"Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти" - читать интересную книгу автора (Алексеев Сергей)

22

На сей раз Дара приехала первой и встречала Мамонта, точно зная день и час его приезда. В Сан-Франциско стояла мягкая, теплая весна, по московским меркам соответствующая середине лета, и Страга Нового Света всю дорогу от аэропорта изнывал от зноя, а черный таксист извинялся, что в машине несколько минут назад испортился кондиционер.

Дара привезла его на виллу, огороженную высокой стрельчатой изгородью и утопавшую в зелени. Мамонт сразу же увидел замечательную липовую аллею, ведущую к парадному подъезду — это было единственное, что напоминало Россию.

Драга-привратник открыл перед ними не калитку, а распахнул высокие кованые ворота, вскинул руку и произнес по-русски:

— Ура!

Мамонт остановился посередине аллеи и лишь здесь, прикоснувшись к каштановым волосам, заглянул в вишневые глаза Дары.

— Ну, снова здравствуй! Я рад, что ты опять моя «жена».

— Здравствуй, Страга, — сдержанно произнесла она и, достав свой платок, легонько промокнула пот на его лбу.

Он уловил тончайший запах знакомых духов.

— Почему так официально? Ты забыла, как меня зовут?

— Нет, я все помню. Но называть Мамонтом хозяина Нового Света мне кажется не совсем удобно.

— Хочется, чтобы ты иногда называла именно так, — пожелал он. — Это будет напоминать мне, что я... все-таки Мамонт.

— Как скажешь, дорогой... Мамонт, — ее смех был таким же тонким и изящным, как запах духов. — Я тебе очень благодарна!

— За что?

— Это же ты попросил меня у Стратига в «жены»?

— Оттого, что соскучился по тебе. И вспомнил, как мы с тобой исполняли свои уроки в Москве... Кстати, нам нужно познакомиться. Как тебя зовут в Новом Свете?

— Долорес, я испанка. А тебя, я знаю из брачного контракта — Ирвин Борг. Когда я получила урок и документы, подумала, приедет какой-нибудь скандинав. Но приехал ты!

— Ты знаешь, у меня такой английский, что лучше быть скандинавом. Или канадцем русского происхождения. — Мамонт взял ее под руку. — А это все — наши владения?

— Да, милый. Вилла с четырьмя акрами земли досталась тебе по наследству еще двенадцать лет назад. А ты, неразумный, почему-то все торчал в этом Старом Свете! Пойдем, я покажу тебе, от какой роскоши ты отказывался все это время.

— Двенадцать лет назад я работал в институте и только подступался к проекту «Валькирия», — грустно проговорил он. — И теперь кажется, это было самое прекрасное время. Еще все маячило впереди! Звезды, искры, лучи... Давай отложим экскурсию на будущее.

— Хочешь отдохнуть с дороги?

— Если бы, дорогая!.. Мне сегодня же надо навестить одного человека.

— Да, кстати, — вспомнила Дара. — Уже дважды звонил российский консул. Просил назначить ему аудиенцию.

— Что ему нужно?

— Я проверила. У всех русских консулов это сейчас называется «охота за дураками». Узнали, что приезжает богатый старосветский наследник. Который еще не освоился в Новом Свете и может по глупости отвалить денег в виде инвестиций. Грубо говоря, им дана установка клянчить денежки, где угодно и у кого угодно.

— Как ты считаешь, мы конченые дураки, или еще есть надежда? — улыбнулся Мамонт. — Короче говоря, сколько полагаешь дать?

— Все зависит от того, куда они собираются инвестировать капиталы. Если в производство детского питания, можно дать хорошую сумму, но с условием жесточайшего контроля за движением финансов. Больше воруют прямо тут, в Новом Свете. В Россию пойдут не деньги, а бумаги.

— В таком случае, прими этого консула сама. А то я и правда сделаю какую-нибудь глупость.

— Хорошо, дорогой. С твоего позволения, я дам пятьдесят миллионов на восстановление сети детских молочных кухонь в городах центральной и северной России. И посмотришь, они не возьмут эти деньги.

— Почему?

— Потому что невозможно будет украсть — я поставлю строгие условия контроля. А кухни им не нужны, впрочем, как и здоровые дети.

