"Зорро" - читать интересную книгу автора (Волков Александр)

Глава 2

Первым услышал стук копыт Бачо, да это было и немудрено, ведь он один из всех четверых лежал на дороге, широко раскинув руки и плотно прижавшись ухом к растрескавшейся от жары земле. Повод уздечки был намотан на его руку и для крепости завязан узлом вокруг запястья, так что даже если бы лошадь вдруг вздумала потянуться к пучку серой, ломкой от сухости травки на обочине дороги, хозяин потянулся бы следом за ней, раздирая рубаху и штаны об острые выступы окаменевшей на солнце глины. Эти выступы сохраняли свою крепость даже сейчас, после холодной ночи, сбросившей на почву избыток воздушной влаги, мелким перламутровым бисером сверкающей на колючих лепешках опунций и словно подернувшей терракотовые складки земли тончайшей серебристо-пепельной вуалью.

Но глаза Бачо и трех его спутников не могли насладиться живыми прелестями этого пустынного утра по причинам, о которых было сказано выше; сок молочая, фонтанами брызнувший из разрубленных Тилькуате стеблей, выжег глаза не только всадникам, но и их лошадям, наполнявшим прохладный утренний воздух жалобным разноголосым ржанием. Ночью, когда острая боль прошла и путники перестали с перепугу беспорядочно палить из револьверов в жаркую, режущую глаза тьму, Бачо первым вспомнил о старом индейце и Роке, скакавшим впереди отряда.

— Роке? Черная Змея? Куда вы запропастились, сто чертей вам в глотку?! — проорал он в черную пустоту после того, как на его призывы отозвались все остальные участники ночной вылазки. Все, кроме Роке и старого индейца.

— Ловко эти подонки от нас избавились, — мрачно заметил Мигель, как бы подводя итог самым худшим подозрениям всех присутствующих.

— Сучьи дети! — выругался Висенте, выпуская из рук поводья своей лошади в надежде на то, что природное чутье выведет ее к человеческому жилью.

Остальные последовали его примеру и, прикрыв незрячие лица пропыленными пончо, в полной темноте двинулись по тропе, пролегавшей среди густых зарослей кактусов и сухих, густо утыканных шипами кустов с мелкими мясистыми листочками. Впрочем, лошади, чьи глаза были также выжжены едким соком молочая, часто сбивались с узкой извилистой тропинки, и тогда острые крепкие шипы насквозь пробивали рукава курток и плотную ткань пончо. Острые, как сталь, колючки так глубоко ранили лица и локти слепых путников, что к тому времени, когда они достигли открытой местности, их одежда набрякла кровью и тяжелыми складками давила на измученные плечи. Но никто не жаловался и не стонал; все четверо не раз попадали в самые скверные переделки и привыкли стойко переносить любую боль.

— Я слышал, что от этой слепоты есть средство, — сказал Годой, когда густые колючие заросли остались позади.

— Да-да, — подхватил Мигель, — Розина должна знать, это ее африканские предки привезли в наши края эту ядовитую заразу и высадили на подходах к горам, чтобы защитить свои убежища от охотников за беглыми рабами! А тот, кто владеет ядом, должен знать и противоядие! Розина — дочь беглого раба, она должна знать!

Ободренные этой мыслью, всадники слегка пришпорили коней, и те потрусили вперед, чутьем держа направление и безошибочно находя копытами выжженную утрамбованную дорогу. И лишь когда лошадь Бачо провалилась в сурковую норку и едва не сломала бабку, наездник спешился, потоптался на месте и, несколько раз потянув ноздрями прохладный утренний воздух, опустился на колени и припал ухом к земле.

— А ловко эта парочка избавилась от лишних ртов, — начал было Висенте, воспользовавшись остановкой.

— Не столько ртов, сколько глаз и ушей, — подхватил Годой.

— И когда они успели сговориться? — пробормотал Мигель. — Мы же глаз с них не спускали до того, как нарвались на этот чертов молочай!..

