"Этот идеальный день" - читать интересную книгу автора (Левин Айра)

Спасибо, Маркс, Христос, Вуд, Веи – За этот идеальный день! Маркс, Вуд, Веи и Христос – Кто остался – вот вопрос? Веи, Вуд, Христос и Маркс Только Веи жив сейчас. Дали нам они подарки: Школы светлые и парки, И нас сделали они Послушными, хо-ро-ши-ми! (Детская считалочка для игры в мяч)

Глава 4

Он сидел в кровати – кончил завтракать и потянулся за сигаретой – когда раздался стук в дверь. Одна из девушек открыла, и вошел Довер, улыбающийся, чистый и порывистый, одетый в желтый шелк.

– Как дела, брат? – спросил он.

– Замечательно, – ответил Чип, – замечательно. Другая девушка зажгла Чипу сигарету, взяла поднос с посудой и спросила, хочет ли он еще кофе.

– Нет, спасибо, – ответил Чип и обратился к гостю. – Ты хочешь кофе?

– Нет, – отказался Довер. Он сел в темно-зеленое кресло и откинулся на спинку, положив локти на подлокотники, сцепив руки на животе и вытянув ноги.

Улыбаясь Чипу, спросил:

– Прошел шок?

– Драка, нет, – сказал Чип.

– Это давний обычай, – сказал Довер. – Ты сам с удовольствием примешь в этом участие, когда придет следующая группа.

– Это жестоко, это просто жестоко, – сказал Чип.

– Подожди, ты будешь смеяться и аплодировать вместе со всеми.

– Как часто приходят группы?

– Иногда годами не приходят, – сказал Довер, – а иногда одна за другой. В среднем получается один с чем-то человек в год.

– И у тебя была связь с Уни все это время, братоненавистник? Довер кивнул и улыбнулся.

– Телекомп размером со спичечную коробку. По крайней мере, я держал его в спичечном коробке.

– Негодяй, – сказал Чип.

Девушка с подносом вышла, а другая поменяла пепельницу на ночном столике, взяла свой комбинезон со спинки стула и пошла в ванную.

Довер проводил ее взглядом, а потом вопросительно взглянул на Чипа.

– Хорошая была ночь?

– М-ммм, – промямлил Чип. – Как я понял, их не лечат…

– Не по всем параметрам, это уж точно, – сказал Довер. – Я надеюсь, ты не обижаешься на меня, что я Не намекнул ни о чем во время пути. Правило железное: никакой помощи кроме той, что от тебя просят, никаких предложений, ничего; держаться с краю насколько возможно и пытаться предотвращать кровопролития. Я даже не должен был говорить всю эту ерунду на катере – насчет того, что Свобода – это тюрьма, но я просидел там уже два года, и никто даже и не думал попробовать что-нибудь сделать. Ты теперь понимаешь, почему мне хотелось как-то сдвинуть все с мертвой точки.

– Да, конечно, – сказал Чип.

Он стряхнул пепел с сигареты в чистую белую пепельницу.

– Я пришел так рано, чтобы ты не сказал об этом Веи, – продолжал Довер. – Ты обедаешь с ним в час.

– Карл тоже?

– Нет, только ты. Я думаю, он тебя планирует ввести впоследствии в Высший Совет. Я приду без десяти и отведу тебя к нему. Здесь ты найдешь бритву – такая штука, вроде карманного фонарика. После обеда пойдем в медицентр и начнем принимать средство против бороды.

– Здесь есть медицентр?

– Здесь есть все, – сказал Довер. – Медицентр, библиотека, спортзал, бассейн, театр, даже сад, да такой, что ты поклянешься, что он наверху. Я тебе после все покажу.

Чип спросил:

– И здесь мы… живем?

– Все, кроме нас, бедных пастухов, – сказал Довер. – Я поеду на другой остров, но не раньше, чем через шесть месяцев, спасибо Уни.

Чип тщательно затушил сигарету.

– А что, если я не захочу оставаться? – сказал он.

– Не захочешь?

– У меня жена и ребенок, надеюсь ты помнишь?

– Ну, у многих такая же ситуация, – сказал Довер. – Здесь у тебя более серьезная обязанность, Чип, обязанность перед всей Семьей, включая членов на островах.

