"Сокровища Валькирии. Хранитель Силы" - читать интересную книгу автора (Алексеев Сергей)

10

В разоренной химчистке Хортов просидел несколько минут, убеждая себя, что киллеры после такой неудачи не станут сшиваться во дворе и постараются убраться, прихватив с собой раненого. И все-таки было зябко выползать из убежища и тем паче, возвращаться в свой двор. Однако где-то на улице вдруг раздался сильный хлопок, и атмосферу пронизала ударная волна. С пистолетом в руке он прокрался к оконному проему, затаившись, долго смотрел в темное пространство между домами, но никакого движения не обнаружил. На соседней улице урчала машина, по стенам бегали отблески рекламы, напоминающие далекий пожар, а в сталинском доме из темных окон доносился плач ребенка.

Хортов выбрался из здания химчистки и окольными путями направился к машине.

Он подождал еще минут пять, более для того, чтобы успокоиться самому, а пока стал рассматривать трофей. Это был отечественный «Макаров», хотя сначала показалось, какой-то импортный, в заводских условиях снабженный глушителем, — то есть оружие специального назначения, используемое в спецоперациях армии и силовых органах. Вот это как раз насторожило больше всего: второй стрелок был вооружен точно таким же! Можно сказать, шли на задание со своим табельным оружием…

А ведь его предупреждали! И адвокат сказал, конкуренты недовольны опубликованным материалом, и самое главное — Дара!

Хортов только сейчас вспомнил вроде бы нелепую фразу об осторожности на дорогах и особенно во дворах жилых домов в темное время суток. Другими словами, она сказала — не подъезжай к своему дому, там опасно! И пожалуй, это обстоятельство, схваченное подсознанием, заставило его идти в свой двор пешком и с повышенной бдительностью.

Убийцы ждали его возле «ракушки», точно зная, что он обязательно поставит туда машину, и стреляли бы в тот момент, когда он вылезет из салона машины и начнет открывать замок. Это куда надежнее, чем караулить у подъезда, где даже ночью снуют люди, особенно, если знаешь жертву только по фотографии.

Завтра бы во всех газетах и по «ящику» появилось бы очередное сообщение — у своего дома застрелен еще один журналист…

Хортов осторожно вышел из здания химчистки и окольными путями направился к машине. Глушитель он открутил и спрятал в левый карман куртки, а в правый, под руку, положил пистолет. Вокруг было по-ночному тихо, так что свои шаги казались громкими, откуда-то доносился приглушенный гул и где-то далеко подвывала пожарная сирена.

Он пересек сквер, обогнул магазин на углу и вдруг увидел высокий огненный столб на той улице, где оставил машину. Пламя было настолько сильным, что высвечивало всегда черную арку в крепостной стене дома. Он сразу же понял, что горит его «БМВ». Уже не скрываясь, Андрей подошел ближе, насколько мог вытерпеть жар: крыша была вспорота, как консервная банка, и оттуда вырывался скрученный с черным дымом поток огня. Под ногами скрипело стекло, выброшенное взрывом, раскаленный металл коробился и шевелился, как живой, а от горящих покрышек плавился асфальт.

Пожарная машина остановилась в десятке метров, развернувшись задом, вывалившиеся из ее чрева люди неторопливо стали раскручивать шланг. Хортов стоял и грел руки.

— Зачем вы тушите? — спросил он, когда из брандспойта потекла вода, — здесь уже нечего тушить!

Офицер без боевой амуниции оказался рядом.

— Что произошло? Вы видели?

— Пожар, — невпопад сказал Хортов.

— А вы что здесь делаете?

— Это была моя машина.

Начальник караула оглядел его, отступил на шаг: теперь из разорванной машины вырывался перегретый пар.

— Вот именно, была… Сожалею… Кто это мог сделать? У вас есть враги?

Хортов на какое-то время отстранился, глядя, как пожарные добивают огонь, — запахло жженой резиной и ядовитой пластмассой, и не заметил, как подъехала милицейская машина и у черного парящего остова появились четверо с автоматами.

— Документы на автомобиль? — спросил один из них, черный, бесформенный, с каркающим голосом.

— Ничего не хочу, — в ответ вроде бы сказал Андрей.

Рука в перчатке оказалась под мышкой, жесткая и безжалостная.

— Садитесь в машину! Живо!

— Машина сгорела! — он вывернулся и отскочил. — Смотри!

— В нашу садись! — перчатка снова потянулся к Хортову. — Что, крыша поехала?

— Да пошел ты! — он ударил вдоль черной руки, кулак наткнулся на бетонный панцирь.

И в следующий миг увидел, как автоматчик рухнул на асфальт, только бронежилет сбрякал.

Три его товарища, стоящие за остовом машины, слегка ошалели, а потом кинулись к Хортову. Он же отскочил к пожарнику с брандспойтом, нырнул под струю и побежал вдоль улицы.