— Кончайте трепать языками, из-за вас я ни черта не слышу! — зло рявкнул Бачо, прижимая к дороге истерзанное колючками ухо.

Висенте и Годой затихли, и только Мигель, отъехав чуть поодаль, продолжал облегчать душу, шепотом моля Святую Деву даровать им исцеление и вслед за этим посылая страшные проклятия на головы Роке и Тилькуате.

— Раздерем конями ублюдков! — шипел он, брызгая слюной. — Привяжем над муравьиными кучами! Вырвем ноздри калеными щипцами! Исцели нас. Матерь Божья, и мы избавим Тебя от лишних хлопот, сами покараем этих подонков так, как они того заслуживают!

— Тихо! — вдруг услышал он сдавленный от волнения возглас Бачо. — Кто-то скачет!

Всадники замерли, а Годой осторожно сполз с седла, опустился на колени и тоже припал к земле рядом с Бачо.

— Верно! — шепотом воскликнул он. — Мы спасены!

Годой вскочил на ноги и повернул голову в ту сторону, откуда должен был появиться всадник-избавитель.

— А если это те двое? — забеспокоился Мигель, разворачивая морду своей лошади туда, откуда уже явно доносился приближающийся стук копыт. — Они же перестреляют нас как кроликов…

Он положил ладонь на рукоятку револьвера и, проведя пальцем по отверстиям барабана, обнаружил в гнездах всего два патрона. «Да, — подумал он, — если стрелять на звук — маловато…»

— Я слышал только одного всадника, — сказал Бачо.

— Один конь, — подтвердил Годой, — четыре копыта, на левой задней подкова слегка разболталась, пора перековывать, пока не слетела…

— Даже если это кто-то из них, — рассуждал Висенте, — скажем, Роке, то что мешало ему перестрелять нас ночью, когда мы были слепы, как новорожденные котята?

— Не знаю, чужая душа — потемки, — буркнул Мигель, поворачивая барабан и устанавливая капсюль против бойка.

— Остается только предположить, что ночью он забыл это сделать от волнения, — ехидно процедил Висенте, — а на рассвете вспомнил и решил вернуться, чтобы покончить с этим делом.

— Сейчас мы все узнаем, недолго осталось, — вздохнул Бачо, вдевая ногу в стремя и резким рывком вбрасывая в седло свое крепко сбитое тело. К тому времени, когда невидимый всадник показался из-за скалы, он успел набить пустые гнезда револьверного барабана тяжелыми латунными патронами, взвести курок и низко припасть к лошадиной холке, чтобы оставить пулям незнакомца как можно меньше уязвимых мест. Годой и Висенте спрыгнули с коней, укрылись за лошадиными боками и, крепко упершись ногами в землю, выставили поверх седел вороненые стволы.

Ждать и в самом деле пришлось недолго; стук копыт внезапно затих, потом невидимая лошадь тонко заржала, очевидно, поднявшись на дыбы, а когда ржание смолкло, в рассветной тишине отчетливо прозвучал насмешливый голос всадника.

— А не много ли стволов на одного одинокого путника? — весело крикнул он, позвякивая стременами и, очевидно, перемещаясь так, чтобы в него трудно было прицелиться.

— Если сеньор наденет себе на глаза черную повязку, трое из нас, так и быть, заткнут свои револьверы за пояса! — крикнул в ответ Бачо.

— Это интересная мысль! — почему-то обрадовался незнакомец. — Дуэль без всякого повода, да еще вслепую!.. Потрясающе!.. Я согласен. Выставляйте своего стрелка!..

Судя по голосу и шуму прыжка, с каким незнакомец соскочил на землю, он находился уже шагах в тридцати от вооруженной четверки, и все четыре ствола теперь неотступно следили за ним, опасно вздрагивая при каждом неосторожном звуке.

— Я готов! — крикнул незнакомец. — Кто подаст сигнал?

— Ты сейчас в самом деле ничего не видишь? — недоверчиво спросил Бачо, тихо сползая с седла и чутко прислушиваясь к голосу.