– Приятная обязанность, – сказал Чип. – Шелковые комбинезоны и две девушки сразу.

– Это только вчера, – ответил Довер. – Сегодня тебе повезет, если будет хотя бы одна. – Он выпрямился в кресле. – Послушай, я знаю, что здесь есть… поверхностная привлекательность, которая заставляет все это казаться… спорным. Но Семья нуждается в Уни. Подумай, как обстоят дела на Свободе! И Семья нуждается в не лечимых программистах, которые управляют Уни и… – ну, Веи объяснит это лучше меня. И один день в неделю мы все равно носим пап-лон. И едим пироги.

– Целый день? – спросил Чип. – Правда?

– Верно, верно, – сказал Довер, вставая. Он подошел к стулу, где лежал зеленый комбинезон Чипа, поднял его и пощупал карманы.

– Здесь все? – спросил он.

– Да, – сказал Чип. – Включая несколько снимков, которые я хотел бы сохранить.

– Извини, ничего из того, с чем ты пришел, – сказал Довер. – Тоже правило, – он поднял с пола ботинки Чипа. – Каждый сначала чувствует себя немножко неуверенно. Ты будешь гордиться, что ты здесь, когда приобретешь правильный взгляд на вещи. Это обязанность.

– Я запомню, – сказал Чип.

В дверь постучали, и девушка, которая унесла поднос, вошла с синим комбинезоном и белыми сандалиями. Она положила все на кровать.

Довер, улыбаясь, сказал:

– Если хочешь паплон, то это можно устроить. Девушка посмотрела на него.

– Драка, нет, – сказал Чип. – Я думаю, я так же достоин шелка, как все здесь.

– Достоин, – сказал Довер. – Достоин, Чип. Увидимся без десяти час, хорошо? – он направился к двери, перекинув через руку зеленый комбинезон и держа ботинки. Девушка заторопилась открыть перед ним дверь.

Чип спросил:

– Что случилось с Баззом?

Довер остановился и обернулся с видом сожаления.

– Его поймали в 015, – сказал он.

– И вылечили? Довер кивнул.

– Тоже правило? – спросил Чип. Довер снова кивнул, повернулся и вышел.

На обед были тонкие бифштексы, приготовленные в чуть приправленном специями коричневом соусе, маленькие коричневые луковицы, нарезанный ломтями желтый овощ, которого Чип не встречал на Свободе – «Тыква», сказал Веи, – и прозрачное красное вино, которое было не такое вкусное, как желтое вино накануне вечером. Они ели золотыми ножами и вилками с тарелок с широкой золотой каймой.

Веи, одетый в серый шелк, ел быстро, отрезая кусочки от бифштекса, поднося их на вилке к своему окруженному морщинами рту, и совсем недолго жуя, прежде чем проглотить пищу и снова поднять вилку. Иногда он приостанавливался, отпивал вина и прижимал к губам желтую салфетку.

– Это все существовало, – сказал он. – Какой был смысл разрушать?

Комната была большая, красиво обставленная в до-Объединенческом стиле: белая, золотая, оранжевая, желтая. В углу комнаты два члена в белых комбинезонах ждали у сервировочного стола на колесиках.

– Конечно, сначала это кажется не правильным, – сказал Веи, но окончательные решения должны приниматься неполучающими лечений членами, а не получающие лечений члены не могут и не должны прожить свою жизнь на пирогах, телевизоре и «Марксе за работой», – он улыбнулся. – Даже и на «Веи разговаривает с химиотерапевтами», – добавил он и отправил в рот кусок бифштекса.

– Почему Семья сама не может принимать за себя решения? – спросил Чип.

Веи прожевал и проглотил кусок.

– Потому что она неспособна на это, – сказал он. – То есть на то, чтобы принять разумное решение. А без лечений – ну что ж, у тебя был пример на твоем острове – она мнительна и глупа, и агрессивна, чаще всего руководствуется эгоизмом, нежели чем-либо другим. Эгоизмом и страхом, – он взял с вилки лук.

– Она пришла к Объединению, – сказал Чип.