— Стоять! — заорали вслед, и над головой треснула короткая очередь. Андрей прыгнул в сторону, к черным липам вдоль тротуара, и прибавил скорости. Через минуту за спиной взревел мотор, врубились фары, и в мечущемся свете он увидел собственную тень. Впереди была улица с горящими фонарями, по которой в обе стороны катили машины, слева — бесконечная желтая стена дома. Его выгоняли на чистое, освещенное место, где было не спрятаться, и тогда Хортов выскочил на проезжую часть, перебежал улицу перед самым носом милицейской машины и с ходу залетел в проезд между зданиями. Он слышал нещадный скрип тормозов, хлопанье дверей, а потом дробный стук ботинок по асфальту и замедлял шаг, давал фору преследователям, неожиданно наливаясь радостным азартом опасной игры.

— Ну, суки, давай! — крикнул он, подпустив поближе черные бренчащие фигуры.

Его засекли, и мгновенно разделившись по парам, порскнули в тень домов. Прячась за мусорными контейнерами, Андрей достиг угла, и оттуда, по двору, заставленному машинами, — к соседнему дому. По пути он зацепил какой-то автомобиль, и в гулком дворе завыла сигнализация. И на этот звук, как на маяк, ринулась бронированная погоня. Под шумок он перескочил двор, оказавшись в каком-то переулке, и тут увидел яркий свет милицейской мигалки — вызвали помощь! Затаившись у перил подъезда, он пропустил машину, затем спокойно перешел на другую сторону и оказался у здания, затянутого зеленой ремонтной сетью. Андрей нашел дыру в заборе, поднялся на леса и спрятался под этот занавес.

Хорошо было видно, как черные тени прочесывают дворы в квартале напротив, а в домах, этаж за этажом, вспыхивают окна, должно быть, пошли по квартирам. Скоро подъехал грузовой фургон, откуда посыпались омоновцы в доспехах, разбегаясь по переулку и дворам, — ставили оцепление. Вдоль строительного забора проскочили трое, перекрыли проходные дворы. Андрей выждал, когда у машины никого не осталось, спустился вниз и пошел в тени домов. На освещенном перекрестке маячил милиционер в армейской каске, другой хозяйничал на тротуаре. Перед ними уже скопились несколько автомобилей и группка людей, которых поставили вдоль стены и обыскивали. Хортов резко свернул за угол и чуть не наткнулся на ствол автомата.

— На землю! — успела крикнуть камуфлированная тумба и в тот же миг сама рухнула на асфальт. Слетевшая с головы каска завертелась волчком. Андрей отпнул ее и побежал, но в спину широким веером ударила длинная очередь. Стреляли из положения лежа, по ногам, не прицельно и беспорядочно, скорее всего, чтобы вызвать подмогу. Хортов отпрыгнул под защиту стены и помчался двором, мимо детской площадки — к спасительной стоянке автомобилей, и в этот момент, как ему показалось, кто-то ударил в левый бок, причем так сильно, что Андрея опрокинуло на землю, вниз лицом. Он тут же вскочил, как с низкого старта, в горячке, одним духом долетел до стоянки, под прикрытие машин; лопатку и подмышку с левой стороны нестерпимо жгло, огонь разливался по спине и доставал шею.

А этот автоматчик перезарядился и теперь жег второй магазин, дырявя детские домики, редкие деревья и машины — по ним будто кувалдой стучали. Надолго оставаться здесь было опасно, и, пригибаясь, Хортов пересек остаток двора, свернул в соседний и прибавил ходу. Дышалось без затруднений, значит, легкие целые, но левое плечо и бок наливались огненной тяжестью, немела вся рука, словно пережатая браслетом.

Он бежал без остановок, пока не оказался на пустынной улице, тянущейся под горку. Оглядевшись, он перевел дух, сунув руку под рубаху, ощупал подмышку и бок: скорее всего, пуля задела лопаточную кость и пробила спинную мышцу. За пазухой было мокро и скользко, так что сразу и не разобраться, там сидит пуля, или вылетела. Да и некогда было ставить диагнозы.

Хортов побежал вниз и скоро оказался среди длинных рядов гаражей, притиснутых к железнодорожному полотну — мимо прогремела поздняя, пустая электричка.

Он отыскал проход к рельсам, перескочил через бетонный заборчик и вышел на дорогу, прямую в обе стороны и режущую городские кварталы на две несоединимые части: между ними лежала полоса отчуждения, нейтральная зона, отделяющая мир города и мир пути.

И сразу же появилось ощущение безопасности. Не раздумывая, Андрей выбрал направление и побежал размеренным, через шпалу, небыстрым шагом, как бегал в последний раз только в юности. Пистолет и глушитель в разных карманах застукали по бокам, и он только сейчас вспомнил об оружии. Первой мыслью было выбросить или спрятать, тем более, остался единственный патрон: поймают — разбираться не станут, засадят за хранение и еще пририсуют для верности, что он отстреливался от милиции. Но впереди лежала неизвестная дорога, неясное положение, и не исключено, случится миг, когда пригодится трофей.