— Ты экономная хозяйка, — заметил Мамонт, стараясь незаметно от Дары проглотить ком, подступивший к горлу. — С тобой жить как за каменной стеной. Заставь этого консула взять. Очаруй, наконец, чтобы он побегал и похлопотал в своем правительстве.

— Мы не можем вмешиваться в текущий исторический процесс, — напомнила Дара.

— Это не будет вмешательством. Мы вкладываем деньги в будущее.

— Как скажешь, милый.

— Пойдем в дом, — предложил Мамонт. — Мне нужно подготовиться к визиту.

— Сейчас! — она повлекла его из аллеи в глубь зарослей. — Покажу всего одно место и пойдем. Это тебе понравится!

В недрах парка оказался скрытый от глаз, заповедный уголок, к которому не было даже тропинки. На площади в несколько соток располагалась искусно выстроенная модель небольшого уголка природы Северного Урала: выветренные останцы, развалы камней, несколько настоящих елей и берез, и — речка, наверняка искусственная, но бегущая с веселым знакомым журчанием.

Под одним из останцев оказался неглубокий грот.

— Все это построил Зелва, — завороженным голосом объяснила Дара. — Несколько лет он исполнял урок Страги Нового Света, еще не будучи Вещим. Он грезил минутой, когда ему откроется путь в соляные копи. Этот уголок — его мечта. Зелва работал здесь, отдыхал и иногда оставался на всю ночь, жег костер, слушал шум речки и спал на земле... И странное дело, когда он вкусил соль в Зале Жизни, уже больше нигде не устраивал таких уголков. И я все время думаю — почему?

Мамонт промолчал.

Зелва открыл Книгу Будущности. И для того, чтобы познать ее, стать Вещим, ему потребовалась всего четверть часа. Много это или мало — рассудить было невозможно, ибо ответить на такой вопрос смог бы сам Зелва или другой Вещий Гой.

Она ждала хоть какого-нибудь слова. И, не дождавшись, спросила:

— Тебе здесь нравится?

— Нравится, — проронил Мамонт. — Если бы пошли сильные дожди и речка разлилась, это место напомнило бы... Хотя, нет! Ничего не похоже! Все это действительно грезы! Идем отсюда!

На вилле царила роскошь необычайная. Он осмотрел пустыми глазами свои апартаменты, больше напоминающие внутренность шкатулки с драгоценностями: огромный кабинет и смежную с ним спальню, — открыл шкаф старинного красного дерева и переоделся в белый летний костюм. Ему было приятно, что размер одежды точно подходил под его рост и фигуру: все это подбирала и приобретала Дара, с явным расчетом на него, и оброненная ею фраза о том, что она якобы не знала, кто приедет под именем Ирвин Борг, была типичным женским кокетством. Надо отметить, приятным, ибо ждали здесь именно его, Мамонта, а не придуманного скандинава.

— Какой у нас самый невзрачный автомобиль? — спросил он, без стука появляясь в комнате Дары.

«Жена» в эту минуту переодевалась. Он давно не видел ее смуглого и светящегося тела, способного взбудоражить любого мужчину. Он ждал ответа и откровенно любовался ею, с удовольствием отмечая, что совершенно не испытывает к Даре плотской страсти, как это было раньше.

Она вдруг рассмеялась, заговорила по-русски:

— Знаешь, я вспомнила наш зеленый «Москвич»! Он сейчас бы нам пригодился. Скажи, куда мы едем, и я назову тебе марку автомобиля.

— Мы едем в Президио, — обыденно проговорил он.

Дара резко обернулась к нему, сделала несколько шагов.

— В Президио?.. Ты знаешь, что там, в Президио?

— Знаю, там была военная база, а теперь чертоги кощеев.

— Прости, милый, я забыла. Мне все вспоминается Москва и тот... Мамонт. Еще почти незрячий, страстный... Помнишь, как ты приставал ко мне? — она погрозила пальчиком. — Особенно, когда выпил эликсир любви «Валькирия»!

Ее скульптурно вылепленный живот слегка подрагивал, напоминая танец живота гейши Айоги на охотничьей базе «империи» Тойё.

— После этого я познал Книгу Камы, — сказал он.

— Да, — с сожалением произнесла Дара. — Мои чары больше не действуют на тебя?