– Ммм, да, – сказал Веи, – но после какой борьбы! И какой хрупкой структурой было Объединение, пока мы не поддержали его лечениями! Нет, Семье надо помогать быть полностью гуманной – сегодня лечениями, завтра генной инженерией, а за нее надо принимать решения. Те, у кого есть для этого сила и интеллект, тоже должны выполнять свой долг.

Уклониться от него было бы преступлением против своего вида, он отправил в рот еще один кусок бифштекса, поднял руку и поманил прислуживающих членов.

– И часть этого долга, – сказал Чип, – убивать членов в шестьдесят два года?

– Ах, это, – произнес Веи и улыбнулся. – Всегда основной вопрос, который задают непременно с суровым видом.

Два члена подошли к ним, один с графином вина, другой с золотым подносом, который он держал ближе к Веи.

– Ты смотришь только на одну часть картины, – сказал Веи, беря большую вилку и нож и снимая бифштекс с подноса. Он задержал в воздухе бифштекс, с которого капал сок. – На что ты отказываешься посмотреть, – сказал он, – это на неисчислимое количество членов, которые бы умерли раньше шестидесяти двух, если бы не покой, стабильность и благополучие, которое мы им даем. Подумай на секунду о массе, а не об индивидуумах внутри массы, – он положил бифштекс на тарелку. – Мы добавляем немного больше лет к средней продолжительности жизни Семьи, чем отнимаем у нее, – сказал он. – Намного, намного больше лет, – он полил бифштекс соусом и взял луку и тыквы. – Чип? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответил Чип. Он отрезал кусок от лежавшей перед ним половины бифштекса. Член с графином вновь наполнил его стакан.

– Случайно, – продолжал Веи, разрезая бифштекс, – реальный возраст смерти ближе сейчас к шестидесяти трем, чем к шестидесяти двум. Этот возраст будет еще больше расти, по мере того, как население Земли поэтапно уменьшается, – он положил в рот кусок бифштекса.

Члены отошли в сторону.

Чип сказал:

– Вы учитываете тех членов, которые не рождаются, в вашем балансе прибавленных и отнятых лет?

– Нет, – сказал Веи улыбаясь. – Мы не забываем реальности.

Если бы эти члены рождались, то не было бы ни стабильности, ни благополучия, ни, возможно, самой Семьи, – он положил в рот кусок тыквы, прожевал и проглотил. – Я не ожидаю, что твои чувства переменятся после одного обеда, – сказал он. – Осмотрись, поговори со всеми, покопайся в библиотеке – особенно в разделах по истории и социологии. Я провожу неформальные беседы несколько вечеров в неделю – раз став учителем, всегда им остаешься, – посиди на нескольких таких встречах, поспорь, порассуждай.

– Я оставил жену и маленького ребенка на Свободе, – сказал Чип.

– Из чего я заключаю, – сказал Веи, улыбаясь, – что они не были для тебя чрезмерно важны.

– Я ожидал, что вернусь, – сказал Чип.

– Можно принять меры, чтобы о них позаботились, если это необходимо, – сказал Веи. – Довер сказал мне, что ты уже это сделал.

– Мне позволят вернуться? – спросил Чип.

– Ты не захочешь, – сказал Веи. – Ты придешь к пониманию того, что мы правы и твоя ответственность здесь, – он отпил вина и прижал к губам салфетку. – Если мы не правы в мелочах, ты сможешь однажды заседать в Высшем Совете и поправить нас, – сказал он. – Тебя, кстати, интересует архитектура или городское планирование?

Чип ответил не сразу.

– Раз или два я думал заняться проектированием…

– Уни считает, что пока ты должен быть в Архитектурном совете, – сказал Веи. – Посмотри на него изнутри. Познакомься с Мадхиром, его главой, – он отправил в рот колечко лука.

Чип сказал:

– Но я, правда, ничего не знаю…

– Ты можешь научиться, если тебе интересно, – сказал Веи, разрезая бифштекс. – Времени предостаточно. Чип кивнул.

– Да. Программисты, похоже, живут больше, чем шестьдесят два года. Даже больше, чем шестьдесят три.