Между тем ветер все сильнее холодил окровавленный бок, рубаха прилипла к ране и от каждого движения бил электрический ток, а боль, ставшая пронзительной, достала головы. И почти сразу же утратилось ощущение времени. Хортов несколько раз сбегал с насыпи, пропуская товарные поезда, тем самым как бы отсчитывая часы, пользуясь случаем, пихал руку под мышку и ощупывал рану, и даже при этом не останавливался, продолжал двигаться шагом вдоль полотна. И когда впереди показался освещенный переезд, не сдержался, толкнул дверь кирпичной будки, из окошка которой лился призывный свет.

Большая немолодая женщина, дремлющая у аппарата, вздрогнула, опрокидывая стул, вскочила и попятилась к стене.

— Не бойтесь, — Андрей поднял руки. — Я ранен… Дайте бинт.

Она ничего не соображала, лишь таращила огромные, перепуганные глаза.

— Пожалуйста… Нужно перевязать рану, — он сделал шаг вперед. — У вас должна быть аптечка.

Дежурная на переезде повела взглядом в сторону шкафчика в переднем углу, скорее, автоматически, чем осознанно. Хортов открыл дверцу, вынул коробку из-под обуви и сбросил крышку: в аптечке оказались зеленка, йод, резиновый жгут, какие-то таблетки и две упаковки нестерильного бинта. Он снял куртку, кое-как стащил рубашку и наконец-то увидел рану, точнее, выходное отверстие пули подмышкой, откуда на пол закапала кровь. Перетянуть ее было невозможно, и тогда Андрей распечатал сначала йод, а потом и зеленку — на ощупь мазал рану и даже пытался влить внутрь, после чего стал накладывать повязку.

— Помогите, — попросил он женщину. — Одной рукой неудобно…

Она еще не отошла от первого испуга, а вид окровавленного тела, кажется, вообще поверг ее в страх.

— Господи помилуй… — пролепетала.

Хортов зажал зубами конец бинта и начат обматывать плечо и лопатку. Получалось неровно, и сколько бы не затягивал, кровь все равно сочилась, даже когда он намотал второй рулон. Сверху вылил остатки зеленки, надел куртку, а рубашкой вытер пол и скомкал в руке, тяжелую от крови.

— Спасибо. Не бойтесь меня. Я ухожу.

Через минуту он снова был на дороге и только сейчас обнаружил, что все еще находится в городе: с обеих сторон от полотна светились улицы и маячили очертания темных домов — типичный московский спальный район. Хортов бросил рубашку под откос в кусты и побежал. В забинтованной ране теперь с гулкой болью стучала кровь, и этот ритм было невозможно согласовать с ритмом сердца и бега по шпалам. Полный внутренний дисбаланс разрывал его, сбивал дыхание, деревянил мышцы, и он скоро начал слабеть. Мимо, в обе стороны свистели поезда, и уже не было сил спускаться под откос; Андрей останавливался между путей и пережидал, когда разъедутся составы. Два встречных потока вращали его, как волчок, и когда грохот уносился в обе стороны, у него еще долго кружилась голова.

Хортов пытался считать их, чтобы хоть как-то контролировать время — часы почему-то остановились, а у мобильника на самом деле сел аккумулятор, но всякий раз сбивался, ибо после каждой круговерти надо было еще запомнить направление. И это ему удавалось до тех пор, пока он с разбега не наткнулся на полосатый горизонтальный брус, который ставится в конце всякого тупика.

За ним была лишь насыпь без рельсов, а дальше и вовсе виднелись темные, убогие кустарники и бесконечная, плоская равнина.

И куда-то исчезла вторая колея…

Вокруг по-прежнему был город, микрорайон, очень похожий на Химки, и если это так, то где-то недалеко должна быть дача Кужелева: из его окон видны крайние дома. Андрей спустился с насыпи и вышел на пустынную улицу — ни одного человека, чтобы спросить, где он находится. Но впереди светился ночной магазин, и Хортов направился к нему.

Охранник в черной робе курил у двери и часто зевал.

— Простите, это Химки? — спросил Андрей. Тот мгновенно встряхнулся, глянул опытным глазом.

— Химки… Откуда такой красивый? Весь в крови…

— Будь здоров, — Хортов сделал шаг в сторону, но охранник ловко схватил его за полу куртки.

— Ты постой, приятель! Зайдем в магазин…

Андрей с разворота ударил по руке и помчался вдоль улицы. Он не оглядывался, точно зная, что охранник сейчас накручивает телефон. Попетляв среди домов, он оказался на берегу канала и по нему, как по компасу, пошел неторопливым шагом.

В дачный поселок он добрался на восходе, когда возле полковничьего дома уже стояла бочка с молоком, которое привозил сюда местный фермер. Пока у Хортова не было квартиры, он прожил здесь около года, и многие дачники его знали, что было сейчас не очень-то хорошо. Молочница узнала его, поздоровалась и в тот же миг отшатнулась.

— Все в порядке, — успокоил Андрей. — Ничего страшного…

И не убедил. Женщина спряталась за бочку и смотрела оттуда, как перепуганный зверек.

Полковник был легок на подъем, и хватило всего трех звонков, после чего за дверью раздались шаги.

— Ты чего это? — спросил заспанный Кужелев, рассматривая гостя. — Тебя что? Где так?..