— К сожалению, нет.

Она засмеялась, коснулась на секунду своим телом, поцеловала в щеку.

— И все-таки — к сожалению! К сожалению!

— Так что, дорогая, есть у нас подходящая машина для Президио?

— Есть, — она смахнула смех со своего лица. — Коллекционный черный «понтиак». Этот урод как раз будет для такого места. Вообще там принято ездить на катафалках. У них даже вертолеты черного цвета.

— Тебе страшно? — угадал он.

— Мне неприятно ехать туда, — Дара убрала приготовленное платье в шкаф и достала другое, ослепительно белое.

— Прости, дорогая, но я без тебя не обойдусь.

— Понимаю, милый, — она слабо улыбнулась. — Сам виноват, избаловал меня в Москве. По наивности своей все хотел сделать сам.

— Больше не буду баловать, — заверил он, однако поправился: — Ну если только изредка, в знак особого к тебе расположения... И прошу тебя, одевайся побыстрее.

— Как ты сильно изменился, — с радостной грустью вымолвила Дара. — С дороги не принял душ, не выпил кофе... Извини, дорогой, твоя поспешность напоминает суету.

— Соль Знаний я вкушал в «колонном» зале, — холодно объяснил Мамонт. — Надо мной все время опускался потолок. И я почувствовал там краткость человеческой жизни.

— И даже несмотря на это, никогда не торопи Дару, стоящую у зеркала. Энергия очарования к нам приходит через это стекло.

— Да, прости, я забыл об этом. Подожду тебя в машине.

— «Понтиак» стоит в четырнадцатом боксе, — не отрываясь от своих занятий, сообщила она.

Мамонт выгнал автомобиль к подъезду и через несколько минут появилась Дара. Он отвел глаза в сторону...

— Теперь я готова, — сказала она, усаживаясь за руль. — Тебе, милый, сегодня лучше побыть в качестве пассажира. Посмотри на этот Новый Свет. И особенно на полицейских.

Стражи порядка вытягивались и козыряли, завидев коллекционный черный автомобиль совершенно абсурдных очертаний и форм. Они исправно и невозмутимо отдавали честь, даже когда лихая Дара мчалась на красный свет или выезжала на полосу встречного движения, распугивая машины.

А сам Новый Свет лежал, как удав, заглотивший пол-мира и теперь в безразличной, бесчувственной неподвижности переваривающий еще живую пищу...

Снегопад не прекращался, белая стена в ночи расступалась перед ними и тут же смыкалась за спиной. Шли напрямую, по дороге, когда-то соединявшей обсерваторию на горе Астре, Сатву и уездный городок Пловар в единый мир, ныне разорванный зоной. Этот путь был частью древнего Пути к Сущности Мира внешне ничем не примечательной горе, являющейся между тем сакральным центром Земли Сияющей Власти.

Всего какую-то тысячу лет назад арийские народы знали этот Путь и охраняли его от космоса Земноводных, несущих за собой Великий Хаос, ибо состояние хаоса начиналось там, где заканчивалось знание Путей Земных и Небесных. Последний прорыв к Сущности Мира совершил Вещий князь Святослав. Разгромив Хазарию, оседлавшую узел Южных Путей и Белую Вежу, он двинулся в Землю Сияющей Власти, также захваченную волжскими булгарами — плоть от плоти и кровь от крови хазарского каганата. Он сел на Сатве и сказал: «Середина моей Земли здесь!»

И был убит Земноводными кощеями с соблюдением ритуала Великого Хаоса: из отчлененной головы его выскребли твердый мозг и заполнили символической жидкостью — красным вином.

Эта хмельная чаша означала, что отныне арийские народы пойдут одним путем — к Великому Хаосу, ибо Святослав был последним Светлейшим князем.

И некому стало носить свет и давать огонь.

Эту соль принес Грифу Авега, явившийся на обсерваторию в снежную ночь, и теперь Арчеладзе шел, прикрытый плащом Дары, и чувствовал горечь. Хлеб же — пища для размышлений, — был сухим, черствым и не менее горьким.

