"Атаман Альтаира" - читать интересную книгу автора (Ракитин Алексей)7.– Серия убийств проституток на территории космопорта и вокруг него началась около двух лет назад, – вышагивая вокруг меня, негромко говорил штандартенфюрер СС. – Общность почерка, совпадение предпочтений при выборе объектов посягательств, манера совершения преступлений и характер постмортальных манипуляций с трупами убеждают нас в том, что мы имеем дело именно с убийцей-серийником, а не со случайными совпадениями или подражанием. Преступный сериал получил название «Убийства на выезде», а убийца – поисковый псевдоним «Кочегар». Вам, господин Кентаврус, придется, самым тщательным образом восстановить картину своей жизни в тех временных интервалах, которые будут нас интересовать. Призываю вас с максимальной ответственностью подходить ко всем своим заявлениям и поступкам. Ложь, неточность или двусмысленность могут вам дорогого стоить. Напомню, что правительство Нерона не отменяло смертную казнь. Более того, подобная мера наказания у нас достаточно распространена. – Благодарю за толковое и доходчивое объяснение. Отдельное спасибо за то, что не били и не макали головой в ведро с нечистотами. Не могли бы вы разъяснить, какова, собственно, сумма доказательств моей вины? – Извольте. Начнем с очевидного вопроса. Почему вы изображали слепого? – Имея поэтическую, творческую, ранимую натуру, будучи скромен и волнителен, я нуждаюсь в том, чтобы не афишировать себя и свои действия. – Что значит «волнителен»? – не понял немец. – Это значит, способность испытывать переживания из-за мелочей. А что, надеть черные очки и ходить в сопровождении робота-поводыря – это серьезная улика? – Вообще, нет. Можете нацепить рога и изображать Люцифера или вставить в рот апельсиновую корку и изображать из себя врага вообще. Теоретически рассуждая – это ваше личное дело, каким дураком вы хотите предстать в глазах окружающих. Но в данном конкретном случае ваша маскировка… Разыскиваемый «Кочегар» изображал из себя именно слепого в черных очках и перемещался по космопорту в сопровождении робота-поводыря. Во всех восьми эпизодах есть свидетельства, позволяющие предполагать, что именно к такой маскировке прибегал убийца. М-да. Неудачный я выбрал имидж для прогулки. – Вы сказали, что убийства осуществлялись на протяжении последних двух лет? – Если точнее, первое преступление сериала имело место два и четыре десятых года назад… – Вы говорите о нероновском календаре? – Разумеется. Я знал, что год на Нероне короче земного. Я знал и другое – на Нероне я не бывал уже почти четыре земных года. – Господин офицер! Последний раз я прилетал на вашу чудную планету примерно четыре земных года тому назад. Понятие алиби ваша юриспруденция признает? – Признает. Если, по вашему мнению, у вас есть алиби, тогда остался сущий пустяк – его доказать. Вам придется подтвердить факты своего отсутствия на планете Нерон, скажем, два месяца тому назад или четыре с половиной. Разумеется, не голословно. Надо будет назвать людей, способных подтвердить точность ваших слов. А также представить документальные материалы, способные убедить нас в вашей правдивости. В качестве последних приветствуются разного рода финансовые свидетельства – полученные в этот период страховки, кредиты, документы об оформлении разного рода собственности. Разумеется, все будет должным образом нами проверено. Мы очень дотошные люди. Что скажете? М-да. Для каждого непотопляемого авианосца существует свое Коралловое море. Так что с ответом я не спешил. Я никак не мог объявить какому-то там офицеру нероновской полиции о том, что последние шесть месяцев своей жизни провел на планете Голубой Пепедук, где старательно организовывал аферу, которая сейчас стоит на первых местах в криминальных новостях Земной Цивилизационной Лиги. Не