— Воевал, — ощущая прилив слабости, обронил Хортов.

— Достали? А я вчера пытался доказать тебе, чем может дело кончиться.

— Пошли куда-нибудь, поговорим…

— В баню! Перепугаем домашних… Надо же перевязку, врача.

— Потом… Не все так просто.

Они сели в предбаннике, где на столе оказался самовар и несколько бутылок пива.

— Вчера парились, — совсем уж ни к чему объяснил хозяин. — Парок был классный…

— Ты паришься, а я от бандитов отстреливаюсь, — проговорил Андрей, наливая себе воды из самовара. — И от ментов…

— Ну, рассказывай! — полковник запахнул халат и сел.

Андрей поведал ему сначала о происшествии в собственном дворе, потом о взорванной машине и конфликте с милицией — то, что было свежо и еще не было пережито. Кужелев слушал недоверчиво и к концу рассказа помрачнел.

— Из ментов никого не угрохал?

— Двух с ног сбил…

— Этот, которого об стену шарахнул, на месте остался? — помолчав, спросил он.

— Не знаю… Я потом во двор не заходил. Не смог…

— Ну и правильно. А из чего ты отстреливался? У тебя ствол есть?

— Говорю же, пистолет был в пакете. Странно, конечно, почему бы не положить в карман?

— Ничего странного. Они стреляют прямо из пакета. И оружия не видно, и гильзы не остаются на месте преступления. Где этот ствол? Только не говори, что выбросил! Что в карманах?

— Может, тебе их вывернуть? — спросил Хортов. — Губу не раскатывай, не отдам. Это мой трофей.

Он достал пистолет и глушитель, что окончательно сломало Кужелева.

— Мать твою за ногу, — протянул он, рассматривая оружие. — Знаешь, я как-то близко не сталкивался… У меня мирное управление… Впечатляет. И глушитель штатный.

— В том-то и дело… И милиция гонялась.

Он глянул с прищуром, отмахнулся:

— Брось ты, такого не может быть, потому что не может быть никогда.

— Я слышал, есть у вас какой-то специальный отдел. Ликвидационный.

— Болтовня все! Никакого отдела нет. Это ваши борзописцы выдумали, народ пугают.

— Ну откуда у киллеров взялся такой пистолет? Даже номер не сточили!

— Да хрен знает… Это не по моей части. Но сейчас стволы ходят по всей стране. И какие хочешь…

Хортов отвинтил глушитель и все спрятал в разные карманы.

— Дай-ка номер спишу, — попросил Кужелев. — Проверим…

— А ты не можешь сказать, за что они хотели убрать меня? — спросил Хортов, давая полковнику списывать номер из своих рук. — Статья не понравилась?

— Может они не тебя ждали…

— У моей «ракушки»?

— Ты им мог помешать. Заметили и решили отогнать… Сам говоришь, он зарычал на тебя.

— Дело в том, что адвокат меня предупредил.

— Как — адвокат? — полковник подскочил. — Откуда? И когда?

— Я ездил к нему…

— А, ну да! И что у адвоката?

Пришлось рассказывать о поездке в Переделкино и предложении Бизина. Правда, о фантоме — доме с виноградником и его последующих поисках Хортов умолчал.

— Слушай, пехота, я чему тебя учил? — возмущенно заговорил Кужелев и потащил его в дом. — Докладывать нужно все по порядку, а не с конца. Что еще не сказал?

— Да вроде, все…

— Когда ты должен звонить адвокату? — он торопливо переодевался. — Время назначено?

— Обещал сегодня утром…

— Пока не звони. Надо разобраться сначала…

Кужелев все-таки принес домашнюю аптечку со стерильными бинтами, по всем правилам сделал перевязку, дал свою одежду.

— Поехали! Сначала нужно получить всю официальную информацию. Там посмотрим, что делать.

Ни в Германии, ни здесь Хортов никогда не видел Кужелева самоуглубленным и сосредоточенным до такой степени, что лицо сделалось непроницаемым. У кольцевой дороги он заехал на заправку, сунул пистолет в бак и вдруг забыл, что хотел сделать, снова сел в кабину.

— У адвоката в доме были женщины? — спросил озабоченно.

— Домработница.

— Опять за старое?.. А вторая, с разукрашенными волосами, которую ты довозил?

— Ты что, за мной наружку пустил?

— В целях твоей безопасности, дурень!

— Что же они не обеспечили эту безопасность? — Хортова потряхивало от негодования. — Бегали за мной и спокойно взирали, как клиента поливают из автоматов?

— Ты же знаешь службу!.. Где ее высадил?

— Кого?

— Ну, бабу эту. С бриллиантами в волосах!

— Это что, настоящие бриллианты?

— В том-то и дело… Полтыщи карат носит на себе и хоть бы что. Все думают, стекляшки. Ну так, где?

— В районе улицы Мантулинской.

— Ага, понятно. В тупичке такой обшарпанный дом? И какая-то зелень растет по нему?

— Виноградник в кадках, — осторожно сказал Хортов. — Ты что, бывал там?