Запорошенный рыхлым снегом Пловар лежал между гор, как один белый сугроб с черными точками окон и брызгами редких фонарей, матово светящихся сквозь пелену. Абсолютно пустые улицы, шуршащая влажным снегом тишина создавали впечатление мертвого городка, оставленного жителями. По сути, так оно и было: Пловар около полугода обстреливался хорватской артиллерией, установленной на горах, с целью вытеснить сербское население. Оповещенные заранее мусульмане ушли, и когда городок опустел, вернулись и заняли лучшие дома.

Это было самое удобное место, где «дух мертвецов» — «Арвох» мог свить себе гнездо.

Его штаб-квартира, под вывеской Гражданской полиции ООН, располагалась на прилегающей к центральной площади улице, по которой змеились следы строенного патруля. По свидетельству Воробьева, посты негласной охраны держали под наблюдением всю западную часть городка.

— Теперь иди за мной след в след, — предупредила Дара. — И не смотри по сторонам. Только мне в спину.

Так они прошли около трехсот метров. Боковым зрением Арчеладзе видел шагающий по улице патруль в покрытых снегом голубых касках — с одной тройкой едва не соприкоснулись плечами, — замечал чьи-то ноги и полы длинных кожаных пальто, редкие колеса джипов: здесь и ночью не прекращалось движение. Когда до штаб-квартиры оставалось совсем близко — уже просвечивали призрачным светом окна, закрытые жалюзи, — Дара внезапно остановилась, проговорила холодными губами почти у самого лица Арчеладзе:

— Не отвлекай меня. Не думай обо мне. Смотри в спину.

Он держался почти до самого подъезда двухэтажного особняка, выбеленного снегом. Сквозь снег проступали черные изваяния ампирных скульптур — десятки едва различимых львиных морд и человеческих лиц, похожих на львиные морды. По обе стороны от дверей стояли автомобили, некоторые из них с работающими моторами, «дворники» сбивали снег с лобовых стекол, и лица людей в кабинах тоже напоминали львиные морды.

— Опусти оружие, — вымолвила Дара, касаясь ледяными губами его горла. — Ты хочешь погубить нас обоих. Перестань меня охранять.

Она накинула полу плаща на его плечи и подвела к двери. Стояли долго, ждали, когда кто-нибудь выйдет или зайдет в штаб-квартиру, чтобы успеть пройти следом. Арчеладзе чувствовал тепло, исходящее от ее тела, легкое дыхание и размеренное биение сердца. Наконец дверь распахнулась и мимо мелькнула черная тень, от которой несло запахом анатомички. Дара нырнула в дверной проем, увлекая за собой спутника, сделала резкое движение вправо и замерла.

Прямо перед ними, по обе стороны от черной мраморной лестницы, стояли двое — темные силуэты с заложенными за спину руками. И еще один оказался слева, у двери. Ждать пришлось минут пять, и все это время Арчеладзе боролся с собой, чтобы не чувствовать ее близости. Налипший на одежду снег медленно валился на мраморные плиты пола и растекался лужицей.

— Чего мы ждем? — спросил он шепотом, щекоча усами маленькое ушко Дары.

— Когда по лестнице кто-нибудь начнет подниматься, — тепло ее дыхания обожгло подбородок.

— Откуда здесь снег? — внезапно спросил один из тех, что был у лестницы. — Посмотри, откуда-то валится снег.

Второй вскинул голову к потолку, осмотрелся, сказал тому, что стоял у двери:

— Возьми совок и щетку. Убери.

Привратник послушно скрылся куда-то за лестницу и, вернувшись, аккуратно смел комья снега на совок, махая щеткой у самых ног Арчеладзе и Дары. Они отступили в сторону, оставляя мокрые следы на полу. Хорошо, что в холле был полумрак и влажные пятна на мраморе сливались с полировкой камня.

Вскоре после этого в дверях появился человек в кожаном пальто, предъявил какой-то жетон часовому у входа, и пока тот сверял номер по бумажке, Дара встала за спину вошедшего, крепко держа Арчеладзе за руку.

По лестнице они поднимались на цыпочках, следуя в полуметре от «проводника». Второй этаж представлял собой холл с пятью дверями; между ними прогуливался охранник в черной униформе, зажимая под мышкой пистолет-пулемет. «Проводник» и ему предъявил жетон, после чего открыл одну из дверей магнитной карточкой. Арчеладзе указал глазами вслед за ним, но было поздно — замок защелкнулся. Расшатанный старый паркет в холле скрипел неимоверно, так что по этому звуку можно было определять, в каком месте находится охранник. В такт его шагам они прошли вдоль дверей — все они оказались запертыми.

