук в затейливую фигуру. С младенцем на руках получилось не очень.

– Подержи, - попросил Алексей волколака и протянул ему сверток с младенцем. Зверь осторожно ухватил зубами, стараясь не прихватить крошечное тельце, за материю, в которую был завернут малыш. И, пошатываясь, встал рядом с Алексеем. - Дыай поыстее! Не хоху тут поереть… - не разжимая зубов, выдавил волк. -

Потерпи, друг, потерпи, - сказал Алексей, потрепал волколака по плечу и сложил руки в правильную фигуру. - Встань рядом.

Олег почувствовал, как под ногами завибрировал пол. Мелко. Противно. Потом он увидел, как фигура Алексея пошла волнами, стала нечеткой по краям. Потом по ней потекли голубые всполохи.

– За мной! - выкрикнул Охотник и растворился в сиянии.

Волк, не долго думая, кинулся за ним.

Легкий ветер играл осенними листьями на деревьях и гонял их по земле. Солнце багряным шаром катилось за горизонт. Быстро, по осеннему смеркалось. Посреди парка дымились остатки сожженной машины. Рядом с ней чернела обгорелая проплешина, в центре которой возвышалась кучка праха, по очертаниям похожая на лежащего человека. Невдалеке стояла другая машина - пижонский красный внедорожник „Ниссан“ с нанесенными по левому и правому борту надписями „Охотники“ и семизначными московскими номерами телефонов.

Привалившись спиной к колесу, сидел нестарый еще мужчина. Голый по пояс, грязный, как будто только что вылез из болота или пожарища. На коленях у мужчины, на подостланном одеяле лежал младенец. Весело улыбался и пытался дотянуться ручонками до висящего на шее мужчины оберега - Громового Колеса. Каждый раз, когда малышу удавалось пальчиками коснуться оберега, он весело смеялся. А серебряное Колесо Грома раскачивалось на кожаном шнурке, отражая своими спицами свет Солнца. Мужчина задумчиво смотрел на младенца и грустно улыбался.

Рядом с ними, прямо на земле, присыпанной листьями, лежал огромный волк. Темно-серый, почти черный, с широкой полосой седой шерсти, пробегающей от затылка к кончику хвоста. Лежал, умостив огромную голову на вытянутые лапы, и тоже наблюдал за ребенком. И улыбался зубастой пастью.

– Похоже, нам теперь предстоит охранять его всю жизнь. Вдруг этот псих опять захочет поиграть с мирами, - невесело проговорил мужчина, морщась от боли. - Как ни крути, а кровью мы его напоить не напоили, но умыли точно. - Мужчина поморщился и выразительно посмотрел на пропитавшуюся кровью из рассеченного плеча повязку, стягивающую ребра.

– Угу, - лениво ответил волк.

– Ты сам-то как? - спросил мужчина.

– Уже лучше. На свет выбрались - полегчало.

– Это хорошо. Знаешь, я тут подумал…

– Да ну? А раньше не мог?

– Иди ты, - беззлобно бросил мужчина. - Выходит, что Леонид зря погиб?

– Почему?

– Ну, Антиквара-то мы не убили, призрака не разупокоили, дом не вычистили… - Дался тебе этот призрак?

– Да нет! Просто обидно как-то. Вроде, хороший человек погиб.

– Их много хороших погибло, - меланхолично заявил волк.

– Но их-то я не знал.

– Понятно. И чего дальше?

– В смысле?

– Без смысла. Что дальше будем делать?

– Сына растить. Потом я отправлюсь Ольгу искать.

– Я с тобой. Когда я тебя в беде бросал? - утвердительно проворчал волк.

– А куда же тебя девать, - улыбнулся мужчина.

– Тогда поехали, что ли отсюда в город? - сказал, поднимаясь на лапы, волк.

– Подожди, захороню останки Леонида.

Мужчина встал, открыл дверь автомобиля, уложил младенца на заднее сиденье.

– Присмотри тут пока, - попросил волка.

– Хорошо.

Затем достал из багажника лопату и направился к остову машины и лежащему возле нее праху, легком, почти невесомому.

Подошел, оперся на черенок и долго смотрел на то, что некогда было священником другого бога.

И думал о чем-то своем.

Налетевший порыв ветра подхватил пепел, смешал его с золотыми листьями и взметнул к небу, ставя точку в давнем споре Целителя и Охотника.