— Да нет… Читал в донесениях. Что она говорила?

— Ничего особенного, — Андрей отвернулся. — Обыкновенный дорожный разговор… Ты бы мог поставить в моей машине жучка и слушать.

— А зачем ты отрывался от наружки?

— Я отрывался? Я даже не подозревал, что твои за мной катаются!

— Только не темни, пехота! Мне доложили, ты профессионально ушел в районе Нахимовского проспекта.

— Они просто потеряли меня.

— Ладно, поехали!

Кужелев заправил машину и поехал по направлению к Введенскому кладбищу, то есть к своему дому на Солдатской улице, но, не доезжая его, завернул в чужой двор и оставил машину на стоянке. Пешком они подошли к дому и поднялись в квартиру. Кужелев даже разуваться не стал.

— Сиди здесь, — приказал. — Попробую привезти тебе врача. И выясню обстановку. Поесть в доме нечего, лето… Потерпишь.

— Да я лучше посплю, — сказал Хортов. — Всю ночь на ногах…

— Ну ты и слон, — то ли похвалил, то ли укорил полковник и ушел.

Андрей положил в изголовье диванную собаку-подушку и лег на правый бок. Услышав от Кужелева, что дом Дары не призрак, а реально существует и отмечен в донесениях наружной службы, мгновенно успокоился и сразу захотел спать. Даже болезненный стук крови в ране постепенно затих.

И уснул быстро, поскольку все остальное, кроме этого фантома, сейчас казалось не таким уж значительным и опасным для собственного здоровья.

Проснулся от звонка мобильника, в общем-то музыкального, однако в тот миг ненавистного. Тотчас в сознании зажурчал механический, рычащий голос, и потому Хортов включил ответ, но не произнес не звука.

— О, мой господин! — счастливо провозгласила Барбара. — Я по-прежнему очень сильно переживаю. У тебя все в порядке?

— Как всегда, — облегченно произнес Андрей. — Сплю.

— Почему ты спишь днем? Разве можно спать в светлое время суток?

— Если нельзя, но очень хочется, то можно, — Барбара ненавидела это выражение и услышав его впервые от Хортова, сказала, что это образец законопослушности русских, их отношение к общепринятым нормам. И потому-де великая и могучая Россия всегда будет бестолковой и нищей страной.

На сей раз она была терпимей.

— Мне тоже хочется, — тоскливо протянула она и добавила по-русски. — Барбара ошен кошет.

— Хотеть не вредно, — ответил на русском, зная, что она не поймет.

— У тебя рядом женщина? Ты спишь с женщиной? О, я поняла, почему ты спишь днем!

В это время в двери защелкал замок, и в передней мелькнул пиджак Кужелева.

— Я сплю один, — Андрей отвернулся и заговорил тише. — Почему ты все время меня подозреваешь? Я работал, устал и прилег отдохнуть. У меня творческая работа!

— Я ревную тебя, — заявила Барбара. — Потому что давно не видела и не ласкала твое тело. Только вспоминаю, какой ты прекрасный, когда обнаженным лежишь рядом со мной. Незабываемые мгновения! Я провожу рукой по твоему животу…

— Ненавижу секс по телефону! — оборвал Хортов. — Замолчи сейчас же!

— Тебя это заводит, да? Ты сможешь поехать в Грецию? — ничуть не обиделась. — Нам нужно встретиться, Андрей!

— Я еще не принял решения. — С ней хорошо было говорить тупо — она это понимала. — Позвоню и сообщу, как только обстоятельства позволят сделать это.

Он отключился, кинул телефон на диван и обернулся.

— Кошмар!.. Она сошла с ума. Влюбилась, что ли?

Он проговорил это автоматически, поскольку вместо Кужелева увидел перед собой незнакомого седого человека в черном морском френче без знаков различия и молодую женщину точно в таком же костюме, стоящую у него за спиной и чуть сбоку. Выглядели они элегантно, даже чопорно, но неестественно в этих одеяниях. К тому же в руке у мужчины был пластиковый пакет с легкомысленной фотографией обнаженных девиц.

— А ты неплохо шпаришь по-немецки, — поощрил незваный гость. — Давай знакомиться. Меня зовут Гриф. Только ты это имя не слышал. Мы никогда не встречались, но я знаю твоего приятеля Кужелева. А это моя… спутница.

— Вы врач? — отметив его беспардонность, спросил Андрей.

— В некотором смысле, — ухмыльнулся гость. — Пытаюсь лечить болезни общества. А вот жена отлично делает перевязки. Прошу тебя, займись раной Хортова.

— Вас прислал сюда Кужелев?

— Нет, сами пришли. Нагрянули вот, извини, что внезапно, — он развел руками. — Надеюсь, не прогонишь?

— Я сам тут в гостях…

Спутница Грифа вымыла руки на кухне и приступила к Хортову.

— Сними рубашку, сам сможешь?

Андрей кое-как выпростался из одежды, подставил левое плечо. Она довольно грубо размотала повязку и безжалостно сорвала присохшие к ранам тампоны. Кровь почему-то не потекла.