Положение было неопределенное: установить передающие микрофоны можно лишь внутри кабинетов, но тишина в них — за исключением одного, куда вошел «проводник» (похоже, радиорубка), — красноречиво свидетельствовала, что там никого нет, хотя сквозь жалюзи на окнах пробивался призрачный свет, если смотреть с улицы. Не стоять же в холле до утра, пока сотрудники секретной службы «Арвоха» явятся в штаб-квартиру...

Арчеладзе стал осматривать стены и заметил свежую проводку — довольно толстый жгут экранированных кабелей, бегущих под самым потолком, с разводкой возле каждой двери — то ли связь, то ли компьютерная сеть. Но чтобы достать до отверстий в стене, куда убегали ответвления, нужна стремянка — высота около четырех метров.

— Становись ко мне на плечи, — он присел перед Дарой.

Она встала, опершись руками о стену, и Арчеладзе начал медленно распрямляться, вознося ее к потолку. И когда она уже достала рукой кабеля, охранник внезапно обернулся в их сторону и потянул из-под мышки оружие.

— Закрой глаза! — довольно громко скомандовала Дара.

Арчеладзе зажмурился и замер, ощущая, как начинают слабеть мышцы шеи, спины — еще миг, и он рухнул бы на пол, уронив свою ношу.

— Это не тебе, — сказала она и, наклонившись, отерла его лицо ладонью. — Продолжаем.

Охранник спал, привалившись боком к стене и подогнув под себя ноги. Арчеладзе достал из упаковки микрофон, расправил антенну и насадил на лифт специальный стержень, напоминающий шприц.

— Только не проталкивай насквозь, — предупредил он.

Дара ввела микрофон в кабельный канал, и Арчеладзе, не спуская ее на пол, двинулся вдоль стены к другой двери. Таким образом они всадили «клопов» в четыре кабинета и уже приблизились к пятому, как из него, «пустого», неожиданно появился человек. Он увидел спящего охранника и устремился к нему, оставив дверь приоткрытой. Дара присела и скользнула на пол по телу Арчеладзе, как по столбу.

— Закрой глаза! — велела она.

Человек подломился, встал на колени и бесшумно завалился на пол перед охранником. Не теряя времени, Арчеладзе заскочил в кабинет, осмотрелся: судя по обстановке, тут сидел чиновник средней руки, хотя, кто знает, что есть в других?.. Сориентировавшись, рассовал три микрофона в труднодоступные места, в последнюю очередь склонился над столом с бумагами, однако в дверях очутилась Дара.

— Пора уходить. Этого затащи в его кабинет.

Арчеладзе отволок хозяина кабинета, усадил в кресло, после чего вышел, защелкнув автоматический замок.

— Возьми меня на руки и спускайся вниз, — приказала она. — Иди спокойно и сразу на выход.

Он вынес ее на улицу, ногой распахнув двери, и пошел дальше, не желая ставить ее на снег.

— Ну, довольно, — Дара сама соскочила на землю и расправила плащ на плечах. — Я пошутила. Мне просто очень захотелось, чтобы ты вынес меня на руках. Здесь такая красивая лестница...

Арчеладзе высмотрел подходящий, с виду нежилой, дом на смежной улице, в пятистах метрах от штаб-квартиры — на большем расстоянии сигнал с микрофона считывался с трудом, — но едва вошли в маленький дворик, как обнаружили, что место уже занято. У стены стоял джип с выброшенной антенной — кажется, здесь работала негласная охрана. Покружив еще четверть часа по соседним улицам и переулкам, они остановили свой выбор на обветшавшем строении под черепичной крышей, плотно примыкающем к разбитому снарядом новому кирпичному дому. На чердаке оказалось старое, слежавшееся и пыльное, сено, давно пропахшее мышами и прелью.

— Молчи! — предупредила его мысли Дара. — Не смей вспоминать.