могло быть и речи о признании аутентичности Кентавруса Пепеджаклуса и Пепеданга Чивалдоси, на чье имя зарегистрированы десятки разорившихся в одночасье компаний. И как в таком случае я мог доказать свое алиби? – Я вижу, господин Пепеджаклус, вы задумались над моими словами? – Послушайте, господин офицер! Вы желаете, чтобы я взялся доказывать свою невиновность. Но презумпцию невиновности покуда ведь никто не отменял. Если вам кажется, что вы поймали «Кочегара» – или как там его? – потрудитесь доказать это сами. – Что ж, надо понимать, с алиби у вас возникли затруднения. Тем не менее, я настоятельно рекомендую вам подумать в этом направлении. Ваши слова о презумпции невиновности неоригинальны. Скажу даже больше! Наш суд их не примет во внимание. – В самом деле? Давайте откровенно, господин офицер! Для меня очевидно, что я стал жертвой полицейской провокации. Я не приставал к этой стерве в латексном лифчике, не заводил с нею разговор, не знакомился и не пытался куда-то пригласить. Я не знаю, настоящая она проститутка или это ваш агент, но в отношении меня осуществлена полицейская провокация. По-русски – подстава. Я не собираюсь углубляться в какие-то там объяснения и давать пищу для новых вопросов и подозрений. Я желаю видеть судью, дабы рассказать ему о методах вашей работы. Офицер СС выслушал меня очень внимательно, не перебив ни единым словом. Убедившись, что я умолк, Отто Гибельхакер грустно покачал головой: – Очень плохой ответ, господин Кентаврус Пепеджаклус! – В самом деле? А что, бить будете? – М-м… Пока нет. У меня для вас есть кое-что поинтереснее… С этими словами он вышел из помещения. Я остался сидеть на стуле перед зеркалом во всю стену, рассматривая собственное отражение. Выглядел я напряженным, и душу мою царапал целый выводок злобных сиамских кошек. Дверь комнаты для допросов распахнулась. Вошли двое. Астеник в наглухо застегнутом черном плаще и высокая брюнетка в ботинках на толстой подошве и тоже в длинном черном плаще с разрезами по бокам. И красиво, и бить ногами не мешает! Мысленно я сразу же окрестил ее сукой в ботах. Парочка обошла меня с разных сторон, приглядываясь. Или принюхиваясь? Наконец, астеник скомандовал: – Руки за спину! Я завел руки за спинку стула. Брюнетка тут же застегнула на моих запястьях наручники. Обычные наручники, самозатягивающиеся, с зубцами, грызущими кожу. Что ж, допрос, похоже, перетекал в активную фазу. Психологически я был готов, насколько вообще можно быть готовым к вкусу собственной крови во рту или двадцативольтовому разряду тока. – У вас возникли кое-какие проблемы, – сказал астеник. – Дело в том, Сэмми, что в космосе найдется довольно много людей, желающих разорвать тебя на куски. Что тут сказать? Психологический удар оказался хорош. Я никак не ожидал того, что кто-то на Нероне назовет меня Сэмми. Здесь просто не могло быть людей, способных связать Сэмми Йопи-Допи с Кентаврусом Пепеджаклусом. Уставившись мне прямо в глаза, астеник продолжал развивать мысль, теперь уже обращаясь на «ты»: – Что скажешь о ребятах с «Эскалибура»? Ты кое-что взял у них, не так ли? Более того, ты даже кое-кого из них убил… А кроме ребят из «Эскалибура», есть еще удалые перцы, которые с удовольствием возьмутся отомстить за Моню-Катерпиллера… Я испытал некоторое облегчение. Мой собеседник не стал углубляться дальше. Значит, ему ничего не известно ни о Влади Чпикагурике, ни о Пепеданге Чивалдоси, ни – тем более! – о более древних моих реинкарнациях. Конечно, если только подобное умолчание не являлось следствием выбранной стратегии допроса. – Что скажешь, Сэмми? – Скажу, что не расслышал вашего имени. – Я его и не называл. Правосудие Нерона имеет к тебе кое-какие вопросы. С ответами у тебя возникли затруднения. Но что ты скажешь, если твою скромную персону нероновские власти – или не только они – используют для торга с пиратами? Тобою воспользуются для размена на заложников. Причем даже не только при прямых переговорах с «Эскалибуром», но и с любым другим каперским кланом. У пиратов широко развита система взаимозачетов. Тебя выменяет один клан, отдаст другому, тот – третьему. Пойдешь по рукам и, в конце концов, попадешь к «Эскалибуру». А у них большой на тебя зуб, уж поверь! – Много текста! – остановил я астеника. – Скажи, че те надо? – Слышу слова не мальчика, но мужа, – улыбнулся тот. – Ответь на наши вопросы – и будешь отпущен. – И много вопросов? – Всего два… – Ну, валяй! Только не проси доказательство сводимости рядов Карпаи для нечетных би-квантов в интравертном континууме… Все, что после леммы «об обратимости», я давно забыл. – Гримаса русского юмора, – усмехнулся астеник. – Ладно, спрошу что попроще. Пойдем по порядку. Где находится твой «торпиллер»? – Что-о-о?! – Я упал бы со стула, если бы не скованные за спинкой руки. – Мы знаем, что он у тебя, Сэмми. Ты не будешь жить, пока не вернешь его, понимаешь? Тебе не найдется места во Вселенной – мы отыщем тебя везде, вытащим из самой глубокой щели… Мы будем преследовать тебя до тех самых пор, пока ты не вернешь «торпиллер». – Не понимаю, о чем вы говорите! Что такое этот самый… «торпиллер»? Ложь можно доказать математически, просто-напросто отследив видимые перемещения зрачка в интервале, когда человек обдумывает ответ. Я прекрасно осведомлен обо всех этих приемах спецслужб, не зря же некогда считался лучшим учеником подрывной монастырской школы тюремного типа по дисциплинам «поведение на допросах», «противодействие оперативным разработкам и тактикам спецслужб» и «вскрытие внутренних угроз в нелегальных структурах». Я мог позабыть леммы из астрофизики, но тому, как обманывать всевозможные детекторы, разучиться нельзя… Астеник замер. Видимо, слушал через наушник скрытого ношения доклад оператора, оценивавшего мои глазные реакции. Доклад, скорее всего, его запутал, не дав однозначного ответа. Он решил зайти с другой стороны: – Послушай, Сэмми, ты мне не интересен, пойми. Я не желаю тебе зла. Ничего личного – только интересы дела. Ты не знаешь слова «торпиллер»? Хорошо, этому я верю… Тогда скажу иначе: отдай то, что ты получил вместе с рабами. Вот тут я по-настоящему озадачился. Скажу больше! Я даже не понял, о каких рабах он вообще говорит. – Не понимаю! Какие рабы? Я не работорговец и никогда им не был! – Мы это знаем, Сэмми, и потому тебя никто не обвиняет в работорговле. Но… возможно, я все же выражаюсь неясно. Давай зайдем с другой стороны. Скажи, куда ты дел Тихомирову? Она сейчас находится в твоем корабле, правда? – О ком вы?! – О Наташе Тихомировой. – Не знаю, кто такая… – Ты нас обманываешь, Сэмми. И мы это знаем абсолютно точно. Наверное, ты точно так же нас обманывал, уверяя, будто ничего не знаешь о «торпиллере»… Астеник досадливо махнул рукой и отошел в сторону. В следующее мгновение брюнетка ударила меня ногой в лоб – жестко, сильно. Голова моя дернулась, затылок впечатался в высокую спинку. Удар получился как бы двойным – в лоб и в затылок. Я завалился, но не упал – скованные руки удержали на стуле. Брюнетка взяла меня за волосы. Я постарался улыбнуться. – Что скалишься, русский? – прошипела сука в ботах. – В детстве меня постоянно били табуретом по голове. С тех пор я часто улыбаюсь… Она влепила мне яростную пощечину. Голова моя дернулась подобно нищему, увидевшему в мусорном контейнере окурок дорогой сигары. Щека вспыхнула огнем, на глаза непроизвольно навернулись слезы. – Да ты никак плачешь, русский? – Всего лишь безусловный рефлекс на вонь из твоего рта. Не дыши на меня, пожалуйста! – Слышишь, ты, русский придурок! Мы знаем, что ты купил трех рабов, застрелив Моню-Катерпиллера и пирата из клана «Эскалибур»! Мы знаем, что ты отвез всех троих на станцию «Квадрионе пультаре», где отпустил их на свободу. И точно так же нам известно, что Наталья Александровна Тихомирова вернулась на борт твоей «Красы Крыжополя»!.. Хочешь посмотреть видеозапись, сделанную на причале?! В голове гудели колокола, детали окружающего мира плыли перед глазами. Однако я постарался не раскисать и как можно тверже ответил: – Запомни, сука в ботах, никто и никогда не называл ее Натальей Тихомировой. Все называли ее Натс. И я тоже. – Натс – это аббревиатура от Натальи Александровны Тихомировой. – Да только я этого не знал! – Теперь знаешь… – И что? – Где она? Вот тут я задумался. Можно, конечно, рассказать про Звездный Акапулько и бунгало на берегу Саут-Оушен с бассейном и фонтаном. Но что-то подсказывало мне, что Натс вовсе не обрадуется появлению этих камрадов в черных одеждах. – Вам надлежит начинать свои розыски от того места, где я ее оставил. Я говорю о «Лейбе Троцком». – Ты оставил ее у анархистов?! На блуждающей станции «Лейба Троцкий»?! В шаровом скоплении Гильгамеш?! – Именно там, – ответил я, не моргнув глазом. – Она заявила, что не желает оказаться на планете, входящей в состав Земной Цивилизационной Лиги. Мы рассмотрели несколько вариантов, и она остановилась на «Лейбе…» Сука в ботах брезгливо оттолкнула мою голову и выпрямилась. – Шеф! Эта русская свинья врет! – воскликнула она. – Я знаю, – спокойно ответил астеник. – Причем врет наобум. Не соображает, что наша мышка никогда бы не полезла к анархистам. – Я думаю, сейчас она сидит в его корабле. Полагаю, она сделалась его любовницей, и он повсюду ее за собой таскает. – Полностью разделяю предположение. Сделаем этому дураку инъекцию и осмотрим корабль. Почешем Наташе хохолок между лопаток! – астеник осклабился. На борт корабля невозможно попасть без моей санкции – бортовой компьютер просто не опустил бы пандус. Любые действия внутри корабля – будь то вызов лифта, открытие помещений и т. п. – могли осуществляться также лишь с моей команды. Спецслужбы и разного рода злоумышленники для несанкционированного проникновения в космический корабль обычно вводили хозяина в состоянии суггестии (или, как его еще называли, «безвольного исполнения»), и понуждали отдавать необходимые приказы. Осуществлялось это посредством инъекций, блокировавших работу тех отделов коры головного мозга, которые отвечали за формирование волевых импульсов. Старая песня на новый лад! Когда-то в древние времена для подавления воли давали пентотал… – Должен умерить ваш восторг, неуважаемые господа, – заметил я негромко. – Вы не сможете применить ко мне ни один из ваших препаратов для подавления воли. Можете потренироваться на кошечках или друг на друге, но только не на мне. У меня в голове – имплантат. Весьма взрывоопасный, настроенный на несущие биоритмы мозга. Как только пойдет сбой «альфа» и «бета»-ритмов, получится ядерный взрывчик всего-то на пару килотонн. – Думаешь, самый умный, да? – спросил астеник. – Ага! Даже уверен в этом. Да вы и сами сейчас убедитесь! – Шеф! Этот русский блефует! – подала голос сука в ботах. – Шеф! Вы не очень-то слушайте свою дурочку, – в тон ей добавил я. – Обидно будет умирать от ядерного взрыва в голове допрашиваемого. Астеник выпрямился и подошел к двери. Приоткрыв ее, обратился к кому-то, кого я не мог видеть. «Нужен томограф, срочно!» – расслышал я. Не прошло и минуты, как в комнате появились смурные полицейские. Видимо, те самые отважные парни, что задерживали меня час назад. Они уже сняли противогазы, и моему взору предстали волевые подбородки, бессмысленные глаза и лбы настоящих титанов мысли в два моих мизинца. Они расцепили мои руки, уложили на широкую каталку, тут же пристегнув к ней руки и ноги, после чего проворно покатили по коридору. Везли ногами