– Исключительных членов следует сохранять насколько возможно дольше, – сказал Веи. – Ради Семьи, – он положил в рот кусочек бифштекса и стал жевать, глядя на Чипа своими глазами-щелями. – Хочешь услышать нечто невероятное? – спросил он. – Твое поколение программистов почти наверняка будет жить бесконечно. Разве это не фантастика? Мы, старики, должны умереть рано или поздно. Доктора говорят, что, может быть, и нет, но Уни говорит, что должны. Вы, молодые, тем не менее, со всей вероятностью не умрете.

Никогда. – Помолчав, добавил:

– Думаю, эта мысль не даст тебе покоя. И станет более привлекательной, когда ты немного состаришься.

Чип проглотил то, что было у него во рту, бросил взгляд на покрытую серым шелком грудь Веи.

– Этот член, – спросил он, – победитель в десятиборье. Он умер естественной смертью или его убили?

– Его убили, – ответил Веи. – С его разрешения, которое он дал без принуждения, даже с готовностью.

– Конечно, – сказал Чип. – Его лечили.

– Атлета? – спросил Веи. – Им дают очень мало. Нет, он был горд, что он станет… причастным ко мне. Единственное его опасение было, стану ли я держать его «в форме» – опасение, которое, я боюсь, было оправданным. Ты увидишь, что дети – обычные члены здесь – соперничают друг с другом, чтобы дать части своего тела на трансплантацию. Если ты хочешь заменить этот глаз, например, они будут проскальзывать к тебе в комнату и просить тебя об этой чести, – он взял в рот кусок тыквы.

Чип заерзал в кресле.

– Мой глаз мне не мешает, – сказал он. – Он мне нравится.

– А зря, – сказал Веи. – Если б ничего нельзя было изменить, тогда другое дело. Но терпеть несовершенство, которое можно устранить? Этого мы не должны допускать.

Совершенство – наша общая цель, она у нас одна. Мы еще не пришли к совершенству, но когда-нибудь придем. Семья уже настолько исправленная генетически, что лечения больше не нужны; команда вечно живущих программистов, так что острова было бы можно объединить; совершенство на Земле, которое «ширится, ширится, ширится, к звездам», – вилка с куском бифштекса замерла у его губ. Он смотрел вдаль перед собой и говорил. – Я мечтал об этом, когда был молод: идеальная вселенная кротких, готовых помочь, любящих, не эгоистичных.

Я буду жить, чтобы увидеть это. Я буду жить, чтобы увидеть это.

После обеда Довер провел Чипа и Карла по всему комплексу – показал библиотеку, спортзал, бассейн и сад («Христос и Веи!» – «Подождите, вы еще увидите закаты и звезды»); музыкальную комнату, театр, холлы, столовую и кухню («Я не знаю, откуда это», – сказала девушка-член, глядя, как другие члены снимают пучки салата и связки лимонов со стального транспортера. – Все, что нам нужно, приходит, – сказала она, улыбаясь. – Спросите Уни»). Всего было четыре уровня, с одного на другой можно было попасть на маленьких лифтах и по узким эскалаторам. Медицентр был на нижнем уровне. Доктора, которых звали Боровьев и Розен и которые двигались как молодые люди, несмотря на морщинистые лица, такие же старые, как у Веи, радостно поздоровались с ними, обследовали их и сделали инъекции.

– Мы можем заменить этот глаз, раз плюнуть, – сказал Розен Чипу, а Чип ответил:

– Я знаю. Спасибо, но он мне не мешает.

Пришли в бассейн. Довер плавал с высокой красивой женщиной, которую Чип заметил, когда она аплодировала накануне вечером, а сам же он и Карл уселись на край бассейна и они стали смотреть на плавающих.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Чип.

– Я не знаю, – сказал Карл. – Я, конечно, польщен, а Довер говорит, что это все необходимо и наш долг – помочь, но… я не знаю. Даже если они управляют Уни, это все равно Уни, не так ли?

– Да, – сказал Чип. – Я так же чувствую.

– Стала бы такая неразбериха, если бы мы сделали то, что хотели, – продолжал Карл, – но она сама собой бы устроилась, более или менее, – он покачал головой. – Я, правда, не знаю.

Чип, сказал он. – Любая система, которую Семья создала бы сама, была бы, конечно, гораздо менее эффективна, чем Уни, чем эти люди; этого ты не можешь отрицать.

