"Жара в Архангельске-2" - читать интересную книгу автора (Стилл Оливия)Гл. 8. Преображение Медведа— Ну чего там? — спросила Аня, как только Олива переговорила с Майклом. — По ходу дела, твоя подружка дала от него стрекача. Бедный Майкл! Что ж ему всё так не везёт-то… — Фигасе! — изумилась Аня, — Всё ж у них нормально было… — Да понимаешь, насколько я поняла, он её поцеловал, — пояснила Олива, — Он же ж целоваться-то не умеет, поди-ка сделал это не так как надо — она и испугалась… — Да уж… Одно слово — Медвед! — Медвед-то Медвед, — вздохнула Олива, — Только вот что мы теперь с этим Медведом делать будем — ума не приложу… — Медвед — это вам не просто так, — глубокомысленно изрекла Аня, — Медведом надо заниматься! — Как? — Как-как, кверху каком! Одеть его помоднее, научить манерам — и будет парень хоть куда! Жаль только, — добавила Аня, — Что слишком уж трудная это работа… — …Из болота тащить бегемота, — закончила Олива, и обе, посмотрев друг на друга, внезапно расхохотались. На следующий же день Аня с Оливой вплотную занялись Медведом. Перво-наперво девчонки потащили его в ЦУМ — выбирать ему одежду. Майкл сначала противился — ему идеи подруг казались бесполезными бабскими глупостями. — Ты что, хочешь, чтобы и Волкова от тебя сбежала? — напустилась на него Олива, — А она тоже сбежит при таком раскладе. Так что лучше не упирайся, а делай, как мы говорим! — Ой ладно… Ну что вам за дело! — с кислой миной отмахивался Майкл, — Нохмально я одеваюсь… И потом, внешность не главное… — Нет, Миш, для девушек внешность главное, — мягко убеждала его Аня, — Как говорится, по одёжке встречают, по уму провожают, — и, выбрав джинсы, сняла их с вешалки, — Примерь-ка, кажется, твой размер… Майкл тяжело вздохнул и, с кислой миной взяв джинсы, пошёл в примерочную. — Майкел! А Майкел! — крикнула Олива, спеша к нему через весь зал и ещё издали потрясая выбранной в сумочном отделе совершенно невозможной авоськой, — А как тебе такая сумочка? Майкл вспыхнул — хоть прикуривай. Он уже и так готов был от стыда сквозь землю провалиться, а тут ещё и эта насмехается над ним… Однако труды девушек над внешностью Майкла не пропали даром. Кроме джинсов и модной сумки, они заставили его купить мужской дезодорант и парфюм, а после магазина повели в парикмахерскую. Майкл психовал, упирался, но упорство подруг взяло своё — и к концу дня Майкла стало просто не узнать. Куда подевался тот, прежний недотёпа-Медвед, похожий на куру-гриль в своих штанах пузырями, заправленных в футболку? Куда подевался неуклюжий, лохматый, с торчащими в разные стороны вихрами Медвед? Теперь на месте былого Медведа стоял офигительный парень, похудевший, с модной стрижкой, преобразившей всё его лицо, одетый с иголочки, свежевыбритый, вкусно пахнущий дорогим парфюмом. — Ну вот, теперь тебя и Волковой показать не грех, — заметила Аня. — Да ну… — краснея, пробормотал Майкл, — Скажешь тоже… Однако Настя напомнила о себе сама, позвонив Майклу на мобильный. Они договорились встретиться вдвоём в кафе в центре Москвы. Майкл поехал на встречу с Настей, а Олива с Аней остались одни. — Пошли ко мне, — предложила Олива. — Что там у тебя делать-то, — проворчала Аня, которая, после отъезда Майкла была не в духе. — У меня пицца есть, правда замороженная, но вкусная. Это меняло дело. — Ну ладно, раз пицца, то так уж и быть, — согласилась Аня. — Я знаю, обжора, чем тебя приманить, — развеселилась Олива, — Специально для этого случая запаслась пиццей. А то ведь так тебя ко мне домой и калачом не заманишь… А в это время Майкл и Настя сидели за столиком кафе друг против друга. Откровенно говоря, преображённая внешность Майкла произвела на Настю сильное впечатление. Она не видела его почти год и теперь, сидя напротив него, смущалась и краснела от охватившего её волнения. Майкл же, глядя на вспыхнувшую багряным румянцем Настю, нервно теребящую в пальцах свой светлый локон, напротив, испытывал странное чувство какого-то разочарования. «Интересно, почему она так покраснела? — думал он, — Неужели от выпитого коктейля?.. Как странно всё… И её я любил, а теперь мы лишь друзья, но я весь этот год видел её под другим углом… Наверное, я всё-таки Юлю больше люблю…» «Надо же, какой Мишка лапочка стал… — думала, в свою очередь, Настя, — Вот влюбиться можно! Как же это я не замечала, какой он?.. А теперь всё уж, и у него другая девушка…» — Эх, Мишка, Мишка, — вздохнула она, — Где ж ты раньше-то был… — Так я и был, — сказал Майкл, — И я был, и ты была. Но время и разлука над нами хорошо поработали… — Может быть, — согласилась Настя, — Но знаешь, Мишка, ты из всех парней, наверное, единственный, кто меня не разочаровал… …Поздно вечером Майкл