вперед. Своеобразный полицейский юмор. Не самого скверного, кстати, пошиба. Когда меня доставили в медицинской бокс, то даже не стали перегружать на специальный лоток. Задвинули в томограф прямо с каталкой. Я слышал, как врач, водя пальцем по экрану монитора, объяснял Гибельхакеру, а также астенику, а также брюнетке: – Тут, в пространстве между гипоталамусом и таламусом, мы видим инородное тело оживальной формы длиной шестьдесят пять и диаметром четырнадцать миллиметров… Осумкованное, находящееся здесь достаточно давно… О строении его ничего определенного сказать нельзя, для нашего прибора это тело непрозрачно. Что это может быть, спросить надо у владельца головы. – Это микроразмерный ядерный боеприпас, – спокойно пояснил я. – Страховка от лишних вопросов на допросах. В качестве ядерного материала использован активный высоковалентный изотоп цезия, благодаря чему энергетическая эффективность бомбы почти на порядок превосходит боеприпас, изготовленный из такого же количества плутония. – Стало быть, технология взрывных имплантатов действительно существует… – пробормотал врач. – Я слышал о таких… – Донские казаки изощряются, – мрачно уронил Гибельхакер. – У них эта фишка очень популярна. Говорят, у каждого казака такая дура в голове установлена. Сука в ботах наклонилась ко мне: – Так ты, стало быть, казачок! – Если интересуешься мужиками, хорошо владеющими плетью, то тогда тебе ко мне, – в тон ответил я. – Переверну твое представление о сексе, даже не прикоснувшись пальцем. Полицейские мыслители вытащили каталку из томографа и живо доставили меня обратно в комнату для допросов. После того, как меня вернули на жесткий стул, не нацепив, правда, наручники, вошел Отто Гибельхакер. – О! Я уже успел соскучиться, господин штандартенфюрер! Как я выглядел через зеркало? – Нормально, – вяло отмахнулся он. – Не хуже прочих. Я пришел вам сообщить, что через полчаса откроется выездное заседание суда, на котором будет рассмотрен вопрос о выдачи санкций на ваш арест, а также на обыск вашего корабля. Кроме того, следствие намерено просить судью назначить вам ряд экспертиз – ситуационную, психолого-психиатрическую и трассологическую. – Спасибо за внимание к моей скромной персоне, господин штандартенфюрер! Чувствую себя нужным человечеству! Под заседание выездной сессии суда оказалось выделено совсем небольшое помещение всего с одним столом и дюжиной стульев. Меня усадили на стул, нарочито выставленный в центр комнаты. Рядом остался стоять сотрудник полицейского спецназа с лицом раздраженного бульдога. Если не ошибаюсь, в звании «маршал-прапорщик». Стало быть, командовал целой группой себе подобных бульдогов. Еще пара полицейских в черной кожаной форме устроилась на стульях возле двери – конвой, призванный помочь «маршалу-прапорщику» в усмирении меня, если такая необходимость возникнет. Кроме них – еще пара странного вида мужчин в синих мундирах с золотыми погонами на одном плече. Чиновники из прокурорского надзора? Они негромко переговаривались между собою на каком-то немецком сленге. Я слышал отдельные слова и фразы, но не мог уяснить содержание разговора. Немецкий язык известен мне довольно плохо, он вообще мало распространен во Вселенной. Путешественнику по Вселенной следовало знать только русский и английский языки, и тогда он мог быть уверен в том, что его поймут везде. Или почти везде. Спустя несколько минут вошел мужчина в черном хитоне до пят, украшенном стилизованными изображениями богини правосудия. Я решил, было, что это судья, но ошибся. Человек в хитоне повесил на стену позади письменного стола портрет Адольфа Гитлера, а на стол поставил статуэтку, изображавшую сутулого мужика, бородатого и нагого. При всей моей эрудиции я так и не смог понять, что же означают эти приготовления. Мужчина в хитоне между тем