– Нет не могу, – ответил Чип.

– Разве не фантастика, сколько они живут? – сказал Карл. – Я до сих пор не могу переварить то, что… посмотри на эти груди, а? Христос и Веи.

Светлокожая женщина с круглыми грудями прыгнула в бассейн с бортика на противоположной стороне.

Карл сказал:

– Давай поговорим попозже, хорошо? – он соскользнул в воду.

– Конечно, у нас полно времени, – сказал Чип. Карл оттолкнулся от стенки бассейна и поплыл, выкидывая руки над головой.

На следующее утро Чип, выйдя из своей комнаты, пошел по покрытому зеленым ковром коридору к стальной двери в конце его. Не успел он сделать и нескольких шагов, как услышал:

«Привет, брат», это Довер догнал его и пошел рядом.

– Привет, – сказал Чип. На ходу спросил:

– За мной присматривают?

– Только, когда ты идешь в эту сторону, – ответил Довер.

Чип сказал:

– Я все равно ничего не смог бы сделать голыми руками, даже если б и хотел.

– Я знаю, – сказал Довер. – Старик осторожен. До-Объединенческое сознание, – он постучал себя по виску и улыбнулся. – Только несколько дней, – добавил он.

Они дошли до конца коридора, и стальная дверь открылась.

За ней простирался белый кафельный коридор, член в синем дотронулся до сканера и прошел в дверь.

Они повернулись и пошли назад. Дверь прошелестела за их спинами.

– Ты увидишь его, – сказал Довер. – Возможно, он сам проведет с тобой экскурсию. Хочешь, пойдем в спортзал?

После обеда Чип заглянул в кабинеты Архитектурного Совета.

Маленький веселый старик узнал его и приветствовал – Мадхир, глава Совета. Лет ему, казалось, было за сотню; его рукам тоже – в общем, похоже, ему всему. Он представил Чипа другим членам Совета: пожилой женщине по имени Сильви, рыжеволосому мужчине лет пятидесяти или около, чьего имени Чип не дослышал, и низенькой, но хорошенькой женщине, которую звали Гри-Гри. Чип выпил с ними кофе и съел пирожное с кремом. Они показали ему планы, которые обсуждали, выкладки, которые Уни сделал для перестройки «городов Г-3». Они говорили, стоит или нет переделать планы по нескольким разным типам, задавали вопросы по телекомпу и не соглашались с ответами. Пожилая женщина, Сильви, объяснила по пунктам, почему она считает эти планы неоправданно однообразными.

Мадхир спросил Чипа, есть ли у него мнение, Чип сказал, что нет. Молодая женщина, Гри-Гри, приглашающе улыбнулась ему.

В тот вечер в главном холле была вечеринка – «С Новым Годом!» – «С У ни Годом»! – и Карл прокричал в ухо Чипу:

– Я тебе скажу, что мне не нравится здесь. Нет виски!

Разве это не облом? Если вино можно, то почему не виски?

Довер танцевал с женщиной, похожей на Лайлак (нет, даже и наполовину не такая красивая), и еще были люди, с которыми Чип вместе сидел за столом во время трапез и которых он встречал в спортзале и в музыкальной комнате, люди, которых он видел в одной или другой части комплекса, люди, которых он раньше не видел, людей было больше, чем накануне вечером, когда он и Карл вошли в холл – было почти сто человек, а одетые в белый паплон члены двигались между ними а подносами.

– С Уни Годом! – сказала Чипу пожилая женщина, которая сидела с ним за обеденным столом. Гера или Гела. – Уже почти сто семьдесят второй! – сказала она.

– Да, – ответил Чип. – Полчаса осталось.

– А, вот он! – сказала она и двинулась вперед. В дверях стоял Веи, в белом комбинезоне, вокруг него толпились люди.

Он жал им руки и целовал в щеки, его сморщенное желтое лицо треснуло ухмылкой и блестело, глаза потерялись в морщинах.

Чип отступил назад, дальше в толпу, и отвернулся. Гри-Гри махала ему рукой, подпрыгивая, чтобы видеть его за головами. Он помахал ей в ответ, улыбнулся и пошел дальше.