— Ну, а сейчас потерпи минуту, — предупредила и вдруг, зажав рану ладонями с обеих сторон, резко сдавила подмышку. Боль, словно огненный шар, выкатилась из раны в затылок, потом переместилась к темени и медленно, как дым от сигареты, вышла наружу. Кудесница отняла и встряхнула руки, спросила насмешливо:

— Как самочувствие, Хортов?

Он подвигал рукой, заглянул под мышку: на выходном отверстии от пули образовалась твердая короста и кожа вокруг стянулась к центру раны.

— Нормально…

— Через сутки и этих следов не останется. Бинтовать больше не нужно.

— Умница, — похвалил Гриф спутницу и подал пакет. — Приготовь нам мясо. Два больших куска зажаренной свинины с хреном, луком и помидорами. Перед тобой два голодных мужика. Насколько я знаю, Хортов в последний раз сидел за столом в Крыму, у Пронского. Но только пил коньяк и закусывал сливами.

— Айвой, — поправил его Андрей.

Из-за черной одежды и белой головы он действительно походил на зловещую птицу, и было не удивительно, что он знает, где в последний раз ел и пил Андрей.

Между тем Гриф покружил по комнате, выбрал место на жестком стуле и сел.

— Мы с тобой коллеги, Хортов, — проклекотал он. — Я тоже начинал в особом отделе авиадивизии.

Андрей не захотел раскручивать такую тему, лишь покивал с равнодушным лицом: во внешности этого человека было что-то отталкивающее и одновременно притягательное. За ним хотелось наблюдать, как за хищной птицей, изучать повадки, но не сближаться.

Он мгновенно уловил состояние Хортова.

— Да, понимаю… Влип ты в гнилую историю.

— Вы тоже из кужелевской конторы?

— Все в прошлом! — засмеялся Гриф. — Дела давно минувших дней…

— Значит, из команды адвоката.

— Какого адвоката? К которому ты ездил в Переделкино? Нет, я с ним незнаком, хотя слышал о его существовании.

— Не понимаю… Зачем вы пришли? Вылечить рану чудесным образом? Накормить жареной свининкой?

— Не только, Хортов, не только… Кажется, ты вчера потерял Дару? Не мог найти ее дом и потому влетел в неприятную историю. Если бы она оказалась рядом…

— Да, я тоже подумал об этом…

— Мы пришли, чтобы вернуть тебя в тот мир, который ты избрал в детстве. Пока тебя не изрочили. Вспомни, какой рок тебе был отпущен Святогором? Ты же не забыл реку Ура?

— Не могу свыкнуться с мыслью, — проговорил Хортов, осторожно пошевеливая левой рукой, — боли не было, — что все это реально…

— Пока ты свыкаешься, твою шкуру натянут на барабан. Надо вытаскивать, пока от живота не освободили. Есть у них такой вид казни для особо злостных плебеев: делают разрез возле пупка и сматывают кишки на локоть, как веревку. Заимствован у хазар. После вчерашней неудачи возле твоего дома они приговорили тебя к жестокой смерти. Человек с пустым брюхом живет еще несколько часов, а бывает, до суток, ни на секунду не теряя сознания.

— Они — это кто? — спросил Хортов.

— Наследники Коминтерна, современный Интернационал. Ты с ним уже сталкивался не раз, совсем недавно разговаривал по телефону.

— Старец Гедеон — их работа?

— Ритуальное убийство, но с элементом гуманности. Вначале тебе тоже дали возможность умереть легкой смертью, от пули в затылок. Но ты ушел от казни…

— А кто убил Кацнельсона? Бывшего работника Коминтерна?

— Свои. Но по-свойски, безболезненно. За особые заслуги.

— Но если вы все знаете, почему до сих пор существует этот Интернационал? — запах жареного мяса, доносящийся с кухни, разливался по всей квартире. — Вам известно, кто кого убил, как и за что, но преступники на свободе. Это что, позиция? Производственная необходимость? Из меня будут выматывать кишки — все равно никого не возьмете? Даже если увидите их на руке, как веревку?

— Не кипятись, Хортов. Придет время — все узнаешь, — в голосе Грифа послышалась насмешка. — Это хорошо, что ты не засветился после покушения. Придется тебя спрятать недели на две. В покое они тебя не оставят.

— Спасибо, утешили!

— Чем богаты!..

— А что я такого сделал? За что они на меня? Публикация материала?

— Ты затронул то, что плебеям трогать не полагается. Плебеям, с их точки зрения. Веймарские акции для них более символ, чем ценности. Для тебя это история, человеческие судьбы, ты профанируешь идею и потому им мешаешь. Для Интернационала такие бумаги — рычаг управления Германией, угроза полной экономической зависимости, а значит, и политической власти. Но тайной власти, Хортов. Там задача совершенно иная, непривычная для нашего сознания, порой необъяснимая. Акции предъявят канцлеру при встрече один на один, и никто никогда не узнает, с чего это вдруг немецкая политика так резко поменяла курс и совершает непредсказуемые действия в отношении определенных государств. России в том числе. Не за миллиарды долларов ведется борьба — за влияние на этносы, способные к самовозрождению, на воинственные государства. Не мытьем так катаньем они попытаются смирить дух немцев, сделать его управляемым.

