"Посолонь" - читать интересную книгу автора (Ремизов Алексей Михайлович)Купальские огни[80]Закатное солнце, прячась в тучу, заскалило зубы[81] – брызнул дробный дождь. Притупил дождь косу, прибил пыль по дороге и закатился с солнцем на ночной покой. Коровы, положа хвост на спину, не мыча, прошли. Не пыль – тучи мух провожали скот с поля домой. На болоте болтали лягушки-квакушки. И Теплыми звездами опрокинулась над землей чарая[82] Купальская ночь. Из тенистых могил и темных погребов встало Навье[83]. Плавали по полю воздушные корабли. Кудеяр-разбойник стоял на корме, помахивал красным платочком. Катили с погостов погребальные сани. Сами ведра шли на речку по воду. В чаще расставлялись столы, убирались скатертями. И гремел в болотных огнях Навий пир мертвецов. Криксы-вараксы[84] скакали из-за крутых гор, лезли к попу в огород, оттяпали хвост попову кобелю, затесались в малинник, там подпалили собачий хвост, играли с хвостом. У развилистого вяза растворялась земля, выходили из-под земли на свет посмотреть зарытые клады. И зарочные три головы[85] молодецких, и сто голов воробьиных, и кобылья сивая холка подмаргивали зеленым глазом, – плакались. Бросил Черт свои кулички[86], скучно: небо заколочено досками, не звонит колокольчик, – поманулось рогатому погулять по Купальской ночи. Без него и ночь не в ночь. Забрал Черт своих чертяток, глянул на четыре стороны, да как чокнется[87] обземь, посыпались искры из глаз. И потянулись на чертов зов с речного дна косматые русалки; приковылял дед Водяной, старый хрен кряхтел да осочьим корневищем помахивал, – чтоб ему пусто! Выползла из-под дуба-сорокавца[88], из-под ярого руна сама змея Скоропея[89]. Переваливаясь, поползла на своих гусиных лапах, лютые все двенадцать голов – пухотные, рвотные, блевотные, тошнотные, волдырные и рябая и ясная катились месяцем. Скликнула-вызвала Скоропея своих змей-змеенышей. И они – домовые, полевые, луговые, лозовые, подтынные, подрубежные приползли из своих нор. Зачесал Черт затылок от удовольствия. Тут прискакала на ступе Яга. Стала Яга хороводницей. И водили хоровод не по-нашему. – Гуш-гуш[90], хай-хай, обломи тебя облом![91] – отмахивался да плевал заплутавшийся в лесу колдун Фаладей, неподтыканный[92] старик с мухой в носу[93]. А им и горя нет. Защекотали до смерти под елкой Аришку, втопили в болото Рагулю – пошатаешься! ненароком задавили зайчонка. Пошла заюшка собирать подорожник: авось поможет! С грехом пополам перевалило за полночь. Уцепились непутные, не пускают ночь. Купальская ночь колыхала теплыми звездами, лелеяла. Распустившийся в полночь купальский цветок горел и сиял, точно звездочка. И бродили среди ночи нагие бабы – глаз белый, серый, желтый, зобатый, – худые думы, темные речи. У Ивана-царевича в высоком терему сидел в гостях поп Иван. Судили-рядили, как русскому царству быть, говорили заклятские слова. Заткнув ладонь за семишелковый кушак, играл царевич насыпным перстеньком, у Ивана-попа из-под ворота торчал козьей бородой чертов хвост. – Приходи вчера![94] – улыбался царевич. А далеким-далеко гулким походом[95] гнался серый Волк, нес от Кощея живую воду и мертвую. Доможил-Домовой толкал под ледящий бок – гладил Бабу-Ягу. Притрушенная папоротником, задрала ноги Яга: привиделся Яге на купальской заре обрада[96] – молодой сон. Леший крал дороги в лесу да посвистывал, – тешил мохнатый свои совьи глаза. За горами, за долами по синему камню бежит вода, там в дремливой лебеде Сорока-щектуха[97] загоралась жар-птицей. По реке тихой поплыней[98] плывут двенадцать грешных дев[99], белый камень алатырь, что цвет, томно светится в их тонких перстах. И восхикала лебедью алая Вытарашка[100], раскинула крылья зарей, – не угнать ее в черную печь, – знобит неугасимая горячую кровь, ретивое сердце, истомленное купальским огнем. |
||
|