Следующий день, День Объединения, он провел в спортзале и в библиотеке.

Он был на нескольких вечерних беседах Веи. Они проходил в саду, в приятном месте. Трава и деревья были настоящие, звезды и луна – почти реальность, луна меняла фазы, но не положение «2 небе. Время от времени слышались птичьи трели и ду.» ветерок. Обычно на беседах было пятнадцать-двадцать программистов, которые сидели на стульях и на траве.

Говорил главным образом Веи, расположившись в кресле. Он толковал цитаты из «Живой мудрости» и искусно подводил частные вопросы к обобщениям. Иногда он уступал доводам главы Совета по Образованию, Густафсена, или доводам Боровьева, главы Медицинского Совета, или еще кому-нибудь из Высшего Совета.

Сначала Чип сидел с краю и только слушал, но потом начал задавать вопросы: почему хотя бы некоторым составным частям лечений нельзя вернуть добровольный принцип, почему человеческое совершенство не может включать в себя доли эгоизма и агрессивности; и не играет ли эгоизм, в самом деле, существенную роль в их собственном принятии «долга» и «ответственности», на которые они ссылаются. Некоторые программисты вокруг него. казалось, были озадачены этими вопросами, но Веи отвечал на них терпеливо и полно, он даже, казалось, приветствовал их, слышал его «Веи?» через вопросительные реплики других. Чип придвинулся чуть ближе к центру группы.

Однажды ночью он сел в кровати и закурил в темноте.

Женщина, лежащая рядом с ним, погладила его по спине.

– Все в порядке, Чип, – сказала она. – Так лучше для всех.

– Ты читаешь мысли? – спросил он.

– Иногда, – ответила она. Ее звали Деирдр, и она была в Совете по Колониям. Тридцать восемь лет, светлокожая и не особенно красивая, но чувствительная, стройная и приятная в общении.

– И я начинаю думать, что так лучше, – сказал Чип, – но я не знаю, убеждает меня в этом логика Веи или омары, Моцарт и ты. Не говоря уж о перспективе вечной жизни.

– Это меня пугает, – сказала она.

– Меня тоже, – отозвался Чип.

Она продолжала поглаживать его по спине.

– Мне понадобилось два месяца, чтобы остынуть, – сказала она.

– Так ты это назвала? – спросил Чип. – Остывание?

– Да, – сказала она. – И взросление. Принятие реальности.

– Тогда почему у меня такое чувство, что это называется «сдаться»? – спросил Чип.

– Ляг, – сказала Деирдр.

Он отложил сигарету, поставил пепельницу на стол и повернулся к ней, ложась рядом. Они обнимали друг друга и целовались.

– Правда, – сказала она. – Так лучше для всех, по большому счету. Мы улучшим жизнь постепенно, работая в наших советах.

Они целовались и ласкали друг друга, а затем сбросили простыню, она закинула ногу Чипу на бедро, и его напряжение легко скользнуло в нее.

Однажды утром он сидел в библиотеке, как вдруг его за плечо тронула чья-то рука. Чип обернулся и вздрогнул – перед ним стоял Веи. Он наклонился, оттолкнул Чипа и приблизил лицо к экрану.

Через секунду он сказал:

– Ну что ж, ты напал на нужного человека, – он еще одно мгновение смотрел на экран, затем выпрямился, отпустил плечо Чипа и улыбнулся. – Почитай Либмана тоже, – сказал он. – И Окиду, и Маркуза. Я напишу список книг и дам тебе в саду сегодня вечером. Ты придешь?

Чип кивнул.

Дни Чипа превратились в скучную рутину: утро – в библиотеке, после обеда – в Совете. Он изучал методы строительства и планирования среды, изучал чертежи силуэтов фабрик и устройство коммуникаций в жилых зданиях. Мадхир и Сильви показывали ему чертежи строящихся зданий и зданий запланированных на будущее; городов, какие они есть, и (пластиковые макеты) какими они могут когда-то стать. Он был восьмым членом Совета, из остальных семи трое склонялись к тому, чтобы отклонить проекты Уни и изменить их, и четверо, включая Мадхира, к тому, чтобы принять без рассуждений.