после встречи с Настей поехал на Третьяковскую, где ждала его в центре зала Олива. Настроение у Майкла было усталое и опустошённое. Новые джинсы нестерпимо жали ему живот, от парфюма с непривычки болела голова, к тому же он не привык к такому гламурному виду, и ему казалось, что все на него смотрят, и смотрят с осуждением: вот, мол, вырядился, модник… А что бы сказали родители, если б увидели его… И так уже ворчат — что-то ты, сын, в Москву зачастил, тоже взял моду туда таскаться… Лучше б диссертацией занялся… Знали бы они… Нет, зачем им это знать! Родители никогда не поняли бы его и пришли бы в ужас, если б знали, какую жизнь он тут ведёт. Отец, старый профессор, воспитывал его в строгости, не позволяя ничего лишнего — что ты, упаси Господь, какие развлечения? Никаких тряпок, никаких клубов — ты должен учиться, учиться и учиться! Девушки?! Да ты что — и думать забудь! Даже близко не подходи — карьеру, учёную степень загубишь на корню! Вот защитишь кандидатскую, докторскую диссертацию, тогда… Работаешь, зарабатываешь много? Шестьдесят тысяч? Упаси Господь, это мало! Вот будешь зарабатывать тысяч сто, а то и двести, тогда и поговорим, а пока всего этого не добился — ты ещё сопляк зелёный… Жениться?! Да ты что! Вот будет тебе лет сорок, тогда, может быть… Утопические взгляды родителей Майкла повергали в шок всех его друзей. Может, потому что они сами поженились в сорок лет, а Майкла родили и того позже, вот и впаривали ему в голову свои понятия о жизни. Они воспитывали его, чтобы он учился, делал карьеру, и в принципе их труды не пропали даром — Майкл единственный из всей компании, не считая Волковой, учился в аспирантуре, и при этом ещё работал на двух работах — в конторе отца и в университете лекции читал студентам. Да только вот, заботясь о его образовании и интеллектуальных способностях, родители упустили очень важную деталь — внешний вид и сексуальную безграмотность сына. В этом плане Майкл, что и говорить, был дуб дубом… Вот и Юля взяла и сбежала со свидания… Майкл написал ей потом две смски, но она ни на одну из них не ответила. Аня и Олива говорят, что она убежала потому что он не следит за своим внешним видом и не умеет целоваться. Майкл фыркал: ну и глупые же эти девчонки! Обо всём имеют поверхностное суждение, а в корень не зрят. Вот тоже, пошёл у них на поводу — по магазинам с ними таскался, шмотки покупал как баба… Знали бы друзья — на смех бы подняли… «Хотя ведь вот Настя стала же около меня щебетать, — подумал Майкл, — Значит, они правы… Но ведь тогда, получается, таким, какой я есть, я не нравлюсь, и если бы я пришёл к Насте на свидание таким, как вчера, она бы тоже сбежала… Значит, для них всех важен не я, а моя внешность… И это очень фигово на самом деле…» — Привет, ты чего это такой кислый? — окликнула его Олива, когда он приехал, — Лимон, что ли, проглотил? — Какое там лимон, — вздохнул Майкл, — Впрочем, всё нормально… — Ну, не хочешь, не говори, — сказала Олива, — Однако вот что, Майкл… — вмиг изменившимся тоном произнесла она, когда они остановились у перил моста через Москву-реку перед Кремлёвской стеной, в том самом месте, где Салтыков год назад чуть не погиб, доказывая Оливе свою любовь, — Мне Салтыков на Новый год подарил одну вещь… Я хочу ему её вернуть через тебя… Она порылась в своей сумке и извлекла из неё синий бархатный футляр с золотой цепочкой — тот самый, что подарил ей Салтыков на Новый год. Майкл ожидал этого жеста и даже отшатнулся от протянутого ему футляра. — Извини, но я у тебя этого не возьму, — сказал он. — Но почему? — Видишь ли, я сказал Салтыкову, что ты хочешь вернуть ему его подарок, но он оскорбился и категорически заявил, что не примет его назад. — Но и мне не нужны его подарки! — воскликнула Олива, — Когда так, я сейчас же выброшу эту цепочку в реку! Мне от него ничего не нужно! Олива занесла футляр над рекой, однако Майкл мягко перехватил её руку. — Пожалуйста, не делай этого, — попросил он, — Вещь ни в чём не виновата. Оставь её у себя, хотя бы как память… — Память?! — у Оливы на глазах блеснули слёзы, — Какая память, Майкл? Память о моих страданиях, об унижениях, которые он мне причинил, память о моей загубленной и разбитой жизни? Нахуй такую память! Не нужны мне подарки от этого человека! В последний раз спрашиваю: возьмёшь, нет? — Нет. Не возьму. И Олива, ни слова более не говоря, замерла у края моста с футляром в руке — всего на один миг, а потом решительно разжала пальцы. Майкл, опершись на перила моста, со скорбью молча смотрел, как коротко блеснул в отсвете фонаря падающий футляр и, сделав сальто в воздухе, тихо шлёпнулся на воду и поплыл, подхваченный тёмными водами Москвы-реки. |
|
|