вышел, но тут же вернулся с пластиковым тазиком, наполненным водою. Тазик он поставил подле статуэтки. Признаюсь, тут я начал думать всякое. Полицейский спецназ во время судебного заседания начнет макать меня головою в тазик? Или судья станет смотреть на воду, чтобы убедиться в правдивости моих заявлений? Мужик в хитоне приставил к торцу стола один из стульев, сел на него и куда-то позвонил. Во всяком случае, я видел, как он негромко говорил, склонившись к воротнику. Покончив с переговорами, он поднялся и что-то негромко возвестил. Я даже не разобрал, что именно. Присутствовавшие вскочили на ноги. Я тоже поднялся. Дверь в помещение отворилась, и в проеме возник невысокий пожилой мужчина в хитоне, похожем на тот, что у человека, принесшего тазик с водою. Только хитон расшит блестящими стеклярусными нитками и имел переливавшуюся серебром подкладку. Все выбросили правую руку вверх в классическом нацистском приветствии, пролаяв: «Драй литер!» Вошедший вяло махнул рукой в ответном приветствии. Подойдя к столу, закатил зрачки под веки и быстро прочитал молитву по-латыни. Выглядел он в эту минуту прямо-таки умирающим клоуном. Насколько я понял, он обращался к богу Одину, представленному статуэткой сутулого бородатого мужика на столе, о даровании зрелых мыслей и наставлении в деле правосудия. Покончив с молитвой, старец уронил свое тело на стул, а локти на стол. И обратился к коллеге, носившему до того портрет Гитлера и тазик с водою: – What language of interstellar dialogue the object of judicial consideration uses? Типа: «На каком языке межзвездного общения разговаривает этот придурок, что стал объектом судебного разбирательства». – Ваша честь! – подскочил со стула судебный секретарь, – задержанный, называющий себя Кентаврусом Пепеджаклусом, разговаривает на русском языке. Старец повернул многомудрое лицо в мою сторону и устало вымолвил на прекрасном русском: – Согласно статье девятьсот одиннадцатой Судебного Устава планеты Нерон я, Фридрих Цеммервальд-Циник, старший судья округа Блюхер, государственный служащий категории одиннадцать-А, объявляю об открытии слушаний по подозрению Кентавруса Пепеджаклуса в покушении на Агнету Коценбоген, она же Генриетта Табу. Слушания будут проводиться на русском языке… Я восхитился! Так прекрасно говорить по-русски (и, видимо, не только по-русски!) мог только сущий полиглот. Конечно, технологии лингвистического подкоркового копирования облегчили изучение иностранных языков. Но все же знать в совершенстве язык другого народа – всегда маленький подвиг. – Благодарю вас, ваша честь, – подскочил я со стула с поклоном. – Я стараюсь вовсе не для того, чтобы снискать вашу благодарность, – промолвил судья равнодушно, – а просто потому, что такова норма закона. Теперь перейдем к делу. Что у нас там есть в отношении задержанного? Один из мужчин в синем мундире с золотым погоном на плече поднялся и стал довольно живописно рассказывать о том, как я был задержан при попытке нападения на Агнету Коценбоген. В качестве зримого подтверждения моих злых умыслов была продемонстрирована видеозапись мимолетного конфликта, в ходе которого девица оказалась на полу. Чтобы посмотреть представленный прокуратурой материал, секретарь поставил перед судьей небольшой полупрозрачный планшетный монитор. Поглядев запись, Цеммервальд-Циник поинтересовался: – Кого и в чем это должно убедить? Прокурор принялся доказывать, что я весьма подозрителен в силу хотя бы того, что пытался выдать себя за слепого – ведь именно так действует непойманный серийный убийца по кличке «Кочегар». Судья, внимательно его выслушавший, спросил: – Вам известны материалы расследования? «Кочегар» не говорит по-русски. Достоверно известно. Этот человек начинал мне нравиться! Прокурор принялся рассуждать в том духе, что преступник