— Слово кабальеро! — беспечно откликнулся невидимый противник.

Не успел звук его голоса затихнуть, как Бачо перехватил револьвер обеими руками, выставил его перед собой и, мысленно очертив во тьме человеческий силуэт, выпустил в него все семь пуль из своего барабана. Но еще до того, как последняя гильза со звоном вылетела из стального гнезда, стрелок ощутил легкий толчок воздуха над своей макушкой, а через секунду услыхал мягкий шлепок сомбреро за своей спиной.

— Эй, приятель, — весело прозвучал в наступившей тишине голос невидимого соперника, — надеюсь, твоя шляпа была не слишком новой и ты не заставишь меня платить втридорога за то, чтобы какая-нибудь старуха налепила на нее парочку заплат?

Бачо зло скрипнул зубами и хотел было выругаться, но мысль о том, что в ответ на звук собственного голоса он может запросто получить пулю, остановила ругань, уже готовую вырваться из его приоткрытых губ.

— Не валяй дурака, приятель, — забеспокоился незнакомец. — Я слышал лишь падение простреленной шляпы, но если моя пуля, не приведи господь, прошила ее на два пальца ниже и твой дух покинул бренную оболочку, падение тела должно было произвести какой-то дополнительный шум!.. Разве не так, кабальеро?

Последняя фраза, судя по повышенной и обращенной в пространство интонации, предназначалась для трех спутников Бачо, но те тоже не решались подать голос, словно боясь, что незнакомец втянет и их в свою рискованную игру. Стрелять, однако, никто не спешил; шляпа Бачо, сбитая пулей невидимки, была достаточно весомым аргументом в пользу того, что в подобной дуэли тягаться с незримым соперником будет довольно сложно.

— Да вы что, призраки, черт бы вас побрал? — выругался незнакомец. — Не мог же я с одного выстрела положить всех четверых, да еще так, чтобы они не просто померли, но испарились, подобно пороховым дымкам из ружейных стволов!

После этого все четверо услышали, как он яростно топнул ногой, как звякнула шпора, ударившись о твердую землю, и как затрещала срываемая с глаз повязка. «Уж теперь-то нам всем точно пришел конец! — согласно, хоть и беззвучно, подумал каждый из четверых. — Хотелось бы только знать, кого он уложит первым?» Теперь все ожидали выстрела, но вместо этого в тишине послышались спокойные твердые шаги, а затем низкий и чуть протяжный голос уроженца северных штатов:

— Эй, парни, да я вижу, кто-то сыграл с вами скверную шутку!

Незнакомец остановился перед Бачо, таращившим в пространство слезящиеся глаза с огромными черными зрачками. Остальные трое спешно прикрыли лица полями своих сомбреро, но этот жест не обманул быстрого внимательного взгляда чужака.

— О, да вы еще и стыдитесь, что попались на такую глупую удочку! — едко усмехнулся он. — Впрочем, вы, наверное, в первый раз подрядились ловить беглых негров, и эти хитрые бестии устроили вашим глазам проверку на зоркость — о-хо-хо!..

И незнакомец звонко и весело расхохотался, хлопнув ладонями по кожаным наколенникам.

— Но вы хорошо смотрелись посреди дороги, — продолжал он, минуя Бачо и приближаясь к остальным. — В жизни не подумал бы, что слепые!.. Еще мгновенье, и я бы разрядил свой кольт во всю вашу четверку, клянусь всеми четырьмя подковами моего верного Торнадо!.. Как раз по штуке на нос — о-хо-хо!

— Чем смеяться, лучше бы проводил нас в Комалу, — проворчал Мигель, — а то попробуй представить себя на нашем месте!

— На первое согласен, а от второго, почтенные сеньоры, увольте, ибо в этом случае я вряд ли смогу быть вам чем-либо полезен! — воскликнул чужак.