— То есть Интернационал — высшая каста? Если мы профаны и быдло?

— Ничего подобного. Это рабы, возомнившие себя властителями мира. И имя им — кощеи! Ты же изучал в училище марксистско-ленинскую теорию?.. Теперь их всех надо ввести в заблуждение и подержать в напряжении. Пусть начнут высовываться, искать, а мы поглядим, что за люди и чьи они. Короче, ты уходишь в подполье, но продолжаешь исполнять свой урок.

— Какой урок? Искать акции?

— А что искать? Ты нашел Пронского и установил с ним контакт. Пока этого достаточно. Сегодня нужно выявить всех, кто занимается этой проблемой. Интернационал как всегда работает чужими руками, в данном случае, германскими. И потому на нелегальном положении ты будешь жить в Германии.

— Ничего себе подполье! Нет уж, я лучше останусь здесь. Кто будет меня искать в доме полковника ФСБ?

— Тебе здесь нельзя оставаться более чем на четыре часа, — Гриф взял будильник с подоконника, завел и установил время. — Уйдешь, как зазвенит.

— Интересно, а что может случиться?

— Уже случилось, — щелкнул клювом Гриф. — Кужелев тебя предал. Но ты его должен понять и простить. Потом он опомнится…

— Этого не может быть! — Хортов вскочил. — Мы с ним разошлись во взглядах, но это ничего не значит…

— Хорошо, еще раз проверишь, — мгновенно согласился тот. — Если тебя еще не убедило чудесное излечение. Как рана-то? Не болит?

Андрей машинально пошевелил рукой. Гость заметил и ухмыльнулся:

— Подожди Кужелева, четыре часа не срок… А потом поедешь в Германию. У тебя там есть законная жена, верно? Она же звонит и просит приехать. Это лучше, чем лишат живота. — Гриф достал из кармана зарубежный дипломатический паспорт. — Со своим тебе никак нельзя. Возьми этот. Деньги лежат внутри. Прилетишь в Берлин, спрячешь его понадежнее, чтоб и Барбара не видела. Присмотри за ней, увидишь много интересного. Тебя же смутила ее резкая перемена?

— То есть она каким-то образом причастна…

— Самым прямым образом, — перебил Гриф. — Так что особенно не расслабляйся под боком своей законной жены.

Кужелев приехал спустя двадцать минут после того, как ушли гости, и что Хортов успел заметить, был в непривычном задумчивом состоянии: объявление его предателем прочно засело в голове и теперь Хортов автоматически следил за каждым шагом полковника.

— Я на пять минут, — сказал он на пороге. — Заехал попутно…

До его звонка в дверь Андрей едва успел убрать со стола, вымыть посуду и проверить, не осталось ли каких следов. Единственное, о чем он забыл — о ране под мышкой и, видимо, слишком вольно держал левую руку, что сразу же бросилось в глаза полковнику.

— Как у тебя там? — спросил подозрительно. — Не дергает?

— А почему должно дергать? — тупо спросил Андрей.

— Если заражение, в ране начинаются спазматические боли… Давай-ка я сделаю перевязку. Хирург приедет только вечером.

— Обойдусь, — отмахнулся он. — Рассказывай, что творится в мире, пока я отсутствую.

На счастье Хортова стерильного бинта и спирта в квартире не оказалось, поэтому Кужелев на время не то чтобы успокоился, а отложил перевязку.

— Ладно, три часа потерпишь…

— Ну, не тяни, рассказывай!

— Дама с собачкой рано поутру вышла гулять, — отрешенно проговорил полковник. — И наткнулась на труп у стены твоего дома. Убит выстрелом в затылок.

— Я не стрелял в него! Дал башкой о стену и все.

— А что ты оправдываешься?.. Сами добили, чтоб не возиться. Да и провинился он. — Кужелев сел рядом и достал сигареты — курил редко, врачи запретили. — Судя по кровавым следам, ранен еще один человек, но сел в машину у твоей «ракушки» и пулю увез с собой.

— Вот этот мой!

— Что я тебе скажу, плохо стреляешь…

— Практики нет, отвык.

— Кстати, твой трофей имеет прописку. В восемьдесят третьем году партия из десяти единиц была отправлена в Эстонию для республиканского КГБ. Номер и модификация совпадают.

— Хочешь сказать, киллеры приехали из Прибалтики?

— Не обязательно. Оружие сейчас самый ходовой товар, особенно бесшумное.

— Ну да, а вы в банях паритесь, — не вытерпел Хортов. — А людей валят у своих подъездов и средь бела дня.

— А ты бы пошел и поработал, умник! — огрызнулся полковник. — Тебя же канатом не затянешь! Лучше статейки пописывать, всех учить жить и ни за что не отвечать.

— Ладно, давай не будем махаться, — пошел на попятную Андрей, еще раз отметив его необычное состояние. — Почему менты за мной гонялись?