Лежа на сене, можно было видеть всю улицу через мутное слуховое окно. Здесь было холодно, однако самое главное — сухо. Арчеладзе послушался и, отвлекаясь от воспоминаний, принялся настраивать приемник: каждый микрофон работал на своей частоте. Но занятия хватило ненадолго, и едва Дара, укрывшись плащом, задремала, он прилег рядом, сунул руки в рукава и, нахохлившись, мгновенно улетел в мыслях на сеновал, где было так хорошо лежать, прижавшись друг к другу и слушать шум дождя по крыше.

Неожиданно он ощутил, что мысленно прощается с ней. Вспоминая тот день, произносит, казалось бы, просто ласковые слова, но за ними, как длинные вечерние тени, бежит чувство расставания. Не желая останавливать себя, прерывать этот внутренний печальный монолог, он еще сильнее нахохлился, сжался, таким образом как бы окружив себя защитным полем. Потому что Капитолина вскинула голову, посмотрела на него своим провидящим взором и спросила:

— О чем ты думаешь? О чем думаешь?.. Не слышу!

— Ни о чем, — проронил он, еще глубже замыкаясь в себе.

— Мы с тобой условились!

— Все хорошо, Дара. Я в твоей воле.

— Почему же я не слышу твоих мыслей? Вижу в глазах, но не слышу?

— Ты устала.

— Да, я устала, — согласилась она. — Мне нужно чуть-чуть подремать, и я снова буду в форме.

— Спи, у нас есть еще время. В штаб-квартире пока полная тишина.

— Мне было так хорошо, когда ты нес меня на руках, — засыпая, проговорила Капитолина.

— Ты самая тяжелая ноша, которую я когда-либо брал на свои руки, — мысленно сказал он и услышал эти слова со стороны. В них тоже звучало прощание, однако он уже не стыдился сентиментальности, не презирал ее, как самую слабую и уязвимую сторону мужского характера, ибо ощущал, что приходит холодное, бесстрастное спокойствие. Захрустела на зубах соль, принесенная Авегой.

Сила воина в способности повиноваться року. Рок ведет всякого человека от рождения до смерти, от Млечного пути до Последнего. Но в житейской суете редко кто прозорливо ощущает его ведущую руку. И только воин, возложивший десницу на рукоять меча, вместе с оружием вынимает из ножен свою судьбу. Слепой не увидит и не прочтет ее знаков, гордый пойдет наперекор, а победа достанется тому, кто совокупит свою волю с волей рока.

Теперь он сидел и читал книгу своей судьбы. Время снесло весь сор, смыло пустую породу из прошлого, и теперь высветились и засверкали знаки, прежде казавшиеся случайным совпадением обстоятельств, невезением или, напротив, удачей. АН нет! Все, что произошло в его жизни — все имело четкую последовательность и закономерность. И можно было, как в школьной задаче, прочертить путь из пункта А в пункт Б и далее...

Все началось на сеновале под крышей, под шуршащим дождем в Подмосковье, а закончится здесь, на Балканах, в городке Пловар, но знаки те же: уже старое, пыльное сено, чердак, падающий снег.

— Гриф! Я не чувствую тебя! — Дара встряхнула его руку и вернула в действительность. — Это меня пугает! Я не смогу прикрывать тебя, если не чувствую!

Он ничего не успел сказать — заработал микрофон, установленный в радиорубке, однако ничего было не разобрать без специальной техники, передавали по кодированной связи. Через минуту включился второй «Арвох», этот «дух мертвых» просыпался...

И день здесь начинался, как во всех секретных службах — с рапортов, докладов, сообщений и оперативной информации. Во всех кабинетах шло обсуждение происшествия вчерашнего вечера, когда двое неизвестных пытались приблизиться к штаб-квартире. Кажется, Воробьев наделал переполоху: готовился какой-то специальный доклад помощнику президента по национальной безопасности. Везде обвиняли негласную охрану, у которой не выдержали нервы, и потому она слабо сработала в оперативном отношении: следовало впустить неизвестных в здание и выяснить конечную их цель — шпионаж или террор? Охранники же засветили себя и не сумели организовать поиск и задержание, а в результате перестрелки погибло четверо и ранено шестеро сотрудников «Арвоха».

Вывод был сделан совершенно определенный: эти двое в Пловаре — своеобразная разведка. И действует та же профессиональная спецслужба, что провела операцию и захватила ученых из жилого городка.

