"Жара в Архангельске-1" - читать интересную книгу автора (Стилл Оливия)

Гл. 3. Странные мечты

Вот уже три недели Олива и Салтыков вели переписку по смс. Она из Москвы, он из Архангельска, между ними было более тысячи километров, а общались, можно сказать, круглые сутки. Им всегда было о чём поговорить — Салтыков оказался прикольным парнем и интересным собеседником. Олива прекрасно понимала, что это общение, каким бы интересным ни было, рано или поздно сойдёт на нет — всё-таки, живут они в разных городах, видеться не могут, а одними смсками тоже сыт не будешь, но тем не менее, общение это было для неё как лекарство. После ухода Вовки в её душе осталась страшная, щемящая боль и пустота, а Салтыков, несмотря на то, что находился за тридевять земель, как-то залечивал эту боль, затягивал рану, и было уже не так одиноко и не так тоскливо. Как известно, лучшее лекарство от любви — новая любовь, но Олива вовсе не собиралась влюбляться в Салтыкова, тем более, и не в Салтыкова даже, а в какой-то виртуальный фантом. Ей приятно было с ним переписываться, она привязалась к нему как к другу, не рассчитывая, однако, что дружба эта продлится ещё очень долго. Горький опыт с Вовкой уже научил её относиться ко всему с предосторожностью и не питать напрасных надежд. Да и Салтыков к концу лета стал писать Оливе всё реже и реже. Лето кончалось, постепенно в город съезжались его друзья, и ему, понятное дело, было уже не до смсок. К тому же, эта Лоли при более активном общении показалась Салтыкову какой-то занудной, вечно жаловалась ему то на свою неидеальную внешность, то на Вовку, то на работу, то ещё на что-нибудь. Сначала Салтыков, конечно, искренне сочувствовал ей, но со временем общаться с ней ему становилось всё тяжелее и тяжелее. Мало кому приятно общаться с депрессивными людьми, а Олива после своего фиаско с Вовкой стала именно такой — депрессивной. Интерес от новизны, который прежде подхлёстывал Салтыкова строчить Оливе по двадцать смсок на дню, постепенно угас; прекрасная таинственная столичная незнакомка оказалась обычной ноющей бабой, да ещё с сомнительной внешностью: хоть Салтыков не видал её даже на фотографии, нетрудно было догадаться, что у человека с такой низкой самооценкой и внешность соответствующая.

Конечно, Салтыков не сразу перестал писать Оливе, а постепенно, снижая количество смсок день ото дня. Он был отличным психологом, общался со многими людьми и прекрасно умел найти подход к каждому. Он понимал, что нельзя прекращать писать сразу, иначе не предсказать реакцию Оливы, которая, обжегшись так один раз, второго раза уже не перетерпит. Поэтому он, как опытный врач, словно бы завершая терапевтический курс лечения пациентки, медленно, но верно снижал ежедневную дозу целебных смсок. Постепенно от него стало приходить сначала по две смски в день, затем по одной, потом одна смска раз в два дня, раз в три дня, раз в неделю. Олива, уже не выдерживая, писала ему сама, он отвечал не сразу, как бы постепенно приучая её обходиться без него. И вот однажды на очередную её смску ответа так и не последовало. Она подождала день, два, ибо он в последнее время отвечал и через день. Но тщетно: прошла неделя, другая — и ничего. И Олива поняла, что это всё: больше он ей не напишет.

Тем временем, дело близилось к зиме; световые дни становились всё пасмурнее и короче, в Москве беспрестанно моросили дожди, покуда не ударили первые заморозки. Осень вкупе с одиночеством нагоняла депрессию, от которой невозможно было укрыться в этом городе. У Оливы уже начались занятия в университете; но ходила она туда без особого желания. Учёба, многое из которой Оливе было сложно и непонятно, нагоняла тоску, от которой даже зубы ломило, но деваться было некуда: Олива понимала, что без высшего образования сейчас никуда. Обеспеченных родителей у неё не было, личной жизни тоже не было, а перспектива проработать всю жизнь курьером ей не улыбалась.

«Боже мой, боже мой, какая тоска! — думала Олива, сидя на лекции и меланхолично разрисовывая парту, — Неужели нет нигде другой жизни, в которой я не чувствовала бы себя так неуютно, как здесь, словно на лунном кратере…»

Препод заставил делать самостоятельную работу. Олива открыла учебник на заданной странице и тупо уставилась в текст задания, не понимая ровным счётом ничего из того, что от неё требовалось.