мог за несколько последних месяцев выучить русский язык именно для того, чтобы запутать следствие. Судья выслушал с печатью мрачного неудовольствия на лице и обратился ко мне: – Что можете сказать по сути происшедшего? Я поднялся и заговорил о полицейской провокации. О том, что проститутка, якобы пострадавшая от моих действий, просто-напросто разыграла сцену, руководствуясь полученным указанием. Затем о том, что меня допрашивали сотрудники спецслужбы Земной Цивилизационной Лиги, которые ставили перед собою цель завербовать меня для работы против правительства родной мне планеты Ксанка. Потрясая кулаками и брызгая слюной, я орал: – Если вы меня посадите в свою тюрьму, жители моей Родины узнают, что дружественный нам Нерон на самом деле недружественен! Его полиция помогает «цивилизаторам» плести заговоры против правительств тех планет, которые отказываются примкнуть к Цивилизационной Лиге! Особенно возмутительно то, что власти Нерона, который сам немало пострадал от псевдо-цивилизованных демократов, не контролируют должным образом свои правоохранительные органы! Жители Ксанки откажутся от полетов к вам, в это гнездо провокации! Вы не продадите нам более ни одного сельскохозяйственного робота – сами будете пахать свои радиоактивные пустыни! У нас аграрная планета, но мы найдем, где купить продукцию машиностроения и робототехники… Вот так вот я и орал. Эмоционально и, полагаю, убедительно. Во всяком случае, у судьи пробудился определенный интерес. Он поманил к себе прокурора: – Вольфганг Пиндолис, подойдите ко мне! Они о чем-то заговорили шепотом. До меня долетали только обрывки фраз: «С каких это пор у нас работают цивилизаторы?», «Где этот умник из СС?», «Не слишком ли вы увлекаетесь обвинениями?». Судья явно пенял прокурору, а тот отделывался лишь односложными ответами. В конце концов, он прекратил шепот и сказал прокурору в полный голос: – Обеспечьте мне явку этого штандартенфюрера СС, как-его-там… Гибельхакера… Я имею кое-что ему сказать. С некоторых пор наша полиция слишком часто стала грешить формализмом, а вся ее оперативная работа сводится к банальной провокации. Пора положить конец, не находите, господин прокурор? Обладатель одного золотого погона вернулся на свое место у стены и кратко ответил: – Полностью разделяю это мнение, ваша честь! – Вы хотели получить ордер на арест Пепеджаклуса… – Так точно, ваша честь. – Ордер вы не получите. По крайней мере, сейчас и у меня. Заставьте полицию нормально работать. Вы мне притаскиваете на аркане уже семнадцатого подозреваемого! Может, пора перестать рассаживать по барам подставных проституток, а попробовать что-то другое? Прокурор смиренно потупился. Судья продолжил: – Направления на экспертизы вы также не получите. Хватит морочить мне голову! Все эти экспертизы – напрасная трата казенных денег, времени и сил! Я не сдержался: – Спасибо, господин судья! Есть все же правда на свете! – Что касается вас, господин Пепеджаклус… не надо больше изображать слепого. Изображайте кого хотите – педика, имбецила, золотушного. Плюйте в потолок, гадьте на газоны, выкрикивайте здравицы президенту… Любые глупости! Но только не изображайте слепого! Вам все ясно? – Так точно, ваша честь! – Вы свободны, господин Пепеджаклус. Валите с Нерона! Да поскорее! – То есть, ваша честь, я могу вот так встать и уйти? – уточнил я у судьи на всякий случай. – Можете лечь и уползти. Можете двигаться перебежками от угла к углу. Правосудие Нерона не имеет к вам более вопросов и не задерживает вас… Все! Судебное заседание объявляю закрытым. Суд умывает руки! Он погрузил обе ладони в пластиковый тазик и сполоснул их. Я вышел в коридор. Никто не сделал попытки меня остановить. Честно скажу, я испытал редкостное облегчение. Пройдя пару поворотов, я очутился перед знакомой уже дверью в