Естественно, «духи мертвых» подозревали русских...

Шла интереснейшая информация. В другой раз Арчеладзе записывал бы каждое слово, чтобы потом проанализировать, сделать выводы, предположения и наметить дальнейший ход развития операции.

Сейчас же он ждал некоего контрольного слова, того самого знака, который соответствует его воле и воле рока.

И дождался!

Дара, ощущающая Космос над своей головой; женщина, способная отвести от себя и своего спутника недремлющие глаза охранника; чародейка, по воле которой закрывались очи и отключался разум, совершенно ничего не уловила из фразы, случайно оброненной в одном из кабинетов, что на объект «Дремлющий ангел» прибыл радиометрист.

Они называли ядерный заряд — «Дремлющий ангел».

Они любили вычурные названия. Бомба, павшая на Хиросиму, называлась «Большой Джон»...

— Есть хочу! — сказал Арчеладзе. — Очень хочу большой кусок зажаренного мяса, лучше молодой свинины. С луком, хреном и помидорами.

— Что с тобой происходит? — с тревогой спросила Капитолина. — Я не узнаю тебя!

— Ничего! — засмеялся он. — Говорю, есть хочу. Знаешь, я любил сам готовить. Я долго жил один, холостяком, и ты знаешь, по какой причине. Мне совсем не стыдно говорить!.. Я готовил мясные блюда. Разумеется, острые, обязательно с луком, перцем... Ты же помнишь мою фамилию? Надо оправдывать!.. А еще хочу вина. Хорошего красного вина!

— Эдуард! — она в первый раз на Балканах назвала его по имени. — Совсем тебя не слышу, не понимаю!

— Капа! Капитолина!

— Забудь это имя!

— Ну вот, теперь забудь!

— Ты дал слово подчиняться моей воле!

— Я весь в твоей власти, — снова засмеялся он и стал зарываться в прелое сено. — Только замерз.

Они называли ядерный заряд «Дремлющим ангелом»! И он должен был проснуться на горе Сатве.

— Гриф! Не сходи с ума! Прошу тебя.

— Знаешь, я вспомнил! Однажды ты принесла вино. Хорошее молдавское вино!

Теперь нужно установить, где, в какой части города находится этот объект, где дремлет «ангел»...

— Правда, Авега сказал мне, что Земноводные наполнили череп Святослава красным вином вместо твердого мозга. Это чтобы арийские народы были во хмелю... А мне приятно выпить пару стаканов хорошего вина! Помнишь, радостное опьянение и совсем легкое состояние хаоса, когда забываешь путь к дому, но отлично помнишь дорогу к любимой?

— Ты что, выпил? — вдруг изумилась Дара. — Гриф, ты пьян!

— Я пьянею только от любви! — захохотал он и уложил Дару на сено.

Она вырвалась, сверкнула глазами.

И что-то сказала, но Арчеладзе не внял, впаявшись слухом в шуршащий, как снег, голос, доносящийся из наушников.

Дара не могла слышать то, что прозвучало только для него.

— Тебе знакомо название — Эль-Абба? — озабоченно спросил он.

— Нет... — в ее голосе зазвучала обида, показавшаяся ему сейчас приятной, ибо он услышал голос Капитолины.

— Что-то арабское. Где это?.. Эль-Абба... Такое знакомое название!.. Впрочем, наплевать, потом вспомню. Правда, очень хочется есть.

В штаб-квартире наступил обеденный перерыв.

Арчеладзе лежал на сене, сдвинув один наушник на висок, чтобы слышать, если вдруг заговорит Капитолина.

Она же говорила только голосом Дары — чужой властной женщины, способной подавлять волю.

— Мир гоев сохранился и существует лишь потому, что из века в век соблюдается жесточайшая дисциплина. Кощеи бы давно проникли во все сферы нашей жизни, если бы мы предавались страстям и слабостям. Мне стыдно говорить это тебе, воину, прошедшему трудный путь. Для тебя примером должен служить рок Георгия Жукова. Святогор вручил ему меч и вложил в него свою волю. Но доблестный избранник Атенона, победив Бесноватого Кощея, из-за своих житейских страстей не посмел поднять меч на Земноводных тварей, окруживших его со всех сторон. Ты же помнишь, Гриф, как закончил свой воинский путь этот витязь — командующим Уральским округом. И то по протекции Стратига. Кощеи нашли его слабое место и мгновенно отняли волю, изрочили рок...