Официальные заседания проводились по пятницам после обеда, в другое время в кабинетах редко бывало больше четырех-пяти членов. Однажды там были только Чип и Гри-Гри, и они в итоге оказались переплетенными между собой на диване Мадхира.

После Совета Чип шел в спортзал и в бассейн. Он ел вместе с Деирдр и с Довером, и с женщиной, которая была с Довером в тот день, и с теми, кто присоединялся к ним – иногда Карл, который был в Транспортном Совете и смирился с вином.

Однажды в феврале Чип спросил Довера, можно ли связаться с тем, кто заменил Довера на Свободе, узнать, в порядке ли Лайлак и Джан и заботится ли о них Джулия, как она обещала.

– Конечно, – сказал Довер. – Никаких проблем.

– Так ты сделаешь это? – спросил Чип.

Довер промолчал.

Через несколько дней он разыскал Чипа в библиотеке.

– Все хорошо, – сказал он. – Лайлак живет дома, покупает продукты и платит за квартиру, так что Джулия, должно быть, держит слово.

– Спасибо, Довер. Я беспокоился.

– Тамошний человек будет за ней присматривать, – сказал Довер. – Если ей что-нибудь будет нужно, деньги можно послать по почте.

– Это замечательно, – сказал Чип. – Бедная Джулия поддерживает семьи, когда это совсем не обязательно. Если бы она знала, с ней бы случился припадок.

Довер улыбнулся.

– Случился бы, – сказал он. – Но конечно, не все, кто ушел оттуда, добрались сюда, так что в некоторых случаях это необходимо.

– Правда, – сказал Чип. – Я не подумал.

– Увидимся за обедом, – сказал Довер.

– Да, – сказал Чип. – Спасибо.

Довер ушел, а Чип наклонился над экраном визира. Он поставил палец на кнопку переворачивания страниц и через секунду нажал ее.

Он начал говорить на заседаниях Совета и задавать меньше вопросов на беседах с Веи. Пустили подписной лист, чтобы сократить число дней, когда едят унипироги, до одного в месяц; он поколебался, но подписал. Он перешел от Деирдр к Блэки, к Нине и обратно к Деирдр; слушал в малых холлах сплетни насчет секса и шутки насчет членов Высшего Совета; следовал всем идиотским увлечениям вроде делания бумажных самолетиков и разговаривания на до-Объединенческих языках.

Однажды утром он проснулся рано и пошел в спортивный зал.

Там был Веи, который прыгал через коня и махал гирями, блестящий от пота, с рельефными мускулами и тонкой талией, в черном соспендолии и с чем-то белым вокруг шеи.

– Еще одна ранняя пташка, доброе утро, – сказал он, прыгая в одну и в другую, в одну и в другую сторону; вращая гирями по отдельности и вместе над своей головой с пучками седых волос.

– Доброе утро, – ответил Чип. Он подошел к стене, снял халат и повесил на крючок. Другой халат, синий, висел через несколько крючков.

– Ты не был на беседе вчера вечером, – сказал Веи. Чип повернулся к нему.

– Была вечеринка, – сказал он, сбрасывая сандалии. – День рождения Патьи.

– Все в порядке, – сказал Веи, прыгая и вращая гирями. – Я просто так заметил.

Чип ступил на мат и начал бег на месте. Белое вокруг шеи Веи было плотно сидящей шелковой повязкой.

Веи перестал прыгать, бросил гири и взял полотенце, висевшее на параллельных брусьях.

– Мадхир боится, что ты будешь радикалом, – сказал он, улыбаясь.

– Он и половины не знает, – ответил Чип. Веи смотрел на него, по-прежнему улыбаясь, вытирая полотенцем свои большие мускулистые плечи и под мышками.

– Ты так работаешь каждое утро? – спросил Чип.

– Нет, раз или два в неделю, – ответил Веи. – Я не спортсмен по натуре, – он перекинул полотенце за спину. Чип перестал трусить на месте.

– Веи, я хочу с тобой кое о чем поговорить.

– Вот как? А в чем дело? Чип сделал к нему шаг.