полицейский участок космопорта. Позвонил. Дверь тут же открылась. На пороге стоял штандартенфюрер СС Отто Гибельхакер: – Заходите, Пепеджаклус. Я как раз собирался идти вам наперерез… – А я бы желал забрать оружие, которое у меня отняли при задержании. – Оно уже уложено в электрокар, который повезет вас к кораблю. Полицейские на контроле пропуска в стартовую зону космопорта получили необходимые указания. Свои вещи вы найдете в целости и сохранности, не сомневайтесь. Желаете чашку кофе напоследок? – Нет, благодарю. Обойдемся без утешительных призов. – Тем не менее, господин Пепеджаклус, можно вас на пару минут… – штандартенфюрер сделал приглашающий жест. Интересно, а если бы я сказал «нет»? Мы прошли сквозь знакомый мне зал, уставленный разноформатными мониторами, к двери в комнату для допросов. Гибельхакер опять сделал приглашающий жест. – Вы желаете снова меня допросить? – спросил я. – Нет-нет! Решение судьи – закон для полиции Нерона. При всем моем искреннем недоверии к сотрудникам правоохранительных органов подавляющего большинства планет, Гибельхакеру все же я в тот момент поверил. И шагнул за дверь. Там меня ждали четыре сотрудника полицейского спецназа. Они схватили за запястья и локти, не давая пошевелиться. Но более никаких действий не предприняли. Могли бы попинать ногами, вытереть мною пол – но нет, ничего такого они не сделали. На стуле в комнате для допросов восседал тот самый астеник в черном плаще без знаков отличия… Немая сцена продлилась несколько секунд. Затем мою шею обжег явственный укол. Я дернул головой и увидел, что инъекцию сделала напарница астеника, та самая сука в ботах. Астеник заговорил с плохо скрываемым удовольствием: – Несколько слов не для протокола, Сэмми. Интересно, что сейчас тебе вколола моя милая помощница? Так вот, ты только что получил три миллилитра физраствора, содержащего сто тысяч нанороботов. Каждый из них несет несколько молекул яда. Интересно узнать, какого? Циановый водород. Сейчас он капсулирован и абсолютно безвреден для твоего организма. В таком состоянии он будет оставаться ровно тридцать дней. Семьсот двадцать условно-земных часов. За этот срок тебе предстоит вернуть нам «торпиллер» и ту самую Наташу Тихомирову, местонахождение которой ты так опрометчиво решил скрыть. – Вернуть – О-о, Сэмми, ты не потерял голоса! Немногие сохраняют спокойствие, получив такую инъекцию! Уж я-то знаю! Многие просто начинают плакать… Что же касается твоего вопроса, то я отвечу так: – Противоядие есть на каждой станции? – спросил я недоверчиво. – Нет, конечно! В этом случае у тебя мог бы появиться соблазн добраться до него силой, хитростью или подкупом. Противоядие – это набор звуков или, чтобы было понятнее, музыка, которую ты сможешь закачать через любой порт «univer-net», авторизовавшись определенным образом на определенном информационном узле. Реквизиты авторизации и адрес информационного узла записаны на элементе памяти, который найдешь в конверте рядом со своими вещами в электрокаре. Возвращаешь девчонку и «торпиллер», подключаешься к «univer-net», идешь по указанному адресу, авторизуешься и слушаешь мелодию, являющуюся паролем для активации алгоритма самоуничтожения нанороботов. Я молчал. Просто ни одного слова на ум не приходило. Астеник, похоже, превратно истолковал мое молчание и поспешил добавить: – Сэмми, я повторяю: лично ты нам неинтересен. Я не желаю тебе смерти, поскольку не считаю тебя плохим человеком. Сделай то, чего мы от тебя требуем, и живи спокойно. – Я могу идти? – Конечно! Ступай! Ребята тебя проводят. Сугубо для твоей же пользы. «Ребята», не разжимая стальных захватов, двинулись к выходу. Но тут астеник щелкнул пальцами, привлекая мое внимание. – Чего еще? – оглянулся я через плечо. – Заметь, Сэмми, я даже не стал спрашивать, согласен ли ты… |
||
|