«По лучу, азимут которого совпадает с направлением движения водного потока, построить график зависимости смещения изолиний от времени… Выполнив осреднение графика, рассчитать скорость движения… Выполнив осреднение… А что такое осреднение? И не спросишь никого… — Олива скользнула затравленным взглядом по своим одногруппникам, с которыми она была далеко не в хороших отношениях, — Ну не понимаю я этих геофизических методов! У меня голова болит, я хочу есть и спать — нет же, изволь тут сидеть до ночи и не втыкать! Ну не понимаю я, ну тупая, ну и идите вы все нахер!..»

Олива не могла бы ответить, когда конкретно она потеряла интерес к учёбе настолько, что с уровня успешной ученицы скатилась чуть ли на самый последний. Может, причиною была работа, которая отнимала много времени и сил, которых на учёбу уже недоставало, а может, и то, что её голова в последнее время была забита совсем не тем, чем надо. Она ловила себя на том, что беспрестанно подсознательно ждёт смсок от Салтыкова из далёкого Архангельска, но тщетно: вот уже месяц прошёл с тех пор, как он перестал ей писать. Умом Олива понимала, что эта переписка рано или поздно всё равно закончилась бы, и понимала, что нет смысла ждать его смсок — у него там другая жизнь, совершенно отличная от её, Оливиной, жизни. Она завидовала ему, что он в Архангельске живёт куда интереснее, чем она в Москве — у него там полно друзей, и конечно же, ему не до неё. И правда, Салтыков, забыв уже про свою летнюю от нехуй делать переписку, вовсю вращался в своей среде: ходил по клубам, устраивал студенческие пати и другие мероприятия, тусил с друзьями, занимался форумом. Он уже и думать забыл об Оливе; когда она вновь появилась на форуме, старался особо там с ней не пересекаться. Олива всё поняла, да и сама вела себя спокойно — типа, перестали общаться, ну и ладно. «В конце концов, он же не обязан был всё время писать мне, — думала она, — И то, скажи спасибо, что хоть столько-то времени писал, ведь это он помог мне пережить разрыв с Вовкой, и хотя бы за одно это я должна быть ему благодарна, и притом я никакого права не имею претендовать на что-то ещё…»

И Олива не претендовала ни на что; она общалась с другими ребятами на форуме, с которыми у неё тоже завязались довольно дружеские отношения. Форум засосал её как наркотик: она уже ни дня не могла прожить без того, чтобы не зайти туда. Она жила этим форумом: возвращаясь ли с работы или с института домой, сидя ли на паре или лёжа дома в своей постели, она мысленно прокручивала в своей голове посты, которые рождались у неё вследствие дискуссий на форуме на различные темы, от естественно-научных, вроде теории эволюции и предполагаемого конца света от глобального потепления, что наиболее занимало умы форумчан в то время, до тем, касающихся психологии и человеческих взаимоотношений. Олива была, пожалуй, наиболее активным завсегдатаем портала Агтустуд, хоть и не являлась студенткой АГТУ; весь интерес её жизни сосредоточился именно там. Она мечтала однажды всё же предпринять путешествие в далёкий заснеженный Архангельск и лично познакомиться с этими ребятами, которые хоть и были не знакомы Оливе лично, но вызывали в ней огромный интерес и симпатию к себе.

«Волшебный город Архангельск… — часто думала Олива, коротая скучную дорогу домой через унылые тёмные дворы, — Как бы я хотела очутиться там, словно Элли в Изумрудном Городе! Я не знаю, как там, но мне почему-то кажется, что там всё совсем не так, как здесь, в Москве. Здесь — скука, обыденность, серые будни, а там — сказка, волшебство… Там живут прекрасные люди, простые и добрые. Только там я смогла бы раскрыться, ведь там никто не знает меня так, как знают меня здесь, и там — я уверена — никто не будет смотреть на меня с презрением лишь потому, что на мне старая одежда с рынка, а не последний писк моды от Версаче. Там ценятся совсем другие качества…»

Так восторженно мечтала Олива, кутаясь в своё старое пальто. И невдомёк было окружающим людям, скользившим по её негламурному виду презрительным взглядом, что ей на них так наплевать, что она даже не видит их в упор. Мысли Оливы уже с лета были не здесь.

Но Архангельск находился далеко. А Олива жила в Москве. Поэтому странные мечты её пока так и оставались мечтами. И московская жизнь её, суетливая, неуютная и бестолковая, катилась своим чередом, не обещая ей ни радостей, ни каких-либо приятных сюрпризов.

«Опять ничего не написал… — думала Олива каждый вечер перед сном, включая телефон, — Можно было его и не включать… А завтра вторник… Затем среда… Опять вставать в семь часов… И завтра тоже… Да, и завтра то же, что и сегодня, и послезавтра, и целый ряд скучных, тоскливых дней…»