— Вы не обижайтесь, сеньор, — сказал Висенте, — как видите, мы действительно попали в переделку, и дело здесь вовсе не в беглых черномазых, просто один из наших вместе со стариком индейцем…

— Короче, мы их потеряли, а сами заблудились, — резко перебил болтуна Годой, — сбились с тропы и в темноте нарвались на заросли молочая, его ведь так легко спутать с обычным столетником…

— Ошибочка вышла, — вздохнул Бачо, — вот я с вами и погорячился с досады!

— Ошибочка, говоришь? — сказал незнакомец, подходя к нему и внимательно вглядываясь в угольно-черные зрачки, зияющие по обеим сторонам переносицы наподобие двух дырок тридцать восьмого калибра. — Боюсь, сок проник уже так глубоко, что местный аптекарь вряд ли сможет что-либо сделать…

— Тогда, может быть, хватит болтать, и вперед! — наперебой затараторили все четверо.

— Да-да, парни, вы правы! Пока у человека остается хоть какой-то шанс, он должен его использовать! — воскликнул незнакомец.

Восклицание прозвучало столь энергично и напористо, что вся четверка вмиг очутилась в седлах, и застоявшиеся на утреннем холодке кони нетерпеливо застучали копытами по плотно утрамбованной дороге.

— Разве я приказал сесть на лошадей? — раздался властный голос. — Сейчас вы должны как можно меньше двигаться, чтобы не возбуждать движение глазных токов! На землю, быстро! Ложись!..

Команда, как ни странно, подействовала, и через мгновение четыре тела неподвижно лежали на обочине дороги, раскинув в стороны руки и ноги. Их затылки покоились на сплющенных тульях сомбреро, а черные зрачки упирались в нежную бездонную голубизну утреннего неба. Шаги незнакомца то удалялись, то приближались, попеременно вселяя то отчаяние, то надежду в сердца несчастных слепцов; порой легкий ветерок обволакивал их чувствительные ноздри тонким ароматом дорогой сигары, вызывавшим мгновенные воспоминания о той жизни, которой, как им порой казалось, им уже не суждено насладиться. Но когда шаги вновь приблизились и высохшие глаза Мигеля, лежащего с самого края, ощутили влажное прикосновение тщательно пережеванной лиственной мякоти, в сердце ослепленного хозяина таверны забрезжил луч надежды. Сперва этот луч был весьма слаб и бледен, но по мере того, как тягучая боль покидала глазные яблоки и сквозь алую мерцающую тьму начинали пробиваться искорки живого света, этот невидимый луч словно впитывал их в себя и, в предвкушении близкого прозрения, рисовал перед внутренним взором слепца ослепительные ледяные вершины, высокой зубчатой стеной ограждавшие пустынную долину от влажных океанских ветров.

Затем снежная белизна далеких вершин сменилась теплой пульсирующей пленкой болотного цвета, а когда ловкие пальцы чужака сняли с глаз Мигеля травяные лепешки, то первым предметом, ясно представившимся его взгляду, была до половины выкуренная сигара, торчавшая из черных усов и сеявшая по ветру перламутровые чешуйки пепла. Чуть выше располагался, как ему и положено, нос с легкой горбинкой и светло-серые глаза, в глубине которых светились холодные озорные искорки. «Такой застрелит и бровью не поведет», — почему-то мелькнуло в мозгу Мигеля.

— Дон Диего де ла Вега к вашим услугам! — представился незнакомец, пристально глядя в глаза Мигеля.

Тот сморгнул, потряс головой и, опираясь на локоть, выставил перед собой жесткую ладонь с короткими крепкими пальцами.

— Мигель Каррера, хозяин таверны «Золотая подкова», — прохрипел он сухой от пыли глоткой.

— Прекрасно, приятель! — воскликнул дон Диего, пожимая протянутую руку. — Раз вышло здесь, может, выйдет и там!

С этими словами он вскочил, отряхнул с колен дорожную пыль и, перешагнув через ноги Мигеля, склонился над лежащим по соседству с ним Бачо, который нервно обкусывал кончики усов, таращась в голубое небо бурыми, как коровий навоз, лепешками на веках.