Тем временем в штаб-квартире «духи мертвых» готовили операцию по широкомасштабному поиску спецслужбы русских, похитивших ученых. Информация была настораживающая, однако Арчеладзе оживился, когда вновь услышал название Эль-Абба, теперь уже хоть и косвенно, а все-таки произнесенное в связи с Рональдом Бергманом.

Это произошло в пятом часу вечера.

В кабинетах вдруг заговорили о самолете, который сейчас находится в воздухе: вероятно, получили сообщение о прилете начальства. В общем-то знакомая суета — лихорадочно готовились к докладу. Не шеф ли «Арвоха» Рональд Бергман решил пожаловать в Пловар?

Из радиорубки по-прежнему доносились одни лишь характерные шумы работающей кодированной связи. Или там стояла какая-то защита от прослушивания?

Еще через час в самом многоголосом кабинете снова произнесли ставшие уже магическими слова — Эль-Абба. Но пока ни звука о «Дремлющем ангеле», будто забыли, охваченные хлопотами встречи самолета. Да ничего, встретят и заговорят! Все-таки, что бы ни толковали по поводу прослушивания, подсматривания, что бы ни орали журналисты о «жучках», «клопах», замочных скважинах, слуховых трубках или даже об алюминиевой кружке, приставленной к соседской стене, — все эти штуки просто замечательные. И человечество никогда не откажется от них. Установил, порисковал несколько минут, а потом лежи где-нибудь на чердаке, на сене, рядом с красивой женщиной и слушай. Слушай, думай, анализируй, своди концы с концами. За сутки наговорят столько, сколько никогда не получить никаким иным способом: Арчеладзе уже различал по голосам каждого «духа», знал их привычки, манеру поведения и несколько имен. Не зря Авега сказал, что за один день человек проживает целую жизнь, только в миниатюре. И есть все этапы — от утреннего рождения до вечерней смерти. Есть радости и печали, разочарования и надежды, любовь и ненависть. И если твоя воля совокупится с волей рока, то можно бесконечно растягивать время и, по сути, ощутить бессмертие, проживая один день как одну жизнь.

В девятнадцать часов в двух кабинетах смолкли — уехали встречать, а из одного «сообщили», что прилетел Брут Бейлесс. Тот самый, которого Джейсон называл Барлеттом-Бейлессом и просил Арчеладзе его убить. Так значит, он летал в Эль-Аббу! Летал к шефу получать разнос! За похищенных ученых, ибо у «Арвоха» наверняка встала работа.

Нет, человечество никогда не откажется от удовольствия подслушивать и подглядывать!

Впрочем, как и от услуг таких вот красивых, очаровательных женщин, умеющих отводить глаза и развязывать языки мужчинам...

Эту мысль Дара услышала.

— Да, правильно, — улыбнулась. — Думай обо мне плохо. И это нам поможет...

Арчеладзе не успел дослушать ее, пришлось насадить на ухо второй наушник — заговорил незнакомый, начальственный голос, принадлежащий Бруту Бейлессу, ибо даже сквозь искажения отчетливо доносились иезуитские нотки. Еще через минуту он уже не слышал ничего, кроме этого скрипучего голоса.

Речь шла о «Дремлющем ангеле»...

Потом он вообще сдернул наушники и стал упаковывать аппаратуру в жесткий кожаный футляр.

— Я тебе рассказывал, как в Молдавии делают вино?.. Это замечательная традиция. Собираются старцы и берут девушку, юную и непорочную...

— Об этом ты рассказывал, Гриф, — оборвала она.

— Да? Я забыл... А правда, красивый обычай? И мудрый...

— Ты снова от меня уходишь!

— Что ты! Напротив, вернулся и в полной твоей власти. Сейчас мы пойдем с тобой. Ты знаешь дорогу, мы там уже были... Помнишь, заходили во дворик нежилого дома? Стоял джип с антенной?.. Вот и не верь после этого воле рока. Не ноги же нас привели туда!

— Что там, в этом доме? — с тревогой спросила Дара.

— Там?.. Там «Дремлющий ангел». Который может проснуться.