– Когда я только попал сюда, – начал он, – и мы обедали вместе…

– Да? – поощрил его Веи. Чип прокашлялся и сказал:

– Ты сказал, что если я захочу, я смогу заменить глаз. И Розен сказал то же самое…

– Да, конечно, – кивнул Веи. – Ты хочешь это сделать? Чип посмотрел на него неуверенно.

– Я не знаю, это кажется такая… суета, – сказал он. – Но я постоянно помню об этом…

– Это не суета – исправить недостаток, – сказал Веи. – Небрежение – не сделать этого.

– Можно мне поставить на глаз линзу? – спросил Чип. – Коричневую линзу?

– Да, можно, – сказал Веи, – если ты хочешь спрятать недостаток, а не устранить его.

Чип сказал после некоторого раздумья.

– Хорошо… Я хочу, чтобы это сделали.

– Договорились, – сказал Веи и улыбнулся. – Мне два раза меняли глаза. Первые несколько дней видно нечетко, потом все приходит в норму. Пойди в медицентр сегодня же, до обеда. Я скажу Розену, чтобы он сам это сделал, как можно скорее.

– Спасибо, – поблагодарил Чип.

Веи повесил полотенце на свою замотанную белым шею, по вернулся к параллельным брусьям и, подтянувшись, выпрямил руки.

– Помалкивай об этом, – сказал он, передвигаясь на руках между брусьями, – а то дети начнут тебе надоедать.

Все было сделано, Чип посмотрел в зеркало; оба его глаза были карие. Он улыбнулся, отступил на шаг и снова шагнул к зеркалу. Он смотрел на себя с одной стороны и с другой, улыбаясь.

Когда он оделся, то опять посмотрел в зеркало.

Деирдр, в холле, сказала:

– Потрясающе! Ты выглядишь великолепно! Карл, Гри-Гри, посмотрите, какой у Чипа глаз!

Члены помогли им облачиться в тяжелые зеленые пальто с капюшонами. Они застегнули пальто, надели толстые зеленые перчатки, и член распахнул дверь. Двое – Веи и Чип – вошли.

Они шли рядом по проходу между стальными стенами блоков, дыхание выходило паром из ноздрей. Веи говорил о температуре внутри блоков памяти, об их весе и числе. Они свернули в более узкий проход, где стальные стены протянулись перед ними, сходясь у далекой поперечной стены.

– Я был здесь ребенком, – сказал Чип.

– Довер мне говорил, – ответил Веи.

– Тогда он напугал меня, – сказал Чип. – Но в нем есть какое-то… величие, в этом порядке и точности. Веи кивнул, его глаза заблестели.

– Да, – сказал он. – Я ищу поводов, чтобы приходить сюда.

Они свернули в боковой проход, прошли мимо колонны и повернули в длинный узкий коридор между стоящими спинами друг к другу рядами стальных блоков памяти.

Снова в одних комбинезонах, они смотрели в широкую огороженную парапетом яму, круглую и глубокую, где находились стальные и бетонные сооружения, соединенные синими рукавами, а более толстые синие рукава уходили вверх к низкому ярко светящемуся потолку. («Я подумал, что тебя особенно интересует холодильная установка», – сказал Веи, улыбаясь, и Чипу, похоже, было неловко). Рядом с ямой стояла стальная колонна, за ней была еще одна огороженная яма с синими рукавами, и еще одна колонна, и еще одна яма. Комната была огромная, прохладная и тихая. Приемо-передающая аппаратура составляла две длинных стены этой комнаты со сверкающими красными огоньками; члены в синем вытаскивали и заменяли вертикальные панели с двумя ручками, блестящие черным и золотым. Четыре реактора под красными чехлами стояли в конце зала, а за ними, за стеклом, полдюжины программистов сидели за круглым пультом, читая что-то в микрофоны, переворачивая страницы.

– Hу вот, – сказал Веи.

Чип смотрел во все стороны. Он потряс головой и выдохнул.

– Христос и Веи, – сказал он.

Веи счастливо засмеялся.

Они еще немного постояли, походили, посмотрели, поговорили с некоторыми членами, а затем покинули зал и пошли по белым кафельным коридорам. Стальная дверь открылась перед ними, и они прошли в нее и пошли рядом по коридору с ковром, начавшимся за дверью.