— Да они же как собаки! Инстинкт преследования! Убегает, значит, добыча.

— Мне показалось, целенаправленно. Зачем в спину стрелять-то?

— В милицейских протоколах отмечено, что ты тоже отстреливался. И есть двое пострадавших…

— Ну полная ерунда! В пистолете было восемь патронов. Один я случайно выкинул, шесть расстрелял возле дома, и остался последний! Вон, в магазине…

— У одного сотрясение мозга, у другого — перелом лучевой кости…

— Это же не огнестрельные ранения!

— Кстати, оружие придется сдать, — заметил полковник. — Нужно для экспертизы. А то повесят на тебя контрольный выстрел в затылок.

— Да возьми ты его! — Хортов положил пистолет на стол. — Все равно патронов нет, а ты не дашь… Хотя жалко! Так красиво добыл трофей!

Кужелев не внял голосу сердца, молча убрал пистолет в карман.

— Теперь по старцу Гедеону… В ночь убийства, около трех часов во двор больницы приезжала «скорая», привозили женщину с аппендицитом. Водитель помог отнести носилки и вернулся в кабину. Через несколько минут увидел, как из окна процедурного кабинета на первом этаже выскочил человек в кожаном плаще, прошел мимо машины и пропал за воротами.

— А удобно ему было, в кожаном-то?

— С водителем разговаривал сам. Мужик с нормальными мозгами, галлюцинациями не страдает. Кожа — типичная одежда сатанистов. Особый шик — выделанная человеческая…

— Кошмар… Откуда и берутся!

— Окно в процедурном действительно открывалось, на жестяном отливе с наружной стороны есть свежие следы по пыли, возможно, оставленные полами одежды. И это пока все, — он на минуту замолчал и как-то непривычно заволновался и заговорил так, как недавно человек с птичьим именем Гриф. — Я не знаю, что с тобой делать, Андрей. Если они приговорили, то уж завалят без вопросов. Надо тебя куда-то прятать.

— А кто это — они? — спросил Хортов.

— Авантюристы, — обронил Кужелев и встал. — Знаешь, сколько их развелось?.. Ладно, я подумаю, куда тебя определить. Поживешь пока у меня, здесь безопасно.

— Спасибо, ты настоящий друг.

— Что-нибудь ел? Или голодный?

— Да не хочу я, — он вспомнил большой кусок зажаренной свинины с овощами. — Пища не лезет…

Полковник подошел к двери, постоял несколько секунд, будто вспоминая что-то, потом обернулся.

— Хирург приедет — открой. Три длинных звонка, один короткий.

Едва он ушел, Хортов снял рубаху и, подойдя к зеркалу, тщательно осмотрел рану: засохшая короста едва держалась, и никаких ощущений от резких движений руки.

И пистолет Кужелев забрал…

Андрей вспомнил о будильнике — четыре часа, назначенных Грифом, поставил его поближе к дивану и лег. Он не спал, а находился в легкой дреме, как когда-то в трюме баржи, только без видений, и испытывал благостное состояние покоя. Представление о времени полностью исчезло, пропало чувство опасности, и в голове не осталось ни одной тревожной мысли.

Будильник вскинул его, как армейский сигнал тревоги. Хортов надел пиджак, ботинки, и выйдя на площадку, запер дверь. В подъезде стояла настораживающая тишина и снизу тянуло табачным дымком. Он спустился на этаж ниже и заглянул в лестничный просвет: курила консьержка, сидя возле своей будки с котом на коленях. Андрей вернулся к кужелевской квартире и в этот момент услышал, как хлопнула входная дверь и по лестнице зашуршали торопливые шаги. Он поднялся на этаж выше, нашел точку, откуда просматривалась лестница, площадка, нижняя часть двери и затаился. Через десять секунд там появились сразу четыре человека: один в белом халате и трое — в униформе сине-зеленого цвета.

Для хирурга, согласившегося тайно осмотреть огнестрельную рану, такое количество ассистентов было слишком много.

Тот, что был в белом халате, встал напротив двери и стал жать на кнопку, остальные спрятались, распределившись по обе стороны — работали, как группа захвата.

Три длинных, один короткий… Подождал, повторил условный сигнал еще раз и, достав ключи, стал отпирать замки.

Вошли сразу все, прикрыли за собой дверь и в тот же миг Хортов легко побежал вниз. В пролете между вторым и первым этажами он перешел на вальяжный шаг и прошествовал мимо консьержки.

У подъезда, спрятавшись под выступающий карниз и вплотную прижавшись к ступеням, чтобы не было видно из окон, стоял потрепанный медицинский «рафик» с красным крестиком на боку. Водитель сидел за рулем и читал книжку, не обратив на Андрея никакого внимания — похоже, бригада была настоящая, и несомненно, вызвана из психдиспансера.

Не зря Кужелев вспоминал о его детских диагнозах…

Хортов прошел мимо машины (водитель мог видеть его в зеркала заднего обзора), не торопясь, пересек двор и, оказавшись возле кладбищенской ограды, перепрыгнул ее и скрылся среди высоких надгробии…